Жюль Верн. Вокруг света за восемьдесят дней

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

где заключается взаимный договор, по которому
Паспарту поступает в услужение к Филеасу Фоггу

В доме номер семь на Сэвиль-роу, Берлингтон Гарденс, - в том самом доме, где в 1814 году умер Шеридан, - в 1872 году проживал Филеас Фогг, эсквайр; хотя этот человек всячески старался не привлекать к себе внимания, он слыл одним из наиболее оригинальных и примечательных членов лондонского Реформ-клуба.
Таким образом, одного из самых знаменитых ораторов, украшавших Англию своим талантом, сменил упомянутый Филеас Фогг, человек загадочный, о котором было известно лишь то, что он принадлежал к высшему английскому обществу, был прекрасно воспитан и необычайно красив.
Говорили, что он походил на Байрона (однако только лицом; обе ноги у него были здоровы), но то был Байрон, носивший усы и бакенбарды, Байрон бесстрастный, который мог бы прожить, не старея, целую тысячу лет.
Филеас Фогг, несомненно, был англичанином, но, по всей вероятности, не был уроженцем Лондона. Его никогда не видели ни на бирже, ни в банке, ни в одной из контор Сити. Ни причалы, ни доки Лондона никогда не принимали корабля, который принадлежал бы судовладельцу Филеасу Фоггу. Имя этого джентльмена не числилось в списках членов какого-либо правительственного комитета. Не значилось оно также ни в коллегии адвокатов, ни в корпорациях юристов - одном из "иннов" - Темпля, Линкольна или Грея. Никогда не выступал он ни в Канцлерском суде, ни в Суде королевской скамьи, ни в Шахматной палате, ни в Церковном суде. Он не был ни промышленником, ни негоциантом, ни купцом, ни землевладельцем. Он не имел отношения ни к "Британскому королевскому обществу", ни к "Лондонскому институту", ни к "Институту прикладного искусства", ни к "Институту Рассела", ни к "Институту западных литератур", ни к "Институту права", ни, наконец, к "Институту наук и искусств", состоящему под высоким покровительством ее величества королевы. Не принадлежал он также ни к одному из тех многочисленных обществ, которые так распространены в столице Англии, - начиная от "Музыкального" и кончая "Энтомологическим обществом", основанным, главным образом, в целях истребления вредных насекомых.
Филеас Фогг был членом Реформ-клуба, и только.
Тому, кто удивится, каким образом этот столь таинственный джентльмен оказался членом такой почтенной ассоциации, надлежит ответить: "Он избран по рекомендации братьев Бэринг, у которых ему открыт текущий счет". Это обстоятельство и тот факт, что его чеки исправно и незамедлительно оплачивались, придавали ему в обществе вес.
Был ли Филеас Фогг богат? Несомненно. Но как он нажил свое состояние? На этот вопрос не могли ответить даже самые осведомленные люди, а мистер Фогг был последним, к кому уместно было бы обратиться за подобными сведениями. Он не отличался расточительностью, но во всяком случае не был скуп, ибо, когда требовались деньги для осуществления какого-либо благородного, великодушного или полезного дела, он, молча и обычно скрывая свое имя, приходил на помощь.
Словом, трудно было себе представить менее общительного человека. Он говорил ровно столько, сколько было необходимо, и чем молчаливее он был, тем таинственнее казался. А между тем жизнь его проходила у всех на виду; но он с такой математической точностью делал изо дня в день одно и то же, что неудовлетворенное воображение поневоле искало себе пищи за пределами этой видимой жизни.
Путешествовал ли он? Весьма возможно, ибо никто лучше его не знал карты земного шара. Не было такого пункта, даже весьма отдаленного, о котором он не имел бы самых точных сведений. Не раз удавалось ему с помощью нескольких кратких, но ясных замечаний разрешать бесконечные споры, которые велись в клубе по поводу пропавших или заблудившихся путешественников. Он указывал наиболее вероятный исход дела, и развитие последующих событий неизменно подтверждало его предположения, словно Филеас Фогг был одарен способностью ясновидения. Казалось, этот человек успел побывать всюду, во всяком случае - мысленно.
А между тем было достоверно известно, что Филеас Фогг уже много лет не покидал Лондона. Те, кто имел честь знать его несколько ближе, утверждали, что его можно встретить только по дороге из дома в клуб или обратно, и нигде больше. Времяпрепровождение Филеаса Фогга в клубе сводилось к чтению газет и игре в вист. Он часто выигрывал в этой молчаливой, столь подходившей к его натуре игре, но выигрыш никогда не оставался у него в кошельке, а составлял значительную долю в его пожертвованиях на благотворительные цели. Уместно заметить, что мистер Фогг вообще играл не ради выигрыша. Игра для него была состязанием, борьбой с затруднениями, но борьбой, не требующей ни движения, ни перемены места, а потому не утомительной. А это соответствовало его характеру.
Насколько известно, Филеас Фогг был холост и бездетен, - что случается даже с самыми почтенными людьми, - и не имел ни родных, ни друзей, - что уже случается поистине редко. Он жил одиноко в своем доме на Сэвиль-роу, куда никто не был вхож. Его личная жизнь никогда не являлась предметом обсуждения. Ему прислуживал лишь один человек. Завтракал и обедал он в клубе в точно установленные часы, всегда в одном и том же зале и за одним и тем же столиком, не угощая своих партнеров по игре и не приглашая никого из посторонних. Ровно в полночь он возвращался домой, никогда не оставаясь ночевать в прекрасных комфортабельных комнатах, которые Реформ-клуб предоставляет для этой цели своим членам. Из двадцати четырех часов десять он проводил дома - либо в постели, либо за туалетом. Если уж Филеас Фогг прогуливался, то неизменно мерил своими ровными шагами приемный зал клуба, выстланный мозаичным паркетом, или расхаживал по круглой галерее, увенчанной куполом из голубого стекла, покоившимся на двадцати ионических колоннах красного порфира. Кухни, кладовые, буфеты, рыбные садки и молочные клуба снабжали его к завтраку и обеду самой лучшей провизией; клубные лакеи - безмолвные, торжественные фигуры в черных фраках и башмаках на войлочной подошве - прислуживали ему, подавая кушанья в особой фарфоровой посуде; стол был покрыт восхитительным саксонским полотном, сервирован старинным хрусталем, предназначенным для шерри, портвейна или кларета, настоенного на корице и гвоздике; и, наконец, к столу подавали лед - гордость клуба, - придававший приятную свежесть этим напиткам: он с большими затратами доставлялся в Лондон прямо с американских озер.
Если человека, ведущего подобную жизнь, именуют чудаком, то следует признать, что чудачество вещь весьма приятная!
Дом на Сэвиль-роу не блистал роскошью, но отличался полным комфортом. К тому же при неизменных привычках хозяина обязанности прислуги были несложны. Однако Филеас Фогг требовал от своего единственного слуги исключительной точности и аккуратности. Как раз в тот день, 2 октября, Филеас Фогг рассчитал своего слугу Джемса Форстера, который провинился в том, что принес своему хозяину воду для бритья, нагретую до восьмидесяти четырех градусов по Фаренгейту вместо восьмидесяти шести; и теперь он ждал нового слугу, который должен был явиться между одиннадцатью часами и половиной двенадцатого утра.
Филеас Фогг плотно сидел в кресле, сдвинув пятки, как солдат на параде; опершись руками на колени, выпрямившись и подняв голову, он следил за движением стрелки стоявших на камине часов, которые одновременно показывали часы, минуты, секунды, дни недели, числа месяца и год. Ровно в половине двенадцатого мистер Фогг, следуя своей ежедневной привычке, должен был выйти из дому и отправиться в Реформ-клуб.
В эту минуту раздался стук в дверь маленькой гостиной, где находился Филеас Фогг.
Появился уволенный Джемс Форстер.
- Новый слуга, - доложил он.
В комнату с поклоном вошел малый лет тридцати.
- Вы француз и вас зовут Джон? - спросил Филеас Фогг.
- Жан, с вашего позволения, - ответил вошедший, - Жан Паспарту [от франц. - passe partouf, буквально - проходящий всюду; здесь - пролаза, ловкий человек]. Прозвище это мне дали давно, и оно доказывает, что я способен выпутаться из любого затруднения. Я считаю себя честным человеком, сударь, но, говоря по правде, перепробовал немало профессий. Я был бродячим певцом, наездником в цирке, вольтижировал, как Леотар, и танцевал на проволоке, как Блонден; затем, чтобы лучше использовать свои способности, сделался преподавателем гимнастики и, наконец, был в Париже старшим пожарным. В моем послужном списке числится несколько недурных пожаров. Но вот уж пять лет, как я покинул Францию и, чтобы вкусить прелести домашней жизни, служу в Англии лакеем. Оставшись без места и узнав, что мистер Филеас Фогг самый аккуратный человек и самый большой домосед в Соединенном королевстве, я прихожу сюда в надежде зажить спокойно и позабыть о том, что меня зовут Паспарту...
- Вы мне подходите. Паспарту, - ответил джентльмен. - Мне вас рекомендовали, и у меня о вас хорошие сведения. Вам известны мои условия?
- Да, сударь.
- Хорошо. Сколько времени на ваших часах?
- Одиннадцать часов двадцать две минуты, - ответил Паспарту, извлекая из недр жилетного кармана громадные серебряные часы.
- Ваши отстают, - заметил мистер Фогг.
- Простите, сударь, это невозможно.
- Они отстают на четыре минуты. Но это несущественно. Достаточно установить расхождение. Итак, начиная с этого мгновения - то есть с одиннадцати часов двадцати девяти минут утра среды, второго октября, тысяча восемьсот семьдесят второго года - вы у меня на службе.
Сказав это, Филеас Фогг поднялся, взял левой рукой шляпу, привычным движением надел ее на голову и вышел из комнаты, не прибавив ни слова.
Паспарту слышал, как хлопнула наружная дверь: это вышел его новый хозяин; затем она хлопнула второй раз: это ушел его предшественник Джемс Форстер.
Паспарту остался один в доме на Сэвиль-роу.

