**Еджыд Саридз – Белое Море на языке коми.
Охота в горах
Весна в этом году неожиданно рано вошла в силу. Целыми днями в небе сияло по-летнему яркое солнце. Зимние дороги быстро раскисли. Служивые пама – Татем, Кабыр, Сирпи да с ними Зыран застряли в селении Изберд в своем Кудыме по причине крушения зимних дорог. Напрасно они ждали весеннего наста. Не суждено было в этом году статься морозным дням, чтобы сызново сковать превращенные в снежную кашу недавно еще твердые, утоптанные дороги. Снег все таял и таял, наполняя низины, ручьи талой водой, которые бурными потоками устремились в реки. Снег помрачнел. оголились вершины холмов, открылись от снега их склоны полуденного солнцестояния. от изобилия талой воды, под ее напором поломался еще крепкий речной лед и пошли ее подвижки. Но быстрый успех весеннего тепла захлебнулся перед самым началом ледохода. Началась долгая борьба зимы и лета с переменным успехом. Скукота от вынужденного безделья удручало служивых, хотя порученное дело было исполнено и памские амбары в Кудыме были забиты эмбуром – торговым товаром. Однако, далеко еще было до самой торговли по рекам Печора да Ижма с местными племенами печера, ненцев, вогуов да оседлых Биаров: зырян – вымыских да Уудорских. Вот и слонялись служивые по дворам знакомых жителей, коротая время, ища себе разного рода занятия да развлечения. А дни тянулись и тянулись мучительной чередой, нагоняя тоску в сердца и души. Вот и снег в значительной части сошёл с земли матушки. Местами стала пробиваться ранняя зелёная трава. Большие и малые, широкие и узкие лодки-пыжи, творенья местных мастеров, пропитанные дёгтем и жиром уже рядами расположились на берегу вскрывшейся и разбушевавшейся речки Печора. Но возникла проблема – стало не хватать еды служивым. Все запасы были почти съедены, а новых поступлений, пополнений негде было заиметь. Голод назревал и среди местных жителей. Нужно было срочно что-то организовать по добыче пищи. Есть рабочих лошадей, дойных коров да овец, дающих шерсть для одежды, совесть не позволяла. Тут старые охотники предложили организовать охоту в горах. Это, по их мнению – единственный способ добыть мясо для пропитания.
Решили отправить в горы группу молодых охотников в количестве десяти-пятнадцати человек. Решено – сделано. В один из весенних дней группа молодых охотников во главе старшим – проводником отправились в путь. Татем, который решил в охоте не принимать личного участия, всё же после долгих размышлений разрешил под свой страх и риск трём юношам подключиться к коллективной охоте. Сирпи, Кабыр и памыч Зыран жаждущие самовыражения, подвигов, - как и все молодые, были на седьмом небе от счастья. Путь в горы оказался весьма непростой. Как ни странно, между кажущимися близкими горными вершинами и селением людей расположились множество болот больших и малых, разделённых между собой лесами разных пород, размеров и густоты… Группа охотников двигалась по извилистым тропам. Под ногами непрестанно чавкало, квакало, булькало. Плечи ныли от тяжести заплечных мешков. Их лямки резали плоть, вызывая тихую, мучительную боль. Оружие мешало вольному движению. Шли медленно, кожаные сапоги наполнились болотной водой и при ходьбе старались отстать от ног. Их постоянно приходилось подвязывать под коленом, поверх икроножных мышц шнурками-вонями. Ноги часто проваливались в ямы и застревали под корягами, корнями деревьев. Болотная стлань вязала ноги, заставляя спотыкаться и падать. Тропа была малохожена. В некоторых местах валялись заброшенные, сломанные нарты оленьих и собачьих упряжек. Было понятно, что дорога эта, если её можно так назвать, использовалась в основном зимой. Для первого ночлега выбрали сухой возвышенный бор. Такие боры всё же встречались. Было видно, что в прошлом путники тут отдыхали, готовили еду и ночевали. Местами встречались старые кострища, заброшенные, засохшие лежанки из веток, лапника елей, мха… Путь до гор занял два мучительных дня. И вот группа охотников вышла на очередное болото. Вперёд предстали величественные вершины гор. Местами покрытые снегами, вершины сверкали белизной под лучами вечернего солнца. В предгорье болота стали мельче и начали чередоваться лугами небольших размеров. Некоторые из них были ровные как поверхность столов. Рочла тут какая-то низкая трава в вперемешку с мхами, такими же низкорослыми. И что было удивительно, на некоторых из таких лугов росли довольно крупные одновозрастные лиственницы и причем, - как-то на одинаковых расстояниях друг от друга. Расстояние между ними было саженей пять-семь. Что-то неестественное, вымышленное чувствовалось в судьбе этих странных, предгорных лугов. Казалось, что это причуда хозяина гор – Духа-повелителя камня, воды и прочего этих мест. А луга повторялись после небольших низких каменных развалин, нагромождений, завалов, невесть откуда взявшихся, по которым тяжело передвигались охотники. Но вот путники вышли в пояс предгорного леса, состоявшего почти их одних лиственниц, нечастых и некрупных. Скалы, валуны, покрытые мхами, да поляны с редкими травянистыми растениями, чередовались в этом лесу, ползшему по слону вверх. Вершин гор отсюда не было видно. Люди оказались в каменном лесу, приятно пахнущем молодой лиственничной кроной, мхами и прочими горными запахами. Нередко сверху шумно спускались горные потоки, вея холодом и сыростью. Возле одного такого ручья на безлесной возвышенности, охотники обнаружили скалу, имеющую глубокую нишу в основании. У этой скалы вперед выступал большой каменный козырек, вытянутый вперед саженей на пять-шесть, и находившийся на высоте более роста человека.
Земля под козырьком представляла ровную площадку, с крошечной каменистой россыпью. Это место было обитаемо зверями. Очевидно, в дождливую погоду тут отлеживались олени, лоси, медведи и прочие животные. На этот раз эту удобную ишу природы заняли молодые охотники. Выбросив оттуда ненужные камни, натаскав мху, юноши сделали хорошую лежанку на всю группу, а на самом краю площадки, под козырьком, развели костер.
Удобно застеленная мягкая лежанка, надежная крыша над головой и костер веселили сердца охотников. Тепло костра отражалось вглубь ниши от каменного козырька и грело отдыхающих. Только вот боковой ветер, хоть и дул он с полуденной стороны и был теплый, все же создавал неудобства. Недолго думая, Кабыр начал собирать, поднимать на возвышенные камни и укладывать друг на друга, затыкая мхом отверстия под ними. Другие тоже подключились к его затее, и к ночлегу было сооружена стенка-заслонка от ветра. Далеко за лесом утомленное за день солнце садилось за горизонт, слабо освещая затихающий мир. Трудно было что-то разглядеть вдали, на стороне заходящего солнца. Только горы, освещенные низким, красно-золотым светилом, представляли собой картину необыкновенной красоты.
Яростно трещал костер, от смолистых лиственничных коряг да стволов, когда-то сваленных ураганными ветрами, и сушил развешанную всякими способами мокрую обувь охотников. На мягкой лежанке под каменной крышей засыпали уставшие за день путники, теперь обласканные теплом костра.
Утром картина предстала по-иному. Поднимающееся из-за гор Ярило-солнце освещало предгорное пространство. Чистый горный воздух позволял теперь видеть дальние дали – леса, болота, извилины речных русел. Они, освещенные светом, видны были как на ладони. Чистое, бездонное небо веяло вечностью. Но всей этой красоты не наблюдали спящие охотники, плотно прижавшиеся друг к другу от утренней прохлады.
Проводник – управляющий охотой, без особых эмоций на красоту мира, начал громко повелевать по подъёму и подготовке к охоте. Вскоре, одетые в сухую одежду и обувь, вооружённые копьями, луками, ножами, охотники устремились вверх по горному склону, не обращая внимания на ноющие суставы да мышцы ног от нелегкой двухдневной ходьбы по болотам, лесам да камням. Шли в цепь – один за другим, понимаясь всё выше и выше, и оказались они на широкой террасе горного гольца, поросшего мхами да редкими кустарниками. Лес остался внизу. Над головой возвышались лишь гольцы каменных вершин. По обратную сторону простирался мир низин – лесов, болот и рек.
