Рассказывает кронпринц Вильгельм 4 страница

— Пароход за девять месяцев? — недоверчиво спросил я. — Ну, спустили… Небось до сих пор достраиваете?

— А вот ни хрена! — гордо сказал Димыч. — Пароходы до самого конца навигации на ходовых испытаниях были! А зимой, пока они на приколе стояли, мы внутренней отделкой жилых помещений занимались! Причем это только с первыми в серии мы так долго провозились, а, в принципе, сроки строительства около полугода.

— Технология строительства, при которой тысячетонные кораблики можно печь как горячие пирожки — по паре штук в год? — восхитился я. — Ты что, и, правда, не понимаешь, что ты сделал, гений недоделанный?

— То, что вы отработали технологию быстрого строительства достаточно крупных пассажирских и грузовых судов, это хорошо! — кивнул князь, — но повторюсь: боевой корабль — совершенно другое дело! Другой корпус, другое оборудование, другая машина! А вооружение? Да у меня до сих пор нет нормального проекта механизации башни! Матросики пятипудовые снаряды на руках к орудиям выносят. А приборы управления огнем? А торпеды? Что я тебе в январе говорил? Где проекты?

— Работаем… — разводит руками Димыч. — Не все же сразу! Встречный вопрос: где обещанные тобой конструкторы?

— Так ведь я еще отчета комиссии МТК не получил! На основании чего я тебе конструкторов пришлю? Они не мои рабы, чтобы я мог только своей властью послать их куда захочу!

— Комиссия твоя до сих пор на заводе околачивается! Второй месяц! Я задолбался им условия труда обеспечивать — восемь лучших номеров в заводской гостинице дал, чтобы через половину Нижнего каждый день не ездить. Да кормлю их всех за свой счет, бездельников! И сопровождающих из числа инженеров каждый день предоставляю, отвлекая людей от основный работы.

— Ничего, не обеднеешь — все тебе на пользу пойдет! — хмыкает адмирал. — Ты мне вот что скажи: что ты еще от меня утаил?

— Что значит, утаил? — опешил Димыч. — Ничего я от тебя не утаивал! Сам ведь тогда слушать не захотел! Ну вот… еще катера есть! Скоростные!

— Скоростные катера?! Дай-ка угадаю — небось поставил свои ДВС на легкую лоханку? И радуешься так, словно сделал аналог «Шнельбота» с торпедами «Лонг Лэнс»![69] — издевательским тоном сказал Алексей. — Да твоя скорлупа только в качестве разъездного катера и годится! По спокойной акватории белым днем рассекать!

— Млять, тебе что не сделай — все похер! — не выдержал Димка. — Один ты тут к войне готовишься, флотоводец великий, а мы, млять, сбоку припека! Сидим, млять, хером груши околачиваем! Я уж и не знаю, что тебя может удовлетворить — «Бисмарк» с «Ямато» тебе построить, или уж сразу «Нимитц» с полным авиакрылом?!!

— А ну-ка, брэк, каррячие парррни! — я поспешил вмешаться, пока друзья не передрались. — Серега, не перегибай палку! Если то, что создал Димыч, не подходит тебе для войны с Японией или вообще не имеет военного значения, это еще не значит, что все его творения — ерунда! Наверняка ведь это прорыв в своих областях?

— В общем… да… — остывая, признался адмирал. — Катер с ДВС по сегодняшнему времени — супервундервафля. Может паровые катера и берут пока больше людей и грузов, да и бегают со сходными скоростями, но… Чем хорош бензиновый движок? Его не надо полчаса раскочегаривать — сел, завел и поехал… Ладно, Димыч, извини! Мир?

— Мир! — друзья обменялись рукопожатием.

— Однако, честно говоря, всё, что ты сейчас показал и рассказал — вряд ли произведет впечатление на императора! — огорчил Алексей. — Надо найти более веские доводы в пользу твоего назначения на должность начальника госверфей! Давайте подумаем вместе!

— Ну, а паровая турбина сможет произвести впечатление на императора? — нарочито небрежным тоном спросил Димыч.

