Глава XIX. О посадских людех.

Под посадскими людьми в Уложении имеется в виду та часть торгово-промышленного (по преимуществу) населения городов, которая жила на государевой земле, облагалась государевыми податями и повинностями, несла особые службы по финансовому управлению в государстве и была прикреплена к посаду и посадской общине. По переписи 1646 г. в 160 посадах насчитывалось около 83 тыс. посадских, и на их долю среди городского населения приходилось примерно 34 %, а среди всего населения страны, составлявшего около 7 млн. человек, — 1.2 %. Категория городского населения, называвшаяся в источниках «посажанами» или «посадскими людьми», возникла, по-видимому, во второй половине XV в.

Несмотря, однако, на довольно старинное происхождение категории посадских людей, в Судебниках 1497 и 1550 гг. о них нет ни одной специальной статьи. Зато в Уложении 1649 г. посадским посвящены специальная XIX глава, включающая 40 статей, и еще 12 статей в других главах: VIII, 1; IX, 6; X, 94, 124, 159, 161, 162, 269; XIII, 1; XVIII, 23, 38; XXI, 4. В столь пристальном внимании законодателя к данной категории населения проявилось большое значение, которое посадские люди, несмотря на свою малочисленность, приобрели в Русском государстве к середине XVII в. Их значение определялось, во-первых, тем, что посадские играли важную роль в развитии промышленности, ремесла и особенно торговли. Во-вторых, они платили крупные прямые налоги, платили и собирали же главнейшие косвенные налоги (последние составляли, вероятно, большую половину доходной части государственного бюджета). Следствием этих обстоятельств явилось то, что правительство пошло навстречу требованиям посадских людей в отношении возврата в посады покинувших их посадских тяглецов и утверждения монополии посадских людей на занятия торговлей и промышленностью.

Статьи гл. XIX по их содержанию целесообразно разделить на 4 группы: 1) прикрепление посадского населения к тяглу и посадской общине; 2) увеличение территории города (посада); 3) более четкое обособление посадских от других категорий городского и сельского населения; 4) закрепление торгово-промышленной деятельности в черте города за посадскими.

Новизна гл. XIX, а также и ее преемственность с прежним законодательством о посаде могут быть оценены путем определения источников главы. А. Пригара, В. И. Сергеевич, II. П. Загоскин, С. Ф. Платонов, К. Ворховский главным источником гл. XIX называли посадские челобитные от 30 октября и 15 ноября 1648 г. Н. Д. Шаховская и в особенности М. А. Дьяконов внесли в эту точку зрения существенные коррективы, доказав, что подобно другим главам «указная деятельность государей (до 1649 г. — Б. М.) являлась немаловажным источником для XIX главы Уложения». По мнению П. П. Смирнова, «вся или почти вся XIX глава Уложения составлена на основании старого московского законодательства последнего десятилетия (1638—1648 гг.)».

Как будет видно из дальнейшего постатейного анализа, точка зрения М. А. Дьяконова, согласно которой как прежнее законодательство, так и челобитные посадских послужили источниками XIX главы Уложения, является более убедительной.

Анализ статей гл. XIX приводит к выводу, что глава развивает законодательство в направлении монополизации торгово-промышленной деятельности в границах города за черными посадскими людьми, сосредоточения торгов и промыслов в черте города, освобождения торгово-ремесленного населения от крупных феодалов. Правительство стремилось поставить посадских в прямую феодальную зависимость от государства, прикрепив их к тяглу и посаду. Однако истинное значение гл. XIX для русского города может быть понято при учете посадского строения, проведенного в соответствии с принципами этой главы, и развития города во второй половине XVII в., которое проис­ходило на основе законоположений гл. XIX.

В первой половине XVII в. только 34 % от общего количества городских дворов принадлежали собственно черным людям. В результате посадской реформы 1648—1652 гг. относительная численность тяглых посадских дворов за счет беломестцев возросла примерно на 10 %, она составляла около 44 % общего числа городских дворов. Однако в дальнейшем правительству не удалось столь же успешно противостоять наступлению феодалов и крестьян на город. В результате успехи городского развития второй половины XVII в. оказались скромнее, чем они могли быть: удельный вес посадского населения к 1719 г. возрос всего на 1% (с 2 до 3 %). И хотя абсолютная численность посадских возрастала, их доля среди городского населения уже к 1678 г. уменьшилась, в то время как доля беломестцев возросла (см. таблицу).

Борьба тяглых посадских людей с беломестцами на протяжении всей второй половины XVII в. фактически нигде не прекращалась.

Конкуренция посадским со стороны крестьян, служилых людей, церковников и других разрядов населения сохранилась. В конечном итоге утверждавшаяся в Уложении монополия посадских на торгово-промысловые занятия в черте города не была реализована на практике. Поэтому посадские по-прежнему ходатайствовали о расширении городской территории, ликвидации белослободчиков и беломестцев, возвращении закладчиков и о запрещении крестьянам заниматься торгами и промыслами. Рост абсолютной численности посадского населения не был верным признаком того, что посадские строения в 1648 —1652 гг. создали более благоприятные условия для развития русского города. П. П. Смирнов прав в том, что гл. XIX Уложения утвердила посадских в положении сословия феодального общества и, как верно отметила Е. В. Чистякова, «отнюдь не способствовала его эволюции в буржуазном направлении». Гл. XIX утвердила монополию посадских на торгово-промысловую деятельность, но превращала посадскую общину в тяглую, связанную круговой порукой корпорацию владельцев государевой земли, обязанных государству тяжелыми податями и повинностями. Сословная идеология, самосознание посадских как особого сословия лишь формировались, а пока, в середине XVII в., доминировали местнические интересы, разобщенность посадских миров. Потому-то их по интересовали, например, общесословные органы управления и суда. Как решение городского вопроса в гл. XIX, так и городская политика правительства были связаны с ограниченностью требований посадских.

Наконец, общие социально-экономические условия развития русского города — относительно низкая степень разделения общественного труда, сравнительно невысокий уровень развития ремесла, торговли и промышленности в стране, малочисленность городов и посадского населения, преимущественно натуральный характер экономики и тяжелый налоговый гнет — мало изменились во второй половине XVII в. и поэтому с неизбежностью порождали одну и ту же тенденцию в развитии города, одни и те же проблемы.

Ст. 1, 7. Запрещают кому бы то ни было, кроме государя и государства, владеть торгово-промысловыми слободами в городах, и посадах. Белые слободы, принадлежавшие духовным и светским феодалам, безвозмездно прикреплялись к государевым посадам. Торгово-промысловое население белых слобод, включая закладчиков — потомков посадских, переводилось в разряд посадских. Две категории жителей белых слобод — «вечные кабальные люди», т. е. родившиеся в холопстве, чьи предки, «отцы и родители», не были посадскими, и служилые люди патриарха, которые исстари служили у него за хлебное жалованье, — оставались за своими владельцами и патронами. По ст. 1 подлежали ликвидации белые слободы, основанные в результате пожалова-ний или с ведома властей, по ст. 7 — слободы, основанные «без государева указа», т. е. самочинно, путем захвата посадской земли. Источниками статей служили указы 13 ноября 1648 г.15 и 25 ноября 1648 г.,16 принятые в ответ на челобитные дворян и посадских людей.