Относительно ровную горную террасу периодически прорезывали шумные, летящие вниз горные потоки, создавая труднопроходимые впадины разных форм и размеров. Иногда эти впадины были глубокие и каменистые, а в других местах они выныривали наружу, как будто специально очищенные от камней и валунов. Там, потоки талых вод рвались вниз по цельным каменным плитам, чтобы снова зарыться в нагромождения. Но все эти причуды и создавали захватывающую картину разнообразия, красоты, экзотики. Охотники долго бродили по просторам далеко затянувшейся террасы, больше любуясь красотой гор, чем, занимаясь охотой. А ловить было нечего. Разве что местами белеющие кости животных да оленьи рога напоминали им о том, что места эти все же обитаемы. Ближе к вечеру, растянувшись друг от друга на значительные расстояния, группа охотников очередной раз приближалась к одному из таких живописных ущелий, прорытых талой водой за многие тысячелетия своей буйной деятельности.
Два друга – Кабыр и Зыран, первыми подошли к глубокому, но узкому ущелью. Крутые стены каменного коридора устремились вниз саженей на 5-6, а её ширина представлялась где-то на 9-10 саженей. По середине этого крутостенного коридора проворно бежал поток талой воды. Пониже по коридору стены расширялись и значительно снижались. В этом месте свободно можно было спуститься и войти в описанный коридор, что и сделали юноши. Мощные весенние потоки унесли по склону вниз валуны и камни, оголив почти плоское монолитное дно, по которому вверх двинулись Кабыр и Зыран. Коридор загибался вправо и терялся выше по сколну. Двое друзей двигались вверх, созерцая каменные причуды.
Поднявшись выше, ребята вошли в довольно просторное, открытое пространство, окруженное крутыми склонами с обеих сторон. А по середине – отвесным, мощным пластом за зиму накопленного льда и спрессованного снега. К своему приятному удивлению, внутри этого закрытого пространства они увидели двух оленей, невесть с какой целью забравшихся сюда. Олени тоже заметили людей, преградивших единственный выход из этого каменного мешка, и заметались по нему. Юноши остановились по обе стороны потока, вытащили из-за плеч свои луки и встали на изготовку стрельбы. Руки охотников надёжно охватили киберды своих луков, и боевые стрелы со стальными наконечниками. Охота началась. Другие охотники к этому времени уже подошли к краю промоины, увидели картину происходящего и подключились к охоте.
Олени в каменном мешке не имели шансов на спасение. Единственный выход был закрыт двумя охотниками. Сверху полетели камни и копья на бедных животных, которые беспорядочно заметались в замкнутом пространстве. Олени рванулись выходу, в надежде прорваться, но две стрелы со свистом оторвались от луков и впились в их плоти. Раненные, они метнулись обратно под летящие камни, стрелы…- участь их была решена. Охота была удачной. Туши дружно освежевали. Мясо густо обмазали солью, прорубили в леднике нишу, плотно уложили там соленое мясо и замуровали, сверху заложив камнями. вернувшись в лагерь под каменный козырек, сварили на костре мясной суп и наконец сытно поужинали. На сытый желудок, счастливые и довольные охотники поворковали, еще и еще раз вспоминая события славной охоты, и один за другим заснули на лежанке под каменным козырьком.
Второй день охоты не дал ничего съестного. Молодые охотники удалились так далеко от места своей ночлежки, что вернуться туда без отдыха не могло быть и речи. Юноши преследовали то оленей, то медведя…, но тем удавалось отрываться и исчезать. Так безуспешно преследуя зверей, да животных, уставшие и голодные, вышли они на небольшой перевал, с хребта которого открывалось живописное зрелище. Они стояли почти на ровном каменистом плато, местами проросшем кустарниками да группами лиственниц. По обе стороны плоского хребта, с еле заметными склонами, расположились два озера разделенные друг от друга небольшой возвышенностью водораздела. Озеро за хребтом было куда больше размерами и берега заметно проросли кустарником да деревцами. На дальнем конце озера виднелся впадающий туда ручей. По обе стороны ручья расположились горные каменистые луга, обилием низкорослыми кустарника да редких деревьев. Луга эти, если их так можно назвать, зажимались довольно крутыми склонами каменных горных гряд. Солнце склонилось к закату и в воздухе заметно похолодало. Немного посоветовавшись, юноши решили заночевать тут поблизости. Поискав место отдыха, нашли сухое ровное место, покрытое мхом и защищенное в какой-то мере от возможных ветров каменными ограждениями по сторонам. Натаскали мох на подстилку, хорошо подвязались ремнями, шнурками, дабы сохранить тепло своих тел, и легли отдыхать, плотно прижавшись друг к другу. Несмотря на голод, а есть было нечего, ибо еще днем они доели все запасы мяса, взятые с собой в дорогу. Однако, уставшие, они все быстро уснули и проснулись лишь от холода под лучами уже вышедшего солнца. Продрогшие тела юных охотников могли согреться только в пути. Проводник,- старший охотник, дал команду в путь и все, как один, зашагали за ним к дальнему озеру, а затем и к ручью. Шли один за другим быстрым шагом и вскоре разогрели свои тела, окоченевшие за ночь. Стало веселее. Солнце все ярче и жарче властвовало в бездонном голубом небосводе. Всё было хорошо, если бы не голод дающий знать о себе. Все хотели есть – все были голодны. Вдруг кто-то подал сигнал к остановке. Остановились и осмотрелись. И надо же случиться такому! Навстречу группе охотников, поднимающихся вверх по одному берегу ручья, по другому – спускалось небольшое лосиное стадо. Хотя до них было ещё далеко, но было хорошо видно, как огромный самец с раскидистыми рогами на горбоносой, бородатой голове ведёт своё семейство вниз по ручью. Стадо состояло из трёх лосих и стольких же разновозрастных телят. Лоси бесспорно видели людей, но не подавали никакого беспокойства. Что делать? Как быть? Последовали разные советы, одни безрассуднее других. «Садитесь все, - повелел старший. – Будем сидеть, наблюдать за стадом и думать как быть - продолжал он. – Никто не начнёт говорить без моего разрешения. А захочет кто сказать что-либо толковое, пусть поднимет руку с просьбой разрешить говорить.» – заключил он, после чего наступила тишина. Лишь только ручей давал знать о себе своим шумным присутствием в этом безмолвном мире камней.
Молодые охотники, как стая голодных волков, пожирали глазами свободно движущееся стадо парнокопытных. Лоси подходил всё ближе и ближе, но были они по другую сторону ручья и было ясно, что животные не перейдут ручей, не подойдут близко к людям. Они, вернее всего, уйдут за озеро в лесок и будут там пастись. Спустя немного времени так оно и случилось. Животные, не спеша, шествовали к лесочку за озеро. «Так, кто из вас хорошо стреляет из лука?» - спросил старшой. Руки подняли Зыран, Кабыр и ещё четверо из деревенских. «Очень хорошо, слушайте меня, - начал он негромко излагать план охоты, - Лоси пойдут за озеро, а с другой стороны озера узкий проход там их и встретят шестеро наших лучников. Затаившись в засаде, они будут стрелять из луков в животных. Остальные будут загонять их на стрелков. Понятен ли всем план охоты?» - завершил свой план старшой. Юноши закивали головами в знак согласия. И вот, шестеро стрелков спешно снялись и зашагали прочь от оставшихся. Увидев движение людей, лосиное стадо остановилось, сердца охотников забились в страхе от мысли, что стадо вдруг повернёт обратно. Но этого не случилось. Вожак – могучий красавец, продолжил шествие в том же направлении, тем самым показал пример, куда следовать остальным. Время шло. Лоси ушли. Теперь двигались они между озером и горной грядой. Шестерых стрелков не было видно. Но вот старший охотник подал команду и остальные поспешили за ручей и, рассыпавшись в ширину, последовали за стадом.
Памич вёл своих стрелков быстрым шагом, а временами и бегом к назначенному месту. нужно было успеть закрыть животным выход из единственного капкана. Спешно обогнув озеро, закрытые перелеском от глаз животных, стрелки приблизились к самому узкому месту между склонами горной гряды и озером, где в десятке шагов громоздились большие камни, за которыми можно было укрыться. Памич внимательно осмотрел близлежащую местность и склон горы. Потом он что-то решив в уме собрал к себе всех стрелков и выложил им свой план охоты. А план был таков: пятеро стрелков встанут за камнями, невидимые зверям, будут ждать сигнала Зырана, который будет стоять на каменном выступе склона и будет хорошо виден охотникам и незаметен приближающемуся лосиному стаду. Когда же лоси близко подойдут к притаившемся стрелкам, Памич увидит их и подаст сигнал криком «Лый!» и взмахом руки. Тогда все должны будут выскочить из-за своих укрытий и вести стрельбу из лука на поражение.
