Лекции.Орг


Поиск:




Способна ли молитва изменить жизнь?

Филип Янси

МолитваТриада Москва, 2008

Способна ли молитва изменить жизнь?

 

 

Мы молимся лишь потому, что не можем не молиться. Вильям Джеймс

 

 

ДРУЖБА С БОГОМ

 

Молитва существует. В этом нет никаких сомнений. Молитва это свойственная только человеку реакция на нескончаемое таинство жизни, дарующее ему блаженство и боль, ощущение высшей силы

 

Глава 1

 

Чего жаждет всякая душа

 

Когда аспирант Принстонского университета спросил: «Остались ли еще в этом мире темы для диссертаций?», Альберт Эйнштейн ответил: «Исследуйте молитву. Кто-то же должен заняться ее исследованием».

 

Неудачное время я выбрал для посещения Санкт-Петербурга. Я приехал туда в ноябре 2002 года — как раз когда город вовсю готовился к празднованию своего трехсотлетия. Строительные леса опутали все более-менее значимые городские здания. На старинных мостовых то тут, то там валялись булыжники, превратившие мою обычную утреннюю пробежку в настоящее приключение. Я бежал в темноте — на этих широтах солнце встает достаточно поздно — и смотрел себе под ноги, старательно огибая груды кирпичей и кучи песка и выглядывая участки дороги, блеск которых сигнализировал, что впереди лед.

 

Но все-таки я оказался недостаточно внимателен. Очнулся я, лежа на тротуаре. Мне было очень холодно. Я сел. Я помнил, как во время падения успел отдернуть голову, чтобы не напороться на торчащий кусок арматуры. Сняв перчатки, я дотронулся до правого глаза и почувствовал кровь. Вся правая сторона лица была в крови. Я встал, стряхнул грязь и хлопья снега со спортивного костюма и стал ощупывать себя в поисках других повреждений. Я шел медленно, наблюдая за ощущениями в пульсирующих болью коленях и локтях. Потом я почувствовал кровь во рту, а пройдя пару кварталов, обнаружил, что у меня не хватает переднего зуба. Я вернулся назад, чтобы его найти, но в темноте ничего не сумел разглядеть.

 

Выйдя на Невский проспект, я заметил, что люди как-то странно на меня посматривают. Русские редко смотрят в глаза незнакомцам, так что я, очевидно, представлял собой весьма жалкое зрелище. Прихрамывая, я добрел до гостиницы. Попасть внутрь мне удалось лишь после того, как охранники окончательно удостоверились, что я не бомж. Я постучал в дверь своего номера и сказал: «Дженет, открой, я поранился».

 

Мы с женой были напуганы страшными историями об оказании медицинской помощи в России. Нам говорили, будто прийти к врачу с небольшой ранкой, а уйти сo СПИДом или гепатитом. Вот я и решил заняться самолечением. Совершив набег на минибар и разжившись несколькими крошечными бутылочками водки, мы начали обрабатывать ссадины на лице. Верхняя губа была рассечена пополам. Сжав зубы, я продезинфицировал ранения алкоголем и вытер грязь с лица освежающими салфетками, которые остались у меня еще с самолета. Мы скрепили рассеченную верхнюю губу лейкопластырем в надежде, что она сама заживет. За время, пока я лечился, у меня заплыл глаз, окрасившись в красивый пурпурный цвет. К счастью, сам глаз не пострадал.

 

Я принял пару таблеток аспирина и немного передохнул. Затем я вернулся на Невский, чтобы отыскать интернет-кафе. Я преодолел три лестничных пролета, знаками договорился о цене и уселся в кресло перед монитором. Мои пальцы остановились на клавиатуре с русскими буквами, все надписи на экране тоже были на кириллице. После десяти минут неудачных попыток мне все-таки удалось зайти на свой почтовый сервер. Ну, наконец, соединился! Я отправил письмо членам молитвенной группы из моей церкви в Колорадо, а также нескольким друзьям и членам семьи. Соединение то и дело пропадало. Каждый раз мне приходилось заново заходить в свой почтовый ящик и набирать текст письма.

 

Мое сообщение было простым: короткий рассказ о происшествии и заключение: «Нам нужна помощь. Пожалуйста, молитесь». Я не знал, насколько серьезны мои травмы. Следующие несколько дней мне предстояло провести на Выставке христианской литературы, а затем ехать в Москву на встречи с читателями. Новостной баннер рассказывал, что вооруженные чеченские боевики только что захватили в Москве театр, в котором было полным-полно зрителей. Въезд в Москву временно закрыли. Я закончил письмо и нажал кнопку «отправить». Едва письмо улетело в необозримые просторы интернета, как на экране выскочило предупреждение: оплаченное время закончилось.

 

Как же действует молитва? Я размышлял об этом по дороге в гостиницу. Мы посылаем сигналы из видимого мира в невидимый и надеемся, что Кто-то их услышит. Но как узнать, что сигнал получен?

 

Впервые за этот день я почувствовал, как потихоньку отступают страх и тревога, поселившиеся в моем сердце. Через несколько часов мои друзья и родные, люди, которые меня любят, включат компьютеры и прочитают мое письмо. Они станут молиться о моем выздоровлении. Я был не одинок.

 

Вселенская молитва

 

В той или иной форме молитва присутствует в каждой религии. Дикие племена совершали жертвоприношения и молились о повседневных нуждах — здоровье, еде, дожде, детях, победах. Инки и ацтеки приносили в жертву людей, надеясь тем самым заслужить милость богов. Пять раз в день мусульмане отрываются от повседневных дел, будь то вождение автомобиля, обед или игра в футбол, и совершают намаз.

 

Даже атеисты иногда прибегают к молитве. В советские времена почти во всех учреждениях были так называемы «красные уголки», в котрых висел портрет Ленина, как висят иконы в домах верующих. Хочу пересказать отрывок из передовицы газеты «Правда» начала пятидесятых годов. В ней чувствуется поистине религиозный настрой:

 

Если во время работы вы столкнулись с трудностями или вдруг усомнились в своих способностях, подумайте о нем — о Сталине — и к вам вернется былая уверенность. Если вы чувствуете усталость, думайте о нем — о Сталине — и работа начнет спориться. Если вы ищете правильное решение, подумайте о нем — о Сталине — и вы найдете ответ.

 

Мы молимся, когда хотим поблагодарить за красоту и великолепие мира. Мы молимся, когда ощущаем себя маленькими и беззащитными. Мы молимся, когда нам страшно. Мы молимся о прощении, об укреплении духа, о встрече с Создателем, о даровании знака, что мы не одни. Миллионы людей, которые ходят на собрания Анонимных Алкоголиков, ежедневно обращаются к Высшей Силе с просьбой о помощи в борьбе с вредным пристрастием. Мы молимся, потому что не можем иначе. Само слово «молитва» происходит от латинского многозначного слова «ргесог» (молиться, настоятельно просить, умолять, взывать, выпрашивать, вымаливать, заступаться, призывать, желать). Ему родственно английское «precarious» — «вымоленный, полученный молитвой». (Интересно, что еще одно значение слова «precarious» — «случайный», «ненадежный», «шаткий»). В России, в Санкт-Петербурге, я молился от безысходности — я был уверен, что кроме Бога, мне не к кому обратиться.

 

Молитва — явление всеобщее, в ней человек озвучивает свои нужды. Как сказал американский поэт Томас Мертон: «Молитва — это квинтэссенция того, что мы есть… Мы — живая неполнота. Мы — брешь, пустота, которая жаждет заполнения». Молясь, мы подаем голос и нарушаем тишину. Слова молитвы исходят из сокровенных глубин нашего естества. Я помню, как после событий 11 сентября 2001 года я постоянно твердил молитву: «Боже, благослови Америку». На самом деле я хотел сказать: «Боже, спаси Америку». Спаси нас. Сохрани нам жизнь. Дай нам еще один шанс».