Ст. 1 и 7 можно считать ключевыми. Они утверждают важнейший принцип принадлежности к черным посадским людям — по торгам и промыслам, т. е. обращают в вечное посадское тягло все торгово-промышленное население, кому бы оно ни принадлежало и какова бы ни была юридическая форма его зависимости. Этот принцип правительство спорадически иногда проводило в жизнь и прежде (например, при посадских строениях в 1601—1603, 1619—1620 и 1646 гг.). Провозглашенный в челобитных 30 октября и 25 ноября 1648 г. и впервые утвержденный в качестве всеобщей нормы посадского строения в ноябрьских указах 1648 г. данный принцип в полном объеме вошел в Уложение как общегосударственный закон.

Понятно, как велико было бы историко-правовое значение данных статей гл. XIX, если бы правительство последовательно и бескомпромиссно проводило их в 5кизнь. Статьи благоприятствовали выделению торгово-промыслового населения в особое городское сословие, наделенное определенными правами и обязанностями, отличными от прав и обязанностей сельского населения. Тем самым они способствовали отделению города от деревни и монополизации торгово-промысловых занятий в городах.

Ст. 7 тесно связана со ст. 6 и 10 об отводе посадам выгонных земель, поскольку освобождает «животинные выпуски» от устроенных на них белых частновладельческих слобод, создавая реальную возможность для восстановления городских выгонов по старине.

Ст. 2. Подтверждает законность проведенного в Москве по прежнему сыску обращения белослободчнков, живших «блиско московских посадов» и занимавшихся торгово-ремесленной деятельностью, в тяглых посадских людей, утверждая принцип принадлежности к посаду по торгу и промыслу.

Решение вопроса об источниках статьи в значительной мере зависит от определения того, о каком сыске здесь идет речь. П. П. Смирнов считал, что ст. 2 утверждает либо сыск 1637 г., либо «какой-то сыск в период деятельности П. Т. Траханиотова» в 1645—1646 гг. Однако посадское строение, о котором упоминается в Статье, проводилось по принципу приписки к посаду лиц по торгу и промыслу «бесповоротно». А этот принцип впервые утвержден указами 13 и 25 ноября 1648 г. В пользу этого предположения свидетельствует следующий факт. В первой половине января, еще до окончательного завершения этого последнего сыска, началась острая борьба между гостиной, суконной и черными сотнями за отобранных на государя людей. Каждая группа торгово-промышленной Москвы подала челобитные царю (соответственно 4, 5 и 14 января) с ходатайством решить вопрос в ее пользу. Возможно, что ст. 2 и явилась ответом на эти челобитные, сохраняя в силе уже произведенную приписку новых тяглецов — «и тем людом быть впредь бесповоротно за государем, где кто в тягло отдан». При этом в условиях резкого обострения социальной борьбы в Москве законодатель в ст. 2 принимает сторону черных посадских людей по мотивам как политическим (посадских было большинство), так и финансовым (представители гостиной и суконной сотен по платили податей).

Специального указа по январским челобитным московских горожан, изданного до 29 января 1649 г., мы не знаем, поэтому ст. 2 можно считать самостоятельной.

Ст. 3. Прикрепляет к посадам городов ту категорию людей, которая, проживая па землях, принадлежавших церкви, занималась торговлей и промыслами.

Источником статьи, как показал П. П. Смирнов, отчасти могут являться жалованные грамоты некоторым городам, например Пскову и Новгороду, выданные морозовским правительством в первой половине 1648 г. Однако в Уложении статья относится не к отдельным, а ко всем городам государства и идет в иной редакции, чем грамоты. Прежде всего статья охватывает большой круг лиц, подлежащих прикреплению к посаду, — к тяглу приписываются все торгово-промышленные люди, проживающие на церковных землях, включая причт. Об этом свидетельствует реализация данной статьи во время посадского строения 1648—1652 гг. В жалованных грамотах городам приписке в посад подлежали лишь те лица, которые «торгуют большими промыслами и в лавках сидят», а в ст. 3 такого важного ограничения нет. В указанных различиях между ст. 3 и известными жалованными грамотами городам по данному вопросу явно сказывается влияние городских волнений второй половины 1648 г. Это говорит, по нашему мнению, не о наличии прототипа у жалованных грамот городам и ст. 3 (как полагал П. П. Смирнов), а о связи статьи с требованиями посадских, высказанными ими в челобитных от 30 октября и 25 ноября 1648 г. Ст. 3, по-видимому, развивает морозовское законодательство о городах в соответствии с требованиями этих челобитных. Можно сказать, что из немногочисленных прецедентов прикрепления церковнослужителей к посаду под влиянием посадских челобитных родилась общая норма об отчуждении белых слобод белого духовенства в пользу посада. Ликвидируя важную привилегию белого духовенства и находящихся под их патронажем лиц — заниматься торгово-промысловыми операциями в городе без уплаты каких бы то ни было платежей в пользу государства, — ст. 3 способствовала увеличению численности посадских тяглецов и в этом смысле действовала в общем русле всей гл. XIX. Статья имеет отношение не только к столице, но и к провинциальным городам.

Ст. 4, 11, 12. Регламентируют права и привилегии занимавшихся торговлей в ремеслами служилых людей по прибору. В, Москве все группы служилых по прибору, кроме стрельцов, ставились в равное положение с посадскими в отношении податей (ст. 4). В провинциальных городах стрельцы, казаки и драгуны обязывались платить таможенные пошлины, с лавок — оброк, а от посадского тягла и службы по-прежнему освобождались (ст. 11). Прочие же служилые по прибору в отношении тягла и службы за торгово-ремесленную деятельность ставились в одинаковые условия с посадскими людьми (ст. 12). П. П. Смирнов установил преемственность ст. 4 е жалованными грамотами некоторым городам. Этот вывод можно распространить и на ст. 11 и 12. Однако преемственность между ст. 4, 11 и 12 и жалованными грамотами городам в данном случае выражается только в постановке вопроса о привлечении торговых служилых людей по прибору к платежу таможенных пошлин и несению посадских повинностей. Решение же вопроса в Уложении иное.

В жалованных грамотах городам, например Новгороду и Пскову, мера привлечения служилых людей к несению посадского тягла зависит от величины их торговых оборотов, а в Уложении — от местожительства (столица или провинция) и рода службы. Поэтому в ст. 4, 11 и 12 гл. XIX мы видим не развитие морозовского законодательства о городах, как полагал, П. П. Смирнов, а отход от него, не полное удовлетворение требований, содержащихся в челобитных посадских в прямой или косвенной форме, как считали В. М. Сергеевич, Н. П. Загоскин, С. Ф. Платонов, В. Н. Латкин, К. Верховский, а лишь частичное их удовлетворение.

В данных статьях в наибольшей степени проявилась самостоятельность правительства, которое, учитывая своеобразие текущего момента, по политическим соображениям пошло на уступки служилым по прибору за счет тяглых посадских людей.

Ст. 5, 8, 9. Обращают белые частновладельческие торгово-промышленные слободы, а также села и деревни (на поместном и вотчинном праве), расположенные хотя бы частично на посадах, рядом или близко от них, в государевы, а проживающее в них население (кроме вечных кабальных холопов — для Москвы и провинции — и старинных пашенных крестьян — для столицы) — в тяглых посадских людей. Владельческим крестьянам запрещается держать торговые заведения и заниматься торговлей и ремеслом на посадах. Из слобод, сел и деревень, находящихся «от посадов неблиско», возвращаются по сыску закладчики «на старые их тяглые места».

