Мой адрес: 890-26-911-375 [email protected] Людмила Придворова.

Ко мне приходят люди-лица

Хотят со мною поделиться

И каждый говорит такое, что не дает ему покоя….

Как так, из тысячи людей

Вам не нашлось других дверей?

 

Мы с моей женой Татьяной, абсолютно городские жители. Живем в большом городе и очень своею жизнью довольны. Скоро у нас родится первенец, пока еще не знаем, кто это будет девочка или мальчик. Лето в городе это конечно не самый удачный вариант и мы решили, что нам просто необходимо купить где-нибудь небольшой домик, для того что бы жить там все лето. Татьяне вся эта затея будет только на пользу, а моя работа позволяет мне работать хоть на крайнем севере, самое главное, чтобы компьютер был всегда под рукой. Искали мы долго, но наконец-то нашли. Деревня просто как в сказке, домишки, лес, речка, а воздух, а трава…Я когда первый раз приехал смотреть этот дом, никак не мог нарадоваться. В деревеньке проживает двенадцать семей, куры, коровы и всякого добра навалом, так что продовольствием мы обеспечены и до районного центра не далеко. Домик наш не очень большой, но красивый, есть небольшая летняя кухня, но её я решил убрать. Строители немного привели дом в порядок, и я привез Татьяну со всеми её коробками, чашечками и горшочками. В общем не дом, а картинка. А ещё мы взяли с собой нашу собаку, овчарку по кличке Герда. Герда сразу нашла себе место в новом доме, она и не собиралась жить на улице, как мы планировали, судя по всему ей и в доме было не плохо. Мы легли спать, это была наша первая ночь в новом доме. Когда погасили свет, Татьяна прижалась ко мне и загадочно сказала:- А ты не знаешь, кто жил здесь раньше?

- Нет, не знаю, ответил я засыпая. Я устал и уснул очень быстро и Татьяна тоже. Я не понимаю, спал я или нет, но проснулся я от красивой, очень красивой песенки. Тихо, тихо звучала колыбельная, да не простая, а старинная. Я, конечно, не разбираюсь в музыке, но мелодия была такая обворожительная и слова, так сейчас уже не поют. Я очень отчетливо слышал каждое слово. Я боялся пошевелиться, а тем более разбудить Татьяну.

Голос женщина, которая пела эту песню, был молодым и нежным. Я приподнял голову, в вдалеке около окна сидела женщина и качала люльку с ребенком.

В печке трещали дрова. «Какие дрова?» подумал я, на улице лето, мы не топили печку. «Боже, я схожу с ума», подумал я, отвернулся от окна, обнял Татьяну и пытался уснуть.

Женщина пела, как же красиво она пела:

Глебушка, хочешь хлебушка

Ты мой сынушка, ты кровинушка

Глазоньки закрывай, баюшки, баю-бай!

Спи скорей милый, Глебушка

Боженька даст нам хлебушка,

Хлебушка Боже дай

Глазоньки закрывай

Заинька прискакал, сказочку рассказал

Глебушка, спи сынок,

Ласковый мой дружок

Глебушка баю-бай

Глазоньки закрывай

Ты расти мой сынок

Маленький пастушек

Звездочки сосчитай

Баиньки-баю, бай

Глебушка, мой сынок

Маленький пастушек

Ты скорей вырастай

Матушку вспоминай

Баюшки, баю, бай

Матушку вспоминай…..

Я проснулся утром от того, что Герда лижет мне глаза, она хочет гулять и просит меня с ней сходить. Первым делом я глянул в сторону окна, никого нет, ни женщины, ни люльки, ни ребенка. Приснится же такое, подумал я и пошел гулять с собакой. Татьяна проснулась, приготовила нам завтрак. Во время завтрака я спросил её: -Ну, как спалось?

- Ой, замечательно, так спалось, что даже не помню как уснула, да и просыпаться не хотелось, ответила Татьяна.

- А тебе как на новом месте?, спросила она.

- Очень, очень хорошо, сказал я, поцеловал жену и вышел из дома. Больше старался на эту тему не думать. Я решил разобрать летнюю кухню и на её месте построить небольшую баньку. Собака постоянно крутилась возле моих ног, я её отгонял. Бревна разбирались хорошо, вдруг одно бревно неожиданно сорвалось и ударило меня прямо по голове, голова закружилась, все вокруг поплыло и сильно затошнило. Я слышал, как я рухнул на те же самые бревна. Очнулся я от того, что кто-то приводит меня в чувства. Это был мужчина лет сорока, только одет он был как-то чудно, в солдатской форме с медалями на груди с вещевым мешком и автоматом. Почему-то я совсем не удивился ему.

