Телохранитель трех королей Рюкю

Алексей Горбылев

Мацумура Сокон (1809-1901)

 

Мацумура Сокон почитается на Окинаве как основоположник сти­ля каратэ Сюритэ – Рука Сюри, давшего начало стилю Сёрин-рю, одному из самых влиятельных направлений современного каратэ.

Этот стиль унаследовал традицию каратэ, разработанную не­сколькими поколениями дворян из Сюри – столицы Окинавы и рези­денции ее короля. Город Сюри был в ту пору средоточием полити­ческой жизни Рюкю. Отсюда отправлялись дипломатические мис­сии в Пекин ко двору китайского императора, сюда прибывали офи­циальные посольства из Китая. Имея дело с высокопоставленными китайскими чиновниками, дворяне из Сюри перенимали у них при­емы боя и методы тренировки. В результате синтеза разнородных технических элементов и стилей, с которыми окинавцам удалось познакомиться в ходе этих контактов, постепенно сложился само­стоятельный стиль каратэ, который окончательно и оформил Мацу­мура.

Точные даты рождения и смерти Мацумуры неизвестны. Нагами-нэ Сёсин отыскал сведения о том, что в 1897 г. мастер отпраздновал собственное 88-летие. Исходя из этой информации, он высчи­тал, что Мацумура родился в 1809 г. Мияхира Кацуя из школы Коба-яси-рю и ряд других специалистов утверждают, что умер мастер в возрасте 92 лет. Соответственно, если он действительно родился в 1809 г., то умер приблизительно в 1901 г. В настоящее время эти даты жизни мастера признаны большинством исследователей, но называют и другие – 1796/1798/1800-1884/1899.

 

Телохранитель трех королей Рюкю

 

Мацумура Сокон родился в деревне Ямакава, что находилась в Сюри к западу от королевского замка. Это был очень одаренный че­ловек, умный, проницательный, замечательный каллиграф. В тех благоприятных условиях, которое ему обеспечило благородное происхождение, он получил прекрасное классическое образование окинавского дворянина: закончил начальную школу в родной де­ревне, а потом, предположительно, в 19-летнем возрасте, в 1829 г., – школу для подготовки чиновников в Сюри, сразу успешно сдал эк­замен на высший гражданский чиновный ранг и поступил на госу­дарственную службу.

В то время на престоле находился 17-й король династии Сё по имени Ко (прав. 1804-1828). Правителем он стал в возрасте 18 лет, можно сказать, случайно, благодаря счастливому для него стече­нию обстоятельств. Человек он был совершенно безалаберный и мало заботился о благосостоянии страны. Помимо жены, он завел себе еще 10 наложниц и проводил все время в занятиях любовны­ми утехами и пьянством. Сацумское правительство относилось к Сё Ко крайне настороженно, не доверяло ему, справедливо полагая, что такое правление может пагубно сказаться на экономике остро­ва, а, значит, и на доходах Сацумы. Поэтому в 1828 г. оно добилось смещения Сё Ко с трона, а на его место посадило нового короля – Сё Ику (прав. 1829-1847).

Японский исследователь Фудзивара Рёдзо предполагает, что Ма­цумура Сокон с осени 1829 г. стал служить телохранителем у от­ставленного Сё Ко и жить вместе с ним в поместье Минатогэва, где Сё Ко вел жизнь затворника. По его мнению, Мацумура был при­ставлен к Сё Ко не столько для защиты от врагов, сколько, чтобы удерживать в узде его эксцентричные, безудержные порывы. Намек на это видится ему в том, что, по слухам, которые ходили среди жи­телей Сюри, Сё Ко был убит по приказу группы влиятельных лиц, заправлявших политикой рюкюсского двора, или же покончил с жиз­нью самоубийством, доведенный ими до отчаяния (в официальных источниках, правда, говорится, что гибель Сё Ко была связана с ка­кой-то серьезной психической болезнью). Похоже также, что Мацу­мура был не по нраву Сё Ко, который не любил его за прямолиней­ность. Рассказывают, будто однажды каратист довел его до такого бешенства, что Сё Ко даже приказал посадить его под домашний арест! В конце концов, не поладив со своим неугодливым «телохра­нителем», он отослал в Сюри ко двору короля Сё Ику.

По возвращении в замок Сюри Мацумура стал личным телохрани­телем (о-собамаморияку) короля Сё Ику и служил ему верой и правдой на протяжении многих лет. После смерти Сё Ику Мацуму­ра в уже солидном возрасте стал телохранителем последнего рю­кюсского короля Сё Тай (1848-1879) и занимал этот пост, предполо­жительно, до 1860 г.

 

Изучение каратэ

 

Из того, что Мацумура в течение трех правлений занимал пост те­лохранителя короля, можно предположить, что он пользовался осо­бым доверием рюкюсских правителей и обладал незаурядным бое­вым мастерством. Однако как он его приобрел, мы почти ничего не знаем. Особенно много неясного в вопросе о том, как будущий ве­ликий мастер каратэ познакомился с этим боевым искусством.

«Учитель „тэ“ Мацумуры Сокона точно неизвестен, но говорят, что уже с детских лет он полюбил воинские искусства и уже в 17 или 18 лет приобрел известность в кругах любителей боевых искусств», – пишет Нагаминэ Сёсин.

Широкое распространение получила версия о том, что первым учителем Мацумуры в каратэ был Сакугава «Тодэ» – один из самых первых известных каратистов Окинавы. Некоторые авторы обстав­ляют историю взаимоотношений Мацумуры и Сакугавы самыми, что ни на есть, трогательными подробностями, сообщают, что отец Мацумуры, окинавский дипломат и высокопоставленный чиновник, был другом Сакугавы. Он рано лишился жены и на смертном одре просил приятеля позаботиться о его трехлетнем сыне – будущем Соконе. Сакугава выполнил этот наказ и растил как собственного сына. В самом раннем возрасте под его руководством Мацумура начал постигать премудрости боя голыми руками, упорно трениро­вался, за что получил от восхищенного его успехами наставника прозвище «Буси» – «Мастер каратэ» – и к 17-18 годам стал сильней­шим мастером каратэ на Окинаве.:

Несмотря на всю привлекательность этой истории, в ней есть од­на проблема. Дело в том, что в источниках никаких сообщений да­же просто о личном знакомстве Мацумуры с Сакугавой, не говоря уже о перечисленных подробностях, нет. Известно лишь, что Саку­гава был старшим современником Мацумуры, правда, с датировкой его жизни тоже есть проблемы. Так, до относительно недавнего времени большинство историков каратэ считало, что Сакугава жил в 1733-1815 гг., хотя некоторые, например, американец Б. Хайнес, утверждали, что родился он на добрых полстолетия ранее. Но за­тем, исследуя «Реестры наместников островов Яэяма», специалист по истории Рюкю Нагаминэ Сёсю обнаружил записи, свидетельст­вующие о том, что в 1835 г. тогдашний король Сё Ику назначил 54-летнего чиновника по имени Тэруя тикудон-но пэйтин Канга губер­натором на островах Яэяма и в награду за его заслуги пожаловал ему остров Сакугава, по которому чиновник стал называться Саку­гава Канга. Если это и был тот самый «Тодэ» Сакугава – а так в на­стоящее время считает большинство исследователей, то по расче­там получается, что родился он в 1782 г., на полвека позднее, чем считалось ранее. Отыскались и потомки Канга. Они сообщили, что Сакугава Канга прожил более восьмидесяти лет, и, если считать от 1782 г., то умер он около 1862 г. „Если эти. данные соответствуют действительности, то правильные даты жизни Тодэ Сакугавы –1782 –ок. 1862 гг.

Потом оказалось, что сохранились и потомки другой, боковой вет­ви рода Сакугава. Один из них, Сакугава Тёсе, из семейных преда­ний узнал, что Сакугава Канга был похоронен в Пекине, где нахо­дился с окинавской дипломатической миссией. Во время поездки в Пекин в 1932 г. он сумел разыскать его могилу на особом кладби­ще, где хоронили официальных лиц, приезжавших из вассальных Китаю государств. На небольшом памятнике, установленном на ней, значилось, что Сакугава умер в 17-й год Даогуан, т.е. в 1837 г. В соответствии с дальневосточной традицией, сообщалось, что в пору кончины ему было 56 лет от роду. Таким образом, по мнению Тёсе, правильные даты жизни «Тодэ» Сакугавы – 1782-1837 гг. Правда, во время войны кладбище было разрушено, так что каким-то образом проверить информацию этого источника мы уже не мо­жем. Тем не менее, эту датировку признает правильной Фудзивара Рёдзо.

Если исходить из этих сведений о Сакугаве, можно сделать вы­вод, что Мацумура вполне мог быть с ним знаком – как по времени жизни, так и по поло­жению в чиновном ап­парате, хотя, повто­рюсь, никаких кон­кретных подтвержде­ний того, что он у него учился каратэ, нет.

Другой «кандидат» в учителя Мацумуры – Макабэ Тёкэн по про­звищу «Сямо» – «Бое­вой петух». Макабэ удон – род весьма знатный, связанный родственными узами с королевским родом Сё. Как установили историки, Макабэ Тё­кэн родился в 1769 г. в качестве третьего (по другой версии – четвертого сына) Макабэ адзи Тёги. По предполо­жениям исследователей, ему довелось изучать ушу в Пекине, и он достиг в этом искусстве довольно высокого уровня. По мнению Ара-гаки Киёси, исходя из тридцати или сорокалетней (в зависимости от даты рождения Мацумуры) разницы в возрасте между Макабэ и Мацумурой, можно предположить, что умудренный жизнью Макабэ мог быть идеальным наставником для энергичного юноши. Но, опять-таки, никаких фактов, подтверждающих эту версию, не най­дено.

Зато совершенно неожиданно обнаружились сенсационные све­дения об изучении Мацумурой японской школы фехтования мечом Дзигэн-рю.

 

Изучение Дзигэн-рю

 

Отцом сенсации стал известный окинавский мастер каратэ и ос­нователь школы Мацубаяси-рю Нагаминэ Сёсин. По его воспомина­ниям, приблизительно в августе 1942 г. для исследования генеало­гии семьи Мацумура он посетил дом праправнучки мастера в г. На-ха. В ее доме в ящичке буддийского алтаря Нагаминэ обнаружил мэнкёдзё – мастерскую лицензию – по школе Дзигэн-рю и листок цветной бумаги со стихотворением на нем, которые Мацумуре вру­чил сацумский мастер кэндзюцу Исюин Яситиро.

Мэнкёдзё представляло собой свиток. Видимо, из-за небрежного хранения он поразительно выцвел, верхний и нижний края его бы­ли очень сильно истрепаны. Кроме того, лицензия была написана скорописью с большими подтеками туши, так что прочесть можно было только отдельные фразы.

На листе цветной бумаги было написано стихотворение, которое вручил Мацумуре его наставник Дзигэн-рю:

 

Чем больше я гляжу тебе в лицо, тем горше расставание

При мысли, что уезжаешь ты на родину…

 

Исюин Яситиро. Адресовано Мацумура пэйтин-доно.

Нагаминэ скопировал это стихотворение, благодаря чему мы се­годня можем с ним познакомиться, поскольку оригинал погиб во время большой бомбардировки Окинавы 10 октября 1944 г. В тот же день сгорел и дом праправнучки Мацумуры, так что от него не оста­лось и следа. В страшном пожаре погибла и генеалогия семьи Ма­цумура, и все предметы, связанные с великим мастером.

Школа Дзигэн-рю, которую довелось изучать Мацумуре, была се­кретной школой княжества Сацума, к изучению которой допуска­лись только вассалы дома Симадзу. Отличительная особенность ее – необычайная агрессивность: за исключением техники боя против копейщика, во всех остальных случаях Дзигэн-рю настаивает на ре­шительной атаке противника. По этой причине в ней даже не суще­ствует оборонительных позиций. При этом Дзигэн-рю требует, что­бы фехтовальщик был способен первым же ударом рассечь про­тивника «на полы» и таким образом мгновенно окончить бой. Для выработки такого сокрушительного удара используется упражнение татикиути – «удары по стоящему дереву». В нем фехтовальщик ис­пользует дубовую палку с неснятой корой диаметром около 3 см и длиной около 120 см, которой попеременно наносит удары справа и слева по стоящему дереву или столбу. Нормой считается еже­дневное повторение 11000 таких ударов – 3000 утром и 8000 вече­ром. Последователи Дзигэн-рю полагают, что фехтовальщик может «поставить» базовые движения за 3 года таких тренировок.

