Город, которого больше не будет.

КНИГА О ЛЮДЯХ, КОРАБЛЯХ И ГОРОДА...

(записки минного офицера)

 

 

Санкт-Петербург

2011 – 2013 гг.

 

Глава 1. Училище Фрунзе. 3

Город, которого больше не будет. 3

Меркурий. 5

Фаныч 7

День Рождения. 9

Моя первая свадьба. 11

1988 год. 15

Экзамен по ОРЭ. 17

Ода весне 19

Зал Революции… 20

Диагональ (Парад) 22

Встреча. 24

Учились два товарища. 26

Как встретились белый и бурый медведи. 27

Кончик 29

Глава 2. БПК «Адмирал Макаров». 32

Беломор. 32

Узбэки. 34

За пивом. Четвертной 35

Восемьдесят пятые ракеты. 37

ГВПП-100. 39

Как я был Дедом Морозом. 43

О том, как я за водкой ходил. 46

Лирика. 49

Отряд космонавтов. 49

Пушсало. 51

Танец маленьких лебедей. 54

Хлорпикрин. 56

Эскадренный развод. 58

Зелёные холмы Земли. 59

Средство от тараканов 60

Торпедная атака 62

Глава 3. БПК «Адмирал Чабаненко». 66

Эксперимент. 67

У кого длиннее (о разных взглядах на мир). 69

Поощрение. 73

Судовой комитет постановил. 75

Сказ о том, как я Чубайсу звонил. 78

НИИЗ!!! 84

Как я был акционером МММ. 87

Кранец ОМАБ. 89

Лейтенанты. 92

Соломоново решение. 94

Стеклянная дверь. 97

Великий Треугольник 99

О воспитании… 102

Глава 4. Ленинградская ВМБ. 106

"Офицера можно" (то, о чём не написал А. Покровский). 106

Повесть о том, как поссорились Игорь Юрьевич и Игорь Анатольевич. 108

О том, как вода камень точит. 110

Мина живёт в воде... Совсем невесёлая история. 114

Средство от бессонницы. 117

Ласточка. 120

123 прика з. 121

У меня зазвонил телефон 126

Таких не берут в космонавты. 128

Глава 5. Академия. 130

Не гр. РФ. 130

Глава 6. Флот и его офицеры 133

Никому не должен. 133

Флот, который продали. 134

Глава 7. Мы уходим 139

Кислородные торпеды 139

Мы уходим… 142

Дорога в космос 143

 

 

Глава 1. Училище Фрунзе.

На ступенях балкона я вечером сяду

О времени Наполеона слагая балладу.

И пронесут знамёна, от Каэро к Парижу,

На ступенях балкона я этого не увижу…

Н. Гумилёв.

Годы.

Корабли: крейсер «Александр Невский», учебный корабли «Смольный». «Перекоп», крейсер «Киров», эскадренный миноносец «Отличный», малые противолодочные корабли проектов 133.1 и 1124М, учебные катера.

Города: Ленинград, Кронштадт, Ломоносов, Балтийск, Спутник, Североморск, Полярный, Свиноустье, Хельсинки.

 

Город, которого больше не будет.

27 июня 1985 года, окончив школу, я впервые в жизни приехал в Ленинград, ещё не зная, что этот город займёт огромное место в моей жизни и, в конце концов, станет родным домом. Было пасмурное и холодное утро, моросил дождь, свинцовое небо накрывало серой пеленой окрестности Московского вокзала. По сравнению с «солнечным» Подмосковьем это вызывало некоторое отторжение. Казалось, что я попал в каменный мешок, в котором можно задохнуться от недостатка воздуха. В городе в этот день провёл около двух часов, уехал в Зелёную Рощу поступать в Высшее Военно-Морское училище имени Фрунзе.

