Глубокое озеро. Восемь километров пути. 1 страница

Анатолий Онегов

ЗДРАВСТВУЙ, МИШКА!

 

Москва

 

 

Анатолий Онегов

 

ЗДРАВСТВУЙ, МИШКА!

 

Ежик

Хорек

Крот

Чибисы

Весенние барабаны

Лиса

Журавли

Зайчата на острове

Выдра - рыбнадзор

Снегириное царство

Сойки

Рыжий воришка

Еловые дрова

Кормушка под крышей

Воробьи

Трясогузки у окна

Скворец

Синички в парке

Чижик

Поползень

Старая береза

Дрозды - разбойники

Петькин снегирь

Васька - браконьер

Лягушья кара

Горностай

Лоси на скалах

Весна на озере

Ряпушка и сиги

Ранняя кормушка

Когда начинается весна

Здравствуй, Мишка! (документальная повесть)

 

Москва

 

 

 

А.Онегов Здравствуй, Мишка Москва 2007

 

Анатолий Онегов – замечательный русский писатель, классик современной природоведческой литературы, автор многих книг, посвященных родной земле, родной природе: «Я живу в Заонежской тайге», «Карельская тропка», «Вода, настоянная на чернике», «В медвежьем краю», «Следы на воде», «Лоси на скалах», «Еловые дрова и мороженые маслята», «Здравствуй, Мишка», «Русский мед», «Диалог с совестью», «Они живут рядом со мной», «Занимательная ботаническая энциклопедия» и др. «Здравствуй, Мишка!» - книга в которую помимо художественно-документальной повести «Здравствуй, Мишка» вошли лучшие рассказы, опубликованные ранее в книгах «Лоси на скалах» и «Еловые дрова и мороженые маслята».

 

Все права сохраняются за автором (с) Анатолий Онегов. 2007

ЕЖИК

 

В свои лесные походы я обычно не брал палатку. А если и приходилось ночевать в лесу, то спал либо у костра, либо в охотничьих избушках, которые были почти на каждом озере.

Но тут я собирался посетить небольшую речку и даже немного пожить на ее берегу.

На речке не было ни избушки, ни старой мельницы, я вспомнил, что дело к осени и вот-вот могут зарядить густые осенние дожди, и прихватил с собой небольшой парусиновый домик.

Берега речки были высокими и очень уютными. На воде лежали большие белые лилии, и между их листьями взад и вперед разгуливали стайки шустрых плотвичек.

Я оставил у воды тяжелый рюкзак и отправился вдоль берега выбрать место для стоянки.

Вскоре нашел удобное место и уже собрался было вернуться за рюкзаком, как совсем рядом в кустах услышал негромкий шорох...

Шорох повторился. Я заглянул в кусты и увидел двух ежей. Один был большим и, как мне показалось, очень старым - у него были светлые, будто поседевшие колючки.

Другой был поменьше, но не такой уж маленький, чтобы называться ежом-подростком.

Я подобрал с земли небольшую хворостину и осторожно дотронулся ею по очереди до обоих ежей. Еж поменьше тут же свернулся в клубок, а еж-старик сворачиваться не собирался - пофыркивая и сердито попыхивая из-под своих длиннющих иголок, он быстро-быстро побежал в кусты.

Я попрощался с беглецом, оставил в покое свернувшегося ежа и отправился за вещами. И скоро на берегу речки у высокой березы появилась моя зеленая палатка.

Правда, зеленой палатка была давно. Теперь она побелела - выгорела на солнце, полиняла - краску давно смыли дожди. Но я все-таки считал, что палатка незаметна среди зеленой травы и кустов.

В лесу, в поле и у реки мне всегда хотелось быть незаметным, хотелось не беспокоить ни птиц, ни зверей, ни рыб. Вероятно, моя палатка все-таки выделялась среди высокой ярко-зеленой травы, но сам я вел себя так тихо и мирно, что птицы и звери скоро пожаловали ко мне в гости.

Первыми наведались вороны. Они прибыли, когда меня не было дома, отыскали мой котелок и миску, постучали по котелку своими крепкими носами, склевали с его стенок остатки каши, а миску оттащили в сторону и бросили в траве.

Я вернулся домой и, конечно, обнаружил следы своих пронырливых гостей. С трудом нашел в траве миску и стал раздумывать: кто же следующий пожалует ко мне? И тут с наружной стороны в стенку палатки кто-то поскребся.

