Там еще Шичко есть, гипнотизер какой-то — о нем ничего не слышал?

Нет, о Шичко не слышал, но вообще-то... в силу убеждения, воздействия на психику — верю. Если предлагают — сходи. Только без этого... твоего извечного скепсиса. Ты, Борис, извини, но когда речь идет о здоровье — скепсис плохой советчик. Это я тебе как врач говорю.

В купе собралась теплая компания. Федор Иванович, главбух завода кровельных материалов, ехавший из Рязани, выставил бутылку коньяка. Борис сказал себе: "Ладно уж... в последний раз".

И только Николай Васильевич, лектор из общества "Знание", сидевший напротив майора милиции, замахал руками:

Нет, нет. Я не пью.

Ну, это вы бросьте! Рюмочка коньяка еще никому не повредила. Я вот лет тридцать употребляю, и... как видите...

Вам на пользу... — Николай Васильевич с нескрываемой иронией оглядел внушительную фигуру бухгалтера, — а меня увольте.

Бориса Качана словно бы кто толкнул в спину: он отпил глоток и поставил стакан. Остальные осушили до дна.

Мой сосед, видимо, культурнопитейщик, — сказал Николай Васильевич, бросив на Качана укоризненный взгляд.

Все насторожились. И повернулись к Борису.

Как это?.. — спросил майор милиции.

А так. Пьет по случаю, понемногу — признает пьянство как привычку, норму поведения.

Такие люди сами пьют редко, но другим не мешают. И никого не осуждают. А если соберется теплая компания — то и они со всеми вместе, и даже подзадорят — давай, мол, давай. Если бы из пьющих людей можно было составить пирамиду, то в основании ее находились бы они... пьющие "культурно". Своей примиренческой философией такие люди допускают саму возможность винопития, они как бы говорят: не в вине надо искать зло, а в тех, кто не научился пить вино. А то не разумеют: рюмка тянет за собою вторую, третью. Сегодня рюмка, завтра рюмка, а там, смотришь, человек уже в канаве.

Ну, это как смотреть! А по мне, так пьющий в меру — идеальный человек!.. Тактичный, деликатный — не ханжа.

Да, не ханжа. Он потому и попивает, что боится ханжой прослыть. В сущности, это капитулянтство. Знать пагубу алкогольной заразы для общества, самих себя беречь от потравы, а для близких своих, для общества палец о палец не стукнуть.

Николай Васильевич говорил, а сам все время посматривал на Качана, он, видимо, продолжая свой извечный спор об отношении к алкоголю, решил, что Качан — за умеренное, культурное винопитие.

Вам, наверно, знакомы размеры бедствий, причиняемых алкоголем. Их столько, сколько приносят войны — большие и малые — вместе взятые.

Чушь! Так я вам и поверил, — зло парировал бухгалтер, разливая коньяк в стаканы. — Я работник счетный, признаю цифры, а не слова.

Лектор достал из кармана толстую записную книжку, быстро нашел нужную страницу;

Вот, пожалуйста. Пишет известный ученый: "При клиническом изучении нервно-психического развития 64 детей, родившихся от отцов, систематически пьянствовавших не менее четырех-пяти лет до рождения детей, установлено наличие умственной неполноценности у всех этих детей, даже при удовлетворительном физическом развитии". Вам мало этого?

Федор Иванович насупился, лицо и шея покраснели. Взял стакан и, никого не приглашая, залпом выпил.

Майор заметно встревожился сообщением Николая Васильевича:

За пьянством следом идет преступление. У нас по отделению семьдесят, а то и восемьдесят процентов всех хулиганских проступков, дорожных происшествий, краж, хищений — на почве выпивок. Это уж вы точно говорите... — И минуту спустя серьезно, с озабоченным видом спросил лектора: — А как понимать... систематическое пьянство?.. Если, скажем, человек выпьет в неделю два-три раза?..

Значит, он всегда пьян — все время!

Ну уж... По-моему, вы не правы.

А вот послушайте — в газете написано: "С помощью меченых атомов ученые установили, что алкоголь задерживается в мозгу до пятнадцати дней. Значит, выпивший только дважды в месяц подвергает свой мозг постоянному действию яда".