Развитие высших форм внимания в детском возрасте 4 страница

 

78. Кинестетические и аффективные факторы в переживании процессов внимания. Мы можем предположить, что внимание в начале своего развития было определенной реакцией всего организма – сенсорной, аффективной, моторной – на отдельное раздражение. Сильный, внезапный, новый или двигающийся возбудитель воспринимался как свет, как звук, как прикосновение. Как мы сказали (76), он в восприятии казался возбуждающим, поражающим, удивляющим. Аффективный элемент переживания выражался в изменении важных функций организма. В то же самое время животное занимало по отношению к возбудителю некоторое положение в буквальном смысле этого слова: оно смотрело на него, как смотрят на такие возбудители осматривающиеся, прислушивающиеся и испуганные животные. В этой стадии, таким образом, распределение сенсорных процессов в сознании, прояснение одних и затемнение других сопровождались в обоих случаях чувством и кинестетическими ощущениями, вызванными внутренними органическими изменениями и распределением мышечного напряжения. Вторичное внимание берет свое начало из конфликта первичных внимании: из конкуренции ясных восприятий и из борьбы несовместимых моторных положений. Восприятия могут быть приятными или неприятными; моторное беспокойство всегда будет неприятным и проявится в неприятном самочувствии. Пережиток этого примитивного состояния мы имеем в усилии, которое постоянно сопровождает вторичное внимание. Мы, естественно, не имеем расположения к работе, - ведь всякая работа требует напряжения. А само напряжение есть физическое чувствование, состоящее из чувства неудовольствия и из комплекса кинестетических и органических ощущений. Эксперименты, произведенные по методу выражения, показывают, что дыхание при вторичном внимании слегка задерживается, становится поверхностным; к этому присоединяются другие физиологические изменения, отчасти соответствующие неудовольствию, отчасти моторному беспокойству. По мере того как развивалась нервная система, образ стал вытеснять ощущение, и тогда конфликт и борьба перешли главным образом в область представлений. Согласие с сознанием заняло теперь свое место среди факторов, определяющих первичное внимание. В характере сознания произошла радикальная перемена; и одной стороной этой перемены было ослабление кинестетических

и аффективных факторов внимания. Усиление, которое мы употребляем, чтобы приступить к работе, и трудность, которую мы чувствуем в продолжение первых нескольких минут работы, - прямые го беспокойства, но это – потомки дегенераты, это - только эхо, некоторые психологи отказываются рассматривать напряжение как ством, а другие видят в нем новый род психического элемента, элемент стремления или элементарный волевой процесс. Самонаблюдение не высказывается ни за один из этих взглядов. Напряжение оказывается субъективно разложимым, в какой бы связи мы его ни брали; оно сводится к чувству и ощущению, Последняя стадия этого развития дана в переходе от вторичного внимания к производному первичному. Мы начали с аффективной сенсомоторной реакции, с реакции всего организма на единственное раздражение. От нее мы перешли к сенсомоторным конфликтам, еще с сильным аффективным характером. Затем появляются образы и отделяют сенсорные процессы от моторных, восприятие возбудителя от ответного движения. Благодаря этому, вторичное внимание может сосредоточиться главным образом на возбудителе (рецептивное внимание) или на представлениях (элаборативное внимание), или на движениях (эксекутивное внимание); будучи вторичным вниманием, будучи вниманием, сопряженным с затруднениями, оно всегда связано с усилием. Наконец, вторичное внимание переходит в производное первичное внимание; и после того как этот переход совершился, чувство и кинестетическое ощущение перестают быть необходимыми факторами душевного процесса внимания. Так, - начнем с рецептивного внимания – мы можем вскрыть свою утреннюю почту с большим возбуждением или же, наоборот, отнестись к ней так, что в наших аффективных или кинестетических переживаниях ничего не изменится. При элаборативном внимании мы можем совершенно углубиться в доказательство, приведя тело с застывшее и судорожное положение; или же, наоборот, мы можем вести доказательство спокойно и безразлично. При эксекутивном внимании мы можем серьезно обдумывать целесообразное осуществление предстоящего действия и устать от попытки его исполнения или же мы можем осуществить его легко и непосредственно. То, что мы называем привычным, механическим, поверхностным вниманием, заключает в себе два уровня сознания – уровень ясности и уровень смутности, но оно не заключает в себе ни чувства, ни кинестетических ощущений.