 

ГЛАВА ВТОРАЯ,

где Паспарту убеждается, что нашел, наконец, свой идеал

- Честное слово, - промолвил несколько опешивший Паспарту, - таких живых молодцов, как мой новый хозяин, я встречал только у мадам Тюссо!
Здесь уместно пояснить, что "молодцы" мадам Тюссо - это восковые фигуры, весьма популярные в Лондоне, которым, право же, недостает лишь дара речи, чтобы быть живыми.
За несколько минут разговора с Филеасом Фоггом Паспарту успел хотя и бегло, но внимательно разглядеть своего будущего хозяина. То был мужчина лет сорока, высокого роста, с красивым и благородным лицом, украшенным белокурыми усами и бакенбардами; на лбу - ни одной морщины, цвет лица матовый, зубы безукоризненные. Его внешность даже не портила некоторая дородность; казалось, он в высшей степени обладал тем, что физиономисты называют "спокойствием в движении" - свойством, присущим людям, которые больше делают, чем говорят. Невозмутимый, флегматичный, с ясным, бесстрастным взглядом, он представлял собою совершенный тип хладнокровного англичанина: такие люди нередко встречаются в Соединенном королевстве, и Анжелика Кауфман чудесно, хотя и несколько академично, воспроизводит их в своих рисунках. Во всех жизненных обстоятельствах такой человек остается тем же уравновешенным существом, все части тела которого правильно пригнаны, столь же точно выверенным, как хронометр фирмы "Лерой" или "Эрншоу". И действительно, Филеас Фогг олицетворял собою точность, что было ясно по "выражению его рук и ног", ибо у человека, как и у животного, конечности являются лучшими выразителями его страстей.
Филеас Фогг принадлежал к числу тех математически-точных людей, которые никогда не спешат и всегда поспевают вовремя, экономя при этом каждое движение. Он никогда не делал лишнего шага и шел всегда кратчайшим путем. Не позволяя себе глядеть по сторонам, он не допускал ни одного лишнего жеста. Его никогда не видели ни возбужденным, ни подавленным. То был самый неторопливый и одновременно самый аккуратный человек на свете. Само собою понятно, что такой человек жил одиноко и, если так можно выразиться, вне всяких общественных связей. Он знал, что в жизни поневоле приходится, как говорят, тереться между людей, а так как трение замедляет движение, то он держался в стороне от всех.
Что касается Жана, по прозвищу Паспарту, истого парижанина, парижанина до мозга костей, то он уже пять лет жил в Англии в должности слуги и тщетно искал себе в Лондоне хозяина, к которому мог бы привязаться.
Паспарту не походил ни на одного из тех Фронтенов или Маскарилей с самоуверенным и холодным взором, которые ходят, задрав нос и подняв плечи, и ведут себя, как бесстыжие наглецы. Нет! Паспарту был честный малый, с приветливым лицом и пухлыми губами, всегда готовыми что-нибудь отведать или кого-нибудь поцеловать, кроткий, услужливый, со славной круглой головой, которую хотелось бы видеть на плечах друга. У него были голубые глаза, румяные щеки, такие толстые, что он мог любоваться собственными скулами; обладая высоким ростом, широкой грудью и мощной мускулатурой, он отличался геркулесовой силой, которую развил еще в молодости постоянными упражнениями. Его темные волосы всегда были всклокочены. Если скульпторы античной древности знали восемнадцать способов укладывать волосы Минервы, то Паспарту знал лишь один способ управляться со своей шевелюрой: два-три взмаха гребешком - и прическа готова.
Сказать заранее, уживется ли этот порывистый малый с Филеасом Фоггом, не позволяло простое благоразумие. Станет ли Паспарту тем безупречно аккуратным слугой, какой требовался его хозяину? Это можно было бы проверить только на опыте. Проведя, как известно, довольно бурную молодость, Паспарту жаждал теперь покоя. Наслышавшись об английской методичности и о вошедшем в поговорку бесстрастии английских джентльменов, он отправился искать счастья в Англию. Но до сих пор судьба ему не благоприятствовала. Он нигде не мог прочно обосноваться, хотя сменил уже десяток мест. Всюду хозяева были своенравны, неровны в обращении, искали приключений или часто переезжали с места на место. Это не могло удовлетворить Паспарту. Его последний хозяин, член парламента, молодой лорд Лонгсферри, после ночей, проведенных в "устричных залах" Гай-Маркета, весьма часто возвращался домой на плечах полисменов. Паспарту, желая прежде всего сохранить уважение к своему хозяину, рискнул сделать ему несколько почтительных замечаний, которые были приняты неодобрительно, и Паспарту покинул его. Тем временем он узнал, что Филеас Фогг, эсквайр, ищет слугу. Он навел справки об этом джентльмене. Человек, который ведет столь размеренный образ жизни, всегда ночует у себя, не путешествует, никогда не отлучается из дому даже на сутки, весьма устраивал Паспарту. Он отправился к Филеасу Фоггу и поступил на службу при уже известных читателю обстоятельствах.
Итак, часы пробили половину двенадцатого. Паспарту находился один в доме на Сэвиль-роу. Он тотчас же начал осмотр своего нового жилища и обозрел его полностью - от чердака до подвала. Ему понравился этот чистый, хорошо устроенный, добропорядочный, строгий, пуританский дом. Он походил на раковину улитки, но на раковину, освещаемую и отапливаемую газом: углеводород служил здесь для всех нужд отопления и освещения. Паспарту без труда нашел на третьем этаже предназначенную ему комнату. Она ему понравилась. С помощью электрических звонков и переговорных трубок она сообщалась с комнатами второго и первого этажей. На камине стояли электрические часы, соединенные с часами в спальне Филеаса Фогга, и оба маятника ударяли одновременно - в одну и ту же секунду. "Это как раз по мне, это как раз по мне", - повторял про себя Паспарту.
В своей комнате, над часами, он заметил приколотый к стене листок бумаги. Это было расписание его ежедневных обязанностей. Паспарту прочел его. Здесь было подробно указано все, что требовалось от слуги с восьми часов утра, когда Филеас Фогг вставал, и до половины двенадцатого, когда он выходил из дому и отправлялся завтракать в Реформ-клуб: чай с поджаренным хлебом - в восемь часов двадцать три минуты, вода для бритья - в девять часов тридцать семь минут, без двадцати десять - прическа и т.п. И далее, с половины двенадцатого утра до полуночи - времени, когда пунктуальный джентльмен ложился, - все было расписано, предусмотрено, упорядочено. Паспарту с удовольствием перечитал это расписание и стал заучивать его наизусть.
Что касается гардероба джентльмена, то он был прекрасно подобран и содержался в превосходном состоянии. Каждая пара брюк, фрак или жилет имели порядковый номер, отмеченный во входящем или исходящем реестре, с указанием даты, когда, в зависимости от сезона, их следовало надевать. Так же образцово содержалась и обувь.
Словом, этот дом на Сэвиль-роу - храм беспорядка во времена знаменитого, но беспутного Шеридана - был теперь комфортабельно обставлен и свидетельствовал о полном достатке. В доме не было ни библиотеки, ни книг, ибо мистер Фогг в них не нуждался: Реформ-клуб предоставлял в распоряжение своих членов две библиотеки, в одной находились книги по изящной словесности, в другой - по вопросам права и политики. В спальне Филеаса Фогга стоял несгораемый шкаф средней величины, который прекрасно защищал хранившиеся в нем ценности и от пожара и от воров. В доме не было никакого оружия - ни охотничьих, ни военных принадлежностей. Все указывало на самый мирный образ жизни хозяина.
Рассмотрев в мельчайших подробностях свое новое жилище, Паспарту потер руки, улыбнулся во всю ширь своего лица и радостно произнес:
- Это мне нравится! Это как раз по мне! Мы отлично сговоримся с мистером Фоггом. Какой домосед! Настоящее воплощение точности! Не человек, а машина! Ну что ж, я ничего не имею против того, чтоб служить машине.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,

