Пикап будущего — загипнотизирую тебя и трахну! 4 страница

Бездарь!

Ты ничего не достиг и не достигнешь в своей никчёмной жизни! Ты умрёшь в бедном одиночестве! Все твои мечты, все твои желания… Они умрут вместе с тобой!

Бездарь! Уныние! Никчёмность!

Ты лишь маленькая точка! Вокруг столько талантливых людей, а ты… а ты… а ты — серость! Ты не сможешь плыть даже по течению, ты захлебнёшься! У тебя не хватит сил, чтобы преодолеть этот длинный и опасный путь! Ты умрёшь раньше, чем сможешь понять что-то священное, духовное, тайное. Ты никогда ничего не знал! Ты лишь притворялся, что знаешь что-то! Ты просто мусор! Хлам, выброшенный в бездну таких же бездарей! Ты каша из ненависти к себе и саморазрушения!

Кого ты хочешь удивить в этом мирке? Кого? Таких же тупых бездарей вроде тебя? Уже было множество фигур, которые делали огромные шаги в истории! Что же ты хочешь сделать со своими малюсенькими шажочками? Насмешить всех хочешь?

Очнись!

Ты — неудачник! Идиот! Глупец…

Ты — челядь!»

Эти слова вылетали из огромного рупора, который скосил бетонный столб своею тяжестью — он стоял напротив места, где я внезапно очнулся… Погода была обычной, даже слегка нейтральной: не было ни ветра, ни дождя, ни туч. Даже облаков белых я не находил, и небо напоминало синий потолок, лишь иногда переливающийся голубоватыми оттенками, однако вновь потом становящийся синим.

— Бездарь! Неудачник! Челядь!.. — продолжал кричать рупор, а я тихонько прошагивал вперёд. Поблизости никого не было: ни одного человека, да и вообще чего-то живого не видно, а огромные и пустые просторы занимают песчаные горы и деревья, которые показывают Солнцу тонкую линию своего существования.

Звуков, кроме криков из рупора, не слышно:

— Бездарь! Неудачник! Челядь!..

Я решился подойти к рупору поближе, но звуки из него почему-то теперь стихали. Я стал идти медленнее и заметил странность: звуки шагов моих куда-то испарились — становилось слишком пусто, даже в голове…

Глаза уже закрывались от тяжести ветра и песка — я почти ничего не видел вокруг.

— Бездарь!.. — звучало тише.

Стало легче.

Я продолжал двигаться — передо мной услышались какие-то помехи, соединенные со звуками волн моря и доставучими криками чаек. «Странно, чайки в таком месте…» — подумал я, а вокруг стало очень и очень тихо…

Ржавый гвоздь скребёт по стеклу, и я оказываюсь в другом пространстве.

Лечу откуда-то сверху, будто с космоса, внезапно громко, очень громко кидаюсь в этот мир: с криком я ударился об уплотнённую поверхность песочной глади — все песчинки, даже мелкие и отдалённые, превратили обычную плоскость в огромный вихрь — он с бешеной скоростью закрутился вокруг меня и вокруг тела.

Подобно горящему астероиду я расплавил под собой песочную гладь, ударившись и расколовшись на две части, одна из которых улетела куда-то в сторону; возможно, именно над ней летала чайка, звавшая меня своим бесстыжим тонким криком. Я очень медленно пошёл на крик, не зная, что может принести мне вторая часть астероида, — вторая часть меня фактически, — однако я всё равно пытался найти её, медленно перебирая своими тонкими ногами, которые оставляли следы на мягкой остывшей поверхности песка. Эти следы исчезали за потоком обжигающего песка, который превратился в вихрь и плавно следовал в сторону криков птицы. Я не видел пути, ведь слой вихря, крутящийся против часовой стрелки, закрывал обзор дороги, однако я слышал крик этой птицы — возникло чувство, что она пытается меня спасти, вытащить из бури, этого хаоса мельчайших частиц, которые стали барьером между мной и свободой.