— Что ты сказал?! — дуэтом выпалили мы с адмиралом, подумав, что ослышались.

— Я. Построил. Паровую турбину! — отчетливо, как для плохослышаших, раздельно повторил Димка.

— Как?! — спросил адмирал, а я одновременно с ним выпалил: Когда?!

— Как? «Вспомнил»! Ведь я перед вселением готовился — набивал память сведениями технического характера! — пояснил Рукавишников. — Когда? В конце января начали делать в металле. Первый запуск через месяц.

— Непременно приеду и посмотрю на испытания! — не удержался я.

— Зелень подкильная, якорь тебе в… одно место! И что же ты, гад такой, молчал? Может быть, ты уже втихаря самонаводящиеся торпеды сделал и ПКР?[70]А, Димк? — рассмеялся адмирал. — Или атомные подлодки в двадцать тысяч тонн водоизмещением?

 

Рассказывает Сергей Платов (Великий князь Алексей Александрович)

 

Из кабинета цесаревича мы втроем направляемся к Александру III. Разумеется, нас сопровождают телохранители made by Tarugin. Вот странно: Олег оказался не только неплохим полевым офицером и приемлемым государственным деятелем, но и активно проявляет черты харизматического лидера. Казалось бы: у гвардейских полков есть свои командиры, их шефы зачастую члены правящего дома, а вот, поди ж ты! Любой из этих «верных» полков, не исключая офицеров и командиров, готов умереть за этого мальчишку в атаманском мундире.

Так что сейчас за нами бодро топают человек десять в разнообразных мундирах. Впрочем, «топают» — слово не подходящее. Они двигаются так, словно пребывают в разведке в тылу врага. Пожалуй, Ники все же перегнул палку, натаскивая своих бодигардов на защиту бесценной особы наследника престола российского. Не стоит вести себя настолько открыто…

Но, к делу. Вот и «апартаменты» Александра III, императора и самодержца всероссийского. Лейб-конвойцы вытягиваются при нашем приближении, адъютант вскакивает, точно на пружинках. Таругин кивает:

— Доложите императору, что цесаревич, генерал-адмирал и господин Рукавишников ожидают его аудиенции.

Адъютант козыряет и исчезает за дверью. Однако, неужели и я, прожив здесь два-три года, приобрету замашки «спокойного XIX века»? Но Таругин-то, Таругин! Ведь не «испрашивает» аудиенции, как положено всем, включая меня, а «ожидает»! И ведь глазом не моргнет, стервец!..

Через секунду двери распахиваются. Адъютант замирает восковой фигурой. Ну, с богом…

Александр III громоздится утесом посередине своего кабинета. Лицо, точно высеченное из гранита, абсолютно бесстрастно. Честно говоря, я всегда немного мандражирую встречаясь со своим «царственным братом». Больно уж он не предсказуем…

Меж тем Таругин бестрепетно делает три шага вперед и, чуть повернувшись, указывает на Политова-Рукавишникова:

— Вот, батюшка, рекомендую: купец первой гильдии Рукавишников Александр Михайлович. Тот самый человек, которого мы вам с дядюшкой рекомендовали.

Что это? Мне показалось, или в самом деле по лицу императора скользнула тень недовольства? Едва уловимая, но все же…

Неожиданно из-за спины гиганта-императора появляется Победоносцев. Мягким голосом, напоминающим мурлыкание кота, он обращается к Ники-Таругину:

— Ваше императорское высочество. Позвольте мне отвлечь вас от ваших дел. Мне бы очень хотелось обсудить с вами некоторые аспекты предложенной вами миссионерской программы для Великого Княжества Финляндского. У меня появились предложения, которые возможно вас заинтересуют. Тем более, — хитрый прищур кота, дорвавшегося до сметаны, — я смею предположить, что по данному вопросу вы уже привели вашему царственному отцу все аргументы, которые должны повлиять на его решение.

— Верно, Колька, — басит Александр number three, — ступай-ка, займись с Константином Сергеевичем. Эти дела не менее важны.