Идея всем понравилась. Стрелки спрятались за выбранными камнями, взяли в руки луки и, вытащив из колчанов боевые стрелы, натянули тетиву. Готовые к охоте, стрелки неподвижно застыли за камнями, наблюдая лишь за поведением Памича. Пришло тяжелое чувство засадного ожидания.
Зыран на возвышенном выступе скалы, словно изваяние застыл в неподвижности.
Тянулось время, Памич молчал, стоя на скале, с высоты он хорошо видел местность только вблизи стрелков за укрытиями. Зыран не видел лосей и не выглядывал за скалу, чтобы не выдать зорким животным своего присутствия и тем самым, возможно, не испортить процесс удачной охоты. Зыран знал, что рано или поздно лоси придут сюда. Но время шло, а лосей не было. Значит, они пасутся и их еще не вспугнули загонщики. И тут он увидел, как в ближе к берегу озера пошла полновозрастная лосиха, а за ней годовалый лосенок. Они приближались к камню, за которым притаился его друг Кабыр. В поле зрения попали самец и две лосихи, но они были далековаты от первой самки с лосенком. Памич медлил. Самка вот-вот выйдет за линию стрелков… Ждать больше нельзя!
Тем временем Кабыр, который первый занял большоуй валун на берегу озера, до слез в глазах смотрел на своего друга. Ему невыносимо хотелось выглянуть, посмотреть, что же происходит там, за камнями. Но он не мог этого допустить, он знал, что этим он испортит охоту. Да, этого точно нельзя было допустить. Сын охотника представил голодающих детишек в Изберде. Подумал о том, что возможно, такие же маленькие девочки, как его сестренка Туся, могут умереть от голода. Кабыр вздрогнул от неожиданного окрика «Лый!» и тут же выскочил из-за своего укрытия, очутившись прямо перед мордой лосихи. От неожиданности, на несколько мгновений, животное и человек как бы застыли, окаменели на месте. Но ещё мгновение и лосиха, крупно вздрогнув, рванулась в сторону, но стрела уже просвистела ей в горло. Раненая лосиха отпрянула назад, тут стрела другого лучника вонзилась глубоко в пах. Раненая лосиха уже неслась в обратном направлении, когда самец и две другие самки поняли ситуацию и отпрянули назад, недосягаемые для стрел. В пылу этих событии один лосёнок всё же прошмыгнул вперёд за камнем сына охотника и поскакал к перевалу. Кабырь хотел пустить стрелу вдогонку лосёнку, но тут раздался голос Памича: «Всем снова спрятаться за своими укрытиями и ждать моего сигнала!» Сам он отошёл на своё прежнее место и затих. Стрелки повторно притаились за своими камнями. Теперь вдалеке уже раздавались крики загонщиков. Через небольшой промежуток времени Памич подал сигнал: «Лый!». стрелки высунулись из – за укрытий. Стадо врассыпную бежало на них. Снова засвистели стрелы, кричали загонщики… Лоси отпрянули от стрелков назад, с торчащими в телах оперениями стрел. Но тут на стадо наступали уже загонщики, стреляя из луков и крича во всю силу своих голосов. Заметалось в загоне лосиное стадо, истекая кровью. Но тут самец – великан и красавец кинулся в озеро, извергая огромные брызги ледяной воды. Озеро оказалось неглубокое для самца, и они был уже нам середине, когда за ним рванулись ещё две самки. Третья лосиха, изрядно утыканная стрелами, забежала на крутой склон горы, пытаясь уйти от охотников по крутизне. За ней на склон устремились ещё два лосёнка. Но крутизна оказалась не под силу бедным животным.
Люди оказались проворней и копьями достали застрявших там лосей. Так завершилась охота в этот день. Трофейные туши охотники, довольные собой, дружно освежевали. Мяса оказалось столько, что не под силу было унести за один раз. Решили перенести его до охотничьего лагеря за два раза. Однако проводник, осмотрев следы ушедших животных, обнаружил кровяной след на камнях и решил преследовать раненого зверя. Старший взял с собой Памича и трех деревенских стрелков. Захватив с собой изрядный кусок мяса да соли, охотники ушли. Остальным дан был наказ переносить мясо на базу в ледник. Старшим в этой группе был назначен Кабыр.
Под вечер группа по переносу мяса, изрядно уставшая, пришла к леднику с остатками лосятины. Перенос мяса занял три дня, и теперь все лежало в леднике.
Вернувшись в лагерь под козырек ночью, носильщики не обнаружили там охотников. Кабыр, посоветовавшись с остальными, принял Решение начать поиски пропавшей группы с утра. Однако глубокой ночью они вернулись, измученные, усталые, и сразу легли спать.
Поздним утром все собрались у костра, и прибывшие охотники рассказали, что там была серьезно ранена одна из лосих – видимо, стрела повредила ей кишки. Она не могла есть и слабела на глазах, но молодой организм раненой самки имел, видимо, большой запас прочности, и она двигалась, следуя за самцом. Самец не оставлял раненую подругу и всячески пытался ей помочь. Все попытки охотников гнать раненую в сторону лагеря оказались безуспешными. самец будто читал мысли охотников, и поступал против их желаний и планов. Так поредевшее стадо уходило все дальше и дальше, а лосиха все слабела и слабела. За два перевала отсюда все же удалось догнать обессилевшее животное. НА глазах преследователей лосиха вдруг пошатнулась, ее повело в сторону, задняя часть туловища легла на бок, однако, широко расставив передние ноги, самка удержалась от полного падения. В таком положении она на несколько мгновений затихла, охотники приблизились, лосиха отчаянно попыталась еще раз встать на ноги, но из этой затеи у нее ничего не вышло. Правда, она сумела поправить положение задних ног, и теперь ее туловище оказалось на согнутых ногах. Она лежала на животе и умирала. Голова раненой самки уткнулась мордой в землю, но глаза внимательно наблюдали за обидчиками. Охотники окружали умирающее животное, приближаясь к ней со всех сторон. Пожилой охотник – старший в группе, немного отстал от своих молодых и рядных соплеменников и Памича. В это время один деревенский юноша, вскинув над головой копье, дабы быть первым в геройском добывании охотничьего трофея, вплотную подбежал к лосихе, однако не успел он вонзить железное жало копья в тело обреченной, так как она неожиданно приподнялась в коротком рывке, и молниеносно ударила ему копытом в живот. Раздался пронзительный вопль, копье отлетело в сторону, а копыто лосихи теперь торчало со спины юноши. Умирающая самка, теперь уже лежащая на боку, подтащила к себе корчащееся, вопящее тело своей жертвы. Смертельно раненый юноша обеими руками ухватился за переднюю ногу, пытаясь освободиться от копыта, но попытки его не увенчались успехом. Подбежавшие охотники все без исключения всадили свои копья в самку и завершили ее мучения. Теперь лежал в мучениях и ужасных болях их товарищ. Но мучения его были недолги, и вскоре он затих рядом с лосихой, все еще держась за ее ногу. Казалось, лежали теперь на земле в обнимку человек и животное, безмятежно и мирно спали, не зная теперь страданий, без желаний, без проблем. Погоревав малость над трупом своего друга, охотники освежевали тело лосихи, а погибшего товарища похоронили рядом, обложив тело камнями с боков и сверху. Часть мяса охотники, ниспавшие толком почти три дня, все же принесли в лагерь, за остатками отправились носильщиков со старшим охотником. Путь до места трагического происшествия занял целый день. Лишь к вечеру группа, совершив окружной путь, как и в прошлый раз, добрались до места назначения. Тут возвышался каменный холмик, из которого торчало копье погибшего, а на земле валялись кости, потроха да голова лосихи. Было решено заночевать тут, а утром, нагрузив мешки да пузаны остатками мяса, выйти в обратный путь к ледниковому лабазу. А ещё через день - начать возвращение домой с частью добычи. Большую часть мяса придётся оставить в леднике заложив сверху камнями, чтобы не разрыли, не растаскали добычу медведи, росомахи да прочая нечисть до возвращения сюда уже другой группы по переносу охотничьего трофея.