Свободой ли?..

Каждая песчинка лежала сотни лет в этом странном месте без малейших колебаний и движения, иногда лишь лёгкое дуновение ветра толкало из стороны в сторону малое их количество на мельчайшее расстояние, а для песчинок расстояния эти и вовсе казались огромными; эти мелкая суета стирает границы каждой из них, делая формы более гладкими и уязвимыми.

Бред…

Я далеко отошёл от твёрдого места, которое в начале пути было под моими ногами; вернуться был не в силах тоже; а сейчас просто сильно устал: кажется, у меня всегда была одна дорога…

Миллиарды песчинок расползлись по телу моему и мозгу за всё время пути: часть из них впиталась в кожу и забралась под жилы, начала бродить по сгусткам крови; кожа, впрочем, стала твёрдой, и сейчас ни одна частичка правды не может пробиться через эти стены.

— Защита от чужого мнения не всегда полезна, особенно, когда ты вращаешься в рамках общества. Но эта защита полезна для твоего внутреннего нетронутого мирка, который нуждается в признании.

Бред…

Весь мой опыт, мои принципы, знания, навыки, всё это осело у меня внутри на долгие годы; с этим мне жить остаток жизни. Мне никак не избавиться от этого груза, но если и можно было избавиться, то я бы отказался!… Я никогда раньше не был рад самому себе, но лишь сейчас понял, что радоваться стоит. Я понимаю, что если и не значу что-то в этом мире, то я всё равно счастливчик, ведь я родился! Я всё равно герой, потому что смог выжить! Я всё равно заслуживаю счастья, потому что каждый человек его заслуживает!

Каждый…

XXVI

До встречи оставалось ещё 20 часов… Я смотрел в потолок и ни о чём не думал. Я боялся спугнуть будущие события. Я боялся, что у неё появятся неотложные дела. Я боялся любого шороха, потому что он мог изменить всю мою жизнь… Фильмы не смотрелись, музыка не звучала, книги не читались…

Я сидел на полу как стеклянная статуя, боясь, что любой резкий звук может меня сломать изнутри, и я разорвусь на мелкие осколки, которые невозможно будет собрать. Я уже не раз обжигался, но всё это мною стало забыто со временем. Всё это было затеряно в дебрях моего бессознательного, которое, может быть, сейчас отдыхало, или уже строило планы о том, как затереть будущие воспоминания об очередной неудачной любви.

Я всегда боялся влюбляться, а если это всё же происходило, то я утопал в этих эмоциях полностью. Я никогда не мог понять, каким образом какая-то химическая реакция возносит твою душу к небу, она возносит её, но и падать потом становится страшно… и больно.

Иногда в моей голове пробегали мысли, где мы с ней вместе можем быть когда-то… В некоторых мыслях мы гуляли по парку, а в других мы бродили по берегу одинокой реки.

Нам было весело, мы смеялись. Всё было прекрасно…

Однако мне приходилось изгонять эти мысли, чтобы вновь не стать их узником. Я не хотел опять страдать, сидя в запертой и одинокой квартирёнке. Мне хотелось быть с кем-то; может быть, кто-то — это и есть она? Я надеялся на это, но… Но мысли стоит контролировать, чтобы не погрузиться в них, как в омут.

Я включил сопливую мелодраму, которая была с хорошим рейтингом на КиноПоиске. Я не ожидал увидеть правдивую историю, даже наоборот, я ждал историю вымышленную: она дала бы мне шанс на то, что у меня всё получится, у нас всё получится. Идеальная история об идеальной любви — я никогда не верил, что в жизни такое может происходить, но я сильно и отчаянно пытался в это поверить. Возможно, моё неверие и было причиной тому, что прежние отношения распадались. Почему-то мне никогда не хотелось винить в неудаче других — я винил лишь себя, только себя.

