Значит, не будет Сезона в Лондоне?

Нет, эта свадьба – более важное дело. Слуги уже начали собирать твои вещи. Ты выезжаешь утром на заре, под охраной и с сопровождающим компаньоном.

С кем-то из вас?

– Нет, твоему отцу нездоровится, так что мне нужно остаться с ним, а Роберта, вздумай он сопровождать тебя, снова вызовут на дуэль, так что это даже не обсуждается. Доминик Вульф происходит из знатного рода, который живёт в Йоркшире с незапамятных времён. Я знаю его мать, но не очень хорошо. Я никогда не встречала её сына. Он носит титул виконта Ротдейла, но это всё, что я знаю об этом воинственном человеке, который, кажется, предпочитает йоркширские пустоши лондонскому обществу. Если он откажет тебе, тем лучше. Тогда дамоклов меч падёт на его голову, а ты сможешь вернуться домой, и всё будет как раньше. Но ты ни под каким предлогом не можешь отказать ему. Все Уитворты исполнят просьбу принца-регента, так что никто не упрекнёт нас в нарушении его воли.

– Виконт нам не чета, – пробурчал Томас. – Но послушай меня внимательно, девочка. Будет безумием с твоей стороны отказаться от свадьбы с волком. Если ты поступишь так, мне придётся объявить тебя сумасшедшей и запереть до конца твоих дней.

Брук казалось невероятным, что, по-видимому, будущее семьи лежало сейчас в её руках, но угроза отца заставила её внутренне сжаться. Она не сомневалась, что он именно так и поступит, если по её вине потеряет титул и земли. Но это был её шанс сбежать от них. Она не собиралась отказывать лорду Вульфу.

Она поклонилась и вышла из комнаты, и только тогда смогла облегчённо вздохнуть. Завтра. Она не ожидала, что придётся уехать так скоро, но в её случае лучше раньше, чем позже.

 

ГЛАВА 4

 

– ЗАСТАВЬ ЕГО ПОЛЮБИТЬ ТЕБЯ, моя драгоценная. Заставь его влюбиться без памяти, и у вас будет прекрасная совместная жизнь, – прошептала ей на ухо мать, прежде чем Брук села в экипаж.

Понадобилось несколько часов, чтобы Брук, наконец, отошла от шока. Её мать назвала её «моя драгоценная» и дала ей совет? Она была удивлена уже тем, что Гарриет вышла наружу, чтобы увидеть её отъезд, после того, как прошлой ночью мать послала дворецкого в комнату Брук, чтобы он передал ей деньги на дорогу, вместо того, чтобы прийти к дочери самой. Её слова, однако, прозвучали так, будто бы Гарриет действительно заботилась о ней, но вся жизнь Брук была явным тому опровержением. Почему её мать не может быть последовательной? Почему проблески истинного материнского отношения к Брук у неё проявлялись так редко, разве что она просто хотела запутать её?

Если северный волк действительно проникнется к ней чувствами, то оставит Роберта, ненаглядного сыночка Гарриет, в покое и перестанет пытаться убить его. Брук не была глупой. В её семье всегда любили только одного ребёнка, и её родители сделают или скажут что угодно, лишь бы защитить его. Например, солгут ей о её шансах очаровать мужчину, который ненавидит её семью так же сильно, как и она сама!

Карета с их родовым гербом подъехала прямо к входной двери и остановилась, ожидая её. Гордость её родителей требовала, чтобы она прибыла к двери дома врага эффектно, как положено. Кроме возницы, её сопровождали два лакея. Сегодня утром она пошла в конюшню, чтобы в последний раз взглянуть и попрощаться с лошадьми. Она сообщила главному конюху, что хотела бы забрать Бунтарку с собой. Если она не вернётся сюда, на что она очень сильно надеялась, то Брук не хотелось бы оставить здесь хоть что-то, о чём она действительно заботилась, того, кто был ей не безразличен.

Большинство персонала вышло, чтобы попрощаться с ней.

