Моя подруга в религиозно-философском контексте

 

— На самом деле достичь состояния полного внутреннего равновесия не так сложно, как кажется. Нет, я серьёзно. Надо просто сесть, сложить ноги, вытянуть руки вдоль тела, вспомнить, что у тебя в раковине стоит недельная гора грязной посуды, а горячей воды как не было, так и нет, и нужно НЕМЕДЛЕННО встать, пойти и всё перемыть.... И вот в этот-то момент оно на тебя и снисходит.

— Кто?

— Динамическое расслабление. С последующим выбросом энергии фа-цзин. И ты уже не можешь шевельнуть ни рукой, ни ногой – просто физически не можешь, честное слово. Просто сидишь и сливаешься с окружающей тебя гармонией. Так до самого вечера можешь сидеть и сливаться.

 

***

 

— Знаешь, если так вот сидеть и направленно думать о смысле жизни, то столько, оказывается, можно всего сожрать и не заметить! Я недавно так целую «Прагу» сожрала. Практически весь торт целиком, представляешь? Сидела, думала, и отрезала по кусочку. Смотрю – блин, уже одна пустая коробка осталась!

— А что со смыслом-то жизни? Нашла его в результате?

— Ну, в общем, да. Во всяком случае, поняла, что в диете никакого смысла нет. Всё равно рано или поздно сам не заметишь, как сорвёшься…

 

***

 

— Кощунствовать тоже очень просто. Я, например, постоянно кощунствую, причём совершенно машинально, на автопилоте. Вот – помнишь, ты меня зимой в костёл водила? Или это осень была? Когда ещё всем пеплом голову посыпали – как этот день у вас называется? Представляешь, батюшка этот ваш мне сыплет на голову пепел и говорит: «Помни, что ты прах и в прах обратишься». А у меня первая реакция – какая, ты думаешь? Я чуть было не сказала: помню, помню! Ещё бы не помнить! Придёт время, я всё-о Ему припомню, и это – в первую очередь! Хорошо, что всё-таки в последний момент удержалась и не брякнула…

 

***

— Нет, всё-таки внутреннее равновесие – не такая простая штука, как кажется. Если я беру на дом работу на выходные и не делаю, то потом мучаюсь и думаю: вот, опять все выходные дурью промаялась, - нет бы сесть и поработать! Сколько всего можно было сделать за это время! А если я всё-таки заставляю себя сесть за комп и поработать, то потом мучаюсь и думаю: блин, опять выходные коту под хвост, - а как классно можно было бы за эти дни отдохнуть!

 

***

 

— Вить, ну, чего ты опять отключился и смотришь в одну точку? Ну, скажи мне – о чём ты думаешь, а? Вить, ну, скажи!

— Об избирательной передаче информации из первой сигнальной системы во вторую.

— Я так и знала! Вить, ну, ты прямо как ребёнок!

 

Дети

 

Туська

— Ой, мне тако-ой сон страшный снился! Как будто меня ин-ви-секция поймала…

— Кто, кто?

— Ин-ви-секция. Это монахи такие, в подвале и с факелами.

— А, инквизиция… С ума сойти! А ты откуда про инквизицию знаешь?

— А у папы такая игра есть. Компьютерная.

— Ну, и что дальше было, во сне-то?

— Как – чего! Поймала и пытает.

— Батюшки! За что пытает?

— (Сурово и печально). За дело!

 

***

 

— Папа, не ездий в час пик, ты чего! Тебя же заколют!

— Чем заколют?

— Чем… Пикой, чем же ещё.

— А-а-а, вот в чём дело. Не волнуйся, не заколют. У меня бронежилет.

— Ну… БрОня, может, и жалеет, а другие-то – точно не пожалеют!

 

Взрослые смеются, а она опускает ресницы и отвечает им лукаво-снисходительной улыбкой. Так и не поймёшь – то ли она и вправду не знает, что такое «час пик» и «бронежилет», то ли просто развлекается, притворяясь в угоду старшим маленьким несмышлёнышем.

 

***

Рисует на асфальте громадный, вкривь и вкось перекошенный рыцарский замок. Получается впечатляющее монументальное здание с крепостной стеной, воротами в цветочек и петушками-флюгерами, значительно более крупными, чем башни, на которых они сидят. Тщательно вытирает о платье испачканные мелом руки и зовёт меня.

— Напиши мне тут кой-чего, а?

— Ты же сама уже умеешь писать буквы. Разве нет?

— Умею. Но не при людей, - строго говорит она.

— Не при людях, ты хочешь сказать?

— Да, - так же строго говорит она. – При людей мне нельзя потому что. А тебе можно, ты большая. Давай, вот здесь пиши: «ОСТОРОЖНО! ЗДЕСЬ ЕЗДИЮТ НА КОНЯХ!» - Где, вот здесь?

— Ага. А вот здесь… тут вот, где дворик, пиши: «ОСТОРОЖНО! ЗДЕСЬ ВЫХОДЯТ ГУЛЯТЬ КУРЫ!»

— Очень предусмотрительно, ты молодец. А то эти, которые на конях, всех кур на фиг передавят.

