Откуда есть и пошла Москва и Московия 17 страница

Но случился величайший исторический парадокс: московиты, возникнув на базе народа Моксель, пробыв сотни лет в татаро-монгольском государстве, поглотив в свой состав множество финно-мордовских племен, заимствовав золотоордынский стиль «государственности», очень настырно открещиваются от своих древних мордово-финских и татарских корней, почему-то цепляясь за славянские. Им даже не приходило в голову: Рюриковичи никогда не являлись носителями славянства и не могли, придя в финские и татарские земли, принести с собою славянство. Позабыли великороссы и тот факт, что род Рюриковичей давным-давно вымер, унеся с собою в могилу, так званную «дедичевую» связь Киевской Руси с Московией. А доставшиеся Московии в наследство от Великой Орды славянские цитадели Новгород и Псков были московитами и татарами вместе с историческими корнями вырублены и уничтожены вчистую.

А теперь, уважаемый читатель, когда мы с тобой изучили исторический фон конца XV начала XVI века, когда мы увидели «великое братание» двух возвысившихся Улусов Орды, давай поглядим, как же так случилось, что именно в то время зародилась идея возвеличения Московии, как «Третьего Рима», то есть, возникла идея о Московском Царстве.

В 1467 году умерла первая жена Ивана III. И овдовевшему Ивану «божьи отцы» Русской церкви стали настойчиво советовать поискать жену подальше от Московии, да поважнее Тверской княжны, каковой была первая жена.

«Иван III, одолев в себе религиозную брезгливость, выписал царевну из Италии и женился на ней в 1472 г. Эта царевна, известная тогда в Европе своей редкой полнотой (толстуха. — В.Б.), привезла в Москву очень тонкий ум и получила здесь весьма важное значение».[250]

Женщиной, попытавшейся вдохнуть в московскую верхушку власти новый менталитет, стала Софья Фоминична Палеолог, племянница последнего византийского императора, жившая до замужества в Риме. Именно Софья, видавшая великолепие европейских городов того времени, познавшая культуру Европы, имея передовое по тем временам образование, была потрясена величайшей пропастью, которая существовала между странами Европы и Московией того времени. Софья предполагала стать женою самостоятельного Московского владельца, а прибыв в Московию, стала женою «татарского данника» и была поселена в деревянном срубе, так называемых «хоромах».

«В Москве ей едва ли нравилась простота обстановки и бесцеремонность отношений при дворе, где самому Ивану III приходилось выслушивать, по выражению его внука «многие поносные и укоризненные слова» от строптивых бояр».[251]

Посланник Германского императора барон Герберштейн, два раза приезжавший в Москву при Ивановом преемнике, хорошо познавший Московию и ее нравы, будучи внимательным и наблюдательным человеком, «…замечает о Софье в своих записках, что это была женщина необыкновенно хитрая, имевшая большое влияние на великого князя, который по ее внушению сделал многое. Ее влиянию приписывали даже решимость Ивана III сбросить с себя татарское иго…(Именно Софья. — В.Б.) могла привезти сюда (в Московию) предания и обычаи византийского двора, гордость своим происхождением, досаду, что идет замуж за татарского данника… Особенно понятливо могла быть воспринята мысль, что она, царевна, своим московским замужеством делает московских государей (вассалов Орды. — В.Б.) преемниками византийских императоров».[252]

И необразованная московская братия лихо кинулась приспосабливать новое «византийство» к старому монгольскому «самодержавству», пытаясь соединить воедино «византийское далече» с «золотоордынским улусничеством». Не все шло гладко, но со временем стало получаться.

«К прошлому обращались не для объяснения явлений настоящего, а для оправдания текущих интересов, подыскивали примеры для собственных притязаний. Московским политикам… XVI в. мало было брачного родства с Византией: хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти — с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских (Киевских. — В.Б.) князей, ведущее их род прямо от императора римского».[253]

Таким образом, уважаемый читатель, в одночасье «по щучьему велению, по московскому хотению» стали московиты римскими наследниками.

Голь, как знаем, на выдумки хитра!

Меня удивляет, почему же московиты впоследствии не стали предъявлять претензий на историю древнего Рима, да не стали величать себя римлянами. Глядите, Киевскую старину себе прихватили, а Римскую — «постеснялись». Но, скорее всего, — не настало время. Требовался период осмысления. И появились бы «новые римляне»: по уши в грязи, не умевшие ни читать, ни писать, жившие по курным избам…

Наступила горячая пора подгонки княжеского родословия под «московский служилый сюртук».