 

Согласно опросам общественного мнения института Гэллапа, число американцев, которые на этой неделе обратятся к Богу с молитвой, превышает общее число тех, кто сядет за руль машины, сделает зарядку, займется сексом или пойдет на работу. Девять из десяти американцев утверждают, что молятся регулярно. Трое из четырех говорят, что молятся каждый день. Чтобы понять, насколько популярна молитва, наберите слово «молитва» в любом интернет-поисковике. Экран запестрит миллионами ссылок. Но эти впечатляющие цифры таят в себе загадку.

 

Когда я начинал исследовать тему христианской молитвы, я ходил по библиотекам и читал книги о величайших молитвенниках, каких только знала история. Один из самых выдающихся христиан девятнадцатого века, истинный подвижник, Джордж Мюллер каждое утро по нескольку часов молился Богу об устроении жизни опекаемых им сирот. Английский епископ Эндрю Ланселот ежедневно уделял молитве пять часов, а его соотечественник священник Чарльз Симеон вставал в 4 утра, чтобы совершить свое четырехчасовое правило. Монахини ордена «Неспящие» до сих пор молятся посменно, так что ни один час дня и ночи у них не остается без молитвы. Сюзанна Уэсли, многодетная мать, у которой ни на минуту не было возможности остаться одной, садилась в кресло-качалку, набрасывала на голову фартук и молилась за Джона и Чарльза (будущих лидеров духовного возрождения Церкви) и за всех остальных детей. Мартин Лютер, ежедневно молившийся по два-три часа, говорил, что молитва должна быть для нас столь же естественным делом, как шитье обуви для сапожника или одежды — для портного. Джонатан Эдварде, один из вдохновителей «Великого духовного пробуждения» в Северной Америке восемнадцатого века, писал о «сладких часах», проведенных на берегах реки Гудзон, когда он чувствовал, будто «восхищен и поглощен глубинами Божьего естества».

 

Потом я стал расспрашивать о молитве обычных людей. Результаты были такие:

 

— Важна ли для вас молитва?

 

— Несомненно.

 

— Как часто вы молитесь?

 

— Каждый день.

 

— Как долго?

 

— Минут пять — ну, может, семь.

 

— Вы при этом чувствуете удовлетворение?

 

— Как сказать…

 

— А вы ощущаете присутствие Бога во время молитвы?

 

— Иногда, но не часто.

 

Многим из тех, с кем мне довелось пообщаться на эту тему, молитва казалась скорее бременем, нежели удовольствием. Эти люди считали ее важным, даже первостепенным занятием, но винили себя в том, что их молитвенная жизнь весьма и весьма поверхностна.

 

Проблема современности

 

Я слышал, как молятся верующие в евангельских церквях: они указывают Богу, что Ему делать, заодно тонко намекая братьям по вере, как следует себя вести. В более либеральных церквях молитвы скорее походят на призывы к действию. Создается впечатление, что молитва — повинность, без которой, увы, невозможно приступить к труду на благо Царства Божьего. Богословский трактат крупного современного теолога доктора Ханса Кунга «О том, как быть христианином» состоит из семисот двух страниц. Но в нем нет ни одной главы или даже статьи алфавитного указателя, которые были бы посвящены молитве. На недоуменные вопросы Кунг отвечал, что сожалеет о столь досадном упущении. Мол, цензоры из Ватикана на него давили, а установленные издателем сроки были жесткими, вот он и забыл о молитве.

 

Почему все теоретически признают важность молитвы, а на деле мало кто получает от нее удовлетворение? Почему молитвы Лютера и Чарльза Симеона, которые проводили на коленях по несколько часов кряду, столь сильно отличается от молитв современных христиан, которые уже через десять минут начинают ерзать на стуле?

 

Я всегда замечал огромную разницу между тем, как о молитве говорят и как молятся на самом деле. В теории молитва — это важный шаг человека навстречу Творцу Вселенной. Однако на практике оказывается, что молитва для нас — источник смущения и многих разочарований. Мой издатель проводил специальный опрос в интернете. Выяснилось, что из шестисот семидесяти восьми опрошенных лишь двадцать три полностью довольны своей молитвенной жизнью. Такое расхождение в цифрах и побудило меня написать эту книгу.

 

Несомненно, с развитием науки и техники мы придаем молитве все меньше значения. В стародавние времена земледельцы обращали взоры к невозмутимым небесам, умоляя о дожде. Теперь же мы предпочитаем исследовать области низкого давления, прокладывать оросительные каналы и вызывать осадки, наполняя облака крупицами йодистого серебра. Когда в прошлом ребенок заболевал, родители уповали на одного лишь Бога. В наше время они вызывают врача, а в экстренных случаях звонят в «скорую».

 

В современном мире на пути молитвы встала самая большая преграда под названием маловерие. Воздух, которым мы дышим, буквально пропитан сомнениями. Почему Бог не вмешивается? Разве Он не видит, что наш мир катится в бездну? Что за польза от молитвы, когда нам грозят ядерная война, терроризм, стихийные бедствия и глобальные изменения климата? Как писал в 1942 году Джордж Баттрик, священник Гарвардского университета, для многих людей молитва — не более чем «поток слов, растворяющихся во вселенском безразличии».

 

Рост материального благосостояния также не способствует молитвенным подвигам. Во время путешествий я всегда обращаю внимание на то, что в более бедных странах христиане меньше времени проводят в теоретических размышлениях о молитве. Они просто молятся. Богатые люди полагаются на свои таланты и средства. Они решают мелкие повседневные проблемы самостоятельно. Гарантия будущего для них — это страховые полисы и пенсионные фонды. Едва ли можно искренне просить: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день», когда холодильник ломится от запасов на месяц вперед.

 

Хронический дефицит времени лишает молитву той неспешности, которой требует это занятие. Все меньше времени мы отводим и на общение с людьми, а само общение все чаще походит на короткие шифровки — sms и msn-сообщения, электронная почта и «аськи». У нас почти не остается времени для беседы, а уж для размышлений — и подавно. Мы живем с постоянным ощущением нехватки: нехватки времени, отдыха, физических нагрузок, развлечений. Разве в жизни, которая постоянно отстает от расписания, найдется место Богу?

 

Если мы все же решаемся заглянуть в глубь себя и обнажить душу перед людьми, нам тут же бросаются на помощь всевозможные психологи и группы поддержки. Они пытаются делать то, что раньше считалось прерогативой Бога*. А мы и рады: ведь молитва невидимому Богу не дает эффекта обратной связи, который возникает при общении с консультантами или друзьями. Те, по крайней мере, могут в ответ сочувственно покивать головой. И вообще, кто-нибудь слушает, когда я молюсь? Как говорила гнусавая телефонистка Эрнестина, воплощенная на экране комедийной актрисой Лили Томлин: «Абонент, с которым я сейчас разговариваю, вы меня слышите?»

 

Для скептика молитва — самообман, пустая трата времени. А для верующего молитва, пожалуй, самое ценное времяпровождение. Как христианин, я согласен с верующими. Но почему молиться — это так трудно? Английский проповедник Мартин Ллойд-Джонс пришел к выводу: «Ни одно из христианских занятий не порождает столько недоумений и трудностей, как молитва».

 

Паломник

Я пишу о молитве как паломник, а не как знаток. Меня волнуют те же самые вопросы, которые в определенные моменты жизни возникали и возникают у каждого верующего человека. Слушает ли меня Бог? С чего вдруг я должен быть Ему небезразличен? Если Бог все знает, то какой смысл молиться? Почему в ответах на молитвы нет логики? Почему эти ответы порой походят на каприз Бога? Правда ли, что человек, за которого молится много народа, имеет больше шансов на физическое исцеление, чем тот, кто так же сильно болен, но за кого молятся всего несколько человек? Почему иногда кажется, что Бог близко, а иногда — что далеко? В ком вызывает изменения молитва: в Боге или во мне самом?

 

В других своих книгах я старался избегать темы молитвы. Наверное, из-за чувства вины и комплекса неполноценности. К своему стыду признаюсь, что я не веду дневника, не советуюсь с духовным наставником и не вхожу в молитвенную группу. Я не отрицаю, что порой смотрю на молитву глазами скептика. Я гораздо чаще переживаю о молитвах, оставшихся без ответа, нежели радуюсь тем, на которые Господь ответил. Короче говоря, я знаю лишь одно: я недостаточно сведущ в вопросах молитвы, чтобы уверенно писать эту книгу, но искренне хотел бы узнать больше.

