От контакта к границе контакта

Робин Жан-Мари - Контакт как источник опыта.

Контакт

Как источник опыта

Жан-Мари РОБИН

 

Пред-

То «пре», что здесь пред нами, как в чистом виде participe passé (причастие прошедшего времени),

И почитается как префикс наш из префиксов,

Как префикс уже в префиксе, как настоящее – présent – уже в présent.

Франсис Понж

Контакт является наиболее значимой организующей концепцией в теории гештальт-терапии. Контакт означает любое движение между конкретным организмом и окружающей его средой, то есть любое движение поля. Таким образом, контакт является феноменом, предшествующим любой организации опыта: пред-эдиповским, пред-объектным, пред-осознанным, пред-репрезентационным, пред-эмоциональным, пред-психическим. Прежде, чем затвердеть и стать «психическим» осадком, опыт был контактом­ – и им же станет впоследствии, поскольку именно в контакте и посредством контакта психическое сможет существовать и определять собой последующий опыт. Пред- равно является как возникновением, так и структурой.

Именно на этой концепции выстраивается и воплощается то изменение парадигмы, тот радикальный сдвиг, который предприняли Перлз и Гудмен с созданием гештальт-терапии. До них объектом и призмой всех «пси-» – псих отерапии, псих ологии, псих иатрии, псих оанализа – было исключительно психическое. Однако с первых же слов своего основополагающего труда наши авторы сменили местоположение опыта, поскольку «опыт находится на границе между организмом и окружающей средой»[i]. Контактировать и быть контактируемым – это те действия, которые происходят на границе и благодаря которым поле начнет дифференцироваться на Я и не-Я.

Эта концепция – несомненно, по причине ее кажущейся простоты и повсеместного использования – постепенно деформировалась, стала мало отличаться (или вообще перестала) от концепции отношений, и, таким образом, встала на службу диалогальной этике, идеологии встречи, а также послужила делу занесения гештальт-терапии в первые ряды «отношенческих психотерапий».

Безусловно, качество отношений, созданных между терапевтом и клиентом, и качество их терапевтического альянса являются – и это подтверждают многочисленные исследования, – важнейшим, если не основным фактором, определяющим успех психотерапии, каковой бы она ни была. Однако гештальт-терапия не сосредотачивается приоритетно на качестве этих отношений, потому что отношения между терапевтом и его пациентом не являются более, чем самоцелью, и выступают не фигурой, а средством: средством для исследования, для проработки и трансформации, насколько это необходимо, качества отношений человека с тем другим – относящимся или не относящимся к человеческому, – которое окружает его.

Со-

Если красная поверхность и синяя поверхность находятся в контакте друг с другом, то синяя линия и красная линия совпадают.

Франц Брентано

Безусловно, если красная поверхность и синяя поверхность находятся в контакте, не возникает объединяющей их фиолетовой линии, даже если иллюзия восприятия позволяет видеть эту кажущуюся линию. Контакт не является опытом взаимности или обоюдности, поскольку мы можем быть в контакте с кем-то или с чем-то, например, посредством взгляда или воспоминания, тогда как этот человек или объект никоим образом не будет с нами в контакте. Определение же взаимности вовлекает, на самом деле, понятие равноценности способа, которым осуществляется действие первого участника на второго, и второго на первого.

И, тем не менее, слово con -tact (дословно с латыни «со-касание», - прим. пер.) вовлекает некое «со». Со-прикасаться. И, несомненно, именно это «с» порождает некоторые смещения смысла: очень уж много существует возможностей быть «с». «В мыслях я все еще с тем фильмом, который посмотрел на прошлой неделе…», «Пойду погуляю с велосипедом», «Я буду с тобой в этот сложный момент…», «Я хотел бы жить с тобой…». Двузначность здесь дополнительно усиливается этимологической отсылкой к касанию, к тактильности; ведь осязание – единственное из наших пяти чувств, подразумевающее обоюдность: я могу смотреть, не будучи увиденным, могу слушать, не будучи услышанным… но если касаюсь я – касаются и меня. Однако даже если я признаю, что когда я касаюсь клавиатуры, одновременно клавиатура касается меня, это никак не соотносится с прожитым опытом – основополагающим измерением при межлюдском контакте. Я проживаю опыт контакта с клавиатурой, клавиатура не проживает опыта контакта со мной. Другими словами, контакт в равной степени есть форма сознания, некоего «знания с».