Здесь была идеальная история идеальной любви. Парень случайно встречает девушку. Они замечают другу друга. Всё это под молодёжную музыку, которая дарит надежду. У них завязывается короткий роман, и они теряют нить общения. Встречаются через несколько лет случайно. И опять у них роман. А потом опять разрыв. И, в конце концов, они остаются вместе. А что дальше? Дальше нужно придумать самим концовку, но я всегда хотел узнать, а что думает сам режиссёр? Какая бы была концовка фильма: они дожили бы до старости или же разбежались бы вновь, но уже навсегда? Мне всегда нравились эти фильмы, но смотреть их было очень сложно. Я не верил в эти случайные события, которыми управляла якобы судьба.

Говорят, что в целом мире, на нашем земном шаре есть всего лишь один человек, который может тебе полностью подойти. Из семи миллиардов лишь один человек?! Да вы шутите! Я всегда пытался в это поверить, но со временем сказка убивает твою реальность, а реальность становится хуже, чем… жизнь.

XXVII

Я стоял в назначенном месте в шесть. Она опаздывала, но в смсках обещала прийти. Я дрожал то ли от холода, то ли от волнения. Мимо меня проходили парочки: они улыбались и светились от счастья. Меня манила их улыбка, и я тоже заулыбался. Лёгкий снег кружился, но ветра не было, а он плавно падал, аккуратно ложась на землю и на мои ботинки. Прошло время — на улице стало темно; вскоре фонари подхватили эстафету у дневного света и зажглись яркими огнями, озарив тёмную улицу своими лучами.

Я ждал её возле скамейки, на которую прибежала молодая парочка. Они, словно птицы, приземлились на скамью и начали о чём-то щебетать друг с другом. Раньше бы я с ворчанием отошёл в сторонку, но сейчас они мне не мешали. Они ворковали о чём-то своём, тайном, смеясь при этом очень звонко, даря романтику моему сердцу. Я заволновался ещё сильней, ожидая встречи с моей новой знакомой. Я частенько смотрел на время, которое медленно тянулось.

Совсем близко бегали дети, такие наивные и милые. «Что со мной случилось? Я же не люблю детей?!» — подумал я про себя, умиляясь их славным личикам. Двое родителей стояли рядом, обнявшись. Мне казалось, что я нахожусь в кадре какого-то романтического фильма. Только не хватает ещё одного персонажа…

Она появилась на горизонте, и я сразу же её узнал: тонкая, хрупкая и милая. Я пошёл к ней навстречу. Я шёл и смотрел по сторонам, но подходя всё ближе, я чаще смотрел только на неё. Моя улыбка вырывалась наружу, но я пытался её убрать, думая о чём-то стороннем. Однако у меня не сильно-то это и получалось. Наконец она заулыбалась, поэтому и моё лицо засверкало от счастья.

Мы подошли друг к другу и… поздоровались. Я хотел обнять её, но мне было слишком страшно. Я просто протянул руку, при этом сильно себя ругая.

— Привет! — радостно сказала она.

— Привет, я… — кто-то с громким криком начал бегать вокруг нас, и я решил повторить своё имя. — Я…

— Я услышала. Приятно познакомиться! — она засмеялась, и мы пошли по дороге.

Снег продолжал идти, а фонари, как казалось, светили только нам. Сначала мы молчали. Я смотрел в разные стороны, но чаще мой взгляд останавливался на ней. Она же смотрела вниз, на дорогу, иногда лишь оглядываясь назад; всё же иногда она начинала плавать глазами на моём лице и даже тонуть, но меня это сильно смущало, и я отворачивал взгляд, чтобы не выдавать свою красноту...

— Ну, так что… как там прошёл день рождения? — медленно произнёс я, пытаясь придумать тему пободрее.

— Весело! — с улыбкой произнесла она. — Но в конце все напились, и мне пришлось одной гулять по квартире.

— А ты не пьёшь? — удивлённо спросил я, в надежде увидеть в ней непьющего товарища.

— Лишь иногда. Но здесь компания была противной. Тем более, много подозрительных парней.

— Парни все подозрительные, — с улыбкой добавил я.

