Преемственность по мужской линии

 

 

Хроники Хранителей,

Том четвёртый, Круг Двенадцати

 

 

Глава восьмая

 

Я плюхнулась попой на холодный каменный пол. В моей руке оказалось пирожное. Вокруг царила полнейшая темнота. Я, по идее, должна была оцепенеть от страха, но бояться почему-то вовсе не хотелось. Может, дело было в ободряющих словах мистера Джорджа, а может, я просто уже привыкла к своему новому образу жизни. Я сунула пирожное в рот (действительно, вкуснятина!) и пошарила рукой в поисках фонарика, который должен был висеть у меня на шее. Он оказался на месте, я потянула за шнурок. Через пару секунд я нащупала кнопку и фонарик включился. В его свете я смогла различить книжные полки и камин (к сожалению, холодный, огонь в нём не горел). Над ним висела та же самая картина, портрет путешественника во времени в белом парике, Графа Какого-то-Там-де-Пумпумского.

Строго говоря, не хватало всего пары кресел и журнальных столиков, и – закон подлости! – того самого дивана, на котором я так уютно сидела.

Мистер Джордж говорил, что я должна просто дождаться, пока меня не унесёт обратно.

Возможно, я бы так и поступила, если бы диван остался на своём месте. Ничего плохого не случится, если я на секундочку выгляну из комнаты.

Осторожно, на ощупь, я пробиралась вперёд. Дверь оказалась заперта.

Ну что ж. Хорошо хоть в туалет сходить успела.

Я оглядывала комнату при свете фонарика. Мне хотелось найти хоть малейший намёк на то, в каком же году я сейчас находилась.

Вдруг на стене висит календарь. Или он лежит на письменном столе.

Письменный стол, кстати, был завален скомканными листами, книгами, надорванными конвертами и шкатулками. Луч света выхватил из темноты чернильницу и перо. Я взяла со стола лист бумаги. На ощупь он казался толще и грубее обычного. Прочитать написанное было ужасно сложно из-за всевозможных завитушек над и под буквами.

«Глубокоуважаемый господин доктор, – было написано на листе, – сегодня мне доставили Ваше письмо, оно шло ко мне девять недель. Диву даёшься такой скорости, а ведь какой длинный путь проделал Ваш занимательный доклад о состоянии дел в колониях».

Я не могла не улыбнуться. Письмо шло целых девять недель! И после такого кто-то ещё смеет жаловаться, что британская почта медленная и ненадёжная. Так значит, я в том времени, когда письма ещё прилетали с почтовыми голубями. Хотя именно это послание, кажется, тянули улитки.

Я села за стол и прочитала ещё парочку писем. Какие-то они были скучные. Имена мне тоже ни о чём не говорили. После этого я порылась в шкатулках. В первой оказалось полно искусно прорисованных печатей. Я хотела найти двенадцатиконечную звезду, но попадались одни только короны, переплетающиеся буквы и растительные узоры. Очень симпатично всё. В шкатулке ещё лежали восковые свечи всех цветов, среди них были даже золотые и серебряные.

Следующая шкатулка оказалась закрытой. Может, в одном из ящичков есть для неё подходящий ключик. Я постепенно входила во вкус с этими поисками драгоценностей. Если мне вдруг понравится что-нибудь из закрытой шкатулки, я просто прихвачу это с собой. На пробу, ничего такого. С пирожным же получилось. Я бы взяла для Лесли один безобидный сувенирчик. Думаю, на такие мелочи никто внимания не обратит.

В ящиках стола мне снова попались перья, чернильницы, письма, которые бережно хранились прямо в конвертах, записные книжки в переплётах, что-то вроде кинжала, маленький нож для разрезания писем, и, наконец, – ключи. Великое множество ключей всех возможных форм и размеров. Лесли бы такое зрелище точно воодушевило. Вероятно, в этой комнате каждый ключ подходил к своему замочку, а за каждым замочком скрывалась какая-нибудь тайна. Или сокровища. Я попробовала пару ключей, которые на вид были самыми маленькими, но к шкатулке они не подходили. Наверное, там внутри дорогие украшения. Может, прихватить всю шкатулку целиком? Правда, размер у неё немного неудобный, во внутренний карман моей куртки она точно не поместится.

В следующей шкатулке хранилась трубка. Очень даже симпатичная, искусно вырезанная, наверное, из слоновой кости. Но нет, Лесли она не подойдёт.

Может, захватить ей одну из печатей? Или этот милый кинжальчик? Или какую-нибудь книгу?

Конечно, я знала, что воровать – некрасиво, но сейчас сложилась исключительная ситуация. Полагается же мне хоть какая-то компенсация. Кроме того, надо было проверить, можно ли забирать с собой предметы из прошлого в настоящее. Ни малейших угрызений совести я не испытывала, мне и самой это показалось немного странным. Я ведь всегда так корила себя, если Лесли в магазине тянулась за вторым или даже третьим кусочком какого-нибудь лакомства, выложенного на пробу. Или вот недавно она сорвала цветок прямо с клумбы в парке.

Выбор – непростая штука. Кинжал выглядел самым дорогим. Если камни на ручке настоящие, он потянет на целое состояние. Но что Лесли делать с этим кинжалом? Печать понравится ей куда больше. Но какая?

Принимать решение мне не пришлось – возвращалось знакомое головокружение. Когда письменный стол стал расплываться перед глазами, я поспешно схватила первое, что подвернулась под руку.

 

Я мягко приземлилась на ноги. Яркий свет слепил глаза. Ключ, который я заграбастала в последнюю секунду, скользнул в карман куртки, туда, где лежал мобильный телефон. Я осмотрелась. Всё выглядело так же, как накануне, когда мы с мистером Джорджем пили здесь чай. По комнате разливалось приятное тепло от мерцающего в камине огня. Но мистер Джордж был теперь не один. Посреди комнаты стояли Фальк де Виллер и неприветливый серый доктор Уайт (вместе с маленьким светловолосым мальчиком-привидением). Они тихо переговаривались между собой. Гидеон де Виллер небрежно облокотился о книжный шкаф. Именно Гидеон заметил меня раньше всех.

– Привет, Венди, – сказал он.

– Гвендолин, – поправила я. Ну, ёлки-палки, разве так сложно запомнить моё имя?! Я же не называла его каким-нибудь Гизбертом. Трое других мужчин глядели на меня во все глаза. Доктор Уайт недоверчиво прищурился, а мистер Джордж явно был вне себя от радости.

– Прошло почти пятнадцать минут, – сказал он. – Как ты, Гвендолин? Всё в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?

Я кивнула.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Там никого не было. Я с места не сдвинулась, как вы и велели, – я протянула мистеру Джорджу его фонарик и перстень с печатью. – А где моя мама?

– Она с остальными сейчас наверху, – коротко сказал мистер де Виллер.

– Я хочу с ней поговорить.

– Только не волнуйся. Поговоришь, конечно. Но позже, – сказал мистер Джордж. – А теперь… даже не знаю, с чего начать, – лицо его сияло. Чему это он так обрадовался?

– С моим племянником Гидеоном ты уже знакома, – сказал мистер де Виллер. – То, что происходит с тобой, он пережил года два назад. Подготовлен он, правда, был куда лучше тебя. Сложновато нам будет наверстать всё, что ты пропустила за эти годы.

– Сложновато? Мне кажется – невозможно, – сказал доктор Уайт.

– Так ведь всё ей знать не обязательно, – сказал Гидеон. – Я и сам справлюсь.

– Посмотрим, – сказал мистер де Виллер.

– Мне кажется, вы недооцениваете эту девочку, – сказал мистер Джордж. Он перестроился на совсем торжественный лад. – Гвендолин Шеферд! Ты – часть древней тайны. И придёт время, когда ты научишься понимать эту тайну. Для начала тебе нужно знать, что…

– Не стоит спешить, – перебил его доктор Уайт. – Может, у неё и правда есть этот ген, но это вовсе не означает, что ей можно доверять.

– И что она вообще понимает, о чём мы тут говорим, – дополнил Гидеон.

Ага. Кажется, я кажусь ему ограниченной дурочкой.

А сам-то. Заносчивый выскочка.

– Кто знает, какие указания могла дать ей мать. Хронограф у нас остался один, больше ошибок мы допускать не можем. Просто даю вам пищу для размышления.

Мистер Джордж выглядел так, будто ему только что влепили оплеуху.

– Некоторые люди склонны всё усложнять, – пробурчал он.