В город вернулся в конце августа. Изучать его большей частью приходилось из окна кубрика, разглядывая с пятого этажа окрестности 14 линии и Среднего проспекта. Увольнения в город были редки, да, честно говоря, не зная его и не имея ни одного знакомого, удаляться от училища первое время не решался. Мне нравилось разглядывать его из окон различных аудиторий. Смотреть на Неву, строящийся корпус крейсера «Юрий Андропов», известный сейчас как «Пётр Великий», на редкие вкрапления деревьев и величественные панорамы набережных. Через некоторое время стал выбираться дальше Васильевского. Сначала не мог понять, что-то было не так. В чём-то были отличия, которые хоть и не бросались в глаза, но обращали на себя внимание. Вроде бы мелочи. Было чисто. Удивительно чисто, даже по сравнению с маленьким подмосковным городом, в котором прошло моё детство, и Москвой. На улицах не было грязных и неаккуратных людей. Может, атмосфера и аура истории застилала мне глаза? Не было «штурма» транспорта. Впервые в жизни я видел, как мужчины сторонились, чтоб пропустить вперед женщин и детей, пожилых людей, уступали им место. Чисто было и в метро. Оно было маленьким и аккуратным, по сравнению с московским, и там было то же самое, что наверху – все были вежливы. Может быть, потому что в город выбирался очень редко, то и видел всё в розовом цвете? Может быть. В очередях был порядок, и не было ругани, никто не лез нахрапом и напролом. Это был другой мир. Но окончательно сражен я был уже следующим летом, в 1986 году. Идя по Невскому и бравируя, куря на ходу, поглядывал по сторонам, нет ли патруля. Докурив, бросил окурок прямо на асфальт. В этот момент ко мне обратилась старушка, которая шла навстречу. Нет, она меня не отчитывала, не ругала и тем более, не кричала «понаехали, мол, тут»….. Она сказала примерно следующее. «Мол, Вы такой красивый молодой человек, в форме, моряк, будущий офицер. Вы же элита, цвет. Вам просто неприлично так поступать». И пошла своей дорогой. Боже, что это была за старушка. Таких больше нет и были такие, наверное, только в Ленинграде. Она была, может, и старомодно, но красиво и кокетлива одета. Мне трудно передать это, но в ней виделось такое внутреннее благородство. И сама она была такая….Я поднял окурок, урны рядом не было и я нес его в руке, потрясённый этой встречей и выслушанными словами. Моя бравада куда-то улетучилась, даже показалось, что в серых массивах, окружающих меня царит неведомая мне гармония. Город буквально вошёл в меня, незаметно для себя, я начал его любить. Да, он не был похож ни на Бронницы, ни на Москву. Он был другим. Благородным, немного старомодным исполином возвышался он над страной. Был маяком, указывающим путь. Недаром по всей стране с уважением относились к ленинградцам и недолюбливали нас, москвичей. Да, именно тогда он был культурной столицей, пережил свой ренессанс, взлёт и ……падение. Перестройка, митинги, водочные очереди. Мир перевернулся и мы не заметили, как от нас ушёл наш Город…Ему вернули имперское имя, пытаются придать блеск и пышность, но то, что ушло, уже не вернуть. Как это часто бывает, борясь за мечту, мы потеряли реальность.

Я не так часто бываю на Невском, но когда иду по нему, надеюсь и жду, хотя это глупо, конечно, что увижу ту же или похожую старушку и скажу ей огромное спасибо и поклонюсь до земли. Может быть, она мне встретится, ведь сказки иногда случаются….

Спасибо тебе, Город-Ленинград!

 

Меркурий.

В августе 1985 года в ленинградских лесах несколько сотен молодых ребят, в отличии от своих сверстников занимались удивительными делами. Их поднимали по команде рано утром и полусонных выгоняли на пробежку. Бегать приходилось долго много, практически не останавливаясь, к неописуемому восторгу комариного племени. Потом был завтрак, предваряемый занимательной процедурой, узнай о которой, наш знаменитый «доктор Айболит» Онищенко, лопнул бы от зависти и немедленно подал бы в отставку с поста главного санитарного врача. Мы повзводно, строем подходили к огромному баку с разведённой в воде хлоркой и под бдительным присмотром дежурного по столовой окунали в него руки по локти. Над баком клубился пар и глаза начинало щипать не доходя до места дезинфекции пять-шесть шагов. Зато, нам не грозила дизентерия, наверное! Кожа сначала сохла и шелушилась, потом краснела и чесалась, а через пару недель вообще переставала реагировать, тем более, что опускали её в дезинфектор три раза в день. Это было весёлое и незабываемое время – курс молодого бойца или, сокращённо – КМБ. Для меня до сих пор загадка, почему нельзя было сразу выдать форму по размеру, нельзя было кормить чуть сытнее и больше, Бог с ней, с вкуснотой. Да и спать побольше не помешало бы точно. Зато с тех пор выработалось железное правило – есть возможность – ешь и спи, даже, когда не хочется.