— И ты? — улыбнувшись, спросила она и посмотрела в мою сторону; подул лёгкий ветер.

— Не знаю. Может быть, и я, — сказав это, я попытался поймать её взгляд, но она почему-то отвернулась.

— Но ты бы не признался, будь это правдой? — она остановилась и посмотрела мне в глаза.

— Тебе бы я сказал честно, — произнёс я, глядя в её глаза. Они были прекрасны. Свет фонаря утопал в них, а волосы её переливались разными оттенками тёмного.

Мы гуляли с ней около двух часов. Я узнал, что она живёт с родителями, у неё есть кот по имени Бакстер. Мне показалась она одинокой, и что-то выдавало её в этом плане. Может быть, я просто чувствовал, ведь сам был таким же?! Все её интересы сплетались воедино и указывали лишь на учёбу, на семью и на нескольких друзей. О себе она говорила редко, но не скрывала ничего. Она была открытой, в отличие от меня. Обо мне она мало что узнала в тот вечер. Однако здесь проявились и мои негативные качества.

— Фу, какая здесь вонь! — сказал я, заткнув свой нос и сжав губы.

— Да уж. Похоже, здесь кто-то умер.

— Похоже, что умерла вот эта собака, — сказал я, указав на дохлого пса.

— Бедненькая… — глаза её округлились, а губы сжались.

— Может быть, мы её сможем съесть? — неожиданно для себя сказал я. — Только, похоже, она уже испортилась. Видимо её неправильно хранили.

Настя, видно, не ожидала услышать от меня этого, судя по её странной реакции:

— Ты дурак? — она быстро пошла впереди меня. — Всё! Не буду больше с тобой общаться! Обижаешь мёртвых собачек! А у меня, между прочим, умерла собака в детстве!

— Ну не эта же?! — удивился я. — У меня тоже в детстве умирала собака, а одну даже украли! И съели!..

— Не шути так! — укоризненно сказал она, твёрдо топнув ногой.

— А над чем ещё нельзя шутить?

— Над бабушками!

— Так они же давят ноги в метро и в автобусах!

— А нефиг им не уступать место!

— Точно! Я вообще в метро стараюсь не садиться. Но ноги-то они всё равно давят. И без очереди постоянно лезут! Их нужно тоже съесть!

— Фууу… Они же старые.

После этой фразы я понял, что Настя вливается в тему. Поэтому решил уже действовать до конца.

— Ничего не фу. Можно просто добавить несколько свежих собак!

— И кошек тогда, — подхватила она меня.

После этого мы шли и смеялись над любыми глупыми шутками. Мы веселились в этот вечер, а позже пришло время расставаться. У меня не хватило храбрости попытаться поцеловать её, но поцеловать её мне очень хотелось. Я успокаивал себя тем, что скоро мы вновь встретимся.

XXVIII

Возможности увидеться с ней у меня не было целую неделю. Но мы общались по смс и по инэту. Меня пугало то, что я сильно скучал по ней. Мне хотелось каждый день быть рядом, каждый час я хотел наслаждаться её обществом; каждую минуту хотел проводить за беседой с ней, каждую секунду я хотел видеть её и слышать её дыхание.

Однажды мы смогли договориться о встрече — она предложила заехать ко мне домой. Естественно, я запаниковал и в быстром темпе убрался в квартире: помыл грязную посуду, почистил засранный ковёр. Я предложил ей выпить вечером, и она согласилась. Я ничего не планировал в интимном плане, но на всякий случай сбегал за презервативами. «Это не мужская натура, это всего лишь мера предосторожности!» — успокаивал я себя.

Чтобы показаться ей романтичным, я купил букет цветов; это были красные розы. Я не привык дарить что-то людям, но не из-за скупости, а из-за стеснения. Я боялся реакции окружающих, поэтому и давал меньше повода для появления таких реакций.