В период военных столкновений середины XIX в. самураи из Сацумы, прошедшие подготовку по школе Дзигэн-рю, сражавшиеся на стороне антисёгунской коалиции, наводили ужас на своих врагов. Даже такой прекрасный фехтовальщик, как Хидзиката Сайдзо, за­меститель командира карательного отряда сёгуната Синсэнгуми, возможно, знакомого читателю по художественному фильму «Та­бу», предостерегал своих подчиненных от стычек с бойцами Дзи­гэн-рю. Эти предостережения диктовались опытом и кровью, проли­той в боях с самураями Симадзу: в одной из стычек с воинами Син­сэнгуми известный мастер Дзигэн-рю того времени Накамура Хандзиро за несколько минут прикончил девятерых противников и ушел безнаказанным.

Фудзивара Рёдзо выдвинул две гипотезы относительно того, при каких обстоятельствах Мацумура начал изучать школу Дзигэн-рю.

Обе они связаны с представительством Сацумы на Окинаве, кото­рое возглавлял японский наместник – дзайбан бугё. Достоверно из­вестно, что все сацумские наместникики на острове были знатока­ми Дзигэн-рю.

Согласно первой гипотезе Фудзивары, Сокон начал овладевать японским фехтованием еще до сдачи экзамена на чиновничью должность и назначения на пост телохранителя Сё Ко в 1829 г. Соб­ственно, назначение на эту должность, возможно, явилось призна­нием его успехов в овладении искусством меча. Если это предполо­жение верно, то первым учителем Мацумуры в Дзигэн-рю мог быть дзайбан бугё Сибуя Кимидзаэмон Цурамити из ветви Якумару Дзи­гэн-рю, который был наместником на Окинаве в 1826-1828 гг.

По другой гипотезе Фудзивары, знакомство окинавца с Дзигэн-рю состоялось уже в 1830-е гг. после возвращения из поместья Мина-тогава в Сюри, когда Мацумура познакомился и завязал дружеские отношения с тогдашним дзайбан бугё Матида Минору. Возможно, эта дружба и стала ключиком, открывшим окинавцу возможность знакомства с секретной школой фехтования княжества Сацума.

Как полагает Фудзивара, Мацумуру так заинтересовала эта тради­ция боевого искусства, что он стал буквально терроризировать Матиду, упрашивая его преподать ему фехтование. Однако Дзигэн-рю считалась секретной школой Сацумы, и специальный указ князя Симадзу категорически запрещал даже демонстрировать ее саму­раям из других княжеств. Однако, несмотря ни на что, в конце кон­цов, окинавцу удалось добиться разрешения изучать Дзигэн-рю. Правда, видимо, пришлось подписать клятвенное письмо, адресо­ванное сацумскому представительству на острове, в котором Мацу­мура обязался «изучать школу Дзигэн-рю только в одиночку и ниче­го не передавать другим». Как бы то ни было, Мацумура уговорил кого-то из двух упомянутых наместников, начал изучать японское фехтование мечом и вскоре достиг в этом деле больших успехов.

Тем временем Мацумура получил назначение на службу в рюкюсском представительстве в Кагосиме, столице Сацумы. Естественно, он не хотел упустить эту замечательную возможность поучиться фехтованию у лучших сацумских наставников. Тогда Матида Мино­ру, то ли по своему почину, то ли по просьбе своего предшествен­ника Сибуя Кимидзаэмона, написал для Мацумуры рекомендатель­ное письмо в главное додзё Дзигэн-рю, в котором преподавал на­ставник Исюин Яситиро.

 

Так тренировался Мацумура

Как предполагает Фудзивара, Мацумура впервые приехал в княжество Сацума в 14-й день 6-й луны 1832 г. К тому времени за его плечами, ви­димо, было уже несколько лет занятий Дзигэн-рю. Как рюкюсский чиновник, Мацумура посе­лился в пред­ставительстве своей страны Рюкюкан, кото­рое размеща­лось к востоку от замка Цуру-мару-дзё, в ко­тором жил сам князь Симадзу. Вскоре после приезда в Каго­симу он пере­дал кикияку –японскому чи­новнику по свя­зям с Рюкю, приставленному к рюкюсскому представительству, – рекомендательное письмо от окинавского дзайбан бугё, аналогичное письмо рюкюсского правительства, а также личную письменную клятву. Такая ситуация не имела преце­дентов, и, вероятно, сацумским чиновникам пришлось немало по­ломать головы над просьбой окинавца, но, в конце концов, они доз­волили ему приступить к изучению Дзигэн-рю – все-таки Мацумура был телохранителем короля Сё Ику и имел рекомендательное письмо от имени наместника. О том, что занятия Мацумуры были санкционированы правительством Сацумы, свидетельствует пре­дание, согласно которому окинавец ранним утром восходил на гору Тансиндзё, где занимался упражнениями в татикиути – дело в том, что рюкюсские чиновники могли покидать Рюкюкан только при на­личии специального разрешения сацумской администрации.

От Рюкюкан до додзё наставника Исюин, где стал учиться Мацу­мура, по прямой около полутора километров. Тренировки в нем обычно проходили с 10 часов утра до 4 часов дня. Рассказывают, что Мацумура появлялся в додзё уже в 9 и в течение часа упраж­нялся один. Исходя из данных о стандартной тренировке в Дзигэн-рю и преданий окинавских каратистов, Фудзивара восстанавливает график занятий окинавского мастера. Он полагает, что Мацумура ранним утром в течение часа занимался практикой татикиути на го­ре Тансиндзё-дзан, нанося до 3000 ударов деревянным мечом, за­тем в одиночку час тренировался в додзё, потом в течение 2 часов упражнялся с партнером, а по вечерам еще в течение 2 часов тре­нировался в татикиути, нанося до 8000 ударов. Таким образом, Ма­цумура ежедневно занимался фехтованием по 6 часов, проявляя замечательное упорство и быстро совершенствуя свое мастерство.

Фудзивара предполагает, что приказ о возвращении Мацумуры на Окинаву доставил посланник короля Сё Ику Тибана пэйтин Тётоку, приехавший в Сацуму в 21-й день 6-й луны 1834 г. По случаю отъ­езда окинавца в признание его упорства и достигнутого мастерства главный наставник додзё Исюин, вероятно, дал разрешение пере­дать ему технику высшей, четвертой ступени знания школы Дзигэн-рю «Унки» («Сияние среди туч»), а затем вручил ему мастерскую лицензию и прощальное стихотворение, которые и нашел Нагами-нэ. Всего Мацумура, предположительно, провел в Кагосиме 2 года и 2 месяца, на протяжении которых упорно тренировался в Дзигэн-рю. На родину, по расчетам Фудзивары, он вернулся в 1836 г.