Погода стояла чудесная. Жизнь в лесу шла на пользу, многое начинало получаться. Всему приходилось учиться заново. Мы научились саперными лопатками рыть окопы для стрельбы с лошади стоя, сразу после обеда в течении полутора часов маршировать под жарким солнцем в каске и с автоматом, бегать с камнями в руках. Это был жестокий отбор. И это было справедливо, не зря, главным лозунгом, понятия слоган тогда не знали, а за слово «интерфейс» можно было бы получить по морде, была фраза «Улыбайся, завтра будет хуже!». Каждый день, на построении после завтрака, зачитывались фамилии «сломавшихся» и подавших рапорта на отчисление. Сколько раз я хотел оказаться на их месте……Сколько раз, представлял, что этот ад кончится, сяду в поезд и поеду домой. Но было стыдно. Стыдно, в первую очередь перед самим собой и я думал, что сегодня ещё справлюсь, а вот завтра….Таких завтра было много и оно не разу не наступило. Мы узнавали друг друга, начинали понимать, что каждый из нас стоит, на кого можно рассчитывать. Кстати, с крёстным моей дочери, мы познакомились именно там, в лагере. Человек привыкает ко всему. На бегу, во время марш-броска, успевали, есть чернику и горох, запихивая его в рот вместе со стручками. Научились спать, в редкие минуты отдыха, даже стоя и во время обязательного просмотра программы «Время». Мы взрослели, но по прежнему оставались детьми……

Счастьем был наряд по столовой. Была возможность поесть. Не важно что, главное побольше. Как я вспоминал своих родителей, уговаривающих меня когда-то и что-то съесть. Как эти мысли приходили мне в голову, когда мои дети начинают капризничать. Но это не объяснить, это надо пережить самому…

В эту ночь, мой взвод подняли в пять часов и отправили чистить картошку. Стояла летняя ночь, воздух пропитан запахом хвои, а небо усыпано звёздами. Немного прохладно, впереди тёплая столовая и еда. Стояла такая прозрачная тишина, что совершенно забылось, где мы и что. Эти несуразные, не по размеру робы, тяжеленные ботинки под названием «гады» и бритые головы. Всё это отступило перед безумной красотой ночи и наступающего утра. Это было волшебно. И вдруг, раздался истошный вопль «Меркурий!». Сказка рассыпалась на мелкие осколки и реалии жизни ворвались в наши ряды.

-Кто это? Какой Меркурий? – в недоумении спросил курсант четвёртого курса, наш взводный Александр Митрофанов, судорожно оглядываясь по сторонам.

-Это такая планета, товарищ старшина второй статьи. Жаль, что Вы не знаете, - ответил автор возгласа, Лёшка Зинченко. Строй рассыпался, воздух содрогнулся от смеха, нет, от дикого хохота и рёва. Митрофанов покрутил огромной головой, не понимая как ему реагировать, а потом улыбнулся вместе с нами. Минут пять мы хохотали и резвились как дети. В принципе, даже повода не было, но нам было здорово. И всё уже по другому, гораздо проще и легче. И никогда после этого я не завидовал уходящим и уезжающим домой.

А Лёшка, так и остался Меркурием. На третьем курсе он ушёл из училища, а после службы поступил в гражданскую мореходку. Живёт на Украине и ходит в море. Встречаемся с ним в «одноклассниках». И всегда, первая фраза: «Как дела, Меркурий»……

Фаныч

- Товарищи курсанты, представляю вам вашего замковзвода, старшину второй статьи Митрофанова, - на первом нашем построении объявил командир роты, капитан третьего ранга Коротецкий, и ушел по каким – то своим, неведомым нам делам.