Мы встретились недалеко от моего дома. Она ждала меня уже минут пять, но, увидев, что я иду с цветами, заулыбалась, короче, обрадовалась! Я улыбнулся следом и расцвёл. Цветы ей понравились, и, кажется, произвели впечатление. Они и правда были красивы, но она казалась красивей всего, что есть вокруг. Её улыбка, её глаза, её открытые части тела… Я сильно заволновался.

На улице был ветер, поэтому мы быстренько купили всё нужное и пошли ко мне.

— Мне пришлось убраться! — гордо заявил я, светясь от счастья.

— Оу… Но я бы всё равно не убежала, будь у тебя беспорядок.

— Точно? Тогда придётся всё опять разбросать по углам! Грязную одежду, носки… Трусы!

— Трусы?

— Конечно. Это ведь главный атрибут неубранной комнаты. Без трусов всё выглядит не так эффектно!

Мы посмеялись, после чего я продолжил:

— Кстати, мне нужно предупредить тебя насчёт моего подъезда.

— А что с ним?

— С ним-то всё нормально, но люди в нём живут отвратительные. Везде грязно и мусорно! — сказал я хмурясь.

Я открыл дверь, и мы зашли в подъезд.

— Ого. Какой же здесь беспорядок. Как же я буду ходить по такому грязному подъезду? — сказала она, подняв брови.

— Ну, если ты будешь часто по нему ходить, то можно со временем начать жаловаться нашему любимому ЖЭКу! — сориентировался я и улыбнулся.

— Блин. А как часто ты хочешь, чтобы я по нему ходила?

— Как можно чаще, — сказал я, и мы ласково переглянулись.

Оказавшись в квартире, я наконец-то увидел её без верхней одежды. Она и в пальто была хрупкой, но тут она смотрелась ещё прелестней. Мне захотелось обнять её, но пока что я не мог этого сделать.

На улице уже зажглись фонари, а мы в это время искали какой-то фильм. Я знал, что любой фильм сейчас будет лишь фоном, на который не хочется смотреть. Но всё же мы нашли его и включили.

Через несколько минут она встала и прошлась по комнате. Её волосы медленно скатывались по спине, создавая волну, которая стремится вниз так отчаянно...

— Сколько книг!.. Ты их читаешь? — спросила она и взяла в руки Фрейда.

— Нет. Но планирую прочитать в будущем, — улыбаясь, сказал я. — А почему Фрейд?

— А что, это что-то значит? — на её лице сияла гримаса удивления с улыбкой. — Что-то по Фрейду, да?

— Мне бы так хотелось, — смущённо сказал я. — Ты мне нравишься… — выдавил я из себя и жутко покраснел. Она медленно положила книгу обратно и прошлась спокойно по комнате. Встав у окна, она посмотрела на улицу и произнесла:

— Как в сказке… А ты веришь в сказки?

— В них много вымысла. Но правда тоже есть.

— Да… А что у нас? Вымысел или правда? — произнеся это, она посмотрела в мою сторону.

— Я не знаю. Но мне с тобой нравится быть рядом. Это правда, это не вымысел, — сказал я.

Я медленно пошёл к окну и встал рядом с ней. Мы смотрели на деревья, а потом наш взгляд блуждал по огромным горкам снега. Моё сердце сильно стучало — я слышал его и чувствовал. Она стояла и молчала, замерев от ожидания.

— Мне кажется…

— Что?

— Я влюбился. В тебя.

XXIX

Мы проснулись в одной постели. Я не верил в это, но это произошло. Я был влюблён, а она утверждала, что любит. Я не мог в это поверить, но я верил в это. Сказка превратилась в реальность. А реальность стала сказкой для нас обоих.

Мы проводили почти все вечера вместе, но потом расставались до следующего вечера, чтобы вновь оказаться вдвоём. Со временем она устроилась на работу, и мы стали видеться реже. Время от времени она у меня ночевала, но предлагать ей жить вместе я пока не смел. «Что скажут её родители? А что скажут мои?..» — думал я, но думы мои сменялись скукой и тоской по Насте. Я не мог спокойно учиться. Я не мог ничего делать, пока её не было рядом. Но когда она появлялась, мне становилось легче, я находил в себе силы для любых дел.

