Июль 2011 г. Песчанка ищет себе питомца

 

Друзья мои!

 

Признайтесь честно - кто хочет приютить у себя неслыханной красоты монгольскую песчанку?

... Ну, ладно, ладно. Кто хочет приютить у себя совершенно обыкновенную монгольскую песчанку? Зато здоровую и молодую?

 

Знакомые отдают её прямо с клеткой.

 

Что, никто не хочет? Эх! Я так и знала!

 

У меня-то самой, честно говоря, накопилось уже три монгольских песчанки. И четвёртую я уже никак не потяну, при всём желании. В конце концов - у меня же не приют для Добродетельных Монгольских Песчанок, Брошенных Нерадивыми Владельцами!

 

Может быть, кто-нибудь всё-таки возьмёт? А?

 

 

17 сентябрь 2011 г. Кто о чём, а я всё про Шерлока Холмса

 

Если вы думаете, что я угомонилась с Шерлоком Холмсом, то – вы же ведь так не думаете, я надеюсь?

 

Теперь я смотрю фильмы с Бэзилом Рэтбоуном. И сама себе завидую, потому что посмотрела пока только три, а впереди ещё целых ОДИННАДЦАТЬ. И кто бы, чёрт возьми, не радовался на моём месте?

 

Нет, если вы не любите американские фильмы сороковых годов прошлого столетия, то дальше можете не читать. Я их, кстати, тоже не люблю. По крайней мере, до сих пор я была в этом почти уверена.

 

Но боже мой! До чего же хороша дивная, добротная, младенческая невинность и наивность этих красочных чёрно-белых лент! Кто не вкусил честного, ничем не замутнённого детсадовского наслаждения от их созерцания, тот меня, наверное, не поймёт.

 

Особенно хорош, разумеется, Холмс. Я уже давно поняла, что в экранизациях «Шерлока Холмса» самое главное – Шерлок Холмс. Всё остальное, по сути дела, вторично, включая интригу, антураж, сюжетные подробности и даже Ватсона – хотя, конечно, желательно, чтобы Ватсон всё-таки тоже хоть как-то, но просматривался. Но нет Холмса – и нет фильма. Ярчайший тому пример – фильмы с Мэттом Фрюэром в главной роли. А если Холмс есть, то всё в порядке. Бэзил Рэтбоун, дорогие мои – шикарный Холмс, просто пальчики оближешь. Вот кто не только может запросто, не моргнув глазом, сгибать и разгибать кочерги – из него самого можно делать и кочерги, и гвозди, и любые другие металлические предметы, и уж будьте уверены, что ни один смертный в мире их не согнёт и не разогнёт. Он надёжен, как скала, невозмутим, как индейский вождь, и чертовски хорош собой, особенно когда поворачивается к зрителю своим медальным римско-американским профилем. Как это ни смешно, внешне он, пожалуй, более всех соответствует «канону». Ливанов маловат ростом и мягковат в контурах, Бретт слишком подвижен и нервен, как породистая лошадь, а этот весь состоит из острых углов и прямых линий и к тому же так редко снимает с себя маску ироничной отрешённости, что ему сразу безотчётно начинаешь доверять. Особенно когда он с такой вот бесстрастной утрированно-джентльменской серьёзностью говорит людям гадости. Например, в ответ на реплику Лестрейда: «Похоже, тут мне придётся пораскинуть мозгами!» слегка – еле заметно! – приподнимает бровь и вежливо переспрашивает: «ЧЕМ?» Ну, прелесть, что такое, честное слово.

 