Вопрос о конфискации вотчинных и поместных сел и деревень на государя остаются в зависимости от наличия у их собственников документов (крепостей) на право владения. При наличии документов владельцы получали компенсацию «в ыном месте из своих государевых сел» (ст. 8), при отсутствии документов компенсация не полагалась. О какой-либо компенсации за отбираемые на государя подмосковные слободы законодатель не упоминает (ст. 5).

Вопрос о приписке к посадскому тяглу пашенных владельческих крестьян решается для Москвы и провинции по-разному. Из подмосковных слобод, отписанных на государя, «старинные»- «пашенные» крестьяне возвращаются их владельцам, чтобы последние свезли их в свои вотчины и поместья (ст. 5). В провинции же из подгородных сел и деревень, которые «в ряд с посады и... около посадов», пашенные крестьяне своим владельцам не возвращаются, а из сел и деревень, которые «от посадов неблиско», возвращаются не только пашенные, но и торговые крестьяне ст. 9).

На первый взгляд может показаться, что владельцы подмосковных слобод получили льготы. Но суть дели здесь может быть в ином. В подмосковных населенных пунктах пашенные крестьяне составляли незначительную часть населения, которое в большинстве своем занималось именно торговлей и ремеслом. Не случайно в ст. 5 подмосковные селения называются «слободы со всякими промышленными людьми». В провинции же около городов и посадов, как правило, находились села а деревни, население которых занималось преимущественно земледелием. Поэтому, наверное, в ст. S и 9, посвященных провинции, подгородные селения называются «поместья», «вотчины», «села», «деревни». Вследствие этого если бы в провинции вопрос о пашенных крестьянах решался так же, как в столице, то отписанные па государя села и деревни оказались бы малолюдными, что практически обесценивало бы самую отписку (саму по себе трудную по осуществлению).

Есть основания считать, что при отписке слобод, сел и деревень, расположенных рядом с посадами, вечные (старинные) и кабальные холопы, по мысли законодателя, должны были оставаться за своими владельцами. В ст. 5, касающейся Москвы, об этом говорится косвенно: «... опричь кабальных людей, по тому же по сыску взяти за государя». Здесь речь идет как будто обо всех холопах. Однако слова «по тому же по сыску» вносят ограничение и отсылают пас к ст. 1 гл. XIX, где впервые до ст. 5 шла речь о холопах и сыске: «А кабальных людей, но роспросу будет скажется, что они их (владельцев. — Б. М.) вечные, отдавати тем людем, чьи они, и велеть их свесть на свои дворы». Рассматривая вместе ст. 1 и 5, можно предположить, что в ст. 5 имеются в виду не все, а лить вечные (старинные) кабальные холопы. В ст. 8, относящейся к провинции, о кабальных людях ничего не говорится. Но, как следует из наказа устройщику И. В. Колычеву, старинные кабальные холопы при всех отчуждениях в ходе посадского строения 1648—1652 гг. должны были оставаться за своими владельцами. Это положение в наказе рассматривается как общий принцип посадского строения, так как оно находится в наказе перед постатейным изложением гл. XIX Уложения.

Непосредственными источниками ст. 5, 8, 9 В. И. Сергеевич считал челобитные от 30 октября и 25 ноября и государевы указы но ним 13 и 25 ноября 1648 г. В отличие от пего Н. П. Загоскин, С. Ф. Платонов, В. Н. Латкин и К. Верховский полагали, что только ст. 7 прямо обязана челобитным, а ст. 5 и 8 являются развитием ст. 1 и 7.31 П. П. Смирнов источником ст. 5 считал несохранившиеся указ 1645 г., послуживший прототипом также и для жалованных грамот 1645—1648 гг., а источником ст. 8—9 — государев указ от 18 декабря 1648 г.

По нашему мнению, непосредственным источником ст. 5 могли быть указы, принятые по челобитным посадских от 30 октября и 25 ноября. Ст. 8 восходит к государеву указу от 15 января 1649 г., а ст. 9 — к указу от 18 декабря 1648 г.,34 которые были приняты в период составления Уложения.

Таким образом, если в ст. 5, как и и ст. 1 и 7, последовательно развивается принцип принадлежности к посадскому тяглу но торгам и промыслам с единственным исключением для старинных кабальных людей, то в ст. 9 в соответствии с пожеланиями посадских впервые в русском законодательстве проводится и другой принцип принадлежности к посадскому тяглу — но посадской близости. Последний принцип утверждается и ст. 8. Это следует из того, что, согласно ст. 8, отчуждению в пользу государя (хотя и за компенсацию) подлепили даже то ближние подгородные села и деревни с земледельческим населенном, которые их владельцы приобрели законным путем (по крепостям).

В ст. 8 и 9 нормы посадской близости пе определены точно. Нормы эти, однако, должны хотя бы отчасти совпадать с нормами отвода городского выгона, т. е. быть но меньше их: для Москвы «на все стороны от Земляного города ото рву по две версты» (ст. 6); для провинциальных городов «выгоном быти в городех по прежнему» (ст. 10).

Отчуждение на государя частновладельческих слобод, сел и деревень, расположенных вблизи посадов, не только обеспечивало последние выгоном для скота, по при соблюдении закона затрудняло выход посадских из тягла в закладчики, усиливало налогоплатежную силу посада, способствовало развитию монополии посадских на торгово-ремесленные занятия. С другой стороны, реализация ст. 8 и 9 в некоторых случаях как бы разбавляла торгово-промысловое население городов (в особенности городов провинциальных) крестьянским элементом, затрудняя отделение города от деревни.

Все вышеизложенное приводит к выводу о большом значении ст. 5, 8 и 9. Затрагивая принципиальные вопросы жизни города середины XVII п., они находились в числе ключевых статей гл. XIX. Ст. 9 также тесно связана со ст. 7. Она не только конкретизирует ту часть ст. 7, которая относится к слободам, построенным на посадской земле «без государева указу», по и распространяет его действие на расположенные «в ряд с посады и… около посадов» вотчины, села и деревни, которые подлежат конфискации па государя без компенсации.

Ст. 8 и 9 имеют отношение к ст. 6 и 10 об отводе городских выгонов по старине, так как в ряде случаев только в результате конфискации вотчин и поместий, сел и деревень, находившихся «в ряд с посады и... около посадов», можно было воссоздавать фонд выгонных земель. Поэтому-то, вероятно, ст. 7—9, связанные со ст. 6 и 10, находятся между ними.

Ст. 6, 10. Устанавливают размеры отвода выгонной земли. Для Москвы эта норма составляла две версты во все стороны от «Земляного города», для провинциальных городов отвод земли должен был производиться по старине — «как к которому городу были выгоны при прежних государех» (ст. 10). Другими словами, выгонная земля отводилась не по единой норме, а индивидуально для каждого города.

