Интегральное воспитание – залог процветания.. 149 3 страница

– Проявляется отличие между мальчиками и девочками, женщинами и мужчинами?

– Истории, которые будет рассказывать ребенку мать и отец или воспитатель, будут звучать совершенно по-другому. Проблема нашего поколения в том, что, к сожалению, и детском саду, и в школе мальчиков, до их становления мужчинами, воспитывают женщины.

– То есть это вредит мальчикам, а девочки и так окружены женщинами. А какой ущерб это наносит ребенку?

– Мальчик с 3 лет уже не должен получать от матери, он должен получать от отца, уподобиться взрослому мужчине. Он уже стремится к этому, он не может играть в те же игры, он различает игры с точки зрения полов. Он иначе относится к миру. С этого возраста и далее мы должны разделить их. Смешанные детские сады и школы калечат детей.

– Здесь начинается личный пример…

– Да, личный пример воспитателя для мальчиков и воспитательницы для девочек. Ведь воспитание должно проходить в процессе обсуждений, сидя в кругу, а не в виде нравоучений.

– Каким, по-Вашему, должно быть количество детей в группе от трех до шести лет?

– Никогда не больше десяти.

– Включая инструкторов?

– Включая инструкторов, они являются частью общего круга. Они должны показывать пример на один уровень выше детей, и не более, чтобы у детей была возможность подражать им.

– Исходя из того, что Вы говорите, наши детские сады, если не считать того, что они смешанные, построены не так уж плохо? Там все сидят в кругу, разговаривают между собой, играют, но нет обучения, которое, как Вы говорите, обязательно в этом возрасте.

– Обучение должно быть обязательно. Должна быть программа, соответствующая возрасту, включающая в себя обучение речи (риторике), музыке, танцу, пению, рисованию, чтению и письму, арифметике, миру (ботаника, зоология). Должно быть ежедневное продвижение по всем дисциплинам. Естественно, в общем, на уровне трех-шестилетних детей. Дифференцировано для мальчиков и для девочек.

– У детей в этом возрасте уже есть вопросы о жизни?

– Конечно, все это не случайно. Мы устроены так, что эти вопросы возникают у каждого человека, и мы должны развивать и постепенно подготавливать детей к этим вопросам. Но танцы, живопись, музыка, чтение, письмо, знание о мире, о жизни и природе – они не обязаны знать, но слышать об этом от воспитателя они должны.

– Вы как то говорили, что группы для девочек могут быть не по 10 человек, а больше, поскольку у девочек другое восприятие общества. Какое именно?

– Дело в том, что мальчики стремятся соединиться в группу, команду. Между ними существует действительно вид связи, они чувствуют товарища, у них есть естественная внутренняя связь. А у девочек, как у маленьких женщин, нет склонности к внутреннему соединению, а только к общей игре. Поэтому количество девочек в группе не имеет такого значения, как у мальчиков.

– То есть группы для девочек могут быть более многочисленными. Не кажется ли Вам, что девочки более склонны к сотрудничеству, чем мальчики?

– Это внешнее сотрудничество. Они готовы объединяться и играть вместе, но при этом каждая остается сама по себе. А мальчикам более свойственно объединяться и быть соединенными в группе. Потом это проявляется явно.

– Если ли связь между проявлением насилия в детском возрасте и смешанным воспитанием?

– Насилие должно пресекаться с самого раннего возраста, ему не должно быть места! Мы должны обучать детей состоять в обществе, ведь от трех до шести лет – это уже общество. Они должны проверять и судить себя, они должны уметь собираться, обсуждать свои поступки и принимать решения, как это принято между воспитанными взрослыми людьми. Они должны уметь отвечать за свои поступки. Это как бы игра, а как будто и нет…

– Это уже возможно в возрасте от трех до шести лет?

– Да. Конечно, это происходит с участием воспитателя, с помощью таких вопросов, как «почему это произошло?», «что вы об этом думаете?» и так далее.

– Это надо делать в момент происшествия или после? Допустим, сейчас происходит какой-то инцидент, дети находятся в возбужденном состоянии…

– Надо, чтобы происшедшее еще было свежо в группе, чтобы дети помнили об этом.