Она не думала, что станет лить слёзы по этому месту, но она заплакала. Заплакала из-за людей, рядом с которыми она выросла, обслуживающего персонала, которые действительно заботились о ней, относились к ней как к родной. Их грум, Уильям, даже вручил ей вырезанную из дерева статуэтку лошади, сказав, что он надеется, что фигурка будет напоминать Брук о Бунтарке. Но она нисколько не напоминала даже простую лошадь, ведь Уильям был не очень хорош в резьбе по дереву. В любом случае, Брук решила, что будет нежно хранить этот подарок.

Слуги, сопровождающие её, уже получили свои инструкции. Они должны были незамедлительно вернуть её домой, если волк не позволит ей войти в своё логово. Если же разрешит, то слуги, за исключением Альфреды, должны были на той же карете вернуться в Лестершир. Брук надеялась, что ей разрешат войти. Надеялась, что сможет найти в таком человека как Доминик Вульф хоть что-то, что бы их объединило помимо их общей неприязни к Роберту. Ведь это было весьма вероятно, впрочем, как было вероятно и то, что её попросту не пустят на порог.

Первым делом эмиссар посетил Уитвортов. От Лестершира до дома лорда Вульфа, расположенного близь Йорка, было полнедели езды в экипаже. Человек регента опережал их в дороге всего лишь на один день, так что лорд Вульф пока ещё пребывал в блаженном неведении относительно всего этого. Если он будет разгневан, когда ему сообщат обо всём, ведь подобная реакция будет вполне справедлива, Брук хотелось бы, чтобы прошло достаточно дней, и он уже успел бы успокоиться, прежде чем она приедет.

Для её семьи было бы логичнее подождать, пока не станет известна реакция Доминика Вульфа на требование регента, а уже потом отправлять её на север. Её столь скорая отправка отдавала явным и неприкрытым страхом. Они могли злиться и выражать недовольство из-за этого требования, но они никогда не обвинили бы регента в том, что он блефует. Последствия были для них слишком серьёзными, чтобы поступить иначе.

А её братец, какой же мерзавец! Когда он пришёл в её комнату поздно вечером, то его расчётливый взгляд дал ей ясно понять, что Брук не понравится его «план», который он упомянул в обеденном зале.

– Выйди за него замуж, а потом отрави его, – просто заявил Роберт. – Мы сможем потребовать половину его земель, или даже все его земли, если у него нет других родственников. Я знаю, что у него была сестра, которая умерла, но больше никому ничего не известно о Доминике Вульфе.

– А что если он мне понравится? – спросила Брук.

Это могло случиться. Она не надеялась на это, но ведь всякое может быть.

– Не понравится. Ты будешь предана своей семье и станешь презирать его.

Она может, в конечном итоге, начать презирать Доминика Вульфа, но это уж точно не случится из-за преданности своей семье. Но Брук умолчала об этом. Она не высказала того, что думает о предложении Роберта. Девушка знала, что у него была мелкая и злобная душонка, даже жестокая, но неужели ещё и настолько кровожадная? А ведь он был таким красавцем! Всевышний его щедро наградил, он был наследником графа. Для его поступков не было оправдания, кроме того, что он просто был сыном своего отца. Выражение «сын, как отец» никогда не звучало правдивее, чем когда его применяли в отношении семейства Уитвортов. Она отказывалась даже допустить возможность этого нелепого предложения брата, но вместо этого спросила:

– Что ты сделал Доминику Вульфу, если он три раза вызывал тебя на дуэль?

Он фыркнул.

– Ничто не может служить оправданием подобной настойчивости. Но не переводи наш разговор на это, сестрица. Нам не нужен такой родственник, как он. Его смерть снимет любые дополнительные требования принца-регента, которые он может выдвинуть нам.

Она молча указала ему на дверь. В ответ он одарил её таким злобным взглядом, что ей показалось, он способен использовать свои кулаки, чтобы она приняла его точку зрения. И это был бы не первый раз, когда он совершал что-то подобное.