Я замер... Неизвестный снова поскребся и не спеша, будто разгуливал у собственного дома, направился вдоль палатки к двери.

Вот он добрался до угла, повернул к двери, и в дверях палатки показалась остренькая мордочка ежа...

Это был тот самый еж поменьше, который не убежал от меня, а свернулся в клубок. Теперь он смело заглядывал в палатку. Я лежал тихо. Еж еще немного повертел своим острым носиком, а потом шагнул ко мне в дом.

Он шел по парусиновому полу так же смело и уверенно, как только что шагал по земле. Вот он миновал мои колени, добрался до моей руки, небрежно обнюхал ее, перебрался через руку, как через случайно попавшийся на пути сук, и прямо-прямо засеменил к моему изголовью...

Там стоял мешочек с хлебом и лежала коробка с сахаром. Коробка была открыта, и еж направился к ней.

Все это время я никак не возражал против того, что незваный гость смело расхаживает по моему дому. Но когда он всеми четырьмя лапками забрался в коробку с сахаром и принялся вылизывать по очереди каждый кусок, я не вытерпел, приподнялся и сел. Еж недовольно покосился в мою сторону.

Нет, это был какой-то непутевый еж. Разве можно так беспечно вести себя, когда рядом с тобой человек? А может, здесь, в лесной глуши, этот зверек еще ни разу не встречал людей? Может, поэтому добродушный лесной житель, встретив меня, сразу же решил поближе познакомиться и узнать, что это за существо появилось в его лесных краях?

Я протянул к ежу руку и дотронулся до его колючек. Он немного сжался, но с коробки не слез. Я еще раз дотронулся до ежа. Тогда он выставил в мою сторону колючки и громко запыхтел: «пых-пых...»

Мне не хотелось, чтобы еж пачкал сахар. Поэтому я накрыл его кепкой и перенес с коробки к себе на колени. Еж тут же свернулся в клубок, но и оттуда продолжал пофыркивать и попыхивать на меня.

Я перевернул ежа на спину, осторожно просунул между острых колючек палец и ласково почесал ежа где-то около шейки... И мой новый знакомый вдруг начал разворачиваться. Да, да, лежа на спине перед неизвестным и, возможно, опасным существом, мой еж стал одну за другой опускать колючки и медленно разворачиваться.

Вот показались четыре лапки, потом животик, а я все продолжал легонько почесывать ежа пальцем. И тут, к своему удивлению, я заметил, что мой еж спит. Спит по-настоящему, сладко посапывая во сне.

Прошло пять минут. Я снял ежа с колен и осторожно, чтобы не разбудить, положил на пол палатки. И мой еж продолжал спать, спать на спине, почти развернувшись и сладко сопя.

Минут через тридцать еж проснулся, повел носом - видимо, сообразил, что произошло что-то неладное, - ловко перевернулся на живот и быстро-быстро поспешил из палатки.

Еще долго я слышал в кустах шорох убегавшего зверька и от души смеялся над этим опрометчивым ежом.

«Ну, теперь, - думал я, - ежа и след простыл, теперь его не заманишь сюда ничем...» Но не тут-то было. На следующее утро во время завтрака я снова увидел своего ежа. Он высунулся из кустов и, пристально посматривая на меня, тщательно проверял носом запахи, шедшие от моих котелков.

Я выловил из ухи вареную рыбешку и положил ее на траву в стороне от костра. И еж как ни в чем не бывало, направился к угощению и быстро его уплел. Потом он немного поторчал около меня, скушал еще одну вареную рыбешку и, обойдя стороной палатку, преспокойно скрылся в кустах.

С тех пор и повелось у нас: как только я начинал завтракать, еж появлялся у костра и терпеливо ждал угощения. Я давал ежу и рыбу, и кашу, и кусочки сахара. Он с аппетитом съедал все, что ему предлагали, и, не торопясь, уходил.

Протягивая своему гостю кусочки вареной рыбы или картошки, я хотел приучить его брать угощение из рук. Хотел, чтобы еж подошел поближе, но не тут-то было. Этот вроде бы сговорчивый зверек, видимо, помнил, как однажды заснул у меня в палатке, и теперь своим независимым видом старался подчеркнуть, что он, еж, вовсе не так глуп, как о нем могут подумать.