- Ну, что очнулся?,, спросил меня солдат. Голос его был таким приятным, и мне совсем не было страшно.

- А, Вы кто? спросил я, пытаясь приподняться. Голова кружилась.

- Я-то?, удивившись, спросил солдат.

- Я солдат красной армии Глеб Овсянников. Я когда-то жил в этом доме, до войны, ответил он.

- До какой войны?, смущенно и путано спросил я.

- Так до этой, Великой Отечественной войны, ответил солдат.

- Великой Отечественной…, переспросил я, и мне стало еще хуже.

Я жил, когда то в этом доме, погиб я практически в самый день Победы 8 мая 1945 года, в Германии, нарвались на немецких снайперов. Сразу в сердце, вот видишь? и он показал мне отверстие в гимнастерке.

-Погиб?, спросил, я, да! С каждым часом все не легче, я закрыл глаза и пытался успокоиться.

- Вы знаете, Вадим, мне очень, нужна Ваша помощь, я так долго Вас ждал, сказал солдат.

- Откуда Вы меня знаете?», спросил я, пытаясь приподняться.

- Да, так просто знаю и все, ответил он.

Наступила тишина, я уж подумал, что все закончилось.

- Я должен Вам рассказать все с самого начала, сказал он.

- У всего есть свое начало, я должен с самого начала, сказал солдат и я понял, что ничего не кончилось…..

Я лежал на лавке, глаза я не открывал, меня мутило, как после хорошей пьянки, руки я положил на груди и думал только об одном, когда же это все закончится.

- Ну вот и хорошо, вот так и отдохните, а я пока расскажу,, и он начал рассказывать.

Вот мои первые детские воспоминания. Мама гладит меня по голове и поет песню, ту самую колыбельную песню, которую я слышу всю жизнь, как только закрываю глаза. Мамины руки такие нежные и пахнут хлебом. Мама наклоняется ко мне, целует меня и поет. «Глебушка, хочешь хлебушка….»

- Да, я слышал эту песенку сегодня ночью, это была та самая песня, подумал я.

- Почему, я так мало помню из детства, почему?, продолжал разговаривать сам собой солдат. У нас была большая семья, только из мужчин только я и отец. Отец всегда брал меня на руки, подбрасывал к верху и говорил «Смотрите, какой богатырь у нас растет!» У меня было четыре старших сестры: Настасья, Мария, Дарья, Прасковья, они меня очень любили и всегда баловали, работай сильно, не нагружали, а если провинюсь, бранили редко. Еще я очень хорошо помню стол, наш обеденный стол, он был большой и дубовый и очень, очень широкий. В столе были вырезаны, специальные ямки именно в них мать наливала еду, а все что оставалось, мы с сестрами выскребали хлебом. Еще я помню, что очень любил играть на столе яблоками. Яблоко катилось по столу и закатывалось к кому-нибудь, а я сидел и смотрел. В тот день, мы с друзьями моими Митькой и Колькой были в поле. На спор я пообещал, что смогу съесть целую горсть шариков полыни и ни «заморщусь». Говорил, что так делал тысячу раз. Вот час моей расплаты и настал. Они насобирали полыни, и я засунул её к себе в рот и начал пережевывать. Ты даже не представляешь, какой это был ужасный вкус. Спор наш так и не успел закончиться, бабы с поля сбились в кучу, взгляд их был обращен на дорогу. Пацаны, побежали к бабам, посмотреть, что же там такое они увидели. Я начал отплевываться от полыни, но горечь во рту не переставала, хотелось пить, и слюни текли как у коровы. Чуть погодя я прибежал к маме и сестрам и вот что я увидел. По дороге ехал целый обоз, но телеги были пустые, возле каждой телеги шло по два солдата с винтовкой. Над телегами весели красные тряпки, и на этих тряпках было что-то написано. Мы с друзьями побежали за ними, так мы бежали до самой деревни. В деревни все телеги разъехались по дворам. Я увидел, что одна из телег повернула в сторону батиной мельницы. Когда я прибежал к мельнице я увидел такую картину. Дядя Сема, дядя Игнат и Колька- одноглазый выносят из мельницы мешки и складывают их на телегу. Один солдат подгоняет их, а другой навел на них ружье и молчит. Вдруг в нутрии начало что-то происходить, я наглым образом ворвался вовнутрь. Дядя Семен, выносил мешок и зацепился за доски, мешок разорвался, и зерно начало высыпаться на землю. К нему подбежал солдат и что то, сказал ему на ухо. Дядя Семен встал, выпрямился и сказал очень громко:

- Это я вредитель, это я народное добро.., да это мое добро..» Он не успел договорить и получил прикладом прямо в лицо. Он лежал возле разорванного мешка, а все остальные продолжали носить. Я не понимал тогда, почему мой отец, такой сильный и смелый не может заступиться за дядю Семена. Отец увидел меня и тихо сказал:

- Глебушка, ступай, посмотри, что там мать с сестрами делают, ступай.

Отец и двое солдат пошли к амбару, отец начал говорить, что там только семена на посадку и получил прикладом по спине. Вдруг с нашего двора раздался душераздирающий крик. Отец, было, хотел кинуться к матери, но получил второй удар и упал. Он упал недалеко от меня, сильный, большой мужик упал как мешок тихо и беззвучно. Я бежал, что было мочи, прибежав во двор, я никого не увидел, ни сестер, ни матери.. Я вбежал в сарай, там тоже никого и ничего. В сарае не было ни коровы, ни свиней. Сено было разбросано по всему сараю, вдруг я наступил, на что то, я глянул под ноги, а там валялись мамины бусики, они рассыпались по полу и капли крови по всему полу. Я не знаю, почему я словно кошка прыгнул в угол, зарылся в сено и замер, мне кажется, что я даже перестал дышать. Не знаю, сколько прошло времени, в сарай влетел отец, за ним словно очумелые два солдата, один из них держался рукой за глаз. Отец громким голосом крикнул маму, она не отзывалась, вдруг он кинулся разгребать сено. Я ничего не виде, а только слышал. Отец заорал нечеловеческим голосом, от этого я зарылся еще сильнее.

- За что её, изверги, за что? Кричал отец. Я немного высунул голову и увидел, как отец схватил вилы и быстрым движением кинулся к солдатам. Раздался выстрел, я зарылся к самому полу и перестал дышать. Судя по голосам, в сарай вбежал еще кто-то.

- Вы что с ума по сходили, что ли? Что у Вас здесь вообще происходит, спросил голос.

Один с бабой связался, силы свои не рассчитал, а вы чего здесь самосуд устроили.

-Так это!, начал другой голос.

- Он нас порешить, хотел, с вилами кинулся, кто ж знал, что это его баба была, сказал кто-то.

- Мы с Вами, еще разберемся в городе, гневно ответил первый голос.

Те солдаты, которые стояли в сарае начали разговор, я потихоньку начал высовывать голову. Один солдат, который был постарше сказал:

- Ты, что Федор, с цепи сегодня сорвался. С сожалением произнес солдат.

- А чего они тут жируют, везде голод, а у них тут тишь, да благодать, кончать таких надо, да и вообще от Федора лютого еще никто не уходил».

- Посмотри Егорыч, эта собака мне чуть глаз не выбила, смотри, так долбанул, теперь шрам на всю жизнь останется, вся бровь разбита.

-Да свое они, кровное защищают, видишь из последних сил, сказал другой солдат, наклонился к отцу и закрыл ему глаза.

- Вот тебе и продразверстка, из-за таких как ты Федор, народ новую власть ненавидит. За что ты их так, в чем они перед тобой так провинились? Разве можно так с людьми то, а?

-Ладно, пора ехать», с казал солдат и они закрыли в сарае дверь.

Так я узнал, что такое ПРОДРАЗВЕРСТКА.