где завязывается разговор, который может дорого обойтись Филеасу Фоггу

Филеас Фогг вышел из своего дома на Сэвиль-роу в половине двенадцатого и, сделав пятьсот семьдесят пять шагов правой ногой и пятьсот семьдесят шесть левой, достиг Реформ-клуба; постройка этого величественного здания в Пэл-Мэл стоила не менее трех миллионов.
Филеас Фогг направился прямо в столовую, все девять окон которой выходили в прекрасный сад; осень уже позолотила в нем деревья. Он занял свое обычное место за столиком, на котором уже стоял его прибор. Завтрак состоял из закусок, отварной рыбы, приправленной отменным соусом "ридинг", кровавого ростбифа с грибной подливкой, пирога с ревенем и крыжовником и куска честерского сыра; все это было залито несколькими чашками превосходного чая, выращенного специально по заказу Реформ-клуба.
В двенадцать сорок семь наш джентльмен поднялся и прошел в большой салон - роскошную комнату, увешанную картинами в дорогих рамах. Там слуга подал ему свежий номер газеты "Таймс", и Филеас Фогг старательно разрезал его листы, выказав при этом сноровку, свидетельствующую о давней привычке к подобной весьма сложной операции. Чтение этой газеты заняло Филеаса Фогга до трех часов сорока пяти минут; последовавшее за этим изучение "Стандарда" продолжалось до обеда. Обед этот походил на завтрак и отличался от него лишь прибавлением "королевского британского соуса".
Без двадцати шесть наш джентльмен возвратился в большой салон и погрузился в чтение "Морнинг кроникл".
Получасом позднее несколько членов Реформ-клуба появились в зале и подошли к камину, в котором пылал огонь. Это были обычные партнеры мистера Филеаса Фогга, такие же, как он, заядлые игроки в вист: инженер Эндрю Стюарт, банкиры Джон Сэлливан и Сэмюэль Фаллентин, пивовар Томас Флэнаган и Готье Ральф, один из администраторов Английского банка, - все люди богатые и пользовавшиеся почетом даже в этом клубе, среди членов которого встречаются промышленные и финансовые тузы.
- Ну, Ральф, как обстоят дела с кражей? - спросил Томас Флэнаган.
- Что ж, банку, видимо, придется проститься со своими деньгами, - заметил Эндрю Стюарт.
- А я, наоборот, надеюсь, что мы все же задержим вора, - возразил Готье Ральф. - Мы послали ловких полицейских агентов и в Америку и в Европу - во все главнейшие портовые города, так что этому господину трудно будет ускользнуть.
- Так, значит, приметы вора известны? - спросил Эндрю Стюарт.
- Прежде всего это не вор, - серьезно ответил Готье Ральф.
- Как! Молодчик, стащивший пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов банковыми билетами, не вор?!
- Нет, - повторил Готье Ральф.
- Значит, это делец? - спросил Джон Сэлливан.
- "Морнинг кроникл" уверяет, что это - джентльмен.
Слова эти принадлежали Филеасу Фоггу, голова которого поднялась над ворохом наваленных вокруг него газет. Он поздоровался со своими партнерами, те в свою очередь приветствовали его.
Событие, о котором шла речь и о котором с таким увлечением писали все газеты Соединенного королевства, произошло три дня назад - 29 сентября. Пачка банковых билетов на огромную сумму - пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов - была похищена с конторки главного кассира Английского банка.
В ответ на удивленные вопросы, как могла произойти подобная кража, помощник управляющего банком Готье Ральф ограничивался следующим ответом: "В эту минуту кассир вписывал в приход поступление в три шиллинга и шесть пенсов, а за всем ведь не уследишь".
Чтобы обстоятельства этого дела стали более понятными, уместно заметить, что замечательное учреждение, именуемое "Английским банком", самым ревностным образом оберегает достоинство своих клиентов и поэтому не имеет ни охраны, ни даже решеток. Золото, серебро, банковые билеты открыто лежат повсюду и предоставлены, так сказать, "на милость" первого встречного. Разве допустимо подвергать сомнению честность своих посетителей? Один из самых внимательных наблюдателей английских нравов рассказывал даже о таком случае. Как-то раз в одном из залов банка его заинтересовал лежавший на конторке золотой слиток весом в семь или восемь фунтов; он взял этот слиток, осмотрел его и передал соседу, тот - другому, так что слиток, переходя из рук в руки, исчез в глубине темного коридора и вернулся на свое место лишь через полчаса, причем кассир не поднял даже головы.
Но 29 сентября дело происходило несколько иначе. Пачка банковых билетов не вернулась на свое место, и когда великолепные часы, висевшие в отделе чековых операций, пробили пять часов - время окончания работы, - Английскому банку ничего не оставалось, как внести эти пятьдесят пять тысяч фунтов стерлингов в графу убытков.
Когда факт кражи был должным образом установлен, сыщики, отобранные из числа наиболее ловких агентов сыскного отделения, были разосланы в крупнейшие порты - Ливерпуль, Глазго, Гавр, Суэц, Бриндизи, Нью-Йорк и другие; в случае удачи им была обещана премия в две тысячи фунтов стерлингов и сверх того пять процентов с найденной суммы. В ожидании сведений, которые полиция надеялась получить в результате начавшегося следствия, сыщикам было поручено тщательно наблюдать за всеми прибывающими и отъезжающими путешественниками.
Как утверждала газета "Морнинг кроникл", можно было предположить, что лицо, совершившее кражу, не входило ни в одну из воровских шаек Англии. В тот самый день, 29 сентября, многие видели, как некий хорошо одетый джентльмен почтенного вида и с прекрасными манерами расхаживал в зале выплат, где произошла кража. Следствие позволило довольно точно установить приметы этого джентльмена, и они тотчас же были разосланы всем сыщикам Соединенного королевства и континента. Некоторые проницательные умы - и в числе их Готье Ральф - были твердо уверены, что вору не ускользнуть.
Легко себе представить, что это происшествие находилось в центре внимания Лондона и всей Англии. О нем горячо спорили, обсуждали возможный успех или неудачу действий столичной полиции. Не удивительно поэтому, что и среди членов Реформ-клуба велись подобные разговоры, тем более что один из собеседников был помощником управляющего банком.
Достопочтенный Готье Ральф нисколько не сомневался в результатах поисков, считая, что назначенная премия должна изрядно подстегнуть рвение и сообразительность агентов. Но его коллега Эндрю Стюарт далеко не разделял этой уверенности. Спор продолжался и за карточным столом; Стюарт сидел против Флэнагана, Фаллентин - против Филеаса Фогга. Во время игры партнеры не разговаривали, но между робберами прерванная беседа возобновлялась с еще большим жаром.
- Я утверждаю, - сказал Эндрю Стюарт, - что все шансы на стороне вора; это, без сомнения, ловкий малый.
- Ну, нет! - ответил Ральф. - Нет ни одной страны, где бы он мог укрыться.
- Как это так?
- Куда ж ему, по-вашему, поехать?
- Не знаю, - ответил Эндрю Стюарт, - но во всяком случае мир велик.
- Когда-то был велик, - вполголоса заметил Филеас Фогг. - Снимите! - добавил он, протягивая колоду Томасу Флэнагану.
На время роббера спор затих. Но вскоре Эндрю Стюарт возобновил его.
- Что значит: "Когда-то"? - спросил он. - Или земля, ненароком, уменьшилась?
- Без сомнения, - ответил Готье Ральф. - Я согласен с мистером Фоггом. Земля уменьшилась, раз ее можно теперь объехать в десять раз быстрее, чем сто лет назад. А это в данном случае ускорит поиски.
- И облегчит вору бегство!
- Мистер Стюарт, ваш ход! - произнес Филеас Фогг.
Но недоверчивый Стюарт не успокоился и после окончания партии снова возобновил разговор.
- Надо признать, мистер Ральф, - сказал он, - вы избрали действительно забавный способ доказательства того, что земля уменьшилась! Итак, раз ее теперь можно объехать в три месяца...
- Всего в восемьдесят дней, - заметил Филеас Фогг.
- Действительно, господа, - подхватил Джон Сэлливан, - в восемьдесят дней, с тех пор как открыто движение по линии между Роталем и Аллахабадом, по Великой индийской железной дороге; вот расчет, составленный "Морнинг кроникл":