Перед нами, вчерашними школьниками, только что обритыми налысо и переодетые в неподогнаные робы, висящие мешком, возвышался нескладная и очень большая фигура нашего ЗКВ. Её венчала огромная белесая голова с немного выпученными глазами. Чем - то он был похож на недавно проснувшегося тролля, немного недалеко, но огромного и злобного. Начиналась военная жизнь, курс молодого бойца, знаменитое КМБ. Взводных, как таковых у нас не было, ЗКВ и исполняли их роль. Их, на три взвода в роте, как и старшину роты, назначали из курсантов четвертого курса, а командиров отделения с третьего. Годковщина, которую на флоте никто не отменял, выдерживалась неукоснительно.

Те, кто выжил полтора месяца в лагере под Зеленогорском и не уехал домой, первого сентября восемьдесят пятого принимали присягу. А на правом фланге нашего строя стоял Фаныч, так между собой мы его называли. Он был с нами всегда и только на занятиях мы могли забыть о его присутствии. Не было ни одного человека в моем классе, кто не получал бы от него либо внеочередного наряда, либо не увольнения. Мы всё, почему – то, делали не так. Не так ходили и опаздывали в строй, не знали уставов и не выполняли распорядок дня. Мы вообще, всегда и во всем были виноваты. Может быть поэтому, первый курс и носил горькое прозвище – «без вины виноватые». Особенно нам доставалось по утрам. В шесть часов дневальный истошно вопил:

- Рота подъём, форма одежды на физзарядку…..

И уже через пять минут рота в составе трёх взводов должна была стоять на противолодочном дворе, спустившись с верхнего, четвертого этажа двенадцатого дома. Мы едва успевали продрать глаза, а Фаныч уже орал, подгоняя нас. У него ритуал подъёма был отработан до автоматизма, стоя дневальным не раз наблюдал, как он, не открывая глаз, откидывал одеяло, хватал брюки и лежа, задрав ноги к небу, натягивал их, а потом резко вставлял их в ботинки, зашнуровывал и только потом открывал глаза. И всё это занимало считанные секунды. Мы не успевали за ним и получали за это… Каждый день, кроме выходных…

Свою месть мы готовили неделю. Дневальные, пока все были на занятиях, гвоздями и другими подручными материалами в щелях паркета ковыряли два отверстия, куда должны были зайти гвозди. Нам повезло, что паркет лежал на толстом деревянном перекрытии. Когда пришла моя очередь, мне на ум сразу пришёл граф Монте – Кристо. Стучать или сверлить мы не могли, иначе бы попалились…

И вот он настал, день нашего торжества. Обреченные на заклание дневальные, среди которых, по какому – то роковому стечению обстоятельств, конечно же, оказался я, всю ночь заточенными предварительно гвоздями, дырявили ботинки Митрофанова и намертво крепили их полу.

- Рота подъём, форма одежды на физзарядку брюки, майка!

Фаныч мгновенно исполнил свой ритуал, но рвануть в коридор не смог. Более того, инерция его огромного тела была так велика, что он, подобно огромному шкафу, завалился на пол и пытался подняться, а ноги, пришпиленные к полу, не позволяли ему этого сделать. Сдерживая смех, парни бегом мчались на построение. На лице ЗКВ читалось недоумение, досада и судорожная работа мысли. Наконец, он сделал шаг, оторвав своими ножищами ботинки от пола, на котором остались разорванные подошвы. Я до сих пор помню, как он на меня смотрел… Мне до сих пор страшно вспоминать этот взгляд. Он смотрел и молчал. Это длилось мгновение, но мне показалось, что мир вокруг остановился и небесный свод начал медленно валиться на мою голову…

Но Фаныч не был бы Фанычем, если бы через пять минут, в других ботинках уже не стоял бы внизу, во главе моего взвода. В это утро пацаны «умерли». Несмотря на свои огромные размеры, бегал взводный как лошадь. Они наматывали круг за кругом, круг за кругом, а рядом бежал Митрофанов и криками подгонял вперед.