Олег разводит руками, всем своим видом показывая, что, мол, «против лома нет приема». А ведь это хреново! Тяжелая артиллерия в лице наследника престола покидает поле еще не начавшегося боя. Таругин пропускает Победоносцева вперед, и уже за его спиной со скорбно-шутовской гримасой «делает нам ручкой». Внезапно его рука сжимается в кулак. «Рот Фронт!» В смысле: «Держитесь, парни!» Блин, попробуем…

После ухода Николая свет Александровича, самодержец всероссийский долго молчит, разглядывая Димку, точно некий курьез. Мы тоже молчим. Пауза затягивается…

— Ну, нижегородец, ухарь-купец, — голос императора не предвещает ничего хорошего, — рассказывай: что ж ты такого великого сделал, что за тебя великие князья и цесаревич хлопочут?

Политов кратко излагает свою биографию. Эдакое резюме. Внимания ни чем не заостряет, своих заслуг не выпячивает, но все вместе звучит весьма и весьма солидно.

— Обратите внимание, ваше императорское величество, — вставляю я, — Рукавишников разработал и осуществил программу скоростного кораблестроения, пусть и речного. Используя его методы и технологии, можно значительно повысить темы строительства боевых кораблей…

Александр делает рукой в мою сторону жест, который не допускает двойного толкования. «Заткнись!» Затем он поворачивается к Рукавишникову:

— Значит, нижегородец, ты пока только пару волжских пароходов слепил? И теперь полагаешь, что можешь для державы нашей броненосцы и крейсера строить? А не слишком ли ты дерзок, купчина?

Вот так! Похоже, что дальше разговор продолжать бессмысленно. Интересно, а ведь император ведет себя так, словно уже заранее всё для себя решил. А почему? Ведь еще несколько дней назад Александр вроде был не то, что не против, но как-то безразличен к идее назначения Димыча на должность управляющего казенными верфями. Николай-Таругин его здорово накачал. Кто ж это тебя переубедил, царь-батюшка?

Александр меж тем продолжает:

— Не знаю, чем ты цесаревича прельстил, но вот об этом субъекте, — взмах рукой в направлении меня, — меня просветили!

И уже в мою сторону:

— Ты что ж творишь, Alexis? Ну, собутыльник он твой, ну, дела какие-то вместе крутите! Но верфи-то казенные, какому-то купчишке нижегородскому, корабелу макарьевскому? Вы с Павлом руки на этом нагреть решили?!

Та-ак. В таком состоянии я ему ничего не докажу и не объясню. Как бы еще сейчас Димычу не перелетело вот так, за здорово живешь. Да еще и по самое по не могу…

Император тем временем продолжает рычать:

— Так что ступай и протеже своего забирай. Нечего тебе тут делать!

Вот и все. Приехали. Интересно, сможет наш бравый цесаревич исправить это? Ну, «племянничек», готовься! Завтра же начнем подготовку ко второй части «марлезонского балета»!

 

Рассказывает Олег Таругин (Цесаревич Николай)

 

На следующий день Димыч врывается ко мне со словами:

— Слюшай, Гиви Иванович! Совсэм тэбя этот ГАИ не уважает! И машину отобрал, и права…

Цитата из «Мимино», сказанная в этом времени и в этом месте, да еще и с «кавказским» акцентом, производит на меня оглушающее впечатление — я начинаю ржать, как сумасшедший.

— Епрст, Димыч, ты что там, перетрудился на ниве развития отечественной промышленности? Какое «ГАИ»? Какие «права»? Какая машина?

— То есть как это «какая машина»? — Шутки кончились — в Димкином голосе звучит неподдельная обида. — Три моих «Жигуля» и две «Самары»…

— Какие «Жигули»? — я перестаю смеяться. И заботливо спрашиваю, — Ты как, вообще… себя чувствуешь? Нормально?