 

Больше всего в жизни я желаю познать Бога. Психиатр Джеральд Мэй заметил: «На протяжении двадцати лет я выслушивал, как люди жалуются, что у них болит душа. В результате я убедился, что каждый человек от рождения стремится к Богу. Неважно, осознана наша религиозность или нет., но именно стремление к Богу — вот самое сильное наше желание и самое ценное сокровище». А уж если мы созданы по образу и подобию Божьему, то Он наверняка знает способ ответить на наше стремление. И способ этот — молитва.

 

По старой журналистской привычке я стал расспрашивать о молитве своих соседей, друзей-писателей, прихожан моей церкви, священников и просто обычных людей. Некоторые из собранных мною высказываний помещены в рамочках на страницах книги. Это — голоса из реальной жизни, которые не дадут мне отклониться от сути вопроса. Я буду указывать лишь имена людей, без фамилий. Некоторые из опрошенных хорошо известны в христианских кругах. Но мне не хочется, чтобы читатели обращали внимание на заслуги рассказчиков: по части молитвы мы все начинающие.

 

Моя книга — не молитвенное руководство с подробными описаниями различных методик — например, поста, молитвенного уединения и прочих духовных дисциплин. Я смотрю на молитву как паломник, как путешественник, который разглядывает памятники, задает вопросы, все впитывает, взвешивает и обдумывает. Сознаюсь: я очень часто общался с христианами, которые говорили много, а размышляли крайне мало. Но пусть я лучше ошибусь, пусть ошибочно поверю, что люди говорили со мной искренне, нежели заподозрю в фальши невинного. Так что я верю всему, рассказанному мне. И услышанные мною рассказы появятся на страницах книги. Тем не менее, пока я писал, я научился воспринимать молитву не как суровую обязанность, а как дар Божий. Этот дар предназначен всем — и каждому лично, в том числе и мне. Все, что идет человеку во благо, требует дисциплины. И молитва — не исключение. Но все же я уверен: отношения с Богом должны быть скорее дружескими, нежели основанными на чувстве долга.

 

В молитвенной жизни бывают моменты воодушевления и безразличия, рассеянности и сосредоточенности, случаются вспышки радости и приступы гнева. Другими словами, для молитвы характерны основные черты любых серьезных отношений. Если считать молитву встречей человека с Богом, то, значит, я обязан узнать о ней как можно больше. Кстати сказать, большая часть проблем, возникающих в моей духовной жизни, неизменно связана с одним из двух вопросов: почему Бог не поступает так, как я того хочу, и почему я не делаю того, чего хочет от меня Бог. И именно молитва объединяет оба этих вопроса.

 

Глава 2

Взгляд с высоты

 

К чему следить за огнями проходящих мимо кораблей? Надежнее прокладывать курс по звездам

Джордж Маршалл

 

Если вы решили подняться на высоту 4270 метров — на одну из вершин Скалистых гор, — вам лучше встать пораньше, около четырех утра, и по возможности отказаться от кофе: он вызывает обезвоживание организма, а на большой высоте обезвоживание и без того наступает быстро. И вот вы ведете машину по разбитой дороге. Вы предельно внимательны — вдруг под колеса бросится какая-нибудь живность. На высоте примерно в два с половиной километра начинается пешеходная тропа. Дальше ваш путь лежит между голубыми елями, соснами и лжетсунгами тиссолистными — проще говоря елями Дугласа. Под ногами пружинит опавшая хвоя. От земли исходит терпкий запах перегноя. Вы идете вдоль быстрого ручья, отливающего в предрассветном лунном сиянии белым серебром. Журчание воды останется единственным звуком до той поры, пока не проснутся лесные птицы.

 

На высоте более трех тысяч метров деревья редеют, взгляду открываются пышные луга, усеянные дикими цветами. Встает солнце. Сначала оно окрашивает во все оттенки красного цвета вершины гор, а потом роняет лучи в водоемы. По лугам в изобилии рассыпаны яркие созвездия цветов люпина, иван- чая, водосбора и лилейника. Растения с более экзотическими названиями — аконит северный, львиный зев, камнеломка, колокольчик, калужница болотная — селятся ближе к воде.

 

Вы идете вдоль ручья, обходите участки каменистых выступов… И вот, наконец, оказываетесь там, откуда альпинистская тропа зигзагом устремляется вверх по поросшему травой склону горы, который вы выбрали для восхождения. Сердце уже бьется, как у бегуна на короткую дистанцию. Спина под рюкзаком вспотела. Вы останавливаетесь, чтобы попить. И начинается подъем по крутой тропе. Главное теперь — выдержать. Раздается птичий гомон. Всполох индиго, яркий, как фейерверк, — это целая стая синешеек взметнулась навстречу солнцу.

 

Цветы, растущие на больших высотах, малы и низкорослы. Чтобы их разглядеть, приходится наклоняться очень низко. Местные жители в шутку называют туристов «брюхоногими ботаниками»: если не лечь на живот перед цветком, то его и не разглядеть. Горные сурки, братья сурков лесных, неспешно занимают наблюдательные посты. Наверное, передают друг другу по цепочке весть о вашем приближении.

 

Но вот участки, заросшие травой, остались позади. Вы пробираетесь между валунами. Куски гранита размером с добрую тачку разукрашены лишайниками всех оттенков оранжевого, светло-зеленого, желтого. Нужно все время смотреть под ноги, проверять ступней каждый камень перед тем, как на него встать. Через час таких горных плясок вы добираетесь до узкой тропы, которая, как вы надеетесь, приведет вас к вершине. Вы отшвырнули рюкзак и устроили передышку. Пьете воду, пере­кусываете. Звон пульсирующей в ушах крови перекрывает все остальные звуки. Оглянувшись на пройденный путь, вы чувст­вуете некую завершенность. Теперь вы уверены, что дойдете до вершины.

 

Внизу, на краю леса, вы заметили крошечную точку. Нет, две точки. Животные или просто камни? Одно пятнышко пришло в движение. Нет, оно не может быть камнем. Сурок? С такого расстояния очень трудно определить размеры живого существа. Вторая точка вроде бы красного цвета. Может, тоже туристы? Вы смотрите на небо, пытаясь отыскать признаки грозы, которая по прогнозам ожидается еще до полудня. Если это туристы, они здорово рискуют: начали подъем, по меньшей мере, на три часа позже вас. Кажется, что они ползут, как муравьи. Вот они уже достигли пешеходной тропы…

 

И тут вас озаряет: три часа назад и вы отсюда казались такой же точкой, пылинкой человеческой жизни на фоне творящей по своему разумению погоду горной громады, которой до вас нет никакого дела. (Известный альпинист однажды сказал: «Горы не убивают людей, они просто стоят на месте».) Как тут не почувствовать себя маленьким, незначительным? Зато теперь получаешь хоть какое-то представление о том, каким видит мир Господь.

 

Один из Псалмов (Пс 28:3-8) сравнивает гром с гласом Господа, Который сокрушает землю сверканием молний. Конечно же, мы знаем, что молния — это электрический разряд, который возникает в результате того, что поток положительно заряженных частиц, стремительно поднимающихся от земной поверхности, встречается с отрицательно заряженными частицами грозовой тучи. Каждую секунду около ста молний в разных концах планеты достигают поверхности земли. Но мне не верится, что Бог планирует каждый из этих ударов. Мне доводилось попадать в сильные грозы вблизи вершины горы. Помню тихое гудение металлического ледоруба, помню легкое пощипывание кожи головы. Ступни плотно прижаты друг к другу, чтобы обеспечить по возможности меньшую площадь соприкосновения с землей. Я стою достаточно далеко от моего товарища — так ниже вероятность, что молния убьет обоих. Чтобы вычислить расстояние до эпицентра грозы, считаю секунды между вспышками молний и ударами грома: три секунды — один километр. В таких условия понимаешь, каково твое истинное положение — ты беспомощное двуногое создание на поверхности гибнущей планеты.

