Эмоциональные реакции матери. Как детей начинают загонять в тендерные шаблоны

Я считаю, что травма сепарации - одно из самых ранних и значимых испытаний, через которые проходят мальчики; испытание, которое играет огромную роль на том пути отчуждения, где страх общественного порицания заставляет мальчиков подавлять сострадательную и уязвимую часть своей натуры. И лишь немногие люди понимают, что этот пусть ожесточения, основанный на стыде, начинается уже в первые месяцы жизни малыша ограничением возможностей эмоциональной экспрессии и затем продолжается все раннее детство, сопровождает мальчиков в подростковом возрасте и во взрослой жизни. Это, иными словами, путь длиною в жизнь.

Исследование взаимодействия матерей с детьми показывает, как этот путь начинается, когда, не задумываясь о последствиях своих действий, искренне любящие люди подавляют эмоциональную сторону своих детей. Младенцы-мальчики с рождения и несколько месяцев после, в эмоциональном плане более экспрессивны, чем девочки: они пугаются, возбуждаются, плачут и беспокоятся больше, чем девочки, и эта детская эмоциональность часто трактуется скорее как знак их "незрелости" и недостатка самоконтроля, нежели развернутая коммуникации на уровне чувств. Хэвилэнд и Малатеста из Университета Ратджерса в своем исследовании обнаружили, что матери неосознанно пытаются контролировать самые бурные эмоции своих сыновей, активно поощряя улыбки и неодобрительно реагируя на негативные эмоции. Так, не отдавая себе в этом отчета, своими попытками "утешить" матери впервые надевают на эмоции мальчиков смирительную рубашку: они учат их улыбаться, когда дети на самом деле не чувствуют радости. Даже младенцы оказываются подчинены Мальчишескому кодексу.

В целом, исследование показало, что матери редко "зеркалят" негативные чувства детей, а мамы мальчиков более других сопротивляются признанию негативных эмоций у детей. Ког да девочки "не в духе", матери отвечают на их эмоции только в 22% случаев, но когда мальчики демонстрируют негативные чувства, они вообще их игнорируют. Хэвилэнд и Малатеста пришли к выводу, что когда мамы замечают в мальчиках сильную эмоциональность, многие из них начинают бояться, что у их сыновей несбалансированная и нездоровая психика. Чтобы успокоить сыновей, многие матери, часто не отдавая себе в том отчета, предпринимают действия, подавляющие способность мальчиков выражать свои эмоции.

Хотя разница в том, как матери отвечают на эмоции мальчиков и девочек, поразительна, я считаю очень важным верно интерпретировать это открытие. По моему мнению, матери в исследовании не были безразличны или бесчувственны к эмоциями своих сыновей. Они не пренебрегали их болью. Наоборот, эти матери, основываясь на бытующих в культуре представлениях о мальчиках и маскулинности, поступали так, как считали лучшим для мальчиков, это была спонтанная реакция на дистресс[2]у мальчиков. Они пытались смягчить эмоции мальчиков не от бессердечия или невнимания, а из сострадания, потому что они любят своих сыновей и хотят видеть их счастливыми и удовлетворенными. Вовсе не бесчувственные или небрежные, эти матери боялись того, что, если дать мальчику выражать слишком часто гнев, боль или уязвимость, он каким-то образом может стать менее "настоящим", полноценными мальчиком, удовлетворяющим жестким требованиям нашего общества.

Профессора Хэвилэнд и Малатеста также исследовали, как матери реагируют на выражение удивления и особого интереса у детей. Здесь матери чаще "зеркалили" чувства своих сыновей, делая в ответ удивленные и заинтересованные лица. Так, когда мальчик поднимал от удивления брови, мама делала то же самое. Когда он проявлял интерес, она поступала так же. Иными словами, она не добавляла дополнительных стимулов, сохраняя ситуацию комфортно нейтральной. И наоборот, в ответ на выражение удивления и интереса у девочек мамы не просто копировали своих дочерей. Мамы дополняли это приятной стимуляцией, расширяя способности девочек проживать эмоции и углубляя их эмоциональную отзывчивость. И снова ученые рассматривают эту разницу не как материнское пренебрежение к мальчикам, а как старания матерей как можно дольше удерживать мальчиков в состоянии довольства. Иными словами, подобно тому, как матери игнорировали озабоченные лица мальчиков в надежде, что они его "переживут" и успокоятся, матери старались точно копировать удивление и интерес, чтобы не подтолкнуть их к более болезненным эмоциям, как то озабоченность, печаль или страх.

