(Памятники мировой эстетической мысли. Т. 1, с. 334.)
Преп. Дионисий Ареопагит — афинский мыслитель, живший в I веке, автор знаменитых «Ареопагитик», оказавших большое влияние на развитие богословия в Византии и Западной Европе. Один из способов передачи информации в иерархической системе «Ареопагитик» связан с прекрасным.
Это благо воспевается святыми богословами как прекрасное и красота, как любовь и предмет любви и обозначается всеми прочими божественными именами, приличествующими благодатному облику, который творит прекрасное и вместе с тем Сам прекрасен. Прекрасное же и красоту следует различать на основе причины, сливающей целое в единство. Различая во всем сущем причастность и причастное, мы называем прекрасным причастное красоте, а красотой — причастность той причине, которая создает прекрасное во всем прекрасном.
Пресущественно — прекрасное называется красотой потому, что от него сообщается всему сущему его собственная отличительная для каждого краса, и оно есть причина слаженности и блеска во всем сущем; наподобие света источает оно во все предметы свои глубинные лучи, созидающие красоту, и как бы призывая к себе все сущее, отчего и именуется красотой, и все во всем собирает в себе.
Прекрасное же, как всепрекрасное, есть вместе с тем сверхпрекрасное, всегда сущее, одинаково прекрасное, не возникшее и не уничтожающееся, не возрастающее и не убывающее, и не в одной части прекрасное, а в другой безобразное, и не когда-либо прекрасное и когда-либо непрекрасное, и не прекрасное лишь в отношении одного, а в отношении другого нет; и не здесь такое, а там иное, и не изящное для одного и уродливое для другого. В самом себе и в согласии с самим собою оно всегда единообразно прекрасно, возвышенно излучая из себя глубинную красоту всего прекрасного.
Ведь в простой и сверхприродной природе всего прекрасного существуют всяческая красота и всяческое прекрасное — единообразно, в соответствии с причиной своей. Благодаря этому прекрасному, все сущее оказывается прекрасным, каждая вещь в свою меру; и, благодаря этому прекрасному, существуют согласие, дружба, общение между всеми; и в этом прекрасном все объединяется.
Прекрасное есть начало всего как действующая причина, приводящая целое в движение, объемлющая все эросом своей красоты. И, в качестве причины конечной, оно есть предел всего и предмет любви (ибо все возникает ради прекрасного). Оно есть и причина - образец, ибо сообразно с ним все получает определенность. Вот почему прекрасное и благое - одно и то же, ибо все по одной и той же причине стремится и к прекрасному, и к благому, и нет ничего, что не было бы причастно к прекрасному и благому. Осмелюсь даже сказать, что даже несуществующее причастно прекрасному и благому, ибо прекрасное и благое в Боге едины тогда, когда воспеваются в отрешении от всего, — это единое благое и прекрасное единственно есть причина разнообразных прекрасных и благих вещей (MOG t.3 col. 701 пер. В. Зубова).
Святой Дионисий Ареопагит.
О небесной иерархии
(Сатис, СПб., 1996 (по изд. 1893 г., с. 5-7; 12, 13.)
«Corpus Areopagiticum» (CA) Дионисия Ареопагита получил широкое распространение в христианском мире после 532—533 гг. в качестве одного из авторитетнейших источников христианской философско-эстетической мысли. Последняя была настолько созвучна направлению поисков художественного мышления того времени, что оно оказалось способным воспринять идеи «Ареопагитик» в качестве своеобразной внутренней программы для развития своего художественного языка. Огромна значимость СА и для последующего развития средневековой философии, богословия и художественного мышления. «Ареопагитики» являют собой практически полную, но еще не догматизированную систему христианского мировосприятия, построенную под углом зрения христианской гносеологии — постижения Бога. Эта система, отталкиваясь от философии неоплатонизма, выступает логическим завершением пятивекового этапа развития христианской философско-религиозной мысли, (особенно ее александрийской ветви — Климент Александрийский, Ориген, «великие каппадокийцы»).
Дионисий Ареопагит, приняв в области философско-религиозного мышления антиномический принцип, полностью вывел завершение процесса познания в непонятийную сферу — сакрально-мистическую и эмоционально-эстетическую. Эстетические проблемы заняли поэтому важное место в его системе (аналогичный процесс на Западе мы наблюдаем у Августина) и играли в ней ведущую роль. Именно это и позволило художественному мышлению христиан активно опереться на эту принципиально «бессистемную систему», внутренне уже использующую художественные принципы.