Источником данных статен послужила челобитная дворян и посадских от 30 октября 1648 г. Это подтверждается тем, что отвод выгонных земель городам, за исключением Москвы, соответствовал пожеланиям посадских. На это указывали В. Й. Сергеевич, К. Верховский, Н. П. За-госкип, С. Ф. Платонов и В. Н. Латкин. Однако П. П. Смирнов привел данные, показывающие, что еще в 1646—1647 гг. в некоторых посадских челобитных содержалась просьба о возвращении городам выгонов, захваченных феодалами, и что в ходе посадского строения, проводимого на основе жалованных грамот городам, выгонные земли отводились городам по старине. По-видимому, выдвигая в своей челобитной от 30 октября 1648 г. требование о возвращении выгонов по старине, посадские использовали прецеденты отвода выгонов по последним, свежим в их памяти, посадским строениям. Можно поэтому допустить, что в числе источников ст. 6 и 10 находились челобитные некоторых посадов середины 1640-х гг. и жалованные грамоты городам, составленные на их основе.

Значение данных статей для посадов было двойственным. С одной стороны, возвращение посадам городских выгонов как бы раздвигало границы города, создавая некоторые дополнительные возможности для его роста вширь, устанавливало твердую демаркационную линию между землями посада и частных владельцев, затрудняя внедрение белослободчиков в пределы города. Все это могло положительно сказаться па развитии городов как торгово-ремесленных центров. Однако несомненно и обратное, в некотором смысле негативное воздействие ст. 6 и 10 на городское хозяйство. Выгонные земли, как известно, предназначались для пастьбы и выгула скота, принадлежавшего горожанам. Улучшая условия для скотоводства и косвенно для земледелия (скот давал удобрение), ст. 6 и 10 до некоторой степени задерживали превращение городов в торгово-промышленные центры.

Следует также учесть, что при реализации ст. 6 и 10 можно было создать компактную и расширенную территорию посада, но нельзя было обеспечить сплошную или неразрывную его территорию, как считал П. П. Смирнов, поскольку присутствие феодалов на посаде вместе с их недвижимой собственностью сохранялось.

Ст. 13, 18. Требуют возвращения в посадское тягло всех закладчиков, бывших ранее в посадском тягле (включая потомков посадских) либо живших у посадских в сидельцах и наймитах, независимо от того, где и у кого они в момент издания Уложения проживали. Ст. 13 запрещает посадским закладываться, кому бы то ни было принимать посадских в закладчики в качестве крестьян или холопов и устанавливает наказание для нарушителей закона.

Ст. 13, как это показано М. А. Дьяконовым, за исключением срока сыска, повторяет укав и боярский приговор, последовавший по докладу Уложенного приказа 13 ноября 1648 г. А срок сыска закладчиков — «безлетно» — в ст. 13 установлен в соответствии с другим указом от 25 ноября того же года. М. А. Дьяконов источниками данной статьи считает именно челобитья дворян и посадских от 30 октября и 25 ноября 1648 г.

Отметим, что принципы сыска закладчиков, изложенные в указе 13 ноября 1648 г. (а вслед за ним и в ст. 13), почти в тех же выражениях (и также в ответ на челобитные) провозглашались в государевых указах 1637 и 1638 гг. И в соответствии с этими принципами кн. И. А. Голицын проводил городовое строение в Москве, Ярославле и других городах в 1637—1638 гг., а Приказ сыскных дел. кн. Б. А. Репнина — в ряде провинциальных городов в 1638—1642 гг. Однако, даже принимая во внимание это обстоятельство, вряд ли будет правильно заключить (как это делает П. П. Смирнов), что указ 13 ноября 1648 г. и ст. 13 явились простой рецепцией предшествующего законодательства и что только в отношении срока сыска закладчиков ст. 13 содержала новый элемент. Ст. 13 существенным образом отличалась от законодательства 1637—1642 гг., во-первых, тем, что запрещение закладничества, сыск и возвращение закладчиков из прецедентов превращала в бессрочный, безусловный и обязательный принцип правительственной политики в масштабе всего государства; во-вторых, тем, что впервые санкции назначались как беглым посадским, так и принявшим их феодалам (Уложение, например, по предусматривало ни наказания крестьян за сам факт побега, ни конфискации владений феодалов за прием беглых крестьян).

Ст. 18 предусматривает возвращение в посад тех закладчиков, которые дали на себя какие-либо крепости, и объявляет последние недействительными. Она конкретизирует ст. 13, предписывающую возвращение всех закладчиков — посадских в посад. По содержанию же своему ст. 18 повторяет (правда, в более развернутом виде) пункт ст. 1 о закладчиках, ставших холопами: «А которые и кабальные люди, а отцы их и родители их были посадские люди... и тех имать в посады жить». Поэтому источники ст. 18, вероятно, те же, что и приведенного выше фрагмента ст. 1: наказ И. А. Голицыну 1637 г. и челобитные посадских от 30 октября и 25 ноября 1648 г. (см. коммент. к ст. 1). Ст. 13 постановляет всех закладчиков «сыскивати и свозити па старые их посадские места, где кто живал напередь сего». А ст. 20 предписывает закладчиков, уехавших в другие города и уезды, не возвращать на старые места, а приписывать к близлежащему посаду, тем самым она вступает в противоречие со ст. 13. Подобная неувязка, по нашему мнению, не случайна, она объясняется не столько редакционными промахами законодателя, сколько политиче­скими соображениями правительства. Дело в том, что посадские люди постоянно, в том числе в течение всей первой половины XVII в., боролись с закладничеством под лозунгом возвращения закладчиков именно на старые места. Правительство же с конца 1630-х гг. начало переходить к приписке закладчиков к тому посаду, где они обнаружены. Объявив в ст. 13 о возвращении последних на старые места, правительство тем самым внешне полностью удовлетворило требования посадских. В последующем же законодатель как бы взял реванш, утвердив более подходящий и рациональный для него способ возвращения закладчиков — по месту их фактического жительства. То, что выявленное нами противоречие допущено законодателем умышленно, доказывается, между прочим, тем, что посадское строение после Уложения правительство проводило не колеблясь в соответствии с нормами ст. 20,49 оставляя закладчиков на новом месте жительства.

Комментируемые статьи помогают уяснить, какая социальная категория лиц в середине XVII в. соответствовала термину «закладчик». Согласно ст. 18, закладчики — лица, вышедшие из государева тягла и поступившие в личную зависимость по кабалам или по записям о заемных долгах и ссудах. Патронами закладчиков, согласно ст. 13, могли быть духовные и светские феодалы — патриарх, митрополиты, архиепископы, бояре, окольничие, думные, ближние и всяких чипов люди — и монастыри. Закладчики проживали в городах во дворах феодалов, а также в вотчинах, поместьях и на церковных землях в качестве их крестьян, холопов и, вероятно, дворников. Они могли пользоваться землей феодалов, о чем свидетельствует следующий фрагмент: «... и земли, где за ними те закладчики впредь учнут жить, имать на государя» (ст. 13).

Ст. 13 относится к числу ключевых, наиболее радикальных и бескомпромиссных статей гл. XIX, она тесно связана с другими статьями главы и с общими идеями законодателя о пре­образовании городской жизни. Ее последовательная реализация в ходе посадского строения 1648—1652 гг. могла способствовать увеличению численности посадских тяглецов, усилению налогоплатежной силы посада, обособлению посадского населения в отдельное сословие и закрепощению посадской общины. Посадское население прочнее, чем прежде, прикреплялось к посадской общине, так как при неукоснительном проведении в жизнь ст. 13 закладничество переставало быть сколько-нибудь важным способом уклонения посадских от государева тягла.