Если я устанавливаю с кем-то физический контакт, – например, щипаю его за руку, – его проживание (вероятно, болезненное) этого контакта будет кардинально отличаться от моего собственного проживания. Даже если контакт – это акт, пускающий в ход некое «с» и некое «между», прожитый опыт не может рассматриваться как общий, поскольку «с» не обязательно влечет за собой «одно и то же»: в приведенном примере оно, наоборот, позволяет дифференциацию.

Любой контакт подразумевает присутствие иного, двоих. Предпочтительней даже, наверное, было бы говорить: прожитое как у двоих. Когда некоторые терапевты предлагают своим клиентам «войти в контакт со своими эмоциями», это показывает, что эти терапевты, в своей антропологии или своем миропонимании (weltanschauung [ii]), полагают, что эмоции располагаются как нечто отдельное, отличное от них, – и имплицитно передают такую концепцию своим клиентам. Настоящий парадокс для тех, кто претендует на помощь в объединении опыта в единый гештальт!

Конечно, иногда такой способ выражаться и может иметь для пациента смысл, например, когда та или иная часть его тела проживается как странная или чужая. Перлз и Гудмен цитируют случай с болью, локализованной в определенной части тела таким образом, что она проживается не как «я», а как что-то, что со мной случается, как если бы она пришла от кого-то «внешнего»… и не принадлежала мне.

Однако умелое владение терапевтом своей речью может помочь клиенту вернуть себе свой опыт, который он может создать, расширить либо же поддержать сепарацию или расщепление.

 

Контакт как осознание

Осознание характеризуется контактом, ощущением, возбуждением и формированием гештальта.

Перлз, Хефферлин и Гудмен[iii]

Перлз и Гудмен устанавливают связь между осознанием и контактом еще во вступлении в «Гештальт Терапию», когда они утверждают, что «Контакт сам по себе возможен без осознания, но чтобы быть осознающим, контакт необходим»[iv]. Я нахожусь в контакте с полом, с креслом, в котором сижу, с вдыхаемым мной воздухом. Эти формы контакта иногда называют «физиологическими» или «физическими», противопоставляя им «психологические» формы, вовлекающие (порой имплицитно) осознание и выстраивание фигуры. Однако схемы такого «физиологического» контакта (я продолжаю использовать этот сомнительный термин за отсутствием возможности предложить более адекватный вариант) не противопоставляются модальностям, называемым «психологическими», а между одними и другими прекрасным образом существует преемственность: мой способ быть в контакте с полом связан по аналогии с моими укоренениями, мой способ дышать связан с другими модальностями моего обмена с окружающим миром посредством взятия и отдавания. Эти на первый взгляд различные плоскости могут с легкостью быть приближены друг к другу как прочность [v] опыта. Их следует рассматривать в непрерывности толщи опыта, а не как обособленные модальности.

«Таким образом, связь с миром в сознании есть связь контакта. Мир существует для сознания, в силу того, что он конкретно и исключительно является тем, чем оно не является. Сознание касается мира в том смысле, что его частичное обращение в ничто может иметь лишь внешний характер, без дистанции между миром и сознанием. Мир не есть ни субъективным, ни объективным: он есть вещь в себе, вкладывающаяся в сознание и в контакт с ним, – так же, как оно выходит за пределы мира в его небытии», – писал Ж.-П. Сартр[vi].

Не-осознание и не-контакт в гештальт-терапии носят имя слияния (конфлюэнции) [vii]. Это не-осознание складывается из привычек и знаний, очевидностей, ассимилированных в ходе опыта, а также интроектов. Иногда слившийся опыт остается потенциально контактируемым: например, можно спрашивать про обоснование выбора того или иного спонтанно использованного слова, то есть вывести это слово в фигуру, при том, что я нахожусь в слиянии со своим родным языком. С другим опытом контактировать бывает сложнее, по причине вытеснения или других модальностей его фиксации[viii].

 

Отношение фигура/фон

«Контакт […] – это формирование фигуры интереса, выделяющейся из фона или контекста: поля организм / окружающая среда.»

Перлз, Хефферлин и Гудмен[ix]

Это осознание или, как мы можем сказать, опираясь на работы Брентано и, позднее, Гуссерля, эта интенциональность, выстраивает отношения фигура/фон: для этого оно выводит на передний план, отбирает в поле определенные возможности, которые, таким образом, становятся значимыми.