 

Приближалось время нашего расставания. Утром перед дорогой я приготовил себе завтрак. Как и всегда, угостил ежа, как и всегда, он охотно поел и, как и всегда, независимо удалился. Потом я собрал свои вещи, закинул за плечи рюкзак и отправился в обратный путь.

Я сделал всего несколько шагов и обернулся, чтобы еще раз проверить, не забыл ли чего? И тут снова увидел ежа.

Еж показался из кустов, быстро засеменил к крайнему колышку, на котором совсем недавно держался пол палатки, остановился и очень внимательно посмотрел в мою сторону...

Я присел на корточки, чтобы не казаться ежу слишком большим, и помахал на прощание рукой.

 

 

ХОРЁК

 

Еще в конце зимы заметил я на огороде следы хорька. Хорек пришел из леса и скрылся под моим домом.

Не любят хорька в деревне: стоит завестись этому зверьку, как тут же начинают пропадать куры, гуси, утки. Душит птицу хищный зверек изо дня в день, и нет порой такой силы, которая заставила бы хорька убраться из деревни.

У меня в хозяйстве не было ни кур, ни уток, ни гусей, а потому бедокурить хорю было негде. И я даже обрадовался, когда проворный зверек наведался ко мне. Дело в том, что у меня в подполе нет-нет да и появлялись здоровущие крысы.

Крысы заявлялись всегда неожиданно, за ночь успевали нарыть ходы в подполье и по этим ходам перетаскать все, что можно было у меня утащить. Они грызли кочаны капусты, таскали морковь, картофель - словом, вели себя так, как ведут настоящие грабители. Справиться с такими грабителями мог, пожалуй, только очень смелый кот. Но такого кота ни у меня, ни у моих соседей не было. Вот почему и обрадовался я, заметив около дома следы хорька, - как-никак, а лучшего охотника за крысами и не сыщешь.

Хорьку у меня, наверное, понравилось. Он быстро обжился, проложил по огороду свои тропки-дорожки, и так же быстро по этим тропкам обнаружила зверька моя собака. И началось...

Каждое утро собака находила свежие следы хорька. Следы вели к норе под домом. Собака кидалась к этой норе и принималась отчаянно лаять. Я не выдерживал, выходил на улицу, оттаскивал собаку в сторону и запирал в комнате. Но стоило мне недосмотреть, как пес снова оказывался на улице и снова на своем собачьем языке принимался зло бранить нашего квартиранта.

Отучить собаку охотиться за хорьком я так и не смог: собака была охотничьей и ей просто полагалось охотиться за разными зверьками. Правда, самого хорька эта охота почти не трогала. Он преспокойно жил под моим домом, спал днем, а по ночам воевал с крысами в подполе или же отправлялся в походы по соседним огородам.

Узнав, что мой хорек теперь все чаще и чаще стал заглядывать к соседним домам, я не на шутку испугался: а не станет ли этот зверек охотиться в деревне за курами и гусями? Тогда мне ничего не останется другого, как ставить у норы капкан и ловить хорька. Но прошла неделя, другая, а на нашего квартиранта пока никто не жаловался. Я успокоился, а скоро даже начал привыкать к постоянному лаю собаки под окнами. Так бы, наверное, и осталось все на своих местах, если бы однажды сам зверек не нарушил установившийся порядок.

Все началось с того, что у нашего хорька в норе под домом появились малыши - маленькие хорьки. Об этом как-то догадался мой пес и, видимо, решил разделаться, наконец, с ненавистным зверьком. «Ну ладно бы уж жил под домом один, а то устроил в чужом подполье целый детский сад! Нет, так дальше не пойдет!»- возможно, именно так рассудил мой пес и тут же принялся готовиться к решительной атаке.

Перед каждой решительной атакой всегда проводится основательная подготовка, а потому собака сначала стала расширять нору под домом, чтобы добраться до хорька.

До поры до времени пес работал молча, и я ничего не знал о его решительных планах... И вот, наконец, нора уже была разрыта настолько, что в нее стала проходить голова собаки. Еще совсем немного - только бы протиснулись плечи, а там уж хорьку будет хорошая трепка.

Но как раз в тот момент, когда мой пес, уверенный в скорой победе, сунул в нору морду и собирался пролезть под дом, из темноты подполья, шипя и урча, выскочил быстрый и гибкий зверек и в одно мгновение впился псу в нос.