Нагаминэ пишет, что Мацумура ездил в Сацуму дважды, но о вто­рой поездке мастера мы, к сожалению, ничего не знаем.

 

Загадка «И Ва»

 

Из воспоминаний Фунакоси Гитина известно что, наряду с Маэдзато и Кодзё из Кумэ, Мацумура учился каратэ в Китае у некоего «И Ва» из школы «Шаолинь» (Сёрин-рю).

Итак, известно, что Мацумура ездил в Китай и, возможно, даже не единожды (Нагаминэ, например, говорит о двух поездках). Но когда именно? Куда? С какими целями? На какой срок? Как познакомил­ся с мастером «И Ва»? Что это был за человек? Чему и как долго Мацумура у него учился? К сожалению; обо всем этом можно толь­ко догадываться.

Вряд ли мы ошибемся, если будем исходить из того, что Мацуму­ра ездил в Китай легально, в качестве официального чиновника ка­кого-то уровня. Главный телохранитель короля – слишком заметная фигура, чтобы проделывать такие поездки тайком. Да и зачем ему такие приключения, когда все можно сделать вполне законно? Это допущение сильно облегчает жизнь исследователю, так как все официальные миссии в Китай известны наперечет и неплохо доку­ментированы.

Анализируя факты биографии Мацумуры в контексте данных о дипломатических миссиях в Китай, Фудзивара Рёдзо приходит к вы­воду о том, что Мацумура ездил в Китай в 1836 г., в год возвраще­ния из Сацумы на остров, в составе посольства во главе с полно­мочным послом Ко Дайкю и послом для передачи дани цинскому двору Сон Кою.

По заведенному обычаю, корабли с данью-окинавского двора ки­тайскому императору обычно отплывали из порта Наха в средней или последней декаде марта. Миссии с данью обычно состояли из двух кораблей: главного корабля и корабля сопровождения. На бор­ту главного корабля находилось 120 пассажиров и членов экипажа. Корабль сопровождения был поменьше и принимал лишь 70 чело­век. Собственно дипломатическая миссия обычно включала в себя около 20 человек: посла, его заместителя, переводчиков, писцов, телохранителей, слуг и др. Выйдя из Нахи,окинавские корабли шли по прямой до острова Кумэ, где останавливались на один день, а затем плыли до китайского порта Асу в Фучжоу. Этот путь они про­делывали приблизительно за одну неделю. После прибытия в Фуч­жоу окинавские посланники наносили визиты и вручали подарки гу­бернатору и другим высшим чиновникам. Здесь миссия разделя­лась. Посольство выезжало в Пекин ко двору указанным цинскими властями маршрутом. А ее сопровождение – чиновники средних рангов, купцы и т.д. оставались в Фучжоу, пока матросы сгружали на берег привезенные тюки, чинили корабли, закупали товары, состав­ляли их описи, паковали и грузили на суда. К концу сентября, когда все торговые операции и приготовления к отплытию на родину за­вершались, окинавские корабли отплывали домой, чтобы потом вернуться для доставки дипломатов, едущих на Окинаву из Пекина.

В какой же части миссии находился Мацумура? Ответ на этот во­прос имеет принципиальное значение для понимания генезиса сти­ля Сюритэ. Если он остался в Фучжоу, то имел возможность в тече­ние нескольких месяцев знакомиться с фуцзяньскими стилями ушу. Если же отправился в Пекин, то перед ним могла раскинуться сов­сем другая палитра северных стилей. Увы! Никаких сведений на этот счет у историков нет. Соответственно, существует и два раз­ных, но почти в равной степени слабо обоснованных ответа на во­прос о том, где Мацумура почерпнул свои знания ушу.

Известные окинавские каратисты и исследователи истории сере­дины – второй половины XX в. – Нагаминэ Сёсин, Сокэн Хохан, На-кама Тёдзо и др. – утверждали, что Мацумура познакомился с не­сколькими стилями ушу в Фучжоу. Нагаминэ пишет, что Мацумура ездил в качестве посла рюкюсского королевства в Фучжоу дважды. Не называя даты первой поездки, Нагаминэ утверждает, правда, не указывая источника информации, что вторая поездка мастера в Фучжоу состоялась в 1859 г. Однако никаких деталей об обучении окинавца в Китае этот автор не сообщает. Вместо них – весьма уяз­вимое для критики и ничем не подтвержденное сообщение о том, что, по рассказам, специалисты из Фучжоу – одного из главных цен­тров практики ушу на юге Китая весьма уважали Мацумуру за его личные достоинства и незаурядное мастерство, что они радушно распахивали перед ним двери в свои залы и дозволяли свободно наблюдать за тренировками, несмотря на традицию секретности занятий ушу.

Сокэн Хохан и Накама Тёдзо утверждали, что Мацумура учился в Фучжоу ушу у «военных атташе» «А Сон» и «И Ва» (непонятно, впрочем, что делали китайские военные атташе в китайском же порту) и даже посетил овеянный легендами фуцзяньский монас­тырь Шаолинь-сы. Тут, правда, есть несколько проблем. Во-первых, стиль Сюритэ мало похож на Фуцзянь шаолинь-цюань. Во-вторых, еще в 1941 г. знаменитый китайский историк ушу Тан Хао после изу­чения письменных документов по провинции Фуцзянь и собствен­ных полевых исследований в своей книге «Шаолинь цюаньшу мицзюе каочжэн» («Изучение секретов шаолиньского кулачного искус­ства») показал, что фуцзяньского Шаолиня в действительности ни­когда не было!

Иную позицию по вопросу, где изучал ушу Мацумура, занимает японский исследователь Фудзивара Рёдзо. По его словам, записи переводчика из Кумэ-муры Кодзё Исё (1833-1891) свидетельствуют, что Мацумура постигал кэмпо в частном додзё наставника «И Ва» в Пекине. Это подтверждают и рассказы ученика мастера Итосу Ан-ко (1831-1916), который якобы не раз говорил: «Наставником Мацумуры был И Ва из Пекина». Им, ссылаясь на рассказы отца, вторит основатель школы Кобаяси-рю Тибана Тесин (1885-1969): «Некий „И Ва“ был наставником ушу в императорском дворце в Пекине». Исходя из этих данных, Фудзивара полагает, что в 1836 г. Мацуму­ра не задержался в Фучжоу, а выехал в Пекин.