Нужно помнить о том, что внимание не есть что-то редкое и случайное в душевной жизни, оно есть нормальное состояние нашего сознания. Когда мы упрекаем кого-нибудь в невнимательности, то мы не хотим этим сказать, что этот человек буквально был невнимателен; мы упрекаем его в невнимательности к определен-

ному предмету; и эта невнимательность означает только то, что он был внимателен к чему-нибудь другому. Сознание, имеющее действительно только одни уровень, безусловно, ненормально и, вероятно, никогда не встречается в нормальном бодрствующем состоянии; но его можно встретить по меньшей мере приблизительно у идиота (нижний уровень) и при глубоком гипнозе (верхний уровень). Но если внимание, таким образом, оказывается правилом, а не исключением, то нет ничего поразительного и в том, что оно становится для нас привычным. Те кинестетические ощущения, которые являются предметом внимания (например, при внимании эксекутивного типа), следует, естественно, строго отличать от тех, которые вызываются моторным состоянием организма при внимании. Это – другого рода кинестетические переживания, именно те, об ослаблении и исчезновении которых мы только что упоминали.

 

79. Экспериментальное исследование внимания. Принимаясь за исследование ощущения, экспериментальная психология получила большую помощь от физики и физиологии. Аппараты и методы были к ее услугам и требовали лишь небольшого видоизменения, чтобы стать пригодными для осуществления ее целей; а большое количество наблюдений, рассеянных в физических и физиологических журналах, можно было прямо перенести на их собственное место в новую науку. Поэтому с самого начала проблемы качества и интенсивности ощущения были подвергнуты исследованию с большой надеждой на успех; и хотя, как это всегда бывает, встретились разного рода непредвиденные затруднения, наше изучение этих свойств делало постоянные успехи.

Экспериментальное изучение чувства началось много позднее. Здесь поэтому нам нужно наверстать потерянное время. Но мы приступаем к делу при свете всех эмпирических знаний, которые мы получили при изучении ощущения, и физиология опять-таки приходит к нам на помощь с аппаратами, необходимыми для применения метода выражения. Поэтому каких-нибудь десяти лет, вероятно, будет достаточно, чтобы получить прочное обоснование психологии чувства. Интерес к вниманию возник довольно давно. Как только изучение ощущения почувствовало под собой почву, экспериментальная психология обратилась к исследованию внимания. Но здесь она не встретила никакой помощи со стороны: физика и физиология не могли ей ничего предложить; она могла прибегнуть только к содействию популярной психологии. И под влиянием этой последней экспериментаторы делают ошибку – естественную, почти неизбежную, но все же ошибку, - подвергая исследованию сразу весь душевный процесс внимания, вместо того чтобы начинать с психологии ясности и развивать ее по образцу психологии интенсивности и качества. В результате получилось то, что мы знаем о

внимании меньше, чем должны были бы знать; многие из прежних исследований нужно было бы тщательно произвести и сделать более доступными для исследования. Работа экспериментатора нашего времени даже тормозится предыдущими исследованиями; он желает использовать все результаты прежних исследований и поэтому, хотя и старается ставить свои проблемы как только можно уже и определеннее, все же приводит их в согласие с психологической традицией. Но наука должна начинать с простого и постепенно переходить к сложному. А сознание в целом есть самый сложный из предметов, с которыми психология имеет дело, его исследование должно было бы быть самым последним. Если мы хотим понять внимание, мы должны начать с другого конца, с исчерпывающего исследования свойства сенсорной ясности.