Ватсон в исполнении Найджела Брюса настолько глуп и настолько очарователен в своём истовом болтливом простодушии, что возникают серьёзные опасения, что он просто морочит людям голову. И вообще – при всей кажущейся наивности и прозрачности этой старой актёрской школы она настолько крепкая, что просто диву даёшься. Вот один из проходных персонажей, напуганный, как и прочие лондонцы, слухами об очередном Потрошителе, отрезающем пальцы у трупов своих жертв, встаёт с постели после бурной ночи – мы видим по его лицу, что он НИЧЕГО не помнит о том, что было накануне – суёт руку в карман – и его лицо меняется так, что мы сразу понимаем, ЧТО он там нашёл. Мы не видим этого отрезанного пальца, который ему кто-то подбросил. Нам его вообще НИ РАЗУ не показывают. Но мы видим лицо того, кто нащупал его у себя в кармане – и нам этого достаточно с лихвой, чтобы всё понять и испугаться вместе с этим бедолагой так, как нас никогда в жизни не испугали бы никакие крупные планы с кровью, синими ногтями и ошмётками кожи. Или ещё одна сцена. Неизменный профессор Мориарти приходит к Холмсу с известием, что взял Ватсона в заложники. Холмс реагирует на это с подобающей невозмутимостью; некоторое время они обмениваются вежливыми угрозами и очень корректно, почти дружески расстаются. Едва за профессором закрывается дверь, как Холмс начинает МЕТАТЬСЯ. Он не говорит ни слова и даже особо не меняется в лице, но за те несколько секунд экранного времени, пока он то кидается к вешалке, то роняет пальто и хватается за шляпу, то роняет шляпу и кидается к двери, всё видно, как на ладони. Боже, благослови то время, когда актёры умели ТАК играть даже в самых наивных и непритязательных боевичках… Впрочем, о чём это я? Ведь это время уже, кажется, прошло. К лучшему или нет, сказать трудно, но тем не менее…

 

Короче говоря, если вы всё-таки любите американские фильмы сороковых годов прошлого столетия, то... Впрочем, не будем торопиться. Посмотрим, что там в оставшихся одиннадцати коробках.

 

 

Сентябрь 2011 г.

 

 

Теперь я маюсь, как зубной болью, межвременной раздвоенностью и хожу по антикварным магазинам в поисках знакомых вещей.

 

Разумеется, не затем, чтобы их выкупить. Даже если бы у меня вдруг, боже упаси, появились на это деньги. А просто затем, чтобы убедиться, что их нигде нету, этих вещей. Нет и не может быть. Сами посудите – если меня никогда не было в этом растреклятом девятьсот третьем году, то и никаких вещей у меня, само собой, в то время ещё не было. Или УЖЕ не было? Тьфу. Опять вы меня запутали… Не было, короче говоря, и точка. Тем более, что найти неподдельный, добротный, несомненно-дореволюционный артефакт в наших бутафорских антикварных лавках всё равно практически невозможно.

 

Иногда, - с большим, правда, трудом, - мне всё-таки удаётся ничего не признать и выйти на улицу с облегчённым сердцем. Но редко. Чаще всего так просто отделаться не выходит. Вчера, например, я увидела на Арбате гипсовый бюст Шиллера, который в 1903 году совершенно точно стоял у меня на комоде. Рядом с абсолютно кошмарным подсвечником в виде толстой скандальной одалиски с упёртыми в бока кулаками и иронически-томным взором, сильно залепленным восковыми подтёками. В том, что это был именно ТОТ бюст, а не в-точности-такой-же, я убедилась, когда взяла его в руки, провела пальцем по подставке и убедилась, что там нет ни одной памятной трещины или зазубрины. На моём бюсте никаких трещин и зазубрин не было, за это я ручаюсь. Стало быть, сомнений нет – это тот самый бюст, в который я когда-то влюбилась задолго до того, как прочитала «Разбойников»… Право, удивительно, как мои тогдашние вкусы отличались от нынешних! Как всё-таки меняет людей время – а ведь, казалось бы, всего ничего, какие-то сто с лишним лет, ерунда, казалось бы, и говорить-то не о чем, а вот поди ж ты….

 

А потом я ещё увидела свою детскую ложечку с вылинявшими васильками на ручке, вспомнила странный, кисловатый привкус, появлявшийся во рту, когда я из баловства сосала её, как соску. И то, как она быстро нагревалась от горячего чая и обжигала мне губы… А потом – стул в псевдо-готическом стиле, громоздкий, коричневый, таинственно-неудобный, как скамья в католическом соборе. Тоже страшно узнаваемый, но не мой. По моему, он был у моей приятельницы Анны Владимировны… да-да, вроде бы, точно у неё… я ещё помню, что всё себе отсиживала, пока пила у неё чай, но всё равно эти стулья любила….

