Истоки фрязи: Запад или Восток?

Симон Ушаков одним из первых стал подписывать и датировать свои произведения, иногда сообщая интересные сведения о себе. Лучшие его иконы написаны для московской церкви Грузинской Богоматери в Китай-городе по заказу богатых купцов Никитниковых, для московских и подмосковных монастырей (Троице-Сергиева, Новодевичьего, Донского) и церквей. Его произведения украшали храмы и дворцы Кремля.

Есть сведения, что Симон Ушаков состоял в родстве со святителем Иларионом, митрополитом Суздальским († 1707), причисленным Русской Православной Церковью к лику святых. Приезжая в Москву, митрополит Иларион останавливался в доме Симона. Владыка заботился о церковном благолепии, покровительствовал церковному пению, зодчеству и живописи. В этом ему способствовал даровитый родственник, умевший соединить с благочестивыми преданиями старины то прекрасное, что доходило в его мастерскую с Запада и греческого Востока. Каменная церковь во Флорищевой пустыни также была украшена несколькими иконами, написанными самим Симоном Ушаковым.

Самое раннее датированное произведение Симона Ушакова — икона "Богоматерь Владимирская" (Третьяковская галерея), написанная в 1652 г. Это копия иконы Владимирской Божией Матери XII в., находившейся в Успенском соборе Московского Кремля. Из ранних икон Симона Ушакова наиболее известна икона "Великий Архиерей" (голова Спасителя в архиерейской митре) 1657 г. из церкви Грузинской Богоматери.

К 1658 г. относится другая икона из той же церкви — "Спас Нерукотворный". Внизу иконы надпись: "Писал государев иконописец в лето 7166, Симон Фёдоров Ушаков". Впоследствии Ушаков не раз повторял эту композицию. Живописной разработке ликов он уделял особое внимание. Весьма характерно его пристрастие к теме "Спаса Нерукотворного", где вся художественная задача сводится к писанию лика. Выдвижение на первый план "проблемы лика" неслучайно. Оно знаменовало пробуждение интереса к реальному человеку, говорило о желании изографов индивидуализировать образы религиозной живописи.

Для древнерусской иконописи изображение Нерукотворного Спаса не было традиционным. По преданию, Св. Убрус — полотно, на котором запечатлелся лик Спасителя, в 1204 г. попал к крестоносцам при взятии Константинополя, и корабль, перевозивший его в числе прочих реликвий в Венецию, затонул в Мраморном море. Но впоследствии на Западе появилось мнение, что подлинный Нерукотворный Образ находится в Риме в церкви св. Сильвестра.

Со временем в странах Европы появилось множество копий, прорисей и гравюр этого образа; проникли они и в Россию, где с ними, несомненно, познакомился и Симон Ушаков. Поэтому некоторые исследователи усматривали прямое влияние Запада в его "Нерукотворных Образах", заявляя, что они якобы написаны "на голландский манер" (см. например: Ровинский Д. А. Обозрение иконописи в России по XVII в. СПб., 1903). Другие исследователи справедливо ставили под сомнение это предположение. Где же источник элементов "фрязи", имеющихся в творчестве Симона Ушакова?

Не следует упускать из вида, что при Патриархе Никоне усиливалось не только западное, но и греческое влияние, и это также не могло не отразиться на творчестве Симона Ушакова, близкого, в качестве "царского изографа", к высшим сферам церковной и государственной власти. Греческие иконописцы, в свою очередь, уже давно были подвержены западному влиянию, и, как писал один из отечественных исследователей, В. Н. Нечаев, "как в деле церковной реформы Патриарх Никон, действуя во имя старины, кончил переносом новейших греческих порядков, так и в деле искусства, грозя сожжением “фряжских” икон, запирая против них двери с Запада, он широко открывал окна с греческой стороны, а оттуда приходила

в значительной мере та же “фрязь”, и она уже не сжигалась, так как была не сомнительна в своём правоверии". "На Ушакова влияла греческая фрязь, которая веком раньше, с наследственной талантливостью успела усвоить западную помощь для поддержания национального искусства", — писал профессор В. Н. Щепкин. Заметим, что на иконах Нерукотворного Образа Симон Ушаков не делал надписей по-русски, как это практиковали другие изографы, а писал обычно по-гречески: "То агион мандилион". На других иконах Ушакова тоже часто встречаются надписи по-гречески.