Из Лондона в Суэц, через Мон-Сенис и Бриндизи,
.. поездом и пакетботом...................... 7 дней
Из Суэца в Бомбей пакетботом................ 13 дней
Из Бомбея в Калькутту поездом................ 3 дня
Из Калькутты в Гонконг (Китай) пакетботом... 13 дней
Из Гонконга в Иокогаму (Япония) пакетботом... 6 дней
Из Иокогамы в Сан-Франциско пакетботом...... 22 дня
Из Сан-Франциско в Нью-Йорк поездом.......... 7 дней
Из Нью-Йорка в Лондон пакетботом и поездом... 9 дней
..................................... Итого - 80 дней

- Да, восемьдесят дней! - воскликнул Эндрю Стюарт, в рассеянности сбрасывая козырь. - Но здесь не учитывается ни дурная погода, ни встречные ветры, ни кораблекрушения, ни железнодорожные катастрофы и тому подобное.
- Все это учтено, - ответил Филеас Фогг, делая ход, ибо на сей раз спор продолжался уже во время игры.
- Даже если индусы или индейцы разберут рельсы? - горячился Эндрю Стюарт. - Если они остановят поезд, разграбят вагоны, скальпируют пассажиров?
- Все это учтено, - повторил Филеас Фогг и объявил, бросая карты на стол: - Два старших козыря!
Эндрю Стюарт, чья очередь была сдавать, собрал карты, говоря:
- Теоретически вы правы, мистер Фогг, но на практике...
- И на практике тоже, мистер Стюарт.
- Хотел бы я посмотреть, как это у вас получится!
- Это от вас зависит. Поедемте вместе.
- Сохрани меня небо! - вскричал Стюарт. - Но бьюсь об заклад на четыре тысячи фунтов, что такое путешествие при существующих условиях невозможно.
- Напротив, вполне возможно, - возразил мистер Фогг.
- Ну что ж, совершите его!
- Вокруг света в восемьдесят дней?
- Да!
- Охотно.
- Когда?
- Немедленно.
- Это безумие! - воскликнул Эндрю Стюарт, которого начало раздражать упрямство партнера. - Давайте лучше продолжать игру!
- В таком случае пересдайте, - заметил Филеас Фогг, - в вашей сдаче ошибка.
Эндрю Стюарт лихорадочно собрал карты; затем вдруг бросил-их на стол:
- Хорошо, мистер Фогг, я ставлю четыре тысячи фунтов!
- Дорогой Стюарт, - сказал Фаллентин, - успокойтесь. Ведь это не всерьез!
- Когда я держу пари, то это всегда всерьез, - ответил Эндрю Стюарт.
- Идет! - сказал мистер Фогг. Затем, обернувшись к своим партнерам, добавил: - У меня лежит двадцать тысяч фунтов стерлингов в банке братьев Бэринг. Я охотно рискну этой суммой...
- Двадцать тысяч фунтов! - воскликнул Джон Сэлливан. - Двадцать тысяч фунтов, которые вы можете потерять из-за непредвиденной задержки!
- Непредвиденного не существует, - спокойно ответил Филеас Фогг.
- Мистер Фогг, но ведь срок в восемьдесят дней - срок минимальный.
- Хорошо использованный минимум вполне достаточен.
- Но, чтобы не опоздать, вам придется с математической точностью перескакивать с поезда на пакетбот и с пакетбота на поезд!
- Я и сделаю это с математической точностью.
- Это просто шутка!
- Настоящий англичанин никогда не шутит, когда дело идет о столь серьезной вещи, как пари, - ответил Филеас Фогг. - Бьюсь об заклад на двадцать тысяч фунтов против всякого желающего, что объеду вокруг земного шара не больше чем в восемьдесят дней, то есть в тысячу девятьсот двадцать часов, или в сто пятнадцать тысяч двести минут. Принимаете пари?
- Принимаем, - ответили Стюарт, Фаллентин, Сэлливан, Флэнаган и Ральф, посовещавшись между собой.
- Хорошо, - заметил мистер Фогг. - Поезд в Дувр отходит в восемь сорок пять. Я поеду этим поездом.
- Сегодня вечером? - переспросил Стюарт.
- Да, сегодня вечером, - ответил Филеас Фогг. - Итак, - добавил он, взглянув на карманный календарь, - сегодня у нас среда, второе октября. Я должен вернуться в Лондон, в этот самый зал Реформ-клуба, в субботу, двадцать первого декабря в восемь часов сорок пять минут вечера; в противном случае двадцать тысяч фунтов стерлингов, которые лежат в настоящее время на моем текущем счете в банке братьев Бэринг, будут по праву и справедливости принадлежать вам, господа. Вот чек на эту сумму.
Протокол пари был составлен и тут же подписан шестью заинтересованными лицами. Филеас Фогг оставался невозмутимым. Разумеется, он заключал пари не для того, чтобы выиграть деньги: он поставил двадцать тысяч фунтов - половину своего состояния, ибо предвидел, что вторую половину ему, быть может, придется израсходовать, чтобы благополучно довести до конца свое трудное, чтобы не сказать невыполнимое, намерение. Что касается его противников, то их смущал не размер ставки, а сомнение в том, порядочно ли принимать пари на подобных условиях.
Пробило семь часов. Партнеры предложили мистеру Фоггу прекратить игру, чтобы приготовиться к путешествию.
- Я всегда готов! - отвечал невозмутимый джентльмен, сдавая карты. - Бубны козыри, - сказал он. - Ваш ход, мистер Стюарт!

 