Весь путь от Фучжоу до Пекина занимал от 40 до 90 дней. Марш­рут проходил через современные города Наньпин, Инцао, Цзинь-хуа, Ханчжоу. У города Чжэньцзян путешественники переправля­лись через реку Чаньцзян, далее через Янчжоу и Сюйчжоу добира­лись до г. Цзинань, близ которого переправлялись через Хуанхэ. Далее они двигались через Дэчжоу и Тяньцзинь и, наконец, попада­ли в Пекин. Протяженность маршрута, таким образом, составляла около 2,5 тысяч км. Большую часть пути миссии проделывали по воде на кораблях, но, тем не менее, дорога была очень утомитель­ной и подчас опасной, так что цинский эскорт из 50 воинов был не просто данью престижу.

Приехав в Пекин, официальные посланники Окинавы и их сопро­вождение останавливались в специальном гостевом дворце Хуйтунгуань, предназначавшемся для размещения послов и прочих официальных лиц, приезжавших в столицу Срединного царства из вассальных государств. За его стенами располагался рынок Небес­ной лазури, где рюкюсцы продавали привезенные с собой изделия ремесленников и скупали диковинки китайского производства. Бе­зопасность рюкюсских посланников, согласно установленному по­рядку, обеспечивали 20 телохранителей из числа гвардейцев Вось­мизнаменной маньчжурской армии, назначавшихся особым воен­ным чиновником, отвечавшим за безопасность иностранцев. По имеющимся данным, охраняли дворец Хуйтунгуань главным обра­зом воины ханьского происхождения (т.е. китайцы, а не маньчжуры).

Согласно «Подлинным записями великой династии Цин», окинавский полномочный посол Ко Дайкю прибыл в Пекин в конце декаб­ря 1836 г. Возможно, именно в этот день, как телохранитель посла в Пекин вступил и Мацумура Сокон.

Обычно окинавские даннические миссии проводили в Пекине око­ло 100 дней. Таким образом, Мацумура должен был провести в Пе­кине не менее 3-х месяцев, с декабря 1836 по конец марта 1837 г. Надо сказать, что время это для окинавцев, выросших в тропиках, было самым неподходящим, поскольку это самый холодный пери­од года в Пекине, когда дуют сильные ветры, и выпадает обильный снег.

В те дни трон занимал 8-й император маньчжурской ди­настии Сюань-цзун. Это было не лучшее время в истории маньчжурского правления. Многочисленные восстания различных религиозных сект и тайных обществ истощили казну государства, в страну ломились английские и фран­цузские колонизаторы, среди гражданских и военных чи­новников процветала коррупция, страна пришла в беспо­рядок. Короче говоря, попал Мацумура в Пекин в очень и очень непростое, беспокойное время. Зато ушу в эту эпо­ху процветало, так как владение им стало одним из важ­нейших факторов обеспечения собственной безопаснос­ти. Так что у Мацумуры, вероятно, было немало возмож­ностей познакомиться с китайскими воинскими искусства­ми. Тем более, что как телохранитель официального по­сла вассального государства он имел доступ во многие места, куда простая публика попасть не могла, и, как по­лагает Фудзивара Рёдзо, целыми днями жадно наблюдал за тренировками воинов Восьмизнаменной армии на их тренировочном полигоне или смотрел на занятия охраны императора, отрабатывавшей боевые приемы во Дворце воинской доблести – Уин-дянь.

Фудзивара предполагает, что гидом Мацумуры в его по­ходах по залам ушу был Сакугава Канга, который, по рас­четам, также входил в состав миссии. По имеющимся данным, это была уже третья поездка Сакугавы, и у него было немало влиятельных знакомых в городе. Вообще, Фудзивара считает, что Сакугава был своеобразным доб­рым гением для Мацумуры. По его мнению, именно он ре­комендовал каратиста на пост телохранителя посла, до­говорился со знакомыми китайскими чиновниками о пре­доставлении ему пропуска для выхода и входа в запрет­ный город, свел с нужными людьми. Фудзивара пишет, что невозможно представить себе, будто Мацумура, в ко­тором бурлила энергия и который прошел чрезвычайную по трудности тренировку в школе кэн-дзюцу Дзигэн-рю, мог ограничиться лишь своей официальной работой, про­ходившей главным образом в стенах дворца Хуйтунгуань. Он считает, что Мацумура выбирался из него наружу по вечерам и в одиночку предавался тренировкам на соседней площа­ди.

Когда и при каких обстоятельствах Мацумура познакомился со своим будущим учителем ушу мастером «И Ва», или, если призна­вать современное иероглифическое написание этого имени за под­линное, Вэй Бо по-китайски (яп. И Хаку), неизвестно. Фудзивара по­лагает, что «И Ва» был наставником императорских телохраните­лей, и что представил Мацумуру ему Сакугава Канга, который был давно знаком с мастером и практиковал тот же стиль ушу.

Какой стиль преподавал «Вэй Бо», совершенно неизвестно, да и имя его историки еше не отыскали в источниках того времени. Правда, Фудзивара обнаружил в анналах истории мастера по име­ни Пин Юнхэ. Его имя – Юнхэ – в японском прочтении звучит как «Эйва» – похоже на «И Ва». Может быть, именно он был учителем Мацумуры? Увы, никаких подтверждений этому нет.

Говорят, что в то время самым популярным стилем среди мань­чжурских гвардейцев был Синъи-цюань – Кулак формы и воли, и можно было бы предположить, что «И Ва» практиковал именно его, тем более, что, по свидетельству учеников Мацумуры, на склоне лет мастер часто рассказывал им истории о великом китайском во­еначальнике Юэ Фэе, которого легенды Синъи как раз именуют ос­нователем стиля. Впрочем, анализ техники, зашифрованной в клас­сических ката каратэ Найфанти, Кусянку и Усэйси (Годзюсихо), ко­торые практиковал Мацумура, позволяет говорить об их генеалоги­ческом родстве с северными стилями ушу, но никак не с Синъи-цю­ань. По мнению Фудзивары, стиль Мацумуры – родственник попу­лярного северокитайского стиля Чжаомэнь-цюань, который тради­ционно возводят к легендарному императору Чжао Куанъиню. Нуж­но сказать также, что к Юэ Фэю возводят свои корни десятки сти­лей, существует и собственно Кулак Юэ Фэя – Юэ Фэй-цюань.