Но он, всё ещё надеясь на свой «план», прежде чем уйти, сказал:

– Будучи вдовой, ты будешь свободна. Более свободна, чем в семье или при живом муже. Имей это в виду, сестра.

Свобода. Это её самое заветное желание! Но не такой ценой, которую предлагает ей брат. И всё же она потеряла свой шанс узнать хоть что-то о человеке, к которому они её отправляют. Роберт знал его, мог бы рассказать ей хоть что-то о нём, но не стал. Она почти попросила об этом, прежде чем дверь за братом закрылась, но она никогда ничего в своей жизни не просила, и не собиралась начинать просить сейчас.

Смешно, но единственное, что она знала о лорде Вульфе это то, что он жаждет смерти её брата. Она не знала, был ли он молод или стар, немощен, а может уродлив. Был ли он так же холоден и чёрств душой, как её семья. А ведь ещё он мог быть уже обручён с кем-нибудь, собирался на ком-нибудь жениться, мог быть даже влюблён в кого-то. Как ужасно думать, что его жизнь будет перевёрнута с ног на голову, только из-за того, что он захотел справедливого правосудия для Роберта, которое не смог получить законным путём. Она уже чувствовала жалость к нему!

Когда карета остановилась для перерыва на обед, они были так далеко от поместья Уитвортов, как Брук ещё ни разу не бывала прежде. К вечеру они будут в Лестершире! Эта поездка в Лондон должна была стать её первым долгим путешествием, её первой поездкой, когда она покинула бы пределы графства. Она решила насладиться этим путешествием, несмотря на то, что ожидает её в конце пути, поэтому большую часть времени Брук провела, разглядывая в окно местность, которую ни разу в жизни не видела.

Но она никак не могла отделаться от тревожных мыслей, которые крутились в голове. Ближе к вечеру она решилась рассказать Альфреде о гнусном предложении Роберта.

Горничная просто подняла бровь, не проявляя ни малейшего удивления.

– Яд, вот как? Этот мальчик труслив, как обычно. Просит об этом, но никогда не сможет сделать этого сам.

– Но он участвовал в дуэлях, – напомнила ей Брук. – Для этого требуется некоторая отвага.

Альфреда издевательски ухмыльнулась.

– Я ручаюсь, он выстрелил из пистолета прежде, чем требовалось. Спроси об этом своего волка, когда вы встретитесь. Я уверена, что он подтвердит мою догадку.

– Он не мой волк. И нам, пожалуй, не следует называть его так, только потому, что мои родители так его называют, – сказала Брук, хотя сама именно так его и называла.

– Ну, ты ещё можешь захотеть.

– Называть его волком?

– Нет, отравить его.

Брук задохнулась от возмущения:

– Прикуси язычок! Я бы никогда так не поступила.

– Нет, я не думаю, что ты поступила бы так. Так поступила бы я, если бы это стало необходимо. Я не отдам тебя в руки человека, который будет плохо с тобой обращаться.

Несмотря на щекотливую тему, Брук успокоилась, понимая, как далеко сможет зайти Альфреда, защищая её от незнакомца, который должен стать её мужем.

 

ГЛАВА 5

 

НА ВТОРОЙ ДЕНЬ экипаж Уитвортов значительно ускорился по времени, выехав на Великую Северную Дорогу, которая растянулась прямо до самой Шотландии. Хотя дорога и была ухабистая, любимец Альфреды кот Растон, кажется, не обращал на это особого внимания и тихонько мурлыкал, расположившись между ними на сидении. Растону никогда не позволялось находиться в доме. Он жил на стропилах под крышей конюшни Уитвортов. Хоть это и странно, но лошади никогда не беспокоились от его присутствия. Альфреда приносила ему еду. Помощники конюха тоже его подкармливали. Таким образом, Растон превратился в увесистого и толстого кота, благодаря чему, вероятно, и не соскальзывал с сиденья.

