Основной материал по теории вопроса

Вы должны знать, что закон средней нормы прибыли не является основным экономическим законом современного капитализма. Современный капитализм, монополистический капитализм, не может удовлетворяться средней прибылью, которая к тому же имеет тенденцию к снижению ввиду повышения органического состава капитала. Современный монополистический капитализм требует не средней прибыли, а максимума прибыли, необходимого для того, чтобы осуществлять более или менее регулярно расширенное воспроизводство. Более всего подходит к понятию основного экономического закона капитализма закон прибавочной стоимости, закон рождения и возрастания капиталистической прибыли. Он действительно предопределяет основные черты капиталистического производства. Но закон прибавочной стоимости является слишком общим законом, не затрагивающим проблемы высшей нормы прибыли, обеспечение которой является условием развития монополистического капитализма. Чтобы восполнить этот пробел, нужно конкретизировать закон прибавочной стоимости и развить его дальше применительно к условиям монополистического капитализма, учтя при этом, что монополистический капитализм требует не всякой прибыли, а именно максимальной прибыли. Это и будет основной экономический закон современного капитализма. Именно необходимость получения максимальных прибылей толкает монополистический капитализм на такие рискованные шаги, как закабаление и систематическое ограбление зависимых стран, организация новых войн, являющихся для воротил современного капитализма лучшим "бизнесом" для извлечения максимальных прибылей, наконец, попытки завоевания мирового экономического господства. Значение основного экономического закона капитализма состоит, между прочим в том, что он, определяя все важнейшие явления в области развития капиталистического способа производства, его подъемы и кризисы, его победы и поражения, его достоинства и недостатки, - весь этот процесс его противоречивого развития, - дает возможность понять и объяснить их.

Социализм.

В.И.Ленин в своих трудах о "продналоге" и в своем знаменитом "кооперативном плане"предлагал:

а) не упускать благоприятных условий для взятия власти, взять власть пролетариату, не дожидаясь того момента, пока капитализм сумеет разорить многомиллионное население мелких и средних индивидуальных производителей;

б) экспроприировать средства производства в промышленности и передать их в общенародное пользование;

в) что касается мелких и средних индивидуальных производителей, объединять их постепенно в производственные кооперативы, т.е. в крупные сельскохозяйственные предприятия, колхозы.

г) Развивать всемерно индустрию и подвести под колхозы современную техническую базу крупного производства, причем не экспроприировать их, а, наоборот, усиленно снабжать их первоклассными тракторами и другими машинами;

д) для экономической же смычки города и деревни, промышленности и сельского хозяйства сохранить на известное время товарное производство (обмен через куплю-продажу), как единственно приемлемую для крестьян форму экономических связей с городом, и развернуть вовсю советскую торговлю, государственную и коллективно-колхозную, вытесняя из товарооборота всех и всяких капиталистов.

История социалистического строительства показывает, что этот путь развития, начертанный Лениным, полностью оправдал себя.

Особая роль Советской власти объясняется двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что Советская власть должна была не заменить одну форму эксплуатации другой формой, как это было в старых революциях, а ликвидировать всякую эксплуатацию; во-вторых, тем, что ввиду отсутствия в стране каких-либо готовых зачатков социалистического хозяйства, она должна была создать, так сказать, на "пустом месте" новые, социалистические формы хозяйства. Задача эта безусловно трудная и сложная, не имеющая прецедентов. Тем не менее, Советская власть выполнила эту задачу с честью. Но она выполнила ее не потому, что будто бы уничтожила существующие экономические законы и "сформировала" новые, а только лишь потому, что она опиралась на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил. Производительные силы нашей страны, особенно в промышленности, имели общественный характер, форма же собственности была частная, капиталистическая. Опираясь на экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил, Советская власть обобществила средства производства, сделала их собственностью всего народа и тем уничтожила систему эксплуатации, создала социалистические формы хозяйства. Не будь этого закона и, не опираясь на него, Советская власть не смогла бы выполнить своей задачи.

Экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил давно пробивает себе дорогу в капиталистических странах. Если он еще не пробил себе дорогу и не вышел на простор, то это потому, что он встречает сильнейшее сопротивление со стороны отживающих сил общества.

Особенность экономических законов. В отличие от законов естествознания, где открытие и применение нового закона проходит более или менее гладко, в экономической области открытие и применение нового закона, задевающие интересы отживающих сил общества, встречают сильнейшее сопротивление со стороны этих сил. Нужна, следовательно, сила, общественная сила, способная преодолеть это сопротивление. Такая сила нашлась в Советском государстве в виде союза рабочего класса и крестьянства, представляющих подавляющее большинство общества. В этом секрет того, что Советской власти удалось разбить старые силы общества, а экономический закон обязательного соответствия производственных отношений характеру производительных сил получил в СССР полный простор.

Говорят, что необходимость планомерного (пропорционального) развития СССР дает возможность Советской власти уничтожить существующие и создать новые экономические законы. Это совершенно неверно. Нельзя смешивать годовые и пятилетние планы с объективным экономическим законом планомерного, пропорционального развития народного хозяйства. Закон планомерного развития народного хозяйства возник как противовес закону конкуренции и анархии производства при капитализме. Он возник на базе обобществления средств производства, после того, как закон конкуренции и анархии производства потерял силу. Он вступил в действие потому, что социалистическое народное хозяйство было необходимо вести лишь на основе экономического закона планомерного развития народного хозяйства. Это значит, что закон планомерного развития народного хозяйства давал возможность планирующим органам правильно организовать и настроить общественное производство. Но возможность нельзя смешивать с действительностью. Это - две разные вещи. Чтобы эту возможность превратить в действительность, нужно было изучить этот экономический закон, нужно было овладеть им, нужно научиться применять его с полным знанием дела, нужно составлять такие планы, которые полностью отражали требования этого закона. К сожалению, Советские годовые и пятилетние планы полностью не отражали требования этого экономического закона.

Говорят, что некоторые экономические законы, в том числе и закон стоимости, действующие у нас при социализме, являются "преобразованными" или даже "коренным образом преобразованными" законами на основе планового хозяйства. Это тоже неверно. Нельзя "преобразовывать" законы, тем более "коренным образом". Если можно их преобразовать, то можно и уничтожить, заменив другими законами. Тезис о "преобразовании" законов есть пережиток от неправильной формулы об "уничтожении" и "формировании" законов. Хотя формула о преобразовании экономических законов давно уже вошла у нас в обиход, придется от нее отказаться в интересах точности. Можно ограничить сферу действия тех или иных экономических законов, можно предотвратить их разрушительные действия, если, конечно, они имеются, но нельзя их "преобразовать" или "уничтожить".

«Когда в Советской России говорили о "покорении" сил природы или экономических сил, о "господстве" над ними и т.д., то этим вовсе не хотели сказать, что люди могут "уничтожить" законы науки или "сформировать" их. Наоборот, этим надо было понимать, что люди могут открыть законы, познать их, овладеть ими, научиться применять их с полным знанием дела, использовать их в интересах общества и таким образом покорить их, добиться господства над ними.

Итак, законы экономики при социализме являлись объективными законами, отражавшими закономерность процессов экономической жизни и совершались независимо от воли человека. «Люди, отрицающие это положение, отрицают по сути дела науку, отрицая же науку, отрицают тем самым возможность всякого предвидения, - следовательно, отрицают возможность руководства экономической жизни».