Что здесь было! Собака отчаянно трясла головой, махала лапами, стараясь скинуть наглого зверька. Но хорек мертвой хваткой вцепился в нос и не собирался его отпускать.

Я не выдержал. Мне стало жаль собаку. Я вышел на улицу. Хорек заметил меня, почти тут же отпустил собаку и скрылся под домом. Я прикрыл разрытую нору тяжелым камнем, оставив лишь небольшой ход для зверька, и постарался успокоить своего оплошавшего друга.

Пес все еще тряс головой и обиженно поскуливал. Я позвал его в дом, уложил под свою кровать на мягкую подстилку и, как мог, постарался объяснить своему четвероногому другу, что зверька, наконец, надо оставить в покое.

Не знаю, что помогло: то ли мои слова, то ли горький опыт, когда зверек сам объяснил собаке, как надо себя вести, только с тех пор мой пес старался не замечать нору под домом, где жил наш отважный хорек.

А хорек преспокойно прожил у нас и лето, и почти всю осень, и только перед самой зимой почему-то оставил наш дом и ушел в лес вместе со своими подросшими детьми.

 

 

КРОТ

 

Есть у меня на реке любимое место. Место это тихое, тайное. У самой воды устроил я здесь небольшой мостик, чтобы присесть и разложить удочки. Справа и слева от мостика поднимаются кусты ольшаника, густые, непролазные, - и так вдоль всего залива.

В самую утреннюю рань, когда над водой плывут еще полоски ночного тумана, прихожу я сюда, забрасываю удочки и жду лещей.

О том, что лещи направляются к моим удочкам, узнаю я по пузырькам. Пузырьки один за другим поднимаются со дна реки - это большие рыбы ворошат на дне ил, разыскивая себе корм.

Вот первые пузырьки показались справа под кустом ольхи. Вот пузырьки все ближе и ближе. Сейчас лещ подойдет к самым моим поплавкам, увидит червя, вытянет вперед губы и чуть-чуть потянет в себя воду... Тогда поплавок слегка качнется, приподнимется над водой и ляжет набок.

Лещ не испугался на этот раз, забрал в рот червя. Я коротко взмахиваю удилищем, подсекаю - и далеко в воде заходило, завозилось на леске что-то большое, сильное.

Правда, не каждый день доводилось мне видеть, как сначала чуть покачивается, а потом ложится набок поплавок. Дело в том, лещи в реке очень осторожные, и не всегда удается их перехитрить.

Порой лещи не заглядывают в мой залив подолгу. Чего только я не делаю, каких только лакомств не готовлю! Прикармливаю рыб распаренным зерном, варю для них манную кашу, разыскиваю самых лучших земляных и навозных червей и все напрасно. Тогда я оставляю лещей в покое и неделю, а то и дольше не хожу на рыбалку. А когда проходит достаточно времени и, как мне кажется, лещи становятся опять не такими хитрыми, я снова беру удочки, готовлю самые разные угощения и иду к реке.

Вот и на этот раз еще с вечера сварил я кашу, напарил зерна для прикормки, сложил все это в рыбацкую корзину, лег пораньше спать, а в два часа утра был уже на ногах.

К месту я пришел еще до восхода солнца, неслышно спустился к воде, приготовил удочки, разбросал прикормку и стал ждать тихо, почти не шевелясь.

Заря разгоралась медленно, как всегда перед ясным, теплым днем. Сначала на востоке стали понемногу светлеть облака, потом макушки облаков стали чуть розовыми. Туман на воде поредел, и через полосы уходящего тумана я мог уже разглядеть свои поплавки.

Я не спускал с поплавков глаз и в то же время нет-нет да и посматривал то вправо, то влево - не покажутся ли в стороне пузырьки, не расскажут ли они мне о первом леще, заглянувшем в это утро в залив.

И вот справа, неподалеку от берега, появился на воде первый пузырек, за ним еще и еще - и вот уже целая дорожка из пузырьков потянулась в мою сторону. У берега пузырьки исчезли, и тут же качнулся поплавок...

Лещ рядом. Сейчас, еще немного... И как раз в тот момент, когда мне осталось только взмахнуть удилищем, что-то тяжелое плюхнулось в воду у самых моих ног.