Имеются свидетельства того, что Симону Ушакову приходилось часто иметь дело с памятниками греческого искусства. Он списывал привезённую в Россию копию иконы Иверской Божией Матери, его ученики писали Страстную икону Божией Матери, сам он дважды писал икону Божией Матери Киккской — новый для Руси образ, пришедший с острова Кипр и широко распространённый на греческом Востоке. В ряде позднегреческих, и в частности итало-греческих, икон можно встретить черты, характерные для письма Ушакова. Приёмы живописи, чисто "ушаковские" черты некоторых греческих образов ясно показывают, где следует искать прототип "Спасов" Симона Ушакова и его творческого метода.

Пример Нерукотворного Образа показывает, что Симон Ушаков творчески переплавил западное ("фряжское") и восточное (греческое) влияние, не выходя при этом из рамок православных традиций. Это было не слепое копирование, а отбор всего интересного и полезного с точки зрения русского художника-иконописца. И прав был академик Н. П. Кондаков, назвавший ушаковскую икону "Спас Нерукотворный" перлом русской иконописи. "Никакие попытки русских художников оживить традиционный лик Спасителя силами и средствами новой живописи не представляют равного успеха, — отмечал он. — В данном случае несомненная живописная красота этого лика является тем более замечательной, чем менее отступлений от собственной иконописи позволил себе наш знаменитый иконописец".

Гравёр и рисовальщик

Как бы то ни было, в иконах Ушакова западное влияние прослеживается лишь в незначительной мере. Так, в "Троице Ветхозаветной", выполненной по заказу греческого купца (Русский музей, Санкт-Петербург), представляет интерес задний план с портиком итальянского типа, изображённым в правильной линейной перспективе. Этот портик взят с картины Паоло Веронезе, которую Ушаков знал по гравюре.

Сам он был известен не только как иконописец, но и как гравёр и рисовальщик, с рисунков которого делали гравюры другие мастера второй половины XVII в. Именно в гравюрах и рисунках Симон Ушаков в полной мере мог использовать то лучшее из западных образцов, что к этому времени было известно мастерам Оружейной палаты. Одним из таких источников вдохновения для русских художников служили тогда иллюстрации-гравюры Амстердамской Библии Пискатора. Наши мастера свободно перерабатывали их в соответствии с отечественными традициями и собственным художественным вкусом.

Первые "латинские и лютеровы образа" появились в Москве ещё в XVI в., вызвав недовольство в консервативно настроенных кругах Церкви и общества. "В XVII в. всё сильнее и сильнее обнаруживалось в русском искусстве влияние западное и западных печатных рисунков; эти куншты (kunst) размножились до того, что и теперь нередко можно встретить какой-нибудь немецкий Травник или голландскую Библию XVI или XVII столетий с русскими подписями времён царя Алексея Михайловича", — писал во второй половине XIX в. известный исследователь Ф. И. Буслаев.

В 1667 г. Ушаков создал свою знаменитую гравюру "Семь смертных грехов". Он изобразил фигуру мужчины-грешника, который осёдлан диаволом и тащит на себе корзины с аллегорическими изображениями семи грехов. Удалось установить, что эта ушаковская гравюра представляет собой свободную творческую переработку иллюстрации из "Духовных упражнений" ("Exercitia Spirituala") св. Игнатия Лойолы — книги, известной Ушакову в её нидерландском издании. На гравюре Ушакова опущен пейзаж, всё изображение повёрнуто в другую сторону.

Рисунки и гравюры Симона Ушакова характеризуют его как вполне самостоятельного художника, хорошо знакомого с западными образцами живописи и графики.