– Я забираю её с собой в процедурный кабинет, – сказал доктор Уайт. – Всё к лучшему, Томас. Но не стоит торопить время.

От его слов у меня подкосились ноги. Последнее, чего мне сейчас хотелось, так это тащиться с мистером Франкенштейном в какой-то процедурный кабинет.

– Я хочу к маме, – сказала я. Наверняка они посчитают меня сейчас маленькой плаксой. Ну и пусть.

Гидеон презрительно щёлкнул языком.

– Не бойся, Гвендолин, – успокаивал мистер Джордж. – Нам просто нужно чуть-чуть твоей крови. Кроме того, доктор Уайт несёт ответственность за твоё здоровье и иммунитет. В прошлом тебя подстерегают очень много болезней, противостоять которым наш организм уже разучился. Это не займёт много времени.

Он сам-то себя слышал? Нам просто нужно чуть-чуть твоей крови… и… это не займёт много времени – вот ужас!

– Но я… я не хочу оставаться наедине с доктором Фран… Уайтом, – сказала я. Пускай считает меня грубиянкой, ну и что с того. И вообще, ему самому стоит поучиться, как себя вести. А что касается Гидеона – пусть что хочет, то обо мне и думает!

– Доктор Уайт вовсе не такой… бессердечный, каким он мог тебе показаться, – сказал мистер Джордж. – Тебе правда не стоит…

– Нет, стоит, ещё как стоит, – пробурчал мистер Уайт.

Я медленно, но верно начинала выходить из себя от ярости. Что он себе возомнил, этот скелетон заносчивый? Бледная поганка! Пусть сначала хоть пальто нормального цвета купит!

– Ах вот как? Ну и что же вы будете делать, если я откажусь? – прошипела я, заметив, как его глаза за стёклами очков замерцали красными огоньками.

Хорошенький доктор, ничего не скажешь. За самим собой проследить не может.

Прежде, чем доктор Уайт дал волю своей фантазии, как ему проучить меня (моё воображение тут же услужливо нарисовало парочку очень нелицеприятных вариантов), успел вмешаться мистер де Виллер.

– Я поставлю в известность миссис Дженкинс, – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Мистер Джордж будет сопровождать её до места назначения.

Я победоносно зыркнула на доктора. Выглядело это покруче, чем показать ему язык. Но доктор меня проигнорировал.

– Встречаемся через полчаса наверху в Зале Дракона, – продолжил мистер де Виллер.

Я правда не хотела, но на пороге почему-то вдруг обернулась и посмотрела на Гидеона. Мне было любопытно, впечатлила ли его моя победа над доктором Уайтом.

Скорее всего, нет, потому что он пялился на мои ноги. Возможно, в этот момент он сравнивал их с ногами Шарлотты.

Вот чёрт! Её-то ножки были и стройнее, и длиннее. И уж совершенно точно они не были так исцарапаны, как мои. Шарлотте ведь не пришлось прошлой ночью ползать в пыльном хламе между выпотрошенными крокодилами. Процедурный кабинет доктора Уайта выглядел как кабинет обычного врача. А когда доктор Уайт набросил белый халат поверх своего костюма и тщательно вымыл руки, то тоже стал похож на самого обыкновенного доктора. Только маленький мальчик-привидение, который жался к его ноге, казался немного непривычным.

– Снимай куртку, закатывай рукава, – скомандовал доктор Уайт.

Мистер Джордж перевёл его слова:

– Пожалуйста, будь добра, сними курточку и подними рукава выше локтей.

Маленький мальчик с интересом наблюдал за происходящим. Я ему снова улыбнулась. Он быстро юркнул за спину доктора Уайта, но уже через секунду выглянул опять.

– Ты что, меня видишь?

Я кивнула.

– Не смотри сюда! – прошипел доктор Уайт, перетягивая мне руку жгутом.

– Я не боюсь крови, – сказала я. – Своей собственной тоже.

– Другие меня не видят, – сказал мальчик.

– Я знаю, – сказала я. – Меня зовут Гвендолин. А тебя?

– Для тебя всё ещё доктор Уайт, – сказал доктор Уайт.

– Меня зовут Роберт, – сказало привидение.

– Красивое имя, – сказала я.

– Большое спасибо, – сказал доктор Уайт. – А у тебя красивые вены.

Укол был почти безболезненным. Доктор Уайт бережно наполнил пробирку моей кровью. Затем он поставил ещё одну пустую пробирку и тоже заполнил её до краёв.

– Она не с тобой разговаривает, Джейк, – сказал мистер Джордж.

– Нет? С кем же тогда?

– С Робертом, – сказала я.

Доктор Уайт удивлённо выпрямился. Он впервые посмотрел мне прямо в глаза.

– Что-что?

– А, забудьте, – сказала я.

Доктор Уайт пробурчал себе под нос нечто нечленораздельное. Мистер Джордж улыбнулся мне с заговорщицким видом.

В дверь постучали. Это оказалась миссис Дженкинс, секретарша в толстых очках.

– Вот и вы, наконец, – сказал доктор Уайт. – Ты можешь быть свободен, Томас. Роль цербера переходит к миссис Дженкинс. Хотите – садитесь на стул в углу, но разговоры оставьте при себе.

– Как всегда – само обаяние, – сказала миссис Дженкинс, но всё же послушно присела туда, куда указал доктор Уайт.

– Мы очень скоро увидимся! – сказал мне мистер Джордж. Он держал на весу одну из пробирок с моей кровью. – Я пойду займусь заправкой, – прибавил он с лёгким смешком.

– А где он вообще, этот хронограф? И как он выглядит? – спросила я, когда мистер Джордж вышел из кабинета. – Туда можно забраться внутрь?

– Последний, кто так подробно расспрашивал меня про хронограф, ровно через два года его и похитил, – доктор Уайт вытащил иглу из моей вены и прижал к ранке кусочек ваты. – Ты же понимаешь, что я тебе сейчас ничего не скажу.

– Хронограф был похищен?

Маленький мальчик по имени Роберт энергично закивал.

– Твоей драгоценной кузиной Люси. Лично, – сказал мистер Уайт. – Я хорошо помню, как она сидела здесь в первый раз. Вид у неё был такой же неприкаянный, как сейчас у тебя.

– Люси – хорошая, – сказал Роберт. – Мне она нравится.

Для него было, в сущности, всё равно, видел он Люси вчера или два года назад. Такие уж они, эти привидения.

– Люси украла хронограф? Зачем он ей нужен?

– Зачем? Шизоидное расстройство личности потому что, – пробурчал доктор Уайт. – Скорее всего, дело в семье. Все эти бабы Монтроузы одна другой истеричней. А у Люси в придачу была ещё и недюжинная тяга к преступлениям.

– Доктор Уайт! – сказала миссис Дженкинс. – Это же неправда!

– Давайте-ка вы помолчите, а? – сказал мистер Уайт.

– Но если Люси украла хронограф, как он оказался тут? – спросила я.

– Да, действительно, как же? – доктор Уайт развязал жгут. – Есть ещё и второй хронограф, ты, хитрюга. Когда тебе последний раз делали прививку от столбняка?

– Не знаю. То есть, существует много хронографов?

– Нет, только два, – сказал доктор Уайт. – Так, от оспы у тебя прививки точно нет, – он похлопал меня по руке, что-то проверяя. – Хронические болезни? Аллергия на что-нибудь?

– Нет. А ещё у меня нет прививки от чумы. И от холеры. От оспы тоже, да, – я вспомнила о Джеймсе. – Существуют вообще прививки против оспы? Один мой друг, кажется, умер от этой болезни.

– Не думаю, – сказал доктор Уайт. – От неё давным-давно уже никто не умирал.

– А мой друг давным-давно и умер.

– Я-то думала, оспа – это другое название кори, – сказала миссис Дженкинс.

– Я-то думал, мы договорились, что вы молчите, миссис Дженкинс.

Миссис Дженкинс замолчала.

– Почему вы, собственно, такой неприветливый? – спросила я. – Ай!

– Это ж как комар укусил, совсем не больно, – сказал доктор Уайт.

– А что это вообще было?

– Тебе знать не обязательно.

Я вздохнула. Маленькое привидение Роберт вздохнуло за мной.

– Здесь всегда так? – спросила я его.

– По большей части да, – ответил Роберт.

– Он так не думает, – сказала миссис Дженкинс.

– Миссис Дженкинс!

– Ладно-ладно, я молчу.