Кратко сущность философско-эстетической системы «Ареопагитик» заключается в следующем:
Дионисий Ареопагит завершил своим учением длительный процесс развития антиномического учения о трансцендентности Бога, умонепостигаемым образом имманентного миру материального бытия. Бог одновременно является всем «что существует и однако ничем из того, что существует», ибо Он «пребывает во всем и вне всего» (Ep.V.1076A). Он превышает все сущее и несущее, все постигаемое и не-постигаемое. Он обитает по ту сторону бытия и не-бытия, познаваемости и не-познаваемости, но ту сторону «всеохватывающего отрицания», превышает любое «за» и любое «нет» (DN II,4). Таким образом: «Бог познается во всем и вне всего, познается ведением и неведением... Он, будучи всем во всем и ничем в чем-либо, всеми познается из всего и никем из чего-либо» (DN VII.3).
Разум и логическое мышление смолкают на этой ступени познания, в действие активно включается «мистическое постижение». Соответственно и объект познания описывается в «Ареопагитиках» как Нечто, способное возбудить эмоциональную область психики, вызвать к себе симпатию, влечение, любовь. Познание в акте любви (PJ.46.96C) — важнейший аспект всей христианской гносеологии вообще, и Дионисий Ареопагит представляет Бога в качестве абсолютной красоты, «сверхсущностно-прекрасного», которое является и творческой причиной всего сущего и источником всего прекрасного и гармоничного в мире, и, собственно, объектом любви и пределом всех стремлений и побуждений (DN IV, 7).
Для общения Бога с миром, а главное (ибо Бог и так пребывает во всем) — для возможности познания Его людьми, Дионисий создает теорию иерархии (имеющую раннехристианскую гностическую и неоплатоническую традицию). Весь сознательный универсум между Богом и человеком разделен в СА на две иерархические ступени: небесную и земную. Небесная иерархия состоит из трех тройственных чинов бесплотных существ: I — престолы, херувимы, серафимы; II — господства, власти, силы; III — начала, архангелы, ангелы. Земная (или церковная) иерархия также состоит из трех триад: I — основные христианские таинства: крещение, Евхаристия и миропомазание; II — священнослужители: епископы, священники, диаконы; III — верующие: монахи, верующие, катехумены (готовящиеся принять веру). Главная функция иерархии — прием и передача (сверху вниз) «совершенного очищения, Божественного Света и сокровенного знания» (СН VII, 2). Передача «знания» в иерархии осуществляется несколькими «непонятийными способами», основывающимися, говоря современным языком, на эстетическом познании. Один из них, особенно актуальный для высших ступеней иерархии, состоит в «богоподражании», в «уподоблении» Ему. Это «подражание» «неподражаемой», трансцендентной идее осуществляется не в художественных образах, а в самой сущности субъекта познания, это — «неподражаемое подражание» (Ер. II 1068А). Иерархия на каждой своей ступени по возможности «отпечатывает» в себе образ Бога (М III, 2), т.е. является иерархией образов, все более удаляющихся от архетипа по мере спуска по ее ступеням. О том, каковы эти «образы» для небесной иерархии, СА не дает точной информации, кроме того, что они неизоморфны и «неподобны» своему архетипу. Для материальной ступени иерархии в СА теория образа и символа разработана более подробно.
Другой способ передачи информации в иерархической системе «Ареопагитик» связан с прекрасным. Ибо прекрасное и является одной из форм «богоподражания». Абсолютная красота, подобно свету, излучается, никогда не убывая, в иерархию небесных и земных существ, организованных по образу этой красоты, но отражающих ее в различной степени (степень причастности абсолютной красоте обратно пропорциональна степени материализации иерархических чинов).
Еще один из главных способов передачи знания в иерархии — с помощью «богоначальных озарений» (СН IХ, 2), Божественного Света, различной (в зависимости от ступени) степени материализации. Свет происходит от «Блага» и имеет две качественно различные формы: физический, видимый свет и «Свет духовный». Видимый свет, прежде всего свет солнца, является двигателем всей органической жизни на земле. Духовный Свет выполняет чисто гносеологическую функцию. Благо сообщает сияние этого Света всем разумным существам в соответствующей их воспринимающим способностям мере, а затем увеличивает его, изгоняя из душ незнание и заблуждение (DN IV.5.). Свет этот стоит превыше всех разумных существ, находящихся под миром, является «первосветом» и «сверхсветом». Он объединяет все духовные и разумные силы друг с другом и с собой, совершенствует их и обращает «к истинному бытию».
Большая часть информации в структуре небесной иерархии и от небесных чинов к земным передается в форме духовного Света, который иногда принимает образ видимого сияния. По словам Дионисия, «благость божественного блаженства» распространяется в виде постоянного количества лучей света ко всем «мысленным очам» (ЕН II. 3,3). Отсюда и таинство крещения, приводящее человека в Христову Церковь, т.е. приобщающее его к системе иерархии, дающее ему «первоначальный Свет», называется «таинством просвещения» (ЕН II.2).