 

Укажем несколько имен и хронологических дат для иллюстрации. Психология интенсивности особенно связана с именем Фехнера, который в 1860 г. опубликовал свои <Элементы психофизики>. Психология качества связана, равным образом, с именем Гельмгольца, который в 1856-1867 гг. опубликовал <Руководство по физиологической оптике> и в 1863 г. <К учению о чувственном тоне>. Начало экспериментального исследования внимания можно датировать 1861 г., когда Вундт начал ряд тех исследований, которые нашли окончательное выражение в его учении об апперцепции. Экспериментальное изучение чувства может быть датировано также приблизительно появлением в 1892 г. книги Леманна <Основные законы чувственной жизни человека>, которая в 1887 г. была награждена Королевской Датской академией наук премией, назначенной за научную работу о чувствованиях. Между прочим, уже знакомство с рис. 6 может показать, что переживание внимания ставит целый ряд проблем. Сюда относится, например, вопрос о плоскости волны внимания или об объеме внимания. Часто задавали вопрос: сколько предметов мы можем сразу обнять своим вниманием? - и отвечали на него очень различно. Если задать вопрос занятому человеку, то он заявит нам, что не может в одно и то же время внимательно следить более чем за одним предметом. Но с другой стороны, нам сообщают, что Юлий Цезарь и Наполеон могли носить у себя в голове темы для дюжины сообщений и могли диктовать их, не путаясь, такому же числу секретарей. Сюда относится также вопрос о длине волны внимания или о продолжительности внимания: как долго можно удерживать внимание? В повседневном внимании его объект постоянно меняется: исчезает ли и само внимание, когда мы переходим от одного предмета к другому? Затем сюда относится вопрос о высоте волны внимания или о степени внимания: сколько раз-

Beitrage zur Theorie der Sinneswahrnehmung, 1862; Лекции о душе человека и животных, 1894.

Die Hauptgesetze des menschlichen Gefuhlslebens. Основные законы чувственной жизни человека.

личных степеней можно здесь отметить и как можно их измерять? Мы говорим просто о сосредоточенном, прикованном, углубленном, концентрированном внимании и по контрасту с ним о непостоянном, неустойчивом, поверхностном внимании. Но эти названия такого же общего характера, как названия <белый, серый, черный> для обозначения световых впечатлений; нам необходимы точные определения, и если возможно, в числовых выражениях. Настоящее состояние наших знаний об этих и родственных им вопросах кратко изложено в следующих параграфах.

 

80. Меньшие различия ясности на верхнем уровне сознания. Мы видели, что короткое слово, комплекс геометрических фигур и ритмическая единица имеют для внимания значение отдельных впечатлений. Так как они стоят на верхнем уровне сознания, то их составные части все ясны. Но они отнюдь не одинаково ясны. Представим себе, например, простую ритмическую единицу, как при счете в музыке: один-и два-и три - и четыре. Здесь первый член самый сильный и ясный, пятый к нему ближе других по ясности, а второй, четвертый, шестой и восьмой относительно слабы и смутны. Это значит, что верхний уровень душевного процесса внимания обыкновенно разложен на маленькие волны, а не так ровен, как его изображает фиг. 40. В пределах области ясных вообще переживаний существуют различные степени ясности. Последнее может, в свою очередь, объяснить взгляд, которого придерживаются некоторые психологи (77), что в одном и том же сознании могут существовать всевозможные степени ясности. Еще неизвестно, существуют ли также степени смутности в пределах смутного, складки или зыбь на нижнем уровне рис. 6. Во всяком случае эти меньшие волны на обоих уровнях очень поверхностны и не могут замаскировать большое различие между самими уровнями.

 

81. Длительность внимания. Если бы десять лет тому назад спросить психолога-экспериментатора, как долго может длиться одна волна внимания, то он, не задумываясь, ответил бы: только несколько секунд. Много уже произведено экспериментов, сказал бы он, и все они привели к тому же результату, а именно, что внимание не длительно, а прерывисто – поднимаясь и падая, увеличиваясь и уменьшаясь в очень короткий промежуток времени. Если мы сосредоточим, насколько можем, свое внимание на простом чувственном впечатлении, то это последнее не останется ясным, но будет попеременно то ясным, то смутным; внимание колеблется. Если тот же самый вопрос задать в настоящее время, то на него получится ответ, что хотя мы теперь и знаем о предмете вообще много больше, но все же не знаем, как велика непрерывная длительность внимания; несомненно только, что внимание может