– Так, для первого раза достаточно. До следующей нашей встречи я сделаю необходимые анализы. А твоя дорогая мамаша пускай пороется в закромах и принесёт мне медицинскую карточку и справку о прививках.

– Я никогда не болела. А что, у меня теперь есть прививка от чумы?

– Нет. Я же сказал, это всё равно мартышкин труд. Продержится такая прививка полгода, не больше, а побочные эффекты могут быть хуже некуда. Слушайтесь меня, тогда в чумной год не попадёшь. Можешь одеваться. Миссис Дженкинс отведёт тебя наверх к остальным. Я догоню вас через минуту.

Миссис Дженкинс поднялась со стула.

– Пойдём, Гвендолин. Ты наверняка успела проголодаться. У миссис Мэллори сегодня жаркое из говядины и спаржа. Пальчики оближешь.

Я вдруг почувствовала, как сильно проголодалась. От одной мысли о жарком и спарже прямо слюнки текли. Хотя обычно я от такой еды не в восторге.

– Знаешь, наш доктор на самом деле очень добродушный человек, – сказала миссис Дженкинс, поднимаясь по ступенькам. – Но ему сложно даются хорошие манеры.

– Да уж, я заметила.

– Раньше он был совсем другим человеком. Весёлым, жизнерадостным. Он, правда, всегда носил эти жутчайшие чёрные пиджаки, но раньше, по крайней мере, он повязывал пёстрые галстуки. Пока не умер его сын… Просто ужас, такая трагедия. После этого доктора как подменили.

– Роберт.

– Да-да, малыша звали Роберт, – подтвердила миссис Дженкинс. – Тебе мистер Джордж рассказал?

– Нет.

– Такой был прелестный ребёнок. Он утонул в бассейне на детском празднике у какого-то знакомого. Только представь.

Миссис Дженкинс принялась загибать пальцы обеих рук, пытаясь что-то на ходу сосчитать.

– Уже восемнадцать лет прошло. Бедный доктор.

Бедный Роберт. Хотя бы вид у него был приличный. Так даже и не скажешь, что утопленник. А вот некоторые другие привидения развлекались очень странным образом – бродили прямо в том виде, в каком умерли. Хорошо хоть мне ни разу не попадались ребята с топором в голове. Или вовсе без головы.

Миссис Дженкинс постучала в какую-то дверь.

– Мы на секунду заглянем к мадам Россини. Она должна тебя обмерить.

– Обмерить? Зачем ещё? – но комната, в которую втолкнула меня миссис Дженкинс, одним своим видом подсказала ответ на мой вопрос. Это была швейная мастерская. Вокруг высились горы платьев, рулоны ткани, стояли швейные машинки и манекены, валялись ножницы, катушки ниток и пряжи. А посреди всего этого великолепия нас встретила полная блондинка с рыжими прядями. Она добродушно улыбнулась мне.

– Бонжур и дьобро пожаловать, – сказала она с французским акцентом. – Ты, должно быть, Гвендолин. Я – мадам Россини. Я позабочусь о твоём гардероб, – она подняла над головой рулетку. – Мы ведь не можем позволить тебе в прошлом разгуливать в этих противных школьных формах, ведь правда?

Я кивнула. Школьные формы, как выразилась мадам Россини, были действительно противными, в каком бы веке они не оказались.

– Там в прошлом соберутся толпы, чтоб только на тебя посмотреть, – сказала она и обхватила меня руками и рулеткой.

– Извините, но нам надо поторопиться. Нас ждут наверху, – сказала миссис Дженкинс.

– Я мигом. Сними-ка куртку, силь-ву-плэ.

Мадам Россини обвила рулетку вокруг моей талии.

– Шарман. Теперь бёдра. О, прямо мьолодая лань. Я думаю, мы можем использовать многое из того, что было приготовлено для другой. Нужно только чуть-чуть перешить некоторые вещи.

«Другая» – это была, конечно, Шарлотта. Я разглядывала бледно-жёлтое платье с белой прозрачной отделкой, которое висело на створке шкафа. Вид у него был такой, словно его вынесли прямо из костюмерной «Гордости и предубеждения». Шарлотта наверняка выглядела в нём чрезвычайно трогательно.

– Шарлотта выше и стройней меня, – сказала я.

– Да, есть немного, – сказала мадам Россини. – Худышка она. (На самом деле сказала она «удишка», и я тихонько хихикнула.) – Не проблем, – она измерила окружность шеи и головы. – Чтобы подобрать шляпы и парики, – объяснила она и умильно воскликнула: – Ах, как же всё-таки приятно иногда для разнообразия шить что-то для брунэттки. С рыжеволосыми нужно быть такая осторожная, когда выбираешь цвет ткани. У меня уже столько лет лежит этот чудный отрез. Тафта цвета заходящий солнц. Ты, наверное, первая, кому он подойдёт…

– Мадам Россини, пожалуйста, поскорее! – миссис Дженкинс указала на часы.

– Да-да, уже заканчиваю, – сказала мадам Россини, кружась вокруг меня и обмеряя со всех сторон. Она не забыла даже записать размер запястья.

– Всегда они куда-нибудь торопятся, эти мужчины! Но в делах моды и красоты спешка недопустима!

В заключение она похлопала меня по спине и сказала:

– До встречи, лебединая шейка!

У неё шеи, казалось, не было вовсе. Голова как будто сидела прямо на плечах. Но вообще она мне очень понравилась.

– До встречи, мадам Россини.

Когда мы вышли из комнаты, миссис Дженкинс так припустила по коридору, что я едва за ней поспевала. На ногах у секретарши были туфли на высоких каблуках, но бежала она довольно быстро. А я в своих разношенных удобных тёмно-синих школьных ботинках плелась сзади.

– Скоро будем на месте.

Впереди снова маячил бесконечный коридор. Для меня оставалось загадкой, как можно так хорошо разбираться в этом лабиринте.

– Вы здесь живёте?

– Нет, живу я в Ислингтоне, – сказала миссис Дженкинс. – Я работаю до пяти. А потом возвращаюсь домой, к мужу.

– А что думает ваш муж по поводу того, что вы работаете на тайное общество, которое хранит у себя в подвале машину времени?

Миссис Дженкинс засмеялась.

– О, этого он не знает. Когда меня брали на работу, я подписала контракт, где был пункт о неразглашении информации. Поэтому мне запрещено рассказывать о том, что тут происходит, кому бы то ни было, даже мужу.

– Кому бы то ни было?

Да уж, в этих стенах наверняка спрятаны скелеты парочки болтливых секретарш.

– В противном случае меня уволят, – сказала миссис Дженкинс. Голос её звучал так, что стало ясно – такое развитие событий было бы для неё настоящей трагедией. – Мне бы всё равно никто не поверил, – закончила она беззаботно. – А мой муж и подавно. У моего благоверного воображения никакого. Он думает, я корплю целыми днями в самой что ни на есть обычной конторе над документами и отчётами… О нет! Документы забыла! – она остановилась. – Где же я их положила… я же не закончила… Доктор Уайт меня со свету сживёт, – она нерешительно посмотрела на меня. – Справишься дальше сама? Тут всего пару метров. Повернёшь налево, вторая дверь справа.

– Поворот налево, вторая дверь справа. Я найду.

– Ты золото! – миссис Дженкинс крикнула это, уже убегая. Как ей удавалось управляться с этими высоченными каблуками, ума не приложу.

Идея миссис Дженкинс предоставить меня самой себе на несколько минут показалась мне просто замечательной. Представится возможность хоть «пару метров» пройти не торопясь. Наконец-то я могла в тишине и покое поразглядывать рисунки на стенах (совсем выцвели), погреметь рыцарскими доспехами (насквозь проржавели) и осторожно провести указательным пальцем по рамам (страшно запылились). Когда я завернула за угол, то услышала голоса.

– Постой же, Шарлотта!

Я поспешно отпрыгнула назад и прижалась спиной к холодной стене. Шарлотта вышла из Зала Дракона, за ней следовал Гидеон. Он крепко схватил Шарлотту за руку. Это я ещё успела углядеть. Хоть бы они меня не заметили.

– Вся эта история такая постыдная и удручающая, – сказала Шарлотта.

– Вовсе нет. Что ты можешь поделать.

Каким мягким и дружелюбным мог, оказывается, быть его голос.

«Втюрился. В неё», – думала я. Эта глупая мысль отчего-то неприятно действовала на нервы. Я ещё сильнее вжалась в стену, хотя мне так хотелось посмотреть, чем там занимались эти двое. Может, они за ручки держатся?