При социалистическом строе, закон стоимости существовал и действовал. Там, где есть товары и товарное производство, не может не быть и закона стоимости. Сфера действия закона стоимости распространялась в СССР прежде всего на товарное обращение, на обмен товаров через куплю-продажу, на обмен главным образом товаров личного потребления. Здесь, в этой области, закон стоимости сохранял за собой, конечно, в известных пределах роль регулятора. Но действия закона стоимости не ограничивались сферой товарного обращения. Они распространялись также на производство. Правда, закон стоимости не имел регулирующего значения в социалистическом производстве, но он все же воздействовал на производство, и этого нельзя было не учитывать при руководстве производством. Дело в том, что потребительские продукты, необходимые для покрытия затрат рабочей силы в процессе производства, производились и реализовывались как товары, подлежащие действию закона стоимости. Здесь именно и открывалось воздействие закона стоимости на производство. В связи с этим на социалистических предприятиях имели актуальное значение такие вопросы, как вопрос о хозяйственном расчете и рентабельности, вопрос о себестоимости, вопрос о ценах и т.п. Поэтому социалистические предприятия не могли обойтись и не должны были обходиться без учета закона стоимости. Беда состояла в том, что советские хозяйственники и плановики, за немногими исключениями, плохо понимали и были мало знакомы с действиями закона стоимости, не изучали их и не умели учитывать их в своих расчетах. Этим собственно и объясняется та неразбериха, которая была характерна для СССР, например, в вопросе о политике цен. Несомненно, что отсутствие частной собственности на средства производства и обобществлении средств производства как в городе, так и в деревне, не могли не ограничивать сферу действия закона стоимости и степень его воздействия на производство. В том же направлении действовал закон планомерного (пропорционального) развития народного хозяйства, заменивший собой закон конкуренции и анархии производства. В том же направлении действовали Советские годовые и пятилетние планы и вообще вся народно-хозяйственная политика, опиравшаяся на требования закона планомерного развития народного хозяйства. Все это вместе вело к тому, что сфера действия закона стоимости в СССР была строго ограничена, поэтому и закон стоимости не мог играть роль регулятора производства.Этим, собственно, и объясняется тот "поразительный" факт, что, несмотря на непрерывный и бурный рост социалистического производства, закон стоимости не вел к кризисам перепроизводства, тогда как тот же закон стоимости, имеющий широкую сферу действия при капитализме, несмотря на низкие темпы роста производства в капиталистических странах, - является верным путём к периодическим кризисам перепроизводства.

Между прочим, на второй фазе, которым, как известно, должно было стать, коммунистическое общество, количество труда, затраченного на производство продуктов, предполагалось измеряться не окольным путем, не через посредство стоимости ее форм, как это бывает при товарном производстве, а прямо и непосредственно - количеством времени, количеством часов, израсходованным на производство продуктов. Что же касается распределения труда, то распределение труда между отраслями производства должно было регулироваться не законом стоимости, который потерял бы силу к этому времени, а ростом потребностей общества в продуктах. В коммунистическом хозяйстве, при регулировании производства потребностями общества, учет потребностей этого общества приобретал первостепенное значение для планирующих органов.

Ещё, сфера действия закона стоимости при социализме была ограничена наличием в СССР общественной собственности на средства производства, действием закона планомерного развития народного хозяйства, - следовательно, ограничена также Советскими годовыми и пятилетними планами, являющимися приблизительным отражением требований этого закона. (При этом можно подумать,, что закон планомерного развития народного хозяйства и планирование народного хозяйства уничтожали принцип рентабельности производства. Это совершенно неверно. Дело обстояло как раз наоборот. Если взять рентабельность с точки зрения всего народного хозяйства и в разрезе, скажем, 10-15 лет, временная и непрочная рентабельность отдельных предприятий или отраслей производства не может идти ни в какое сравнение с той высшей формой прочной и постоянной рентабельности, которую давали при социалистическом производстве действия закона планомерного развития и планирование народного хозяйства. Это избавляло в Советский период от периодических экономических кризисов, разрушающих народное хозяйство и наносящих обществу колоссальный материальный ущерб, и обеспечивая СССР непрерывный рост народного хозяйства с его высокими темпами. Поэтому, при социалистических условиях производства закон стоимости не являлся "регулятором пропорций" в деле распределения труда между различными отраслями производства.

Зачем требовалось уничтожение противоположности между городом и деревней, между умственным и физическим трудом, а также вопрос о ликвидации различий между ними. Для объяснения нужно затронуть ряд проблем, существенно отличающихся друг от друга. Первая - уничтожение противоположности между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством представляет известную проблему, давно уже поставленную Марксом и Энгельсом. Экономической основой этой противоположности являлась эксплуатация деревни городом, экспроприация крестьянства и разорение большинства деревенского населения всем ходом развития промышленности, торговли, кредитной системы при капитализме. Поэтому противоположность между городом и деревней при капитализме нужно рассматривать как противоположность интересов. На этой почве возникло враждебное отношение деревни к городу и вообще к "городским людям".

Несомненно, что с уничтожением капитализма в России и системы эксплуатации, с укреплением социалистического строя в стране должна была исчезнуть и противоположность интересов между городом и деревней, между промышленностью и сельским хозяйством. Оно так и произошло. Огромная помощь нашему крестьянству со стороны социалистического города, укрепила почву для союза рабочего класса и крестьянства, а систематическое снабжение крестьянства и его колхозов первоклассными тракторами и другими машинами превратило союз рабочего класса и крестьянства в дружбу между ними. При социализме интересы этих двух классов Российского общества лежали на одной общей линии, на одной линии укрепления социалистического строя и победы коммунизма. Не удивительно поэтому, что от былого недоверия, а тем более ненависти деревни к городу не осталось и следа. При социализме уничтожение противоположности между городом и деревней не означало гибели городов,а наоборот, их рост и качественный и количественный. При социализме города рассматривались Советским правительством, как центры наибольшего роста культуры, как центры не только большой индустрии, но и переработки сельскохозяйственных продуктов и мощного развития всех отраслей пищевой промышленности. Это обстоятельство должно было облегчить культурный расцвет страны и привести к выравниванию условий быта в городе и в деревне. Аналогичное положение в СССР было с проблемой №2 - уничтожения противоположности между умственным и физическим трудом. Экономической основой противоположности между умственным и физическим трудом является эксплуатация людей физического труда со стороны представителей умственного труда. Всем известен разрыв, существующий при капитализме между людей физического труда предприятий и руководящим персоналом. Известно, что на базе этого всегда развивается враждебное отношение рабочих к директору, к мастеру, к инженеру и другим представителям технического персонала, как их врагам. В СССР, с уничтожением капитализма и системы эксплуатации исчезла и противоположность интересов между физическим и умственным трудом. Люди физического труда и руководящий персонал стали впервые в экономической истории не врагами, а товарищами-друзьями, членами единого производственного коллектива, кровно заинтересованными в преуспевании и улучшении производства. При этом, надо понимать, что в обоих случаях речь шла об уничтожении существенных различий и сохранении несущественных различий.

