Преемственность по мужской линии 7 страница. — И это — хронограф? Такой маленький?

— И это — хронограф? Такой маленький?

— Он весит четыре с половиной килограмма, — сказал доктор Уайт. В его голосе звучала гордость отца, который хвастается весом своего новорождённого ребёнка.

— И — опережая твой вопрос — да, все камни настоящие. Один только рубин тут в шесть каратов.

— Гидеон пойдёт первым, — сказал мистер де Виллер. — Пароль?

— Ква редит нэсцитис, — сказал Гидеон.

— Гвендолин?

— Что?

— Пароль?

— Что ещё за пароль?

— Ква редит нэсцитис, — сказал мистер де Виллер. — Пароль хранителей для двадцать четвёртого сентября.

— Сегодня шестое апреля.

Гидеон рассерженно нахмурился.

— Мы окажемся в двадцать четвёртом сентября, в этих же стенах. Чтобы хранители не отрубили нам головы, стоит запомнить этот пароль. Ква редит нэсцитис. Повтори за мной!

— Ква редит нэсцитис, — сказала я. Ни за что не удержу такое в голове дольше, чем на одну секунду. Ну вот, снова забыла. Может, мне позволят сделать что-то вроде шпаргалки? — Как-как?

— Скажи, вы латынь в школе не учили, что ли?

— Нет, — сказала я. — Только французский и немецкий. И этого уже многовато.

— Мы не знаем час его возвращения, — сказал доктор Уайт.

— Приукрашенный перевод, — сказал мистер Джордж. — Можно переформулировать так: мы не знаем, когда…

— Господа! — мистер де Виллер многозначительно постучал по циферблату своих часов. — В нашем распоряжении вовсе не бесконечность. Ты готов, Гидеон?

Гидеон протянул руку доктору Уайту. Тот открыл крышку хронографа и приложил указательный палец Гидеона к отверстию.

Послышалось тихое гудение, внутри аппарата пришли в движение зубчатые колесики. Казалось, это особая тайная мелодия. Как в курантах. Один из драгоценных камней, гигантский бриллиант, вдруг засветился изнутри и озарил лицо Гидеона чистым, ярким светом. И вдруг Гидеон исчез.

— Отправился, — прошептала я, всё ещё под впечатлением.

— В прямом значении этого слова, — сказал мистер Джордж. — Сейчас твоя очередь. Становись точно вот сюда.

Доктор Уайт прибавил:

— И думай о том, чему мы тебя учили. Слушайся Гидеона. Всегда держись его, что бы ни случилось, — он взял мою руку и положил указательный палец в открытое отверстие. Что-то острое кольнуло меня в подушечку пальца, я отдёрнула руку:

— Ай!

Доктор Уайт крепко прижал мою руку к отверстию.

— Не шевелись!

На этот раз засветился огромный голубой камень. Голубой свет рассеивался по комнате и ослеплял мне глаза. Последнее, что я увидела, была огромная шляпа, которая, забытая всеми, осталась на столе. Потом вокруг стало темно. Чья-то рука легла на моё плечо.

Чёрт, как они говорили, что там за дурацкий пароль? Ква… ква-ква кваквитис.

— Гидеон, это ты? — прошептала я.

— Кто же ещё, — прошептал он в ответ и убрал руку с моего плеча. — Молодец! Ты не упала! — я слышала, как чиркнула спичка. В следующий момент комнату осветил горящий факел.

— Круто. Ты его с собой принёс?

— Нет, он здесь и был. Подержи-ка.

Когда я взяла в руки факел, то очень обрадовалась, что забыла свою дурацкую шляпу. Все эти расчудесные перья и соломки загорелись бы на первом же сквозняке. И через несколько минут я уже превратилась бы в симпатичную горящую головешку.

— Тишина! — сказал Гидеон, хотя я даже пикнуть не успела. Он отпер дверь (интересно, Гидеон принёс этот ключ с собой, или тот так и торчал в двери? Я не успела заметить) и осторожно выглянул в коридор. Было темно, хоть глаз выколи.