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,

в которой Филеас Фогг изумляет своего слугу Паспарту

В семь часов двадцать пять минут Филеас Фогг, выиграв в вист около двадцати гиней, распрощался со своими почтенными партнерами и покинул Реформ-клуб. В семь часов пятьдесят минут он отпер двери и вошел к себе в дом.
Паспарту, уже успевший старательно изучить распорядок дня, был несколько удивлен, что мистер Фогг погрешил против точности и явился в неурочное время. Согласно расписанию обитатель дома на Сэвиль-роу должен был возвратиться только в полночь.
Филеас Фогг сразу же прошел в свою комнату и оттуда позвал:
- Паспарту!
Паспарту не ответил. Этот зов не мог относиться к нему: сейчас было не его время.
- Паспарту! - повторил мистер Фогг, не повышая голоса.
Паспарту вошел.
- Я вас зову второй раз, - заметил мистер Фогг.
- Да, но сейчас не полночь, - ответил Паспарту, указывая на часы.
- Я это знаю, - сказал мистер Фогг, - и не упрекаю вас. Через десять минут мы отправляемся в Дувр и Кале.
Что-то вроде гримасы показалось на круглой физиономии француза. Было очевидно, что он плохо расслышал.
- Вы переезжаете, сударь? - спросил он.
- Да, - ответил мистер Фогг. - Мы отправляемся в кругосветное путешествие.
Паспарту вытаращил глаза, поднял брови и развел руками; он весь как-то обмяк, и вид его выражал изумление, граничащее с остолбенением.
- Кругосветное путешествие... - пробормотал он.
- В восемьдесят дней, - пояснил мистер Фогг. - Поэтому нам нельзя терять ни минуты.
- А как же багаж? - спросил Паспарту, растерянно оглядываясь вокруг.
- Никакого багажа. Только ручной саквояж с двумя шерстяными рубашками и тремя парами носок. То же самое - для вас. Остальное купим в дороге. Захватите мой плащ и дорожное одеяло. Наденьте прочную обувь. Впрочем, нам совсем или почти совсем не придется ходить пешком. Ступайте.
Паспарту хотел что-то ответить, но не мог. Он вышел из комнаты мистера Фогга, поднялся к себе и, упав на стул, от души выругался.
- Вот так штука, черт возьми! А я-то думал пожить спокойно!.. - проворчал он.
Затем машинально он занялся приготовлениями к отъезду. Вокруг света в восемьдесят дней! Уж не имеет ли он дело с сумасшедшим? Как будто нет... Может быть, это шутка? Они едут в Дувр - ладно. В Кале - куда ни шло. В конце концов это не могло особенно огорчить честного малого: вот уж пять лет, как он не ступал на землю своей родины. Быть может, они доберутся и до Парижа? Ну что ж, честное слово, он с удовольствием увидит вновь великую столицу! Уж, конечно, такой солидный джентльмен непременно там остановится... Пусть так, однако он снимается с места, он переезжает, этот джентльмен, такой домосед!
В восемь часов Паспарту уложил в скромный саквояж дорожные вещи - свои и мистера Фогга; затем, все еще пребывая в смятении, он покинул свою комнату, тщательно запер ее на ключ и вошел к мистеру Фоггу.
Мистер Фогг был готов. В руках он держал знаменитый железнодорожный и пароходный справочник и путеводитель Бредшоу, который должен был ему служить во время путешествия. Он взял из рук Паспарту саквояж, открыл его и вложил туда объемистую пачку хрустящих банковых билетов, которые имеют хождение во всех странах.
- Вы ничего не забыли? - спросил он.
- Ничего, сударь.
- Мой плащ и одеяло?
- Вот они.
- Отлично, берите саквояж.
Мистер Фогг передал саквояж Паспарту.
- Берегите его, - добавил он. - Здесь двадцать тысяч фунтов.
Саквояж чуть не выскользнул из рук Паспарту, словно эти двадцать тысяч фунтов были в золотых монетах и обладали изрядным весом.
Господин и слуга вышли из дому; входная дверь была заперта двойным поворотом ключа.
Стоянка экипажей находилась в конце Сэвиль-роу. Филеас Фогг и его слуга сели в кэб, который быстро повез их к вокзалу Чэринг-Кросс, откуда начинается ветка Юго-Восточной железной дороги.
В восемь часов двадцать минут кэб остановился перед решеткой вокзала. Паспарту спрыгнул на землю. Его господин последовал за ним и расплатился с кучером.
В эту минуту какая-то нищенка, босая, в рваной шали на плечах, в помятой шляпке с изломанным пером, держа за руку ребенка, приблизилась к мистеру Фоггу и попросила милостыню.
Мистер Фогг вынул из кармана двадцать гиней, которые только что выиграл в вист, и протянул их женщине со словами:
- Возьмите, моя милая, я рад, что встретил вас.
Затем он прошел дальше.
Паспарту почувствовал, что глаза его увлажнились. Новый господин расположил к себе его сердце.
Мистер Фогг в сопровождении слуги вошел в большой зал вокзала. Здесь он приказал Паспарту взять два билета первого класса до Парижа. Затем, обернувшись, он заметил пятерых своих коллег по Реформ-клубу.
- Господа, я уезжаю, - сказал он, - и различные визы, поставленные на моем паспорте, который я беру для этой цели, помогут вам, по моем возвращении, проверить маршрут.
- О мистер Фогг, - учтиво ответил Готье Ральф, - это совершенно излишне. Мы вполне доверяем вашему слову джентльмена!
- Так все же будет лучше, - заметил мистер Фогг.
- Вы не забыли, что должны вернуться... - начал Эндрю Стюарт.
- Через восемьдесят дней, - прервал его мистер Фогг, - в субботу, двадцать первого декабря тысяча восемьсот семьдесят второго года, в восемь часов сорок пять минут вечера. До свиданья, господа!
В восемь сорок Филеас Фогг и его слуга заняли места в купе. В восемь сорок пять раздался свисток, и поезд тронулся.
Ночь была темная. Моросил мелкий дождь. Филеас Фогг молчал, откинувшись на спинку дивана. Паспарту, все еще ошеломленный, машинально прижимал к себе саквояж с банковыми билетами.
Но не успел поезд пройти Сайденхем, как Паспарту испустил вопль отчаяния.
- Что с вами? - осведомился мистер Фогг.
- Дело в том... что... в спешке... от волнения... я забыл...
- Что именно?
- Погасить газовый рожок в своей комнате.
- Что ж, мой милый, - невозмутимо ответил мистер Фогг, - он будет гореть за ваш счет!

 

ГЛАВА ПЯТАЯ,

в которой на лондонской бирже появляется новая ценность

Покидая Лондон, Филеас Фогг, без сомнения, не подозревал, что его отъезд вызовет такой большой шум. Известие о пари сперва распространилось в Реформ-клубе и породило сильное возбуждение среди членов этой почтенной корпорации. Затем по милости репортеров это возбуждение перекинулось в газеты, а через газеты оно передалось населению Лондона и всего Соединенного королевства.
"Вопрос о кругосветном путешествии" комментировался, обсуждался, разбирался с такой горячностью и страстью, словно речь шла о новом _Алабамском деле_. Одни приняли сторону Филеаса Фогга, другие - и они вскоре составили значительное большинство - выступили против него. Совершить кругосветное путешествие при помощи современных средств передвижения не в теории, не на бумаге, а на деле, и в такой короткий срок! Это не только немыслимо, - это безумие!
"Таймс", "Стандард", "Ивнинг стар", "Морнинг кроникл" и двадцать других крупных газет высказались против мистера Фогга. Одна лишь "Дейли телеграф" до некоторой степени поддерживала его. Почти все называли Филеаса Фогга маньяком, сумасшедшим, а его коллег из Реформ-клуба порицали за то, что те заключили пари с человеком, умственные способности которого были явно не в порядке.
В печати по этому поводу появился ряд весьма страстных, но строго логических статей. Всем известно, какой интерес возбуждает в Англии все, что касается географии. Поэтому не было ни одного читателя, к какому бы сословию он ни принадлежал, который бы не проглатывал столбцы газет, посвященные путешествию Филеаса Фогга.
В первые дни несколько смелых умов - главным образом женщины - были за него, особенно после того, как "Иллюстрейтед Лондон ньюс" поместила его портрет, воспроизведенный с фотографии, хранившейся в архивах Реформ-клуба. Некоторые джентльмены отваживались даже говорить: "Эге! А почему бы и нет? Случались ведь вещи и более необычные!" В большинстве своем то были читатели "Дейли телеграф". Но вскоре стало заметно, что и эта газета начинает сдавать.
Но вот 7 октября появилась длинная статья в "Известиях Королевского географического общества". Она рассматривала вопрос со всех точек зрения и убедительно доказывала всю абсурдность затеянного предприятия. Из этой статьи следовало, что все окажется против путешественника: и люди и стихия. Успешно преодолеть все преграды можно лишь при том условии, если будет иметь место совершенно чудесная согласованность часов прибытия и отправления поездов и пароходов, которой не существует и не может существовать. Пожалуй, в Европе, где расстояния не так уж велики, можно еще рассчитывать на точное отправление и прибытие поездов; но разве можно основывать выполнение подобного предприятия на точном соблюдении расписания, разве можно надеяться пересечь в три дня Индию и в семь дней Соединенные Штаты? Поломки машин, крушения, столкновения, ненастье, снежные заносы - не окажется ли все это против Филеаса Фогга? А путешествуя зимою на пакетботе, не будет ли он во власти ветров и туманов? И разве редки случаи, когда даже самые быстроходные суда океанских линий опаздывают на два-три дня? А ведь достаточно одного опоздания, только одного, - и вся последовательность маршрута будет непоправимо нарушена. Если Филеас Фогг опоздает к отплытию пакетбота хотя бы на несколько часов, он будет вынужден дожидаться следующего, и его дальнейшее путешествие потеряет всякий смысл.
Статья наделала много шума. Почти все газеты перепечатали ее, и акции Филеаса Фогга сильно упали.
В первые дни после отъезда нашего джентльмена возможный исход его предприятия стал предметом крупных пари. Всем известно, что представляют собою в Англии любители пари - люди, куда более умные и возвышенные, чем обыкновенные игроки. Держать пари - это черта английского характера. Вот почему не только члены Реформ-клуба ставили крупные ставки "за" и "против" Филеаса Фогга, но и рядовая публика приняла участие в этой игре. Словно беговая лошадь, Филеас Фогг был внесен в своеобразный список чистокровных рысаков. Он оказался ценностью, которая тотчас же стала котироваться на лондонской бирже. "Филеаса Фогга" покупали и продавали за наличные или в кредит; он был объектом крупных сделок. Но спустя пять дней после его отъезда, когда появилась статья в "Известиях Королевского географического общества", началось усиленное предложение "Филеаса Фогга". Он падал в цене. Его предлагали просто пачками. Сначала против него ставили по пять или по десять, но затем уже по двадцать, по пятьдесят или по сто против одного!
Но один верный сторонник у него остался. То был разбитый параличом старый лорд Олбермейль. Достопочтенный джентльмен, прикованный к креслу, отдал бы все свое состояние, чтобы объехать вокруг света хоть в десять лет! Он поставил за Филеаса Фогга пять тысяч фунтов стерлингов. И когда ему указывали не только на вздорность, но и на бесполезность этой затеи, он неизменно отвечал: "Если такое путешествие осуществимо, то пусть англичанин первым и совершит его!"
Итак, число сторонников Филеаса Фогга все больше и больше таяло; все не без основания ставили против него; теперь пари против Фогга заключались из расчета полтораста или двести против одного. А через семь дней после отъезда нашего джентльмена одно совершенно неожиданное событие привело к тому, что он и вовсе перестал котироваться.
В тот день в девять часов вечера директор лондонской полиции получил по телеграфу следующую депешу:

"Из Суэца в Лондон.
Роуэну, директору полиции, центральное управление, Скотланд-плэйс.
Я преследую вора, обокравшего Английский банк, это - Филеас Фогг. Безотлагательно вышлите ордер на арест в Бомбей (Британская Индия).
Фикс, полицейский агент".

Депеша эта произвела немедленный эффект. Почтенный джентльмен исчез, уступив место жулику, похитившему банковые билеты. Его фотография, хранившаяся в Реформ-клубе вместе с портретами всех его коллег, была тщательно изучена. Она в точности воспроизводила человека, приметы которого были установлены следствием. Всем припомнился таинственный образ жизни Филеаса Фогга, его склонность к уединению, его внезапный отъезд, и тогда стало очевидным, что этот человек, под предлогом кругосветного путешествия, прикрываясь сумасбродным пари, стремился к одному: сбить с толку агентов английской полиции.

 

ГЛАВА ШЕСТАЯ,

в которой сыщик Фикс проявляет вполне законное нетерпение

Депеша, касающаяся Филеаса Фогга, была послана при следующих обстоятельствах.
В среду, 9 октября, к одиннадцати часам утра в Суэце ожидался пакетбот "Монголия" компании "Пенинсюлер-энд-Ориенталь". Это был железный винтовой пароход со спардеком, валовой вместимостью в две тысячи восемьсот тонн и номинальной мощностью в пятьсот лошадиных сил. "Монголия" совершала регулярные рейсы между Бриндизи и Бомбеем через Суэцкий канал. Это было одно из наиболее быстроходных судов компании, и оно всегда превышало свою официальную часовую скорость, которая была установлена в десять миль на отрезке пути между Бриндизи и Суэцем и в 9,53 мили между Суэцем и Бомбеем.
В ожидании прибытия "Монголии" по набережной прогуливались два человека. Они расхаживали в толпе среди местных жителей и иностранцев, нахлынувших в этот город - еще недавно небольшое местечко, которому великое творение г-на Лессепса обеспечило большую будущность.
Один из них был консулом Соединенного королевства в Суэце; несмотря на мрачные предположения британского правительства и зловещие предсказания инженера Стефенсона, он каждый день мог видеть на канале английские суда, вдвое сокращавшие таким образом путь из Англии в Индию, который прежде шел мимо мыса Доброй Надежды.
Другой был человек небольшого роста, худощавый, с нервным, довольно умным лицом и сурово нахмуренными бровями. Сквозь его длинные ресницы блестели живые глаза, которым он умел по желанию придавать безразличное выражение. В эту минуту он проявлял заметное нетерпение и беспокойно расхаживал взад и вперед по набережной.
Человека этого звали Фикс; он был одним из тех "детективов", или агентов английской полиции, которые были разосланы в различные порты после кражи в Английском банке. Фикс должен был тщательно наблюдать за путешественниками, проезжающими через Суэц, и, если бы какой-нибудь из них показался ему подозрительным, следовать за ним в ожидании получения ордера на арест.
И вот два дня назад Фикс получил от директора лондонской полиции приметы предполагаемого вора - того почтенного, хорошо одетого джентльмена, который был замечен в платежном зале банка в день кражи.
Вполне понятно, что прельщенный большой наградой, обещанной за поимку вора, сыщик с нетерпением ожидал прибытия "Монголии".
- Вы утверждаете, господин консул, что этот пароход не может опоздать? - в десятый раз спрашивал он.
- Не может, господин Фикс, - отвечал консул. - Он вчера находился вблизи Порт-Саида, а оставшиеся сто шестьдесят километров по каналу - для такого судна сущие пустяки. Говорю вам, "Монголия" всегда получает премию в двадцать пять фунтов, которые правительство выдает за каждые выигранные против расписания сутки.
- Этот пакетбот следует прямо из Бриндизи? - спросил Фикс.
- Из самого Бриндизи, где он забирает почту для Индии; оттуда он вышел в субботу в пять часов дня. Так что вооружитесь терпением, он не может запоздать. Но я, право, не понимаю, как вам удастся на основании полученных примет узнать вора, если он находится на борту "Монголии"?
- Господин консул, - отвечал Фикс, - этих людей не узнаешь, а чуешь. Надо иметь особый нюх, чутье, которому помогают слух, зрение и обоняние. За свою жизнь я арестовал немало подобных джентльменов, и если только наш вор сейчас на борту парохода, он, ручаюсь вам, не ускользнет из моих рук.
- Я был бы очень рад, мистер Фикс, так как дело касается крупной кражи.
- Кражи великолепной, - с восторгом ответил агент. - Пятьдесят пять тысяч фунтов! Нам не часто попадаются такие случаи! Вор нынче мельчает! Порода Шепардов хиреет! Теперь идут на виселицу из-за нескольких шиллингов!
- Мистер Фикс, - ответил консул, - вы говорите так убедительно, что я от всего сердца желаю вам удачи; но повторяю снова: боюсь, что при создавшихся условиях это трудное дело. Знаете ли, ведь согласно полученным вами приметам вор этот вполне походит на честного человека?
- Господин консул, - наставительно произнес полицейский инспектор, - крупные воры всегда походят на честных людей. Вы отлично понимаете, что тому, кто похож на мошенника, не остается ничего другого, как быть честным человеком; иначе его тотчас же арестуют. За честными-то физиономиями и надо следить в первую очередь. Работа трудная, я согласен, и это скорее искусство, чем ремесло.
Отсюда ясно, что вышеупомянутый Фикс не был лишен известной доли самомнения.
Между тем набережная понемногу оживала. Моряки разных национальностей, коммерсанты, маклеры, носильщики, феллахи толпились у пристани. Чувствовалось, что пакетбот вот-вот прибудет.
Погода стояла довольно хорошая, но холодная, дул восточный ветер. Несколько минаретов вырисовывалось над городом в бледных лучах солнца. Мол длиною в две тысячи метров, словно рука, тянулся на юг вдоль рейда Суэца. По поверхности Красного моря скользило несколько рыбачьих и каботажных судов; некоторые из них сохраняли в своих очертаниях изящные пропорции античной галеры.
Бродя в толпе, Фикс, следуя профессиональной привычке, быстрым взглядом окидывал каждого прохожего.
Было половина одиннадцатого.
- Однако этот пакетбот не придет! - воскликнул он, услышав бой портовых часов.
- Он уже близко, - ответил консул.
- Сколько времени простоит он в Суэце? - спросил Фикс.
- Четыре часа. Время, необходимое для погрузки угля. От Суэца до Адена, находящегося на другом конце Красного моря, одна тысяча триста десять миль, так что ему следует запастись топливом.
- А из Суэца судно направляется прямо в Бомбей? - спросил Фикс.
- Да, прямым рейсом.
- В таком случае, если вор избрал этот путь и это судно, то, несомненно, он должен рассчитывать высадиться в Суэце, чтобы достичь голландских или французских владений в Азии. Он должен хорошо понимать, что Индия - британская колония и там он не будет находиться в безопасности.
- Да, конечно, если только он не мастер своего дела, - заметил консул. - Как вы сами знаете, английскому преступнику куда легче укрыться в Лондоне, чем за границей.
После этих слов, заставивших сыщика серьезно задуматься, консул вернулся к себе; британское консульство находилось неподалеку от набережной. Оставшись один, полицейский инспектор окончательно поддался нервному возбуждению; у него было странное предчувствие, что вор должен находиться именно на борту "Монголии"; и действительно, если бы этот мошенник покинул Англию с намерением добраться до Нового Света, то путь через Индию, менее охраняемый и труднее поддающийся наблюдению, чем путь через Атлантический океан, должен был привлечь его внимание.
Но Фикс не долго предавался размышлениям. Громкие гудки возвестили о прибытии пакетбота. Ватага носильщиков и феллахов, грозя неприкосновенности боков и одежды публики, ринулась к пристани. Несколько лодок отчалили от пристани и направились навстречу "Монголии".
Вскоре меж берегов канала показался гигантский корпус "Монголии"; и когда часы пробили одиннадцать, пароход, с шумом и свистом выпуская пары, стал на рейд.
На борту парохода находилось довольно много пассажиров. Некоторые из них остались на палубе, чтобы полюбоваться живописной панорамой города; но большинство спустилось в шлюпки, окружившие "Монголию" со всех сторон.
Фикс самым тщательным образом изучал каждого пассажира, сходившего на берег.
В эту минуту один из пассажиров, решительно расталкивая феллахов, пристававших к нему с предложением услуг, приблизился к сыщику и вежливо попросил указать местонахождение британского консульства. При этом он показал паспорт, на котором, без сомнения, хотел поставить британскую визу.
Фикс безотчетно взял паспорт и бросил быстрый взгляд на приметы владельца. Он с трудом удержал невольное движение радости. Листок задрожал в его руке. Приметы, указанные в паспорте, совпадали с теми, которые он получил от начальника лондонской полиции.
- Это не ваш паспорт? - спросил он пассажира.
- Нет, - ответил тот, - это паспорт моего господина.
- А где ваш господин?
- Остался на пароходе.
- Но он должен сам явиться в консульство, - заявил агент, - чтобы его личность можно было удостоверить.
- Как, разве это необходимо?
- Совершенно необходимо.
- А где помещается консульство?
- Вон там, на углу площади, - ответил сыщик, показывая на дом, отстоявший не дальше двухсот шагов.
- Тогда мне придется пойти за моим господином, хотя он и не любит, чтобы его беспокоили.
Пассажир раскланялся с Фиксом и вернулся на пароход.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