Я вздрогнул. Он берега по воде расходились широкие круги. На месте была моя корзина, на месте была банка с червями - у меня ничего не упало в воду. Может быть, в воду свалился кусок глины, подмытый рекой?

Я, конечно, расстроился. Поплавки неподвижно торчали из воды, а леща и след простыл. Я снова притаился и ждал... И снова справа, под кустами ольхи, показались пузырьки, поднявшиеся со дна. Я затаил дыхание и, как завороженный, снова следил за пузырьками. А пузырьки появлялись на воде все чаще и ближе - лещ шел в мою сторону... И тут опять откуда-то сверху в воду шумно свалился большой кусок сырой глины.

Пришлось оставить удочки и подняться по обрыву на берег, чтобы узнать: может, надо мной кто-то нарочно подшучивает? Но вокруг никого не оказалось. А пока я оглядывался по сторонам, внизу, около моих удочек, снова раздался громкий плеск.

Нет, здесь что-то не так! Я спустился вниз и стал наблюдать за обрывом. Мне все-таки очень хотелось узнать, откуда это падают на мою голову, шлепаются в воду и пугают лещей комья глины... И тут я заметил, что небольшой комочек глины на самом верху обрыва медленно шевелится.

Да, да, шевелится и выдвигается вперед, будто его кто подталкивает там под землей. Прошла секунда, вторая, третья, четвертая - и комок сырой глины вылез наружу и покатился вниз. А его место уже занял другой такой же шевелящийся комок...

Я поднялся к этому странному месту и осторожно прикрыл рукой шевелящуюся землю. И тут же почувствовал, как эту землю изнутри кто-то сильно подталкивает. Я с трудом удерживал руку на месте, а кто-то там, изнутри, все давил и давил на мою ладонь.

Я убрал ладонь, и с обрыва вниз снова покатился комок глины. Я отыскал поблизости небольшой сучок и прикрыл им то место, где все время шевелилась земля. Но не прошло и полминуты, как этот сучок покатился вниз. Я поискал палку потолще и прочно закрыл ею отверстие. Казалось, мое упорство победило. Палка некоторое время оставалась на месте. Я уже собирался вернуться к своим удочкам и продолжить рыбную ловлю, как вдруг там, под землей, кто-то, видимо, собрался с силами, и тяжелая большая палка тоже полетела вниз с обрыва. И тут, наконец, я догадался, что воюю не с кем иным, как с самым обыкновенным кротом.

Я снова поднялся по обрыву на берег и по зеленому утреннему лужку увидел старые и новые кучки земли, нарытые кротами. И как я не заметил их раньше? А может быть, не заметил только потому, что кротов в наших местах очень много и эти самые кучки земли - кротовины встречаются так часто, что я давно к ним привык.

Я присмотрелся... Вот одна недавно нарытая кучка. Здесь крот вытолкнул наверх землю уже после того, как выпала роса, - на этой кучке земли росы не было. Следом за этой кротовиной ближе к берегу появилась совсем недавно еще одна кучка земли, вытолкнутая кротом из норы. «Так, так, - рассуждал я. - Крот рыл ход-нору в сторону берега и по пути выталкивал наверх мешавшую ему землю. А тут поблизости оказался обрыв... Ну, и догадливый же зверек - не стал рыть вертикальный колодец, а принялся сталкивать нарытую землю вниз с обрыва...»

Мне очень хотелось разрыть ход, чтобы увидеть самого зверька-землекопа. Но не тут-то было! Зверек тут же стих. Прошло немного времени, и снова сверху вниз, к моим удочкам, покатились комья сырой глины. Крот оказался упрямей меня - ему надо было во что бы то ни стало закончить свою работу, освободить новую подземную улицу от лишней земли, и он точно и верно выполнял намеченное.

Я оставил крота в покое. Собрал свою снасть и отправился домой. Нет, я не сердился на крота, который испортил мне всю рыбалку. Я просто понял, что вот такая большая настойчивость маленького зверька и помогла ему неторопливо и уверенно завоевать подземный мир, помогла построить свои подземные города, проложить длинные подземные улицы, где целыми днями кроту приходится работать, работать и работать.

С тех пор я стал гораздо уважительней относиться к кротам и старался никогда не наступать на кротовые холмики, кротовины, и на кротовые ходы, что встречаются в наших местах чуть ли не на каждом шагу

.