Секунду Димка ошарашено молчит, а потом в свою очередь начинает хохотать, да так, что я уже почти окончательно уверяюсь в своем первоначальном диагнозе. Но, отсмеявшись, он сообщает, что привез в Питер пять автомобилей — ровно половину мирового автопарка. Три легковушки, которые он окрестил «Жигулями» и два полуторатонных грузовичка — «Самары». Хм… Я ведь видел зимой в Стальграде автомобили, но названия брендов, видимо, пропустил мимо ушей. Легковушки предназначены в подарок мне, Алексею и Павлу, как Димка и предлагал в январе на общей встрече. А в грузовиках лежат пулеметы и оборудование для их показа. Сегодня утром Димыч решил перегнать автомобили с Николаевского вокзала к Зимнему дворцу. И не выбрал другого маршрута, кроме Невского проспекта. Этим автопробегом мой друг решил добиться максимального рекламного эффекта, но возникли непредвиденные трудности. Во-первых, разогнаться до приемлемой скорости, позволяющей привлечь внимание пребывающей на проспекте публики, так и не удалось — мешали многочисленные конные экипажи. Приходилось тащиться со скоростью 15–20 километров в час. А во-вторых, движение автомобилей попытались остановить не в меру бдительные городовые. Что уж они там себе вообразили — один Бог ведает, но последние двести метров Димыч проехал под аккомпанемент полицейских свистков. А как только машины остановились у дворца, их тут же догнали и начали окружать запыхавшиеся блюстители порядка. Димка еле-еле успел сбежать ко мне за подмогой.

Ровно через двенадцать минут мы вызволяем из рук бдительных городовых автомобили и участников автопробега Николаевский вокзал — Зимний дворец. Полицейские, смущенные появлением цесаревича в сопровождении невесты, дюжины офицеров гвардии и конвоя из атаманцев, путано объясняют, что они, узрев экипажи без лошадей, движущиеся в сторону дворца, в простоте душевной представили себе нападение новых террористов-бомбистов и дружно бросились на перехват. К счастью, все разрешается благополучно и, рыкнув на прощание доблестным охранным воинам нечто одобрительно-грозное, я разворачиваюсь к самобеглым коляскам. Нда… тут есть на что посмотреть!

Эти автомобили чисто внешне весьма значительно отличаются от тех, что я видел на заводском полигоне. Там, по сути, были рамы с шасси и двигателем, без всякого намека на удобства. Два брезентовых сиденья, да тент из парусины, натянутый на каркас из стальных труб. А здесь…

Дизайн кузова легковушек действительно немного напоминают «Уазик» с цельнометаллической крышей. Хотя есть в нем что-то и от «Крузака» и от «Геленвагена». Этакий здоровенный драндулет, размером с небольшой сарай. В общем и целом машины производят весьма внушительное впечатление. Цвет, как и обещано, черный. Кузовные детали безупречно подогнаны друг к другу. Ручки дверей изящно выгнуты. Большие лобовые стекла сверкают на весеннем солнышке. На капотах красуются фигурки «бегущих» оленей. Прямо как на 21-й «Волге». И, похоже, что Димыч решил не мелочиться — фигурки серебряные. На решетках радиатора (посеребренных) большие (опять-таки серебряные) шильдики с выполненной изящным рондо надписью «Жигули». На передних дверцах, сияя огромными (в половину ладони) накладными буквами (догадайтесь с трех раз, из какого металла!) красуется выполненная «полууставом» надпись «Заводъ братьев Рукавишниковых». Вот так! Знай наших! Если мы с Алексеем и Павлом начнем рассекать в этих экипажах по городу (а мы начнем — куда денемся!), у Димыча просто отбою не будет от заказчиков. А, поскольку, изделия эти эксклюзивные, то цены на них можно драть любые!

Диски колес стальные, штампованные, но прикрыты вычурными декоративными колпаками, имитирующими спицы. Естественно, что и колпаки покрыты все тем же благородным металлом. Широкие покрышки, естественно, пневматические, с ярко выраженными грунтозацепами. Вариант «офф роад»? Ну-ну… Хотя зимой на полигоне мы на таких же шинах довольно бодро рассекали по неглубокому снегу.