– Это не должно быть слишком далеко от них. Психологические практики говорят о том, что с трех лет ребенок начинает понимать, что кто-то находится вокруг него, начинает выходить из рамок собственного эгоцентризма и воспринимать ближнего, а до этого он воспринимает только себя. Но обсуждение поступков? Не слишком ли это сложно для них?

– Мы должны усадить их вместе с воспитателем и начать говорить о том, что сделал ребенок.

– Это может быть в виде игры?

– Можно играть, как в театре, воспроизводить происшедшее.

– У детей нет особого терпения. Может быть, делать это в форме рассказа?

– И пусть каждый скажет, что он думает. Надо развивать в них точку зрения на свои поступки, внимание, критический подход.

– Вы говорите об очень ранней способности вырабатывать собственное суждение. Это интересно. В психологии, когда говорят о способности давать оценку, есть другая теория, каждый этап развития – это отдельная ветвь. Но некоторые психологи, которые изучали нравственное развитие (Жан Пиаже и другие), говорят о том, что чем раньше ты это делаешь, тем раньше это развивается. Вы считаете именно так?

– Это надо делать с трех лет.

– Может быть, это стоит делать и дома?

– Дома, в детском саду, в школе – такому отношению, обсуждению, пересказу происходящего – этому надо учить ребенка с раннего возраста.

– И к какому выводу надо прийти? Я так понимаю, что это обсуждение должно привести к какому-то более высокому выводу, а не просто «мы подрались, он ударил меня, а я – его». Как Вы считаете, какой вывод полезно извлечь из такого обсуждения?

– «Возлюби ближнего, как самого себя».

– Как это сделать на уровне ребенка трех – шести лет?

– Это не проблема. С трех лет дети находятся на такой стадии развития, что уже начинают понимать отношение к другим. Поэтому нам нельзя упустить этот период, мы должны постоянно говорить об этом и привести их к правильному анализу.

– Вы себе это представляете как некую открывшуюся возможность?

– Это наша обязанность, причем тут возможность?

– Хорошо, обязанность. Но что будет, если этого не сделать?

– Тогда мы получим то, что имеем сегодня.

– То есть поколение, в котором один не чувствует другого и не считается друг с другом.

– Не только это. Мы даже не знаем, какое поколение мы могли бы получить.

– Если бы наше воспитание было другим?

– Конечно! Люди были бы совершенно другими. Они бы иначе смотрели друг на друга, иначе вели себя на дорогах…

– Да, это очень существенное изменение.

– Самое главное – это «судебные заседания». Если мы сможем организовать «заседания суда» в самом раннем возрасте, они не понадобятся нам для взрослых…

– Это и есть главный итог нашей сегодняшней беседы. Мы говорили о необходимости вырабатывать привычку, о беседах с ребенком, об авторитете родителей. Мы говорили о том, что если мы хотим чего-то добиться, то должны относиться к этому последовательно и не менять своего отношения, иначе ребенок почувствует разрыв между твоим отношением сегодня и раньше, он не поймет, чего ты от него хочешь, и будет прав.

– Так же плавно и постепенно, как ребенок растет, мы должны строить и свое воспитание.

– Мы говорили о мальчиках, которые должны учиться в группах до 10 человек, о девочках, для которых возможны более многочисленные группы, потому что они воспринимают общество иначе, чем мальчики. С детьми надо все обсуждать и все объяснять, создавать в ребенке ощущение ближнего, которое у нас отсутствует, и если мы сделаем это правильно, мы вырастим совсем другое поколение.

 

Школа для самых маленьких

–В

конце прошлой беседы, мы говорили о понятии суда, который должен стать частью системы воспитания. Это касается и маленьких детей в возрасте от трех до шести лет?

– Личностное развитие ребенка, то есть развитие его индивидуальности, происходит за счет ощущения, что есть суд и милосердие, определенные ограничения, развитие в разных направлениях, реакции на его поведение. Поэтому он должен давать оценку своему поведению и обращать внимание на оценки других. Из проходимых им процессов в нем должна сформироваться внутренняя основа для самовоспитания.