Правда, с этого дня больше не было санкций из-за подъёма и опоздания в строй, да и Фаныч стал более человечным и даже иногда улыбался. Наверное, всё мы сделали не зря, хотя, свои три внеочередных наряда я отстоял, но они того стояли!

Становясь старше и переходя с курса на курс я уже начинал по-другому смотреть на мир и, когда спустя три года, уже в ранге старшины роты, впервые руководил построением на зарядку, почему то сразу вспомнил его, моего первого ЗКВ старшину второй статьи Митрофанова, нашего Фаныча. А ещё через два с половиной года, в Североморск вошёл СКР «Бессменный» и ошвартовался вторым бортом к моему «Макарову». Я пошёл пообщаться с братьями – румынами и сразу наткнулся на старшего лейтенанта Митрофанова, такого же большого и немного несуразного с огромной головой на плечах…

И я думаю, что мы еще встретимся, обязательно встретимся, разве может быть иначе…

 

День Рождения.

Четвёртого мая одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, с трудом доковыляв после вечерней проверки до койки, я предавался мечтам о завтрашнем дне. Дне, который будет моим Днём рождения…..Несмотря на приближающееся лето, было достаточно холодно, в окна второго этажа одной из казарм бригады морской пехоты ехидно скалилось низкосидящее и не желающее убираться с неба солнце. На сопках, окружающих поселок Спутник, сверкал снег.

Два дня назад первый курс военно-морского училища им. Фрунзе прибыл на свою первую практику. Посёлок пустовал. Почти две трети бригады защищали завоевания социализма на огромном пространстве от Кубы до Анголы, поэтому наше прибытие пришлось как нельзя кстати. Командиром взвода к нам был назначен старший лейтенант Макаров, на погонах которого, над старлейской звёздочкой, зияли рваные дыры. Как он сам объяснил нам при представлении, два раза капитаном ему уже удалось побывать. Очевидно, не зря. За эти два дня мы раз двадцать обежали Питьевое озеро, отрыли несколько километров окопов в снегу и грязи, повезло ещё, что вечная мерзлота не позволяла это сделать в полный профиль, о чём сокрушался наш гуру. Много нового узнали о себе, но это уж как водится. Столько ясновидящих на человекоединицу, как в вооружённых силах, нет, наверное, нигде. Любой начальник даст сто очков вперёд любой Ванге и Вольфу Мессингу. Откуда только они знают всё, вплоть до происхождения подчинённых? Так рассуждали мы, только начиная свой военный путь, а потом и сами становились такими же «мудрецами», но это было потом. Вообще, наш командир был настоящий мужик. Он всегда был впереди нас, сзади нас и среди нас. С нами копал и проваливался по грудь в снег, ел в столовой вечное рагу, да ещё похваливал. Вовремя мог остановить и дать отдых, когда понимал, что мы, в сущности ещё мальчишки, начинаем просто «умирать». А ещё он непрерывно сыпал каламбурами, упоминая их точно и к месту. Так, когда на нашем пути оказалась огромная лужа, он дал команду ползти через неё и, видя наше недоумение, пополз первым, приговаривая, что моряк на суше не дешёвка. Когда мы мокрые и замёршие, бежали в посёлок, забросив обездвиженные от усталости руки на автоматы, висевшие на груди, и нас настиг ливень, он, весело скалясь, кричал: «Что для моряка дождь – так, морская пыль»…

Поэтому, засыпая четвёртого мая, я надеялся, что завтра меня освободят от непрерывной военщины и воспитания любви к родине, на обед дадут тарелку жареной картошки с большим куском мяса, и я смогу перевести дух. Изнасилованное и замученное тело настороженно прислушивалось к бродящим в голове мыслям и засыпало в блаженной истоме. Завтра…..

Утром, после завтрака, перед которым были два круга вокруг озера в качестве зарядки, старший лейтенант Макаров скомандовал: «Курсант Сотник, выйти из строя!».