"Польская линия"

Западные идеи, озарившие новым, до тех пор неведомым светом скромную мастерскую русского живописца, проникали в Россию в XVII в. через Польшу и Литву. В 1655 г. Ушаков был в Смоленске вместе с известным иконописцем Степаном Резановым. Вскоре после этого, быть может, по протекции Симона, русскому царю "бил челом" польский шляхтич Станислав Лопуцкий, родом из Смоленска, прося определить его в Оружейную палату. Он был зачислен на службу и вместе с другими мастерами под наблюдением Ушакова расписывал религиозными сюжетами знамёна "по камкам и тафтам".

В Оружейной палате был ещё талантливый поляк Василий Познанский, поступивший сюда мальчиком и писавший

в западноевропейском стиле. В документах упоминаются и работавшие под руководством Симона Ушакова поляки Киприан Умбрановский, Иван Мировский, Семён Лисицкий, Леонтий Кисляковский, Григорий Одольский.

Нельзя не упомянуть и о совместной деятельности Симона Ушакова и Симеона Полоцкого (1629–1680), известного церковного деятеля, родом из Белоруссии, обогатившего московскую книжность сокровищами знаний, почерпнутыми им из западных источников, в том числе и польских. Симеон Полоцкий завёл в Кремле типографию, где печатал свои книги при участии Симона Ушакова, делавшего рисунки для гравюр на меди. За образцы он тоже часто брал гравюры из польских изданий.

По плодам узнаете их

Симон Ушаков скончался в 1686 г., состоя на службе в Оружейной палате. Он много потрудился на благо Русской Православной Церкви, и плоды его трудничества ныне известны всему просвещённому миру.

Выдающийся художник-иконописец, Симон Ушаков оказал огромное влияние на современную ему школу русской иконописи, соединив в своём творчестве традиционные элементы древнерусской иконописи с зарождавшимися в то время в России элементами общеевропейского искусства. Творчество Ушакова — совершенно особый сплав русской иконописи с "фрязью", то есть западноевропейским церковным искусством XVII в. По словам русского искусствоведа Игоря Грабаря, "влияние Ушакова на судьбу русской иконописи так велико, что мы вправе называть вторую половину XVII в. и даже часть XVIII в. — эпохой С. Ушакова. Ушаков был гением, возродившим упавшую было иконопись, не давшим ей заблудиться в беспорядочном хаосе западных форм и идей, бережно лелеявшим её исконный, русский лик, который она сохранила под его кистью, невзирая на всю свою “фрязь”".

Разногласия в оценке творчества Симона Ушакова связаны с разницей во взглядах на древнерусское искусство в целом. Если идеалом и целью его развития считалось сближение с западноевропейским искусством, XVII в. представлялся временем наивысшего расцвета, а Симон Ушаков — его вершиной; если же признавалась самоценность русской иконы и пристрастия передвигались в глубь времён, к XV в., — дифирамбы С. Ушакову сменялись его уничижением. Между тем незначительные "европейские" нововведения в иконописном творчестве Симона Ушакова покоятся на прочной основе, освящённой веками традиции византийско-русского искусства. Черты европейского реализма в его иконах проявляются в более правильном рисунке лиц, рук, складок, в некоторых архитектурных формах заднего плана, с соблюдением элементарной перспективы, но все эти новшества — второстепенны по объёму и значению и сохраняются в рамках старой, строгой иконописной схемы.

Симон Ушаков освободил русскую иконопись от застоя, дал ей возможность развиваться на чисто национальной основе. Он первый сделал попытку сблизить иконопись с живописью, посмотрел на иконопись как на искусство. Если царствование Алексея Михайловича в значительной степени подготовило реформы Петра I, то в области церковного искусства подготовителем реформ был Симон Ушаков, выявивший задачу русской иконописи. Он воспитал плеяду талантливых художников-иконописцев, которые своим творчеством разнесли славу русского церковного искусства далеко за пределы России.

Симон Ушаков служил искусству и видел в этом служение Церкви. Он приносил на её алтарь плоды своих талантов — по собственному его выражению, сохранившемуся в надписях на некоторых из его икон.