Шарлотта была безутешна.

– Ложные симптомы! Я готова была от стыда сквозь землю провалиться. Я ведь правда верила, что это вот-вот случится…

– Я бы думал точно так же, окажись я на твоём месте, – сказал Гидеон. – Твоя тётя, должно быть, совсем сумасшедшая – скрывать такое все эти годы! Твоей кузине остаётся только посочувствовать.

– Ты правда так думаешь?

– Ну сама посуди: как она теперь со всем справится? Она ж ничегошеньки не смыслит в том, что происходит. Как она теперь должна за день выучить всё, что мы прошли за десять лет?

– Да уж, бедная Гвендолин, – сказала Шарлотта. Сочувствия в её словах как-то не ощущалось. – Но некоторые вещи ей удаются просто замечательно.

О, как мило с её стороны.

– Например, хихоньки-хаханьки с подружками, смски на уроках и просмотры фильмов по любому поводу.

Тьфу. Ни капли не мило.

Я осторожно выглянула из-за угла.

– Да, – сказал Гидеон. – Именно так мне и показалось, когда я увидел её впервые. Эх, мне тебя будет так не хватать. Например, на уроках по фехтованию.

Шарлотта вздохнула:

– Неплохо мы проводили время, правда?

– Да уж. Но зато теперь, подумай только, какие перед тобой открываются перспективы. Я тебе даже завидую! Ты совершенно свободна и можешь делать всё, что только пожелаешь.

– Я всегда хотела только того, что происходит здесь!

– Именно. Потому что у тебя не было выбора, – сказал Гидеон. – Но теперь перед тобой весь мир, ты можешь начать учёбу за границей и отправиться в далёкое путешествие. В то время как я не могу отдаляться от этого дурногра… хронографа более чем на один день пути. А ночи вынужден коротать в 1953-м году. Как бы я хотел поменяться с тобой местами!

Дверь Зала Дракона снова распахнулась, и в коридор выплыли леди Ариста и тётя Гленда. Я быстро спряталась.

– Они ещё пожалеют! – сказала тётя Гленда.

– Гленда, прошу тебя! Мы же всё-таки одна семья, – сказала леди Ариста. – Мы должны держаться вместе.

– Скажи это лучше Грейс, – огрызнулась тётя Гленда. – Это она нам постоянно сюрпризы устраивает. Защитить! Ха! Так я и поверила! Любой человек, у которого голова варит, ни единому слову её не поверит! Ни единому! После того, что случилось. Но это нас больше не касается. Шарлотта, пойдём.

– Я провожу вас до автомобиля, – сказал Гидеон.

Вот подлиза!

Я подождала, пока не утихнут шаги, и лишь тогда отважилась покинуть свой наблюдательный пункт. Леди Ариста всё ещё стояла посреди коридора и устало потирала лоб.

Она вдруг показалась мне невероятно старой, совсем на себя не похожей.

Все замашки хореографа остались где-то далеко. Даже черты лица у неё стали мягкими, смазанными, нечёткими. Мне вдруг захотелось пожалеть её.

– Привет, – сказала я. – Как ты?

В тот же миг бабушкина выправка вернулась. Все хореографические палки встали на свои места.

– Ах, это ты, – сказала она. Её изучающий взгляд остановился на моей блузке. – Что я вижу? Пятно? Деточка, тебе стоило бы, наконец, научиться следить за своим внешним видом.

