Банк России и экстремистский сценарий

Всего лишь полвека назад, в 1961 году, ВВП Южной Кореи составлял 0,4% ВВП США. А в 2011-м достиг 7,4% (при том же соотношении населения стран). За этим стоит корейское экономическое чудо, превратившее одну из беднейших стран мира, половина бюджета которой на рубеже 1960-х финансировалась за счет помощи США, в новую индустриальную экономику. В том же 1961-м Япония «весила» 10% ВВП США, а сегодня — почти 40% (хотя ее население уменьшается).

История Китая — такое же чудо после всех мучений левизны. В 1980 году — 7,2%, в 2011-м — 48% ВВП США (вторая крупнейшая экономика мира), а в 2030-м, по прогнозу ИМЭМО РАН, — 85–100% или даже выше.

Возможно ли в России свое экономическое чудо, например к 2030 году?

Для этого необходимо перейти в режим форсажа — не устойчивого экономического роста, не постепенной модернизации, а экономики на пределе, догоняющей модернизации.

Это тяжелая, на 7–10 лет, реструктуризация экономики. Чтобы самолет поставил рекорд, его приборная шкала: цены, процент, собственность, валютный курс, налоги, госзакупки — все, на что влияет государство, должно быть настроено на сверхзвуковую скорость.

Все страны, совершившие экономическое чудо, десятилетиями имели огромную норму накопления, от 30 до 45% ВВП, на инвестиции. У нас эта норма — 20–23%, как у западных стран, растущих на сверхнизких скоростях.

Фискальная нагрузка должна быть ниже 30% ВВП. Все страны «чуда» прошли через низкие налоги. У нас они давно зашкалили за 40%.

Государство должно быть дешевое — без этого бизнес не может расти. Меньше съедает государство — больше частных инвестиций, выше темпы роста. В быстроразвивающихся странах, как правило, конечное потребление государства составляет 8–13% ВВП. У нас — больше 18%.

Кроме того, в режим форсажа должна войти финансовая система с ее ядром — Банком России. Страны, совершившие экономическое чудо, постепенно добивались сверхвысоких значений финансовой глубины (см. таблицу 5, выделены периоды сверхбыстрого роста).

При режиме форсажа индикаторы «Денежная масса/ВВП» и «Кредиты экономике и населению/ВВП» должны быть в России больше 80–90%. У Китая они подбираются к 200% — это результат многолетней денежной и кредитной политики китайского центрального банка.

Сверхбыстрый рост невозможен без низкого процента, без подавления немонетарной инфляции. В нефтяной экономике, при ценах на нефть выше 100 долларов, его можно достичь несколькими способами. Страны «чуда» при разгонке смогли снизить процент в два-три раза, до 3–5%. Процент в режиме форсажа останется стандартным (3–5%), а инфляция, даже при таком росте монетизации, не превысит 2–3% (см. таблицу 6).

Таблица 6:

Динамика инфляции в экономиках на форсаже

Стратегия экономического чуда может быть связана с долгосрочным, без рывков и революций, снижением валютного курса рубля. Осенью 2012 года во время президентских дебатов в США Китай был назван, может быть в сотый раз, валютным манипулятором, преднамеренно ослабившим юань. В 1980–1995 годах, в начале экономического чуда, курс китайской валюты упал с 1,5 до 8,35 юаня за доллар. А этой зимой в развязывании валютной войны и в намеренном снижении курса внутренней валюты ради ускорения роста и улучшения торгового баланса обвиняли Японию.

Если при сценарии устойчивого экономического роста Банк России еще может действовать в одиночку, то при выходе на траекторию экономического чуда он уже точно не может действовать один.

«ЦБ развития», подстегивающий экономическое чудо — пустая мечта, если рядом с ЦБР не окажется «государства развития», если вся экономическая политика не будет подчинена инвестициям, инновациям, росту рождаемости, интересам среднего класса, росту внутреннего спроса, качеству жизни.

«ЦБ развития» невозможен без заключения нового контракта с Западом. Ни одно экономическое чудо XX века не произошло без поддержки США. Ни одна догоняющая модернизация в России не начиналась без массовой закупки западных технологий. По данным, опубликованным в «Ежегоднике внешней торговли» за 1932 год, доля СССР в вывозе германских машин в IV квартале 1931 года по машиностроению в целом достигала 39%, а по станкам — 62%.

Россия должна определиться. Мы устареваем и дошли до точки, когда резкий толчок снаружи (падение спроса и цен на сырье, бегство капитала, «финансовые инфекции») может привести к деструкции, к административной экономике. За десять-пятнадцать лет в мире может случиться многое.

Тем важнее найти в ЦБР, этом великане, признаки изменений, превращающих его из технического ведомства, стоика и конформиста в опытного и смелого хирурга, который поддержит и вылечит больного вместе с правительством в качестве главврача и завхоза и командой анестезиологов — политическими институтами, нашедшими волю и желание сделать российскую модернизацию удачной.