Ст. 14. Регулирует численность населения, проживающего в городских белых дворах. Статья состоит из двух частей. Первая ограничивает численность крестьян и бобылей, проживающих в каждом государем белом городском дворе или огороде одним человеком (дворником). Обнаруженные в городских дворах крестьяне и бобыли сверх одного человека подлежали обращению в тяглое посадское население, даже если они были записаны за владельцами в писцовых книгах. Кроме того, приглашение в качестве дворников лиц из крестьян и бобылей разрешалось при отсутствии у владельца двора собственных холопов. Численность же холопов, могущих проживать в белом дворе, не ограничивалась. Это следует из того, что, говоря о приписке к посаду сверхнормативного числа дворников, законодатель упоминает только крестьян и бобылей.

Вторая часть ст. 14 разрешает собственникам дворов приводить «на время» из вотчин и поместий своих крестьян для выполнения ремесленной работы, но только на владельцев дворов.

Первая часть ст. 14 восходит, вероятно, к законодательству начала XVI в. — к так называемому «Указу слободам» Ивана III и Василия III. Это предположение вытекает из того, что в Стоглаве, воспроизводящем другой указ о слободах от 15 сентября 1550 г., число дворников формально ограничивалось стариной, а практически при проведении указа 1550 г. в жизнь во дворах оставлялось по одному человеку.

Новая редакция старых указов содержит и некоторые новые элементы. Во-первых, более ясно и четко, чем прежде, проведена идея о допущении держать на белых дворах неограниченное число холопов; во-вторых, строже оговаривается, кто кроме холопов может служить дворником — крестьяне и бобыли данного владельца; в-третьих, разрешается держать дворниками крестьян и бобылей при отсутствии у владельца двора собственных холопов, т. е. устанавливается как бы очередность лиц, могущих служить дворниками.

Вторая часть ст. 14, разрешающая крестьянам приходить в городские белые дворы «на время», не содержит ничего принципиально нового и важного, а просто дополняет первую часть и, вероятно, тоже в основе своей исходит из предыдущего законодательства, запрещавшего дворникам заниматься торговлей и ремеслом. По общему смыслу ст. 14 относится ко всему государству, о чем сказано в самом ее начале: «А которым людем... на Москве и в городех даны загородные дворы...» Об этом же свидетельствует и включение всей ст. 14 в наказы провинциальным стройщикам. Между тем вторая часть статьи прямо говорит только о столице («... и к Москве им приходить не заказывати»). Данное несоответствие объясняется, вероятно, тем, что прототипом ст. 14 послужил какой-то указ, регулировавший число дворников и их деятельность в Москве; при обращении этого указа в ст. 14 законодатель плохо его отредактировал.

Регулируя численность населения белых дворов и ограничивая их торгово-промысловую деятельность, ст. 14 развивала закон об обращении в посадское тягло по торгу и промыслу — важнейший принцип посадской реформы 1648—1652 гг. Вместе с тем, разрешая частным лицам иметь в городах отдельные белые дворы (без ограничения числа!), держать в них неограниченное число холопов и приглашать туда па время крестьян-ремесленников, законодатель оставлял частному владельцу лазейку для развертывания его людьми торгов и промыслов, чем владельцы белых дворов в скором времени и воспользовались.

Направленная на развитие монополии посадских на торговлю и ремесло, ст. 14 тесно связана и со статьями гл. XIX, преследовавшими ту же цель, — ст. 5, 9, 15—17, 35 и 36.

Ст. 15, 16, 39. Направлены против обеления тяглой недвижимой собственности посадских. Под угрозой конфискации и торговой казни запрещают владельческим крестьянам, холопам и беломестцам покупать и владеть на посаде тяглыми дворами, лавками, амбарами, погребами и соляными варницами. Недвижимое имущество, которое приобретено путем покупки или просроченного залога, подлежит продаже тяглым посадским людям. Недвижимое имущество разрешается закладывать, исключая посадских, только крестьянам и холопам, но при непременном условии: просроченное имущество продавать черным посадским людям.

Ст. 15, 16 и 39 являются ответом па ходатайство посадских, выраженное в их челобитной от 30 октября 1648 г., а также развитием прежнего законодательства. Однако в новой редакции Уложения закон о дворах и лавках па посадах имел новые важные моменты. Определялось некоторое различие прав крестьян и холопов, с одной стороны, и беломестцев — с другой. Первые могли брать в залог недвижимое имущество посадских при условии продажи в посад по истечении срока залога (ст. 16). Возвращению в посадское тягло подлежали все бывшие тяглые дворы, лавки, амбары и другое недвижимое имущество без ограничения срока давности, как это было в некоторых старых законоположениях. В результате новой редакции статьи получили более четкий, строгий и всеобъемлющий характер. Именно поэтому источниками ст. 15, 16 и 39 гл. XIX В. И. Сергеевич считал челобитные 30 октября 1648 г. Его поддержал Н. П. Загоскин (с той разницей, что ст. 16 и 39 он считал развитием ст. 15), последнего — С. Ф. Платонов, В. Н. Латкин и К. Верховский.

Указанные статьи, по нашему мнению, защищали посадских в первую голову от конкурен­ции владельческих крестьян и холопов. В статьях не содержится специальных ограничений ни на торгово-промысловую деятельность, ни па сделки купли и заклада посадских с черносош­ными и дворцовыми крестьянами. Лишь в одном месте ст. 15 как будто содержится указание на запрещение всем категориям населения, кроме тяглых посадских людей, покупать недвижимое имущество на посадах: «... и впередь ничьим людем и крестьяном, опричъ государевых торговых посадских людей (курсив наш. — Б. М.), тяглых дворов, и лавок, и погребов, и анбаров, и варниц ни у кого не покупать». Отсюда следует, что существовал общий запрет на приобретение недвижи­мой собственности на посадах, но он был особенно строг в отношении частновладельческих крестьян. Что касается черносошных крестьян, то их социальная и правовая близость к посадским людям не исключала возможности перехода их в посад, сопряженного с приобретенном посадского имущества и уплатой посадского тягла.

В разрешении дворцовым и черносошным крестьянам заниматься торгами и промыслами, вероятно, проявилась особенность взгляда правительства на классы-сословия. Правительство до некоторой степени отождествляло черных посадских и черных пашенных людей (включая в число последних дворцовых) и противопоставляло их владельческим крестьянам и холопам. С одной стороны, в основе подобного взгляда лежали интересы фиска, четкое понимание того, что все налоги и повинности черных людей, и посадских, и пашенных, пойдут в конечном итоге в казну, в то время как повинности владельческих крестьян (и других категорий зависимого от частных лиц населения) — их хозяевам. Поэтому правительство не препятствовало ни проникновению черно­сошных крестьян на посад, ни их занятиям торговлей и промыслами в черте города — доходы с этих занятий все равно попадали в казну. С другой стороны, фактическое состояние дел в первой половине XVII в. в некоторых городах, например в пермских, вятских и поморских, было таковым, что посады не отграничивались резко от окружавших их черных волостей, а в области права существенные различия между черными людьми городов и деревень только намечались. Это традиционное единство прав и обязанностей черных тяглых людей, видимо, тоже сказалось на содержании ст. 15, 16 и 39 гл. XIX. Характерно, что подобный взгляд на черносошных кре­стьян, по-видимому, разделяли и сами посадские. Во всяком случае в своих челобитных они жаловались на конкуренцию со стороны владельческих крестьян и холопов, а не дворцовых и черносошных, хотя в совокупности на долю двух последних категорий приходилось в 1678 г. около 36 % всех крестьян. И законодатель тоже не запрещал государевым тяглым людям, куда входили посадские, черносошные и дворцовые крестьяне, заниматься торгово-промысловой деятельностью на посадах и совершать различного рода сделки по продаже и закладу недвижимой собственности между ними.