 

И вот я так стояла, отбиваясь из последних сил от этих чужих нафталиновых воспоминаний, а в это время две девушки возле соседней витрины вздыхали, покусывали маникюр и восторженно щурились на подсветку.

— Ты смотри-и-и, как стильно, да? Обалдеть, до чего стильно. Мне Горик тоже недавно такую стильную футболку подарил – обалдеть…

— Футболку?

— Ага. Дизайнерскую! Ну, такая классная, ты просто не представляешь! О-фи-ген-ная футболка, я вообще таких не видела, я даже думаю, что она вообще такая одна, больше нету… Одна беда – красится, как зараза… Я даже, когда пол ею мыла, смотрю – опа! - синие разводы на паркете! Прикинь?

 

И я, обмирая от радости возвращения, как на крыльях выпорхнула из плюшевого антикварного уюта и села в метро – не в конку, заметьте, удержалась-таки в последний момент! И там, в метро, повинуясь неистребимой дурной привычке, скосила глаза в чужой раскрытый журнал и упёрлась во фразу: «Актёры будут говорить на языке классической русской литературы, переживая нравственные страдания!»

 

Ну, разве можно на что-нибудь променять этот дивный, бесподобный мир?

 

А конка пускай себе едет, куда ей надо – бог с нею, на что она мне сдалась? Тем более, что едет она всё равно так медленно, что в случае чего я всегда успею заскочить на ходу.

 

 

Август 2011 г.

 

 

Мой сосед с первого этажа держит свой велосипед на привязи под лестницей. Недавно я обратила внимание на то, что этот велосипед – незаметно, как все молодые люди – заматерел, раздался в плечах и вырос-таки до скутера. Можно сказать, что он стал почти неузнаваем, только в лице смутно проглядывает что-то от прежнего юного велосипеда. Правда, мотор он себе, судя по всему, так пока и не отрастил, потому что я уже несколько раз видела, как его хозяин сидит в седле, подбоченясь, как польский гусар, а какие-то развязные лохматые юноши с гоготом и свистом таскают их обоих вручную по мостовой. Но я верю, что со временем всё наладится и, возможно, при правильном питании и хорошем обращении этот скутер сумеет дорасти до мотоцикла.

 

Кроме, собственно, хозяина в его седле частенько сидит моя подруга Ванесса с четвёртого этажа. Разумеется, когда скутер уже накормлен, стреножен и не может понести. Я не знаю, зачем она там сидит и что при этом себе представляет, а спросить – не отваживаюсь. Говорить она, в принципе, уже умеет, и довольно недурно, но никогда не пользуется этим искусством без крайней нужды. Она вообще сурова, прекрасна и неприступна. Сверстники и даже люди постарше относятся к ней с опасливым уважением. Она редко нападает первой, но в самообороне ей нет равных, так что даже Димка из соседнего подъезда, исключённый из детского сада за непокорный нрав и неджентльменское обращение с женщинами, предпочитает обходить её стороной. Я же пользуюсь её явной благосклонностью, чем закономерно горжусь.

 

Недавно, пока её нянька дремала на лавочке в холодке, она деловито поманила меня за собой, ухватила за штаны и повела куда-то вглубь скверика. Там было тихо, сыровато, пахло разрытой землёй, пролитым пивом и шампиньонами. Она присела возле какой-то замшелой дощечки, осторожно, словно вскрывая ящик с хрусталём, откинула её в сторону и движением подбородка указала мне на сидящую в ямке лягушку – не бурую, а сочно-зелёную, какими все они были до начала времён и какими их до сих пор рисуют в детских книжках…. Сквер шелестел листвой и благоухал грибами, мы сидели на корточках рядом с ямкой, лягушка молчала, затаив дыхание, Ванесса молчала, затаив дыхание; обе в мурашках от волнения, насупленные и молитвенно-сосредоточенные. Я сперва не понимала, почему лягушка не убегает, а потом вгляделась повнимательнее в лица обеих и поняла.

 

— Василиса! – позвала Ванессу нянька с той стороны кустарника. – Василиса, где ты есть? Домой пора!

 

Она упорно зовёт её этим именем, хотя я уже не раз слышала, как Ванессины родители ей за это выговаривают.

 

 

18 август 2011 г. Новые приключения Шерлока Холмса. Спешите видеть! Только одно представление!