Историческими измышлениями подгоняли под Московию византийское наследство. Создается лживое «сказание о Владимире Мономахе». Основная мысль «сказания» — значение московских князей, как церковно-политических преемников византийских царей. Сочиняется лживое завещание Владимира Мономаха о передаче «наследственных прав» шестому (именно шестому, а не первому!) сыну. Я надеюсь, читатель понимает, что речь идет о шестом сыне Мономаха, Юрии Долгоруком, основателе так называемой «Залешанской земли».

Именно в это время зарождается хмельная идея первородства московита, его всемогущества и богоизбранности. Знакомую всем практику «богоизбранности» Великого Хана Орды подгоняют под постулаты Русского Православия. Пытаются навеки породнить Монгольский тип правления с христианской идеей.

«Эти идеи, на которых в продолжение трех поколений (московских князей, 1472 года по 1547 годы. — В.Б.) пробовала свои силы московская политическая мысль, проникли и в мыслящее русское (московское. — В.Б.) общество. Инок одного из псковских монастырей Филофей едва ли высказывал только свои личные мысли, когда писал отцу Грозного (Василию III. — В.Б.), что все христианские царства сошлись в одном его царстве, что во всей поднебесной один он православный государь, что Москва — третий и последний Рим».[254]

Наконец-то разродились идеей! Монах (московит!) обосновал породнение Великой Монгольской Идеи Богоизбранности Чингисхана, в применении к Московии — Единый Московский Христианский Царь, богоизбранный для всей Поднебесной (для всего Мира)!

И настало время исполнения величайшей бредовой идеи — идеи провозглашения Московского Царя.

Итак, читатель, посмотрим, как начала осуществляться сия идея, как вершились деяния уже под саму идею.

Так вот, в 1493 году, Иван III собственной властью попытался было присвоить себе титул Царя, что означало величайшее желание Московии выступить преемницей Византии в наследовании Православного Царства (самого православия).

Читая историю, поражаешься количеству крови, пролитой московскими князьями, а позже — царями, ради этой бредовой идеи. Как мы уже знаем, абсолютно беспочвенной, наподобие притязаний, в свое время английских королей на французский престол.

Ради этих «державных интересов» приносились тягчайшие жертвы — не только трудом и кровью, но и совестью. Поглядите, как поступили московиты с дружеским им князем Новгород-Северским, Василием Ивановичем Шемячичем.

«В деле Шемячича вероломство московской политики компрометирует и достоинство (русской. — В.Б.) церкви… когда его вызвали вторично, он, обеспокоенный, потребовал гарантий, «опасной грамоты». Такие «опасные грамоты», обещающие ему беспрепятственное возвращение, (домой. — В.Б.) были выданы Василием (III) и митрополитом Даниилом. Несмотря на это, Шемячич был арестован (в) Москве и заключен в одну из башен Кремля, где и умер… Владыка (Митрополит Московский. — В.Б.) был посвящен в заговор против Северского князя и сознательно приложил к нему свою руку…».

И боярин Берсень напомнил Владыке Московскому в беседе: — «А сам позабыл, прибавляет Берсень, как Шемячичу грамоту писал за своею подписью и печатью, клялся ему (Шемячичу. — В.Б.) образом (святых. — В.Б.) Пречистыя и Чудотворца, да на свою душу».[255]

Вот такие они пастыри, Митрополиты Московские. Шли на самые страшные греходеяния ради московского величия. Но претензии и величайшие потуги в направлении Византийского наследства, оказывается, были высказаны Московией по подсказке. Еще «В XIV в. Душанъ сербскiй и Александръ болгарскiй выступили съ такими же притязанiями. Они мечтали о завоеванiи Константинополя и начали съ провозглашенiя себя царями. Въ манускриптахъ… находимъ упоминанiе о новомъ Царьградъ, какимъ долженъ былъ явиться город Тырново».[256]

Но надеждам болгарских и сербских царей не суждено было сбыться. Еще за сто лет до появления мысли подобрать царский престол Иваном III, пало под натиском Османской империи Болгарское царство, вернее, Тырновское — пало в 1393 году, а Видинское — пало в 1396 году. Такая же участь еще ранее постигла и Сербию после жестокого поражения от Османов на Косовом Поле в 1389 году. Так первые претенденты на Византийскую корону, не осуществив мечту, потеряли шансы.