 

Меня не оставляет надежда, что мне удастся когда-нибудь научиться управлять своей жизнью. Мой стол усеян бумажками, на каждой из которых списки важных дел: изучить инструкцию к упрямому принтеру, очистить сточную канаву от сосновых иголок, починить унитаз, сменить зимние шины на летние, позвонить больному соседу. Вот если взять выходной, я успел бы сделать все дела… А здесь, наверху, в ушах неистовым грохотом отзывается один удар молнии, расколовший валун на ближней вершине. Стихия полностью лишает иллюзий. Я понимаю, что не в состоянии ничего контролировать. На что я могу рассчитывать? Только на этот миг. Вполне может случиться так, что за ним уже ничего не будет. И мне остается повторять вслед за псалмопевцем: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой» (Пс 38:5).

 

Гроза в горах стала оглушительным, ошеломляющим ответом на мои попытки всецело овладеть жизнью. Стихия нарушила мои жизненные приоритеты, перетасовала все в моей жизни.

 

Взгляд с земли

 

Но вспоминается мне и другая точка обзора, вид с которой затмил даже увиденное с горы. Весенней ночью 1997 года я отправился к озеру, расположенному недалеко от моего дома, чтобы посмотреть лунное затмение. На востоке, чуть выше горных вершин, в небе сияла комета Хейла-Боппа. Она была ярче любой звезды. Чтобы определить ее размер, я вытянул вперед и вверх сжатую в кулак руку. Кулак едва прикрывал светящуюся часть кометы. Потом я принялся рассматривать в бинокль эту небесную странницу, путешествующую через глубины Вселенной.

 

И тут на лунный диск начал наползать серп земной тени. Цвет луны принял неестественно оранжевый оттенок. Марс, который тогда максимально приблизился к Земле, светился недобрым красным светом чуть выше Луны. Чем больше Луна заходила в тень Земли, тем ярче сияли звезды. Млечный Путь разлился по небу рекой мерцающей алмазной пыли. Я так дол­го стоял с задранной головой, что затекла шея. Но ушел я, лишь когда на небосклон наползли облака, скрывшие от меня звезды, и повалил снег.

 

В ту ночь я тоже чувствовал себя соринкой. Только подумайте: если условно предположить, что Млечный Путь равен по размеру североамериканскому континенту, то Солнечная система уместилась бы в кофейной чашке. Сейчас два «Вояджера» мчатся к окраине Солнечной системы со скоростью сто шестьдесят тысяч километров в час. Они стартовали с Земли почти тридцать лет назад и покрыли за это время расстояние в пятнадцать миллиардов километров. Команды с Земли, хотя и перемещаются в пространстве со скоростью света, долетают до кораблей за тринадцать часов.

 

Итак, Солнечная система, которая в нашей модели оказалась не больше кофейной чашки, вкупе с сотнями миллиардов других звезд со своими планетными системами составляют Млечный Путь. А сам Млечный Путь — лишь одна из ста миллиардов галактик Вселенной. Сообщение, летящее со скоростью света, достигнет противоположного конца Вселенной за пятнадцать миллиардов лет.

 

«Когда взираю я на небеса Твои — дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил, то что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» — спрашивает псалмопевец (Пс 8:4, 5). Превосходный вопрос. Он не дает забыть о том, каково мое место в громадной Вселенной. А я так часто об этом забываю! Люди — щепотка пыли, рассеянная по поверхности неприметной планеты. И в центре всего — Бог, источник силы и любви, который невозможно охватить разумом. Перед лицом такой действительности мы можем либо слиться с поверхностью планеты, как и подобает ничтожному гуманоиду, либо поднять взгляд к небесам и произнести: «Господи, Боже наш! Как величественно имя Твое по всей земле!» (Пс 8:10).

 

Итак, после подобных размышлений, после воспоминаний о виденном в горах и в небесах я и приступаю к исследованию таинства молитвы. Оба взгляда — с высоты и с земли — позволяют уловить отблеск реальности, которую видит Бог. Словно вспышка молнии, молитва на доли секунды высвечивает то, на что я упорно закрываю глаза: я беспомощен и слаб. Дома копятся незавершенные дела, никак не разрешаются проблемы с семьей и родственниками, мучают соблазны, подводит здоровье, нужно строить планы на будущее. Но все свои заботы я несу в иную реальность — в ту, которая больше моей. И там они странным образом обретают иной смысл.

 

Молитва — лекарство от близорукости. Она напоминает мне то, о чем я постоянно забываю. Я упорно стремлюсь поменяться с Богом местами: хочу, чтобы Он служил мне, а не я Ему. Бог напоминал Иову, что у Господа Вселенной много дел. Неплохо было бы хоть на минуту перестать жаловаться на судьбу и взглянуть на происходящее глазами Бога:

 

«Где был ты, когда Я полагал основания земли? Скажи, если знаешь. Кто положил меру ей, если знаешь? Или кто протягивал по ней вервь? На чем утверждены основания ее, или кто положил краеугольный камень ее, при общем ликовании утренних звезд, когда все сыны Божии восклицали от радости?» (Иов 38:4-7)

 

Молитва заставляет меня оторвать взгляд от рутины — или, как в случае Иова, от трагедии — и хотя бы краешком глаза взглянуть на высшую реальность. Я осознаю: я мал, а Бог — велик. Я начинаю понимать, каково соотношение между мной и Богом. В Божьем присутствии я чувствую себя маленьким, потому что я и есть маленький.

 

После того, как все жгучие богословские вопросы были заданы, Бог открыл несчастному Иову глаза, и бедняга склонился перед Богом. «Я раскаиваюсь, — вот что по сути сказал Иов. — Я и сам не понимал, о чем спрашиваю!» Иов не получил ни одного ответа на свои животрепещущие вопросы. Но это уже не имело значения. Иов признал, что Господь имеет полное право спросить о нем: «Кто сей, омрачающий Провидение, ничего не разумея?» И вот ответ Иова: «Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал» (Иов 42:3).

 

Я до сих пор, брыкаясь и визжа, пытаюсь усвоить уроки Иова. Бог не нуждается в напоминаниях о том, какова природа вещей. А я нуждаюсь.

 

Третья планета от Солнца — Земля — имеет, помимо всего прочего, и богословскую ось. Было время — об этом рассказы­вает книга Бытия, — когда Бог и Адам прогуливались по саду и вели дружеские беседы. Для Адама было самым естественным делом общение с Тем, Кто его создал, Кто вложил в него творческое начало, Кто дал ему помощника — прекрасную Еву. И молитва была для Адама столь же естественным поступком, как для нас — разговор с коллегой или любимым человеком. Но после грехопадения Божье присутствие утратило свою реальность и для Адама, и для всех его потомков. Бог отдалился — усомниться в Его существовании стало легче. И легче стало Его отвергнуть.

 

Мое зрение ухудшается с каждым днем: я не вижу ничего, кроме материального мира. Лишь усилием воли мне удается вспомнить слова Павла, адресованные искушенным афинским слушателям: Бог — «Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем» (Деян 17:27, 28). Молитва может показаться действом странным, неловким, оторванным от реальной жизни. Но, согласитесь, еще более странно, что молитва кажется глупым занятием тем людям, для которых ориентирами служат модные журналы, где описываются поступки, продиктованные суевериями, собственными инстинктами, игрой гормонов, нормами общественной морали или даже расположением звезд.

 

Чаще всего молитва не оставляет ощущения уверенности, что ты услышан. Мы молимся в надежде, что слова каким-то образом преодолеют пропасть между видимым и невидимым мирами, проникнут в запредельность, существование которой мы не в состоянии доказать. Мы вступаем в Божьи владения, в царство духа, которое для нас менее реально, чем для Адама.