Утром, забрав с собой весь остаток мяса, Носильщики возвращались к лабазу теперь уже по новому пути, как им казалось,- напрямик. Спускаясь с хребта старых гор вошли они по ручью в узкий проход между стенами причудливых каменных нагромождений. От чарующих видов разрушающегося камня раздавались громкие возгласы восхищения. Вот где, казалось, обиталище загадочных духов, заколдованных великанов…-героев волшебных сказок, про которых долгими тёмными зимними вечерами в детстве рассказывали сказочники-матери, дедушки да бабушки. Вот они,- чукли, гундыри…-всякая нечисть застыла в диковинных позах и кажется вот-вот оживут по какому-то таинственному повелению хозяина гор. От всего увиденного захватывало дух. Здесь пахло не только колдовством, но и вечностью. Тут в сердцах зарождались иные чувства, в умах- иные мысли. Отсюда хотелось быстрее уйти, но и уходить было жалко. Что-то таинственное, необычное и непонятное властвовало в этом каменном мире. Но гонимые вперёд и вниз тяжёлыми пузанами, заплечными мешками да навешанными кусками мяса по каркасу рамы за спинами, сделанными из упругих гнутых прутьев на подвязках да ремнях, группа носильщиков быстро набирала ходкость. Подгоняемые ещё холодом да сыростью они вскоре покинули ущелье духов. Ручей быстро набирал воды с крутых склонов и вскоре перешёл в бурный поток среди камней да валунов. Тяжело было идти по голым камням. Сапоги из грубой кожи, хотя и были пропитаны дёгтем и жиром, всё же намокли, размякли и скользили теперь по мокрому камню. Но вот впереди потянулся ледяной пояс, с устрашающе раскрытой пастью, куда и стремился поток. Юноши не могли не заглянуть в эту ледяную пасть белого дракона или гигантской змеи. Свод этой пещерки был живописно разъеден теплом и водой, представляя собой небольшой купол причудливо гладких, овальных фигурных форм ледяных узоров. Со всех выступов свода падали холодные капли талой воды. Было холодно, сыро, шумно и небезопасно. В глубь свод сужался, зажимая бурный поток в ледяные давильни и пряча его о мраке своего чрева. Удовлетворив свое любопытство, юноши вышли из ледяной пасти белого дракона- пещерки, тающего ледничка, и последовали за старшим вниз. Вскоре группа вышла на плотный ноздреватый снег на спине ледяного пояса. Идти стало намного легче, чем по щебню, камням и валунам. Ледяно-снежный панцирь уходил терпимым уклоном вниз, слегка закручивая в сторону. Два друга, Зыран и Кабыр, словно на лыжах скользили вниз большими шагами, гогоча от удовольствия нового развлечения. Брызги мокрого зернистого снега разлетались в разные стороны от их скользящих сапогов. Было свежо, весело. Внебе уже по-летнему ярко сияло солнце. А в этом каменном мире снова воцарилась тишина, разве что редкие людские голоса, да слабый подледный гул потока нарушали молчание гор, но было понятно и слышно, что там, внизу, под толщей льда шла борьба воды, льда и камня. Но это никого не волновало. Молодые охотники были здоровы, сыты, и возвращались с промыслом веселые и довольные. Скользя по снегу ледяного пояса, группа носильщиков растянулась цепью до нескольких десятков саженей друг от друга, когда случилось несчастье. Сын охотника, с тяжелым мешком на спине бороздя сапогами снег, летел впереди всей группы, и вдруг он исчез. На месте, где только что был юноша, теперь зияла зловещая яма, из которой наверх теперь вырывался рев подледного потока. Идущие сзади еще не поняли что произошло, и продолжали спуск снегу, но чей-то вопль ужаса пронесся по горной тишине6 «Сто-о-ой! Бе-ре-ги-и-ись!». Случившееся мгновенно разрушило привычную картину действительности. Некоторые юнцы, опомнившись, уже сбежали к краю ледника – прочь от гибели. уже валялись в снегу вещи, мешки, оружие… Памич, быть может представлял, как корчиться там в ледяном потоке в предсмертных муках еще живое тело друга. Не снимая заплечной каркасной поклажи, кинулся он было к зияющей пасти провала, но сильная рука проводника схватила его за плечи и отбросила на край ледника.
«Всем стоять!!!» - раздался в горной тишине его неожиданно сильный голос, эхом отражавшийся от окружающих каменных склонов и стен.
«Все ко мне!!!» - ревел он, уже привязывая каким-то узлом к своей груди длинною темную веревку – нярталу из лосиной кожи, обработанной и сплетенной особым способом. Он – языческий охотник, путник, всегда носил с собой оружие и эту веревку, послушную ему и отлично подходящую для ловли оленей, а так же прочих надобностей. Вот и теперь, оба конца веревки свободно лежали на льду, а середина уже была привязана к груди проводника. Вот он подбежал к зияющей пасти провала и ловко бросил туда собранную в кольца другую половину нярталы. Затем, он лег на живот и ловко пополз к провалу.
Кабыр еще не успел понять, что случилось. Вдруг он потерял опору под ногами, а дальше – ревущий мрак, удар об что-то твердое и обжигающий холод ледяного потока. Вода била в лицо, лезла за шиворот, в рукав… Сила, бесовская, сила несла, толкала его во мрак ледяной пучины – в ужасающую мерзость. Сын охотника судорожно хватал ртом влажный холодный воздух, захлебывался, но цепляясь руками за выступы камней, упирался ногами на валуны, в неравной борьбе со смертельным потоком. как-то само собой получилось у него, что провалившись в поток, он принял правильное положение тела. Ноги были выставлены вперед по ходу течения, он лежал на спине, вернее – на заплечном мешке. Ему удалось все же упереться об большой камень, а затем остановиться и удержаться за ним. К счастью, камень оказался не скользким, как это бывает летом. Сын охотника устойчиво встал за валуном, защищенный от ледяного потока. С обоих сторон ревело, шумело, бурлило. Только теперь Кабыр попытался осознать случившееся, вникнуть в ситуацию, но не тут-то было – страх и отчаяние сверлили сознание, разум отказывался работать… «Смерь… смерть…» - стучало молоточком в голове. Состояние ужаса наваливалось на юношу,разрывая сердце, парализуя сознание и волю. Появилось дикое желание жить, спастись – что-то сделать, но мысли рвались на обрывки слов и фраз, зарождая хаос в сознании. Хотелось юноше кричать, реветь, плакать. Кабыр закричал отчаянно, громко, пытаясь взять себя в руки:
«Спокойно…. Без паники… все уладится…». Еще и еще раз он просил, умолял, требовал, приказывал себе, а кругом – мрак, холод и рев бегущей воды. И вдруг он почувствовал страшное одиночество. Ему казалось, что он остался один, совсем один в этом мире, причем, безнадежно прикован к своей ледяной могиле. Сын охотника застыл, упёршись лбом об холодный, мокрый камень. Теперь он ясно осознавал, что спасти его могут только они, - те кто остались по ту сторону жизни. Ему невыносимо захотелось связи с ними. Только теперь Кабыр понял как дорога связь, общение с друзьями, людьми и как недостойно недооценивал он в свою бытность эту связь. «Хоть бы не ушли…. А, может, подумали, что он погиб, утонул и ушли», - отчаяние и страх новой волной захлестнули мятежное сердце и воспалённый разум. Стало не выносимо жалко себя. Тяжёлый ком подкатил к горлу. Кабыр ещё раз издал отчаянный крик, но к чему? – кругом шумело, ревело. И кто мог услышать? Сын охотника с закрытыми глазами медленно снял заплечную ношу, не отрывая лба от холодного камня, тяжело взгромоздил её на спасительный валун и застыл, успокаиваясь и осмысливая ситуацию. «Буду стоять за камнем, стоять столько, сколько отпущено богом Еном, до потери сознания, а там…», - решал юноша. Успокоившись, сердце стало биться ровно. Сознание прояснилось. Разум заработал, но от холода начал бить озноб и дрожь. Кабыр оторвался от камня и открыл глаза. Глаза привыкли к темноте и стали слабо, но видеть в полумраке подледного пространства. Так и есть, с левой стороны бил ещё один мощный поток, а над ним зависал низкий свод льда и тьмы. Значит, с южного склона гор пробился сюда более тёплый поток талой воды разъел ледяной панцирь, куда и провалился сын охотника. «Где тонко, там и рвётся», - вспомнилась юноше грустная поговорка. Кабыр понимал, что слабый свет его ледяного плена поступает только через отверстие места его провала. Но валун не давал возможности видеть само это окошко. Юноша осторожно стал принимать в сторону за валуном, как бы выглядывая из – за камня с боку. Теперь поток яростно бурлил совсем рядом, стараясь вырвать, ковырнуть сына охотника из защищённого пространства в свои объятия. Однако юноша сумел удержаться в безопасной зоне за камнем и в тоже время увидеть свет в окне своего провала. Теперь Кабыр с мольбой смотрел в это спасительное отверстие – окно в жизнь. Ему страстно захотелось туда хоть на миг, и если суждено умереть то, пусть это совершиться на вольном воздухе под ясным небом. Юноша, не мигая смотрел и смотрел в светлое пространство провала – в единственную надежду на спасение. Смотрел он туда как заворожённый – жадно и страстно. И вдруг там что – то промелькнуло. «Неужели…. Разве это может статься…? Чудо! – с того света свисала верёвка – спасительная жила, связь с миром живых. С новой силой замелькали, роились обрывки мыслей в голове, и сердце неистово забилось в груди. Вот верёвка наклонилась в сторону сына охотника. Кабыр опустил руку в воду и начал шарить в потоке в поисках спасительной жилы….Есть! Смертельной хваткой схватил он туго плетённую верёвку – нярталу, вытащил из воды и взяв в зубы зажал её дикой силой да чтобы не потерять, да чтобы не отняла какая – либо злая сила эту тонкую спасительную связь с жизнью. Ему иногда в испуге казалось, что он может перекусить плетённые кожаные пряди верёвки. Но уже никакая сила не смогла бы в сей мг разжать зубы юноше – это было в не всяких сил, ведь у него появилась надежда на спасение, жизнь. Кто – то сверху заглянул в его ледяную могилу. «Я живой!.. Я…,» - кричал сквозь зубы Кабыр своему спасителю, привязывая конец верёвки – нярталы к своему поясу.