 

~~~

 

Периодичность прыжков во времени, если её не регулирует хронограф, варьируется в зависимости от особенностей каждого путешественника. Граф Сен-Жермен полагал, что женщины-путешественницы прыгают гораздо реже и на более короткий срок. Проделав собственные наблюдения, мы не можем согласиться с этим утверждением. Длительность неконтролируемых прыжков колеблется от 8 минут 12 секунд (начальный прыжок Тимоти де Виллера от 5 мая 1892 года) до 2 часов 4 минут (Маргарет Тилни, второй прыжок от 22 марта 1984 года). Временной коридор, которым обеспечивает путешественников хронограф, составляет от 30 минут до 4 часов.

Пока не замечены случаи, когда прыжки совершались в тот период времени, в котором проживает путешественник. Граф Сен-Жермен обосновывает подобный факт наличием и особенностями континуума (см. том 3, Законы континуума). Задать в параметрах хронографа опцию прыжка в своё время, опять же, невозможно.

 

Хроники Хранителей,

Том второй, Общие положения.

 

 

Глава девятая

 

Мама обняла меня так крепко, будто я считалась пропавшей без вести года три, а потом вдруг нашлась. Мне пришлось в который раз заверить её, что ничего плохого со мной не случилось. Только после энного раза она немного успокоилась.

– Ты-то как, мам?

– Всё нормально, доченька, я тоже в порядке.

– Значит, у всех всё хорошо, – иронично встрял мистер де Виллер. – Как здорово, что мы это выяснили, – он подошёл к нам так близко, что в нос мне ударил запах его Фу-деколона. (Это было нечто пряно-Фу-руктовое с лёгким ароматом корицы. Мне сразу захотелось кушать.)

– Что же нам теперь с тобой делать, Грейс? – волчьи глаза прицельно уставились на маму.

– Я сказала правду.

– По крайней мере о том, что касается Гвендолин, – отчеканил мистер де Виллер. – Странно только, что акушерка, которая подделала свидетельство о рождении, именно сегодня решила уехать в неизвестном направлении.

Мама пожала плечами.

– Я бы на твоём месте не стала предавать такое большое значение каждой случайности, Фальк.

– Довольно странным кажется мне и тот факт, что ты решилась на домашние роды, хоть и ждала ребёнка раньше срока. Каждая мало-мальски вменяемая женщина на твоём месте при первых же болевых ощущениях ринулась бы в больницу и прошла осмотр.

– Мы так и поступили.

– Но только на следующий день, – сказал мистер де Виллер. – В больничном отчёте указано, что ребёнок действительно прошёл полное обследование, но мать добровольно отказалась от повторного осмотра. Как же так, Грейс?

Мама рассмеялась.

– Я полагаю, Фальк, ты бы сумел это понять, если бы мог рожать. Ведь до родов приходится пройти через десятки гинекологических обследований. Я чувствовала себя отлично, но хотела удостовериться, что с моим ребёнком всё в порядке. Не перестаю тебе удивляться, как ты смог так быстро достать отчёт из родильного отделения? Мне казалось, подобную информацию они обязуются не разглашать.

– Хочешь – можешь подать иск на больницу за нарушение закона о защите данных, – сказал мистер де Виллер. – А меня всё больше интересует, что же нам такого расскажет эта акушерка.

Дверь зала отворилась. Вошли мистер Джордж, доктор Уайт и миссис Дженкинс. Она тащила целую кипу каких-то документов.

За ними вразвалочку следовал Гидеон. На этот раз я хорошенько осмотрела его с ног до головы. Ведь в прошлый раз я сосредоточилась только на его симпатичном личике. Я искала что-нибудь некрасивое, что-нибудь ужасное или хотя бы просто не идеальное, чтобы в сравнении со мной он не казался таким уж совершенством. Но, к сожалению, я ничего такого не обнаружила.

Ни кривых ног у него не было (а вполне могли бы быть – он ведь играет в поло!), ни длинных ручищ, ни вросших мочек ушей (по утверждениям Лесли, это было признаком самовлюблённого человека).

Сейчас, когда Гидеон прислонился к письменному столу и скрестил руки на груди, он выглядел невероятно красивым, прямо дух захватывало.

Оставались, правда, ещё длинные волосы, можно было бы посчитать дурацкими хотя бы их. Но у меня это почему-то никак не получалось. Эти волосы казались такими здоровыми и шелковистыми, что у меня проскочила невольная мысль, как приятно было бы их погладить.

Такая прекрасная внешность пропадает, эх!

– Всё готово, – сказал мистер Джордж и подмигнул мне. – Машина времени готова к запуску.

Мальчик-привидение по имени Роберт несмело кивнул мне. Я кивнула ему в ответ.

– Так, теперь мы в полном составе, – сказал мистер де Виллер. – Гленда и Шарлотта нас покинули. Но они передавали всем наилучшие пожелания.

– Да, могу себе представить, – сказал доктор Уайт.

– Бедная девочка! Два дня подряд терпеть эти ложные симптомы, такого никому не пожелаешь, – жалостливо сказал мистер Джордж.

– А тут ещё эта мамаша, – пробурчал доктор Уайт, листая документы, которые принесла миссис Дженкинс. – И за что такое наказание бедной девочке.

– Миссис Дженкинс, где мадам Россини и вещи для Гвендолин?

– Она только что… я потороплю, – миссис Дженкинс выскользнула из зала.

Мистер Джордж нетерпеливо потёр руки.

– Тогда можем начинать.

– Вы ведь не сделаете ничего опасного? – спросила мама, повернувшись к мистеру Джорджу. – Вы ведь не будете впутывать её в это?

– Во всяком случае, мы постараемся, – сказал Гидеон.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, чтобы защитить Гвендолин, – уверил маму мистер Джордж.

– Мы не можем не впутывать её, Грейс, – сказал мистер де Виллер. – Она – часть этого. Надо было думать раньше, прежде чем ты затеяла свои глупые прятки.

– Благодаря её игре девочка поступила к нам совершенно неподготовленной, без каких-либо знаний, – сказал доктор Уайт. – Что значительно усложняет нам жизнь. Но это, очевидно, и являлось вашей целью.

– Моей целью было не допустить, чтобы с Гвендолин что-нибудь случилось, – сказала мама.

– Я добился уже достаточно многого своими силами, – сказал Гидеон. – Один могу и завершить.

– На это я и надеялась, – сказала мама.

Один могу и завершить! Во какой герой! Я чуть не захихикала. Его фразочка напомнила мне дешёвый треш, в котором какой-нибудь супергерой спасает мир от катастрофы. Этот герой, к примеру, один-одинёшенек побеждает отряд из ста двадцати воинов ниндзя, или флотилию вражеских космических кораблей, или деревню, где все жители – вооружённые до зубов мятежники.

– Посмотрим, с какими заданиями она справится, – сказал мистер де Виллер.

– У нас есть её кровь, – сказал Гидеон. – Большего от неё не требуется. Как по мне, пусть хоть каждый день приходит сюда и элапсирует. Тогда все останутся довольны.

Как он сказал? Элапсирует? Это было похоже на одно их тех понятий, которые частенько вворачивал на уроках английского мистер Уитмен. «Неплохой пересказ, Гордон. Но в следующий раз постарайся, пожалуйста, не так муссировать банальные темы». Хотя, может, он говорил элапсировать. Неважно. Ни Гордон, ни я, ни кто-то другой из нашего класса раньше слыхом не слыхивал таких слов. Никто, кроме Шарлотты, конечно.

Мистер Джордж заметил моё озадаченное выражение лица.

– Понятие элапсации подразумевает целенаправленный захват твоих возможностей временного прыжка. А именно – мы посылаем тебя на пару часов в прошлое с помощью хронографа. Таким образом мы предотвращаем неконтролируемые прыжки во времени, – он повернулся к остальным. – Я убеждён, что через некоторое время Гвендолин поразит всех нас своими возможностями. Она…

– Она – ребёнок! – вставил Гидеон. – И совершенно ни в чём не разбирается.

Я почувствовала, что краснею. Что это вообще за наглость? А как презрительно он на меня смотрит! Противный, заносчивый… любитель поло!

– Вовсе это не правда! – сказала я. Не ребёнок я, не ребёнок! Мне шестнадцать с половиной лет, столько же, сколько и Шарлотте. В моём возрасте Мария-Антуанетта, например, давно уже была замужней женщиной (это я не зазубрила на уроке истории, а высмотрела из фильма с Кирстен Данст, который мы с Лесли брали напрокат).

А Жанне д’Арк, той вообще было пятнадцать, когда она…

– Значит, не ребёнок? – Гидеону так хотелось подколоть меня. – Что тебе известно, например, из курса истории?

– Достаточно, – сказала я. Не у меня, что ли, сегодня пятёрка за контрольную, в самом деле!

– Хорошо, проверим. Кто правил Англией после смерти Георга Первого?

Без понятия.

– Георг Второй?

Ха! Вид у него был разочарованный. Кажется, я угадала.

– А от какого королевского двора были отдалены Стюарты и почему?

Чёрт!

– Э-э-э… мы ещё этого не проходили, – сказала я.

– Да, всё понятно, – Гидеон повернулся к остальным. – Ничего она не смыслит в истории, говорит всегда не по существу. Куда бы она ни прыгнула, всё равно окажется не у дел. Кроме того, она совсем не знает, о чём речь. Она не просто бесполезна, а даже опасна для всего предприятия!

Что он сказал? Это я-то говорю не по существу? Мне тут как раз по существу пришла на ум парочка ёмких ругательств, которые я бы ему с удовольствием высказала.

– Мне кажется, ты выразился уже достаточно ясно, Гидеон. Твоё мнение нам понятно, – сказал мистер де Виллер. – А сейчас интересно было бы узнать, что по этому поводу скажет граф.

– Вы этого не сделаете, – сказала мама. Голос её вдруг задрожал.

– Граф будет рад с тобой познакомиться, Гвендолин, – сказал мистер Джордж, не обращая внимания на её замечание. – Рубин – двенадцатый, последний в Кругу. Это будет такой торжественный момент, когда вы выйдете друг другу навстречу.

– Нет! – сказала мама.

Все посмотрели на неё.

– Грейс! – сказала бабушка. – Только не начинай опять.

– Нет, – повторила мама, – пожалуйста! Ему ведь вовсе не обязательно знакомится с ней лично. Разве не достаточно того, что она завершила Круг своей кровью?

– Завершила бы, – сказал доктор Уайт, всё ещё перелистывая документы. – Если бы мы не начали всё заново после той кражи.

– Как бы там ни было, я не хочу, чтобы Гвендолин с ним знакомилась, – сказала мама. – Это моё условие. Гидеон может взять это на себя.

– Сожалею, но ты не вправе решать, – сказал мистер де Виллер, а доктор Уайт возмутился:

– Условия! Она ещё смеет выдвигать условия!

– Но она права! Совершенно не обязательно втягивать в это девочку, – сказал Гидеон. – Я поставлю графа в известность о том, что произошло. Думаю, он примет мою сторону.

– Он наверняка захочет увидеть рубин собственными глазами, чтобы составить полную картину, – сказал Фальк де Виллер. – Это вовсе не опасно для неё. Нам даже не придётся выходить из дома.