В сарае был лаз, он выходил прямиком к лесу, немного подумав, я убежал в лес. Из лесу я видел, как уходит обратно обоз наполненный мешками и разной живности. Что там осталось в деревне я не знаю, страх пронизывал меня до самых костей, а во рту вкус полыни… Я бежал в деревню «Глуховку», там жил брат моего отца дядя Максим. Рассказал, я им все как было, как приходила к нам ПРОДРАЗВЕРСТКА, и что случилось в сарае. Дядька мой с теткой были бездетные и меня приняли с большой охотой, через неделю они привезли моих сестер из деревни и мы зажили уже совсем другой жизнь. Шли годы, мои детские воспоминания по не многу улеглись, тетка с дядькой меня очень любили и дали мне в этой жизни все что смогли. Девки все по выходили замуж, да и я честно говоря не отставал от них, женился очень рано на дочери Николая Зворыгина. Елена родила мне сына, и мы назвали его, так же как и меня, Глебушка. Я научил Елену петь ту самую колыбельную, которую пела мне моя мама. Хорошая, из Елены получилась мать, добрая и нежная. Долгими зимними вечерами, я слушал, как она поет, и по моим щекам катились слезы. Весной 1941 года, мы перевозили хлеб через реку по льду, под последними санями лед треснул, надломился и я провалился под лед вместе с санями, мешками и лошадьми. Все смешалось, люди, лошади, мешки. Очнулся я в районной больнице, ноги и правая рука были как не живые. Правую руку я почти не чувствовал, она даже не сгибалась. Так я хромый и с больной рукой вернулся в деревню. Для деревенской жизни стал я человек бесполезный - обуза. Единственное, что я мог делать, так это пасти коров. А ведь раньше я мог такие свистульки делать….Началась война, всех мужиков забрали на фронт, а я остался. Немцы захватывали деревню за деревней. В нашем лесу расположился партизанский отряд, я хотел было к ним податься, но товарищ Егоров, сказал, что я больше пользы принесу, если останусь в деревне.

Мы разработали четкий план действий, как будем держать связь, кто будет приносить необходимые продукты и т.д. единственное, но, о нашей договоренности, никто не должен был знать, даже моя жена. Рано утром в деревню вошли немцы, вместе с немцами пришли палицаи, это наши русские люди которые переметнулись на их сторону. Утром всех собрали у церкви, из мужиков был только я и дед Кузьма, он был такой старый, что уже не понимал, что происходит. Меня привели в дом, где расположились офицеры. Били меня не долго, после чего один из немцев, что-то начал мне говорить. Вдруг ко мне подошел другой человек и уже на русском языке, объяснил мне, что сотрудничать с ними моя прямая обязанность, в противном случае, мою семью просто расстреляют. Они говорили со мной так, что у меня сложилось такое мнение, что они решили, что я больной не только физически, но и душевно. Наверное, взгляд мой был такой обезумевший, что мало я был похож на нормального человека. Вдруг, этот человек, который разговаривал со мной, нагнулся ко мне и я смог разглядеть его очень близко. Лицо его было мерзким и наглым, а одна бровь сильно рассечена и делает его еще страшнее.

- И запомни, хлопчик, сказал с ухмылкой он.

- От Федора Лютого, еще никто не уходил!

Голова моя закружилась, в горле я почувствовал сильный вкус полыни… Меня опять били, а я все время думал, что не может мне быть такой удачи в жизни. Я не мог поверить своей удачи. Вечером того же дня я рассказал партизанам, про Лютого, и про все его предыдущие дела. Я попросил разрешения у Егорова, согласиться сотрудничать с немцами. Я согласился сотрудничать с ними, особого толку от меня не было, нога волочилась, рука вообще висела как пакля. На самом деле нога у меня уже практически не болела, так иногда ныла ночами, но я должен был изображать больного. Особой помощи от меня немцам не было, так помогал по хозяйству и сторожил, приносил самогон и продукты из деревни. Наши отношения с Еленой с каждым днем становились все хуже и хуже. Единственное, что я мог ей сказать:

- Еленушка, верь мне, придет время и я тебе обязательно все объясню.

Но Елена ничего не хотела слушать. Мне не хочется пересказывать, сколько призрения и ненависти я испытал за это время со стороны окружающих меня людей. Но не мог я иначе, не мог! Каждый день я жил с мыслью о том, что каждый день я и отряд Егорова, мы все вместе приближаем нашу победу. Я жил с мыслью о том, что настанет час, и я обязательно поквитаюсь с Лютым. Я жил с мыслью о том, что я отомщу не только за свою семью, но и за всех кому сейчас плохо.

Был вечер, я шел домой, в доме моем почему-то не горел свет, я сразу понял, что что-то случилось. Я зашел в дом, в доме никого не было, ни Елены, ни Глебушки. А на столе лежала записка.