Ст. 39 гл. XIX близка по содержанию к ст. 269 гл. X, которая предписывает недвижимое имущество посадских продавать за долги только тяглым посадским людям, даже если кредитор был беломестцем. Ст. 15 и 16 дублируют части ст. 5 и 9 гл. XIX. В ст. 5 от слов: «А будет у тех пашенных крестьян...» — и в ст. 9 от слов: «А будет в тех селех и в деревнях...», — так же, как и в ст. 15 и 16, содержится запрещение владельческим крестьянам иметь на посадах торгово-промысловые заведения и заниматься торговлей и промыслами. Повторение одних и тех же узаконений в пределах одной главы указывает, с одной стороны, на остроту проблемы обеливания посадских тяглых дворов, с другой — на стремление правительства успокоить взбунтовавшееся посадское население демонстрацией, хотя бы на словах, заботы о его нуждах и чаяниях.

Ст. 17. Разрешает крестьянам, приезжающим из уездов «со всякими товары», торговать в гостином дворе, с возов и стругов и в то же время запрещает им не только покупку, но даже временный наем лавок.

Торговля крестьян в гостиных дворах, с возов и стругов практиковалась уже в XVI в. и была широко распространена. Можно предположить, что ст. 17 юридически оформляла давным-давно бытовавший обычай, ибо соответствующей статьи в Судебниках 1497, 1550 и 1589 гг. нет.

Подтверждая право крестьян па торговлю в черте города, ст. 17 способствовала развитию товарно-денежных отношений в сельской местности, втягиванию пашенных крестьян в торговлю, а также, по-видимому, предусматривала и бесперебойное снабжение горожан земледельческими продуктами. Своими отдаленными результатами ст. 17 подрывала монополию посадских на занятия торговлей. Вместе с тем, запрещая крестьянам не только покупать, но даже нанимать лавки, ст. 17 благоприятствовала монополизации посадскими лавочной розничной торговли и промыслов в черте города. Статья решала и политическую задачу — успокоить волновавшихся посадских путем удовлетворения основных их требований, с одной стороны, и дворянство — с другой, подтвердив право владельческих крестьян на торговлю в гостином дворе, с возов и стругов.

Ст. 19, 20. Прикрепляют посадских людей, включая тех, которые стали закладчиками, к тем посадам, где они жили в момент принятия Уложения. Переводы и переезды посадских запрещались.

По мнению М. А. Дьяконова, ст. 10 имеет генетическую связь с указом 14 сентября 1642 г. Он считает, что указ от 14 сентября 1642 г., впервые запретивший высылать из Москвы тяглых посадских людей в другие города по старому их тяглу, является первым прецедентом такого рода. Однако оставление беглых посадских (состоящих в тягле) но месту их нового жительства практиковалось и ранее 1642 г., например в Новгороде в 1635—1641 гг. Отсюда следует, что старое правило о возврате из посада в посад по старине стало нарушаться (вопреки желаниям посадских) по крайней мере еще в 1630-е гг. Имеющиеся данные показывают, что старое правило не отменялось, а лишь эпизодически нарушалось — то по усмотрению центральных властей, то ио соображениям местной администрации. Подобное положение сохранялось вплоть до 1649 г. Пережитки старого правила явно чувствуются в ст. 9 и 13, требующих возвращения закладчиков на старые места жительства. И лишь ст. 19 и 20 утверждают (вопреки посадским челобитным) приписку к посаду по последнему месту жительства в качество нового принципа посадского строе­ния. Но такой принцип безусловно облегчал процедуру «строения посадов».

Ст. 20 распространяет принцип принадлежности к посаду но последнему месту жительства на беглых посадских, ставших закладчиками, она рассматривает частный случай применения общего нового правила к беглым посадским — закладчикам и потому может считаться конкретизацией ст. 19. Эта связь ст. 19 и 20 устанавливается законодателем и чисто стилистическим приемом! «Да и тем всем посадским людем, которые живут ныне в городех...» (ст. 20). Союз «да» связывает обе статьи в единый комплекс, а закладчики в ст. 20 называются посадскими людьми, которые «живут» за частными владельцами в городах и уездах.

Н. П. Загоскин выводил ст. 20 из посадской челобитной от 30 октября 1648 г., а ст. 19 считал развитием ст. 20-й. Его точку зрения поддержали С. Ф. Платонов и К. Верховский.00 М. А. Дьяко­нов полагал, что ст. 19 обобщает частное правило указа 14 сентября 1642 г. или другого про­межуточного указа, изданного между 1642—1649 гг., и совершенно отменяет старый принцип возврата беглых посадских в посад по старине.

П. П. Смирнов отвергает обе точки зрения и считает «возможным утверждать, что источником статей 19—20 был несохранившийся указ, на основании которого строились посады при Б. И. Морозове в 1645—1648 гг.».71 В подтверждение этого им выдвигаются два аргумента. Указ 14 сентября 1642 г., по мнению П. П. Смирнова, лишь приостанавливал действие прежнего указа о возвращении беглых посадских на старые места жительства (ввиду прекращения деятельности Сыскного приказа кн. Б. А. Репнина) и потому по содержанию и смыслу находился в противоречии со ст. 19, имея с последней лишь как бы случайное внешнее сходство. Второй аргумент состоит в том, что посадское строение 1645—1648 гг. проходило в соответствии с принципом оставления беглых посадских на новых местах жительства. Эти доводы не кажутся нам убедительными.

Если допустить, что законодатель в указе от 14 сентября.1642 г. смотрел не вперед, а назад и имел целью лишь прекратить перевозки еще не разысканных тяглецов, то почему это должно было помешать деятелям нового правительства посмотреть на этот указ как на указ позитивный, как на прецедент, отменяющий перевозки беглых посадских?

Второй аргумент П. П. Смирнова имеет три слабых звена. Во-первых, ни наказы устройщикам, ни жалованные грамоты отдельным городам 1645—1648 гг. не содержат прямых указаний па то, что при посадских строениях беглые посадские должны были оставаться на новых местах. Об этом П. П. Смирнов судит косвенно по тому, что в некоторых наказах стройщикам и в жалованных грамотах городам требовалось, по его мнению, отдать в посад всех людей, которые, живя в городе, ни за кем не записаны по писцовым книгам, и изоброчить годовыми оброками всех торговых: и промышленных людей, живущих в городе, независимо от их состояния. Но это не совсем точная передача содержания наказов и жалованных грамот. Во всех них речь идет о возвращении в посадское тягло лишь тех лиц, которые раньше числились в посаде. «... Да и иных бы естя закладчиков, которые прежде всего живали в Великом Новгороде в посаде, а ныне за кем кто пи живет, велели взять в посад и в тягло обложить», — читаем мы в жалованной грамоте Новгороду. Аналогично решался вопрос в Пскове и Владимире. Отнюдь не все, как утверждает П. П. Смирнов, торговые и промышленные люди облагались годовыми оброками. В Новгороде, например, «изоброчивались» крестьяне, не записанные в писцовые книги, а записанные обязаны были только нести службы; во Владимире все торговые крестьяне, даже записанные в писцовые книги, обязывались платить оброк и нести посадские службы, но в тягло не записывались. Наконец, отметим, что «изоброчить годовыми оброками» — не значит приписать в посад.