Сына охотника вытащили наверх – спасли. Только теперь наверху силы покинули его. Он лежал на холодном, мокром снегу и беззвучно смеялся и плакал от счастья обласканный сверху ярким весенним солнцем.
Группа молодых охотников вернулась в свой сикт изберд после своих нелёгких скитаний в поисках мяса для соплеменников и спасла голодающую деревню от мучений. Оставшееся в горах, в ледяной лабазе мясо, также перетаскали, но уже без участия служивых. Татем, узнав о приключениях молодых охотников, долго корил себя, ведь бал дан Памом запрет на всякую инициативу, несвязанную делами службы. Однако, случилось то, что случилось, а служивая команда активно готовилась к новым испытаниям – торговле по новым путям с аборигенами Печоры да Ижмы.
НЕПРЕДВИДЕННЫЙ СЛУЧАЙ
До отплытия по торговым рекам купеческому каравану оставалось несколько дней. Всё было подготовлено. Но неожиданно, после встречи с памом управляющий торговыми делами Татем позвал к себе служивых Сирпи, Кабыра да двух крепких местных мужиков. Когда все собрались в указанном месте, управляющий сообщил, что предстоит очень важное, безотлагательное и опасное дело, поэтому от затеи сей вправе отказаться каждый. А предстоит вот что. На лёгкой лодке необходимо спешно подняться вверх по рекам Печора да Унья на встречу и переговоры с великим шаманом Моно – хозяином гор и хранителем таинственных каменных духов. Как поведут себя шаман и его окружение относительно биаров – непредсказуемо. Да и встречи с вогулами нежелательны. Ведь несколько столетий уже идёт противостояние, а в былые времена бушевали войны между биарами и вогулами племён хонта и манси. Поэтому каждому, кто отважится на этот опасный путь, необходимо будет оставить у пама свой служебный амулет.
Прошло немного времени, и однажды утром в тёплый солнечный день вверх по Печоре щукой летела длинная, узкая и быстроходная лодка, собранная из тонких теснин. Четверо сильных гребцов на парных вёслах быстро несли лёгкое, умелое творение рук местных мастеров.
Сидя сзади, ясовой Татем веслом управлял лодкой, иногда подгребая то с левой, то с правой стороны. Он внимательно следил за происходящим впереди и о чём-то размышлял. В его ногах на дне лодки стоял тщательно просмоленный берестяной туес величиной с конскую голову. В лодке ничего лишнего, только мешок с небольшим запасом еды: сушеное мясо, рыба и сухие ягоды. Одежда, личное оружие гребцов также лежали на дне лодки. По пояс голые, сверкая буграми мускулов, залитыми потом, они усиленно гребли по стремнине вод под лучами яркого летнего солнца. Лодка стремительно неслась, менялись береговые пейзажи – красивые и разнообразные. Бесконечной чередой пронеслись леса и заливные луга, промелькнули сначала обрывистые, песчаные, а потом показались и каменистые, скальные берега. Чем дальше вверх по течению, тем каменистей и круче становились берега, река же – мельче и порожистее. Уставшие за день гребцы спали тут же – натаскав на дно лодки охапки ломанных мелких веток да настелив их сверху мхом. Надев на себя суконные совики – туники, они засыпали в своих лежанках крепким, глубоким сном. Не спал ночами лишь управляющий Татем. Он бдил, охранял своих спящих сослуживцев. Лишь днём он выбирал время для отдыха, мимолётного сна. Утром же, подкрепившись, вычистив лодку от постельного хлама, служивые снова отправились в путь. Но по реке Унье частые пороги и перекаты мешали стремительному ходу лодки. Река сузилась. Часто с обеих сторон примыкали к ней высокие скалы причудливых форм. Огромные орланы, свившие свои гнёзда на вершинах остроконечных скал, взгромоздились на самую верхушку и бесстрастно созерцали путников. Жутко, тревожно становилось в душах служивых. Неужели в таких диких, суровых, холодных краях могут жить люди, да ещё и служители богам? Это казалось невозможным. Так ли, иначе ли, но нужно было грести вёслами, хотя от долгой натуги ныли мышцы спины и рук, а у некоторых вздулись волдыри на мозолистых ладонях, хотя гребли они, как и было приказано, в кожаных рукавицах. Вскоре из-за мелководья лодку по перекатам и порогам пришлось тащить, ступая голыми ногами за борт в ледяную воду. Коварные, скользкие, острые камни, на которые приходилось наступать, таща лодку, беспокоили и раздражали путников. Однако, после неприятностей на шумных порогах да перекатах лодка снова устремлялась – в объятья холодных, мрачных скал и векового безмолвия, по глубоким заводям, полным непуганой рыбы. И так до следующего переката или порога. И вот заканчивался очередной день. Солнце уходило за горизонт низких горных вершин Каменного Пояса.
На воде становилось прохладно. Гребли уставшие, голодные служивые по порожистой горной реке Унье, когда по курсу появился небольшой островок, покрытый редким низким леском. Несомненно, островок был бы прекрасным местом для ночного отдыха после тяжёлого трудного дня. Он хорошо просматривался. Возвышавшиеся с обеих сторон острова крутые скальные берега представлялись хорошей защитой на случай неожиданного нападения врага. Хотя сидели гребцы спинами к курсу движения, но видели и осмысливали всё происходящее: голова у них не знала покоя. По всеобщему, молчаливому согласию, без команды ясового, лодка причалила к берегу острова и застыла в неглубокой заводи. Гребцы сразу же пошли ломать ветки и собирать мох, чтобы уложить ими свои лежанки для ночлега. Татем всё ещё сидел на своём месте в лодке и внимательно рассматривал окружающее. Всё здесь казалось идеальным для безопасного отдыха, но только вот странный, непонятный запах имел этот островок. Запах был непротивный, хотя ароматом не являлся. Что-то неуловимо близкое и знакомое было в этом выраженном запахе. Где-то в болотных низинах, по распадкам горных ручьев… где-то, должно быть, юралысь уже встречался с растением, издающим этот выразительный запах.