Таким образом, контактировать – это стремиться и выстраивать смысл. Контактировать – это строить форму: «Форма есть место встречи организма и его окружающей среды», – писал фон Вайцзеккер еще в 1940 году, а Мальдине[x], как следствие, смог предположить, что формирование форм создает существующее.

Чтобы иметь уверенность в непротиворечивом способе использования концепции контакта, было бы предпочтительно систематически добавлять к «контакту» не только «с кем или с чем» и «в каких модальностях».

По поводу вопроса «контакт с кем или с чем?» я с удовольствием обращаюсь к вступлению из книге Перлза, Хефферлина и Гудмена: «И тогда возникает критический вопрос: с кем же мы в контакте? Некто, глядящий на современную живопись, может думать, что он в контакте с картиной, тогда как на самом деле он в контакте с художественной критикой из своей любимой газеты»[xi]. А это поднимает, помимо прочего, вопрос переноса: с кем в контакте находится мой клиент за пределами перцептуального и сенсорного контакта?

Безусловно, привычные способы контактирования – это касаться, видеть, слышать… но также еще и – вспоминать, фантазировать, думать, быть в возбуждении, говорить, петь, писать, мечтать, волноваться, и так далее и далее. Я могу контактировать с другом, глядя на него, позвонив ему, коснувшись его, зайдя к нему, вспоминая его, представляя его…

Мы можем опираться на принцип ноэтических и ноэматических вариаций, разработанный Гуссерлем в отношении сознания, и применять их к контакту. Когда я устанавливаю контакт с кем-то – например, с пациентом, – я контактирую с этим человеком, и этот человек контактирует со мной. У нас нет ни одного и того же «объекта» контакта, ни одного и того же содержания, ни одной и той же цели контакта. (Ноэматическая часть опыта: другой как ноэма).

«Думать», «любить», «ненавидеть», «представлять» – всё это глаголы, применяемые к тому, что делает разум. Ходить, дышать, чувствовать, думать, слышать, направляться, фантазировать, мечтать – это модальности контактирования (ноэсис). С одним и тем же «объектом» (например, другой) я могу иметь различные типы контакта: касаться его, слушать его, смотреть на него, вспоминать о нем, ощущать, проецировать, предчувствовать, думать о нем, любить его…

Но модальности контактирования могут собираться вокруг двух осей, двух основных движений: сближения – или отдаления, другими словами – интеграции или дифференциации, слияния или разделения, соединения или разъединения, принадлежности или уклонения… «(контакт) толкает и побуждает к прикосновению и к присоединению […]. И ставкой в контакте, и его целью будут, по очереди, то встреча – там, где случилось разделение, то возможность разделения из союза, интегрирующего до слияния», – писал Лекеш[xii]. Именно это же двойное движение контакта вводится в открытом Имре Херманном раздвоении между «зацепиться» и «уйти на поиск». Этот же путь продолжил Балинт в своем описании типов «окнофила» (зацепиться, ухватиться) и «филобата» (уйти на поиск)[xiii].

 

Флексии контактирования

«…душа находится там, где есть действие, именно там – душа: там, где есть действие.»

П. Гудмен[xiv]

В силу того, что новой является каждая ситуация – даже если она и включает общие моменты с ситуациями, встречавшимися ранее, – каждый контакт будет одновременно и приспособлением, и творчеством. Формы, в которые может облачаться креативное приспособление в каждой отдельной ситуации, достаточно многочисленны, однако формы, которые могут принимать прерывания, искажения, торможения, фиксации такой деятельности по креативному приспособлению, имеют ограниченное число, и именно на эти флексии опыта будет ориентироваться терапевтический акт.

Чтобы не говорить о порождающей неоднозначности концепции прерывания контакта, в 1997[xv] году я предложил, вслед за Бинсвангером, использовать термин флексии. Этот термин, позаимствованный в лингвистике, означает совокупность изменений, которым подвергается словоформа. Если перенести это определение в интересующую нас сферу, то вариации модальностей, деформации и других флуктуации контактирования не подвергаются тому позору, который может индуцировать идея прерывания. Однако когда Перлз и соавторы говорят о прерываниях контакта, важно помнить, что они одновременно считают, что «непрерывность процесса не потеряна»[xvi], но что в цикле контакта креативность может прерываться определенными модальностями, а значит, в некоторых случаях продолжением контакта могут стать рутинные действия, или же контакт может продолжаться посредством сокращенного Self (“потери функций-я” Self).