И вот через добрую сотню лет притязания на Византийский трон заявила Московия. Притязания высказывались робко и осторожно, а не рассерчает ли Европа и Крымский Хан. Западная Европа притязаний не понимала и не признавала. Как помним, воспротивились этому и Крымские Ханы Гиреи. Еще целых два поколения (более 60 лет) оплодотворялась сия идея, пока, наконец, при Иване Грозном не разродилась.

«Царъ и Императоръ у русскихъ того времени были синонимами… этотъ титулъ носили и византiйскіе императоры, а они ведь были государями той великой Восточной имперiи, которую думали снова восстановить въ новой столицъ православного мiра. Церковная литература оказывала большое содъйствiе укръпленiю этого намъренiя…

При помощи намековъ и хитроумныхъ выдумокъ читателю навязывалась идея о исторической преемственности, соединяющей московскихъ государей со всъми этими предшественниками (византийскими. — В.Б.). Это представленiе постепенно проникало въ нацiональное сознанiе. Не московская ли держава и есть именно то шестое царство, о которомъ упоминается в апокалипсисе? (После ассирийского, египетского, вавилонского, римского и византийского. — В.Б.)…

Эта историческая греза искала случая воплотиться въ дъйствительности. Послъ паденiя сербскаго и больгарскаго царств, она естественно должна была переброситься на съверъ. Посланный изъ Константинополя въ Москву (1382 г.) болгаринъ Клирiанъ занять престолъ митрополита, перенесъ туда и фразеологiю, выработанную въ Тырновъ знаменитымъ Ефимомъ. Въ Москве она (фразеология. — В.Б.) была легко усвоена».[257]

Как видим, усваивалась эта идея не совсем просто. Только через 100 лет Иван III робко попросился в цари, да так и умер Князем, хотя фразеологию «царя московского» начал познавать. А сын его — Василий III и вовсе венчался в церкви, как великий князь Московский. Туго доходило московским Рюриковичам: валяется Византийский престол — берите, хватайте, и церковь в спину толкает, грозится исторически обосновать, мол, сам византийский император Константин и даже Август — родня московским Рюриковичам (эту мысль доказывал Митрополит Макарий в «Степенной книге»).

И вот, наконец, Иван IV (Грозный) впервые в 1547 году венчался в церкви с титулом Московского Царя.

«Однако этотъ наслъдникъ греческихъ и римскихъ императоровъ не ръшился осведомить иностранныя державы и о своих притязанiях. Онъ помнилъ, как неудачны были попытки въ этомъ родъ его отца и дъда. В 1514 г. Василiй попробовалъ было именовать себя, съ согласiя посла Снитцпаннера, въ договоръ съ Максимилiаномъ кесаремъ. Но въ Вънъ отказались подписывать этотъ договоръ… и только в 1561 г. после шумныхъ успъховъ онъ ръшилъ попытать счастья съ этой стороны (признание за Иваном титула Царя. — В.Б.). Просьба къ патрiарху подкръплялась значительными дарами. Патріархъ Іоасафъ призналъ Ивана царемъ и потомкомъ царевны Анны. Онъ даже предложилъ московскому государю еще разъ совершить торжественное коронованiе при участiи особо назначеннаго для этого случая митрополита. Но это оказалось излишнимъ. Но изъ 37 подписей, скръплявшихъ грамоту, присланную из Константинополя въ Москву, 35 оказались впослъдствiи подложными… Но русскому народу эти подробности были невъдомы. Поэзiя былинъ свободно смешивала событiя и эпохи. Нацiональная гордость и народное воображенiе набрасывали чудесный покровъ на это нъсколько унизительное начало русскаго царства».[258]

Вот с тех времен Московская владельческая и религиозная верхушка считает себя законной наследницей Византийской Империи. При этом не стоит путать верхушку с народом Московии времен Ивана IV. То были униженные, покоренные народы, большой кровью согнанные в военное государство. А что с народом вытворял его «государь» мы уже рассказывали и еще не раз поведаем. Так что народу титул царя у Ивана Грозного был бесполезен. За тот титул народ должен был пролить море крови, как своей, так и чужой.