– Твой отец приказал проклятому кучеру торопиться, но это уже слишком, – проворчала Альфреда, когда её уже в третий раз за это утро хорошенько подбросило на сиденье. – Не думаю, что лорд Уитворт хотел бы, чтобы ты пожаловала в Йорк ещё до прибытия туда эмиссара принца-регента. Когда мы сегодня остановимся на ленч, я попрошу кучера сбавить темп. Они могут мчать сломя голову и на обратном пути.

– Но это так весело. Я действительно не возражаю против столь бодрой поездки, – усмехнулась Брук.

– Ты станешь возражать сегодня вечером, когда от такой сумасшедшей езды почувствуешь боль в каждой части своего тела. Но я рада видеть тебя улыбающейся. Теперь ты наконец-то можешь быть собой: смеяться, когда тебе весело, плакать, когда тебе грустно, и даже время от времени выходить из себя, если почувствуешь в этом необходимость. Вдали от кошмарного дома, в котором ты задыхалась, тебе больше нет нужды сдерживать свои эмоции, крошка.

Брук подняла черную бровь.

– Ты полагаешь, я позволю этому «выбранному принцем жениху» увидеть, какая я на самом деле?

– Ты могла бы. Зачем тебе притворяться с ним?

Брук рассмеялась.

– Я уже и сама не совсем понимаю, какая я на самом деле.

– Конечно, понимаешь. Со мной ты всегда была такой, какая ты есть.

– Но только с тобой. И лишь потому, что, фактически, ты была единственной в том доме, кто любил меня.

–Твоя мать…

– Не защищай её. Она общалась со мной, только когда ей было что-то нужно, или же когда отец с Робертом были в отъезде, а у неё было настроение поболтать. И даже тогда она лишь хотела, чтобы я просто сидела и слушала её, но не принимала участия в самой беседе.

Уже ни в первый раз Альфреда пыталась убедить Брук, что Гарриет любит её. Временами Брук думала, что это могло бы оказаться правдой. Иногда её мать улыбалась ей, когда поблизости никого не было, или же останавливалась в дверном проёме комнаты для занятий и наблюдала за её уроками с преподавателем. Однажды, когда Брук порезала руку, она отодвинула Альфреду в сторону, чтобы самой позаботиться о дочери. А на тринадцатый день рождения Брук она даже подарила ей Бунтарку – самое дорогое, что у неё когда-либо было. Да, временами Гарриет действительно вела себя как мать, но Брук знала, что значит чувствовать настоящую материнскую любовь, и на что она похожа. Девушка ощущала её каждый раз, когда на неё смотрела Альфреда. И она никогда не видела этого чувства в глазах у собственной матери. Но всё же Брук знала, что Гарриет способна любить, потому что она видела, как щедро её мать одаривала этим чувством Роберта.

– Фреда, иногда она ведёт себя так, будто бы в ней живут два разных человека. Большую часть времени она холодная и равнодушная, и в редких случаях бывает заботливой и внимательной. Иногда мне хотелось открыться ей… но если бы я была с ней самой собой, то она в пух и прах раскритиковала бы меня, когда снова стала бы такой же бесчувственной и холодной, как мой отец. Если бы я позволила себе надеяться, что всё может быть иначе, но этого бы так и не случилось, то это принесло бы мне более сильную боль. Но ты… как же часто я мечтала, чтобы именно ты, а не Гарриет, была моей мамой.

– Не чаще, чем я мечтала о том, чтобы ты была моей дочкой. Но никогда не сомневайся, что в глубине свой души я всегда буду считать тебя дочерью.

Альфреда откашлялась, из-за переполнивших её эмоций, а затем добавила более официальным тоном:

– Я знаю, жемчужина моя, почему ты предпочла спрятаться в раковину от такой семьи. Это был единственный способ уберечь себя от боли и оскорблений. Давай же с тобой надеяться, что те дни остались далеко позади, а впереди будет только хорошее.

– Как ты думаешь, что произойдёт, если я не понравлюсь Доминику Вульфу, и он отошлёт меня обратно домой, – озвучила свои мысли Брук.