Пока мы жили отдельно, я убирался и готовил; иногда мы готовили вместе. Пока мы жили отдельно, я был милым и вежливым; мы часто беседовали. Пока мы жили отдельно, она видела во мне лишь одну сторону… Сторону ранимую, романтическую… приукрашенную, а значит ненастоящую.

Прошло полгода, и я предложил ей жить вместе. Меня убивали эти редкие встречи. Мне хотелось видеть её чаще; ещё чаще, чем обычно. Сначала она отказывалась, ссылаясь на то, что ей нужно подготовить своих родителей. Но, в конце концов, она сдалась, приняв мою позицию. Я был горд собой. Я был рад! Я был ещё счастливее, чем мог бы быть. Я мог теперь посвящать ей больше времени, чем обычно посвящал. Мы могли теперь общаться ещё чаще, общаться вживую, а не по этим дурацким смс-сообщениям! Мы могли быть постоянно вместе, почти постоянно.

Моё настроение устаканилось на одном уровне — уровне счастья и трепета по отношению к ней. Мы ходили вечерами в забегаловки, кабаки, небольшие ресторанчики. Веселились там, а около полуночи возвращались в наше уютное гнёздышко.

— Куда мы пойдём завтра? — интересовалась она, вставляя уже свой ключ в замочную скважину. — Может быть, сходим на тот фильм? Помнишь, там ещё снимается Дауни…

— А-а, ну давай. Только это будет через месяц! — смеясь, я брал её за руку и помогал открыть дверь. — А что мы будем делать сегодня?

Она толкала меня в проход, а потом быстро закрывала дверь и прыгала мне на руки. Я пытался её удержать, но чаще всего я просто падал вместе с ней прямо на пол и на ботинки, сапоги. Мы страстно целовались и сильно прижимались друг к другу, медленно раздеваясь и направляясь к постели. После секса мы просто лежали рядом и улыбались. Иногда мы рассказывали друг другу что-то забавное и смешное. А иногда мы просто обнимались и засыпали, а потом просыпались опять рядышком друг с другом.

XXX

Однажды я проснулся, когда её уже не было дома. Лёгкий запах духов поднял мне настроение, проводя меня в душ. Мысли сияли в полной чистоте и стерильности — я не думал почти ни о чём, и был счастлив! Утром мне нужно было ехать в автошколу — продолжить свои уроки по вождению, затем нужно было доехать до книжного и купить пару книжек, которые я вновь не стану читать.

Меня ничего не волновало: я быстро оделся, не позавтракав, и выбежал на улицу. Растаявший снег падал с крыш, а быстрые ручьи, вытекая из огромных луж, заставляли радоваться — я вспомнил детство: я пускал кораблики, когда ещё не ходил в школу. А как-то цыганка подошла ко мне и сказала, что я буду моряком. Хм… Удивительно, но я тогда даже плавать не умел. Да и сейчас не слишком хорошо обучен этому навыку, поэтому, вероятно, и утонул в чувствах к Насте.

Я улыбнулся ещё сильнее, хотя сильней уже невозможно было. Моя улыбка, наверное, осчастливила и окружающих меня людей на улице, а потом в автобусе и в метро.

— Здравствуйте, я немного опоздал, — сказал я в окно своему инструктору по вождению.

— Да, садись! — сказал он, но когда я двинулся в сторону пассажирского сидения, он резко вскрикнул: — Стой. Ты же отлично в прошлый раз прокатился по автодрому?! Хм… Сегодня ты сидишь здесь!

Он лениво потянулся и медленно открыл дверь; вылез из машины и обошёл. Короче, мы поменялись местами. Мне, скажу честно, стало страшновато, но когда он произнёс, что поедем через пять минут, я решил сосредоточиться: «Так — газ, тормоз, ручник. Блин, зеркало. Заднее зеркало… Заднего вида. Чёрт».