Я открываю дверцу и заглядываю в салон. Здесь царство кожи и полированного дерева. Сиденья далеки от эргономических — с прямыми, как у стульев спинками, но зато обтянуты мягкой лайкой.[71]Причем, я замечаю, что общий стиль салона отличается от лимузинного. Никакого отдельного отсека для пассажиров, никаких перегородок. Расчет на то, что владелец сам будет сидеть за рулем? Мимо меня пытается протиснуться любопытное личико Моретты.

— А что это такое? — невеста бесцеремонно тыкает изящным пальчиком в рулевое колесо.

— Это, ваше императорское высочество, руль! — поясняет Димка, открывший дверцу с противоположной стороны.

— Руль? — Моретта забавно морщит лобик, пытаясь понять смысл неизвестного русского слова.

— Это, дорогая, штурвал — устройство для управления движением этого экипажа! — перевожу я, и Моретта важно кивает.

— Прошу вас, господа, садитесь, оцените удобство! — разливается соловьем Димыч.

Я распахиваю перед Мореттой заднюю дверь. Моя невеста неловко залезает в салон, и некоторое время возится на диване, расправляя пышную юбку. Наконец, устроившись с комфортом (в отличие от «Уазика» салон чрезвычайно просторен), Моретта удовлетворенно откидывается на спинку сиденья и недоуменно оглядывает внутренность автомобиля. Мол, ну и что здесь интересного? Ездили мы в каретах и с более богатой отделкой! Эх, дорогая, ну и удивишься ты сейчас, когда эта «карета» поедет без лошадей!

Я сажусь за руль, рядом усаживается Димыч. Оглядываю приборную панель. Приборы в изящных ободках (ясно дело, серебряных!) стандартны — спидометр, тахометр, указатель уровня топлива, температуры охлаждающей жидкости и зарядки аккумулятора. Судя по разметке шкал этот «Жигуль» может разогнаться до 80 километров в час, а движок выдает 6000 оборотов. В реальности оба параметра можно смело делить на два. Ну, Димка и выпендрёжник! Впрочем, это хороший рекламный ход.

На отделанной полированным красным деревом «торпеде» — небольшая икона. Димка, перехватив мой удивленный взгляд, весело поясняет:

— Это для замены подушки безопасности!

Шутник, блин! Лучше бы объяснил, как этой штукой управлять!

— Александр Михалыч, а насколько сильно управление отличается от того, что я видел зимой?

Димыч бросает на меня быстрый взгляд и моментально реагирует:

— Почти то же самое, ваше императорское высочество. Но есть одно существенное отличие — мы довели до ума синхронизатор КПП. Зимой, когда вы изволили испытать сей агрегат, этого еще не было. И потому теперь передачи переключаются за один прием. И самих передач стало больше — три вперед и одна назад.

Ага. На той машинке, что досталась мне в Стальграде, задней передачи не было, а передних было только две. А уж переключение в три приема — трудно назвать удобным. Молодцы, довели коробку передач до ума.

— Доверишь? — руки буквально зудят — так охота прокатиться.

— А справитесь, ваше императорское высочество? — ерничает Димка. — Все-таки центр города! Здесь много гуляющей публики, а «кенгурятник» я поставить не догадался!

Я исподтишка показываю расшалившемуся другу кулак. Димка, донельзя довольный произведенным эффектом, широко улыбается.

— Чего ты лыбишься? Ключи давай! — требую я, и через секунду слушаю раскаты громового купеческого хохота. Блин, ох и дурень я! Какие еще ключи на заре автопрома?!

Ошарашенная нашим непонятным поведением Моретта начинает елозить на заднем сиденье. Димка запоздало спохватывается и начинает рассыпаться перед моей невестой в извинениях. Моретта тактично прощает его, уверенная в душе, что все русские купцы — хамы и невежды. Наконец Димка показывает мне кнопку включения стартера, я от души жму на нее, мотор взрыкивает так, что окружившие машину любопытные офицеры испуганно отскакивают. Шелихов осеняет себя крестным знамением, а Махаев начинает судорожно лапать кобуру с револьвером.