– Что Вы имеете в виду, говоря о суде и милосердии в воспитании?

– Мы пребываем в мире, который управляется двумя силами: силой суда и силой милосердия. Свет и темнота, плюс и минус, тепло и холод являются проявлением существующих в основе природы двух противоположных сил, которые разделяются в нашем мире на целый спектр противоположных друг другу сил и явлений. Также и в человеке действуют две системы: суд и милосердие относительно себя и других. Мы не можем взвесить одно без другого, ведь наши чувства, разум, а также отношение к чему бы то ни было формируются посередине между двумя этими силами – мы не можем ограничиться только одной из них. К примеру, мы ничего не можем сказать о свете, если не были в темноте, не чувствуем сладкое, если не сравниваем с кислым, и так далее.

– Относительно воспитания это выражается в понятиях «разрешено» и «запрещено»?

– Можно так сказать. Это границы, между которыми мы формируем человека: не может быть только милосердия, как не может быть только суда. Оба эти воздействия должны быть равнозначны и точно взвешены друг против друга. Такая система формируется в маленьком человеке, начиная с трех лет. Именно с трех до шести лет нужно задействовать в нем систему критики и анализа себя и окружения в процессе совместного обсуждения.

Мы должны показать ребенку, каким образом он связан с обществом: зависит от него и может на него влиять. Мы должны заложить основу для его будущей правильной связи с обществом. Ведь все отрицательные общественные явления, которые мы сегодня наблюдаем, – такие, как террор, насилие, – происходят из-за того, что никто не научил этих людей правильным отношениям с обществом. Мы иногда проявляем жестокость только потому, что окружающие никак на нас не реагируют. Человеку хочется внимания, реакции на него, и он пытается любыми способами этого добиться, иногда даже жестокими, так как не знает других способов. Для него даже отрицательная реакция со стороны общества лучше, чем безразличие.

– И тогда его поведение становится все более и более жестоким?

– Да. Подчас агрессии совершаются потому, что люди хотят как-то выделиться, чтобы на них обратили внимание, и не знают других способов, так как их этому не научили. И общество не ценит человека и не может дать ему должного внимания. Это подсознательно толкает людей на крайние поступки. Мне приходилось не раз беседовать с преступниками, и я видел, как они гордятся своим положением в обществе, считают, что их уважают, по крайней мере, из боязни, они не видят другого способа достичь такого положения.

– У них есть связь с обществом, но их общество другое.

– Они хотят занять свое место в обществе, но никто их не научил, как это сделать правильно. Им кажется, что таким способом они добиваются уважения.

– То есть если я не добиваюсь своего по-доброму, то добьюсь по-плохому?

– Да, но оставим в стороне поведение взрослых, ведь вся наша жизнь полна примеров неправильных взаимоотношений человека с обществом, с семьей и так далее. Поэтому с самого раннего возраста мы должны формировать в детях правильное отношение к окружающей среде, одновременно выстраивая эту среду, и тогда они вырастут в гармоничной связи между собой. Тем самым мы сможем предотвратить проявления агрессии, наблюдаемые сегодня.

– В том числе и преступность?

– Да, ведь человек будет осознанно относиться к обществу и своей связи с ним. Ему необходимо предоставить возможность в игровом процессе побывать во всех ролях: и судьи, и защитника, и полицейского, и преступника, и родителей преступника.

– Вы имеете в виду такой суд, когда каждый ребенок играет какую-то роль?

– Да, именно так.

– Это не обязательно должна быть реакция на какое-то событие, а просто игра?

– Да, это игра. Для более взрослых детей можно взять примеры из газет, телевидения и так далее, но множество примеров ты найдешь и во дворе, где дети играют, и в школе. Нужно только присмотреться, и ты увидишь проявления гордыни и желания властвовать, лжи, соперничества, обмана, интриг и многого другого. Целое море примеров для работы воспитателя.

– Это, собственно, жизненные игры. Все, что есть в жизни, раскрывается в играх.

– Да, все, что есть у взрослых, есть и у детей, причем в неприкрытом виде. Они еще не привыкли, как взрослые, скрывать свои свойства. Поэтому, если мы научим детей выяснять и анализировать проявляющиеся в играх качества и поступки, то они поймут, что такова наша природа. Хорошо нам от нее или плохо? Можем ли мы подняться над ней, чтобы быть человеком?