– Ничего ужасного. Ты, вероятно, получишь то, что тебе и обещали: возможность дебютировать в лондонском Сезоне, а затем, в скором времени, найдёшь себе какого-нибудь другого мужа. Но если ты ему совсем не понравишься, крошка, то с лордом Вульфом, должно быть, действительно что-то серьёзно не так.

– Но он ненавидит Роберта, а из-за этого возненавидит и меня.

– Тогда он будет полным дураком.

– Он может им оказаться в любом случае, – немного несчастно вздохнула Брук. – Я знала, что в конечном итоге выйду замуж, но ожидала, что перед этим будет хоть что-то отдалённо напоминающее ухаживания.

– Кстати, у тебя ещё не всё потеряно.

– И, конечно, хотелось бы узнать своего будущего мужа получше до того, как мы пойдём к алтарю.

– В нашей ситуации мы обошлись без «обычных условностей». Но всё же ты могла бы попросить о небольших ухаживаниях. Если твой волк хороший человек, он, вероятно, согласится.

– Или же, если он, как и моя семья, испугается королевского указа, то вместо ухаживаний, прямиком потащит меня к алтарю.

Альфреда хмыкнула.

– А чего бы тебе самой хотелось: быть отвергнутой даже не переступив порог дома, или же чтобы тебя прямиком потащили к алтарю?

Брук снова вздохнула.

– Этого я не узнаю до тех пор, пока не встречусь с ним. Но мне бы не хотелось, чтобы произошло ни одно, ни другое.

– Наберись храбрости, крошка. Может этот северный лорд окажется великолепным мужчиной. Тогда получится, что принц-регент оказал тебе большую услугу.

– Или же Роберт станет причиной самой большой головной боли, которая у меня когда-либо была. Так как именно по его вине мне придётся связать свою жизнь с человеком, который будет постоянно отталкивать меня.

– Тогда, возможно, нам не стоит сейчас делать каких-либо предположений? – спросила Альфреда.

– Возможно, не стоит.

На третий день своего путешествия, они остановились на ленч в гостинице, но там никто не знал, кем был Доминик Вульф. Хотя они обнаружили, что эмиссар регента путешествовал так быстро, что сейчас он, вероятно, находится уже на обратном пути в Лондон. Очевидно, он ехал день и ночь без остановок, а спал прямо в экипаже, делая перерыв лишь для замены лошадей.

Этой ночью они уже были на расстоянии всего лишь нескольких часов езды от поместья лорда Вульфа, но Альфреда отказалась продолжать путешествие в темноте. Она хотела, чтобы Брук выглядела отдохнувшей и обворожительной, когда впервые предстанет перед волком. Они сняли комнату в гостинице, и Альфреда спустилась, чтобы похлопотать о доставке в номер еды и ванны для Брук. Когда она вернулась, у неё появилась информация о семье Вульфов.

– Тебе это не понравится, – сказала Альфреда хмуро взглянув на девушку. – Как будто у тебя нет причин для собственных печалей, так ещё, кажется, над головами членов этой семьи, частью которой тебе предстоит стать, висит проклятие. Вероятно, теперь мы должны надеяться, что тебя всё же развернут прямо у дверей.

– Какое ещё проклятие?

– Ужасное и очень древнее. Проклятие, которое убивает первенцев в каждом последующем поколении семьи, когда им исполняется двадцать пять лет. Если только раньше с ними не произойдёт какой-нибудь несчастный случай, или они не заболеют неизлечимой болезнью.

– Ты ведь шутишь, верно, – с широко открытыми от изумления глазами вымолвила Брук.

– Нет. Всего лишь повторяю то, что сначала рассказали мне бармен и повар, а потом один из деревенских жителей, который навещал родственников, живущих недалеко от поместья лорда Вульфа. Они-то и рассказали ему о проклятии.

– Но мы… я имею в виду, я не верю в проклятия. А ты веришь?