— Ты какой-то спокойный сидишь. Не страшно? — с усмешкой спросил инструктор.

— Немного, но я спокоен, настраиваюсь.

— Тогда можно включить музон!

После этих слов он включил музыку на полную катушку и попросил меня выезжать с парковки. «Ака, ака, ака 47! У щет мэн…»

Я поставил коробку на нейтральную и начал заводить машину, медленно потянув ключ вниз. Она завелась и тут же заглохла!..

— С первого раза никому не удаётся, — лживо заметил инструктор, осмотрел меня и заявил: — Попробуй ещё раз, только медленней. И держи левую ногу на сцеплении!..

Я попытался ещё раз и у меня получилось! Осторожно посмотрев во все зеркала, которые я смог увидеть, нажал на тормоз и снял ручник. Теперь машина была в моей власти. Медленно спуская с педали тормоза ногу, мы покатились по небольшой горке и оказались у поворота. Посмотрев в левую сторону, я включил почему-то левый поворотник и дал газу, нажав слишком сильно. Машина снова заглохла.

Я чувствовал себя по-идиотски и быстро переключил поворотник; нервничая, я пытался вновь сосредоточиться: завёл машину, и мы поехали. Это было потрясающее чувство, когда ты сам управляешь машиной! Моя улыбка и так была широкой, но тут она просто не могла вписаться в овал моего лица, и, наверное, выпрыгивала наружу.

Надо ли говорить, что и поездка за книжками в тот день меня тоже обрадовала?! Это был замечательный отдых… И ведь скоро она должна была приехать с работы. Я помыл посуду, прибрался. Я даже начал что-то готовить, перед её приходом, но не успел.

— Привет, ты устала? — нежно спросил я, и взял её сумку.

— Немного. Сегодня был сумасшедший день! — произнеся это, она сняла пальто и ботиночки.

— А я сегодня ездил по дороге! — радостно крикнул я. — И мне понравилось!

— Ого. Ну, может быть, когда-нибудь у нас появится машина, — с улыбкой сказала она и прошла в комнату. — Ого. Ты меня не перестаёшь удивлять. Ты прибрался?

— Конечно. Ещё и посуду помыл!

— А что это за запах? — она посмотрела в сторону кухни и недоверчиво произнесла: — Ты готовишь?

— Я пытаюсь…

— Ого. День начинает исправляться, — сказала она и обняла меня. Я обнял её, и мы поцеловались. — Сегодня никуда не пойдём?

— Не знаю. Давай посидим дома. Что-нибудь посмотрим?

— Давай. Будет отличный вечер! — сказала она и побежала в душ.

Прошли месяцы…

XXXI

Я проснулся на удивление рано — на часах было девять. Одна половина постели была уже холодной, но запах её духов оставался в комнате. Я неохотно потянулся и присел на край кровати. Напротив меня, прямо на стене, висела какая-то записка. Очки были в далеком и тайном месте, поэтому я просто подошёл поближе и прочитал: «Найди работу! Целую». Смайл поцелуя в конце никак не обрадовал, а лишь обессилил меня и даже немного разозлил.

На улице шёл снег, но небольшой — он медленно кружился в воздухе, и лишь потом плавно приземлялся на крыши, стоящих на парковке машин. Деревья выглядели крайне одинокими, но, тем не менее, вызывали лёгкую симпатию и улыбку; они были прекрасны, а снежная шуба, видимо, грела их. Тонкие линии следов от машин и точек ног прохожих придавали дороге ритмичность: чувство, что эти линии специально создавались под какую-то небесную музыку, этот танец на снегу радовал мою душу.

Взглядом я вернулся в свою комнату и пошёл в душ. Тёплые капли встревожили мою кожу, которая сразу же покрылась небольшими холмиками, дабы тепло не успело убежать от меня, но через несколько минут вся ванная комната наполнилась тяжёлым туманом пара, через который не было видно даже дверь. Мысли о детстве и о бане дали мне счастливую улыбку, хотя иногда банные дни меня жутко злили; иногда мне вообще не хотелось сидеть и потеть на полке, где стоял тазик с полугорячей водой.