 

Применение машин в СССР. Машины в СССР во-первых, сберегали труд обществу; во- вторых, машины не только сберегали труд, но они вместе с тем облегчали труд работников, ввиду чего в Российских условиях, в отличие от условий Западного мира, рабочие с большой охотой использовали машины в процессе труда. Поэтому нигде так охотно не применялись машины, как в СССР, ибо машины сберегали труд обществу и облегчали труд рабочих, и, так как в СССР не было безработицы, рабочие с большой охотой использовали машины в народном хозяйстве.

В социалистических условиях экономическое развитие происходило не в порядке переворотов, а в порядке постепенных изменений, когда старое не просто отменялось начисто, а меняло свою природу применительно к новому, сохраняя лишь свою форму, а новое не просто уничтожало старое, а проникало в старое, меняя его природу, его функции, не ломая его форму, а используя его для развития нового. Так обстояло дело не только с товарами, но и с деньгами в Советском экономическом обороте, например с банками, которые, теряя свои старые функции и приобретая новые, сохраняли старую форму, использовавшуюся социалистическим строем.

Закон стоимости при социалистическом строе оказывал регулирующее воздействие на цены "средств производства", изготовляемых в сельском хозяйстве и сдаваемых государству по заготовительным ценам. Следует, прежде всего, отметить, что в данном случае сельское хозяйство производит не "средства производства", а одно из средств производства - сырье. Не надо ставить на одну доску часть средств производства (сырье) и средства производства, в том числе орудия производства. Всякому известно, что сырье само по себе не может производить орудий производства, хотя некоторые виды сырья и необходимы, как материал для производства орудий производства, тогда как никакое сырье не может быть произведено без орудий производства.

 

 

 

 

В 1816 году Англия демонетизировала серебро и приняла золотой стандарт. К этому времени Ротшильды контролировали значительную часть золотых запасов и фиксировали его цену. Цена на слитки устанавливалась два раза в день на Лондонской золотой бирже пятью ведущими дилерами. Они просто договаривались (естественная суть конкуренции цен) о цене, по которой готовы были торговать золотом в этот день. Поэтому принятие какой-либо страной золотого стандарта означало, что их денежная системы оказывалась под контролем Банка Англии (Ротшильдов), т.е. попросту зависима от лондонских посредников по продаже слитков. В 1839-1843 годах министр финансов России Е.Ф.Канкрин подготовил денежную реформу по установлению твердого курса ассигнаций по отношению к серебряному рублю. Для подготовки реформы он ускорил накопление запасов серебра, ввел режим экономии расходов и только военные расходы сократил вдвое, привлек средства населения за счет выигрышных билетов казначейства и облигаций. В 1843 году вместо ассигнаций стали выпускаться новые бумажные деньги – кредитные рубли, которые свободно обменивались на серебряные в соотношении 1:1. Рубль стал устойчивой денежной единицей – такого Банк Англии допустить не мог.

 

Русские националисты начала ХХ века в борьбе против золотой валюты

Одним из важных моментов в идеологической деятельности дореволюционных русских националистов является критика системы золотого монометаллизма, восторжествовавшего в России после валютной реформы либерально настроенного министра С. Ю. Витте (1896-1897). Система эта предполагала наличие золотого основания, сдерживающего рост денежной массы, чреватый обесцениванием денег. Планировалось, что "дорогая" золотая валюта будет ограничителем увеличения "дешёвых" бумажных денег, якобы нуждающихся в мощном "металлическом" основании. В критическом осмыслении нового порядка денежного обращения и выдвижении альтернативных проектов, как в фокусе, собрались все представления крайне правых о финансах. Фактически можно ставить знак равенства между первым и вторым.

Идеологическая кампания по критике золотых денег была начата русскими национал-консерваторами ещё в конце XIX в. и продолжалась вплоть до февральского переворота. Советские историки уверяли, что она выражала классовые интересы помещиков-экспортёров (известно, что дворяне составляли кадровый костяк черносотенного движения), стремившихся к постоянной инфляции. Пользуясь ссудами кредитных учреждений, они задолжали огромные суммы денег ипотечным и частным банкам. "Расчёты по долгам, - утверждает В. В. Орешкин, - помещикам было выгодно производить в падающей валюте, т. е. в условиях инфляции, ибо номинальное выражение долга оставалось прежним, а реальное соотношение долговой суммы уменьшалось в соответствии со степенью обесценивания денег." (История русской экономической мысли.Т. 3, Кн. 1. М., 1965. с.175).

Однако, как нам представляется, вряд ли уместно сводить финансовые воззрения националистов только к данному аспекту социально-экономических устремлений дворянства. Гораздо правильнее попытаться увидеть связь между критикой золотого монометаллизма и насущными потребностями практически всех слоёв традиционной России.

Правые испытывали постоянную обеспокоенность по поводу проблем кредита, констатируя недостаток денежных средств в стране. Ответственность за подобное положение дел они возлагали на министерство финансов, желающее любой ценой поддерживать золотое основание и тем самым чрезмерно ограничивать количество денежной массы.

Но критика велась не только, и даже не столько, с классовых позиций. Отсутствие широкого кредита сказывалось и на положении крестьянства и ремесленников, а также мелких и средних предпринимателей. Напротив, крупная буржуазия, отчасти сросшаяся с банковским капиталом, была менее зависима от финансовых вливаний, и её положение можно оценить как более прочное, а доступ к банкам - как более лёгкий.

Националисты, вне всякого сомнения, пытались выражать интересы патриархального большинства, которое под воздействием обстоятельств стояло на обочине финансово-кредитного движения, рвущегося в крупную городскую промышленность.

Исправить положение, по мысли многих националистов, могли только т. н. "национальные деньги", ориентированные, прежде всего, на уровень развития производительных сил.

Известнейший русский националист, издатель газеты "Русское дело" С. Ф. Шарапов называл такие деньги "абсолютными". Он выступал за "бумажный рубль, не зависящий от золота и выпускаемый по мере необходимости", который "позволяет, при правильной организации кредитных учреждений, оживлять и оплодотворять народный труд и его производительность как раз до предела, которого в данное время достигает трудолюбие народа, его предприимчивость и технические познания". Образуемый на базе "абсолютных денег" капитал является т. н. "мнимым капиталом", заменяющим капитал реальный. Этот капитал выражается в денежной массе, произведённой государством (в каком угодно количестве) в производительных же нуждах ("ассигновка на труд") и "оправдывающий себя результативностью конкретной производительной деятельности". Главное в функционировании данной валюты - правильное её приложение к экономическим нуждам страны. В этом случае никакого обесценивания произойти не может. Но даже и последствия некоторого перепроизводства денежных знаков, буде таковые случатся - "пустяки в сравнении со страшным злом, обуславливаемым их заведомым недостатком…" (Шарапов С. Ф. Экономика в самодержавном государстве. М., 1995. с. 284, 266-267, 288.)