 

Когда гранадовский сериал с Джереми Бреттом закончился, а параллельно ему закончились и немецкие переводы «Шерлока Холмса» (Лейпцигского издания начала двадцатого века), я ощутила некоторый дискомфорт.

 

— Не переживай, - успокоила меня подруга-акунистка, поднаторевшая в таких делах значительно лучше меня. – Шерлок Холмс, он тем и хорош, что никогда не заканчивается. Как та жевательная резинка, которую нам в детстве из-за границы родственники привозили.

— У меня нет родственников за границей, - механически возразила я.

— Брось. У всех есть,- успокоила меня подруга-акунистка. – Да и не в родственниках дело, а в жвачке. Она же другая была – не то, что нынешняя. Помнишь, по скольку лет мы жевали одну пластинку? Страшно вспомнить… Нет, она потом, где-то к третьему месяцу, уже немножко теряла свой вкус, но всё равно жевать было можно…

— Тьфу! – сказала я., хотя и не смогла вспомнить про себя ничего подобного.

— Это ты сейчас говоришь «тьфу». А я посмотрю на тебя через пару недель, когда начнётся настоящая ломка…. Знаешь, как я каждый раз мучилась, пока ждала продолжения «Фандорина»?

— Да, но я всё-таки не в такой ещё стадии..

— Брось. Я что, не вижу, в какой ты стадии? Сама через это прошла… Я тебе говорю – тут не всё так безнадёжно. Нет хорошего наркотика – есть, в конце концов, синтетические заменители….

— Фанфики?! – ужаснулась я. – Смерти моей хочешь?!

— Брось. Ты не в том положении, чтобы кочевряжиться…. Да это и не фанфики в строгом смысле слова. До фанфиков ты потом дойдёшь, когда окончательно потеряешь человеческий облик. А пока я тебе предлагаю бульварные романы…. Ну, или, выражаясь более деликатно, свободные продолжения. Ты же любишь бульварные….э-э-э… продолжения?

— Не знаю, не пробовала, - механически ответила я.

— Брось. Все пробовали. Я тебе принесу, у меня есть… Там, правда, половина страниц уже растерялась… Но это неважно, это на сюжеты никак не влияет. Хочешь, принесу? Только не делай такую морду. Я всё равно знаю, что хочешь.

 

Я согласилась – и ни на секунду не пожалела.

 

Люди, это просто какой-то источник вечного наслаждения. Теперь я понимаю, откуда берутся анекдоты на эту тему. Это можно цитировать километрами. Или английскими милями – кому как больше нравится.

 

«Кросби зарычал и, не успел я опомниться, как он обрушил на меня свой огромный кулак, покрытый здоровым загаром от постоянного пребывания на свежем воздухе.. – «Боже мой! – подумалось мне. – Боюсь, что такой человек в припадке ярости и вправду способен на насилие!»

 

«Среди всей прочей обстановки этой великолепной, богато обставленной комнаты сильнее всего обращал на себя внимание высокий широкоплечий мужчина, безостановочно расхаживающий из угла в угол»

 

«Русская графиня смотрела на Холмса с животным любопытством, её серые глаза брызгали ослепительно яркими искрами, ноздри трепетали, а длинные тонкие пальцы нервно носились по подлокотнику».

 

«Миссис Пейн произвела на меня благоприятное впечатление, хотя я понимал, что под личиной радушия и изысканных манер она скрывает свой острый незаурядный ум»

 

«На лице Роджерса отразилась вся буря чувств, которые могло вызвать моё неожиданное предложение, но по мере того, как мои мысли укоренялись в его мозгу, в глазах его засветилось неподдельное изумление»

 

«Погода оставалась ясной, хотя луна была ещё достаточно полной».

 

«Деревья с голыми ветвями стояли, не двигаясь с места, под бледной луной с загадочными пятнами на поверхности»

 

«Никто бы на его месте не отказался воспользоваться таким удобным случаем совершить убийство!»

 

«У владельца кафе отвисла челюсть – как мне показалось, от удивления»

 

«Нам принесли кофе. Холмс взял кружку и, поскольку на дворе стояла промозглая погода, поднёс её к губам». (Прим. автора поста – Мне прямо-таки интересно, что он делает с кружкой кофе, когда на дворе стоит хорошая погода?)