– В действительности, нет, не верю. Разные вещи могут произойти с разными людьми, крошка, в том числе и с теми, которые предполагают, что прокляты. Если бы тебе сказали, что в определённом возрасте ты умрёшь, ты, вероятно, стала бы более беспечно относиться к собственной жизни. А в итоге, вред от заявленного проклятия, так или иначе, произойдёт. Но я сомневаюсь, что наследники Вульфов просто падали замертво без каких-либо причин. Попроси своего жениха объяснить это, когда почувствуешь себя с ним достаточно свободно.

– Обязательно. Очевидно, существует какое-нибудь простое объяснение, которое семья просто не сочла нужным придавать огласке, что и повлекло за собой все эти неутихающие слухи, которым давно уже пора было прекратиться.

– Несомненно.

– А может быть по каким-то причинам, Вульфов устраивают все эти слухи вокруг их семьи.

– Тебе не надо меня убеждать, крошка. Но всё же это «древнее проклятие» меня беспокоит. Слухи вокруг этого ходят уже очень много лет и никак не прекратятся, потому что первенцы всё же умирали, и некоторые из них точно умерли в возрасте двадцати пяти лет. Как-то слишком много невезения для одной семьи, если, конечно, дело только в невезении.

Брук нахмурилась, но ей хотелось узнать, что ещё удалось выяснить Альфреде о семье Вульфов.

– Было ли что-нибудь сказано лично о Доминике?

– Что он молод. Никто не называл конкретный возраст, но, очевидно, ему ещё нет двадцати пяти.

Брук закатила глаза:

– Ты всё же веришь в проклятие! – обвинила она Альфреду.

– Нет, не верю. Я просто немного впечатлительна, но это не смертельно.

– Роберт упоминал, что у лорда Вульфа была сестра, которая умерла. Может оказаться, что волк совсем даже не первенец в своём поколении.

– Что было бы для нас хорошей новостью, если бы мы верили в проклятия. Но, с другой стороны, смерть никогда не может быть хорошей новостью. У него также могут быть и другие родные братья и сёстры, о которых твой брат ничего не знает.

– Или же он последний в своём роду и решил покончить с собой, участвуя в дуэли. Хотела бы я узнать о нём больше.

– Ну, есть ещё один слух, даже более абсурдный, чем предыдущий. Говорят, он рыщет по болотам в образе настоящего волка. И дикий вой, который раздаётся по ночам, служит этому доказательством.

Рот у Брук открылся, прежде чем она воскликнула:

– Скажи мне, что это ещё одна неуместная байка.

Альфреда усмехнулась.

– Нет, но ты же знаешь, как слухи обрастают чудаковатыми подробностями, пока передаются из уст в уста. Конечный вариант бывает так далёк от правды, что превращается в бабушкины сказки.

– Что же, этот слух уж точно какая-то суеверная ерунда. Человек-оборотень? Может у них и людоед в башне тоже живёт?

Альфреда хихикнула.

– Я не думаю, что это удивило бы меня. Но всё же что-то необычное происходит в семье Вульфов, это и дало основание для подобных слухов.

– Я считала, что волки в Англии на сегодняшний день исчезли.

– Абсолютно так.

– Но они ещё обитали здесь около века назад, когда суеверные люди стали распускать эти глупые слухи, – высказала Брук своё предположение.

– Я не спорю с тобой, крошка. Однако, именно потому, что волки в Англии перевелись, никто и не верит, что слышал именно настоящего волка, а не кого-то ещё. Но если люди действительно слышали вой, несомненно, это была просто какая-нибудь большая собака.

– Что же, ты разузнала о Вульфах информации больше, чем я хотела бы знать. Мне кажется, я буду чересчур взвинчена, когда доберусь до поместья, поэтому сама убегу подальше от его двери, – сказала Брук раздражённо.