 

 

ЧИБИСЫ

 

Ястреб каждое утро появлялся вблизи кочковатого луга. Я видел, как он низко и не спеша, подлетал к своей засаде в ольховых кустах. В сильный полевой бинокль я хорошо различал среди листвы и ветвей рябую грудь большой хищной птицы.

Да, это был ястреб-тетеревятник, тайный и ловкий охотник. По всей ястребиной науки ему было положено долго и внимательно высматривать из засады добычу, а, улучив подходящий момент, стремительно бросаться на нее. И часа два этот пернатый хищник действительно оставался в кустах. Но потом что-то ему изменяло - то ли не хватало выдержки, то ли не попадалась добыча, - он вдруг поднимался на крыло и совсем не по-ястребиному начинал кружить над краем кочковатого луга.

Его медленные, неширокие круги издали казались безмятежным полетом птицы, которая поднялась вверх просто так, поразмяться и немного отвлечься от земных дел...

Казалось, ястреба не интересовали ни луг, ни пышные кусты ольхи, что протянулись по его границе, но так только казалось. Круг за кругом большая сильная птица расчетливо приближалась к своей цели, и в любой подходящий момент внешняя медлительность этих кругов могла обернуться стремительной атакой.

Я видел ястреба уже не первый день и называл его не иначе, как «провокатором». «Провокатор» издали высматривал «аэродромы» обороняющейся стороны и готов был почтительно отступить, если замечал дежурных «перехватчиков». В таком случае ястреб незаметно изменял направление своего полета и, сохраняя солидное достоинство, удалялся к лесу, подальше от охраняемой границы луга.

На лугу жили чибисы, быстрые отважные птицы. Еще с весны они облюбовали ненужный людям кочкарник и преспокойно отпраздновали там день рождения своих птенцов. Птенцы уже заметно подросли, но день первого полета молодых чибисов еще не наступил, и родители продолжали зорко стеречь свое мирное небо.

«Аэродромы» чибисов выглядели не так внушительно, как аэродромы людей, - чибисы, вероятно, придерживались иной тактики, она и позволяла им обходиться для устройства своих «аэродромов» всего лишь высокими открытыми плешинками посреди луга.

С утра до вечера на каждой такой плешинке-бугорке незаметно несла свою сторожевую службу дежурная птица. Если свободные от дежурства собратья были заняты хозяйственными делами и суетливо шныряли по всему лугу, то сторож большую часть времени находился на «аэродроме» и почти не отвлекался на поиски пищи. Менялись или не менялись дежурные чибисы в течение одного дня - ответить на этот вопрос не помог мне даже хороший полевой бинокль.

Мир и тишина луга, охраняемые дежурными птицами, не нарушались ни радостными криками, ни шумом ссор. Спокойное, негромкое хозяйство кочковатого луга казалось пустым, ничейным, но лишь до тех пор, пока ястреб не нарушал «государственную границу».

Вот круги «провокатора» становятся шире и шире, вот следующий круг обязательно пройдет над самыми кустами ольхи... Но и тут не слышно гула поднявшихся «перехватчиков». Над лугом по-прежнему стоит тишина. Ястреб показывается над самыми кустами и снова остается ненаказанным.

«Провокатор» не унимается. Мир и тишина, наверное, не дают ему покоя. Но пока он над своей территорией, стоит ли поднимать шум и сбивать врага?

Новый круг на этот раз нагло выходит за линию ольховых кустов. И вот тут-то с земли молча устремляется к нарушителю быстрая птица.

Мелькают черная спинка и белая грудка «перехватчика». Враг не замечает атаки - он увлечен. Чибис проносится рядом, промахивается, будто предупреждает, набирает высоту и переходит в пикирующую атаку.

Ястреб увертывается, но не отступает. И тогда пронзительный крик-сигнал, сигнал тревоги раздается над лугом. И навстречу врагу со всех сторон несутся еще и еще птицы.

Атаки следуют одна за другой. Уверенность «провокатора» исчезает, и теперь он, как провинившийся щенок, пытается поскорей убраться подальше.

Сигнал тревоги, поданный чибисами, приняли трясогузки и вороны. Они мчатся на помощь. Чибисы передают им потрепанного «провокатора», а сами, набрав высоту, плавно снижаются на свои «аэродромы». У земли к победителям, видимо, приходит «осознание победы». Победу надо отметить, и чибисы один за другим выписывают над лугом фигуры высшего пилотажа.