– Миссис Шеферд, смею вас заверить, что Гвендолин ничего не угрожает, – сказал мистер Джордж. – Ваше мнение, должно быть, основывается на предвзятом отношении. Мы охотно развеем эти сомнения.

– Боюсь, у вас это не получится.

– И, конечно же, дорогая Грейс, ты не хочешь с нами поделиться, по какой причине ты отвергаешь графа – человека, которого ни разу не видела, – сказал мистер де Виллер.

Мама плотно сжала губы.

– Мы внимательно слушаем! – сказал мистер де Виллер.

Мама молчала.

– У меня… плохое предчувствие, – наконец прошептала она.

Губы мистера де Виллера растянулись в ехидную улыбочку.

– Тогда ничем не могу помочь, Грейс. Но мне всё-таки кажется, ты от нас что-то скрываешь. Чего же ты так боишься?

– Что это вообще за граф, и почему мне не нужно с ним знакомиться? – спросила я.

– Потому что у твоей мамы, видите ли, предчувствие, – сказал мистер де Виллер и поправил пиджак. – Между прочим, уже двести лет, как он сошёл в могилу, миссис Шеферд.

– Там пусть и лежит, – пробурчала мама.

– Граф Сен-Жермен – пятый из двенадцати путешественников во времени, Гвендолин, – сказал мистер Джордж. – В документариуме висит его портрет, помнишь? Именно он определил принцип действия хронографа и расшифровал древние записи. Он не только понял, как с помощью хронографа попасть в любой год и любой день, но и пролил свет на тайну, которая крылась за другой тайной. Тайну Двенадцати.

С помощью хронографа ему удалось связаться с четырьмя путешественниками во времени, которые жили до него, и посвятить их в эту тайну. Граф добивался поддержки лучших умов своего времени: математиков, алхимиков, магов, философов, – и в итоге снискал её. Все они были поражены его открытиями. Вместе они разгадали шифры древних текстов и вычислили даты рождения остальных семи путешественников во времени, которые пока лишь должны были появиться на свет, чтобы завершить Круг. В 1745 году граф основал здесь, в Лондоне, общество хранителей, тайную ложу графа Сен-Жермена.

– Расшифровкой древних текстов граф обязан таким известнейшим личностям как Раймунд Луллий, Генрих Корнелиус, Джон Колет, Генри Дрейпер, Симон Форман, Сэмюель Гартлиб, Кенельм Дигби и Джон Валлис, – сказал мистер де Виллер.

Ни одно из этих имён не показалось мне даже отдалённо знакомым.

– Ни одно из этих имён не кажется ей даже отдалённо знакомым, – сказал Гидеон с издёвкой.

Вот ужас! Он что, умеет читать мысли? На тот случай, если всё-таки умеет, я злобно уставилась на него и подумала что есть силы: Ты! Гнусный! Выскочка!

Он отвёл глаза.

– Но ведь Исаак Ньютон умер в 1727 году, как же он мог быть тогда членом ложи? – я сама удивилась, откуда вдруг всплыла эта дата. Ах да, Лесли сказала мне её вчера по телефону. И по неизвестной причине эта цифра крепко засела в моей голове. Прям такой уж дурочкой, как думал Гидеон, я всё-таки не была.

– Правильно, – сказал мистер Джордж и улыбнулся. – Это одно из преимуществ путешественников во времени – можно выбирать себе друзей из прошлого.

– А что это за тайна, которая крылась за другой тайной? – спросила я.

– Тайна Двенадцати раскроется, когда все двенадцать путешественников во времени будут внесены в хронограф, – торжественно сказал мистер Джордж. – Поэтому Круг должен быть завершён. Это великая миссия, которую предстоит исполнить.

– Но я ведь последняя из двенадцати! На мне Круг закроется!

– Именно так и случилось бы, – сказал доктор Уайт, – если бы семнадцать лет назад твоей кузине Люси не взбрело в голову украсть хронограф.

– Хронограф украл Пол, – сказала леди Ариста, – Люси только…

Мистер де Виллер махнул рукой.

– Да-да, давайте просто считать, что они вместе его украли. Две заблудшие души, два ребёнка. Пятьсот лет работы насмарку. Миссия почти провалилась, ещё немного, и завет графа Сен-Жермена был бы утрачен навсегда.

– Завет и есть тайна?

– К счастью, в этих стенах был замурован ещё один хронограф, – сказал мистер Джордж. – Не было предусмотрено, что его когда-нибудь запустят. Он попал к хранителям в 1757 году. Он был повреждён, и несколько сотен лет им никто не пользовался, а драгоценные камни были украдены. Кропотливый труд хранителей, который продолжался два столетья, вернул хронограф к…

Доктор Уайт нетерпеливо перебил:

– Может, сократим эту историю? Прибор починили и теперь он в рабочем состоянии. Проверить его на практике мы смогли, когда одиннадцатый путешественник во времени, Гидеон, достиг возраста посвящения.

Но первый хронограф и кровь десяти путешественников во времени – утрачены. Теперь мы должны начинать всё сначала с помощью второго хронографа.

– Чтобы пролить… э-э-э… чтобы разгадать Тайну Двенадцати? – чуть не сказала им «пролить свет на тайну». Я чувствовала себя так, будто мой мозг вынули, промыли и вставили обратно.

Ответом послужили два торжественных кивка: от доктора Уайта и от мистера Джорджа.

– А эта тайна, она какая?

Мама засмеялась. В этой ситуации её смех был совершенно не к месту. Но она смеялась так беззаботно и искренне, как обычно заливалась Кэролайн, когда смотрела по телевизору сериал про мистера Бина.

– Грейс! – строго шепнула леди Ариста. – Веди себя пристойно!

Но мама продолжала хохотать.

– Тайна, она такая тайная, эта тайна. Как обычно и бывает, – выдавила она между приступами хохота.

– Я же говорил – сплошь истерички, эти Монтроузы, – пробурчал доктор Уайт.

– Как прекрасно, что ты во всём стараешься видеть что-то весёлое, – сказал мистер де Виллер.

Мама вытерла слёзы.

– Простите. Я не нарочно. Честно говоря, я бы сейчас с большей охотой заплакала.

Мне стало совершенно ясно, что мой вопрос о сущности этой тайны так и останется без ответа.

– А что в этом графе такого опасного? Почему мне не следует с ним знакомиться? – продолжала расспрашивать я.

Мама покачала головой, вид у неё снова был предельно серьёзный. Я уже начала беспокоиться. Такие смены настроения с ней раньше не случались.

– Да ничего, – ответил за неё доктор Уайт. – Твоя мама боится, что ты можешь столкнуться с концептуальными идеями, которые противоречат её жизненным воззрениям. Только в этих стенах она всё равно ничего не решает.

– Концептуальные идеи, – повторила мама. На этот раз голос её срывался, в нём сквозило неприкрытое ехидство. – Не кажется ли вам, что это масло масляное?

– Да ладно, хватит. Давайте предоставим Гвендолин самой решить, хочет она встретиться с графом или нет.

– Только встретиться и поговорить? В прошлом? – я вопросительно переводила взгляд с мистера де Виллера на мистера Джорджа. – А он может рассказать, что это за тайна?

– Если захочет, – сказал мистер Джордж. – Ты познакомишься с ним в 1782 году. К тому времени он был уже совсем старым. И снова посетил Лондон, что превосходно подходит к нашему замыслу. Он прибыл, чтобы исполнить одну тайную миссию, о которой ничего не известно ни историкам, ни биографам. Ночевал он здесь, в этом доме.

Поэтому спланировать ваш разговор большого труда не составит. Разумеется, Гидеон будет тебя сопровождать.

Гидеон пробормотал что-то невразумительное, мне показалось, что я расслышала слова «идиотки» и «нянька». «Нянька для идиотки»?

Как же он меня бесит, этот Гидеон!

– Мам, что делать?

– Откажись, доченька.

– Но почему?

– Ты ещё не готова.

– Не готова к чему? Почему мне не следует знакомиться с этим графом? Что в нём такого опасного? Ну ответь, ну пожалуйста, мама!

– Да, ответь, Грейс, – сказал мистер де Виллер. – Она ненавидит само стремление к тайным знаниям. От собственной матери получать такие пилюли особенно болезненно, как мне кажется.

Мама молчала.

– Сама видишь, сложно вытянуть из тебя хоть сколько-нибудь полезную информацию, – сказал мистер де Виллер. Его янтарные очи вперились в меня.

Мама всё ещё молчала.

Мне захотелось потрясти её за плечи. Фальк де Виллер был прав: эти никчёмные намёки никак не помогали, даже наоборот.

– Тогда я сама разберусь, – сказала я. – Я хочу с ним познакомиться.

Не знаю, что на меня нашло. Я больше не чувствовала себя пятилетней малышкой, которая вот-вот убежит домой, залезет под кровать и будет там трястись от страха как осиновый лист.

Гидеон вздохнул.

– Грейс, ты сама всё слышала, – сказал мистер де Виллер.

– Предлагаю тебе съездить в Мейфэр и принять успокоительное. Мы сами отвезём Гвендолин домой, когда мы с ней… закончим.

– Я её здесь одну не оставлю, – прошептала мама.

– Скоро уже Кэролайн и Ник из школы вернутся, мам. Ты можешь идти, правда. Я сама о себе позабочусь.

– Нет, не позаботишься, – прошептала мама.

– Давай я тебя провожу, Грейс, – сказала леди Ариста, голос её звучал необычайно мягко. – Я здесь уже двое суток, голова раскалывается. Дело приняло непредсказуемый оборот. Но сейчас… мы больше не в силах что-либо изменить.

– Очень мудро, – сказал доктор Уайт.

Мама готова была расплакаться.

– Хорошо же, – сказала она, – я уйду. Я вверяю вам судьбу моего ребёнка. Я надеюсь только, вы сделаете всё, чтобы с ней ничего не случилось.

– И чтобы она завтра не опоздала в школу, – сказала леди Ариста. – Она не должна пропускать занятия. Это вам не Шарлотта.

Я сконфужено посмотрела на бабушку. Вот о чём я и думать забыла, так это о школе.

– Где моя верхняя одежда? – спросила леди Ариста. Мужчины в зале хором облегчённо вздохнули. Никто не издал ни звука, но вид у всех был вполне красноречивый.

– Миссис Дженкинс обо всём позаботится, леди Ариста, – сказал мистер де Виллер.

– Пойдём, дитя моё, – сказала маме леди Ариста. Мама всё ещё медлила.

– Грейс, – Фальк де Виллер взял её руку и поднёс к своим губам, – было очень приятно свидеться с тобой после стольких лет.

– Не так уж и много лет прошло, – ответила мама.

– Семнадцать.

– Шесть, – сказала мама, в голосе её звучали нотки обиды. – Мы виделись на похоронах моего отца. Но ты, вероятно, запамятовал, – она оглянулась и поискала взглядом мистера Джорджа. – Вы проследите за ней?

– Миссис Шеферд, могу вас заверить, что здесь Гвендолин в полной безопасности, – сказал мистер Джордж. – Можете на нас положиться.

– Мне ничего другого и не остаётся, – мама отдёрнула руку от лица мистера де Виллера и закинула сумку на плечо. – Могу ли я сказать несколько слов своей дочери с глазу на глаз?

– Разумеется, – сказал Фальк де Виллер.