Сама же производительная деятельность должна иметь надёжную опору в лице правильно поставленной финансовой политики, способной эффективно организовывать и направлять основные денежные потоки. Но на первом месте, для Шарапова, стоял тот порядок денежного обращения, при котором "внутренняя стоимость рубля" основывалась бы на "нравственном начале всенародного доверия к единой, сильной и свободной власти…" (Там же, с. 276)

Сосредоточением этой власти ему разумеется виделся самодержавный царь. Если на Западе напечатание денег зависит от произвола различных олигархических клик и такой порядок, собственно говоря, и вынуждает задействовать золото (в виде единственного гарантированного обеспечения), то в самодержавной России "все убеждены, что Государь никогда не подпишет указа о новом выпуске денег, пока не будет совершенно убежден в целесообразности…". Шарапов обосновывал своё утверждение конкретными примерами, обращаясь к государственному опыту русских царей, крайне осторожно относившихся к выпуску новых денежных знаков. Он наделял их способностью "видеть перед собой (беспрерывно) общую картину России в самых магистральных её линиях", "с самой возвышенной точки зрения", доступной лишь одному самодержавному правителю, свободному от групповых пристрастий и сиюминутных выгод, пользующемуся огромным авторитетом всей нации. (Там же, с. 271).

Тут нужно заметить, что во время бунта 1905-1907 Шарапов смягчил свою позицию - по тактическим соображениям. Он выступает за введение серебряной монеты вместо золотой.

Интереснейшим образом мыслил правый экономист Н. Н. Шипов. По его мнению, эффективная финансовая политика может зиждиться только на доверии к мощи государства, которая одна способна поддерживать стабильность, не допуская мощных потрясений и сопровождающую их денежную "панику" - массовый обмен бумажных знаков на металл. Сильная власть, жёстко пресекающая коррупцию, опирающаяся на компетентные кадры чиновников, развивающая военную мощь страны и патриотические настроения народа, такая власть может выпускать много необеспеченных бумажек, естественно, если в них существует необходимость. Автор напоминал, что Россия находилась в состоянии финансового благополучия при жёстких правителях - Иоанне Грозном, Михаиле Федоровиче, Петре I, Екатерине II, Александре III. И, наоборот, затруднения с финансами типичны для Смутного времени и эпох Алексея Михайловича, Александра I и Александра II. (Шипов Н. Н. Власть самодержавного царя как основа финансового благополучия России. СПб., 1913. с. 111-114).

При этом Шипов вовсе не принадлежал к лагерю "непримиримых", которые подобно Шарапову, вообще отрицали само золото как значимый элемент денежного обращения. Он критиковал сторонников "дешевых" денег, что существенно опровергает положение Орешкина, обвиняющего всех противников золотого монометаллизма в стремлении к инфляции. Более того, он почти одобрял жёсткость правительства в проведении политики "скупого рыцаря", указывая на постоянную утечку золота за рубеж, в счёт уплаты долгов и т. д. Однако, данная политика, по его разумению, соответствовала лишь требованию конкретного момента, будучи ошибочной в стратегическом плане. Сам Шипов занимал весьма специфическую позицию, выступая за введение "параллельной" серебряной валюты, в случае чего металлический фонд увеличился бы в полтора раза и облегчил выпуск банкнот для нужд долгосрочного кредита, без опасности снижения ценовых показателей.(Там же, с. 30, 177).

Свободный размен бумажных денег на золото и серебро облегчил бы положение должников-государств и частных лиц, т. к. малое количество металла, имеющее место в системе золотого монометаллизма, неизбежно повышает его цену и соответственно зависимость от "международного ростовщика". В случае установления биметаллизма, необходимо было, по рекомендации Шипова, ввести и свободную чеканку серебра, которое не следует выдавать по принудительному курсу, вымывающему дорогой металл из страны (Там же, с. 177-178).

Шипов отдавал предпочтение банковским билетам, выпускаемым Госбанком для нужд торговли и промышленности. Они мыслились ему как бумажные деньги, для которых золотой запас служит не обеспечением, а своего рода предупреждением колебания курса стоимости. Такие банкноты представляли бы "частные векселя под залог имущества" и имели бы золото в качестве измерителя ценности, выпускаясь под "какое-либо крупное общеполезное предприятие" (Там же, 184, 182).

В один ряд с концептуальным проектом Шарапова и Шипова можно поставить и проект консервативно мыслящего экономиста кн. А. Г. Щербатова. Он отстаивал бумажные деньги, употребляемые на "производительные расходы" и "подлежащие, по выполнению ими своей задачи, немедленному погашению". Князь признавал золото, но выступал за максимальное сокращение его обращения в стране и фактически сводил базовую роль этого металла на нет тем, что допускал возможность производства бумажных денег в любом количестве, отвечающем нуждам производства. В отличие от Шарапова, он мало рассуждал о значении самодержавия для финансовой политики России, особо выделяя необходимость гласного общественного контроля над процессом выпуска денег. Согласно ему, денежное обращение должно быть поставлено под контроль Госдумы и обсуждаться "при участии сведущих людей, выборных от заинтересованных в каждом отдельном деле частей населения". На общественном контроле настаивали и делегаты монархического Второго съезда людей земли Русской. (Журнал заседаний 2 съезда Всероссийского союза землевладельцев. 12-16 февраля 1906 года. М., 1906. с.127; Щербатов А. Г. Денежные вопросы. М., 1907. с. 106, 8-9; Деяния первых двух всероссийских съездов людей земли Русской. М., 1907. с. 141).

Знаменитый правый конспиролог Г. В. Бутми предлагал заменить золотую валюту серебряной, ссылаясь на финансовую политику Николая II, которую оценивал весьма высоко. Он описывал её таким образом.

Созданная этим царём система (Бутми называл ее "денежно-кредитной") опиралась на земельный кредит, всецело находящийся в руках казны. Относительно дешёвые серебряные деньги существовали только в виде некоего разменного фонда, отражающего действительную потребность в обмене (около одной шестой кредитных билетов). Основанием билетов служил не металл, а "государственное состояние", заключавшееся в ипотечном праве казны на земли, взятые в залог. Сохранные казны выдавали ссуды (под залог) кредитными билетами, которые тут же могли быть обменены на 4%-ные вкладные листы, легко обменивающиеся на те же кредитные билеты. В основании денег опять-таки лежали реальные хозяйственные ценности. По мнению Бутми, данный порядок денежного обращения автоматически регулировал цену денег и позволял иметь их хождение в пределах 30 руб. на душу населения, в три раза больше, чем в начале ХХ века. Низкий процент поощрял предпринимательство, курс оставался непоколебим даже после севастопольской катастрофы, внешний долг был минимален. (Сборник съезда русских людей в Москве. 27 сентября 1909 года - 4 октября 1909 года. М., 1910. с. 89-90).

Во всех проектах, альтернативных золотому монометаллизму, узкоклассовые интересы прослеживаются слабо. В основном здесь присутствует стремление сделать финансовую мощь страны доступной для большого количества средних и мелких производителей, "расширить" денежное пространство, подняв материальное благосостояние представителей немонополистического сектора российской экономики.