продолжаться без перерыва две или три минуты. По мнению автора, оно может оставаться постоянным в продолжение гораздо большего периода времени. Обыкновенно экспериментировали с минимальными возбудителями – с возбудителями, столь небольшими, слабыми или мало отличающимися от окружающего, что малейшее отклонение внимания, самая незначительная потеря ясности влекли за собою исчезновение из сознания и соответствующих ощущений; ведь гораздо легче сказать, слышим ли мы или видим ли что-нибудь, чем

 

Рис. 8. Круг Массона. Прерывистый радиус, начерченный черным по белому, производит при вращении круга ряд серых колец, которые по направлению к периферии становятся все светлее. Наблюдатель последовательно останавливается на этих серых кругах, начиная от центра, и продолжительно фиксирует какую-нибудь точку на внешнем круге, которую он может различить

 

сказать с уверенностью, что видимое и слышимое нами стало более ясным или менее ясным. Пользовались зрительными, слуховыми и кожными возбудителями: светлостями и цветами, тонами и шумами, механическим давлением и прерывистыми токами. Чтобы наглядно представить себе картину эксперимента, вообразим, что мы сидим за столом и сосредоточенно фиксируем маленький светло-серый круг на белом фоне (рис. 8) или прислушиваемся внимательнейшим образом к слабому шороху, производимому струей падающего песка, а наша рука в это время покоится на пневматическом замыкателе; если надавливать на кнопку замыкателя в момент исчезновения и нового появления ощущения, то эти моменты будут, таким образом, отмечены на кимографе в соседней комнате. При этом ощущение по меньшей мере в известных случаях исчезает и появляется вновь. Прежние экспериментаторы находили эти колебания во всех трех упомянутых областях переживаний как для ощущений, так и для образов. Ввиду этого они допустили, что это явление зависит от какого-нибудь общего фактора, и вполне естественно приписали его колебаниям внимания. Правда, были и возражения против этого взгляда, указывавшие на то, что внимание может и не принимать в этом участия. Глаз имеет механизм для аккомодации, линзу и ее мускульные прикрепления, а ухо

имеет аналогичный механизм в мышце, известной под названием tensor tympani, который оттягивает барабанную перепонку. Почему бы прерывистость минимального ощущения не могла быть обусловлена периферическими изменениями, колебаниями аккомодации? Но в ответ на эти возражения приводили веские фактические доказательства: ведь зрительное колебание наблюдалось и при временном параличе аккомодации и даже с случае потери линзы, а слуховое колебание было обнаружено и при потере барабанной перепонки. Теория прерывистого внимания, таким образом, по-видимому, одержала победу. Несмотря на это, периферическая теория не хотела сдаваться. Были произведены новые эксперименты над осязанием, и было установлено, что минимальные ощущения, вызванные небольшими тяжестями или слабым электрическим током, совершенно не обнаруживают колебаний. Если не наступает никакого внешнего вмешательства – ни зуда, ни щекотания, ни движения кожи, - то ощущения совершают свой путь без перерыва, пока они не побледнеют под влиянием адаптации. Во время этих экспериментов было сделано наблюдение, что постоянное внимание может держаться по меньшей мере две или три минуты. Были произведены также новые эксперименты над зрением, и было установлено, что зрительные ощущения также, бледнея под влиянием адаптации, склонны слиться со своим фоном, но что процесс адаптации у них вследствие непроизвольного движения глаз прерывается. Непроизвольные движения были определены по времени их появления; было отмечено затем их направление, и измерена их величина: во всех трех областях исследования было установлено полное согласие между появлением движения и исчезновением ощущения. Вторичное появление ощущения зависит отчасти от отдыха элементов сетчатки во время движения, отчасти от неправильного положения глаза: глазное яблоко не возвращается после движения точно в то положение, которое оно занимало до начала движения, и возбудитель может поэтому воздействовать на те элементы сетчатки, которые еще не подверглись адаптации. Дальше было установлено, что отрицательный последовательный образ – последействие местной адаптации – проявляет те же свойства, как и первичное ощущение: сам по себе процесс последовательного образа непрерывен, но он прерывается, как только появляются движения глаза. Пока, таким образом, нет необходимости прибегать к вмешательству внимания, чтобы объяснить колебание; мы должны предположить, что прежние наблюдатели были введены в заблуждение предвзятым мнением. Но как же обстоит дело с тоном и шумом? Колебание ясности переживания при тонах и шумах еще оспаривается. Некоторые наблюдатели не нашли ни для тех, ни для других никакого колебания, другие же нашли колебание и для тех и для других. Причина этой разницы в результатах исследования может быть, по-видимому, физической: чрезвычайно трудно удержать интенсивность тона или шума совершенно одинаковой;