В детстве всё казалось простым. Не нужно было считать каждую утекающую минуту, и дни пролетали беззаботно быстро. Память держала в себе некоторые прекрасные моменты, а друзья постоянно давали тебе сил и радости. Даже подростковый период, может быть, иногда славился небольшими казусами, но и о нём плохих воспоминаний практически не всплывает, а если и всплывает, то они быстро пролетают мимо…

Зачем все эти старания? Зачем это стремление к самореализации? Зачем эта война, которую никто не видит? Война за выживание. Война, которую чувствует детский взгляд, но пытается в неё не верить, а верить во что-то светлое и лучшее. В моём детстве, казалось, было так мало страданий… так мало печали и грусти. А сейчас? Разве сейчас что-то изменилось? Нет. Появилась лишь твёрдая рациональность и нежелание слушать своё сердце.

Я вышел из душа, и мой маршрут лёг на кухню, где огромная гора посуды заставила меня зазеваться: она была в раковине, на плитке, а часть её лежала на столе. Недопитое кофе в чашке уже остыло, но тонкий слой помады дал ощущение присутствия её вблизи, где-то рядом. Я её не потерял ещё, но появлялось уже чувство потери; мне уже её не хватало, но и не злиться на неё я не мог. Я увижусь с ней лишь вечером, поэтому сложной задачей на сегодня была забивка времени чем-то, и не важно, чем именно.

«Найди работу…», вспомнил я эту фразу, которая подкосила мои ноги, а чувство голода усилилось от мыслей о еде. Еда была в магазине, она мне не готовила. Она не готовила мне уже долгое время, объясняя это тем, что работает. Что она работает, а я отдыхаю. Я понимал её намёки, но и самому не хотелось что-то делать. Не было желания, не было сил, не было мотивации. А что она? Она лишь обижалась. Она обижалась на мою обездвиженность. Она обижалась на мою невнимательность. Она обижалась на мою… незрелость. Мне хотелось ей дать очень многое, но даже мелких её желаний я не выполнял. А стоило ли их выполнять? Я и сам уже не знал.

XXXII

Сегодня вечером мы решили с ней встретиться у метро. Прогуляться, почувствовать близость и романтику. Этого уже давно не было. Были лишь ссоры. Ссоры, ссоры и… ссоры. Поэтому мы решили встретиться и насладиться обществом друг друга. Только вдвоём, только наедине с самими собой. Мы гуляли в парке, а потом гуляли по мостику. Мы смотрели с моста на тонкую плёнку льда, через которую были видны колебания волн воды: она иногда выплёскивалась через растаявшую корочку со снегом. Мы и сами растаяли в тот вечер. Мы о многом думали, мы многого хотели. Но на следующий день всё опять нарушилось. Эти вчерашние мысли о будущем счастье сломались, как тонкий лёд, который сломал камень, слетевший вниз с моста. Мы ругались почти весь день, а потом ещё ругались вечером. Мы ненавидели друг друга, но и убежать друг от друга мы боялись. Мы боялись того, что будет, если стереть одного из своей жизни. «Как я буду без неё?» — думал я. «Как я буду без него?» — думала она, наверное. А однажды в пик ссоры, она закричала мне: «Блять, да за что же я тебя люблю-то так?» и упала на пол, который был пропитан её слезами. Она рыдала всю ночь, а я сидел в другой комнате и кричал на неё. Мне было неуютно от женской боли. Неуютно от мысли, что я не в силах ничего исправить. Было неуютно от мысли, что и исправлять-то ничего не нужно. Было чувство, что всё идёт так, как надо… Я уже и не знал, что во мне таится… Есть ли во мне то, что есть в ней? Любовь. Это стало для меня чем-то вымышленным. Чем-то абстрактным и недостижимым.