 

 

Защита патриархального большинства органически переплеталась с экономическим национализмом. Правые обвиняли систему золотого монометаллизма в том, что она способствует экспансии иностранных капиталов в Россию, усиливая таким образом её хозяйственную зависимость от других стран. "Русское дело" пыталось убедить читателей в её ответственности за привлечение в страну крупных, кабальных займов. По его мнению, в начале своего существования новая валюта привлекла иностранцев, которые наперебой стали предлагать деньги взаймы. Лёгкость получения займов вызвала к жизни железнодорожные предприятия, часто дутые, а вольготное пользование иностранными финансами нередко порождало расточительность, ведущую ко всё более и более интенсивному привлечению чужеземного капитала ("Русское дело". 16 июля 1905 года). Шарапов был уверен, что золотая валюта, в конечном итоге, не отвечает интересам ни одной из стран мира. Вкратце излагая своё видение государственной денежной системы, он выделял три её главных функции: 1) функцию счётчика народного труда; 2) функцию "организатора и направителя" народного труда; 3) функцию защитника государства от соседей-конкурентов и "хищной международной биржи". Согласно ему, золотое обращение не справляется с выполнением этих функций и приносит вред в деле борьбы за национально-государственные интересы. Он утверждал, что цены на золото подлежат большим колебаниям в "зависимости от его добычи, от мировых явлений, и, главным образом, от столкновения различных финансовых течений". После же крушения старой системы, золото превратилось в единственный эталон цен, способствуя постоянному возникновению пертурбаций, и дало возможность назначать на мировом рынке произвольные цены, что, по сути, означало закабаление народного труда всех стран. (Шарапов С. Ф. Финансовое возрождение России. М., 1908. с. 6-7). Многие националисты были уверены, что "золотая реформа" укрепила позиции банкиров, нанеся страшный вред практически всем слоям российского общества. Наиболее чётко и аргументировано такая точка зрения излагалась Г. В. Бутми. Он акцентировал свое внимание на фактах увеличения цены золота, произошедшего в разных странах после торжества золотого монометаллизма. По Бутми, весь золотой запас человечества составляет лишь незначительную часть суммы всех капиталов. Банковские капиталы тоже обеспечены золотом лишь частично. Остальная их часть обеспечивается долгами различных людей (векселя), учреждений (акции) и государств (процентные бумаги). Бутми приводил абстрактные примеры, предлагая представить себе человека, имеющего 100 тыс. фунтов стерлингов. Если вздорожание соверена, вызываемое распространением золотой валюты, увеличивает вдвое богатство человека, который имеет 100 ф. ст., то это же вздорожание увеличивает вдвое бремя человека, который 100 ф. ст. должен. Следовательно, от золотого монометаллизма выигрывают только ростовщики-банкиры (Бутми Г. В. Золотая валюта. СПб., 1904. с. 2-3). Кроме того, после реформы деньги выросли в цене и по отношению к товарам. Если последние оставались в прежнем количестве, а цена первых увеличивалась, то резонно предположить, что те, кто вынужден расплачиваться за денежный долг товарами, после реформы вынуждены расплачиваться уже большим их количеством. "Вздорожание золотого соверена, - подводит итог Бутми, - обогащает небольшую группу банкиров за счёт всего остального человечества" (Там же. с. 4, 6). Большие нарекания вызывала у правых конкретная практика введения золотой валюты в Европе и в России. Они хотели показать, что новая система устанавливалась обманом, подчиняясь таинственным проискам олигархии. Так, Г. В. Бутми привёл в пример опыт Германии, САСШ и Франции, где золото, судя по приведенным им данным, навязывалось путем дезинформации общественного мнения, при прямом попустительстве исполнительной и законодательной властей. В частности, САСШ пришли к золотой валюте через произвольный выброс из монетных законов положения о серебряном долларе как о монете, которая могла чеканиться по распоряжению секретаря казначейства. Конгресс не проверил тайно изменённый текст, а президент подписал его не глядя (Там же. с. 230-232). Шарапов подробно исследовал опыт России. Он напомнил, что вначале планы Витте встретили мощный отпор Государственного совета и даже Государя, написавшего в резолюции: "…Дело это может потребовать ещё продолжительного обсуждения". Но в дальнейшем группа чиновников, лоббирующая золото, предприняла ряд постепенных, фактически обманных мер: 1) установление фиксации рубля на золото; 2) выпуск в обращение золотых монет старого чекана по фиксированному курсу; 3) чеканку новых монет. Наконец, в 1897 г. министр финансов во всеподданнейшем докладе (при росписи на соответствующий год) указал на фактическое осуществление реформы. В результате Госсовет одобрил Монетный устав, а Государь его утвердил (Шарапов С. Ф. Сущность аграрного кризиса. М., 1906. с. 15-16). Надо отметить, что националисты мыслили вполне реалистично и представляли все трудности отказа от золотого эталона. Они выступали за тщательную подготовку к подобной радикальной акции. Шарапов, например, предлагал хорошо разработанный план перехода к серебряной валюте, предусматривающий: выделение из общего золотого запаса неприкосновенного специального валютного фонда (предназначенного для внешних расчетов), образование, путем покупки серебра, разменного фонда; выпуск необходимого количества кредитных билетов; признание старого серебряного рубля монетой и т. д. (Шарапов С. Ф. Записки о наших финансах. Собрание сочинений. Т.9, Вып.27, с. 15-16). Русскими национал-консерваторами предпринимались и практические шаги по ликвидации золотого монометаллизма. В марте 1907 г. 32 депутата-монархиста потребовали отказаться от золотого обращения и восстановить серебряную валюту при одновременном введении вкладных листов, свидетельствующих о заложенных в банках землях и 4-% вкладных билетов, объявляющих о вкладе денег в сберегательную кассу. Однако, проект так и не был претворён в жизнь. С уверенностью можно сделать вывод, что критика золотого монометаллизма отвечала интересам самых широких слоев русского народа, заинтересованных в дешёвом и доступном кредите. Впрочем, было бы неверным обращаться лишь к социальной подоплеке рассматриваемого нами явления. Безусловно, в данном случае "сработали" и архетипы религиозного, традиционного сознания. Начнём с далеких, казалось бы, от нашей тематики вещей. Как известно, менталитет традиционного общества (не только христианского, но и мусульманского) категорически запрещает дачу денег под проценты (хотя этот запрет далеко не всегда соблюдается). Очень немногие по-настоящему задавали себе вопрос - почему? Всё дело в том, что религиозное мышление крайне "конспирологично", оно смотрит на мир как на объект постоянной, инверсионной активности инфернальных, бесовских сил. Подобные силы ставят своей целью отвратить людей от Бога и заставить поклоняться сатане, сорганизовав посюсторонний порядок в качестве "ада на земле". Но для этого им нужно сначала навязать культ "мира сего", культ материи и вещества, ведь мало кто способен сразу отказаться от Бога и признать сатану. Нужен некий переходный период, во время которого человек "закроет" себя от высших влияний и станет доступен влияниям низшим, инфернальным. Деньги играют здесь особую роль. В ходе абсолютизации материи и материального производства абсолютизируются и вещи (в виде товара), а также их универсальный эквивалент - деньги. Абстракция денег здесь как бы отчуждается от реальных вещей-товаров, превращаясь в суверенную ценность. На этом нужно остановиться особо. Деньги есть нечто несуществующее само по себе. Они представляют собой лишь выражение товаров, призванное привести их множество и разнородность к некоему единому знаменателю, удобному для обмена. В этом заключается абстрактность и, так сказать, "идеальность" денег. Абсолютизация товара приводит и к абсолютизации его абстрактного выражения, которое начинает подменять товар именно в силу своей, если так можно выразиться, "утонченности", ведь даже кажущаяся идеальность всегда сильнее конкретики "грубого" вещества. После своей абсолютизации деньги