Какие же возможности были у Мацумуры для овладения кэмпо? Выше уже говорилось, что миссия должна была провести в Пекине каких-нибудь 3 месяца – срок слишком малый для того, чтобы серь­езно изучить хотя бы основы нового стиля даже с учетом специфи­ческой подготовки окинавца. Кроме того, Мацумура все же был об­ременен дипломатической работой и не мог располагать собой по своему усмотрению. Однако, как полагает Фудзивара, обстоятель­ства сложились таким образом, что пребывание Мацумуры в Пеки­не сильно продлилось, а время почти целиком высвободилось.

Как полагает Фудзивара, следующий за рассказом Сакугавы Тёсе, якобы установившим, что Сакугава Канга умер в Пекине в 1837 г., незадолго до отправления посольства на родину «Тодэ» тяжело за­болел, и было решено оставить его в Пекине до приезда следую­щей миссии. А поскольку Мацумура был самым близким Сакугаве человеком (оба были уроженцами Сюри, и Сакугава, как полагают, постоянно опекал Мацумуру), ему приказали остаться вместе с Сакугавой в качестве сиделки. Так каратисты остались в Пекине вдво­ем. Сакугава вскоре после отъезда миссии умер, Мацумура похоро­нил его и остался совершенно один. До приезда следующего по­сольства оставалось еще очень много времени, а делать ему, похо­же, было нечего. Чтобы как-то занять себя и избавиться от гложу­щей душу тоски, Мацумура, как следует из преданий семьи Кодзё, вооружился 120-сантиметровой палкой и отправился на площадку, где проходили тренировки маньчжурских гвардейцев. Там он стал вызывать на состязательные поединки наставников по технике боя мечом и копьем и, как утверждают легенды, побеждал их одного за другим. Якобы даже сам «И Ва», обучавший Мацумуру китайскому кэмпо, несмотря на мастерское владение шестом, не сумел с ним совладать. Пересказывая окинавские предания, Фудзивара пишет, что «вероятно, в то же мгновение, как Вэй Бо принял изготовку, его шест покатился по земле», имея в виду, что Мацумура ловким уда­ром выбил его из рук мастера.

Интересное и неожиданное подтверждение рассказам о подвигах Мацумуры в Пекине обнаружилось в высказываниях крупнейшего мастера стиля Синъи-цюань Шан Юньсяна: «Искусство боя мечом японцев поистине ужасно: застывают на месте недвижимо, а побе­ду решают в одно мгновение. Но чтобы достичь такого мастерства, по сравнению с ушу, тренироваться нужно в десять раз больше. По­этому мастеров у них немного. Некогда среди рюкюсцев, приезжав­ших в Пекин, был один мастер, использовавший технику японского меча, и не было никого, кто смог бы его одолеть в поединке. Однако сам этот рюкюсец поделился, что его мастерство не превышает среднего уровня».

Известно, что после возвращения на родину Мацумура переменил последний иероглиф в своем имени. Если ранее его имя Сокон означало «Потомок патриарха», то теперь оно стало означать «Шест патриарха». Фудзивара полагает, что это имя было пожаловано Мацумуре самим «И Ва». Возможно, что и свое китайское имя – У Чэньда (яп. Бу Сэйтацу), которое означает «Постигающий воин­ское искусство», Мацумура получил во время пребывания в Пеки­не, однако никакие подробности на этот счет неизвестны. Фудзива­ра высказывает предположение, что Мацумура по своей природной скромности вряд ли мог сам выбрать себе такое горделивое имя, и скорее всего, им одарил его какой-нибудь китайский мастер ушу или высокопоставленный чиновник, восхищенный его выдающимся мастерством. Раз уж речь зашла об именах Мацумуры, скажем, чтс у него, помимо «Буси», было еще два прозвища: «Унъю» – «Облач­ный герой», «Буте» – «Глава боевого искусства».

Следующая дипломатическая миссия с Окинавы во главе с полно­мочным послом Рин Конэн, по данным китайской летописи «Сюань-цзун шилу», прибыла в Пекин в начале июня 1837 г. и отбыла на ро­дину в последней декаде марта 1838 г., добралась до Фучжоу в пер­вой декаде июня, а прибыла в порт Наха – в первой декаде июля. Таким образом, если предположение Фудзивары верно, Мацумура прожил в Пекине 1 год и 3 месяца – с декабря 1836 по март 1838 г., а всего провел в Китае около двух лет. Кэмпо он, вероятно, всерьез занимался около года. Основным его учителем был, видимо, на­ставник ушу восьмизнаменной армии «И Ва», но вполне возможно, что он посещал и другие залы в Пекине.

По возвращении на Окинаву Мацумура снова стал служить тело­хранителем короля и занимал этот пост приблизительно до 1860 г.

 

Ученики Мацумуры

 

Еще в бытность свою телохранителем короля Мацумура начал преподавать боевые искусства. Первыми его учениками, как пола­гает Фудзивара, были высокопоставленные чиновники Итарасики (Макиси) Исиминэ Тётю (1818-1863) и Куваэ Тёцу (1814-1880). Су­ществует версия, согласно которой Мацумура попал в опалу из-за связей с его любимым учеником Итарасики Тётю, павшим жертвой интриг, и по этой причине был вынужден оставить службу. Но впол­не возможно, и что Мацумура ушел в отставку просто по старости лет, чтобы иметь больше свободного времени, в том числе и для за­нятий каратэ.

В преклонные годы Сокон преподавал каратэ многочисленным ученикам на площади дворца Утяя удон – дачи королевского дома Сё – в Сакияма в Сюри. Об этом месте Нагаминэ Сёсин пишет сле­дующее: «Во время королевства в Этом месте самураи оттачивали своей искусство в чайной церемонии, стрельбе из лука, в воинских искусствах».