 

Вниз от истока

 

Джейн, персонаж пьесы Торнтона Уайлдера «Городок», получает письмо. На конверте адрес: название ее фермы, город, округ, штат, все, как положено. Но дальше написано «Соединенные Штаты Америки; континент Северная Америка; Западное полушарие; Земля; Солнечная система; Вселенная; Разум Божий». Так вот, христианам следует вести отсчет в обратном порядке. Если взглянуть на собственную жизнь с позиций Божьего Разума и Замысла, то все ее составляющие расположатся в надлежащем порядке. Или, во всяком случае, по-другому.

 

Мой дом стоит в глубоком ущелье, в тени огромных гор. По дну ущелья протекает Медвежий Ручей. Во время весеннего таяния снегов или после сильных дождей ручей превращается в бурный пенистый поток, больше похожий на реку. Случа­лось, в нем даже тонули люди. Однажды высоко в горах я отыскал исток ручья. Я стоял на заснеженной площадке, испещ­ренной лунками в тех местах, где снег уже подтаял. Из недр снежного настила доносилось тихое бульканье, и из-под кромки снега вытекали струйки воды. Вода с тихим журчанием собиралась в лужицы, образовывала озерцо, из которого и начиналось ее долгое путешествие вниз по склону горы. По дороге малые ручьи сливались в один — так и рождался ручей, протекавший мимо моего дома.

 

Когда я начинаю размышлять о молитве, то чаще всего сбиваюсь с мысли. Я начинаю с низовий ручья — со своих забот — и несу их к Богу. Я рассказываю о них Богу так, будто Ему ничего обо мне неизвестно. Я молю Бога, надеясь изменить Его решение, переломить Его волю. Но мне следовало бы начать путешествие от истока ручья — от самого начала течения вод.

 

Стоило мне пересмотреть свою позицию, как я понял: Богу мои заботы известны. Он знает и про раздирающие мир войны, и про рак моего дяди, и про разбитые семьи, и про непослушных подростков. У Него забот больше, чем у меня. Реки благодати стекают до самого низа. Потоки милости не иссякают. Бог несет ответственность за все, происходящее на Земле. Моя задача — выяснить у Бога, что делать мне, чтобы разделить с Ним ответственность, понести свою долю. «Пусть, как вода, течет суд, и правда — как сильный поток!» — восклицает пророк (Ам 5:24).

 

Что мне делать: стоять на берегу или отдаться течению потока?

 

Итак, изменился мой взгляд на молитву и на мир в целом. Я смотрю на природу и вижу не только полевые цветы, не только золото осин, но и руку великого Художника. Я смотрю на человека, и перед моими глазами предстает не «бедное, голое двуногое животное», которым внезапно увидел себя шекспировский король Лир, а личность, созданная по образу и подобию Божьему и предназначенная для вечности. Благодарность и хвала сами рвутся из груди.

 

Мне приходится все время напоминать себе, какой должна быть истинная молитва: за день мои представления о ней ис­кажаются. Я включаю телевизор. На меня изливаются рекламные потоки с заверениями, что суть успеха — в богатстве и красоте. Я еду в центр города и из окна автомобиля вижу грязного попрошайку с листком в руке «Благослови вас Бог! По­могите, чем можете!». Я отвожу глаза. Я помню репортаж об одном африканском диктаторе. Он затеял кампанию за чистоту города и снес бульдозерами целый район лачуг, оставив без крова семьсот тысяч человек. Миру сложно смотреть на про­исходящее глазами Бога.

 

Молитва, и только молитва помогает мне вновь вернуться к Божьей системе ценностей. Я прозреваю и вижу, что богатство — это капкан, а не цель всей жизни. Ценность каждого из нас не определяется происхождением или социальным статусом. Ценность — в образе Божьем, который мы носим в себе. Сколько бы мы ни пытались стать красивее, красота не пойдет в расчет в мире грядущем.

 

Протопресвитер Александр Шмеман, декан Свято-Владимирской семинарии, рассказал о случае, произошедшем с ним в парижском метро. Он — тогда еще молодой — ехал со своей невестой. На одной из остановок в вагон вошла уродливая ста­руха в форме Армии Спасения и села рядом с ними. Влюбленные перешептывались на русском, обсуждая ее безобразный вид. Через несколько остановок женщина встала и, проходя мимо них к выходу, произнесла на чистом русском языке: «Я не всегда была уродиной». Отец Александр любил повторять своим студентам, что та женщина была ангелом Божьим. Она открыла ему глаза. Она заставила его прозреть. Этот случай запомнился ему на всю жизнь.

 

Внимание, вошедшее в привычку

 

«Остановитесь и познайте, что Я — Бог!» (Пс 45:11). В этом хорошо знакомом стихе из Псалмов заключены две равновели­кие заповеди. Во-первых, нужно остановиться и успокоиться. Но остановке ожесточенно противится вся наша жизнь. Десять лет назад люди были довольны, если я отвечал на их письма в течение двух недель. Пять лет назад, чтобы не обидеть че­ловека, было принято отвечать через пару дней. Сегодня отвечать на электронное письмо следует в тот же день. Меня бра­нят, если я немедленно не перезваниваю по мобильнику или не посылаю sms[3].

 

Таинство, ощущение мира иного, осознание того, что бытие важнее делания… Без специальных усилий в этом суетном мире не удается выкроить даже несколько мгновений покоя. Мне приходится выцарапывать у жизни время, чтобы позволить Богу окормить мою душу.

 

Совершая паломничество в итальянский город Ассизи, где некогда жил и проповедовал один из великих католических святых — святой Франциск, поэтесса и писательница-эссеи- стка Патриция Хэмпл стала записывать свои мысли о том, что такое молитва. Хвала. Благодарение. Мольба. Попытка выторговать что-то у Бога. Хныканье и скулеж. Сосредоточенность. И на этом список закончился: Патриция вдруг осознала, что молитва лишь кажется вербальным действием, «но по сути своей, это мировоззрение, это позиция, это поиск своего места в мире». Она поняла, что «сосредоточенность в молитве — это способ отключиться от всего, что нас окружает. Это привычка проявлять внимание ко всему сущему».

 

Ах, где ты, привычка быть внимательным! Успокойся, душа. Внимательность позволяет нам навести резкость и увидеть, как все обстоит на самом деле. Прекратив суетиться, начинаешь видеть логику Вселенной.

 

Умиротворенность души готовит меня к принятию Божьего наказа: «Остановитесь и познайте, что Я — Бог: буду превозне­сен в народах, превознесен на земле» (Пс 45:11). Только молитва позволяет мне верить этой истине. Мне, живущему в мире, который не только не стремится прославить Бога, а упорно делает вид, что Его нет.

 

На слушаниях Комиссии по справедливости и примирению в ЮАР темнокожий человек рассказал, как взывал к Богу, когда белые полицейские пытали его электрошоком, предварительно избив дубинками. Они смеялись ему в лицо: «Здесь Бог — это мы!» Абсурдность этого дерзкого заявления была налицо: лишенные власти и полномочий полицейские сидели, понурив головы, на скамье подсудимых, а их обвинители проходили перед ними — один за другим.

 

Второй псалом рисует образ Бога, Который смеется на небесах над восставшими против Него царями и князьями. Узник в ЮАР, преследуемый китайский священник, гонимые северокорейские верующие… Им нужно приложить огромное внутреннее усилие, чтобы верить: Бог действительно царит над народами[4]. Я вспоминаю, как апостол Павел пел в темнице в Филиппах (Деян 16:19-25) и как Иисус резко ответил Пилату: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше» (Ин 19:11). Даже в минуту опасности Иисус смотрел на происходящее с позиций вечности, существовавшей до сотворения времени, Солнечной системы и всей Вселенной.

 

«Остановитесь и познайте, что Я — Бог!» В латинском тексте слову «остановитесь» соответствует «vacate» — «освобож­даться». Католический теолог Саймон Тагвелл предлагает такую интерпретацию этого стиха: «Бог предлагает нам отдохнуть, взять отпуск: перестать на время быть богами и позволить быть Богом Ему». Зачастую молитва кажется нам серьезной повседневной обязанностью, которую необходимо втиснуть в распорядок дня. Мы не понимаем сути, объясняет Тагвелл: «Бог предлагает нам сделать перерыв, побездельничать. Отложить те важные дела, которые мы делаем, принимая на себя роль Господа. Пусть Богом будет Бог». Молитва позволяет мне рассказать о своих неудачах, ошибках, недостатках Тому, Кто милостиво относится к слабостям человека.