начинают порождать деньги, часто даже при отсутствии самого производства вещей-товаров (примеры - отдача денег под проценты, спекуляция валютой и ценными бумагами). Таким образом плотное вещество получает своего "бога" - абстрактную (но в то же время действенную в экономическом плане) материальность. Деньги и их заменители (ценные бумаги, кредитные карточки и т. д.) довлеют уже над самим производством, придавая материи идеальное измерение, сообщая ей характер чего-то существующего и несуществующего одновременно. Материя как бы "утончается", пародируя дух. Эта пародия значительно усиливает материализм, ведь денежное рабство, заставляющее делать деньги ради денег, выдаёт материю за дух, максимально привязывая к ней человека (который всегда тянется к хоть к какой-нибудь идеальности), закрывая для него путь к истинно духовному и истинно Божественному. Подобная оценка присуща религиозному мышлению всегда - даже если не осознаётся им в полной мере. Нетрудно заметить, что введение золотой валюты придаёт деньгам, т. е. средству обмена товарами, характер цели, которую ставит перед собой движение товаров. Деньги наделяются самостоятельной товарностью, превращаясь из простого выражения товарности в нечто самодовлеющее. И если из денег можно делать деньги, занимаясь ростовщичеством или спекуляцией валютой, то вздорожание денег приданием им золотого основания только способствует указанным операциям. Это и сумели уловить (по большей части стихийно, в силу самого общего религиозного воспитания) русские националисты начала ХХ века, что весьма усилило их неприязнь к нововведению Витте. Вообще, неприязнь к "производителям денег" была в высшей степени присуща всему националистическому движению. Особенно доставалось банковскому капиталу. На общемонархическом совещании 21-23 ноября 1915 г. в Петрограде было принято обращение к правительству, призывающее: 1) запретить банкам (под угрозой уголовного преследования) давать ссуды под товар свыше 50% от реальной стоимости; 2) отменить предоставление банкам в общие собрания акционеров какие-либо акции, кроме действительно принятых самими банками; 3) расширить право реквизиции и секвестра на товары, заложенные в банках (Совещание монархистов 21-23 ноября 1915 года. Постановления и краткий отчет. М., 1915. с. 3). Зачастую критика банкиров прямо связывалась с их непроизводительной деятельностью, которая характеризовалась как враждебная интересам промышленников. В концептуальной системе Н. Н. Шипова промышленность, торговля и земледелие представлялись заинтересованными в существовании сильной и независимой государственной власти, поддерживающей их дешёвым кредитом и охраняющей от разного рода потрясений. Напротив, "денежным" капиталистам выгодно ослабление государственности в результате смуты и внешнеполитических неудач. Они желают довести власть до такого положения, когда она будет нуждаться в значительных суммах, находящихся в руках банкиров, готовых выступить в качестве коллективного финансового диктатора. "Помимо всего этого, - замечал Шипов, - промышленник и, особенно, земледелец, прочно связывают свою судьбу с... государством, т. е. недвижимая их собственность принуждает…осёдло жить под охраной… местного государственного строя, тогда как денежный капиталист, будучи ничем не связан, легко может перебрасывать свои богатства в ту страну, куда ему выгодно их поместить…" (Шипов Н. Н. Ук. соч. с. 40-41). Примерно такую же неприязнь правые испытывали по отношению к непроизводительной биржевой деятельности. Наиболее радикальную позицию тут занимал Шарапов. Он ратовал за самодержавное государство, "уничтожившее биржу". Его хозяйственный идеал был противоположен экономическому порядку, основанному на "дорогих" (золотых) деньгах, на товарности денег, возможности бесконечных, паразитических манипуляций с процентными бумагами, особенно выгодных в условиях малого количества денег (следствие золотого основания) (Шарапов С. Ф. Экономика в самодержавном государстве. с. 307). И тем не менее русские националисты так и не решились радикально и последовательно выступить против банкократии, выдвинуть требование национализации банковского капитала. Это во многом предопределило их поражение в идейной схватке с либерально-демократическими, прокапиталистическими силами. Тема золотого запаса США сегодня у всех на слуху. Наличием либо вероятным отсутствием жёлтого металла в сейфах и подвалах американских хранилищ сегодня озабочены и в самих Соединенных Штатах, и за их пределами. Уже на протяжении многих лет, например, американский конгрессмен Рон Пол добивается полного аудита золотого официального запаса США, который с 1934 года находится на балансе Министерства финансов (Казначейства), но вопрос этот до крайности запутан. 1.Сомнения в отношении официального золотого запаса США Подавляющая часть официального золотого запаса должна находиться в хранилище Форт Нокс, которое было специально построено перед Второй мировой войной. Туда свезли со всей страны золото, которое по указу президента Франклина Рузвельта физические и юридические лица сдали государству по цене 20 долларов за тройскую унцию. Основная часть золота поступила от банков, входящих в Федеральную резервную систему (ФРС), при этом банки получили так называемые золотые сертификаты, которые стали отражаться в их балансах. Некоторые называют это принудительным выкупом металла. А фактически это была конфискация золота. После завершения операции цена на золото была пересмотрена и стала равной 35 долларам. Нормальных проверок золотого запаса США не проводилось с начала 1950-х годов. Были лишь отдельные выборочные проверки. После закрытия «золотого окна» в начале 1970-х годов (прекращение размена золота на доллары) было принято решение о проверках золотого запаса. Кое-какие частичные проверки проводились в 1974-1986 гг., но затем под давлением генерального инспектора Министерства финансов они прекратились. В последнее 10-15 лет не только в США, но и в других странах всё чаще высказываются сомнения в том, что в «золотом королевстве» американского Казначейства всё в порядке. Версий много: 1.Золото американского Казначейства физически остается на своем месте, но поскольку оно не раз было предметом различных сделок (например, использовалось в качестве залогов), то в настоящее время Казначейству оно не принадлежит. 2.Золота из официального запаса физически уже нет в хранилищах (по крайней мере, в полном объеме, как это отражается в отчетности Министерства финансов). Оно было оттуда выведено в результате продаж, лизинговых и кредитных операций. 3.В хранилищах имеются штабеля слитков, количество которых соответствует отчетности Министерства финансов, но это полностью или частично слитки фальшивого золота. Для сокрытия незаконного выведения золота настоящие слитки заменили слитками из вольфрама. 4.Золото из официального запаса уже не принадлежит Казначейству, оно вернулось в банки (откуда было выведено в 1930-е годы). Правительство США задолжало банкам, входящим в ФРС, столь большие суммы, что в порядке погашения части этого долга Казначейство расплачивалось с кредиторами жёлтым металлом. Многие критики ФРС подчеркивают, что Федеральный резерв и Казначейство США – сообщающиеся сосуды, что официальный золотой запас лишь формально принадлежит государству, а фактически находится в управлении банкстеров (так сегодня в Америке стали называть банкиров по аналогии с гангстерами). 2.