Вернемся все же к Ивану IV. Скажите, пожалуйста, что стоило ему попросить, скажем, титул Египетского Фараона. Ему бы и тот титул сфальсифицировали. Сидя среди Османов, Патриарх Константинопольский готов был любому отдать титул Императора-Царя, лишь бы найти силу, которая стала бы защитницей восточной ветви христианства. Ведь мы знаем, почти вся Европа к тому времени (1561 год) примкнула к Римской ветви христианства и найти там себе веропослушных Константинопольские Патриархи не могли. Пойти на объединение обоих ветвей христианства восточные Владыки не пожелали. Тогда они должны были взять на себя вину за раскол христианства.

Вот так и стал Иван Грозный наследником Византийских Императоров.

Обрати, уважаемый читатель, внимание: эту мысль русская элита вынашивает до сего дня. Вспомните Александра Солженицына, его — «Август четырнадцатого».

О Византийском наследии мечтала и коммунистическая элита Советского Союза, наследница владений Романовых. Мы еще вам процитируем ниже слова Сталина и Молотова по этому вопросу.

И нипочем всему русскому великодержавному истеблишменту, что та давняя «Патриарша грамота», наделившая Ивана IV титулом царя, — сфальсифицирована, что вся Русская великодержавная история — лжива до основания. Как нипочем и тот факт, что со смертью Ивана IV и его наследников прекратилась династия Рюриковичей. А Романовы — обычные бояре, такой знати среди славян татар и финнов — десятки тысяч. И уж-то Романовы московские не имели даже фальшивого исторического права наследовать титул Царя — наследника Византийского. Историческая правда рассеивает и этот миф Российской империи.

 

 

Уважаемый читатель, дабы лучше познать сам дух деяний последних представителей Московской династии Рюриковичей, нам стоит более тщательно исследовать Московию XVI века.

Именно к концу того века в Московии закончилась династия Рюриковичей, которая и заложила основу, так называемой «державности» и «самовластия» в Москве. Только этот тип «державности» и «единовластия» татаро-монгольского образца существовал в Московии, а позже — в Российской Империи.

Как помним, все «наработки государственного правления» были просто позаимствованы и приняты в наследование от матери Московии — Золотой Орды. Даже Московская Православная церковь жестоко повязана с этим явлением — «Русской державностью» — с Ханских времен.

Обратимся снова к русским историкам, к русской исторической литературе, дабы из них почерпнуть факты, отсеять зерна от плевел.

Княжение Василия III в Московии (1505–1533 годы) не принадлежит ни к выдающимся, ни к трагическим в понятии русской исторической науки. Но то был отец Ивана Грозного, предпоследнего Московского князя династии Рюриковичей. То были последние отпрыски рода, хоть как-то имеющие связь с Великим Киевским княжеством. Впоследствии, после смерти Ивана IV и его сына, той тончайшей нити связи совсем не стало. Оборвалась.

В те далекие годы княжения Василия III, псковский монах Филофей, впервые высказал мысль, что Москва должна стать преемницей Византийской Империи и носительницей титула православного царства — третьим Римом. Вот слова монаха:

«Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертого не быть».[259]

Слова о третьем Риме только появлялись в обиходе. Василий III уклонился от титула Царя, оставшись Великим князем, исправно платя дань Крымским Гиреям. Однако в Московии его власть была жестокой и страшной.

Ради захвата чужих земель и чужого богатства Москва шла на любые злодеяния и предательства. Чем грешили не только князья, но и Митрополиты Московские.

Именно в те годы в московской темнице погиб Великий князь Рязанский — Иван; скончался в Московском подземелье князь Новгород-Сиверский Василий Иванович Шемячич; был уничтожен в Московском застенке брат великого князя Ивана III — Андрей. Такая же участь постигла и Дмитрия, внука Ивана III, законного наследника на княжеский стол. Московские князья с благословения московских Митрополитов торопливо и нагло уничтожали князей-соседей, захватывая их земли, а главное — их имущество и богатства. В те же годы Москвой были захвачены и порабощены Рязань, Новгород и Псков.

Сии деяния проделывались с благословения Церкви и московских Митрополитов. Те же из Митрополитов, кто не шел на греходеяние и вероломство, лишались головы или заканчивали жизнь в темнице, а в лучшем случае — в монастыре.