«Дорогой Глеб, я не знаю, что ты задумал, но играть в эти игры мы с сыном не будем. Мне и так стыдно смотреть людям в глаза, и мне даже не хочется пересказывать тебе какими, словами они называют меня и твоего сына. Я убегаю от позора и буду бежать так далеко, где никто нас с Глебушкой не знает. Не ищи нас, Бог тебя храни.» Елена и Глеб.

Я читал эту записку и не верил своим глазам, я даже не мог плакать, двоякое чувство меня одолевало, чувство обиды и боли за все происходящее и в то же время чувство свободы и облегчения. Я постоянно думал, что теперь будет с ними, как и где они будут жить. Все это время я жил как собака, я не варил еду, не убирался в доме, вечерами я пил и все время думал о том, когда же я смогу покончить с этими погаными людьми. И вот этот день настал. Однажды убирая кабинеты я услышал, что в среду всех молодых людей и детей будут организовывать на вывоз для работы в Германии. Что уже очень скоро, прибудет состав с пустыми вагонами. Действовать нужно было очень быстро, я сообщил обо всем товарищу Егорову. Моя задача была выводить людей из деревни в лес. Реакция людей была разная, люди смотрели на меня и говорили:

- Да не мог ты Глеб переметнуться к фашистам, этаж сразу было понятно, не такой ты человек, что бы Родину предать!

А другие говорили: - А вдруг, в лесу фашисты и все это просто обман?, но все собирались быстро, через какое-то время в деревне уже никого не осталось. Я отвел последнюю группу стариков в лес и возвращался в деревню. Я надеялся на то, что если я погибну, кто-нибудь их этих людей расскажет правду Елене и Глебу. Отряд Егорова должен был выступить на рассвете, пока немцы еще спали.

Предчувствие чего- то великого и многозначительного обуяло мною. Вдруг все мои мысли, куда - то улетели и я почувствовал пронзительную боль в области головы. Я очнулся в каком-то доме, а передо мной стоял Лютый.

- Ну что, гнида, думал ты умнее всех?, спросил он.

- Да, я давно тебя вычислил, вот и пробил твой час!», он наклонился ко мне. Наступил мне на левую руку, и приставил нож к горлу.

Какое-то непонятное ощущение после дара было в моем теле, все это время я пытался его распознать. Неожиданно я начал ощущать свою правую руку, мне казалось, что «мурашки» бегают по ней, она немного затекла, но чувствительность в ней появилась. Я никак не мог в это поверить. Все происходило как в тумане, я как зверь вцепился в его руку, перехватил нож и одним движением бросил его под себя. Вот и настал тот момент, которого я ждал всю жизнь. Я наклонился к нему и спросил:

- Ну что Федя, помнишь в 1920 году, маленькую деревеньку, неподалеку отсюда, когда ты в одном сарае убил и мать и отца на глазах у ребенка?

Федор был в замешательстве и вдруг произнес:

-Не было никого, не было, мальца, то рядом, не было, брешешь все!

- Не было, говоришь? - сказал, Я.

- Так вот полюбуйся, вот он, Я, нашелся

Глаза у Федора были как у побитого щенка, удивление его было таким сильным, что он практически перестал, сопротивляется.Я так долго ждал этого момента, очень сильно был им разочарован. Передо мной сидел, бедный, забитый и несчастный человек, который обливался слезами и молил меня о пощаде. Все во мне перевернулось, куда делась та злость и обида, что все эти годы помогала мне жить с мыслью о расправе. Я растерялся, что делать. Неожиданный удар вернул меня с небес на землю. Завязалась драка, нож был у меня, он пытался его перехватить. Что произошло потом, было как в тумане, я ударил его, он начал медленно падать и держаться за грудь.

- Надо было тебя, еще тогда…., сказал он и упал на пол, как бревно. Через несколько минут, начали раздаваться выстрелы. Завязался бой, это отряд Егорова входил в деревню. Чувствовал я себя хорошо, не было больше в моем сердце обиды и злости, рука полностью восстановилась и я чувствовал себя родившемся заново. С отрядом Егорова мы воевали еще 2 года, затем нас объединили со штурмовой инженерно-саперной бригадой. С ними мы дошли до самого Берлина под командованием генерала Гашева Льва Семеновича. Я постоянно думал Елене и о нашем сыне, я мечтал, что найду их и все им расскажу. Но получилось иначе.Вот я и пришел к тебе Вадим, помоги мне, нет мне покоя не на небе не в земле. Расскажи моему сыну, Глебушке, о том, что лейтенант Глеб Овсяников погиб героем защищая свои Родину, о том что у меня несколько боевых наград и о том, что я их с матерью очень сильно люблю. Ты знаешь это очень страшно, когда из ныне живущих, о тебе никто не вспоминает. Пока жива была старуха Глущенко, она единственная обо мне и помнила и детям своим и внукам рассказывала, что если бы не Глеб Овсянников не было бы сейчас их на свете и деревни нашей Глуховки в помине.