В этот период его учениками были многие видные мастера кара­тэ конца XIX – начала XX вв.: Адзато (Асато) тикудон-но пэйтин Ан-ко (Ясуцунэ; 1827-1906/1828-1914), Итосу Анко (Ясуцунэ; 1832-1916), Тинэн Санда (1829-1915), Киндзё пэйтин (1832-1918), Исими­нэ буси (1835-1889), Кян Тёфу (1835-1889), Сакихара пэйтин (1838-1918), Тибана Тёсе (1839-1919), Кюна (Киюна) тикудон-но пэйтин (1845-1920), Мацумура Набэ (Наби; 1850-1930), Тавада тикудон-но пэйтин (1851-1907), Куваэ Рёсэй (1853-?/1858-1920), Ябу Кэнцу (1866-1937), Фунакоси Гитин (1868-1957), Ханасиро Тёмо (1869-1945), Кян Тётоку (1870-1945).

Обращает на себя внимание, что учениками Мацумуры были ис­ключительно высокопоставленные чиновники королевского двора (Итарасики Тётю – главный смотритель за торговыми операциями королевства Рюкю, Адзато Анко – советник короля Сё Тай, Итосу Анко – личный секретарь того же государя) и др., а также отпрыски знатных дворянских семей. Это позволяет предположить, что к за­нятиям кэмпо Мацумура допускал лишь представителей дворянско­го сословия. В этом – особенность Сюритэ, стиля окинавской элиты.

 

Старейший трактат каратэ

 

Через несколько лет после окончания второй мировой войны На­гаминэ Сёсин узнал, что с Тайваня на Окинаву вернулся Куваэ Рёкэй, старший сын Куваэ Рёсэя, одного из старших учеников Мацу­муры. До него также дошел слух, что у Рёкэя хранится свиток, пи­санный великим мастером каратэ собственноручно. Естественно, Нагаминэ очень захотел познакомиться с этим ценнейшим докумен­том и при первой же возможности в 1951 г. посетил дом Куваэ под предлогом сбора материала для книги по истории каратэ.

Оказалось, что у него и вправду хранится свиток кисти Мацумуры. Хозяин радушно продемонстрировал его Нагаминэ и даже позво­лил сделать с него фотокопию. Сочинение Мацумуры Нагаминэ впоследствии опубликовал в своей книге. «Этот свиток является старейшим текстом, посвященным каратэ, написанным на Окинаве – родине этого боевого искусства. И, конечно, уже одно то, что это подлинник, написанный собственноручно Мацумурой, делает его авторитетным источником», – пишет исследователь. Познакомимся же с этим интереснейшим текстом, написанным великим мастером в возрасте более 70 лет, в переводе с японского языка:

 

«Ты должен знать подлинный смысл занятий боевым искусством. Посему я решил изложить то, что сумел постичь, ты же тщательно изучи то, [что написано здесь].

Итак, у гражданского и воинского Путей – один принцип. И граж­данский, и воинский [Пути] разделяются на три Пути.

Три гражданских Пути суть Учение об изящной словесности, Уче­ние о толковании [канонов], Учение о Пути [конфуцианского] учено­го.

Учение об изящной словесности ограничивается сплетением слов в сложные выражения, составлением слов и предложений, умени­ем высчитывать жалование, полагающееся знатным людям в соот­ветствии с их титулами; Учение о толковании [канонов] состоит в постижении смысла канонов, обучении [канонам] других и собст­венном постижении их, но их нельзя назвать причастными Пути. Два этих учения дают славу лишь в литературном искусстве и потому их нельзя назвать подлинными учениями. Учение же о Пути [кон­фуцианского] ученого причастно Пути, оно [ведет] к постижению «вещей», делает мысль правдивой, «сознание» – правильным, бла­годаря этому семья приводится в порядок, страна усмиряется, и на­ступает мир. Вот это подлинное учение, Учение о Пути [конфуциан­ского] ученого.

Три воинских Пути (будо) суть воинское искусство ученых (гакуси-но бугэй), воинское искусство только по названию (мёмоку-но бугэй) и воинское искусство воинского пути (будо-но бугэй).

Что касается воинского искусства ученых, то [его последователи] полностью меняют методику тренировки, их мастерство поверхно­стно, [их воинское искусство] лишь доставляет хлопоты и превра­щается в подобие танца, как способ обороны оно не годится, а [его последователи] – все равно, что женщины.

Что касается воинского искусства только по названию, то [его по­следователи] не реализуют его на практике, мечутся из стороны в сторону, говорят лишь о победах, ссорятся или чинят вред людям или же причиняют себе травмы, а порой посредством [своего «ис­кусства»] позорят родителей и братьев.

Что же касается воинского искусства воинского пути, то [его по­следователи] не витают в облаках, а посредством упорной непре­станной работы над собой (куфу; кит. гунфу) достигают мастерства, сохраняя покой, они выжидают, пока враг сам поднимет шум, и, за­хватив «сознание» врага, одолевают его. Их мастерство совершен­ствуется, и выявляется чудесно-мельчайшее, хотя они в состоянии совершить великое множество вещей, они не склоняются к ложно­му. Они также не затевают ссор. Храня верность и сыновнюю поч­тительность, они естественно проявляют мощь лютого тигра и ско­рость орла, птицы, они способны сокрушить любого врага.

Это воинское искусство запрещает насилие, управляет оружием, хранит людей, предопределяет заслуги, утихомиривает народ, ус­миряет простой люд, приносит богатство. Это называется Семью добродетелями воинского искусства (бу-но сититоку), в книгах я встречал даже [места, где эти добродетели] восхваляют святые. Та­ким образом, у гражданского и воинского Путей – один принцип, по­сему воинское искусство ученых и воинское искусство только по на­званию бесполезны, а потому должно знать, что нужно овладевать воинским искусством воинского пути, видеть «момент» и откликать­ся на «изменения» и посредством этого подавлять [врагов]. Без утайки изложив то, что я должен тебе передать, я искренне желаю, чтобы ты помнил о необходимости тренироваться, следуя изложен­ным выше указаниям.

На этом заканчиваю..

Мацумура Бутё

[Написано] в 13-й день 5-й луны

[Адресовано] мудрому ученику Куваэ».

 

Стиль Мацумуры

 

Оценивая роль Мацумуры Сокона в развитии каратэ и уровень его личного мастерства, историки не скупятся на похвалы. Его име­нуют «окинавским Мусаси», срав­нивая с величайшим японским фехтовальщиком. Весьма вер­ную, на мой взгляд, оценку Мацу-муре дал Нагаминэ Сёсин: «Ма­цумура Сокон, с одной стороны, занимал важные посты при коро­левском дворе Рюкю, а, с другой, глубоко изучил не только рюкюсское боевое искусство (каратэ), но и китайское кэмпо, а также японское искусство меча, обрел путь культивации сознания в кон­фуцианстве и, благодаря этому, овладел сущностно глубоким бу­до, в котором были слиты воеди­но „сознание“, „техника/умение“ (ги) и „тело“ (тай)».