 

ГЛАВА 6

 

ДОМИНИК стоял у окна в своей спальне, наблюдая за каретой, движущейся вдалеке по извилистой дороге. Капли пота стекали по лбу, увлажняя волосы. Всё его тело болело так, что было трудно различить, где располагалась сама рана. Вчера вечером ему сказали, что член семьи Уитворт остановился в гостинице всего в нескольких часах езды от его поместья. Сообщение прошло через четырёх посланников, прежде чем дойти до него, так что кто именно из Уитвортов это был, Вульф не знал. Он надеялся, что это был Роберт Уитворт, явившийся закончить начатое, но это вряд ли. Посланец Регента заверил его, что Уитворты согласятся с предложением Принца. Предложением!

Его кровь всё еще кипела, с той самой минуты, как он узнал об этом «предложении» и вопиющих угрозах, которые последовали за ним. Тем не менее, посланнику Регента это было неинтересно. Его, похоже, не волнует, как его слова были восприняты, или что последует за ними; он всего лишь исполнял свою работу.

Гэбриел Бискейн стоял рядом с ним, но на улицу не смотрел. Он нахмурился при виде своего друга. Не такой высокий, как Доминик с его шестью футами[5], голубоглазый блондин и весельчак Гэбриел был в этом доме больше чем просто слугой, и часто пользовался своим статусом.

Виконт и сын дворецкого выросли вместе в этом доме. Они были одного возраста, и у них было много общих интересов. Никто не удивлялся, что они стали друзьями до того, как разный социальный статус не позволил бы им сделать это. Отец Доминика, возможно, запретил бы сыну дружить со слугой, если бы дожил до этого момента. А его мать нечто подобное попросту не волновало. Отец Гэбриела, в свою очередь, не возражал. Так что Доминик и Гэбриел стали близкими друзьями, которые бросили вызов классовым различиям.

– Ты должен вернуться в постель, – Гэбриел был достаточно смел, чтобы приказать даже такое.

– А ты должен прекратить приказывать мне. Ты что, думаешь, что я все еще слаб? Лучше скажи, ты уже отправил письмо моей матери? Я предпочитаю, чтобы она услышала об отвратительном требовании Регента от меня, а не из сплетен, которые расползутся в обществе, как тараканы.

– Конечно, отправил. Рано утром.

Вообще-то Гэбриел должен был быть камердинером, но так как он довольно дерзко нанял для Доминика другого камердинера, то сам теперь не имел никаких конкретных обязанностей. Доминик предложил ему выбрать любую другую должность, которую тот мог бы предпочесть, но Гэбриел отказался и сказал, что будет «мастером на все руки», но не слугой. На самом деле он и сам не знал, как называется его должность, но он обещал Доминику, что будет делать то, что тому понадобится. Конечно, он ожидал получать за это жалованье. И получал его. Хоть Доминик и увольнял Гэйба уже несколько раз, но он точно знал, что будет по нему скучать, если бы его друг на самом деле принял его всерьез и ушел.

Гэбриел покачал головой.

– Я советую, а не приказываю, так что не мешало бы тебе хотя бы временами обращать на это внимание. Только не думай, что я отнесу тебя обратно в постель, если ты упадешь. Я позову лакеев, чтобы они сделали это…

– Я не настолько слаб, чтобы не врезать тебе.

Гэбриел отступил назад, прежде чем ответить:

– Вообще-то слаб. Хотя я лучше помолчу, чтобы не провоцировать тебя доказывать мне обратное. Но серьёзно, послушай меня, ведь ты даже не можешь натянуть собственные штаны…

Иногда стоит просто-напросто игнорировать своего друга, решил Доминик. Вообще-то Гэбриел помогал ему держаться в хорошей форме, оттачивать остроту ума в словесных спаррингах, а физическое состояние на частых тренировках. Доминик радушно воспринимал и то, и другое, но только не с тех пор, как он вернулся домой с этой ужасной раной, полученной на дуэли. Предыдущая оказалась простой царапиной, но эта… Ему становилось все хуже и хуже.

Ему не нужен был врач, который сказал бы об этом. Он очень хорошо знал, что рана не заживала так, как должна была. Он лишь недавно восстановил силы после того, как потерял много крови, но лихорадка началась вновь, а Доминик чувствовал себя всё хуже.