- Очень мне обидно, что самые близкие люди стерли память обо мне с лица земли….

- Что значит, стерли?, спросил я, не открывая глаз.

- Под Берлином есть братская могила, вот там я и лежу, сообщи об этом моему, сыну -сказал, солдат.

-Пообещай мне, Вадим, что обязательно об этом ему расскажешь!, повторил он

- Хорошо, расскажу, сказал я и присел.

- А, где мне его найти?

-Придет время, он сам тебя найдет, ответил солдат.

- А я тебя за это отблагодарю, сказал он и кинулся смотреть чего-то под крышей. Он достал сверток, там лежала деревянная свистулька и маленькая иконка Божьей Матери с младенцем на руках. Он отдал это все мне, я еле сидел, глазам было больно смотреть, слегка подташнивало. Я держал подарки в руках, а солдат был таким веселым и счастливы. Он похлопал меня по плечу и сказал:

-Эту свистульку я сам сделал, пусть сынок твой свистит на здоровье.

- Сынок?, спросил я, да, мы еще не знаем кто у нас будет, подумал я. Свистулька упала, я было полез её поднимать, поднял, а солдата уже и нет. Так и остался я сидеть, в летней кухне, в руках были свистулька и икона. У меня было такое ощущение, что из меня все силы кто-то выпил. Вдруг я услышал голос Татьяны.

- А вот ты где, а я тебя кричу, кричу, обед уже готов, пойдем кушать, строитель, с усмешкой сказала она.

- А что это у тебя в руках?, спросила Татьяна и забрала, это все из моих рук.

- Это, я здесь нашел, когда разбирал, ответил ей Я.

- Боже, какая красота!, говорила Татьяна, любуясь, находками.

-А вот эту птичку, мы повесим у кровати, уж очень она красивая, а икону я приберу, какая же красота…Татьяна начала дуть в свистульку и на улице поднялся сильный веетер.Мы пошли в дом, пообедали и хотели выпить чаю, как вдруг залаяла собака и начала на кого-то кидаться. Я испугался, в последнее время, я стал таким впечатлительным. Мы с Татьяной вышли во двор, за калиткой стоял молодой человек и пожилой мужчина.Они представились:

- Меня зовут Сергей Иванович Никитин, я профессор исторического факультета, мы собираем по всей земле Русской пестушки, потекши, колыбельные, а это мой помощник Петр. Мы пригласили их в дом, напоили чаем и разговорились. Татьяна спела им колыбельную песенку, которую пела ей бабушка, профессор все это записал. Я сказал, что тоже знаю песенку колыбельную и попытался напеть ту, которую услышал сегодня ночью. Я спел только несколько строк: Глебушка, хочешь хлебушка, ты мой сыночка….Как вдруг профессору стало плохо, он уронил свои очки и все, что было рядом с ним со стола. Мы очень испугались, мы принесли воды и положили его на кровать. Через какое-то время профессор пришел в себя. Он был бледным и казался очень напуганным, повернув голову к стене он увидел свистульку, которую Таня повесила, только что, он потрогал её и пулей выбежал во двор, мы все переглянулись. Петр сказал, что профессор очень устал, сегодня целый день он не в себе, то ему душно, то холодно. Я пошел искать профессора, он сидел на земле возле летней кухни, там где когда-то давно висела детские качели.

- Что-то мне совсем, сегодня худо, сказал профессор, расстегивая рубашку.

-А, Вы откуда знаете эту колыбельную и свистулька у Вас такая необычная, где взяли, сейчас такие уже не делают, спросил он, глотая слюни. Колыбельную я услышал в этом доме, сегодня ночью, её пела какая-то женщина и качала в люльке своего малыша. Профессор поглядел на меня и перекрестился, а свистулька это подарок. Мне его подарил мой один хороший знакомый…

- А, Вы случаем не знаете, кому раньше принадлежал этот дом?, продолжал профессор.