а ведь и очень легкое изменение объективной интенсивности, естественно, вызовет исчезновение из сознания слабого тона или шума. Этими указаниями мы в настоящее время и должны ограничиться. Мы не знаем, как долго может продолжаться без перерыва одна волна внимания, несущая одно зрительное, слуховое или осязательное ощущение. Мы не знаем и того, как долго можно удержать постоянный уровень внимания в условиях повседневной жизни, где объект внимания постоянно меняется. Отдельная волна может длиться по меньшей мере две или три минуты; автор не был бы удивлен, если бы оказалось, что такой постоянный уровень можно удержать в продолжение двух или трех часов.

 

82. Степень внимания.-Измерение внимания – это одна из самых неотложных проблем экспериментальной психологии. Если бы мы могли измерить вместимость человеческого внимания и могли в любой момент установить, какой долей этой вместимости данный индивидуум пользовался, то мы могли бы определить наибольшую возможную высоту волны внимания (рис. 6) и ее действительную высоту в данном случае: тогда мы имели бы результат величайшей научной важности и весьма большой практической ценности. Много было произведено экспериментов, но проблема пока еще далека от своего разрешения. Одна из трудностей ее разрешения обусловлена популярным применением слова <внимание>. Когда этот термин употребляется без квалификации, мы, естественно, понимаем под ним вторичное внимание; мы понимаем под ним то внимание, которого учитель требует от ученика; мы понимаем под ним напряженность внимания. Первичное внимание как первоначальное, так и производное, представляет собою столь естественное состояние, столь обычное явление, что мы едва замечаем его; самое большее, если мы замечаем его у другого и говорим в таком случае, что он рассеян или что он углубился в себя. Это ошибочное отождествление всякого внимания с вторичным вниманием особенно естественно для человека науки, который всегда разгадывает и испытывает. Отсюда и происходит то, что психологи предложили измерять степень внимания степенью напряженности, которая его сопровождает. Мы можем измерять ощущение. Кинестетические ощущения показывают степень внимания; поэтому если измерить их, мы измерим также и внимание. Этот аргумент ошибочен по той простой причине, что высшие степени внимания не заключают в себе никакой напряженности. Как только мы достигаем стадии производного первичного внимания, напряженность исчезает. Кинестетические ощущения показывают не степень внимания, а скорее инерцию внимания. Напряженное внимание, как мы видели, есть внимание при затруднительных условиях, простой факт, что мы стараемся быть внимательными, означает уже то, что мы не исчерпали еще всего свое-

го внимания. Поэтому, скорее, правильно было бы сказать, что чем более проявляется напряженность, тем ниже степень внимания.