— Здесь пахнет болотом, — сказала я.

— Чепуха. Пойдём скорей! — Гидеон закрыл за нами дверь, взял у меня факел и ступил в тёмный коридор. Я последовала за ним.

— Не хочешь мне снова глаза завязать? — спросила я с лёгкой издёвкой.

— Тут и так темнее некуда. Как ни старайся, ничего не запомнишь, — ответил Гидеон. — Ещё один повод, чтобы не отходить от меня далеко. Потому что не позднее, чем через три часа нам нужно снова оказаться здесь, внизу.

Ещё один повод выучить дорогу. Как же я управлюсь, если с Гидеоном, например, что-нибудь случится или если нас разделят? Не очень-то хороший план — держать меня в неведении. Но я прикусила язык. Мне нисколечко не хотелось прямо сейчас устраивать перепалку с этим Мистером-Дуристером.

Пахло плесенью. Запах был гораздо противней, чем в наше время. В какой же год мы попали?

Воняло ужасно, чем-то тухлым или гнилым.

Я почему-то невольно подумала о крысах. В фильмах с факелами и узкими коридорами обязательно встречались и крысы! Противные, чёрные крысы, глаза которых светились в темноте. Или мёртвые крысы. Ах да, и пауки ещё. Пауки — это тоже жутковато, и из той же истории. Я старалась не касаться руками стен и не представлять себе, как толстые пауки цепляются за кайму моего платья и взбираются по голым ногам…

Вместо этого я считала шаги до каждого поворота. Через сорок четыре шага мы свернули вправо, после сорока пяти — влево. Потом ещё раз влево — и вышли к винтовой лестнице, которая уходила куда-то наверх. Чтобы поспеть за Гидеоном, пришлось задрать юбку повыше. Где-то наверху горел свет, мы шли прямо на него, потому что с каждым шагом вокруг становилось всё светлее. Наконец, мы добрались до широкого коридора, по бокам которого были закреплены зажжённые факелы. В конце перехода находилась широкая дверь, справа и слева стояли рыцарские доспехи, такие же ржавые, как и в наше время.

К счастью, ни одной крысы мне на глаза не попалось. Но у меня было безотчётное чувство страха. Казалось, будто за нами наблюдают. Чем выше мы поднимались, тем сильней становился этот страх. Я огляделась, но проход был совершенно пуст.

Вдруг рука в доспехах пошевелилась, и из глубины лат донеслось нечто грозное (как мне показалось). Я остановилась как вкопанная и затаила дыхание. Наконец-то стало понятно, кто следил за нами всё это время.

Доспехи добавили ещё кое-что. Как мне показалось, дополнение было явно лишним в этой ситуации: «Стойте, где стоите!»

Я хотела закричать от страха, но снова не могла издать ни звука. Тут до меня, наконец, дошло, что говорили и двигались вовсе не доспехи, а какой-то человек в них. Другие латы, кажется, тоже не пустовали.

— Мы должны поговорить с Мастером, — сказал Гидеон. — Дело не терпит отлагательств.

— Пароль, — сказали вторые доспехи.

— Ква редит нэсцитис, — сказал Гидеон.

Ах да, точно. На миг я поразилась до глубины души. Он запомнил эту сложную штуку слово в слово.

— Проходите, — сказали первые латы и даже открыли перед нами дверь.

За ней простирался ещё один коридор, тоже освещённый факелами. Гидеон закрепил наш факел в подставке на стене и поспешил вперёд, я последовала за ним так быстро, насколько позволял мой кринолин. Я уже совершенно запыхалась.

— Это прямо фильм ужасов. У меня чуть сердце не остановилось. Я думала, эти штуки — просто декорация. То есть, я хотела спросить, в восемнадцатом веке рыцарские доспехи всё ещё в моде, да? А пользы в них уже никакой, кажется.

— Это традиция, — сказал Гидеон. — В наше время тоже немногое изменилось.