– То, о чем Вы говорите, тесно переплетается с теориями, существующими в психологии. Психологи знают, что многие самые жестокие преступники пережили в раннем детстве в том возрасте, о котором мы говорим, тяжелые психологические травмы. Вы предлагаете именно с этого возраста начинать обучать их аналитическому подходу к жизненным ситуациям через ролевые игры?

– Да, именно так, чтобы каждый из них «оделся«в другого.

– Ребенок не просто играет, а живет в этой роли, реально ее проживает.

– Да, мы объясняем ребенку, что он должен прожить эту роль сейчас и здесь, и вести себя так, как вел бы себя в жизни в подобной ситуации. По окончании игры все отдыхают, а затем меняются ролями. Каждый получает совершенно другой образ и должен в него вжиться.

– То есть игра продолжается и расширяется?

– Конечно. Ведь ребенок должен понять все проявления жизни: и в ближнем круге, где есть друзья и родственники, и в дальнем, где есть любящие и ненавидящие люди. Тем самым мы облегчим ребенку вхождение в жизнь. Он будет понимать происходящее в мире и сможет объяснять даже взрослым людям.

– Но это не должно ограничиваться только игрой. После игры или в ее процессе нужно остановиться и обсудить.

– Это уже тема для обсуждения – для последующего урока. И таким образом ребенок должен проиграть все роли, прочувствовать, что каждый на своем месте может быть прав. Он должен защищать того, кого играет. Играя сегодня одну роль, а завтра совершенно противоположную, ребенок поймет, как сразу все меняется в его сознании и в оценке происходящего. Такое проникновение в «театр жизни» необходимо для того, чтобы научить детей понимать друг друга. Это первый шаг к милосердию, к пониманию сути другого человека, к возможности диалога даже со своими противниками и ненавистниками.

– Это учит ребенка не замыкаться на себе, а понимать, что вокруг него есть другие люди. В психологии это называется отождествлением и воспитанием эмпатии – умения поставить себя на место другого, проникнуть в его субъективный мир. Когда ребенок проигрывает все роли, то находит их в себе. Каждый включен во всех. При этом ребенку не говорят напрямую, что в нем есть и хорошее, и плохое, и что он, например, нервный. Но в процессе игры ребенок проживает и понимает это.

– В дальнейшей жизни ребенок будет уже по-другому относиться к человеку в какой-то ситуации, так как будет понимать, что и он сам может быть на месте этого человека. Это зачаток выстраивания иного отношения к людям, основанного на понимании, что все качества и состояния есть в каждом из нас. Такой ребенок будет более терпим к другим людям.

– Мне кажется, что дети естественным образом играют в такие игры. Ведь уже в детском саду у них есть уголок врача, кухня и все игры, представляющие разные стороны взрослой жизни. Но Вы предлагаете не просто дать им играть, а целенаправленно создавать этот спектакль и, главное, затем обсуждать его.

– Желательно делать видеозапись происходящего в их суде, а затем ее вместе просматривать, чтобы дети увидели ситуацию с точки зрения разных ролей.

– А что в это время делают дети, которые не задействованы?

– Остальные дети смотрят и являются судьями.

– Желательно, чтобы все участвовали, например, в роли присяжных заседателей?

– Да, можно придумать много ролей. Обычно те, кто пассивно смотрит, переживает те же эмоции, но не так сильно, как сами участники. Но они могут голосовать или участвовать таким образом.

– В чем заключается роль воспитателя в такой игре? На что он должен обратить внимание, чтобы сделать игру максимально эффективной?

– Он должен следить, чтобы обсуждения не уходили в сторону от темы, не были размазаны, а сконцентрированы на цели обсуждения.

– В конце нужно подытожить и подвести к какому-то выводу или просто оставить детей с теми эмоциями, которые они пережили?

– Итог после каждого обсуждения должен быть обязательно. Игра может продолжаться до часа, а в старшем возрасте и больше. Но это зависит и от темы: она должна быть как можно ближе к детям, актуальна для них.