«Вот оно, счастье!» - вертелось в моей голове, радужные мысли носились взад и вперед и все сводились к одной – в койку и спать………

- День Рождения, это большой праздник, - начал свой спич взводный. – Он бывает только раз в году. Поэтому человек должен быть выделен и отмечен, даже если он военный, и даже, если является такой рыбой зелёной, мокрой и дохлой, как и вы все! Мы от всей души поздравляем Вас, товарищ курсант, и, чтобы праздник, которому повезло случиться в морской пехоте, остался на всю жизнь, мы решили сделать его незабываемым!»

После этого, по его команде, один из сержантов-морпехов, прикомандированных к нам в качестве командиров отделений, подал Макарову большой квадратный ранец чёрного цвета. Радостные мысли прервали свой бег, сбились в кучу и стали прятаться куда-то в район спинного мозга, где я с трудом разыскал их через пару недель, сидя под арестом в карцере крейсера «Александр Невский».

А Макаров продолжал:

- Не каждому выпадает честь отметить свой День Рождения в морской пехоте. Поэтому, это плита от ротного миномёта, с которой Вы, товарищ курсант, будете неразлучны до самого отбоя, станет лучшим подарком!

Под жидкие аплодисменты товарищей, сопровождаемый полными жалости взглядами, я надевал ранец……Подарок, весом почти в шестнадцать килограммов, действительно сохранил память о моём первом Дне рождения на военной службе на всю жизнь. В обед у меня на столе действительно были мясо и жареная картошка, но вряд ли они чем-то отличались по вкусу от надоевшего бигуса. После отбоя пятого мая никаких мыслей в голове уже не было, была одна пустота и ехидно скалившееся солнце, не желавшее убираться за горизонт.

С тех пор прошло много Дней Рождения. Они были разными, но такого уже никогда не было. Было в нём, наверное, что-то такое, что делает мальчишек мужчинами. И если мне когда-нибудь доведётся встретиться со своим взводным, то скажу ему спасибо и то, что он был прав: «Моряк на суше – не дешёвка!».

 

Моя первая свадьба.

В жизни каждого человека одним из наиболее памятных событий является свадьба. Она запоминается по разным причинам, и у каждого они свои. И если в жизни этих свадеб бывает несколько или даже много, всё равно, каждая по-своему дорога и занимает свою ячейку в памяти, из которой иногда выползает на свет божий, поражая подробностями и вызывая лёгкую грусть и ностальгию о том, что ушло навсегда. Так и я, иногда вспоминаю свою первую свадьбу, эту невероятную историю, случившуюся в солнечный июньский день одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года в городе Ленинграде, и чужую невесту, идущую со мной к алтарю…..

Мы оканчивали третий курс, и в роте росло количество женатиков. Народ взрослел, не за горами уже был выпуск, да и жизнь в замкнутом мире стимулировала к решительным действиям. Что именно подвигло моего одноклассника Саню Косика на женитьбу, так и осталось невыясненным, но так или иначе, день свадьбы был определён. Сан Саныч – здоровая детина, ростом под метр девяносто, кандидат в мастера спорта по плаванию, сработанный на правом берегу города Воронеж. В чём отличие берегов я не понял до сих пор, хотя, спустя несколько лет, другой воронежец по фамилии Хайдуков почти напрочь вынес мне мозг, рассказывая, что он с левого берега. Судя по всему, это какие-то особенности национального менталитета, которые нам, даже вооружённым штангенциркулем, всё равно не понять. Между нами говоря, был он не самый лучший ученик, да и не особо дисциплинированный военнослужащий. Возможно это, может быть, или сложная международная ситуация, или расположение звёзд, или что-то нам неведанное и послужило причиной его ареста сроком на десять суток как раз за неделю до свадьбы. Хотя Советский союз был и на излёте, о чём мы, естественно, не догадывались, дисциплина и порядок в Ленинградском гарнизоне были на высшем уровне. Переносить арест, а тем более, объявлять амнистию, никто не собирался. Вероника, именно так звали невесту, наверное бы, и подождала, но уже было назначено время во Дворце Бракосочетания на набережной Красного Курсанта и заказан ресторан. Из Воронежа и других точек нашей необъятной Родины двигались поезда с гостями, которые подобного волюнтаризма понять не могли. В связи с тем, что в критической ситуации мозг начинает работать на сверхзвуковой скорости, как атомный реактор, срывающий крышку в голове Косика, выдал на гора удивительное решение. Суть его заключалась в том, что раз деньги уже уплачены, шоу должно состояться. Всё равно, со стороны невесты Сашку толком никто и не знал, кроме её родителей, а воронежская родня, в своём большинстве, помнила жениха сопливым октябрёнком.