«До середины XV века русские митрополиты или присылались из Константинополя, будучи греками по происхождению, или назначались вселенскими патриархами из кандидатов, предлагавшихся русскими князьями, Московскими и Западно-русскими».[260]

Простим автору его вольность к Киевской Руси (Украине), обозвавшего ее «западно-русской землей». Обычный прием автора — великоросса. Этот стиль фальсификации мы встречаем на каждом шагу. В ум русского человека вбита истина, что они, как государство и как народ, берут начало от Великого Княжества Киевского. И даже сомнения нет, что это вымысел и фальсификация на потребу Русской империи.

Но вернемся все же к взаимодействию Московского князя с Митрополитом. Мы понимаем, став на путь жестокого подавления соседей и захвата их земель, князю нужна была неограниченная власть и беспрекословная поддержка церкви. Василий III стал первым Московским князем, посягнувшим на Митрополита. А уж его сын Иван IV (Грозный) и вовсе не праздновал Митрополитов. Вот, как об этом пишет Г.П. Федотов.

«Если взять 9 (девять) иерархов, занимавших московскую кафедру (Митрополит. — В.Б.) за время Василия III и Ивана IV (Грозного. — В.Б.), то мы увидим, что из них лишь трое умерли в своем сане. Остальные были лишены его насильственно или «добровольно» отреклись: один из них (св. Филипп) оставил не только кафедру, но и самую жизнь»… «Василий III мог дерзнуть на то, перед чем остановился его…отец. Митрополит Варлаам стал первой жертвой новых отношений. Когда прецедент был создан, пользоваться им стали с чрезвычайной легкостью».[261]

Так Московские князья узурпировали церковную власть и приняли на вооружение догму о богоизбранном Московском Царе.

Какие же земли к середине ХVI века «собрало» Московское княжество?

«На съверо-востоке находились земли нынъшней Архангельской губернiи, Вологодской и Олонецкой; на съверо-западъ — Новгородской и Псковской; на западъ и юго-западъ московскому государству (как хочется уже быть государством! — В.Б.) принадлежала область Днъпра съ современной Смоленской губернiей и западная часть теперешней Калужской губернiи, часть Черниговской губернiи и западные уъзды Орловской и Курской губернiй. На югъ были степи совершенно безъ установленныхъ южныхъ границъ и с северной границей, проходившей по 55° съвернаго параллельнаго круга, т. е. совпадала съ северной границей теперешнихъ губернiй Калужской, Тульской, Рязанской, Тамбовской, Пензенской и Симбирской. Наконецъ на востокъ… составлялъ бассейнъ Камы съ ея притоками — Вяткой, Чусовой и Бълой».[262]

«Из кръпостей, защишающихъ его (княжество. — В.Б.) съ съверо-запада, Смоленскъ прiобрътънъ лишь въ 1514 году, но все еще оставался номинальнымъ центромъ литовско-польскаго воеводства».

«Таково было владънiе, къ которому въ царствованiе Ивана IV (Грозного. — В.Б.) были присоединены вмъстъ съ Казанью, Астраханью и ихъ областями земли по нижнему, среднему теченiю Волги, по Камъ, Вяткъ и по прибрежью Каспiйскаго моря».[263]

Обрати, уважаемый читатель, внимание — к началу XVII века Московское княжество занимает всего лишь территорию от Смоленска до Волги!

Все годы «великого собирания земель русских», попросту говоря, жестоких завоеваний, несли соседям Московии страшные разрушения. «Иначе не могло и быть. Новое государство, какъ и всъ области его, представляетъ какъ бы сплошное поле битвы».[264]

За побежденными не оставалось никаких прав, никакой собственности. Жестокий поработитель вел себя, как древний варвар. Но это была новая великорусская, рождающаяся нация.

«Имущество населенiя покоренныхъ областей (надо понимать — народов! — В.Б.) конфисковалось массами, конфискованныя предпрiятiя часто передавались въ другiя руки. Это быстро измъенило физiономiю страны до состава общественныхъ элементовъ и отношенiй между ними включительно. Новые пришельцы были военными людьми, и въ своемъ завоевательномъ движенiи и во внъшнемъ ростъ Москва сохранила свой первоначальный характеръ — характеръ военной колонiи въ покоренной странъ».[265]

Как пришли князья с дружинами в страну Моксель к финским народам поработителями, так и продолжали действовать и при последнем воинственном Рюриковиче — Иване Грозном. Чтобы не быть голословным, приведу описание похода Ивана Грозного на Новгород, состоявшийся в январе 1570 года, вторично полностью растерзавший город.