Но, с моей точки зрения, поощряя мальчиков жить в этом "лимитированном" удовлетворении, матери (не подозревая о том) в действительности искусственно сужают их внутренний эмоциональный опыт и учат, что испытывать определенные эмоции - излишне и недопустимо. Подавляя яркие проявления уязвимых чувств, матери посылают сыновьям завуалированный сигнал, что демонстрировать эти чувства - стыдно и опасно, что эти чувства могут повлиять на их отношения. Безо всякой задней мысли, матери подталкивают сыновей на этот путь, неосознанно подгоняя широкий спектр испытываемых мальчиками эмоций под узкий репертуар "мужских" переживаний - это еще одно ограничение, накладываемое полом.

Это особенно печально, если учесть результаты моего исследования, которые показывают: то, в чем "настоящие" мальчики, в действительности, нуждаются - и что матери искренне котят им дать - это полное и безусловное принятие и осознание всего спектра чувств. В идеале, когда мама видит, что ее кроха сын выглядит несчастным, она должна просто нежно посмотреть ему в глаза, обнять его и спросить: "Что такое? У тебя все в порядке? Ты устал, так ведь?" Такое выражение любви и сочувствия - это то, что большинство мальчиков (как и большинство девочек) хотели бы увидеть, когда они растеряны или испуганы.

К сожалению, исследование показывает, что подавление эмоций у мальчиков продолжается все детство. Например, матери не только позволяют девочкам демонстрировать разные типы эмоций в детстве, но и когда эти девочки подрастают, матери больше общаются с ними, нежели с мальчиками. Лесли Броуди из Бостонского университета, обобщив результаты разных исследований, показала, что матери не просто больше разговаривают с дочерьми о чувствах, но и сами показывают им большее количество разнообразных эмоцией. Матери, разговаривая с дочерьми активнее (по сравнению с сыновьями) задействуют мимику, и это помогает им обеим развивать свои навыки распознавания чужого эмоционального состояния. Но с сыновьями, пишет Броуди, вероятно, с тем, чтобы нейтрализовать более интенсивные эмоции мальчиков (такие, как гнев или раздражительность), матери ведут себя сдержанно, отвечают менее эмоционально. Броуди объясняет, что это целый комплекс признаков, призванный утверждать "социальный стереотип, согласно которому девочкам следует быть более эмоциональными, а мальчикам - сдержанными".

По мере взросления детей, взрослые разговаривают с девочками и мальчиками разным по эмоциональной нагрузке языком. Исследования показывают, что матери больше говорят о грусти и страданиях с девочкам, и о злости - с мальчиками, пытаясь свести к минимуму ситуации, когда их сыновья задумываются о печали. Например, если девочка плачет от того, что получила в школе плохую оценку, ее родители, вероятно, скажут что-то вроде: "О, ты, должно быть, чувствуешь себя ужасно" или "У тебя все в порядке?", в то время как на аналогичные жалобы мальчика они, вероятно, отреагируют так: "Какая несправедливость, просто позор" или "Иди прямо к ним и скажи, что это неправильно".

Нечаянно надетая, эта смирительная рубашка пола связывает мальчиков по рукам и ногам. К школьному возрасту девочки ждут от своих матерей сочувствия в ответ на выражение грусти, в то время как мальчики не ждут сочувствия в такой ситуации ни от матери, ни от отца. Кроме того, к этому возрасту мальчики просто реже выражают печаль, чем девочки, и, таким образом, сами "регулируют", как часто они позволяют себе показать негативные эмоции или свою уязвимость. Действительно, исследование показывает, что чем старше становится мальчик, тем менее эмоционален он становится и тем сложнее ему рассказать матери о своих чувствах.

Чтобы не складывалось впечатление, будто только матери ответственны за этот процесс эмоциональной "огранки", важно указать на то, что когда отцы активно участвуют в жизни детей они так же, и даже более очевидно, заставляют мальчиков ограничивать выражение эмоциональной уязвимости. Отцы чаще используют эмоционально насыщенные слова в разговоре с дочерьми, нежели с сыновьями, с одним единственным исключением. С сыновьями они употребляют слово, которое редко говорят дочерям: "отвратительно". Отцовская речь в целом, будь то с мальчиками или с девочками, содержит больше требований и поддразниваний, чем материнская, и эти требования и поддразнивания встречаются чаще, когда отец обращается к сыну. Эти словесные поединки отцов и сыновей, вроде насмешливого "ну ты псих", обычно шутливы. Но если мы задумаемся о том, как такое "поддразнивание" может повлиять на мальчиков в сочетании с общественным давлением, с которым они сталкиваются в раннем возрасте, трудно избежать мысли, что такие шуточки служат только дальнейшей "закалке" мальчиков, добавляя лишний слой брони к их и без того весомым доспехам и загоняя их нежные чувства внутрь.