Если контакт отмечает каждое движение между объектом и его окружением, то есть каждое движение поля, то контакт является актом, а не результатом. А значит, для нас более уместно будет говорить о контактировании, поскольку действия лучше описываются глаголами и отглагольными существительными. Гештальт-терапия продвигает культуру глагола больше, нежели культуру имени существительного, прилагательного или наречия.

Когда я слушаю пациента, то в его рассказе охотнее прислушиваюсь именно к глаголам, потому что они описывают процессы, действия, его контактирование сообразно моделям, которые зачастую можно рассматривать как его опыт как таковой, а иногда – как метафору или метонимию его опыта.

 

От контакта к границе контакта

Появляться – для единичной сущности или единичного существа – означает выход в открытость, возникновение между землей и небом, в интервале пространства и интервале времени.

Эйген Финк [xvii]

 

Концепция границы контакта проистекает из концепции контакта как ее прямое следствие и представляет определенный практический интерес. Тем не менее, зачастую можно столкнуться с некоторой путаницей между термином «границы контакта» и термином «границ», используемым в отношении, например, структурной семейной терапии: лимиты, контуры и пр. Именно такие границы, в их разнообразии, описали Эрв и Мириам Польстер, и они не имеют ничего общего с концепцией «границы контакта» Перлза и Гудмена, однако сходство терминов зачастую порождает путаницу. «Граница контакта» – это своего рода эпистемологическая абстракция, сродни той, коей является «Self». Она не дает места для овеществления, трансформации опыта в объект, а значит, и для оправдания того, чтобы говорить о «своей» границе контакта, как можно было бы говорить о своих собственных границах.

Когда я преподаю эту концепцию, то иногда использую аналогию в духе Мерло-Понти, когда он пытался объяснить какие-то сложные концепции.

«Большую часть времени я не осознаю свою руку, так как не испытываю в ней никаких особых ощущений. Когда я кладу руку на предмет или на чье-то плечо, посредством одного и того же действия я чувствую свою руку – и я чувствую объект или другого. Касание этого объекта заставляет его существовать в моем тактильном опыте, но то же действие создает ощущения в моей руке, а значит, заставляет ее существовать. Именно контакт как таковой дает одновременно существование и другому, и мне, и он же, тем же действием, дифференцирует одно от другого, меня от не-меня. Одно и то же действие, один и тот же акт разделяет И соединяет. Контакт создает границу, и граница создает контакт. Без контакта нет дифференциации; без дифференциации нет контакта, а значит, нет и опыта.»[xviii]

«Контакт – это касание, касающееся чего-либо»[xix], вид – это ни глаз, ни видимый объект, но «овал видения»[xx], а значит, он соединяет глаза с обозреваемым миром. Этот процесс аналогичен тому, который показывает Гуссерль, когда говорит, что нет «сознания», а есть лишь «сознавание» чего-либо.

Опыт мог бы показаться объектом интрапсихики, тогда как на самом деле он является событием границы контакта; причем событием непрерывным, поскольку мы всегда вовлечены в тот или иной контакт.

Последствия всего этого нелегки для психотерапевтической практики. Любой клиент описывает большую часть своего опыта как интрапсихическое страдание: стыд, чувство вины, ненависть, оставление, отторжение, гнев, конфликт и так далее, тогда как такой опыт должен рассматриваться как опыт контакта. Внимание к этим проявлениям уже не как к солипсическим феноменам, а как к феноменам границы контакта меняет перспективу и имеет необычайно мощное терапевтическое воздействие. Если «граница контакта – это специфический орган непосредственного осознания»[xxi], то граница контакта, в качестве опыта, – это первостепенное «место» совместной работы терапевта и клиента.

Пост

После шести десятков лет существования гештальт-терапии, с самого начала отмеченных «контактом как первым опытом», – что открывает возможности для множества практических и методологических последствий, – остается лишь удивляться тому, насколько мало гештальтистское сообщество интересовалось совершенствованием этой концепции, ее развитием и дифференцированием. Она стала важной составляющей в трудах Венгерской школы психоанализа (уже упоминавшиеся Херманн и Балинт, а также Шпитц, Малер и, в особенности, Сонди, работа которого была продолжена Жаком Шоттом). На сегодня эта концепция еще больше выиграла бы, если дополнить ее работами Тодорова, Бин Кимуры с его концепцией aïda, идеей между-двумя Винникотта, Лакана и других психоаналитиков, трудами Мерло-Понти и Мальдине… Также важно было бы вписать концепцию контакта в контекст отношений, в частности – терапевтических отношений, не сокращаемых до контакта, точно так же, как не сокращаемы они и до переноса, проективной идентификации, взаимодействия или коммуникации, до диалога или межличностного общения.