Мацумура осуществил синтез староокинавского боевого искусст­ва тэ, китайского кэмпо и японского будзюцу, выведя окинавское бо­евое искусство на новый уровень развития – уровень будо.

Особого внимания заслуживает влияние японского фехтования на каратэ – факт, до сих пор не оцененный в полной мере. Это влияние сказалось и в технике, и в тактике, и в методике, и в духе «китай­ской руки» столицы Окинавы Сюри.

В акценте Сюритэ на одном, смертоносном ударе явно просмат­ривается родство этого стиля с Дзигэн-рю. Уверен, что не многие отечественные каратэки, любящие щегольнуть выражением «иккэн хиссацу» – «одним ударом – наповал», знают, что выражение это не окинавское, а японское, что пришло оно в каратэ из японского фех­тования, где слово «кэн» записывается не иероглифом «кулак», как в окинавской традиции, а иероглифом «меч».

Обращают внимание исследователи и на тот факт, что в Китае та­кой важнейший тренировочный снаряд каратистов как макивара – столб, обмотанный соломой, на котором отрабатывают удары рука­ми и ногами, – практически не встречается. Зато тренировка с макиварой сильно напоминает татикиути Дзигэн-рю – и по форме, и по сути. Не из японской ли школы фехтования пришла эта практика?

Ученик Мацумуры Итосу Анко создал серию из 5 ученических ка­та «Пинъан» («Хэйан» – «Мир и покой»). Эти комплексы пронумеро­ваны, но не так, как в китайском ушу, где к обозначению комплекса – «синь»-»форма» или «лу»-»дорожка» – просто добавляют поряд­ковое числительное. У Итосу к названию комплекса примыкает чис­лительное с добавлением слова «дан» – «ступень»: седан – букв. «начальная ступень», нидан – «вторая ступень» и т.д. Полагают, что и в этом сказалось влияние Дзигэн-рю. Дело в том, что именно в этой школе фехтования процесс обучения разделяется на 4 «ступе­ни»: седан, нидан, сандан, ёдан. Причем на уровне «сандан» изу­чаются ката «Пин» («Хэй» – «Мир») и «Ан» («Покой»), иероглифами которых и записал Итосу названия своих комплексов.

Многие ученики Мацумуры переняли у него в той или иной степе­ни и искусство меча. Полагают, что в полной мере освоили Дзигэн-рю Итарасики Тётю и Адзато Анко. Прекрасно владел мечом и Ябу Кэнцу.

Помимо боя пустыми руками Мацумура преподавал своим учени­кам и технику боя шестом, в которой он был очень хорош – не слу­чайно ведь его прозвище – «Шест патриарха». О происхождении техники щеста Мацумуры среди историков идут споры. С одной сто­роны, «кон», по-китайски, «гунь», – китайский термин для обозначе­ния палки, что, вроде бы, должно указывать на китайские корни па­лочного искусства мастера. С другой, базовые движения, боевые изготовки, перемещения техники Цукэнбо, которую он практиковал, точно такие же, как в искусстве боя палкой Дзигэн-рю. Вообще, со­четание каратэ и кобудо – отличительная черта именно традиции Сюритэ, в Нахатэ Хигаонны и в Уэти-рю Уэти Камбуна ученики изучают кобудо только дополнительно и по другим стилям.

Мацумура стремился привить своим ученикам стиль боя на сред­ней и дальней дистанции с преобладанием молниеносных дально­бойных прямых ударов руками и ногами, стопорящими блоками, от­носительно низкими и растянутыми стойками, с использованием «входа» прыжком с дальней дистанций и ставкой на один разящий удар.

В традиции Мацумуры особое внимание уделялось прямым уда­рам кулаком – цуки. Существовала специальная методика трени­ровки, позволявшая развить высочайшую: скорость этих ударов (см.: «Додзё», № 6, с. 33-36). В Сюритэ цукй наносится по кратчай­шей траектории – строго по прямой линии к мишени – и поражает са­мые близкие и наиболее уязвимые точки противника: солнечное сплетение и подбородок противника. Этот удар должен быть неза­метным. Для этого цуки начинается с движения кулаком, и только в последний момент, когда кулак уже находится в паре сантиметров от цели, в движение включаются бедра и плечи. У такого удара есть одна слабость – он недостаточно силен в начальной фазе, когда движение совершаетодна лишь рука. Решение проблемы таково: каратист из Сюритэ держит противника на дальней дистанции, по­стоянно маневрируя и пресекая его попытки сблизиться встречны­ми ударами. В защите он использует либо жесткие травмирующие отбивы, либо стопорящие, давящие и выводящие из равновесия блоки, которые вынуждают противника остановиться в его рывке вперед и остаться на удобной для каратиста дистанции. Характер­но, что в Сюритэ защиты предплечьем снаружи и изнутри выполня­ются с нажимом вперед. В правильном исполнении они не только отводят бьющую руку противника в сторону, но и через нее воздей­ствуют на его позвоночник, выводя из равновесия;'|Возможно, на выборе такой тактики и техники Мацумуры сказались его физичес­кие данные: мастер имел довольно высокий по окинавским меркам рост в 170 см и вес 70 кг.

Предполагают, что Мацумура преподавал своим ученикам такие ката, как Найфанти, Кусянку, Усэйси (Годзюсихо), Сэйсян, Тинто и Пассай. О происхождении этих ката практически ничего неизвест­но. По стилистике лишь можно сказать, что большая их часть име­ет северокитайские корни. В частности, крупнейший японский спе­циалист по китайскому ушу Касао Кёдзи видит в Кусянку «типичное, богатое различными изменениями ката кэмпо категории „длинные мосты, большие кони“, включающее такие приемы как два после­довательных удара обеими ногами в прыжке, позиции с припадани­ем к земле, коренным образом отличающее от стандартных ката южного цюаньфа». Касао считает, что, судя по особенностям техни­ки ката, велика вероятность его принадлежности к какому-то хэбэйскому или шаньдунскому стилю ушу.