Я, пытаясь перекричать шум двигателя, приказываю освободить проезд и вообще, в целях самосохранения, отойти от машины на безопасное расстояние. Шелихов и Махаев, пытаются оспорить последний приказ, мотивируя: куда ты, государь, туда и мы. Но в машине просто нет больше посадочных мест. Номинально считается — их в машине пять. Однако при расчете была упущена возможность присутствия в салоне современно одетой женщины. Моретта стойко оккупирует заднее сиденье, не оставляя посторонним даже малейшего плацдарма. Господа офицеры, поняв тщетность своих усилий, обиженно отступают.

Аккуратно, по миллиметру, я отпускаю педаль сцепления, стараясь одновременно прибавить газу. Нда… А навыки управления автомобилем основательно забыты. Тронуться с первой попытки мне не удается — машина дергается и глохнет. Краем глаза вижу в зеркальце заднего вида испуганное лицо Моретты, но все равно повторяю попытку. Блин, опять неудачно!

— Мягче, мягче, Олегыч, — шепчет мне в ухо Димка. — Не торопись!

Наконец мне удается тронуть «Жигули» с места. Ффу-у-у-у-у! Врубаю вторую передачу и… чуть не сшибаю каких-то зевак, сунувшихся точно под колеса. Ударить по тормозам удается в последний момент. А хорошие тормоза у этой тачки! Автомобиль сильно «клюет» носом и останавливается как вкопанный. Димку бросает носом на лобовое стекло, а Моретта буквально влетает между передними сиденьями.

— Дорогая, ты как? Не ушиблась?

— Нет, — а голосок то дрожит! Напугалась, но старается не показывать виду.

— Ты уверена, что хочешь остаться? — на всякий случай уточняю я.

— Остаться? — в ее голосе страх перемешивается с сомнением, но гордость побеждает. — Конечно же, я остаюсь! Мы поедем вместе, любимый!

Я вылезаю из авто и приказываю своим офицерам упорядочить тусующуюся по Дворцовой площади публику. Атаманцы бросаются на зевак, как овчарки на отару овец. В считанные секунды посреди густой толпы проложен широкий коридор.

Ну, что же… Попытка номер… э-э-э-э… не важно. Я плавно трогаюсь, втыкаю вторую, с силой жму педаль акселератора. Мотор радостно рычит. «Жигуль» резво прибавляет скорость. Сочный разгон до третьей, переключение передачи и… я едва успеваю вписаться в арку Генштаба. Народ шарахается с дороги, многие крестятся. Распугивая конные экипажи светом мощных фар, отлично видимом при пасмурной погоде, мы с ревом (неужели Димыч не удосужился поставить на свое произведение глушитель?), несемся по Невскому проспекту. А ведь хорошо идем! Краем глаза гляжу на спидометр. Ого! Почти сорок кэмэ, если прибор не врет! Лихо! К нашему счастью, проспект два года назад покрыли новомодным асфальтом, взамен брусчатки. Но гонять на такой скорости по городу, запруженному гужевым транспортом — чистое самоубийство и я отпускаю утопленную педаль акселератора. Эх, не догадался Димка сюда какой-нибудь свето-звуковой сигнал поставить, чтобы возницы меня издалека слышали и видели и своевременно «лыжню» освобождали. Блин, помнится, Шенк тогда насчет мигалки пошутил! И ведь, как в воду глядел! Без этого приспособления здесь никак! Что еще раз доказывает — старших нужно слушаться, даже если кажется, что они сошли с ума…

Дорогу тачка держит вполне прилично и я постепенно успокаиваюсь. Смотрю на Димку — он радостно улыбается. Смотрю на Моретту — она в шоке. Ничего, милая, это еще что! Вот выскочим на досуге за город — там я тебе и не такое покажу. Путь до Николаевского занимает считанные минуты. Там мы лихо поворачиваем назад, выполнив на унавоженном мокром снегу классический «полицейский» разворот. Моретта не выдерживает и громко визжит. Сообразив, что таким макаром невеста может не дожить до свадьбы, я совсем сбрасываю скорость и к Зимнему дворцу мы «крадемся» на смешных 20 километрах в час.