Во-вторых, известные жалованные грамоты городам существенно различались как по своему содержанию, так и по решению аналогичных вопросов, что дало основание самому П. П. Смирнову сделать следующий вывод: «Характерной чертой морозовского строительства посадов является... замена общих норм и распоряжений сепаратным законодательством по каждому отдельному посаду». Это, по нашему мнению, верное заключение вступает в противо­речие с постоянным стремлением П. П. Смирнова найти источник тех или иных статей гл. XIX либо в некоем несохранившемся указе 1645 г., послужившем прототипом всех наказов стройщикам и всех жалованных грамот городам 1645—1648 гг., либо в «сепаратном законодательстве», либо в общем для всего городского законодательства указе.

В-третьих, как говорилось выше, указу от 14 сентября 1642 г. и отдельным указам морозовского посадского строения, нарушавшим правило возвращения беглых посадских по старине, предшествовали более ранние прецеденты об оставлении беглых посадских на новых местах жительства.

Все вышеизложенное позволяет предположить, что ст. 19 и 20 в качестве общегосударственных законов можно считать новыми. Хотя содержавшееся в них решение проблемы беглых и являлось ответом на ходатайства посадских, оно тем не менее отличалось от того, чего добивались посадские: беглые отныне не возвращались по старине, как настаивали посадские, а приписывались по месту их нового жительства. Ст. 19 и 20 правительство приняло, исходя исключительно из своих фискальных и административных интересов. Повинности разных посадов существенно различались, а беглый посадский мог, конечно, приписываться к более привилегированному, с точки зрении тягла, посаду. Однако перевоз беглых посадских из посада в посад или из уезда в какой-нибудь отдаленный город нередко сопровождался расстройством их хозяйств и, следовательно, делал их неплатежеспособными. Отсюда заинтересованность казны в оставлении беглых на месте их нового жительства, лишь бы данный человек отбывал тягло, и безразличие к тому, куда он приписан.

Ст. 19 и 20 являются принципиально важными для последующей истории посадского населения. Они впервые в общегосударственном масштабе окончательно прикрепили посадских людей к посаду по месту жительства, запретив переходы и переезды. Это соответствовало фискальным интересам правительства и являлось его ответом на челобитные посадских, в которых они добивались от правительства решительной борьбы с бегством посадских и закладничеством. Правительство нашло самое радикальное из возможных в то время решений проблемы борьбы с бегством. Достигнув своей цели, посадские принесли в жертву своим ближайшим экономическим потреб­ностям остатки свободы.

Ст. 21, 22, 23. Определяют отношение к посадскому тяглу «вольных людей», женившихся на дочерях или вдовах посадских людей. «Вольный человек», женившийся на дочери-девице посадского (с согласия последнего), остается вне посадского тягла, если новая семья живет самостоятельно, а не в доме отца невесты (если дочь выходила за вольного человека на сторону) (ст. 21), и, напротив, становится тяглецом, если зять приходит в дом тестя и обязуется по смерть последнего жить в его доме и кормить его (ст. 23). «Вольные люди», которые женились на вдовах посадских людей, записанных в писцовых книгах, и жили в их домах, становились тяглыми посадскими людьми (ст. 22).

В данных статьях не проводится принцип обращения в тягло по посадскому родству, как, например, думал П. П. Смирнов, а утверждается принцип обращения в тягло по жительству в тяглом посадском дворе. Вольный человек становился тяглецом лишь постольку, поскольку поселялся в тяглом посадском дворе; не сам брак с дочерью посадского или вдовой служил основа­нием приписки в тягло, а приход вольного человека в тяглый посадский двор.

Источником данных статей, как установил М. А. Дьяконов, является государев указ 1639 г., содержащийся в Указной книге Сыскного приказа кн. Б. А. Репнина.

В ст. 21—23 последовательно проводится правило прикрепления человека к месту жительства, к тяглому двору, т. е. крепостнический принцип, пронизывающий все Уложение 1649 г.

Ст. 24. Бывшие посадские тяглецы и их дети, работающие в качестве мастеровых во Дворце, Оружейной палате и приказах, подлежат возвращению в посад только с санкции государя.

Как установлено М. А. Дьяконовым, источником ст. 24 является указ 1639 г., обнаруженный в указной книге Приказа сыскных дел кн. Б. А. Репнина.

Ст. 24 относится к числу тех немногих статей гл. XIX, в которых законодатель делает исключение из правила о возвращении всех бывших тяглецов в посадскую общину. Интересы государства и государя в данном случае были поставлены выше интересов тяглых посадских миров.

Ст. 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32. Регулируют возвращение в посад бывших посадских тяглецов и их детей из числа служилых людей по прибору. Возвращались в тягло бывшие посадские (вместо с детьми), добровольно ушедшие на службу в псари (ст. 25), пушкари, затинщики, воротники, кузнецы и в иные подобные «чины» (ст. 28), в солдаты (ст. 31), ямщики (ст. 32). Возвращались в посадское тягло также тяглецы, добровольно поступившие в стрельцы, вместе с детьми, кроме третьего сына, который оставался в стрельцах (ст. 26), а также дети посадских тяглецов, ставших стрельцами, если они пе являлись третьими сыновьями (ст. 27). Вновь становились тяглецами лица, добровольно ставшие казаками, кроме «старопоместных казаков», т. е. тех, которые поступили на службу до Смоленской войны 1632—1634 гг. (ст. 29, 30).

Ст. 25—32 последовательно проводят старый принцип посадского строения — возвращение в посадское тягло по посадской старине, и потому закономерно, что источником данных статей, как показал М. А. Дьяконов, послужило предшествующее законодательство (Указная книга Приказа сыскных дел кн. Б. А. Репнина).

Особого упоминания заслуживают источники ст. 32. По правдоподобному предположению М. А. Дьяконова, эта статья не является ответом на челобитье посадских, поскольку о возвращении ямщиков в тягло там пет речи, а «взята из той же указной книги Сыскного приказа, но по списку более исправному, чем тот, какой дошел до нас в памяти 15-го июня 152 г.», где статья отсутствует. Однако и челобитье посадских 1648 г. дошло до нас не в оригинале и не в копии, а в изложении дьяков. Поэтому главный аргумент в пользу происхождения ст. 32 из прежнего законодательства целесообразно усматривать в общем духе ст. 32 и ст. 25—31 и в стилевом их единстве.

Ст. 25—32 направлены па укрепление посадских миров и, следовательно, их фискальных возможностей. Но нельзя не учитывать и негативной стороны этих статей — они запрещали добровольный выход из посадского тягла, ограничивали социальную мобильность городского населения, превращая посадских в замкнутое сословие, тем самым утверждали господство в русской жизни сословно-крепостнических начал.