«Да ладно, будет», – решил Татем и тоже босыми ногами опустился в относительно тёплую прибрежную воду. Солнце садилось, освещая лишь вершины скальных берегов. Холодно. Жужжали первые лесные комары – предвестники гнусных мучений лесных обитателей. «Скоро, очень скоро эти безжалостные кровососы замучат всё живое, и не будет покоя от них нигде, никому и нечем защититься будет от их мучительных укусов и противного низкого воя, щемящего слух и душу человека. Именно гнус омрачает все прелести лета», – рассуждал Татем, выставляя из мешка и поровну деля всем положенные пайки еды. Спать легли раньше обычного. Пожевав по пригоршне сухого мяса да сухой рыбы, полакомившись сухими ягодами да запив всё это речной водой, путники без шуток и лишних разговоров стали готовиться ко сну и вскоре уже спали, распластавшись на дне лодки, густо похрапывая на подстилке из веток и мха. Спали они одетыми во все свои одежды, голову от появившихся комаров укрыв в капюшоны своих совиков. Татем уже не бодрствовал. Он упорно боролся со сном. Голова его падала, но юралысь упрямо заставлял себя не спать, хватал пригоршнями холодную речную воду и без конца мыл своё лицо. Но это не помогало. Что-то с ним случилось. Впервые его могучая воля и железное самообладание не справлялись со страстным желанием уснуть.
Смутная догадка прорезала засыпающее сознание: «Запах. Этот странный запах?! Усыпил». И рухнул он, потеряв сознание, на спящее тело гребца. Лишь только ночная прохлада, полумрак и безмолвие стали свидетелями этой невинной ошибки спящей команды служивых и её юралыся Татема. Тела их теперь мирно покоились на дне их длинной, лодки, качающейся на мелководье таинственной речки Уньи. Безмятежные, беззащитные биары теперь спали крепким сном, не ведая, что им подготовила судьба.
Сыны биаров медленно стали просыпаться, приходить в себя от былой безудержной дрёмы и сна. Но, просыпаясь, они стали осознавать, ощущать и видеть своё ужасное положение. Лодка была причалена к пологому берегу речки с чахлой растительностью в окружении мелкого и негустого леса. Все служивые были ещё в лодке. Кто-то из них сидел, а кто и возлежал ещё, отходя от безудержного сна. Руки у всех были крепко схвачены кожаными верёвками, а эти тонкие верёвки длиной сажени около двух примыкали к более толстой и длинной верёвке, которая была привязана к странному седлу крупного лося, стоящего на берегу. Какие-то странные люди возились вокруг.
Смуглые, черноволосые, круглоголовые, широколицые воины в просторной, добротной кожаной одежде и обуви, подпоясанные ремнями при ножах, вооружённые луками да копьями, суетились возле лодки да между оседланными лосями. «Значит, нас пленили! Сонных и тёпленьких взяли без боя!» – осознавал ситуацию Татем.
И тут он вспомнил! Это было давно, и был он ещё юнцом, когда на рыбалке у себя дома в подножье гор случилось следующее. Летом на быстринах рек с отцом да с двумя старшими братьями удили они рыбу. Однажды, под вечер, уже возвращаясь с рыбалки, забрели они в небольшой лагерь. Чуть дымил потухающий костёр возле небольшого шалаша из жердей да хвойных веток. Кругом валялись разбросанные вещи.
Возле шалаша на земле лежал молодой человек и спал глубоким сном. Сонный же весьма немолодой мужчина копошился в лагере, не способный даже заметить подходящих незнакомцев. На берестяных листах то тут, то там лежали и сушились какие-то небольшие белые растительные корешки со множеством тоненьких корней. В некоторых местах ещё лежали пучки этой растительности со стеблями вроде овса (или мельче) – детали уже не припоминались Юралысю. Но он прекрасно вспомнил запах – запах сон-травы! Народные целители отец и сын из какого-то далёкого сикта тут заготавливали эти чудо-корешки. И пока рыбаки в этом лагере малость поговорили со знахарем о делах да о житии-бытии, их стало невыносимо клонить ко мну. Старичок сказал, что даже если один малый корешок будет находиться рядом, то любой человек при бессоннице уснёт глубоким, безмятежным, здоровым сном… «Вот значит, что произошло! Нас просто вычислили эти косоглазые и устроили капкан, куда мы и попали, как слепые щенки. Нас усыпили, разбросав на островке корешки сон-травы», – Татем с досады протяжно застонал: обидно, что не смог догадаться и раскрыть такую простецкую хитрость. Он обвёл долгим, тоскливым взглядом место и картину происходящего. Ближе к лесу послушно стояли несколько причудливых лосей, оседланных большими, своеобразными сёдлами, с разукрашенными уздечками на горбоносых мордах.
Кругом сновали чужие вооруженные люди, пленившие его маленький отряд. Чужаками командовал пожилой мужчина с высоким посохом в руке. Его волевое морщинистое лицо внушало уважение и послушание. Красивый резной посох, разукрашенный разноцветными камнями, золотом да серебром, символизировал власть этого человека – в этом не было сомнения.
Старый повелитель стоял чуть поодаль от остальных на возвышенном месте и громко повелевал своими воинами. Возле его ног стоял тот самый берестяной туес, что вёз Татем в своей лодке по наказу пама Бурмата властелину гор Моно. Вот повелитель с посохом в руке что-то громко сказал своим, и двое юных воинов подбежали к нему с обеих сторон и помогли взгромоздиться в седло гигантского безрогого, горбоносого и бородатого лося. Высокий верхоносый кожаный сапог с голенищем до самой ягодицы полностью высунулся из-под широкой распашной верхней одежды повелителя. Затем молодой воин помог хозяину устроить ногу в гнезде – в кожаном мешочке седла наподобие стремени лошадиных сёдел. Туес берестяной подали повелителю, который изрёк команду, и пленных высадили с лодки и потащили за лосём вглубь леса. Медленно потянулась разноликая процессия по звериным тропам да естественным полянам… по склону горы. Впереди на лосях ехали повелители воинов во главе со своим состарившимся вождём, который гордо восседал на своём седле, придерживая трофейный туес, стоящий на холке его огромного старого лося. За всадниками плелись, шагая попарно, пленники. Последним к пленникам примыкал их управляющий Татем на конце пленительной верёвки, натянутой и привязанной к кожаному седлу лося, которым управлял молодой воин в широкой распашной верхней одежде из искусно обработанной кожи. Замыкали этот странный караван десятка два пеших воинов с копьями в руках да луками за спинами. Долго вели по горам пленных. Ближе к вечеру странная процессия остановилась в глубокой лощине лиственного леса и кустарников. Всадники-воины спешились. Послышались громкие команды и засуетились пешие воины. Лишь пожилой мужчина всадник с волевым лицом, с посохом, засунутым теперь одним концом в гнездо для ноги и придерживаемым лишь левой рукой, не слез с седла. Он командовал, поддерживая туес правой рукой и повернув своего лося лицом к своему отряду. Пленных посадили на лосей. Татем понял, что это неспроста. «Если пленным закроют глаза и повезут куда-то, это значит, что близко их жилище или важная остановка». Так и случилось. Пленникам надели на головы кожаные мешки. Теперь им ничего не стало видно, хотя дышалось свободно. Со связанных рук сняли сопроводительные верёвки, но руки не развязали. Слышны были окрики, команды чужаков, и процессия двинулась дальше. Теперь пленные сидели на лосях верхом с мешками на головах. Пешие воины шагали следом. Благодаря дополнительным подушкам, приделанным к сёдлу с обеих сторон хребта лося, сидеть в таком седле, как ни странно, было весьма удобно. Ноги покоились в кожаных гнёздах-кармашках. А острые спины лосей никак не беспокоили. Вели пленных так долго, что сидеть даже в удобном седле, оказывалось утомительно. Но вот очередная громкая команда прозвучала где-то недалеко, и следом остановились лоси. А через некоторое время всех пленных спустили с сёдла на землю, при этом сняв с головы мешок. Глаза от обилия яркого света невольно жмурились, но вскоре привыкли и пленные осмотрелись. Стояли они на берегу небольшой реки, на невысоком подъёме над воды. Недалеко и выше по подъёму виднелся вход в пещеру невысокой горы. Вход сей был просторным и хорошо заметным с берега реки. У входа в пещеру, вытянувшись смиренно, стоял и ждал чего-то тот самый пожилой с морщинистым волевым лицом повелитель с посохом в руке и туесом берестяным у ног. И вот оттуда вышли люди в странных одеждах. Волосатая просторная верхняя одежда, похожая на совик биаров, создавала облик звериности. Длина ворса волос одежды достигала местами длины половины локтя. На тонком плетёном кожаном поясе висели у них подвески, колокольчики, бубенчики и разукрашенный небольшой мешочек у каждого волосатика.