– Чем старше дети, тем более актуальной должна быть тема?

– И для детсадовского возраста тема должна быть близка и понятна детям.

– Она должна соответствовать уровню развития детей и выражаться их языком.

– На самом деле не важны ни язык, ни возраст, ни уровень развития. Важно донести до них, что у другого человека тоже есть мнение, и он может быть прав. Возможно, завтра или даже в следующую минуту ты изменишь свое мнение, поскольку нет ничего абсолютного. Мы показываем детям, что все подвержено изменениям, в том числе и они сами, поэтому мы должны быть терпимы к людям.

– Мы говорим об игре, где есть судьи и присяжные, а ведь это возраст, когда ребенок очень чувствителен к ощущениям вины и стыда.

– Поэтому мы должны их учить подниматься над этими ощущениями.

– Что означает подниматься? Преодолевать?

– Нет. Преодоление связано с давлением на себя. А здесь речь идет о том, что ребенок должен быть открытым. Он должен понимать, что у него, как и у каждого человека, есть слабости и проблемы, иногда он говорит неправду и так далее. Он должен знать об этом, по возможности вынести наружу, исправить и постараться в отношениях с другими людьми проявлять свои лучшие стороны.

– То есть из всего разнообразия использовать свои лучшие свойства?

– Да, и ребенка не должен беспокоить тот факт, что сейчас обсуждают какие-то его отрицательные свойства. Ведь они есть у всех, и он это знает, так как от него это не скрывают. Но это не означает вседозволенности или проявления гордыни оттого, что раз они плохие, то им все можно. Наличие всего спектра свойств вовсе не означает, что можно давать им проявляться совершенно свободно. Для этого мы и делаем подобные обсуждения, чтобы учить, как правильно и взвешенно относиться к природе человека.

– И для того, чтобы не навредить. Как нужно относиться к возможным проявлениям гордыни? Я зачастую вижу ее у детей активных, лидеров в группе. Иногда ребенок после игры, где он был в главной роли, не хочет выходить из нее, а хочет и в следующей игре оставаться главным.

– Посади его и организуй возле него маленький спектакль, в котором он увидит себя со стороны. И пусть он будет судьей. Это, конечно, только один из вариантов, есть и другие.

– У меня такой специфический вопрос. В этом возрасте мы много рассказываем детям о животных. Можно ли в такой ситуации, когда разыгрывается спектакль, в котором ребенок видит свое поведение, показать эту историю на примере животных?

– Нет, не стоит этого делать. Здесь речь идет именно о природе человека, о тех свойствах, которых нет у животных. Кроме того, животные не способны осознать себя, тем более изменить, так как полностью управляемы природой. У них нет выбора, нет критического к себе отношения – они полностью подчиняются природным импульсам, работающим внутри них. Поэтому понятия добра и зла, осуждения и суда неприменимы к животным. Только в человеке есть часть, которая выше его животной природы, где он может изменить себя с помощью общества. Поэтому мы можем говорить здесь только о человеке.

– Значит, не объяснять на примерах животных?

– Нет.

– Но ведь существует так много рассказов для детей именно про животных!

– Мне кажется, что ребенку не идет на пользу объяснение на примере животных. Тем самым мы как бы опускаем его до животного уровня, делаем из него куклу: медвежонка, петушка и так далее.

– Вы знаете историю о цыпленке, который пошел искать другую маму? Цыпленку казалось, что его мама недостаточно хорошая, и он пошел сначала к утке, затем к другим птицам в поисках новой мамы, и все они были готовы его принять, но ни одна из них не подходила ему. Ни с кем из них он не чувствовал себя уютно. И тогда он возвращается к своей маме. Что плохого в таком рассказе? Мораль понятна, но она не высказывается напрямую.

– Возможно, но мы должны стремиться поднять человека выше животного мира, чтобы ощутил гордость в том, что он – человек.

– В одной из бесед с Вашим участием я помню, как Вы говорили, что современным детям полезно приводить примеры из современной жизни, то есть вместо животных, которых они никогда не видели, рассказывать о машинах, самолетах и так далее.