«Въ холодное зимнее время Иванъ собрался въ походъ, взявъ съ собой опричниковъ и цълое войско. Уже на границъ Тверской губернiи началась военная экзекуцiя, предъ которой блъднъли ужасы первого ливонского похода. Послъдовалъ систематическiй разгромъ всей области: отъ Клина до Новгорода царь оставилъ за собой пустыню.

2 января его передовые отряды показались подъ стенами города и окружили его со всехъ сторонъ. Пригородные монастыри были преданы разграбленiю и до 500 монаховъ были уведены. На другой день опричники проникли въ городъ, собрали всъхъ священниковъ и дьяконовъ и поставили ихъ рядом съ монахами на правежъ. Ихъ били съ утра до вечора, требуя по 20 р. выкупа за каждого. Какъ можно судить по документамъ, между ними нашлись счастливцы, которые избъжали пытки, уплативъ требуемую сумму. Другихъ ждала страшная участь. Царскiе пристава рыскали по домамъ и сгоняли жителей въ место, обнесенное оградой и охраняемое войсками. Въ пятницу 6 января прибылъ самъ Иванъ (Грозный. — В.Б.) съ сыномъ и 500 стръльцовъ. Онъ приказалъ бить палками, до смерти всъхъ монаховъ… Трупы ихъ были развезены по монастырямъ и тамъ погребены.

Наступила очередъ бълаго духовенства. Въ воскресенье утромъ передъ объдней архiепископъ вышелъ съ крестнымъ ходомъ на-встръчу царю на волховскiй мостъ и собирался благословить его. Иванъ не принялъ благословенiя и назвалъ его «волкомъ хищнымъ». Но все-таки приказалъ ему служить обедню у св. Софiи. Онъ намъревался повторить сцену расправы съ Филиппомъ. Царь принялъ даже приглашенiе отобедать у владыки. Онъ казался веселымъ и кушалъ съ охотой. Вдругъ среди трапезы онъ громко вскрикнулъ. По этому знаку опричники принялись исполнять то, что имъ было заранее приказано. Весь домъ архiепископа подвергся разгрому. Съ него самого сорвали одежду и вмъстъ с челядью бросили въ темницу. Въ следующiе дни терроръ достигъ ужасающихъ размъровъ. На главной городской площади было сооружено подобiе трибунала, окруженное орудiями пытокъ. Царь приступилъ къ быстрому суду. Горожанъ приводили сотнями, пытали, жгли на маломъ огнъ съ утонченными прiемами, затъм почти всъхъ приговаривали к смърти и везли топить. Окровавленныя жертвы привязывались к санямъ и ихъ по крутому откосу спускали къ быстринъ, где Волховъ никогда не замерзалъ. Несчастные погружались въ пучину. Младенцевъ топили, привязавъ ихъ къ матерямъ. Опричники съ пиками стояли на лодкахъ и наблюдали, чтобы никто не спасся.

По словамъ третьей новгородской лътописи избiение длилось пять недъль, и редкiе дни на тотъ светъ не отправлялось человек 500–600. Иногда число жертвъ возрастало до полуторы тысячи въ день. Первая псковская лътопись говоритъ, что въ общемъ погибло около 60000 человъкъ обоего пола…

Как бы то ни то было, отвратительная ръезня достигла ужасающихъ размеровъ, и когда Ивану больше некого было убивать, онъ обратилъ свою ярость на неодушевленные предметы. Съ особымъ звърствомъ обрушился онъ сначала на монастыри, предполагая тамъ измъну. По той же, вероятно, причинъ онъ принялся уничтожать торговлю и промышленность этого большого города. Всъ лавки въ городъ и въ пригородахъ, а вмъстъ съ ними и дома, были разграблены и разрушены до основанiя. При этомъ разрушенiи присутствовалъ самъ царь. Опричники же, если върить лътописямъ, рыскали кругомъ верстъ за 200–250 отъ Новгорода и вездъ дълали тоже самое…

Новгородъ никогда уже не оправился отъ нанесеннаго ему удара».[266]

Уважаемый читатель, погляди и поразмысли: что изменилось в этой стране? Да абсолютно ничего! Точно также ровно через 425 лет, в январе 1995 года, Россия двинула свои войска и своих опричников (ФСК и ОМОН) на Чечню и полностью, как многие годы назад, под корень уничтожила город Грозный. Какое совпадение! Суть Империи никогда не менялась и никогда не изменится. И здесь иллюзии напрасны! Если в Новгороде Иван IV с московитами уничтожил более 60 тысяч человек, то в 1995 году у Российской Империи аппетит не уменьшился — уничтожили в Чечне более 100 тысяч человек.