Конгресс США требует золотого аудита Те, кто начали добиваться проверки состояния золотого запаса США, действуют с двух флангов - настаивают на проверке и Федерального резерва, и Казначейства США. Заходов со стороны фланга, называемого «Федеральный резерв», после первой волны финансового кризиса было несколько. В середине 2012 года нижняя палата Конгресса США поддержала законопроект о полном аудите Федерального резерва. Однако проект до сих пор не стал законом, поскольку в Сенате у банкиров много союзников, имеющих причины тормозить принятие закона и противиться аудиту. Ведь могут всплыть тайны их сотрудничества с Казначейством США по части незаконного использования золотого запаса, включая историю о секретной выдаче Федеральным резервом 16 триллионов долларов кредитов крупнейшим американским и зарубежным банкам в период последнего финансового кризиса. По мнению некоторых критиков ФРС, денежные власти США в последнее время потеряли всякую осторожность и уже не предпринимают усилий к обеспечению конфиденциальности своих незаконных операций… Вот лишь один пример. В 2004-2005 гг. американское Казначейство в своей отчетности определило стоимость золотого запаса в 10.924 млн. долл. (в США до сих пор оценка официального запаса золота базируется на цене 1973 года, равной округленно 42 долларам за тройскую унцию). А в консолидированном балансе Федерального резерва против позиции «золотые сертификаты» стоит сумма 11.036 млн. долл. Такого быть не должно, стоимостная сумма золотого запаса должна совпадать со стоимостным объемом «золотых сертификатов». Возникший дисбаланс в 112 млн. долл. означает нарушение закона о золотом резерве. Хотя в 2006 г. денежные власти (видимо, заметив свою оплошность) восстановили баланс, осталось ощущение, что банкстеры занимаются незаконными операциями с золотом. Рон Пол пытался выяснить кое-какие «золотые тайны» Федерального резерва, делая запросы в эту организацию и проводя допросы представителей ФРС. В частности, в июне 2011 года в Конгресс США был вызван главный инспектор ФРС Скотт Альварес. Ему было задано несколько вопросов, касающихся золота. Альварес поклялся, что с 1933 года у банков ФРС не было ни одной унции жёлтого металла. Рон Пол проявил любопытство в отношении «золотых сертификатов»: являются ли они расписками, дающими банкам право требовать и получать у казначейства золото? Альварес не мог членораздельно ответить, что такое «золотые сертификаты», сказав лишь, что это «бухгалтерские бумаги», которые отражаются в балансе банков. Подобного рода запросы и допросы ситуацию с золотом не проясняли. Поэтому Рон Пол стал добиваться допуска аудиторов в «золотые закрома» Казначейства. «Золотые закрома» - это Форт Нокс. Но не только. С каких-то пор часть казначейского золота стала размещаться и в других хранилищах на территории США – в Вест Пойнте, в Денвере (Монетный двор США), в подвалах ряда Федеральных резервных банков ФРС. Это золото для краткости иногда называют «прочее казначейское золото». Особый интерес представляет золото, находящееся на хранении у Федерального резервного банка Нью-Йорка. По некоторым данным, именно там находится основная часть «прочего казначейского золота». Если золото Форт Нокса подвергалось хотя бы частичным проверкам, то в «золотые закрома» ФРБ Нью-Йорка аудиторы вообще никогда не заглядывали. Одной из сенсаций прошлого года было решение властей США провести аудит этих «золотых закромов». 3. Тайны золотых подвалов на Манхэттене Хранилище золота Федерального резервного банка Нью-Йорка по своей емкости примерно такого же калибра, как и Форт Нокс. Оно расположено на Манхэттене на глубине в несколько этажей. Согласно имеющимся в открытых источниках данным, в подвалах ФРБ Нью-Йорка находится металл из десятков стран мира общим объемом 216 млн. унций. Это соответствует 22% официальных мировых запасов золота. Там же расположилось и золото американского Казначейства, которое должно было подвергнуться проверке. Все с нетерпением ждали результатов аудита. В американских СМИ проскочила информация, что проверка была проведена в сентябре 2012 года. Однако прошли сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь... Никаких официальных публикаций о результатах проверки американское Казначейство не делало. Пауза стала зловещей. Масла в огонь подлили немцы, которые стали настойчивее в своих требованиях вернуть часть золотого запаса Германии, хранящегося в подвалах того же ФРБ Нью-Йорка. И вот, наконец, в январе 2013 года появляется долгожданный отчет Министерства финансов о проведенной проверке. Вот его полное название: Audit Report. Audit of the Department of the Treasury’s Schedule of United States Gold Reserves Held by Federal Reserve Banks as of September 30, 2012. Office of Inspector General. Department of the Treasury. – Wash., D.C., January 4, 2013. Все специалисты бросились изучать документ. И что же они там обнаружили? А вот что. 1.Весь отчет уместился на 14 страницах. 2.Из 14 страниц 13 страниц представляют собой информацию, не имеющую отношения к проведенному аудиту. Это титульная страница с картинкой, страница с оглавлением, страницы с выдержками из американских законов, объясняющих правила проведения аудита, а также разъясняющих, что такое Министерство финансов. 3.Результаты самого аудита доводятся до читателя на одной странице. Во-первых, оказывается, сама проверка проводилась в течение одного-единственного дня – 30 сентября 2012 года. Во-вторых, нам сообщают, что в хранилище ФРБ Нью-Йорка находится 99,98% всего «прочего казначейского золота». В-третьих, даны объемы находящегося на хранении в ФРБ Нью-Йорка золота в тройских унциях, а также в стоимостных единицах – в ценах 1973 года и в текущих ценах (на 30.09.2012). Соответственно (с округлением) - 568 млн. долл. и 23.892 млн. долл. А в весовом эквиваленте – 466,57 тонн. Больше в этом документе ничего нет. Назвать проведенное 30 сентября 2012 года мероприятие «аудитом официального золотого запаса США» нельзя, даже если обладать большим воображением. Оснований утверждать это достаточно, и вот некоторые из них. 1.Не было независимых аудиторов. Министерство финансов проверяло само себя. 2.Документарной проверки не было. Проверяемое золото могло быть, например, заложено или перезаложено. 3.Для того чтобы утверждать, что в подвалах ФРБ Нью-Йорка находится 99,98% «прочего казначейского золота», надо было проверить все хранилища, содержащие «прочее казначейское золото». Вероятно, так называемый «аудит» ограничивался получением лишь справок от ФРБ Нью-Йорка и других хранилищ о запасах хранящегося золота. Даже если чиновники из Министерства финансов США 30 сентября 2012 года не ограничились получением справок, а совершили экскурсию по подвалам хранилища на Манхэттене, они могли лицезреть там блестящие предметы под названием «золотые слитки», хотя это мог быть всего лишь позолоченный вольфрам. А в конце своего визита чиновники на калькуляторе пересчитали стоимость золота по текущим рыночным ценам. Теперь такие приятные экскурсии принято называть в мире финансов словом «аудит». Для того чтобы вызвать доверие к проведенному «аудиту», американские СМИ расписали такую подробность, как «сверление» золотых слитков в подвалах ФРБ Нью-Йорка. Называлось количества просверленных слитков, а также говорилось, что в нескольких из них содержание драгоценного металла оказалось даже выше нормы. В результате «аудита», мол, удалось пересмотреть цифры и увеличить золотой запас золота США на несколько унций! Однако я такого рода заявления могу отнести лишь к разряду журналистских басен, поскольку в официальном отчете Министерства финансов США нет даже намека на то, что проводились физическая проверка золота. Серьезные эксперты по золоту оценили появление отчета о «золотом аудите» примерно так же. Так, известный специалист по золоту Джеймс Терк писал: «Я не хочу использовать слово «аудит», потому что это просто насмешка над тем, чем является настоящий аудит… Аудита золота вообще не было… Они лишь посмотрели на «регистрационный лист Минфина»... То есть они просто смотрят на бухгалтерские документы и говорят: "Да, в документах сказано, что все золото на месте"». Резюме Джеймса Терка: «Я по-настоящему расстроился, потому что думал, что произошло нечто интересное, а на самом деле все это просто мусор. Крупные СМИ распространили его, чтобы обмануть людей (и страны) и заставить их думать, что золото на месте…» Напомню, что между событием, названным «аудитом», и публикацией отчета о событии прошло более трех месяцев. Скорее всего, такая длинная пауза была вызвана тем, что Казначейству США и руководителям ФРС понадобилось придти к «консенсусу» относительно того, в каком виде преподнести пресловутый «аудит» публике. Видимо, после долгих споров сошлись на формуле: «лучше не сказать, чем сказать лишнее». Описание «золотого аудита» - лишь один из свежих примеров того, как банкстеры дурачат публику. С каждым разом они делают это со всё большим цинизмом и всё большей наглостью.