– Конечно. Я наблюдаю за своим внуком. Он растет в городе. Видит ли он вокруг себя корову или других животных? Нет, разве что собаку, кошку и голубей. Но зато он видит самолет и машины.

– Как же тогда развивать связь с природой?

– Если он это не видит, то для него это чуждо, как будущий мир или духовность. Он этого не воспринимает. Где все эти козы, медведи, волки, слоны? Ему показывают картинки и думают, что ему это интересно, а он не знает, о чем речь. Мы навязываем ему искусственное мнение о животных, как о нашем обществе.

– Как Вы объясняете, что все-таки есть такая склонность рассказывать детям истории про животных?

– По своему развитию ребенок ближе к животному уровню, и поэтому нам кажется, что если мы расскажем ему какую-то историю про лесных жителей… Но где мы и где лес? Поэтому следует брать примеры из среды, окружающей ребенка, из того, что ему хорошо знакомо, и на этих примерах объяснять отношения между людьми.

– Последний вопрос по поводу животных. Иногда при работе с детьми мне нужно направить его внимание на какое-то свойство. Для этого мне удобно использовать животных и присущие им качества. Например, одно животное смелое, другое хитрое…

– Сегодняшние дети далеки от этого, не чувствуют животных. И, кроме всего, придание человеческих качеств животным в принципе неверно. Я думаю, что современный ребенок должен обучаться на примерах, которые ему близки и находятся в кругу его зрения.

– Давайте подведем итог. Мы сегодня говорили о ролевых играх детей, а точнее, об обсуждении детьми всевозможных жизненных ситуаций с помощью игры. С помощью вхождения в роль ребенок учится чувствовать другого человека, и это дает ему огромные возможности в жизни.

– Позволяет увидеть себя со стороны.

– Об этом аспекте мы говорили меньше, но он очень важен. На такие игры и обсуждения необходимо отводить не менее 1-2 часов, чтобы проникновение в тему было достаточно глубоким. Именно в подобных играх у ребенка вырабатывается правильное понимание природы человека, и он учится, как можно приподняться над ней. Мы также говорили, что совершенно не обязательно использовать рассказы о животных, а лучше брать примеры, близкие и понятные современному ребенку. Главный вывод, который можно сделать: говорите со своими детьми! Дайте им возможность обсуждать с вами темы из их жизни, которые их волнуют. Результат, который вы получите, будет неоценим. На ваших глазах будет развиваться человек, и в возрасте пяти-шести лет он начнет поднимать темы, о которых вы не могли и подумать.

Возраст от 6 до 9 – начало

–Н

адо ли начинать учиться в школе с шести лет?

– Шесть лет – это особый возраст. Но образование должно начинаться с трех лет, когда ребенка уже обучают буквам. От трех лет и далее уже начинают разделять обучение мальчиков и девочек. Да и сами они выбирают для себя соответствующие игры: девочки играют с куклами, мальчики – с машинками. А когда ребенок достигает шести лет, – это уже маленький человек. В это время с ним уже можно разговаривать о серьезных вещах. Нам только кажется, что это все еще маленький ребенок. Шесть лет – это возраст, когда в ребенке уже начинает расти человек.

– Мне не очень понятно, что Вы подразумеваете под словом «человек». Согласно классическому подходу, по теории Фрейда в возрасте 5-6 лет в человеке уже существуют все внутренние структуры. Уже есть нечто относительно сформировавшееся?

– С возраста шести лет можно относиться к ребенку как к маленькому человеку. Он растет, и мы уже можем «лепить» из него. То есть материал уже есть.

– Значит, если с трех до шести лет он уже научился читать и писать, то, в принципе, уже закончил азы обучения?

– Это не только азы. В нашей системе интегрального обучения, он уже умеет читать, немного писать. Он знает, как себя вести, способен судить себя и других. Он знает, что он делает, – пусть с ошибками, пусть что-то забывает. Ведь в нем все время развивается что-то новое, и потому он опять запутывается. Но он признает, что все не так уж просто. Его видение не является чем-то постоянным, – завтра все может измениться. Могут оказаться правы другие, хотя ему это трудно принять. Короче говоря, в нем уже есть задатки воспринимать мир не только таким, каким он ему кажется в определенное проживаемое мгновенье.