Вопрос о том, насколько верно это положение, еще спорен. Повседневное наблюдение показывает, что мы легче всего обращаем внимание при легком отклонении его. Если нам ничто не мешает, если условия, так сказать, слишком благоприятны для внимания, тогда мы не пользуемся ими; наша мысль блуждает. Эксперимент показывает также, что и наблюдатель в лаборатории обнаруживает наибольшее внимание при легком отклонении его; немного напряженности, немного сопротивления, которое нужно преодолеть, вызывают все силы его внимания. Если два наблюдения идут параллельно, то мы должны сказать, что напряженность не будет ни прямо, ни обратно пропорциональной высоте волны внимания; отношение напряженности к степени внимания неопределенно. Этот результат не должен нас удивлять; сознание чрезвычайно сложно, очень сложна и нервная система, от которой зависит сознание. Но действительно ли наблюдения идут параллельно друг другу? Наблюдатель при исследованиях в лаборатории во всех случаях пользуется только вторичным вниманием; и легкое отклонение, данное экспериментатором, может помочь ему, так как оно удерживает в одинаковом положении условия, при которых протекает душевный процесс внимания, а поэтому наблюдатель имеет перед собою только один постоянный фактор вместо всевозможных отклоняющих влияний. С другой стороны, очень удобное для работы кресло благоприятствует первичному вниманию, а блуждание мысли есть просто одна из форм первичного внимания – внимания к представлениям, которые согласуются с настоящим содержанием сознания. В общем, таким образом, эти наблюдения, по-видимому, не противоречат тому положению, что чем больше напряжение, тем ниже степень внимания. Само же это утверждение не приближает нас заметно к измерению внимания. С теоретической точки зрения наиболее целесообразным казался следующий метод измерения: определить субъективно, сколько степеней ясности можно различать в разных областях ощущений, а затем привести каждую степень ясности в соотношение с определенным видом и определенной величиной отклонения внимания. Мы поставили бы, таким образом, во взаимное отношение степень ясности и интенсивность отклонения внимания; другими словами, мы знали бы самую высокую степень внимания, которой можно достигнуть при данной величине отклонения; и мы могли бы тогда пользоваться числовой величиной отклоняющего внимание фактора как мерилом степени внимания. Если бы мы, например, знали, что известное ощущение может существовать в десяти различных степенях ясности, и если бы мы имели в своем распоряжении десять возбудителей, которые в качестве отклоняющих факторов определили бы переход ощущения с соответствующей степени ясности к полной смутности, тогда мы могли бы на основании действия от-

дельного отклоняющего фактора в частном случае вычислить, какую долю максимального внимания наблюдатель отдал предмету. Этот метод громоздок и трудноосуществим: но автор держится того убеждения, что его когда-нибудь удастся с успехом применить. Между тем для практических целей было изобретено много способов приблизительных определений степени внимания. Ясно, например, что однородность исполнения, сохранение постоянного уровня продуктивности работы без заметного колебания между обоими направлениями показывают выдержанное внимание, в то время как чередование очень хорошей работы с очень плохой показывает колебание внимания. Испытания такого рода ценны в тех пределах, которые они себе отмежевали; но они не могут претендовать на точное психологическое определение степени внимания.

 

83. Аккомодация и инерция внимания.-В 76 мы видели, что соответствие с содержаниями сознания представляет собою один из определенных факторов первичного внимания. Из этого факта следует, что если два возбудителя одновременно предложены нашему вниманию, причем один из них согласуется с имеющимися уже представлениями, а другой не согласуется с ними, то они достигнут гребня волны внимания не вместе, а один после другого; тот возбудитель, который подходит к общему характеру сознания, превзойдет своего конкурента. В таких случаях мы говорим о предрасположении или аккомодации внимания к известному впечатлению.

 

Рис. 9

 

Факт аккомодации внимания можно иллюстрировать посредством прибора, изображенного на рис. 9. Метроном с колокольчиком снабжен картонной дугой, радиус которой равняется длине маятника. Шкала с делениями в 5Ї каждое расположена на окружности таким образом, что нулевая точка соответствует вертикальному положению радиуса. Стрелка из красной бумаги служит указателем. Метроном установлен, положим, на скорость в 72 удара в минуту, и при каждом полном колебании звонит колокольчик. У аппарата, которым пользовался автор, колокольчик звонил тогда, когда стрелка показывала 22.