– Следующая дверь по коридору, там вас никто не потревожит.

– Я бы хотела выйти из дома, – сказала мама.

Мистер де Виллер удивлённо поднял брови.

– Боишься, что мы станем подслушивать? Просверлим глазок в портрете и будем следить за вами? – он засмеялся.

– Мне всего лишь нужно сделать пару глотков свежего воздуха, – сказала мама.

Сад в это время был закрыт для посетителей.

Парочка туристов – их можно было распознать по увесистым фотоаппаратам на животах – проводила нас завистливыми взглядами, когда для нас открыли двухметровые железные ворота, увитые вензелями.

Я была поражена обилием цветов, сочной зеленью газона и ароматами, которые витали в воздухе.

– Это ты хорошо придумала, – сказала я. – А то я там чуть в крота не превратилась, – я жадно подставила лицо солнцу.

Светило оно достаточно ярко для начала апреля.

Мама присела на деревянную лавочку и потёрла лоб рукой, точно так же, как перед этим леди Ариста. С той лишь разницей, что мама не выглядела при этом ужасно старой.

– Это настоящий кошмар, – сказала она.

Я плюхнулась на скамейку рядом с ней.

– Да уж, кто бы мог подумать. Ещё вчера утром всё шло своим чередом, а потом вдруг… Моя голова, кажется, вот-вот лопнет, столько новой информации ей предстоит переварить. Тысячу вещей, которые ну никак не желают связываться воедино.

– Мне ужасно жаль, – сказала мама, – я бы так хотела оградить тебя от всего этого.

– Что же ты натворила тогда? Почему все так на тебя обижены?

– Я помогла Люси и Полу сбежать, – сказала мама. Она еле заметно осмотрелась по сторонам, будто удостоверяясь, что никто за нами не подглядывает. – Некоторое время они прятались у нас в Дархеме. Но они, конечно же, обо всём разнюхали. Тогда Люси и Пол вынуждены были искать другое убежище.

Я обдумывала всё, о чём мне пришлось сегодня узнать.

Вдруг до меня дошло, где теперь моя кузина.

«Белая ворона» нашей семьи вовсе не бегала среди аборигенов Бразилии, и не скрывалась в женском монастыре Ирландии – именно такие истории выдумывали мы с Лесли.

Нет, Люси и Пол были совсем в другом месте.

– Они прыгнули куда-то в прошлое при помощи хронографа?

Мама кивнула.

– У них не оставалось выбора. Но это решение далось им очень нелегко.

– Почему же?

– Нельзя извлекать хронограф из его времени. Тот, кто это сделает, не сможет вернуться обратно. Забравший хронограф в прошлое должен остаться в прошлом.

У меня перехватило дух.

– Что же заставило их это сделать? – тихо спросила я.

– Они поняли, что в настоящем для них и для хронографа не осталось безопасного укрытия. Рано или поздно хранители выследили бы их в любой точке земного шара.

– Мама, но зачем они его украли?

– Они хотели помешать… Кругу Крови замкнуться.

– А что случится, когда замкнётся Круг Крови? – кошмар, послушал бы кто меня. Я стала изъясняться точно как они. Круг Крови. Дальше я, наверное, стихами заговорю.

– Доченька, у нас не так уж много времени. Даже если они и утверждают обратное. Они сделают всё возможное, чтобы ты была на их стороне. Ты нужна им, чтобы завершить Круг и раскрыть тайну.

– Что это за тайна, мама? – мне показалось, я произношу этот вопрос в тысячный раз. Внутри меня всё так и кипело.

– Мне известно так же мало, как и остальным. Я могу только строить предположения. Это могущественная тайна, и она наделяет властью того, кто сможет ею воспользоваться. Но если власть попадает в плохие руки, она становится очень опасной. Поэтому Люси и Пол посчитали, что тайне лучше остаться неразгаданной. И тогда они принесли себя в жертву.

– Это я уже поняла. Но не поняла, почему.

– Некоторые из тех, кто находится сейчас там внутри, действительно руководствуются одними лишь научными соображениями. Но намерения остальных вряд ли можно назвать благими. Я знаю, они не гнушаются ничем на пути к цели. Не доверяй никому их них. Никому, Гвендолин.

Я вздохнула. Ничего полезного из её рассказа извлечь не удалось.

За оградой сада послышался шум мотора. Затем у ворот остановилась машина. Несмотря на то, что заезжать сюда на автомобиле запрещено.

– Грейс, пора! – крикнула снаружи леди Ариста.

Мама встала.

– О, нас ожидает сегодня чудный вечерок. Ледяные взгляды Гленды заморозят любое блюдо.

– А почему акушерка решила уехать именно сегодня? И почему ты не родила меня в роддоме?

– Пусть оставят бедную женщину в покое, – сказала мама.

– Грейс! Едем же, наконец! – леди Ариста постучала острым кончиком зонта по железной ограде.

– Кажется, тебе не поздоровится, – сказала я.

– Сердце разрывается, когда подумаю, что ты остаёшься здесь одна.

– Если хочешь, я поеду с тобой, – сказала я. Но уже произнося эти слова, я совершенно чётко понимала, что мне не хотелось уезжать. Как сказал Фальк де Виллер, я была лишь частью дела. И в этом была какая-то притягательная сила.

– Не нужно, – сказала мама. – Если ты продолжишь так же неуправляемо прыгать, тебя могут ранить и даже убить. Здесь ты хотя бы в безопасности, – она обняла меня. – Не забывай, что я тебе говорила. Не доверяй никому. Даже своим собственным ощущениям. И остерегайся графа Сен-Жермена. Он знает, как проникать в душу того, с кем общается. Он может читать мысли и, что гораздо хуже, контролировать волю. Если ты ему это позволишь.

Я прижалась к ней так крепко, как только могла.

– Я так тебя люблю, мама, – через её плечо я увидела, что возле ворот стоит и мистер де Виллер.

Когда мама обернулась, то тоже его заметила.

– Вот этого стоит остерегаться особо, – сказала она тихо. – Он стал опасным человеком, – в её голосе прозвучало что-то вроде восхищения.

Поддавшись внезапному порыву, я вдруг спросила:

– У тебя с ним что-нибудь было, мама?

Ответа не потребовалось. По её лицу стало ясно, что я попала в яблочко.

– Мне было семнадцать и меня было легко очаровать, – сказала она.

– Понимаю, – сказала я и усмехнулась. – Глаза у него очень-очень, мне кажется.

Мама усмехнулась в ответ, пока мы подчёркнуто медленно двигались к выходу.

– О да. У Пола были такие же глаза, но он, в отличие от своего старшего брата, никогда не был таким надменным. Не удивительно, что Люси в него влюбилась…

– Как бы хотелось знать, что с ними случилось.

– Боюсь, рано или поздно ты это узнаешь.

– Дай мне ключ, – нетерпеливо сказал Фальк де Виллер. Мама передала ему ключ сквозь железную решётку ворот, и он открыл их.

– Я прислал за вами машину.

– Увидимся за завтраком, Гвендолин, – сказала леди Ариста и цепко схватила меня за подбородок. – Выше голову! Мы – Монтроузы, а это значит, мы всегда и везде следим за осанкой.

– Я буду стараться, бабушка.

– Вот так. Ах! – она замахала руками, словно разгоняя назойливых мух. – Что себе думают эти люди? Я ведь не королева Елизавета!

Но в своей элегантной шляпе, с зонтом и в пальто, которое идеально подходило к аксессуарам, она выглядела для туристов так по-британски, что они принялись фотографировать её со всех сторон.

Мама ещё раз обняла меня.

– Эта тайна унесла уже не одну жизнь, – прошептала она мне на ухо. – Помни об этом.

Со смешанным чувством я провожала взглядом маму и бабушку, пока они не исчезли за поворотом.

Мистер Джордж взял мою руку и крепко сжал её.

– Не бойся, Гвендолин. Ты не одна.

Правильно, я была не одна. Я была рядом с теми, кому нельзя было доверять. Никому из них, сказала мне мама. Я посмотрела в простодушные голубые глаза мистера Джорджа, пытаясь отыскать в них что-то колюче-неискреннее, вселяющее страх.

Но не смогла.

Не доверяй никому.

Даже собственным ощущениям.

– Пойдём, проходи-проходи. Пора бы тебе перекусить.

– Надеюсь, эта короткая беседа с матерью немного подняла тебе настроение, – сказал мистер де Виллер, поднимаясь наверх. – Дай-ка угадать: она велела тебе остерегаться нас – мы, дескать, все насквозь продажны и лживы, не так ли?

– Это вам лучше знать, – сказала я. – Но вообще-то мы разговаривали о том, что было у вас с моей мамой много лет назад.

Мистер де Виллер удивлённо поднял брови.

– Так она сказала? – на его лице промелькнуло что-то вроде замешательства. – М-да, это было так давно. Я был молод и…

– И меня легко было очаровать, – дополнила я. – Мама тоже так сказала.

Мистер Джордж громко рассмеялся.

– Ах да, а я-то и забыл совсем. Ты и Грейс Монтроуз, вы были милой парой, Фальк. Пусть даже на три недели. А потом она залепила тебе на рубашку кусок сырного пирога во время благотворительного бала в Холланд Хаузе и объявила, что больше не хочет иметь с тобой ничего общего.

– Это был торт с малиной, – сказал мистер де Виллер и подмигнул мне. – Вообще-то она хотела запустить его прямо мне в лицо. Но, к счастью, попала всего лишь на рубашку. Пятно так и не отстиралось. А всё лишь потому, что она так ревновала к той девочке. А я и имени-то её не помню.

– Ларисса Крофтс, дочь министра финансов, – подсказал мистер Джордж.

– Что, правда? – мистер де Виллер, казалось, удивился. – Того, что был на посту тогда или того, который сейчас?

– Тогда.

– А она была симпатичной?

– Так себе.

– Но вообще-то Грейс первая разбила мне сердце, когда закрутила с тем мальчишкой из школы. Его имя я хорошо запомнил.

– Да, потому что ты сломал ему переносицу и его родители чуть не упекли тебя за решётку, – сказал мистер Джордж.

– Правда, что ли? – я была в полном восхищении.

– Это был несчастный случай, – сказал мистер де Виллер. – Мы играли в одной команде по регби.

– Сколько всего остаётся за кадром, точно, Гвендолин? – мистер Джордж засмеялся. Он продолжал довольно хохотать и когда открыл дверь в Зал Дракона.

– Можно и так сказать, – я остановилась, когда увидела Гидеона. Тот сидел за столом в центре зала и смотрел на нас исподлобья.

Мистер де Виллер подтолкнул меня вперёд.

– Ничего серьёзного, – сказал он. – Любовные связи де Виллеров и Монтроузов к хорошему не приводят. Можно сказать, они изначально обречены на провал.

– Я считаю это предостережение абсолютно излишним, дядя, – сказал Гидеон и скрестил руки на груди. – Она совершенно не в моём вкусе.

«Она» – то есть, я. Прошло ещё пару секунд, пока до меня дошло, что он имел в виду. Первым порывом было возразить ему что-то вроде: «Да я тоже не теряю голову от вида таких высокомерных задавак, как ты» или «ф-ф-ф-у-у-ух, теперь я спокойна. У меня уже есть парень. С хорошими манерами».

Но я просто промолчала.

Ну что ж. Я не в его вкусе. И толку-то? Ну и не надо.

Не очень-то и хотелось.

 