которая лишний раз свидетельствует о
бесполезности паспортов в делах полиции

Инспектор полиции покинул набережную и быстрым шагом направился к консульству. Там он потребовал, чтобы его немедленно провели к консулу.
- Господин консул, - начал он без всяких предисловий, - я сильно подозреваю, что наш вор - на борту "Монголии".
И Фикс передал свой разговор со слугой по поводу паспорта.
- Очень хорошо, мистер Фикс, - ответил консул, - я не прочь увидеть физиономию этого мошенника. Но он, может быть, и не придет ко мне, если он действительно тот, за кого вы его принимаете. Воры не любят оставлять за собою следы, да к тому же формальность с паспортами теперь не обязательна.
- Господин консул, - ответил агент, - если это человек умный, как и следует предполагать, он придет!
- Визировать свой паспорт?
- Да. Паспорта для того и устроены, чтобы мешать честным людям и помогать мошенникам. Я уверен, что его паспорт в порядке, но, надеюсь, вы откажете ему в визе...
- Но почему? Если паспорт в порядке, - ответил консул, - я не вправе отказать в визе.
- А между тем, господин консул, было бы очень хорошо задержать здесь этого человека, пока я не получу из Лондона ордер на его арест.
- Ну это, мистер Фикс, уж ваше дело, - ответил консул, - но я не могу...
Консул не успел закончить фразы. В дверь постучали, и клерк ввел в кабинет двух иностранцев, один из которых был тем самым слугой, что разговаривал с сыщиком.
Это действительно были господин и слуга...
Господин предъявил свой паспорт и немногословно попросил консула завизировать его.
Тот взял паспорт и стал внимательно изучать его, в то время как Фикс из угла кабинета рассматривал, или, вернее, пожирал, глазами незнакомца.
Кончив читать, консул спросил:
- Вы Филеас Фогг, эсквайр?
- Да, сударь, - ответил джентльмен.
- А этот человек ваш слуга?
- Да, француз, по имени Паспарту.
- Вы прибыли из Лондона?
- Да.
- И направляетесь?..
- В Бомбей.
- Прекрасно, сударь. Вам известно, что формальность с визой необязательна и мы не требуем больше предъявления паспорта?
- Я это знаю, сударь, - ответил Филеас Фогг, - но хочу на основании вашей визы засвидетельствовать свой проезд через Суэц.
- Извольте, сударь.
Консул поставил в паспорте свою подпись и дату, затем приложил печать. Мистер Фогг оплатил положенный сбор и, холодно раскланявшись, вышел в сопровождении слуги.
- Ну как? - спросил Фикс.
- Что ж, у него наружность вполне порядочного человека!
- Возможно, - ответил Фикс, - но не в этом дело. Не кажется ли вам, господин консул, что этот флегматичный джентльмен точь-в-точь походит на вора, приметы которого я получил?
- Согласен, но ведь вы знаете - приметы...
- Ну, в этом я разберусь. Мне кажется, что слуга не так непроницаем, как его господин, - ответил Фикс. - К тому же он француз и не сумеет удержаться, чтобы не поговорить. До свидания, господин консул.
Сказав это, агент вышел и пустился на поиски Паспарту.
Тем временем мистер Фогг, покинув здание консульства, направился на набережную. Там он отдал несколько приказаний своему слуге, затем сел в лодку, вернулся на "Монголию" и прошел к себе в каюту. Здесь он вынул записную книжку, в которой уже было записано следующее:

"Выехал из Лондона в среду, 2 октября, в 8 часов 45 минут вечера.
Прибыл в Париж в четверг, 3 октября, в 7 часов 20 минут утра.
Выехал из Парижа в четверг, 3 октября, в 8 часов 40 минут утра.
Прибыл через Мон-Сенис в Турин в пятницу, 4 октября, в 6 часов 35 минут утра.
Выехал из Турина в пятницу, в 7 часов 20 минут утра.
Прибыл в Бриндизи в субботу, 5 октября, в 4 часа дня.
Сел на "Монголию" в субботу, в 5 часов вечера.
Прибыл в Суэц в среду, 9 октября, в 11 часов утра.
Всего израсходовано 158 1/2 часов, или 6 1/2 суток".