Он был дураком, раз решил сейчас вернуться домой в Йоркшир. Ему следовало остаться в своем лондонском городском доме, чтобы восстановиться после последней дуэли с Робертом Уитвортом. Но он не хотел, чтобы его мать знала, как тяжело его ранили, или чтобы разлетелась молва о том, как близок был Роберт к тому, чтобы прикончить его. Доминик не хотел, чтобы Уитворт знал это. Он предпочел бы умереть, чем подарить ему такое удовольствие. Но его смерть, кстати, ещё вполне возможна. Он по-прежнему чувствовал себя едва живым, и всё из-за проклятой лихорадки, которая никак не проходила.

Гнев не помогал. Имея дело с угрозой Регента и с осознанием того, что враг вот-вот появится на пороге его дома, когда он не чувствует себя полноценно здоровым, просто взбесило его ещё больше.

Доминик сказал своему другу:

– Отведи ее в одну из башен, когда она приедет, пока я не решу, что делать с ней дальше.

– Мне кажется, тебе ясно было приказано жениться на ней, – сухо заметил Гэбриел.

– Да чёрта с два!

Гэбриел поднял золотистую бровь.

– Собираешься отказаться?

– А мне и не придется. Она сама убежит обратно к своей семье. И тогда уже пусть Уитворты имеют дело с последствиями, обещанными Регентом.

– И как же ты это сделаешь?

– Я знаю, как отпугнуть девственницу, – заверил его Доминик, мрачно взглянув на собеседника.

Брови Гэбриела снова взлетели вверх.

– Хорошо, но позволь напомнить, что у тебя осталась лишь одна башня, хоть как-то пригодная для жизни?

– Великолепно, значит, ты её быстро найдешь, – сухо ответил Доминик.

Гэбриел начал уходить, но повернулся, чтобы заметить:

– Не забывай, ты воюешь не с этой девушкой, а с ее братом. Если ты будешь вести себя с ней плохо, это ни к чему хорошему не приведет.

– Как раз наоборот. Это приведет к тому, что Роберт Уитворт и его семья потеряют свои земли и титул.

Глаза Гэбриела вспыхнули.

– Я убеждён, что есть способ избавиться от твоего помрачнения рассудка. Извини меня, но я имею в виду обычную логику, которая сейчас у тебя просто отсутствует.

– Ты выбрал не очень хорошее время, чтобы испытать мое терпение, Гэйб, – предупредил Доминик, а затем крикнул своему камердинеру. – Эндрю, подай мою одежду для верховой езды. Я не собираюсь находиться в доме, когда враг постучит в дверь.

Гэбриел раздраженно вздохнул:

– Доктор Бейтс прописал тебе постельный режим.

– Я отдохну, когда вернусь после прогулки. Мне нужно проветрить голову.

– Тебе снова нужен будет доктор Бейтс, если ты продолжишь так себя вести! Проклятье, Дом, да будь же благоразумным. Ты распорешь все швы и откроешь рану, если поедешь на коне. Да и Роялу не понравится запах крови.

– Мой конь много что не любит, включая тебя. А как он будет реагировать на запах крови, это еще предстоит выяснить. Довольно мрачных прогнозов. Хоть раз сделай так, как тебе велят.

Гэбриел издал вздох чистейшего разочарования, прежде чем проворчал:

– Сначала я пошлю за доктором Бейтсом, а уже потом займусь твоей невестой.

Доминик медленно направился к своей гардеробной, чтобы на полпути встретить Эндрю.

– Она не станет моей невестой.

Дошедший до двери Гэбриел, не оглядываясь назад, пообещал:

– Я размещу её в самой мрачной комнате, которая здесь есть.

– В башне, – подчеркнул Доминик.

– Конечно, даже если там не будет кровати.

– Она может спать на чёртовом полу!

После этого эмоционального распоряжения дверь закрылась.

 

ГЛАВА 7