- Да, как же не знаем, знаем, этот дом принадлежал герою Советского Союза, лейтенанту Глебу Овсянникову. Он героически спасал деревню «Глуховку» от фашистов и продолжал свой путь, дошел до Берлина и погиб в сам днем Победы 8 Мая, они нарвались на снайперов. Его похоронили в братской могиле…, продолжал я, как вдруг профессор поднес кулак к своему рту, как будто хотел укусить его и очень сильно заплакал. Я ничего не понимал, как этот взрослый мужик может так подетски плакать, а самое главное я не понимал, почему это все происходит. Я пошел за водой, когда я принес воду, он продолжал плакать. Вдруг он сказал:

- А, я думал, это дом предателя, говорят во время войны здесь жил предатель, он сотрудничал с фашистами, говорил профессор.

- Да, кто это Вам такое мог сказать, гневно спросил Я.

-А ну, выкладывайте, что вы знаете про хозяина этого, дома и какое отношение к нему имеете?, сказал я.

Профессор продолжал вытирать слезы и рассказывать:

- Это дом моей матери, Овсянниковой Елены.

-Так Вы второй сын Елены, спросил я.

- Нет, я единственный сын Елены, ответил он и начал рассказывать мне свою грустную историю.

Мы жили в этом доме, Мама, папа и Я. Потом началась война, и отец почему-то стал работать у немцев, убирать, выносить мусор, мыть машины, сторожить, мне не приятно об этом говорит. И мы с мамой ушли от него, шли мы очень долго и в дороге с нами происходили страшные вещи. Однажды мы попали под бомбежку, снами вместе убегала еще одна семья, мы с ними подружились. В этот день снаряд попал прямо в нашу телегу, все кто был рядом, кроме нас с мамой погибли. Мама вытащила у них документы и с тех пор мы стали носить фамилию Никитины. Я стал Сергеем Ивановичем Никитиным, а мама Ольгой Андреевной Никитиной. Это была самая страшная тайна, которую я храню всю свою жизнь. Всю свою жизнь я пытаюсь забыть, что я сын предателя и мама всю жизнь боялась, что кто-нибудь узнает нашу тайну. Замуж она вышла сразу же после войны, и мы никогда об отце не говорили. Мой отчим оказался очень хорошим человеком, он преподавал в институте и меня к наукам приучил. Мать умерла уже очень, давно и с тех пор я пытался узнать о себе, настоящем как можно больше. Сегодня, когда я услышал эту колыбельную и увидел свистульку у Вас над кроватью, я понял, что убежать от себя невозможно.

- Спасибо, Вам огромное, Вы даже не представляете, что Вы для меня сделали, сказал профессор и начал вставать с земли.

- Я обязательно съезжу на могилу своего отца, попрошу у него прощение, за все, что мы натворили…

Профессор встал, похлопал меня по плечу точно так же, как это делал его отец и быстрым шагом пошел собирать вещи. Петр бежал за ним, ничего не понимая. Уже уходя профессор сказал: - Спасибо, Вам от всей семьи Овсянниковых, Вы даже не представляете сколько нас, у меня же три сына и шесть внуков, Господи и мы такие счастливые…. Профессор шел быстрым шагом, одевая на ходу свои вещи, за ним быстрым шагом шел Петр. Татьяна, сказала:- Странный, какой-то этот профессор, а что ты там за песенку такую пел? Мы сели с Татьяной на крыльцо, я обнял её, вечер был таким прекрасным и теплым. Рядом сидела собака и умными глазами смотрела на нас.

- Ну спой, пожалуйста, спой, а?, просила Татьяна.

- Знаешь, а мне очень понравилось это имя Глебушка», сказала она и побежала куда-то в дом, вернулась очень быстро, в руках у неё была свистулька, она рассматривала её, а я начал потихоньку петь, обнимая жену и прижимая её к себе. Эта песня такая красивая и завораживающая, в ней есть, что- то такое, что заставляет меня думать о вечности:

«Глебушка, хочешь хлебушка,Ты мой сынушка, ты кровинушка,Глазоньки закрывай, баюшки, баю-бай!

Мой адрес: 890-26-911-375 [email protected] Людмила Придворова.

О