Склоним головы, уважаемый читатель, перед безвинными жертвами этой варварской Империи.

К Чечне мы еще возвратимся. Этот народ достоин преклонения. Сейчас же вернемся к Ивану IV.

Вот как описывает эти же деяния царя русский религиозный философ Георгий Петрович Федотов (1886–1951 гг.) в своей книге «Святой Филипп Митрополит Московский», переизданной в Москве в 1991 году (Париж, 1928), стр. 81–82.

«…Народ разбегался из насиженных мест, разоренных опричниной. Села и города пустели. В это время гражданская война царя с народом приняла новые формы. Разгрому и резне предавались целые города. Мы слышим это о Торжке и Коломне. В декабре 1569 г. погрому подверглись все города между Москвой и Новгородом. Это было настоящее военное завоевание в жестокой военной обстановке XVI века, завоевание собственной земли, не помышлявшей ни о восстании, ни о сопротивлении. Повод был дан доносом на новгородских властей, которые будто бы собирались предаться польскому королю. Но чем провинились Клин, Тверь, Вышней Волочек и другие города на пути царской рати?..

Убийства начались уже в Клину. Таубе и Крузе пишут, что в этом городе Иван встретил большую партию — 470 семейств — псковичей, которых гнали, по его приказанию, в Москву для заселения опустошенных мором местностей. Все они были перебиты заодно с клинчанами. Громящая орда приблизилась к Твери. Иван не вошел в город, а остановился в одном из ближайших монастырей. Войско грабило город, по приказу царя, начав с духовенства. Жгли то, чего не могли взять, мучили и убивали людей».

Кто может найти в описании живую народную связь Новгорода, Твери и Клина с Москвой 1570 года. Как мы уже исследовали и установили, даже в ХVI веке не существовало взаимной связи и взаимного доверия между народами, проживающими на пространстве от Смоленска и Пскова до Волги и Камы.

Что бы не «сочиняли» русские научные мужи на потребу Российской империи в оправдание таких деяний Московских Князей, а позже царей, это жестокое варварство оправданий не имеет.

Новгород своей культурой, своим историческим развитием, своей экономикой стоял значительно выше деспотической Москвы, и Московии в целом. Московские князья и боярство видели в этом постоянную угрозу для себя и лично для княжества. За ними кроме физической силы и жестокости ничего не водилось. В то время, когда за Новгородом имелось пять сотен лет культурных и экономических связей с Киевом и Европой.

Описание варварского разбоя лишний раз показывает — Московия в целом даже в XVI веке была страной не славянского народа, а более жестокого и коварного, имеющего совсем иную психологию и другие исторические корни.

Г.П. Федотов мысли, аналогичные нашим, высказал значительно раньше:

«Весь русский народ был не только жертвой царя Ивана, но и соучастником его преступлений. Один из древних историков смуты видел общую народную вину в «безумном молчании» перед царем. Но молчанием не ограничивалось потворство злу… И монастыри старались приписываться к опричнине, ради материальных благ. Мы видели интриганов-епископов и монахов в деле св. Филиппа. То были преступления отдельных лиц. Но уже вся русская церковь и вся русская земля (Московия. — В.Б.) несла ответственность за собор епископов, осудивший святителя».[267]

Вот такие «пироги испек» церковный Собор. Он и сегодня «выпекает» аналогичную продукцию. Вспомните хотя бы, так называемое «отлучение» от русской церкви Патриарха Всея Украины-Руси Филарета, давно покинувшего их церковь.

Жестокий разбой правителей Московии никогда не осуждался Русской Православной церковью, если он творился «во благо державы Московской». Поглядите, величайший бандитизм по уничтожению чеченского народа освящен церковью и в 1860 году, и в 1944 году; промолчала эта церковь и в 1995 году, когда уничтожались под корень города и селения Чечни-Ичкерии. О предании русских разбойников анафеме Патриарх и его Митрополиты позабыли.

Современный Владыка Алексий II не посмел резко осудить и отмежеваться от варварских деяний Московской власти, ради все той же идеи «великой и неделимой державы Московской».

Когда отсеешь полновесные факты от словесного мусора великорусской истории, глазам открывается совсем иная, вполне заурядная, замешанная на разбое и лжи, картина становления Московского государства.