Пускают маятник и просят наблюдателя сказать, где находится стрелка в тот момент, когда он слышит звон колокольчика. При первом опыте его просят внимательно следить за движением стрелки; звон колокольчика является чем-то вторичным - он, так сказать, впадает в главный поток зрительных изменений. При таких условиях наблюдатель слышит звон колокольчика, когда стрелка уходит дальше за 22Ї; в среднем звук слышат только тогда, когда маятник показывает уже 30. При втором опыте наблюдателя просят внимательно следить за звоном колокольчика. Теперь движение стрелки становится вторичным – ожидаемый звон колокольчика выступает на первый план, а поле движения становится безразличным. При таких обстоятельствах область субъективного совпадения лежит между десятью и пятнадцатью градусами.

Очевидно, что если стрелка становится главным предметом внимания, удары колокольчика отодвигаются на задний план, а если объектом внимания станет колокольчик, то на задний план отодвинется стрелка. В первом случае стрелка уходит до 30Ї, прежде чем станет слышным удар колокольчика (который звонит при 22Ї); во вторам случае колокольчик становится слышным, когда наблюдаемое положение стрелки показывает только каких-нибудь 15Ї. Специальная аккомодация внимания может отдалить два впечатления более чем на 10Ї шкалы. Такой же результат оказывается даже и тогда, если наблюдателю не дают специальных указаний. Циферблат снабжают кругом с делениями, и перед ним может совершать круговое движение стрелка точно так же, как часовая стрелка в настоящих часах. Один раз при каждом повороте, когда стрелка достигает известного значка на шкале, звонит колокольчик. Наблюдатель должен указать, где находится стрелка в то время, когда звонит колокольчик: больше ему не дают никаких инструкций. Он согласно этому следит глазами за ходом стрелки и при первом повороте относит звук к какой-нибудь части круга. Второй поворот суживает ту область, третий суживает ее еще больше, пока, наконец, не останется только несколько делений шкалы между субъективным и объективным положением стрелки. Между тем внимание к звуку стало более восприимчивым; наступила аккомодация внимания; наблюдатель предрасположен слышать звук в известное мгновение. Это мгновение приходит; удар колокольчика тотчас поднимается на верхний уровень сознания; вместе с ним приходит и зрительное впечатление, но не при том делении шкалы, с которым оно совпадало объективно, а при том делении, за которое уже перешла стрелка, когда молоток ударял в колокольчик. Здесь происходит как бы скачка на пари к вершине сознания, и звук, пришедший впереди света, который отправился одновременно с ним, приходит вместе с другим световым впечатлением, которое было получено несколько раньше. И эта уступка времени, которую получило это второе световое впечатление, обусловлена преи-

муществом, которое звук приобретает благодаря аккомодации внимания. Для аккомодации внимания нужно около полутора секунд. Поэтому, если в психологической лаборатории требуется быстрое и точное наблюдение, то наблюдателю обыкновенно дают сигнал за каких-нибуть две секунды до появления возбудителя. Это необходимо обыкновенно лишь в том случае, если аккомодация требуется только один раз. Если же раздражение повторяется часто то внимание в известных, довольно широких пределах в состоянии адаптироваться к скорости следования возбудителей друг за другом. Возможно, например, схватить ритмическую форму звуков и при скорости следования в пять отдельных членов за одну секунду – предельный maximum; но также и один в три секунды – предельный minimum {# 80}. Внимание может аккомодироваться к любой скорости, не выходящей за эти пределы, аккомодация заключает в себе инерцию, и мы находим, действительно, что легче сохранить известное направление внимания, чем проложить ему новый путь. Легче следить за движением отдельного инструмента в оркестре, если он перед этим играл solo, чем в том случае, когда все инструменты начинают одновременно; можно окончить уже начатый разговор на таком расстоянии, на котором неожиданный вопрос нельзя было бы уже понять; поднимающийся огненный шар можно проследить на таком расстоянии, на котором он в ином случае был бы невидим. Точно так же трудно оторваться от течения своей мысли и отдать всё своё внимание письму или посетителю; трудно также после такого перерыва опять углубиться в работу. К сожалению, описание инерции внимания приходится ограничить этими общими местами; специальное исследование её законов ещё не произведено.