— Но в нашем времени я не видела ни одного рыцаря в доспехах.

Но тут мне вдруг подумалось, что, наверное, некоторых я таки видела, просто считала, что это доспехи без рыцаря.

— Давай-ка поторопимся, — сказал Гидеон.

Легко ему говорить, он-то не тянет за собой огромную юбку размером с одноместную палатку.

— А кто этот Мастер?

— У ордена есть Магистр, который им руководит. В то время им был, конечно, сам граф. Орден ещё очень молодой, граф основал его всего тридцать семь лет тому назад. Впоследствии руководство тоже переходило по линии де Виллеров.

То есть граф Сен-Жермен был из рода де Виллеров?

— А сегодня? В наше время? Кто… э-э-э… Магистр?

— Сейчас это мой дядя Фальк, — сказал Гидеон. — Он сменил твоего дедушку, лорда Монтроуза.

— Ах, вот оно что.

Чем дальше, тем больше сюрпризов. Вместо добряка дедушки получай, Гвендолин, Магистра тайного ордена графа Сен-Жермена! И это при том, что я всегда считала его бабушкиным подкаблучником!

— Какой же пост в ордене занимает тогда леди Ариста?

— Никакого. Женщины не могут стать членами ордена. Ближайшие родственницы высших лиц ордена автоматически причисляются ко внешнему кругу посвящённых. Но они не имеют права голоса.

Ну да. Как же иначе.

Может, такое отношение ко мне у де Виллеров в крови? Такое вот специальное отклонение на генетическом уровне, из-за которого у них для женщин припасены только снисходительные улыбочки. Хотя с другой стороны, с Шарлоттой он был очень даже мил. Эта мысль неприятно кольнула меня.

— А почему вы родную бабушку всё время величаете только «леди Ариста»? — спросил он. — Почему бы не называть её просто «бабушкой» или «бабулей», как это делают другие дети?

— Это из той же оперы, — сказала я. — Почему женщины не могут быть членами ложи?

Вдруг Гидеон резко протянул руку, схватил меня и спрятал за своей спиной.

— Помолчи секунду.

— Что?

В конце коридора вверх уходила ещё одна лестница. Из окон лился дневной свет. Прежде, чем мы дошли до ступенек, от темноты отделились двое мужчин с обнажёнными саблями. Они будто поджидали нас.

— Добрый день, — сказал Гидеон, который, в отличие от меня, даже не вздрогнул. Хотя и положил руку на свою саблю.

— Пароль! — крикнул первый мужчина.

— Вы ведь уже были здесь вчера, — сказал второй и подошёл немного ближе, чтобы разглядеть Гидеона. — Или это был ваш младший брат? Сходство обманчиво.

— Это тот самый, что может появляться из ниоткуда? — спросил первый. Оба они уставились на Гидеона, открыв рот. Одежда на них была такая же, как и у моего спутника. Мадам Россини всё-таки оказалась права: во времена рококо мужчины охотно носили всё пёстрое. Эти двое разоделись в бирюзовые наряды в сиреневый цветочек с красными и коричневыми переливами. А один из них был одет в такой же, как у Гидеона, лимонно-жёлтый сюртук. По идее, вид должен быть просто ужасающим, но во всём этом калейдоскопе была какая-то изюминка. Если они и перегибали палку, то лишь самую малость.

На головах у обоих были парики, которые спускались к ушам смешными прядками в форме колбасных обрезков. Дополняла причёску маленькая крысиная косичка на затылке. Она была перевязана шёлковой лентой.

— Скажем так, я умею попадать в этот дом особым способом, — сказал Гидеон с высокомерным смешком. — Я и моя спутница должны поговорить с Мастером. Дело особой важности.

— Я, я… Разъякался тут, тоже мне, герой, — пробурчалая.

— Пароль?

Кто ели бисквитис. Что-то в таком духе.

— Ква редит нэсцитис, — сказал Гидеон.

Ну, почти правильно.

~~~