Мистер Фогг внес все эти даты в маршрут, разграфленный на колонки, в которых, начиная со 2 октября по 21 декабря, были вписаны название месяца, число и день недели предполагаемого прибытия и оставлено место для указания даты действительного прибытия во все главнейшие пункты: Париж, Бриндизи, Суэц, Бомбей, Калькутту, Сингапур, Гонконг, Иокогаму, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Ливерпуль, Лондон. Это позволяло вычислить выигрыш или потерю во времени на каждом участке пути.
Методически размеченный маршрут давал возможность мистеру Фоггу в любое время проверить, опаздывает ли он, или опережает расписание.
В этот день, в среду, 9 октября, он записал свое прибытие в Суэц, куда приехал точно по расписанию: до сих пор у него не было ни потери, ни выигрыша во времени.
Затем он приказал подать себе завтрак в каюту. Что касается осмотра города, то об этом он даже не подумал, ибо принадлежал к породе англичан, предоставляющих своим слугам осматривать страны, через которые они проезжают.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,

в которой Паспарту говорит, пожалуй,
несколько больше того, чем следовало

В скором времени Фикс нашел Паспарту, который прохаживался по набережной, глазея в свое удовольствие по сторонам и удивляясь всему виденному.
- Ну как, дружище, - спросил его Фикс, - ваше дело с паспортом улажено?
- Ах, это вы, сударь! - ответил француз. - Очень благодарен, у нас все в порядке.
- И теперь вы осматриваете местность?
- Да, но мы едем так быстро, что кажется, будто путешествуешь во сне. Значит, мы сейчас в Суэце?
- В Суэце.
- В Египте?
- В Египте, разумеется.
- То есть в Африке?
- В Африке.
- В Африке! - повторил Паспарту. - Вот ни за что бы не поверил. Вы только подумайте, я и не помышлял ехать дальше Парижа, этой знаменитой столицы, которую мне удалось на сей раз повидать только между семью часами двадцатью минутами и восемью часами сорока минутами утра - по пути с Северного вокзала на Лионский, - да и то сквозь мокрые от дождя стекла кареты! А жаль! Мне так бы хотелось еще раз побывать на кладбище Пер-Лашез и в цирке на Елисейских полях.
- Так, значит, вы сильно спешили? - спросил полицейский инспектор.
- Я-то нет. Это все мой господин. Кстати, мне нужно еще купить сорочки и носки! Ведь мы выехали без вещей, с одним лишь ручным саквояжем.
- Я могу вас проводить на базар, где вы найдете все, что нужно.
- Право, вы очень любезны, сударь, - ответил Паспарту.
Оба отправились в путь. Паспарту продолжал болтать.
- Только бы мне не опоздать на пароход! - беспокоился он.
- У вас еще много времени, - ответил Фикс, - сейчас только полдень.
Паспарту извлек свои громадные часы.
- Как полдень! - воскликнул он. - Сейчас только девять часов пятьдесят две минуты!
- Ваши часы отстают, - заметил Фикс.
- Мои часы! Наши фамильные часы, которые мне достались от прадедушки! Да они не ошибаются и на пять минут в год! Это настоящий хронометр!
- Я понимаю, в чем дело, - сказал Фикс. - У вас все еще лондонское время, а оно отстает от здешнего приблизительно на два часа. Вам следует в каждой стране переводить часы на местное время.
- Мне! Переводить часы! - воскликнул Паспарту. - Никогда!
- Но тогда они не будут соответствовать солнцу.
- Тем хуже для солнца! Значит, оно ошибается!
И честный малый с гордым видом опустил часы в карман.
Помолчав немного, Фикс снова спросил:
- Значит, вы покинули Лондон весьма поспешно?
- Еще бы! В прошлую среду мистер Фогг вопреки своим привычкам вернулся из клуба в восемь часов вечера, и три четверти часа спустя мы уже двинулись в путь.
- Куда же направляется ваш господин?
- Все вперед и вперед! Он едет вокруг света!
- Вокруг света? - вскричал Фикс.
- Да, в восемьдесят дней! Он говорит, что это - пари, но, между нами говоря, я не верю. Ведь это сущая бессмыслица! Здесь кроется что-то другое.
- Он, верно, оригинал, ваш мистер Фогг?
- Я тоже так думаю.
- И, вероятно, богат?
- Очевидно. Ведь мы везем с собой кругленькую сумму новехонькими банковыми билетами! В расходах не стесняемся. Судите сами! Он обещал славную премию механику "Монголии", если мы придем в Бомбей раньше срока.
- А вы давно знаете своего господина?
- Я-то? - переспросил Паспарту. - Да я поступил к нему в самый день отъезда.
Легко понять, какое впечатление произвели эти ответы на и без того уже возбужденное воображение инспектора полиции.
Этот поспешный отъезд из Лондона вскоре после кражи, крупная сумма, которую человек везет с собою, стремление достичь отдаленных стран под предлогом необыкновенного пари - все это должно было утвердить и утверждало Фикса в его предположениях. Из дальнейшего разговора с французом он убедился, что слуга совершенно не знает своего господина, что тот жил в Лондоне уединенно и, как говорят, был богат, хотя источник его богатства никому не известен, что это человек непроницаемый и т.д. С другой стороны, Фикс убедился, что Филеас Фогг не высадился в Суэце и действительно направляется в Бомбей.
- Далеко отсюда Бомбей? - спросил Паспарту.
- Порядочно, - ответил агент. - Вам придется еще дней десять ехать морем.
- А где он, этот Бомбей?
- В Индии.
- В Азии?
- Конечно.
- Черт возьми! Знаете... меня мучит одна вещь... мой рожок!
- Какой рожок?
- Да газовый рожок, который я позабыл завернуть я который горит теперь за мой счет. Вот я подсчитал, что газу сгорает в сутки на два шиллинга, то есть как раз на шесть пенсов больше того, что я получаю в день. И если путешествие затянется, то, вы сами понимаете...
Понял ли Фикс все обстоятельства, связанные с газовым рожком? Вряд ли. Он больше не слушал, он обдумывал план. Француз и он пришли на базар. Фикс оставил своего спутника делать покупки, порекомендовав ему не опоздать к отплытию "Монголии", сам же поспешно вернулся в консульство.
Придя к определенному решению, Фикс вновь обрел все свое хладнокровие.
- Господин консул, - сказал он, - у меня больше нет сомнений. Молодчик у нас в руках. Он хочет сойти за чудака, который намерен объехать вокруг света в восемьдесят дней.
- В таком случае это ловкий пройдоха, - заметил консул, - он рассчитывает вернуться в Лондон, сбив с толку полицию двух континентов!
- Ну, это мы еще посмотрим, - ответил Фикс.
- Но не ошибаетесь ли вы? - переспросил консул.
- Нет, не ошибаюсь.
- Тогда зачем этот вор вздумал зарегистрировать свой проезд через Суэц?
- Зачем?.. Я и сам не знаю, - ответил сыщик, - но вот послушайте...
И в нескольких словах он передал консулу свой разговор со слугой пресловутого мистера Фогга.
- В самом деле, - заметил консул, - все говорит против этого человека. Что же вы собираетесь делать?
- Отправить депешу в Лондон, чтобы незамедлительно прислали ордер на его арест в Бомбей, а самому сесть на "Монголию" и следовать за вором до Индии; и там, на британской территории, вежливо подойти с ордером в руках и взять его за плечо.
Хладнокровно высказав все это, агент распрощался с консулом и отправился на телеграф. Отсюда он и послал начальнику полиции уже известную нам депешу.
Четверть часа спустя Фикс с легким чемоданом в руках, но с солидным запасом денег ступил на палубу "Монголии", и вскоре быстрый пакетбот уже несся по водам Красного моря.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,

в которой Красное море и Индийский океан
благоприятствуют планам мистера Филеаса Фогга

Расстояние между Суэцем и Аденом составляет ровно тысячу триста десять миль; по условиям договора с компанией пароходы должны проходить этот путь за сто тридцать восемь часов. "Монголия", котлы которой работали с полной нагрузкой, шла, рассчитывая прибыть в Аден раньше установленного срока.
Большинство пассажиров, севших в Бриндизи, ехало в Индию. Одни направлялись в Бомбей, другие - в Калькутту, но также через Бомбей, ибо с тех пор, как железная дорога пересекла во всю ширину полуостров Индостан, не было больше необходимости огибать Цейлон.
Среди пассажиров "Монголии" находилось много гражданских чиновников и офицеров всех рангов. Одни из них служили в собственно британской армии, другие командовали туземными войсками сипаев; те и другие продолжали получать громадные оклады даже в описываемое время, когда права и обязанности Ост-Индской компании перешли к государству. Младшие лейтенанты получали 7 тысяч франков, бригадиры - 60 тысяч, генералы - 100 тысяч.
В общем, на борту "Монголии" жилось неплохо; к обществу чиновников присоединилось н