Но, проезжая арку Генерального штаба в обратном направлении, я снова прибавляю газку, и мы влетаем на Дворцовую площадь, словно маленький ураган, обдавая, продолжавших дисциплинированно удерживать в толпе «коридор», атаманцев мокрым снегом и грязью. С видом записного пилота «Формулы-1» я покидаю автомобиль и тут же оказываюсь в окружении офицеров «ближнего круга». По их лицам можно понять: они несказанно рады тому, что поездка на «шайтан-арбе» наконец-то закончилась. Только тут замечаю, что я совершенно мокрый от пота. Ничего себе прогулочка вышла. Димка, гатт такой, опять ехидно улыбается. А как там моя ненаглядная? Неужели в обмороке? Уф, слава Богу, нет!!! Ее с непривычки укачало, да и страху натерпелась. Выношу свою невесту из автомобиля на руках и несу так до самых апартаментов. Там, подав ей флакон с ароматической солью, я оставляю Моретту на попечение фрейлин и возвращаюсь на площадь.

Количество народа за время моего краткого отсутствия прибавилось втрое. К тому же на шум стягивается дворцовая охрана и, наконец, в сопровождении великого князя Владимира Александровича, появляется сам Рара — государь-император.

— Так и знал, Колька, что без тебя тут не обошлось! — добродушно басит Александр и добавляет, поворачиваясь к Димке, — и ты здесь, купчина? Что за шум вы устроили?

— А вот, Рара, извольте, посмотреть, — я жестом экскурсовода показываю на автомобили, — господин Рукавишников имеет честь демонстрировать нам наисовременнейшую техническую новинку — самобеглые коляски!

— Локомобиль, что ли? — Александр осторожно приглядывается к чуду техники. — Ты, Колька, уж совсем темным меня не считай — я на эти самобеглые повозки еще во время последней войны[72]насмотрелся!

— Э, нет, Рара, это не паровые мобили, а с двигателями внутреннего сгорания! — уточняю я, а Димка вдруг распахивает перед императором переднюю правую дверцу своего авто:

— Не желаете ли опробовать на ходу, ваше императорское величество?

Александр хмуро покосился на наглого купчишку, потом глянул на меня.

— А ведь и верно, Рара, давайте прокатимся! Дядюшка! — это уже Владимиру, — Соглашайтесь!

Владимир Александрович не заставляет себя долго ждать и бодро лезет в салон. Рядом с ним садится Димка. Я снова сажусь за руль. Александру ничего не остается, как присоединиться к нам. Кряхтя, император залезает на переднее сиденье. К счастью, внутреннее пространство наших «Жигулей» гораздо больше, чем у «родных». Александр, со своим гигантским ростом без труда размещает ноги и откидывается на спинку. Кресло даже не пискнуло! Да уж — сделано на совесть! Уже порядком освоившись с управлением, я лихо рву с места и быстро разгоняюсь. Стрелка спидометра неудержимо ползет по шкале. Тридцать, тридцать пять, сорок… Лицо императора постепенно начинает менять выражение. Ну еще бы! Так быстро сейчас могут передвигаться только поезда. Но ощущение движения в вагоне и в автомобиле совершенно разные! Относительно небольшой размер нашего экипажа и близость, несущейся мимо со «страшной» скоростью, земли, дают незабываемые впечатления.