Парад победы длится недолго, «перехватчики» разлетаются по своим «аэродромам», и снова тишина и мир приходят на луг, и только далекие крики трясогузок, воинственное верещание дроздов и громкое «кррра» ворон еще напоминают о недавнем «пограничном инциденте».

Я снова вижу в бинокль дежурных птиц, снова не могу точно установить: сменились или не сменились на своих «аэродромах» после недавнего воздушного боя дежурные «перехватчики» - и снова убеждаюсь, что оборона у чибисов организована рационально. Нет, не все чибисы сторожат мирное небо над своим родным лугом, не все встречают нарушителя и гонят его подальше от границы, а только те, которым положено в этот раз дежурить на своих «аэродромах».

 

 

ВЕСЕННИЕ БАРАБАНЫ

 

Стоит немного пригреть весеннему солнцу, как на краю лесной поляны раздастся звук, не похожий ни другие лесные звуки. Покажется вам, будто кто-то неожиданно, резко и громко ударил в настоящий барабан.

Трррр... - загремит один барабан, и почти тут же с другой стороны поляны ответит ему второй: трррр... И так раз за разом, перекликаясь под весенним солнцем, будут греметь и греметь по лесу странные весенние барабаны, извещая о скором приходе весны.

А лесные барабанщики - это дятлы.

Дятлы отличные музыканты. Выберет себе такой музыкант сухой, звонкий сук или сухую вершину дерева, а то отыщет и разбитый, расщепленный молнией ствол, сядет поудобнее, уцепится покрепче, отведет назад голову, а потом вдруг резко и часто застучит по суку или сухой щепе... И раздастся над весенним лесом громкое и звучное трррр...

Такой барабанной дробью и извещает дятел своих собратьев, что весенний концерт уже начат, что весна вот-вот явится в лес, что он, дятел, уже присмотрел место, где можно устроить гнездо, и что сюда, где будет его гнездо, он не допустит никаких других дятлов.

На этот раз я отправился в лес рано утром, когда ночной мороз еще не отступил, снег не растаял и по такому, схваченному ночным морозом снегу - насту можно было легко идти в любую сторону. Я дождался, когда солнце поднимется над лесом, послушал немного скрипучие песни снегирей, а затем напрямую отправился к лесному болотцу, вокруг которого всегда гнездилось много дятлов.

С осени дятлы, как и синицы, отправились кочевать по лесам в поисках корма, но вот-вот должны были вернуться из зимней кочевки в родные места и первый раз объявить о своем возвращении громким барабанным боем.

Большого пестрого дятла я увидел на вершине сухого дерева. Время от времени он ударял по вершине своим крепким клювом. И в ответ на это сухое дерево отвечало звонкой, частой дробью.

Я послушал этого музыканта, хотел было идти дальше, но тут совсем неподалеку заметил еще одного точно такого же дятла. Он, видимо, опоздал к началу весеннего концерта и теперь торопился отыскать себе свой собственный барабан и начать на нем игру.

Опоздавший быстро нашел подходящий еловый сук, примостился возле него, затем резко ударил клювом по своему барабану, и громкая дробь тут же разнеслась по всему лесу.

Барабанная дробь еще не успела затихнуть, как к только что явившемуся музыканту с вершины сухого дерева кинулся тот самый дятел, которого я повстречал здесь первым. Казалось, вот-вот разгорится жаркий бой. Но опоздавший барабанщик без пререканий тут же оставил свой сук и отлетел подальше от рассерженного собрата.

Рассерженный дятел вновь вернулся на свою вершину и опять принялся вовсю барабанить. А тем временем опоздавший дятел, которого только что прогнали, отыскал себе неподалеку еще один барабан и еще раз попробовал принять участие в утреннем концерте. Но снова его ждала неудача: хозяин сухой вершины, поднимавшейся неподалеку, тут же прогнал его прочь.

Опоздавшему долго не разрешали принять участие в общем концерте. Стоило ему начать барабанить, как тут же являлись другие дятлы и с воинственным криком гнали его прочь. Так продолжалось до тех пор, пока музыкант-неудачник не догадался отлететь в сторону, подальше от уже гремевших над лесным болотом барабанов. Только тут он получил право обзавестись своим собственным инструментом и начать весеннюю игру.