- Андрюха, ты меня заменишь, - решительно сказал Сашка.

- Ага, а как? – спросил я, совершенно не представляя себя в роли жениха.

- Просто распишешься и посидишь в ресторане.

- Ну да, а когда будут «горько» кричать?

Саня задумался, великолепный план трещал по швам.

- Суки, нажрутся и будут орать….

- Да не волнуйся, я справлюсь, - поддержал я друга.

- Кто бы сомневался, - горько ответил жених.

Спустя десять минут он долго кричал в телефон-автомат на первом этаже Веронике свой гениальный план. До свадьбы оставалось пять дней, Сашку увезли на Садовую, в камеру, а я пошёл домой к Веронике. Отец невесты чуть не лопнул от смеха.

- Смотри, мать, - кричал он жене. – Наша-то, двоих мужей подцепила!

Обсуждение всех деталей сопровождалось распитием алкоголя, после чего с его стороны мне последовало предложение самому жениться на Веронике. Тут мне стало немного не по себе, невеста сначала покраснела, а потом разрыдалась. Нет, против Вероники, конечно же, я ничего не имел, даже совсем наоборот. Но жениться в двадцать лет совсем не собирался. Да и подводить друга не хотелось, хотя…, поглядывая осоловелыми глазами на Веронику, …

- Нет, ротный обещал его вытащить. Заменю только на время. Только, Вероника, если будут кричать «горько»?..

- Ничего, поцелуемся, - сквозь слёзы сказала невеста.

А что было делать…..

И вот наступил День Бракосочетания. Всё было красиво и торжественно. Весь романтизм момента чуть было не загубила Сашкина мама, начавшая переживать и плакать, громко всхлипывая. Но Сашкин отец, всю ночь накануне «обсуждавший» сложившуюся ситуацию с новоявленным родственником, держался молодцом. Приглашённые, разумеется, ничего не поняли и думали только о праздничном банкете. Нормальная рабочая ситуация. Заиграл марш Мендельсона и в зал торжественно вошёл жених, одетый в форму три, ростом сто восемьдесят три сантиметра, держащий под руку невесту в белом платье и фате, которая даже без каблуков была на голову выше него. Прекрасная была пара, скажу я вам! Потом были фотографирования на Парадной лестнице, поцелуи и крики «горько». На безымянном пальце правой руки сияло кольцо. Я входил во вкус и мне это начинало нравиться, тем более, что штамп стоял в МОЁМ военном билете.

Иллюзии и миражи разбились в дребезги и разлетелись на мелкие осколки при выходе из Дворца. Ротный всё-таки смог вытащить Сашку с кичи и они примчались во Дворец к моменту посадки в машины и автобусы. Надо было видеть физиономии гостей, персонала Дворца и просто зевак, когда невеста вырвалась из моих рук и с криком «Саша!», побежала к Косику. А я стоял и снимал с пальца кольцо… Нева играла солнечными бликами, гости пытались найти своё место во времени и пространстве, а питерское небо обнимало влюблённых своими голубыми руками и ласково качало на своих ладонях……

У ребят прекрасные свадебные фотографии, одна невеста и два жениха. Наверное, не каждая пара может похвастать таким архивом. А я так и проходил со штампом о женитьбе в паспорте до самого выпуска, однажды, когда я был в отпуске, эту запись обнаружила моя мама и, по-моему, так до сих пор и не верит, что я не был женат, и об этом можно написать не один роман. К сожалению, с Косиками наши пути после выпуска разошлись, но мне хочется верить, что у них всё хорошо и они счастливы!

Год.