От Чаадаева до Троцкого

 

Русским людям вторжение наполеоновских армий запомнилось осквернением православных храмов западноевропейскими захватчиками, которые превращали их в конюшни. Победа в войне 1812 года породила ответ России на агрессию буржуазной Европы в развитии национального самосознания и национальной культуры. Наиболее выдающиеся мыслители России, в том числе Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский, восприняли Наполеона и его буржуазную идеологию как главных врагов нашего народа, его духовных основ, его морали.

Однако далеко не все в России были готовы осудить новые буржуазные веяния. В 1829 году, через 17 лет после победы русского народа в отечественной войне, П.Я. Чаадаев в своем первом «Философском письме» поставил Россию не только вне цивилизации, но и вне исторического развития. Отрицая влияние исторической памяти на общественное сознание России, Чаадаев писал: «Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно... Первые наши годы, протекшие в неподвижной дикости, не оставили никакого следа в нашем сознании, и нет в нас ничего лично нам присущего, на что могла бы опереться наша мысль... Мы же, явившись на свет как незаконнорожденные дети, лишенные наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из представлений, вынесенных до нашего существования... Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня... Мы так удивительно шествуем по времени, что по мере движения вперед пережитое пропадает для нас безвозвратно».

Чаадаев утверждал: «Выделенные по странной воле судьбы из всеобщего движения человечества, не восприняли мы и традиционных идей человеческого рода... Мы стоим как бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас не распространилось». Противопоставляя Россию Западу к выгоде последнего, Чаадаев уверял, будто развитие Западной Европы представляло постоянное движение к нравственному совершенству, развитию высоконравственной личности. Вопреки исторической правде он писал, что на Западе «интересы... всегда следовали за идеями, и никогда им не предшествовали. В этом обществе постоянно из убеждений создавались интересы... Все политические революции были там в принципе переворотами нравственного порядка». Чаадаев даже был готов оправдать ужасы европейского средневековья с гонениями на «ведьм» и инквизицией, кровавыми крестовыми походами и истреблением «еретиков», доказывая духовный прогресс Запада: «Пускай поверхностная философия сколько угодно шумит по поводу религиозных войн, костров, зажженных нетерпимостью, – что касается нас, мы можем только завидовать судьбе народов, которые в этом столкновении убеждений, в этих кровавых схватках в защиту истины создали мир понятий, какого мы не можем себе даже и представить, а не то, что перенестись туда телом и душой, как мы на это притязаем».

Осуждая Россию за отставание от Запада, Чаадаев сокрушался: «Пора бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа – ничего такого у нас... Никаких чарующих воспоминаний, никаких прекрасных картин в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые нами века, все занятые нами пространства – и вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы говорил о прошедшем с силою и рисовал его живо и картинно». И это было написано человеком, который жил недалеко от храмов Новгорода и Пскова! Это было сказано уроженцем страны, в которой были созданы былины и «Слово о полку Игореве», древние летописи и поучения, развилась уникальная иконописная традиция.

Отрицание ценности русской национальной культуры логично вытекало из признания Чаадаевым приоритета западной культуры. Через десять лет после написания «Философских писем» Чаадаева в своей книге французский маркиз де Кюстин исходил из таких же русофобских установок. Характеризуя Кремль, маркиз назвал его «сердцем чудовища». Он писал: «Его лабиринт дворцов, музеев, замков, церквей и тюрем наводит ужас... Слава, возникшая из рабства, – такова аллегория, выраженная этим сатанинским памятником зодчества».

Как и де Кюстин, Чаадаев исходил из того, что западный путь развития универсален для всего мира, называл цивилизации Азии и Африки «нелепыми отступлениями от Божеских и человеческих истин». Он утверждал, что «сфера, в которой живут европейцы... одна лишь может привести человечество к его конечному назначению». Говоря о том, что западный путь оказывает «действие на личность» и на «мировой разум», Чаадаев на деле исходил из неизбежности торжества буржуазного индивидуализма и буржуазного рационализма.

Утверждая, что Россия – это страна без истории и вне истории, Чаадаев выносил суровый приговор своей родине: «Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих людей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили... Весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не создавалось: мы по-прежнему ютились в своих лачугах из бревнышек и соломы».

«Философские письма» Чаадаева оказали сильное воздействие на умонастроения значительной части российской интеллигенции. Описывая почти через полвека после писем Чаадаева в своих сатирических рассказах «Помпадуры и помпадурши» «сходбище» дворянской «семиозерской молодежи», М.Е. Салтыков-Щедрин писал, что его участники утверждали: «Мы еще не достигли гражданской зрелости... Наши дела очень и очень плохи...» Дворянская молодежь осуждала тех представителей своего класса, которые норовили позорить «своего соседа» и принуждать «для потехи свихивать на сторону рыло»... Они сокрушались: «Везде была феодальная система – у нас ее не было; везде были preux chevaliers (благородные рыцари) – у нас их не было; везде были крестовые походы – у нас их не было; везде были какие-нибудь хартии – у нас никаких не было».

Эти же идеи повторял Л.Д. Троцкий в статье, написанной им в Вене до Октябрьской революции для газеты «Киевская мысль». Противопоставляя России Западную Европу, он писал: «В цехах, гильдиях, муниципалитетах, университетах с их собраниями, избраниями, процессиями, празднествами, диспутами сложились драгоценные навыки к самоуправлению, и там выросла человеческая личность – конечно, буржуазная, но личность, а не морда, на которой любой будочник мог горох молотить... Какое жалкое наше дворянство! Где его замки? Где его турниры? Любовь рыцарская? Тысячу лет жили в низеньком бревенчатом здании, где щели мхом законопачены, – ко двору ли тут мечтать о стрельчатых арках и готических вышках?»

О том, что эти взгляды Троцкого были устойчивыми, свидетельствуют его строки из книги, написанной уже в 30-х годах: «Скудно