 

Но чтобы позволить Богу быть Богом, мне нужно встать с директорского кресла. Мне придется «разсотворить», разрушить мирок, который я столь тщательно созидал, — мирок, выстроенный для достижения моих целей. Адам и Ева, строители Вавилонской башни, Навуходоносор, южноафриканские полицейские, все, кто борется с зависимостями или даже со своим эгоизмом, поймут, о чем идет речь. Суть первородного греха в том, что двое попытались стать подобными Богу. Поэтому первый шаг в молитве — «помянуть» Бога и восстановить тем вселенскую справедливость. «Так с Человеком Бог в одно сольются», — говорил Мильтон.

 

Чужие

 

В течение нескольких лет я пытался помочь членам японской семьи Йокото в их отчаянных попытках добиться справедли­вости. В 1977 году тринадцатилетняя дочь супругов Йокото,

 

Мегуми, пропала по дороге с тренировки по бадминтону домой. Полицейские собаки взяли след. След привел на бли­жайший пляж и оборвался. Супруги Йокото и представить себе не могли, чем вызвано внезапное исчезновение дочери. Шестнадцать лет спустя, когда Йокото уже смирились с ее гибелью, северокорейский перебежчик рассказал: в разведшколе живет японка по имени Мегуми, которая хорошо играет в бадминтон. Он утверждал, что корейцы похитили много японцев, которых теперь заставляют преподавать японский язык и культуру в разведшколах. Перебежчик даже добавил некоторые душераздирающие детали похищения: Мегуми завернули в циновку и переправили на корабль-разведчик, где она всю ночь царапала люк окровавленными пальцами и кричала: «Мама! Мама!»

 

Благослови тебя Бог, дитя мое!

 

Рейнер

 

Я очень хорошо помню свою первую молитву. Священник разъяснял моему другу Удо, как стать христианином:

 

— Давай преклоним колени и помолимся, — сказал священник.

 

И добавил, повернувшись ко мне:

 

— А ты, Рейнер, ты тоже хочешь стать христианином?

 

Я, не задумываясь, ответил «да» и произнес вместе со священником молитву. Это был незабываемый миг, который изменил меня навсегда. После молитвы я поднял глаза и увидел в окне звезды. Я почувствовал, что теперь каким-то непостижимым образом связан с бескрайней Вселенной. Именно тогда, в двенадцать лет, я нашел свое место в мире, нашел себя.

 

Но уже через полчаса я вернулся с небес на землю: дома мама накричала на меня за то, что я поздно вернулся. Я пытался объяснить ей, что произошло, но она меня не поняла. В ее представлении молиться значило вслед за священником повторять заученную молитву, и ничего более. После того вечера я три дня ничего не ел.

 

— Ты только о Боге и думаешь! — кричала мама. И она была права.

 

2 Молитва

 

В течение многих лет Северная Корея отказывалась признавать истинность подобных слухов. Но под давлением мировой общественности Ким Чен Ир — «любимый вождь» Северной Кореи — подтвердил, наконец, что тринадцать японцев, в том числе и Мегуми, были похищены. Пять из них были возвращены в Японию. Восемь — по утверждению северокорейских вла­стей — умерли. Умерла, по их словам, и Мегуми: повесилась в 1993 году, разорвав на веревки свое кимоно. Определенные подробности, предоставленные корейскими властями, свидетельствовали о ее смерти. Но Йокото отказывались верить, что дочери больше нет. О похищенных молились группы христиан по всей Японии. Миссис Йокото ездила по свету в поисках справедливости. Ее лицо стало хорошо известно японским те-

 

Стеснительный и робкий по натуре, я научился молиться вслух: прислушиваясь к молитвам других прихожан церкви, я понял, как это делается. Я сообразил, когда нужно вступать в молитву, а когда молчать. Оказалось, что молитве — общению с Богом — нужно учиться так же, как и общению с людьми. Как ни странно, мне стало легче молиться после того, как я, немец, пожил в Америке. Там мне пришлось молиться на чужом языке — на английском. И в результате я научился, молясь, четче формулировать свои мысли, тщательнее подбирать слова. Тогда я ощутил, что мне уже недостаточно повторять заученные привычные слова.

 

В конце концов я стал священником. Выслушивая людей, которые изливают предо мной свои беды и трудности, я стараюсь нести им утешение. И порой меня посещает чувство, что слова, которые я говорю им в такие моменты, — это молитва. Я ощущаю, что рядом с нами присутствует Кто-то Третий.

 

А еще я стал отцом. У меня есть сын и дочь. Когда они маленькими лежали в кроватках, я заходил в детскую, совершал над малышами крестное знамение и молился об их будущем. Ведь родителям не дано прожить жизнь за своих детей! Поэтому приходится всецело полагаться на Бога.

 

У сына началась эпилепсия. Первый приступ привел меня в ужас. Мы вызвали «скорую помощь». Пока врачи спешили к нам на по- лезрителям. Наконец ей удалось посетить Овальный кабинет и рассказать свою историю президенту Джорджу Бушу, который решил оказать ей возможную помощь.

 

Через двадцать семь лет после похищения, в 2004 году, северокорейские власти выслали родителям Мегуми фотографии дочери. На первой — сделанной сразу после похищения — тринадцатилетняя девочка в японской школьной форме — жалкая и одинокая.

 

— Увидев эту фотографию, мы разрыдались, — говорила мать Мегуми. Две другие фотографии были сняты зимой — женщина лет тридцати в пальто.

 

Супруги Йокото снова и снова смотрели на фотографии. Они находили утешение в том, что на последних фотографиях

 

мощь, я держал сына в объятиях, поглаживал его лоб. Голова мальчика тряслась. Я старался утешить испуганного ребенка словами, но сам не находил ни малейшего утешения. Совершенно осознанно я пытался передать ему частицу своего духа, забрать его боль. Никогда прежде я не чувствовал такой близости с сыном, как при этом первом приступе. Мы оба были совершенно беспомощны и страшно перепуганы.

 

Молитва стала для меня еще и своеобразным благословением[5]. «Благослови тебя Господь!» — так я говорю своим прихожанам после исповеди. «Благослови тебя Господь, дитя мое!» — говорю я дочери, стоя у ее кровати. «Благослови тебя Господь», — твердил я извивавшемуся в конвульсиях сыну. Мне так хочется передать Божье благословение людям! Мне и самому хочется ощутить его во время молитвы.

 

Молясь, я порой позволяю себе расслабиться в объятиях Божьей любви. А порой меня в молитве бьет и колотит, как сына во время приступа.

 

дочь выглядела ухоженной и здоровой. Они попытались представить себе жизнь Мегуми. Встречалась ли она с другими по­хищенными, говорила ли с ними, чтобы не забыть родной язык? Что помогало ей помнить о том, кто она такая? Помнить, что она не иммигрантка, а похищенная корейцами против воли японка? Пыталась ли она передать весточку родителям? Пыталась ли бежать? Что она помнила о Японии? Что помнила о свой семье? Сколько раз Мегуми устремляла взор к японским островам? Сколько раз жадно пробегала глазами газету в поисках статей о Родине? Во время путешествия по Азии в 2004 году меня попросили выступить в Токио перед членами молитвенных групп. Я лихорадочно думал: что мне такого сказать, чтобы утешить членов семей похищенных и их друзей? Я открыл Библию. Мне нужно было найти эпизоды, которые подходили бы для этих случаев. Я нуждался в примерах, рассказывающих о людях, которые служили Богу в чужедальних странах. Авраам оставил свой дом и отправился в неизведанные земли — те, на которых стояли и Содом с Гомор- рой. Иосифа похитили, отец счел его мертвым, но он достиг высокого положения в Египте. Даниил и другие пророки служили в Вавилоне (нынешнем Ираке) и в Персии (нынешнем Иране). Эсфирь рисковала жизнью, чтобы спасти своих соотечественников в Персии. Павел принес Благую Весть в Рим, будучи в узах. Он стал первым из сонма миссионеров, которые в чужих странах подверглись гонениям. Были мученики и в самой Японии.