При любом движении бубенчики и колокольчики издавали тонкие приятные звуки. Волосатые люди громким, властным голосом что-то повелевали, но на непонятном пленникам языке и вскоре зашли обратно в пещеру. Видимо, приглашён был туда и пожилой вождь воинов, ибо он зашёл в пещеру. «Значит, там находится ещё кто-то, выше по званию и значимее по власти над людьми чужого племени», – подумал Татем, внимательно наблюдая за происходящим. Спустя время из пещеры вышел старый воин в сопровождении двух волосатых мужчин. Они подошли к пленным, и старый воин показал рукой на Татема. Один из волосатых темноволосых, смуглых и крепко сложенных мужчин на чистом биарском языке племени коми изрёк: «Следуй с нами, сын биаров. Тебя зовёт великий властелин гор повелитель Моно». Татему развязали руки, и он молча зашагал к пещере между двумя волосатыми, на которых при ходьбе тонко звенели колокольчики да бубенчики, отгоняя, по их поверьям, злых духов. На шеях обоих висели амулеты сложной выделки (похоже из пластин лосиных рогов), а на шнурки амулетов во множестве были нанизаны медвежьи когти. При ходьбе когти шуршали – защищали хозяина от злых духов.
Татем шагнул во внутрь тёмного пространства пещеры в сопровождении волосатых. В лицо ударило сухое тепло, а под ногами чувствовался ровный каменный пол. «Стало быть, пещера обжита», – понял приказчик. Они оказались в небольшом каменном зале. На противоположной стороне обиталища горел костёр, освещая каменный свод и стены. За играющими языками пламени костра сидел человек. Волосатики сопроводили Татема прямо к сидящему, и когда осталось до кострища где-то саженей две-три, волосатики остановились, придержали руками и пленника. «Великий повелитель, перед вами тот самый из биаров, который осмелился нарушить покои наших святынь», – доложил один из волосатых на пермском языке. Глаза Татема привыкали к полумраку, и он начал различать детали вещей и даже в какой-то мере цвета предметов. На плоском камне перед старцем стоял тот самый берестяной туес, что вёз приказчик по просьбе пама. На каменном же троне, уложенном шкурами, коврами да подушками, сидел старец непонятного возраста. Длинные седые волосы были откинуты назад. Широкая меховая одежда была цельная. Это значит, что она не распахивалась, как обычно бывает у югры племён хонта да вогулов. Одежда была сшита добротно, разукрашена орнаментом да узорами. Она впечатляла изяществом кроя и шитья, но ещё больше удивляло украшение на груди у старца. На золотой цепочке висело драгоценное украшение размером в две мужские ладони. На выделанной толстой коже драгоценными камнями была вышита какая-то сложная фигура. «Вогульская тамга – знак власти, могущества и повиновения», – догадался приказчик, стоя пред старцем. «Ты храбр, сын биаров, коль решился нарушить пределы земель биаров и наших святилищ. Ты эти запреты знаешь, а стало быть, и знаешь, чем это должно завершиться. Скажи, что привело тебя в эти края, какая нужда заставила биаров подняться сюда – в запретные места? Сюда не ходят не только биары, но и югра, которые с давних времён обитают в этих краях…» – говорил и спрашивал старец странным, необычным голосом, но на понятном языке. Звуки его речи были певучи и приятны. Волосатик подбросил в костёр какой-то тёмный комок, похожий на кусок серой глины, а вослед запылал костёр в очаге, разбрасывая свет во все стороны. Пространство пещеры заполнилось приятным ароматом. При ярком свете лицо старца осветлялось, и Татем встретил его ясный, пытливый, всепоглощающий взгляд. Этот взгляд, казалось, был нечеловеческий, ничего подобного приказчик не встречал ещё в своей жизни. Татему показалось, что кто-то залез в его разум и хозяйничает там. Приказчик закрыл глаза, помотал головой, отгоняя блажь и пытаясь сосредоточить мысли и волю в единое целое. Открыв глаза, он внимательно посмотрел на старца. Длинная седая борода узким клином опускалась на тамгу. Старец не был похож на людей племени югра да и биаров тоже. Он был, вероятно, высокого роста, узковат в плечах относительно высокого стана. Но главное, что, безусловно, бросалось в глаза, его узкое длинное лицо, на котором располагались большие выпуклые глаза. Глаза, которые не только видели, но, казалось, и мысли читали. Татему показалось, что старец всё уже знает, и отвечать ему есть ненужная игра слов. «Хорошо, я знаю, что ты думаешь и хочешь сказать, сын биаров. Я рад и признателен тебе и паму Бурмату, что вернули наши обрядовые ритуальные предметы, завоёванные и захваченные ещё племенами Вису в прошлых войнах», – говорил старец своим поющим голосом. При этом старец внимательно и сосредоточенно посмотрел на закрытый, просмоленный туес, стоящий на плоском камне на высоте с ладонь от пола. И тут ни с того – ни с сего вдруг отлетела прочь крышка туеса, а сам берестяной сосуд опрокинулся на бок, и высыпалось на пол его содержимое. При ярком свете костра Татем отчётливо увидел и рассмотрел то, что он вёз и что, как ни странно, представляло какие-то ценности. А этими предметами были всего навсего (описать находку археологов).
Приказчик Татем был удивлён потрясающим явлением и заворожено смотрел на старого чудотворца. «Нам очень не хватало этих предметов. Теперь я спокоен, свободен и волен покинуть этот бренный мир. Ты, сын биаров, сослужил хорошую службу мне, но твоей судьбой и судьбами твоих подчинённых не я распоряжаюсь. Я не в силах нарушить установленные законы, а они устроены так, что духи Великих Атлантов решат вашу судьбу на горе великанов.
– Слушай, старец, я пришёл сюда не просить пощады и не слушать
твои оправдания. Я исполняю свой долг – долг службы. Но мне хотелось бы задать несколько вопросов тебе, перед тем, как вы убьёте нас.
– Казнить или нет – биаров, это право не нашего племени. Лишь
духи великих атлантов вправе судить, а мои люди исполняют лишь волю наших создателей – богов земли, воды и неба. Но ты вправе задавать мне вопросы.
– Скажи, старец, какому богу вы служите и откуда у тебя такая
нечеловеческая сила?
– На твой вопрос не сложно ответить, биар. Мы – носители старых знаний, мы владеем знаниями и силой наших создателей, но незначительно. Это великие атланты умели передвигать тяжёлые вещи на больше расстояния, не прикасаясь к ним руками. Они были богами и создали наше племя. Но нас осталось очень мало, и скоро, как и атланты, мы тоже покинем эту землю. Но пока живые, посвящённые в дела и знания атлантов, мы служим их душам.
– Так кто же были и куда исчезли наши бога?
– Атланты жили на этой земле до великого потопа. Строили города,
ездили на послушных железных зверях, летали по небу… Сильных и умных, их было очень много, Но пришла великая беда, закачалась и перевернулась земля и ушла под воды морей и океанов. Огромная волна омыла сушу – слизнула все города, жилища вместе со всем живым на земле. Мало что уцелело от этого потопа тогда.
– Но не все и не всё могло погибнуть тогда, что-то, должно быть,
осталось, старик.
– Ты прав, биар. Кое что уцелело тогда, и уцелевшие атланты попытались, было, восстановить жизнь. Но после испытания водой пришло испытание огнём, который повсеместно вырывался из-под земли, а потом наступило великое похолодание. Атлантов уцелело очень немного на земле. Они не справились с бедой. Даже боги не всё могут.
– А вы кто и как тут оказались?
– Ты слишком любознателен, биар. Эти вопросы задают лишь люди особого склада ума, и бывают они служителями богам своим, как ваши туны – служители богу биаров – Ену, но ты им не являешься, и зачем тебе это знать?
– Старец, вас кличут великим шаманом, хранителем таинственных
каменных духов, и моя жизнь в вашей воле, но кто вы, мой судья, – не представились.
– Ты слишком много хочешь знать, биар, но готовы ли твой ум, разум и сознание к восприятию новых знаний? Вот от этого зависит, стоит ли знать то, чего хочешь знать. Но ты можешь усвоить следующее истины. Я не шаман. Я такой же служитель, как и ты. Только служишь ты своему паму, а я – памяти моих богов – Атлантов. Мой вымирающий народ своей жизнью поёт «гимн своим богам, как ваши барды поют и плачут героику биаров». Так принято предками. Так что моя служба отличается от дел посвящённых, таких как ваши туны или кельтские друины. Ну а с каменными духами – великанами тебе предстоит ещё встретиться. Вот там и решится дальнейшая судьба твоя и твоих попутчиков тоже.