В ст. 26, 30—32 проводится правило о возвращении служилых приборных людей на старое место жительства по формулам: «кто где жил» (ст. 26), «по прежнему» (ст. 30—32). В ст. 25, 27, 28 о месте новой приписки в тягле не говорится. Между тем в предыдущих статьях — 19-й и 20-й — предусматривалось оставлять вышедших из тягла людей на новых местах жительства или «свозить на посады тех городов, где кто сыскан будет». Следовательно, здесь мы вновь сталкиваемся с непоследовательностью законодателя, обусловленной, вероятно, двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что источниками гл. XIX послужили как прежнее законодательство и челобитные, так и собственные соображения правительства, и, во-вторых, политическим маневрированием, поскольку посадские в своих челобитных настаивали па возвращении бывших тяглецов на старые места жительства.

Ст. 33. Освобождает от посадского тягла как посадских тяглецов, так и детей посадских, вышедших из плена, и предоставляет им свободу местожительства.

Источником данной статьи, как это установлено Н. Д. Шаховской и М. А. Дьяконовым, являлось прежнее законодательство.

Ст. 34, 35, 36. Регулируют несение тягла торговыми людьми, имеющими недвижимое имущество (дворы и лавки) одновременно в столице и провинциальных городах. Торговые люди гостиной и суконной сотен обязаны были жить в Москве, а свои дворы и торгово-промысловые заведения в городах либо продать местным посадским тяглецам, либо нести за них тягло наряду с горо­довыми посадскими тяглецами (ст. 34). Аналогично и городовые торговые люди непривилегированных сотен, имевшие дворы и лавки в столице и провинциальных городах, должны были нести тягло и службы дважды — по Москве и своему городу (ст. 35).

Торговые люди, которые в столице имели лишь лавки, обязаны были продать их московским тяглецам и торговать только из гостиного двора; подобно всем приезжим торговым людям, включая крестьян, они лишались права нанимать лавки (ст. 36).

Если учесть нормы ст. 34, 35 и 17 гл. XIX и вековой обычай, запрещающий приезжим людям торговать вне гостиного двора, то представляется целесообразным нормы ст. 36 относить ко всем городам государства, а не только к Москве.

Ст. 34—36 имели целью сконцентрировать наиболее богатую часть купечества в Москве, однако объективно они затрудняли активность наиболее состоятельных торговых людей, препятствовали расширению ими коммерческих операций, сдерживали развитие межгородских торговых связей, тормозили накопление богатств в руках отдельных лиц. В этих статьях законодатель, вероятно, по политическим мотивам пошел навстречу пожеланиям и представлениям основной массы посадских людей, их стремлению в какой-то мере переложить бремя налогов и повинностей на состоятельные элементы посада.

Источником ст. 34, как показал С. Ф. Платонов, являлся указ по челобитью москвичей — членов гостиной и суконной сотен от 4 января 1649 г.,85 который отменял прежний июльский указ 1648 г. и вошел в гл. XIX в качестве особой статьи.80 Ст. 35 распространяет принцип несения посадского тягла, положенный в основание указа от 4 января 1649 г. п ст. 34, на всех вообще торговых посадских людей, имевших дворы и лавки в столице и провинциальных городах. Поскольку в указе от 4 января 1649 г. речь идет только о представителях гостиной и суконной сотен, а в ст. 35 обо всех вообще посадских людях, то ее можно считать новой.

Ст. 36 подтверждает правило, известное еще в XVI в.: приезжим торговцам запрещалось иметь свои или наемные лавки и торговать вне гостиного двора. Так, в таможенной откупной грамоте новгородцу Ивану Филатову от 1 сентября 1586 г. указывается: «Л которые торговые люди моск-вечи и всех городов, и станов, и волостей Московского государьства… учнут в Великий Новгород приезжати с каким товаром ни буди лете и зиме па возех, и тем людем своим товаром ставиться на гостиных дворех, а мимо гостиных дворов не ставитися нигде.... А которые ноугородцы тутошние жилцы посажано учнут в Новгород приезжати с каким товаром ни буди, и тем людем товар свой являти большим таможником да ставитися им но своим двором, и по анбаром, и по лавкам полно, а дворовые пошлины не имати ничего».

Ст. 37, 38. Утверждается важное правило, согласно которому побег (будь то дочери и вдовы от отца или холопов и крестьян от их владельцев) не дает права человеку па изменение его социального статуса; всякого беглого следует вернуть прежнему владельцу или патрону в прежнее его социальное положение. При этом как за принятие беглого, так и за содействие побегу следуют санкции: нарушитель закона теряет не только беглого, но и того, с кем беглый под его покровительством вступил в брак. Таким образом, решающим основанием для судьбы семей, образованных в результате брака крестьян и холопов с посадскими девицами и вдовами (если муж или жена— беглые), является не социальное положение мужей и жен, а факт побега.

Однако ст. 37 и 38 предусматривают только два казуса — либо жена беглая (дочь или вдова посадского человека), либо муж беглый (холоп или крестьянин) — и не рассматривают третий возможный вариант, когда беглые муж и жена. Именно решение последнего казуса наиболее наглядно продемонстрировало бы отношение законодателя к браку между беглыми людьми. Возможность понять отношение законодателя к семье, образованной беглыми супругами, дает ст. 34 гл. XI Уложения.

Таким образом, ст. 37 и 38 препятствовали использованию брака с целью захвата как холопов и крестьян, так и посадских девиц и вдов. Правило о возвращении беглых их владельцам вместе с женами, утверждавшееся в ст. 37 и 38, действовало в отношении крестьян до принятия Уложения 1649 г.88 Можно согласиться с К. А. Неволиным в том, что и в отношении посадских законодатель либо юридически оформил бытовавший обычай, либо воспользовался предшество­вавшей, неизвестной нам указной практикой.

Ст. 40. Рассматривается вопрос о владении иностранцами недвижимой собственностью в Москве. Статья состоит из двух частей. В первой части под угрозой государевой опалы запрещается русским людям «всяких чипов» продавать и закладывать, а иностранцам покупать и брать в залог дворы и дворовые места в Москве — в Китай-городе, Белом и Земляном городах. Во второй части иностранцам указано не строить кирхи в своих дворах в Китай-городе, Белом и Земляном городах, а имеющиеся сломать; впредь кирхи разрешалось строить за Земляным городом («от церквей божиих в далных местех»).

Источником ст. 40, как доказано К. А. Неволиным, являлся указ 1643 г. Ст. 40 направлена против иностранных купцов, торговавших в Русском государстве. Огра­ничивая иностранцев в приобретении недвижимого имущества, правительство шло навстречу пожеланиям русских купцов, создавало для них ощутимые преимущества, повышало конкурентоспособность. С этого времени началось вытеснение иностранцев с внутреннего российского рынка.

В конце января 1649 г. торговые люди, поддержанные дворянством, подали челобитную с ходатайством вообще изгнать иноземцев из городов и запретить им владеть недвижимым имуществом в городах. Подготовленное решение по этому вопросу было подано, государю па подпись вместе с уложенным списком и потому, вероятно, не попало в гл. XIX, а было издало отдельно.