 

И все они, как и Мегуми, страстно старались не забыть о том, кто они такие — чужаки, оказавшиеся в незнакомых землях. Пророк Даниил ослушался приказа царя-тирана. Он, как и раньше, трижды в день открывал окно, выходившее в сторону Иерусалима, и молился. И ему, и другим верующим, живущим в чужих странах и, наверное, Мегуми молитва напоминала о той реальности, которую пытались скрыть от них обстоятельства. Вера помогала им не забыть об истине, которую всячески отрицала действительность, окружающая оторванных от Родины людей.

 

И для нас молитва может сделаться источником истины. Мы живем на падшей планете, которая все более отдаляется от Бога. Нам приходится прилагать немало усилий, чтобы не забыть, кто мы такие. Но мы — Божьи твари. Однажды мы вос­торжествуем вместе с Богом.

 

Зачем нужно молиться? Я задавал себе этот вопрос практически каждый день своей сознательной жизни. Особенно остро он стоял в те дни, когда Бог казался далеким-далеким, а молитва представлялась лишь упражнением в набожности, раз­говором с самим собой. Читая богословские книги, я спрашивал себя: какой толк твердить Богу о том, что Он и Сам навер­няка знает? Но прошли годы, и молитва стала для меня чем-то большим, нежели список просьб, обращенных к Богу. Во вре­мя молитвы я корректирую свой мир. Я молюсь для того, чтобы вернуть в мироздание истину и хотя бы на миг увидеть наш мир и самого себя глазами Бога.

 

Во время молитвы я перестаю думать о себе. Я смотрю на себя через увеличительное стекло. Я смотрю на звезды и вспо­минаю о той роли, которую играю в непостижимой Вселенной. Молитва — это возможность посмотреть на мир глазами Бога.

 

Глава 3

 

Такие, как есть

 

Молитва, предваряющая всякую молитву, такова: Сделай так, чтобы мое истинное «я» говорило с Тобой! Сделай так, чтобы я обращался к Твоему истинному «Я»! Клайв Стейплз Льюис

 

Порой я спрашиваю себя, не являются ли слова, с которыми я обращаюсь к Богу, наименее значительной частью самой мо­литвы. Кто есть я? И Кто Бог? Если я сумею ответить на эти два вопроса, то слова моей молитвы отойдут на второй план. Молитва дает мне возможность отказаться от защитных механизмов и явить свое «я», которого не знает до конца ни один человек, Богу, Который видит меня насквозь.

 

Несколько лет назад я получил письмо от читателя. Назову его Марком. Он начал так:

 

«Всю свою взрослую жизнь я страдал от серьезного эмоционального нарушения — пограничного психического состояния, — которое сопровождалось депрессией, повышенной тревожностью, а также физическими недомоганиями. Чтобы пояснить си-

 

 

туацию скажу: первые годы своей жизни я испытывал жестокое сексуальное и психологическое насилие со стороны собственной матери. Но хватит об этом».

 

Далее Марк признавался, что мои рассказы о людях, пример которых должен был бы воодушевить его, лишь усугубили его страдания.

 

«Полагаю, здесь мне надо бы рассмотреть такой вопрос: какую небесную награду получат те из нас, кто не трудится на Божьей ниве в городских трущобах? Или те, кто ежедневно борется с пристрастием к порнографии и для кого великое достижение — хотя бы один день без посещения порносайтов? Или те, кто, выздоравливая от химической зависимости, смогли достичь нравственного уровня, который составляет всего лишь десять процентов от уровня среднестатистического неверующего? Только ли здоровые Божьи служители удостаиваются благодати?»

 

Евангелие несет утешение таким людям, как Марк. Я ответил ему, что Божья благодать изливается подобно водам, за­полняя собой глубочайшие впадины. Да и как нам познать благодать, если не иметь недостатков? Во времена Иисуса мытари, проститутки, нечистые тянулись к Божьей благодати, жаждали ее, а «профессионалы» от религии сжимали руки в кулаки. Протянуть открытую ладонь Богу — вот что нужно для принятия дара.

 

Однако письмо Марка еще долго не давало мне покоя. Я процитировал ему слова царя Давида: «Сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс 50:19). Бывают моменты, когда я сам черпаю силу в этом стихе. Конечно, не все страдают от пограничных психических состояний, не все находятся в плену постоянных сомнений. Должны ли мы всю жизнь каяться перед Богом в собственной несостоятельности? С каким чувством каждый из нас предстает перед Богом в молитве? И, наконец, как быть уверенным, что молится мое истинное «я»?

 

Виноватые

 

В книгах о молитве делается упор на исповедь. Но есть люди, которые охотно самоуничижаются перед Богом. Замечатель­ный английский писатель и критик Сирил Конноли сравнил это чувство с желанием «простереться всем своим «я» у Божьих ног подобно тому, как щенок кладет к ногам хозяина обслюнявленный мячик». Мне встречаются и люди, подобные Марку, — те, кто жаждет целительного бальзама благодати. Я с радостью говорю им о милостях Христовых: Иисус не отвернется от человека, Он принимает алчущих и жаждущих, скорбящих и страждущих, одним словом — всех отчаявшихся. Для других, и я возглавляю их ряды, невыносимо больно отказываться от иллюзий. Но без такого отказа невозможно допустить к себе яркий Божий свет, который обнажит мою истинную сущность. Почему же исповедь так важна?

 

Чтобы лучше понять, давайте вспомним, какими крошечными пятнышками кажутся люди с высоты горного хребта или каким зернышком представляется сама Земля, если смотреть на нее из туманности Андромеды. Для меня исповедь — возможность напомнить себе о той реальности, которой я часто не придаю значения. Лишь помня об этой истинной реальности, я осознаю, что стою перед совершенным Богом, и Вселенная приходит для меня в равновесие. Во время исповеди твар- ное существо вспоминает, какое место оно занимает по отношению к Творцу. Широко известный проповедник Хэддон Робинсон почти каждую проповедь начинает со слов: «Боже, если бы эти люди знали обо мне то, что знаешь Ты, то не стали бы меня слушать». Исповедь играет огромную роль не только в сфере духа, но и в психологии[6].

 

Молитва — это еще и основа человеческих взаимоотношений. Подобно многим мужьям, я со временем усвоил: замал­чивать семейные проблемы — не значит избавляться от них. Совсем наоборот. Бывало, я случайно заводил разговор о не­значительном недопонимании или размолвке, произошедшей несколько недель или даже месяцев назад, и вдруг узнавал, что за время молчания проблема разрослась до невероятных размеров. Так же реагирует и тело: легко удалить впившуюся в кожу занозу, но запущенная инфекция подвергает опасности не только здоровье, но и саму жизнь человека.

 

Когда Иисус попытался вскрыть духовный нарыв — призвать к ответу фарисеев, наиболее религиозных людей Своего времени, — те решили избавиться от Божьего Сына. Слышать правду больно. Но все же человеку не видать исцеления, пока он не выслушает Божий диагноз, не узнает о своем нездоровье. Бог знает нас. Он понимает: каждому человеку необходимо примириться со своим истинным «я». Псалмопевец взывает: «Испытай меня, Боже… и зри, не на опасном ли я пути…» (Пс 138:23, 24). Сколько еще можно заниматься самообманом? Мне нужна помощь Бога, чтобы избавиться от скрытых в душе эгоизма, гордыни, лживости, жестокости.