– Хорошо, старик, позволь ещё один вопрос. Если ваши боги не все разом погибли, то что их ожидало в дальнейшем? И почему вы тут обитаете – в этих холодных, суровых краях?
– Биар, служим и живём мы в этих краях потому, что до потопа атланты тут состязались в своих силах, умениях и способностях. Тут решалось, кому из богов быть главным. Ты стоишь на этой земле – былых святынях атлантов. Последнее состязание заключалось в том, чтобы каждый усилием воли, ума и чувств без движений создал своё тело в камне из ничего – пустоты. Лучший созидатель, создатель и будет главным из богов. Состязание началось утром на рассвете, а завершилось вечером. На голой вершине горы, где раньше было пусто, к вечеру возвышались семь каменных великанов. Там стояли точные копии создателей в камне. Теперь тысячелетия заметно разрушили их, но каменные изваяния атлантов всё ещё стоят. Нам не надо знать, что тогда случилось между атлантами. Ведь мы творение своих богов, и наше предназначение – служить им. Служили им наши предки, служим и мы. Но великий потоп, качания, тряска земли и холод по иному решили судьбу атлантов. Не все они сразу погибли. Возвращались ещё атланты сюда, на свои святыни – прилетали на своих летунах и подолгу тут молились. И что-то ещё пытались они созидать усилием воли, ума и чувств, но не оказалось уже сильных среди богов. Они слабели, теряли силы и знания. Приезды их становились всё реже, всё меньше становилось атлантов. Наш народ тут жил и ждал своих богов, желая служить им – исполнить свой долг. А однажды вернулся сюда последний атлант, вернулся пешком, измученный, больной. Он долго молился и пел свои песни возле великих изваяний своих могучих предков. Он спел последний гимн своему божественному народу и навечно затих. Он умер – последний наш бог. А мы, их слуги, остались одни и служим теперь памяти наших богов – их душам.
На этом закончил свой печальный рассказ великий старец. Горел в пещере костёр, разбрасывая по пространству тепло, свет и аромат. Понурые стояли волосатики, приблизившись к старцу. И тут случилось невероятное. Вдруг снаружи послышались вопли, и в пространство пещеры в тот же миг молнией вбежал Сирпи с копьём в руке над головой, готовый метнуть его в любого врага. Сирпи, проворный и сильный юноша, в мгновение ока замахнулся копьём, целясь в грудь старика шамана, освещённого костром и тем доступного. Никто из волосатых ничего не успел предпринять, чтобы спасти своего кумира. Казалось, ещё мгновение и старик будет убит налетающим на него юным биаром. Но в какой-то миг взгляды парня и шамана встретились. И тут случилось невероятное. Глаза старца вспыхнули, как показалось Татему, жёлтым огнём. Он властно вскинул правую руку вперёд ладонью, как бы защищаясь от смертоносного острия. При этом шаман выкрикнул несколько властных звуков, казалось, женским голосом. В это же мгновение Сирпи застыл перед старцем с копьём в руке над головой и неподвижно стал смотреть в глаза старцу. Тут налетели воины снаружи, скрутили приказчика, выволокли из пещеры, а следом вытащили окаменелое тело юноши с копьём в руке. Воины вырвали копьё из рук юного биара, которое тут жевонзилось в грудь зазевавшегося воина, из рук которого и выхватил Сирпи данное оружие.
А всё это приключилось так. Пленные стояли лицом к пещере, когда приказчика увели двое волосатых во внутрь. Воины стояли за спинами пленных биаров. Все стояли в ожидании чего-то важного. Но проходило время, а события не изменялись. Сирпи всегда нетерпеливый, быстрый на решения, стоял сбоку от группы пленников. С левой стороны его стоял молодой, статный воин с копьём в руке. Воин о чём-то думал или мечтал. Взгляд его был блуждающий, безучастный к текущим событиям. А юному биару было очень неспокойно на душе, камнем давили на сердце мысли, подозрения. Сирпи представлялось, как в пещере готовятся принести в жертву его любимого дядьку, а может уже… Юноша стоял и кипел в чувствах от непонятного, сомнительного… «Как бы не стало поздно! А вдруг дяде вот в сей миг нужна помощь и защита?! Надо спешить – нельзя упускать время, иначе будет поздно!» – обрывки мыслей роились в его голове, обостряя ситуацию, и он решился.
Сильными, цепкими руками он выхватил копьё из рук воина-мечтателя и бросился в пещеру. Никто ничего не успел предпринять, а он уже был там. Глубокий полумрак пещеры не дал возможности сориентироваться в момент его действия. Копьё держал он над головой – готовый к броску. Но в кого? Вот за пламенем костра важно восседает хорошо освещённый, богато одетый, важный человеке – надёжная жертва. Сирпи в разбеге замахнулся, готовый пустить копьё в грудь сидящего. Но что это?! За пламенем очага сидела его мать. Вот она протянула руку вперёд и сказала: «Не надо, сынок! Не делай этого, ведь это я – твоя мать». И она улыбнулась своему сыну улыбкой тепла, нежности и любви. Сирпи хорошо помнил свою покойную мать и любил её при жизни, любил её образ и теперь, и очень жалел, что умерла, ушла от него мать слишком рано. А оказалось, она жива! Сирпи стало очень хорошо, блаженно и он провалился в приятные воспоминания детства. Он ничего больше не хотел знать, видеть, предпринимать в настоящем. Юноша ушёл чувствами, мыслями в приятное прошлое – своё детство.
Пленных, всё так же со связанными руками и привязанными к общей верёвке, притороченной к седлу лося с всадником, снова вели куда-то. Их сопровождал небольшой вооружённый отряд пеших воинов и верховных повелителей да волосатых шаманистов. В отличие от остальных пленных, Сирпи сидел в лосинном седле и ехал, блаженно улыбаясь в дремоте, с высоко поднятой правой рукой, безучастный к происходящему. Он теперь ничего не желал понимать, признавать и жил в своём новом мире и, кажется, был счастлив. Путь был нелёгким. Неровная, каменистая почва под ногами чередовалась кочками заболоченных низин между хребтами невысоких гор, в основном заросших лесами. Правда, иногда виднелись их голые каменистые вершины, но в огромном пространстве лесных просторов эти гольцы казались исключением. Однако при всём этом было ясно, что пленных вели всё же по дороге, так как по пути не встречались ни буреломы, и каменные нагромождения. Путешествие заняло целых два мучительных дня. Пленных кормили утром и вечером своей же едой: сушёным мясом, рыбой да ягодами, а пить вдоволь можно было в ручьях, которые часто приходилось переходить. Спали на берегу какой-то горной реки под открытым небом на подстилке из веток и мха. Утром всей группой перешли вброд эту речку по широкому порогу. К вечеру второго дня пленных привели к какому-то странному селению. Между скалистыми склонами двух горных хребтов, поросших лесом, то тут, то там возвышались аккуратно собранные, добротно сделанные чумы из кожи да жердей. Пленных вели вдоль неширокого шумного ручья, по берегам которых и располагались жилища местных жителей. Среди людей по селению свободно ходили лоси, как коровы да лошади в селениях биаров. Пленных привели к странному сооружению из огромных каменных плит. Это был грот на склоне одного из хребтов. Видимо, когда-то, в естественных скальных нагромождениях, для какой-то цели, усилиями большого количества людей, было дооборудовано, доделано это странное помещение с трещинами, щелями и узким, невысоким лазом, куда и затолкали пленных. Лаз завалили валуном. В каменном помещении было прохладно и сыро, хотя ярило – солнце целый день разогревало мир – всё, что что было под его лучами. Невысокие, неровные стены были друг от друга на расстоянии чуть больше двух саженей, а длина – саженей на пять-шесть. Потолок был уложен каменными плитами, которые часто встречаются в старых горах. Внутри этого грота было довольно светло, так как из множества трещин и щелей со всех сторон сюда проникал свет снаружи. Скальный грот теперь стал тюрьмой для пленных биаров. Сквозь фундамент тюрьмы струился слабенький ручеёк и уходил под основание противоположной стены. Пленные, как кто умудрился, устраивались внутри невольничьего помещения. Однако, через немного времени, все, кроме блаженного Сирпи, стали наблюдать сквозь щели за происходящим за пределами тюрьмы. Весьма странное зрелище предстало взору