Световая информация постоянно излучается Богом и называется Дионисием фотодосией (светодаянием). Являясь посредником между двумя далекими друг от друга уровнями бытия, фотодосия описывается в СА с помощью антиномии: она «никогда не покидает свойственного ей внутреннего единства и, благоподобно раздробляясь и предводительствуя нас к горнему и объединяющему с премирными умами соединению, невидимо остается внутри самой себя, неизменно пребывая в неподвижном тождестве» (СН I.2).
Рубеж небесной и земной ступеней иерархии «луч фотодосии» может преодолеть несколькими способами. Во-первых, он непосредственно проникает в душу мистика, погруженного в молчаливое созерцание. Это состояние стремились передать восточно-христианские живописцы при изображении святых в росписях и на иконах. Во-вторых, просвещение верующих светом Божественной благодати происходит в таинствах Церкви. Именно чин таинств Дионисий поместил на границе между небесной и земной иерархиями. И, в-третьих, «луч фотодосии» переходит в новое качество, таинственно скрываясь «под разнообразными священными завесами» (СН I, 2) типа различных чувственно воспринимаемых образов, изображений, символов, знаков, организованных в соответствии с возможностями нашего восприятия. «Духовный Свет» становится главным содержанием всех этих материализованных феноменов, созданных, как правило, специально для его передачи, в том числе и образов изобразительного искусства и архитектуры. Воспринимается он соответственно не физическим зрением, но «глазами ума», «мысленным взором».
Для этого наиболее обширного и доступного практически всем верующим уровня познания Дионисий разрабатывает символическую теорию. Ибо только посредством «символических священных изображений» человек может подняться «к простому совершенству небесной иерархии» (СН I, 3), приблизиться «неизреченно и непостижимо к неизрекаемому и непознаваемому» (DN I, 1). Символ выступает в «Ареопагитиках» наиболее обобщенной философско-религиозно-эстетической категорией, включающей в себя знак, образ, изображение, прекрасное, ряд других понятий, а также многие предметы и явления реальной жизни и особенно церковной богослужебной практики, как свои конкретные проявления в той или иной сфере. На материальном уровне вся информация о высших истинах заключена в символах, ибо «все о небесных существах сверхблагопристойно передано нам в символах» (СН I, 3).
Символы и условные знаки возникали, по учению Дионисия, не ради самих себя, но с определенной и притом противоречивой целью одновременно выявить и скрыть истину. С одной стороны, символ служит для обозначения, изображения и тем самым для выявления непостижимого, «бесконечного в конечном, чувственно воспринимаемом» (Ер. IX.1.). С другой, — он является оболочкой, покровом и надежной защитой невыговариваемой истины от глаз и слуха «первого встречного», недостойного познания истины (Ер. IX.1, 110 5с). В символе позволяют осуществить эти взаимоисключающие цели, особые формы хранения истины в нем. К таким формам Дионисий относит «красоту, скрытую внутри» символа и приводящую к постижению сверхсущностного, духовного света (Ер. IX.1, 110 5с; 2, 110 8с). Таким образом, непонятийная информация символа воспринимается стремящимися к ее познанию прежде всего сугубо эмоционально в форме «красоты» и «света». Однако речь идет не о внешней красоте форм, а о некой обобщенной духовной красоте, содержащейся во всевозможных символах — словесных, изобразительных, предметных и т.п. Красота же эта открывается только тому, кто «умеет видеть». Поэтому необходимо учить людей этому «видению» символа. Дионисий сам объясняет «все многообразие символических священных образов», ибо без такого объяснения многие символы кажутся невероятными для простого человеческого понимания. Самой «несообразностью изображений» исходные образы поражают зрителя и ориентируют его на нечто, противоположное изображенному - на абсолютную духовность (СН II.5). Потому что все, относящееся к духовным существам, подчеркивает Дионисий, следует понимать совершенно в другом, как правило, диаметрально противоположном смысле, чем это обычно мыслится применительно к предметам материального мира (СН II, 4).
Полное познание символа приводит к неисчерпаемому изысканному наслаждению от созерцания неописуемого совершенства и восприятия божественной мудрости, т.е. практически к эстетическому завершению процесса познания. Но это постижение доступно только людям, достигшим полной нравственной чистоты и «простоты ума», позволяющим им преодолеть защитный покров символизма и от множества символов подняться к духовному постижению единой, «простой и объединяющей истины», «успокоившись от всякого человеческого способа мышления, сдерживая деятельность разума» (DN 1.4).