 

«Однако если надо рассматривать действие, претерпевание и смешение, то нужно рассмотреть и соприкасание, ведь ни действовать, ни претерпевать в собственном смысле не способны те [вещи], которые не могут соприкасаться друг с другом, и не могут смешаться те, которые раньше не пришли в какое-то соприкасание. Поэтому нужно разобрать три вещи: что такое соприкасание? что такое смешивание? что такое действие?»

Аристотель

(перевод Т. А. Миллера – прим. пер.)

 

Жан-Мари Робин, гештальт-терапевт, методист. Клинический психолог.

Основатель Французского института гештальт-терапии.

Бордо

 

 

Библиография

Аристотель, О возникновении и уничтожении, Париж, Философская библиотека Ладранжа, 1866 (Книга 1, гл. 6, §4)

Балинт M. (1959), Пути регрессии, Париж, Пэйо, 1972

Бинсвангер Л. (1947-55), Введение в экзистенциальный анализ, франц. перевод Париж, изд-во Минуи, 1971

Бинсвангер Л.. (1947-57), Дискурс, траектория и Фрейд, франц. перевод Париж, Галлимар, 1970

Брентано Ф. (1914), О сущности континуума в Философских исследованиях пространства, времени и континуума. Лондон: Крум Хелм, 1988.

Финк Э., Интенциональный анализ и проблема умозрительной мысли, в Актуальных проблемах феноменологии, Париж, Декле де Броуэр, 1952,

Глассхайм Э., Движение к свободе в "Имперском городе" Поля Гудмена. Диссертация кандидата наук, Университет Нью-Мехико, 1973

Херманн И. (1943), Сыновний инстинкт, Париж, Деноэль, 1972

Гуссерль Э. (1913), Направляющие идеи для феноменологии, франц. перевод Париж, Галлимар, TEL, 1985

Кимура Б., Тесты о феноменологической психопатологии, Париж, PUF-Открытая психиатрия, 1992

Лекеш в Контакт, Шотт и др., Контакт, Брюссель, DeBoeck-Wesmael, 1990

Мальдине А. (1990), «Плоскость контакта с точки зрения живущего и существующего», в Шотт Ж. (ред.). Контакт, Брюссель, DeBoeck-Wesmael.

Перлз Ф. С., Хефферлин Р., Гудмен П., (1951), Гештальт-терапия, франц. перевод Бордо, l’exprimerie, 2001

Польстер Э. и M. (1973), Гештальт, новые теоретические перспективы и терапевтический и образовательный выбор. Монреаль, Le Jour, 1983

Понж Франсис, Луговая фабрика. Les sentiers de la création/Skira, 1971, стр. 191

Робин Ж.-М., (1990) «Контакт, первый опыт», журнал Гештальт, №1, Французское общество гештальта, переиздано стр. 64 и далее в Робин Ж.-М., Гештальт-терапия: конструкция Я, изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М. и Лаперонни Б. (1996), «Слияние, связанный опыт и отчужденный опыт ». Тетради гештальт-терапии №°0, 1996 и переиздано стр. 105 и далее в Робин Ж.-М., Гештальт-терапия: конструкция Я, изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М.. (1997), «Тревожность и конструкция гештальтов», в Тетрадях гештальт-терапии 1, переиздано стр. 125 и далее в Робин Ж.-М., Гештальт-терапия: конструкция Я, изд-во Арматтан, Париж 1998

Робин Ж.-М., Мелник Ж., Щак М.-Л., Спинелли Э. (2007), «Контакт и интрапсихические перспективы: гештальт-терапевты отвечают на вопросы издателей и Эрнесто Спинелли», Исследования гештальт-терапии, том 1, № 2

Робин Ж.-М., Есть ли будущее у сейчас? в GORIAUX P.-Y. (под руководством), Сейчас, Мини-библиотека гештальт-терапии, №°110, IFGT, 2008

Сартр Ж.-П., Дневники странной войны. Галлимар, Париж 1995, стр. 400 и далее.

Шотт и др., Контакт, Брюссель, DeBoeck-Wesmael, 1990

Тодоров Т., Общая жизнь, Париж Сэй,

Вайцзеккер Ф. фон (1940): Цикл структуры. Париж, Декле де Броуэр, 1958