~~~

 

 

Хроники Хранителей

 

4 августа 1953

Сегодня мы пережили волнующее событие – визит из прошлого. Гидеон де Виллер будет с этого дня элапсировать у нас каждую ночь по три часа. Мы предоставим ему спальное место в кабинете сэра Вальтера. Там прохладно и спокойно, и таким образом мальчик будет ограждён от любопытных взглядов и глупых вопросов. Во время его сегодняшнего пребывания у нас мимо «совершенно случайно» прошли несколько дежурных офицеров.

И «совершенно случайно» у каждого из них назрела пара вопросов касательно будущего.

Юноша посоветовал приобрести акции «Эппл». Пока, правда, неизвестно, что это значит.

 

Отчёт: Роберт Пил, Внутренний Круг.

 

 

Глава десятая

 

Накидка из венецианского бархата на шёлковой подкладке, платье из немецкого льна с набивным рисунком, украшено английскими кружевами.

Корсаж из расшитой парчи.

Мадам Россини аккуратно раскладывала на столе предметы гардероба. После обеда миссис Дженкинс снова привела меня в её швейную мастерскую. В этой маленькой комнатке я чувствовала себя гораздо уютней, чем в холодном зале. Вокруг были разложены удивительные ткани, а мадам Россини со своей черепашьей шеей была, наверное, единственной, кого моя мама не заподозрила бы в плохих намерениях.

– Элегантный вечерний ансамбль цвета маренго, – продолжала она. – Специально к нему изящные парчовые туфли. Они намного удобней, чем кажутся. К счастью, у вас со скелетиной одинаковый размер ноги, – большим и указательным пальцами она брезгливо подняла мою школьную форму и отложила её в сторону. – Фи-фи-фи, даже такая красивая девочка в этом, должно быть, выглядит как пугало огородное. Если б разрешали хоть юбочки укоротить до модной длины. А этот совершенно жуткий желтушный цвет! Модельер, сотворивший такое, ненавидел школьников лютой ненавистью.

– Можно мне нижнее бельё не снимать?

– Только трусы, – сказала мадам Россини (звучало у неё это очень мило, похоже на трюси). – Они, конечно, не подходят к остальной одежде, но никто не станет заглядывать тебе под юбку. Но вдруг что – ты себя в обиду не давай! Вид у этих туфель вполне безобидный, но внутри там стальные вставки. Ты была в туалете? Когда наденешь это платье, будет сложно…

– Да, вы спрашиваете об этом уже в четвёртый раз, мадам Россини.

– Я только хотела удостовериться.

Меня всё больше смущало, как сильно они обо мне заботились. Не упускали из виду даже мельчайшие детали.

Пока я ела, миссис Дженкинс принесла мне специальный набор на все случаи жизни. В него входили и зубная щётка, и полотенце, и многое другое. Чтобы перед сном можно было почистить зубы и умыться.

Я боялась, что даже вздохнуть не смогу из-за корсета, и что жаркое полезет обратно, как повидло из пирожка. Но на самом деле оказалось, что носить корсет удивительно удобно.

– Всегда считала, что именно из-за этих штук на завязках женщины падали в обморок.

– Падали, падали. Но такое случалось, если корсет был слишком туго зашнурован. Или потому, что мылись тогда неохотно, а духами поливались со страшной силой. Можешь представить, какое стояло амбре, – сказала мадам Россини. Её прямо затрясло от подобной картины. – В париках прыгали вши и блохи, а ещё я где-то читала, что даже мыши иногда устраивали в волосах свои норки. Ах, такая прекрасная мода и такое отсутствие гигиены. Эта вещь, которая сейчас на тебе – не настоящий корсет, а особое изобретение а-ля мадам Россини. Максимально удобно и сидит как влитое.

– Ох, – я так волновалась, натягивая нижнюю юбку и вдевая туловище в кринолин. – Такое впечатление, будто тянешь на себе птичью клетку.

– Не страшно, – заверила меня мадам Россини, осторожно просовывая мою голову в платье. – Эта юбка ничтожно мала по сравнению с кринолинами, которые носили в те времена в Версале. Четыре с половиной метра в обхвате. Я не шучу. К тому же, каркас у тебя не из китового уса, а из легчайшего суперсовременного углеродного волокна. Его всё равно не видно.

Мадам Россини терпеливо обкладывала меня волнами бледно-голубой ткани. На шёлке извивались вышитые цветочки с закрученными усиками, как у огурцов. Такой узорчик мило смотрелся бы на обивке дивана.

Но я не могла не согласиться – это платье действительно было потрясающе удобным. Несмотря на его длину и объём.

– Восхитительно, – сказала мадам Россини и подтолкнула меня к зеркалу.

– Ничего себе! – удивлённо вскрикнула я. Кто бы мог подумать, что эта обивка для дивана может выглядеть так чудесно? Какая же у меня теперь стройная талия, какие выразительные глаза. Ой. Т