Мы снова лихо разворачиваемся у вокзала. Император охает и загибает матерную конструкцию в три этажа. Владимир радостно ржет. Димка снова улыбается, как довольный котяра. Обратный путь мы проезжаем даже быстрее — разогнанные предыдущими проездами нашего «пепелаца» конные экипажи уже не рискуют занимать середину проспекта. При въезде на Дворцовую площадь мы буквально лоб в лоб сходимся с небольшой конной группой. Это охрана Александра бросилась вдогон своему императору. Я машинально бью ладонью по ступице руля. И, о чудо, Димыч все-таки догадался установить звуковой сигнал! Кони шарахаются в стороны. Кто-то из всадников вылетает из седла. Нда, ребята, это ж надо было догадаться — преследовать автомобиль на лошадях! Я притормаживаю и внимательно смотрю на пострадавшего. Вроде бы все обошлось — он быстро встает. Вот и славно!

Плавно остановившись у подъезда, я глушу движок и поворачиваюсь к Александру. Его состояние сходно с состоянием Моретты пятнадцатью минутами ранее.

— А теперь представьте, Рара, что такие автомобили будут состоять на вооружении нашей армии! — начинаю я. — Несколько сотен таких экипажей могут полностью изменить условия ведения войны! А если еще установить броню, да пару пулеметов…

— Это… Это — страшно! — наконец выговаривает Александр, доставая из кармана большой фуляровый платок и вытирая вспотевший лоб и шею. — Я даже рад, что, скорее всего, не доживу до этого. А вот тебе, Колька, такие игрушки, я вижу, по нраву! Ну, так и пользуйся! Развивай — будущее принадлежит тебе.

Александр замолкает, но через несколько секунд оборачивается к Димке.

— А ты, купчина, я смотрю, головастый! Сам придумал или подсмотрел где?

— Людей, ваше императорское величество, нашел нужных — инженеров. Вот они и изобрели! — поскромничал Димка.

— Угу, угу! — покивал головой Александр. — А ты рядом стоял. И когда изобретали и когда строили… Я, знаешь, ли, начинаю подумывать: уж не допустил ли я вчера ошибку, отказавшись ставить тебя на верфи.

Император на минуту умолкает. Вот всё-таки интересно, какая сволочь поднесла императору документы, из которых явствовало, что генерал-адмирал продвигает Рукавишникова из-за того, что имеет в его предприятии свой интерес и вложил в нижегородский Стальград почти все свои сбережения. Скандал вышел первостатейный. Отбились чудом, но назначение Димки пришлось отложить на неопределённый срок.

— Ладно, — продолжил Александр. — У нас сегодня вдобавок испытание картечниц намечено — и там посмотрим, что у тебя еще в кармане припасено! Но учти! Соревнование будет честным!

— Я всегда честно веду дела, ваше императорское величество! — горделиво сказал Димка.

— Вот и молодец! — кивнул Александр и тут же спросил: — как эта чертова дверь открывается? Я уже на твердую землю хочу!

 

Интерлюдия

 

В руке тлеет толстая «гавана». На столике — хрустальный фужер, в котором плещется янтарный Арманьяк пятидесятилетней выдержки. Лорд Валлентайн расслабленно откинулся в кресле.

Удача! Первая удача! Всего-то пара фраз, словно бы случайно оброненных в присутствии императора Александра, и вот, пожалуйте! Александр III, человек склонный к подозрительности, проверил все сам и выяснил, что великие князья Алексей и Павел весьма солидно вложились в предприятие Рукавишникова. И именно поэтому Алексей активно проталкивает оного купца на высокую должность, а Павел закупает рельсы для «преждевременного» ТрансСиба только в Стальграде.

И вот уже протеже цесаревича отказано в должности управляющего верфями, развернувшись на которой Рукавишников, без сомнения, сумел бы в кратчайшие сроки модернизировать производство. И в самом ближайшем будущем начать серийно клепать тысячетонные корабли. Не вышло, господа вселенцы! Сейчас Валлентайн уже не сомневался, что правильно вычислил второго реципиента — это совершенно определенно был именно купец Рукавишников. Но каков наглец? За три с половиной года построить завод и начать изготовление автомобилей! И умудриться все-таки понравиться императору со своей игрушкой. Хорошо, что решение о назначении император пересматривать не стал. Ничего… Как только он, Валлентайн, покончит с проклятым выскочкой — придет пора его подельника!