Философско-эстетическая система «Ареопагитик» оказала сильное влияние на систему художественных образов восточно-христианского искусства. В памятниках византийского, древне-грузинского, старославянского искусства, особенно в храмовых росписях, можно найти много почти буквальных иллюстраций к текстам «Ареопагитик» (изображения Пантократора, небесных чинов, образы святых); и обратно, пользуясь текстами «Ареопагитик» (огромной потерей является утрата «Символической теологии» Дионисия), можно «читать» многие символические изображения христианского искусства, в том числе и символику основных цветов.
Главное влияние «Ареопагитик» на восточно-христианское искусство может быть кратко выражено следующим образом:
1. В системе «Ареопагитик» сформулировано философско-религиозное понимание функции искусства, присущее практически всей восточно-христианской (ортодоксальной) культуре. Образы искусства занимают в иерархии Дионисия промежуточное место между небесной и земной ступенями и служат для передачи особого знания в специфической (непонятийной прежде всего) форме. Они должны, в первую очередь, возбуждать психику человека и ориентировать ее особым образом на постижение высших истин, возводить его к первопричине.
2. Развернутая теория символа открывала неограниченные возможности перед изобразительным искусством при изображении неизобразимого, умонепостигаемого, трансцендентного Бога при том условии, чтобы изображение затем было подвергнуто верной расшифровке.
3. Целостная структура иерархического универсума, описанная в «Ареопагитиках» явилась теоретическим прообразом системы храмовой росписи. Ибо храм представлялся христианам сакральным микрокосмосом, подобным божественному универсуму. Соответственно организовывалась и система росписей от Пантократора в куполе, через небесные чины, иногда изображения таинств, Христа и Богоматери (как предстоящих, так и в евангельских сценах) к святителям, мученикам, монахам в нижних регистрах росписи. При этом главной задачей как ареопагитовской иерархии, так и системы росписей восточно-христианского храма, являлась передача знания.
4. Как указывает Дионисий, знание это передается прежде всего в форме света. И это положение было использовано восточно-христианскими мастерами. Сложная система освещения храма, золотые фоны, сверкающая смальта мозаик, потемнение и утяжеление цветовой гаммы росписей от верхних регистров к нижним, особая организация пробелов на ликах, ассиста на одеждах — все это наглядно подтверждает, что восточно-христианские мастера внутренне опирались на эстетику и мистику света автора «Ареопагитик».
(Комментарий Бычкова В.В.)
Князь Трубецкой Е.Н., вторя «Ареопагитикам» Дионисия, осмысливает изображения святых в храмовой росписи в иерархическом смысле: «Отличие святых в их подчиненности храмовому целому или, что то же, — в их архитектурной соборности. Каждый из них имеет свое особое, но всегда подчиненное место в той храмовой иконописной лестнице, которая восходит ко Христу. В православном иконостасе эта иерархическая лестница святых вокруг Христа носит характерное название чина».
Глава I
§3
...Невещественные чины представлены в различных вещественных образах и уподобительных изображениях, с тою целью, чтобы мы, по мере сил наших, от священнейших изображений восходили к тому, что ими обозначается, — к простому и не имеющему никакого чувственного образа. Ибо ум наш не иначе может восходить к близости и созерцанию небесных чинов, как при посредстве свойственного ему вещественного руководства: т.е. признавая видимые украшения отпечатками невидимого благолепия, чувственные благоухания — знамениями духовного раздаяния даров, вещественные светильники — образом невещественного озарения, пространные в храмах предлагаемые наставления — изображением умственного насыщения духа, порядок видимых украшений — указанием на стройный и постоянный порядок на небесах, принятие Божественной Евхаристии — общением с Иисусом; кратко, все действия, принадлежащие небесным существам, по самой их природе, нам преданы в символах... дабы мы через чувственное восходили к духовному и через символические священные изображения — к простой, горней, небесной иерархии.
Глава II. (О том, что Божественные и небесные предметы прилично изображаются под символами, даже с ними и несходными)
§1
Богословие употребило священные пиитические изображения для описания умных сил, не имеющих образа, имея в виду... наш разум, заботясь о свойственной и ему сродной способности возвышаться от дольнего к горнему, и приспособляя к его понятиям свои таинственные священные изображения.
§4
...И от маловажных предметов вещественного мира можно заимствовать образы, не неприличные для небесных существ, потому что мир сей, получив бытие от Истинной Красоты, в устройстве всех своих частей отражает следы духовной красоты, которые могут возводить нас к невещественным первообразам, если только мы будем самые подобия почитать... несходными и одно и то же принимать не одинаковым образом, а прилично и правильно различать духовные и вещественные свойства.