– То, что на языке психологии это называют «выходом из эгоцентризма».

– Да, это, в принципе, и есть зачатки человека.

– Он уже может рассматривать вещи под разным углом, с различных сторон...

– Да. Человек – это то, что находится над природой, над ступенью животного. Животное полностью управляемо силами природы. Его голова задействована для удовлетворения нужд его тела, его желаний. Голова называется мыслью, а тело – желанием. То есть моя голова занята исключительно тем, как наполнить мои желания. И вот такое отношение к жизни называется «животным».

А человеком я называюсь, когда наряду с желаниями, которые я хочу наполнить, у меня как бы есть еще одна голова. То есть я облачаюсь в более высокую ступень «над собой», и оттуда смотрю на свое телесное состояние, оттуда сужу себя и понимаю, что могу быть другим, что могу иначе думать, что завтра, возможно, изменюсь. Да и вообще завтра все может стать иным: и мое окружение, с моей точки зрения, которая также относительна, и мир. Это уже ступень человека – он уже осознает, что развивается, а не прилеплен к тому мгновенью, которое проживает сейчас. В этом существенная разница между нами и животными. Мы можем мыслить в рамках исторического времени.

– Но то, что Вы определяете как возможность человека осознать, что он изменяется, я много раз наблюдала в виде проявления разного рода страхов. Детей очень пугает понимание того, что они меняются! Они всегда настаивают на том, что существует нечто постоянное, они ищут возможность предвидеть то, что будет...

– Это именно то, что нас замыкает. Ведь если я привык к каким-то определенным знаниям, нормам, правилам, которые уже стали для меня обычаями, которые уже выстроили мой мир, мою действительность, то теперь через эту призму я уже смотрю на все, что бы мне ни раскрылось. И то, что не соответствует этим критериям, я просто не увижу. Я подсознательно это отброшу. Мы находимся в бесконечном мире, но ощущаем его маленькую часть, потому что большего не желаем видеть. Мы не хотим видеть!

– Может быть, не можем?

– Нет! Мы не хотим! Нас окружает множество вещей, а мы не желаем их увидеть. Я хочу видеть то, что соответствует только моим «детским» представлениям.

– То есть мы как бы строим схемы, и то, что выходит за их рамки, не воспринимаем.

– Я хочу остаться с теми стереотипами, которые усвоил с детства. Нет ничего хуже!

– Из этого и рождается страх перемен?

– Потому что мы не учим их быть свободными.

– Что это значит?

– Отсюда лежит дальнейший путь познания природы. Ведь мы находимся внутри нее и, сравниваясь с ней по свойствам, ощутим себя свободными и ничем неограниченными.

– А как это объяснить ребенку?

– Это постепенно к нему придет, причем гораздо легче, чем к взрослому. Потому что взрослый как бы уже сросся со своими стереотипами, а ребенок еще обладает гибким мышлением.

– А если ты видишь, что ребенок боится, что он не хочет оставить того, что ему привычно?

– Но это как раз психологически смягчает ему перемены. Я ведь говорю ему, что все мы меняемся вместе, что именно это происходит и со мной, и со всеми остальными. Я поддерживаю его, поощряю его открыть себя, рассказываю, что тогда он почувствует себя комфортно в мире, ощутит добро, которым пронизан мир. Природа будет относиться к нему по-доброму, он почувствует теплый, доброжелательный мир.

– Может быть, стоит в конце каждого дня обсудить с ним те изменения, которые с ним произошли?

– И особенно, если мы снимаем это на видео и показываем ему.

– Дети любят, чтобы взрослые их фотографировали, снимали на видео. Им нравится чувствовать, что их видели. Есть даже такое понятие: «ты его видел». И если два дня назад ты видел, что ребенку было что-то не по силам, а теперь он уже с этим справляется, то он понимает, что ты это заметил, – ведь ты заснял то, как это было раньше. Но в возрасте шести лет у ребенка возникает страх смерти. Дети начинают задавать вопросы о смерти, а мы обычно пытаемся ускользнуть от них.