 

Но всякий раз, когда я прихожу в отчаяние от отсутствия видимого прогресса в духовной жизни, я понимаю: отчаяние — уже есть показатель прогресса. В такие моменты у меня возникает чувство оторванности от Бога, и все потому, что я на самом-то деле совершенно ясно представляю себе, и чего хочет от меня Бог, и насколько я далек от Божьего идеала. Вот почему у меня хватило мудрости сказать Марку слово надежды. Марк (как, кстати, и любой выздоравливающий алкоголик), ощутив бессилие и отчаяние, пришел в то состояние, при котором Божья благодать и исцеление уже способны сделать свое дело. Марку не придется болезненно смирять себя — обстоятельства жизни уже его смирили.

 

Писатель Уолтер Вангерин рассказывает, как несправедлив был поначалу к своей жене Танни. В те годы он учился в семи­нарии и стремился стать священником. Но он стеснялся молиться вслух вместе с женой. Молитва представлялась ему слишком личным, слишком интимным актом. И вот, мучаясь чувством вины, которое пересилило-таки его робость, он со­гласился помолиться вместе с Танни. Какое-то время они бок о бок молча лежали в кровати. Каждый надеялся, что другой заговорит первым. Уолтер начал с похожей на гимн «официальной» молитвы, которой выучился в семинарии. После не­большой паузы он услышал, как Танни простыми словами, четко выражая свои мысли, стала смиренно говорить с Богом о нем, о своем муже. Слушая жену, Уолтер расплакался. Чувство вины растворилось: он понял, что смирение — необходи­мейший шаг на пути к исцелению.

 

Иисус повторял своим ученикам: не молитесь как лицемеры, которые любят красоваться перед людьми. Скройтесь от посторонних глаз и молитесь Отцу, Который Один видит тайное. Наставления Христа озадачили некоторых толкователей Библии. Известно, что в те времена в домах трудно было найти уголок для уединения. Должно быть, Иисус говорил о своеоб­разном святилище души — о том состоянии души, когда мы можем быть абсолютно честными с Богом. Даже если я неспо­собен уединиться физически, я все равно должен быть уверен в том, что мои молитвы искренние, а не показные. Быть ис­кренним легче, когда ты один. Но и в переполненной народом церкви, и рядом с престарелыми родителями, и в постели с су­пругом вполне реально молиться честно.

 

Беспомощные

 

Норвежский теолог Оле Халлесби пришел к выводу, что точнее всего передают внутреннее состояние человека, которое угодно Богу во время молитвы, слова «беспомощность», «бессилие». «Облечен наш внутренний настрой в слова или нет — для Господа значения не имеет. Вербализация внутреннего состояния важна лишь для нас самих». Он добавляет: «По-на­стоящему молиться способен только не полагающийся на свои силы человек».

 

Вот беда! С самого детства нам внушают, что нужно верить в собственные силы. Каждый самостоятельный поступок ре-

 

Хранитвли секретов

 

Джон

 

Я уже двадцать пять лет работаю с бездомными. Мы открыли небольшую кофейню, куда они могут зайти. А в воскресенье на верхнем этаже мы проводим богослужение. Работая с такими подопечными, мы никогда не знаем, что может произойти в следующую минуту.

 

Очень многие из наших посетителей отвратительно воняют. Неуравновешенные люди склонны к очень длинным молитвам. Во время богослужения наши «прихожане» бродят туда-сюда. На прошлой неделе кто-то из них произнес такую молитву: «Благодарю Тебя, Боже, за таблетки от газов!» Другой воскликнул: «Наш Бог никогда не тупйт!»

 

Меня удивил тот факт, что среди бездомных очень много фундаменталистов. По крайней мере, среди тех, кто считает себя верующим. Ничего удивительного: миссии, которые их кормят, склонны проповедовать крайне жесткие доктрины — кромешный ад и раскаленные сковородки. Много среди бездомных и людей, которые с детства сохранили неприятные воспоминания о Боге. Они стыдятся самих себя, ощущают бесполезность собственной жизни.

 

У меня есть такая теория: и наши бездомные, и служители-фундаменталисты страдают от нарушения привязанностей. В детстве бенка — праздник для родителей. Вот он научился сам ходить в туалет, одеваться, чистить зубы, завязывать шнурки, кататься на велосипеде. Он один дошел до школы! Малыш упрямо твердит: «Я сам!», и родители втайне гордятся его независимостью, пусть даже ребенок делает ошибки.

 

Взрослый человек хочет зарабатывать себе на жизнь, мечтает купить собственный дом, стремится принимать самостоя­тельные решения: ему неприятно полагаться на постороннюю помощь. Мы смотрим сверху вниз на тех, кто живет на пособие или за счет пожертвований. Натолкнувшись на неожиданное препятствие, мы тут же спешим купить книжку из серии «Помоги себе сам». Мы систематически давим в себе то самое

 

они не ощутили близости с родителями и теперь не могут достичь близости с Богом. Довериться человеку для них немыслимо. И столь же немыслимо для них довериться Богу.

 

Мои друзья из Анонимных Алкоголиков любят говорить: «Мы больны настолько, насколько нездоровы секреты, которые мы храним». Я знаю много людей, хранящих мрачнейшие тайны. И им некому их поведать. Порой они сходят с ума. Я серьезно. Они буквально сходят с ума, потому что не в состоянии больше оставаться один на один со своими темными мыслями и секретами. Или начинают пить. Или становятся наркоманами.

 

У меня был друг. Он тоже работал с бездомными, буквально в нескольких кварталах от меня. Его постоянно грызли секреты. Он никому не рассказывал о своих неудачах, о финансовых затруднениях. Секреты бурлили в нем, как раскаленная лава. Они сожгли его душу. Однажды его жена вошла в дом — а он болтается в петле. Даже передать не могу, какой это был удар для всех людей, кому он служил. Они и сами-то не жильцы были, а тут их пастор себя убил[7].

 

внутреннее состояние, которое столь угодно Богу и очень точно отражает истинное положение человека во Вселенной. «Без Меня не можете делать ничего» (Ин 15:5) — сказал Иисус Своим ученикам. Очевидный факт, который все мы пытаемся молчаливо отрицать.

 

На самом деле я очень не уверен в собственных силах. В первом классе меня страшно раздражало то, что учительница поправляла мои ошибки. Я хотел читать сам, без посторонней помощи. Но если бы учительница не выполняла свои обя­занности надлежащим образом, я так и не научился бы читать, да и писать тоже. Теперь я взрослый, и меня не раздражает некая зависимость от коммунальных служб, которые обеспечивают мой дом водой и теплом. Изготовление автомашины я, естественно, доверю автозаводу. Я не попытаюсь собирать ее сам. Я полагаюсь на фермеров, которые производят продукты питания, и на священников, которые питают меня пищей духовной. Я живу в системе, где все взаимозависимо, и в центре которой — Бог. Им держится все.

 

Молитва заставляет меня увидеть мое истинное место в жизни. Как сказал настоящий христианин, священник, писатель и богослов Генри Нувен: «Молиться — значит ходить в свете Божьем, обращаясь к Богу со словами: «Я человек, а Ты Бог». Таково примирение с Богом, восстановление истинных отношений с Ним. Ошибочно полагать, что человек — это тот, кто время от времени делает ошибки, а Бог — Тот, Кто время от времени прощает согрешившего. Нет, человек — это всегда грешник, а Бог — это всегда любовь».

 

Как часто мамы и папы, когда их дети выходят из возраста полной зависимости от взрослых, ощущают душевный дис­комфорт — от легкого укола до тяжелого и длительного кризиса. Пусть даже родители осознают при этом, что подобный рост — явление вполне здоровое и естественное. Но наши отношения с Богом не таковы. Мне никогда не удастся вырасти из состояния зависимости от Бога. И если я думаю иначе, то лишь обманываю себя. Суть молитвы — просьба о помощи. Молитва — провозглашение зависимости от Бога.

 

П



<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Синдром врожденной нечувствительности к боли. | 
Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2017-01-21; Мы поможем в написании ваших работ!; просмотров: 220 | Нарушение авторских прав


Поиск на сайте:

Лучшие изречения:

Что разум человека может постигнуть и во что он может поверить, того он способен достичь © Наполеон Хилл
==> читать все изречения...

960 - | 873 -


© 2015-2024 lektsii.org - Контакты - Последнее добавление

Ген: 0.011 с.