 

«Холмс поднялся к себе, и скоро из его комнаты послышались звуки скрипки, что каждый раз неопровержимо свидетельствовало о том, что у него опять начался нервный припадок»

 

«Мужчина неподвижно стоял за ширмой и, судя по его скрытному поведению, можно было сделать вывод, что он от кого-то прячется».

 

«- Кроме того, вы, наверное, заметили, что от бумаги пахнет парафиновым воском, кофейными зёрнами и, возможно, бананами.

— Обычное дело, - согласился я»

 

«Холмсу, казалось, доставляло удовольствие сидеть в своей паутине, дожидаясь свежих жертв».

 

«Мадемуазель Рено сидела в кресле перед зеркалом, в то время как её прекрасная тёмная голова покоилась на туалетном столике посреди пудрениц и склянок с духами…»

 

«Заметив, что узкая грязная дорога ведёт в тупик, Холмс натянул вожжи и радостно воскликнул:

— Похоже, мы у цели!»

 

«Я отодвинул занавеску и, стараясь оставаться незамеченным для дежуривших внизу наблюдателей, по пояс высунулся из окна»

 

«В комнате сидел седовласый мужчина с живыми, весёлыми чертами лица, говорящими о его склонности к выпивке, буйству и панибратскому обращению…»

 

«- И по замыслу, и по организации это похищение имеет целью привлечь к себе внимание, которое может оценить по достоинству только такой выдающийся ум, как мой!»

 

«Я решил последовать за ним при первых же появившихся в моих руках деньгах, но деньги как-то всё не появлялись».

 

«Хозяин дома оказался дюжим малым в рубашке без пиджака и крахмального воротничка, но с брюками»

 

«Эта новость обрадовала меня настолько, что заставила сесть на стул»

 

«На фасаде заведения было написано «Самуэль Галденбум». И действительно, встретивший нас пожилой владелец ломбарда оказался Самуэлем Галденбумом»

 

«Рядом с камином, в котором весело подпрыгивали поленья, располагалась печь, которая

стремилась выдвинуться вперёд, как бы подчёркивая тем самым своё положение»

 

«Это был самый настоящий живой тигр, который перестал быть таким благодаря дрессировке»

 

«Домохозяйки выглянули из окон, и всё вокруг вдруг стало незнакомо чарующим»

 

«Холмс взял со стола адресованное ему письмо и поднёс его к глазам – несомненно, для того, чтобы прочесть, что там написано»

 

«У меня уже не было сил обращать внимание на людей, которые то появлялись, то

исчезали перед моим мысленным взором»

 

«Безусловно, мы имеем дело не с простым негодяем, а со злобным изощрённым умом, какие встречаются крайне редко, и притом только во Франции!»

 

«- Лишь по счастливой случайности, - сказал Холмс, - нам удалось обнаружить принадлежавшую нашей клиентке серебряную подвеску. Иначе её погребли бы заживо, и ни одна живая душа не узнала бы об этом страшном преступлении!»

 

«- На самом деле, мой дорогой друг, ничего не стоит взять письмо с собой в город и опустить его в почтовый ящик.

— Вы уверены, что хотите поручить это мне? – удивлённо воскликнул я, встревоженный столь неожиданной перспективой.

— Вряд ли я смогу сделать это лично. Мой облик достаточно хорошо всем известен….»

________________________________

 

Источники цитирования:

 

Вэлл Эндрюс. Кража из Тауэра. - За исключением двух-трёх забавных фраз, здесь процитированных, - унылый незанимательный бред, настолько бессмысленный, что это даже не смешно

 

Генри Сандерс. Таинственный сундук и другие рассказы. Шедевр графоманского искусства, где каждое слово – сущий перл.

 

Мерилин Хоуэлл. Дело о шантаже. - Совместный шедевр автора и переводчика. Такое

ощущение, что они трудились в тандеме. Во всяком случае, трудно оценить, чей вклад больше.

 

Джон Норт. Похищение герцогини. – По языку, пожалуй, самая приличная вещь из всех, но и её никак невозможно рекомендовать к прочтению

 

Джулиан Коллинз. Шеролк Холмс. Новые приключения. - Один из главных источников цитирования.