— А вот здесь двери. Здесь пиши: «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ!»

— Почему?

— Так же всегда на дверях пишут.

 

***

У неё полным-полно всяких сложных электронных игрушек, но она к ним, кажется, вполне равнодушна. Не привлекают её и барби – те самые, за которых мы в нашем детстве готовы были душу продать. Самая любимая её кукла – бог знает откуда взявшееся чудище, сплошь состоящее из грязной поролоновой юбки, к которой пришиты пластмассовые ручки и голова в поролоновом же платочке. Туська зовёт её невиданным именем Консаньола, с утра до вечера таскает на руках, целует и три раза в день кормит черничным йогуртом.

— Тусь, за что ты её так любишь?

— (Сумрачно). Потому что когда я была маленькая и злая, я ей кусочек носа отгрызла, - видишь, вот здесь? Она та-ак плакала! И я потом тоже та-ак плакала! И придумала, что она теперь будет моя самая, самая любимая дочка.

— А другим куклам не обидно, что ты всё время с ней и с ней, а на них внимания не обращаешь?

— Ничего-о, они же все, вон, с носами. Как-нибудь проживут, замуж выйдут…

 

…А на днях она прибежала ко мне, разрумянившаяся, с тяжёлым, восторженным дыханием.

— Знаешь, что у меня теперь есть! Ты такую вещь ни-ког-да не видела! Это настоящая волшебная вещь, не придуманная!

 

Ведёт меня к столу, на котором стоит старая мамина игрушка: огромный мухомор со съёмной шляпкой, а вокруг него – мухоморчики поменьше, с головой утонувшие во мху и косматой пластмассовой траве.

— Смотри! – Нервно жмурится от предвкушения, берёт кружку с водой и снимает шляпку с большого гриба. – Ты даже не поверишь, чего будет!

Прикусив от волнения кончик языка, льёт воду в воронку внутри гриба и быстро накрывает гриб шляпкой. Маленькие мухоморы приходят в движение и начинают потихоньку, один за другим подниматься из мха и травы и вырастать чуть ли не до размеров «старшего» гриба.

 

— Видишь? Я их поливаю, и они растут! Ты такое когда-нибудь видала, а?

 

Человек, выросший среди компьтерных бродилок, самодвижущихся автобусов, вертолётов с программным управлением, ходячих кукол, умеющих лепетать по-английски и по-немецки, покемонов, танцующих краковяк… вот этот самый человек стоит, затаив дыхание, перед простодушной дедовской игрушкой, и нет предела его радости и гордости за этот мир, который так чудесно устроен.

 

Завтра принесу ей кур, которые, если их дёргать за верёвочки, клюют зерно с пластмассовой подставки. Надо только поискать их на антресолях – не может быть, чтобы я их выбросила…

 

Всякая ерунда

 

Вечером, переставляя карточки в старом систематическом каталоге, в разделе «История первобытного общества» я обнаружила подраздел «Классовая борьба». За картонным разделителем стояло несколько ветхих карточек с надписями на неизвестных мне первобытных языках. Очевидно, это были воспоминания уцелевших ветеранов этой самой борьбы. Даже с точки зрения марксистской исторической науки это было немного странно, но был вечер, и мне лень было удивляться. Потому что мысленно я уже сидела в Трамвае.

 

Трамвай мелодично побрякивал, скрипел и что-то бормотал себе под нос, а я сидела у окошка, грызла бусину дорожного Розария и мысленно была уже Дома.

 

А дома, как всегда, не горел верхний свет, мышь сидела на жёрдочке в клетке, мурлыкала песню про холода, тревоги и степной бурьян и вязала себе половик из старого майского сена. Собака, вернувшись с прогулки, тихо удалялась под ванную, не дожидаясь, пока я выскажу свои мысли по поводу её Поведения В Общественных Местах.

— Нет, всё-таки… ты мне всё-таки скажи, КАК ТЫ МОГЛА?

— Очень просто, - вздыхала собака, немножко вылезая из-под ванной и глядя на меня снизу вверх из-под очков. – Ты же не учитываешь всех психофизиологических факторов формирования моей нервной системы. И потом, как быть с генетической предрасположенностью? Учти, я занималась своей генеалогией и выяснила, что из всех поколений моих предков ни один – заметь себе, ни один представитель моего рода не жил с людьми. И ты ещё удивляешься тому, что у меня в крови модели стайного поведения? Спасо-Кукотский об этом очень ясно пишет…

 

Оставив её разглагольствовать, я пошла на кухню, захватив с собой мыло, зубную щётку и крем из козьего молока. Я очень люблю мазаться кремом из козьего молока. Именно из козьего. Потому что, если им мазаться по вечерам, а потом долго смотреться в зеркало, из зеркала постепенно начинает проглядывать твоё Истинное Лицо. Я люблю своё Истинное Лицо. Я в нём невозможная красавица. Особенно мне нравится золотисто-палевый оттенок шерсти и янтарные глаза с поперечными зрачками-палочками. И маленькие, круглые, словно бы плюшевые рожки, пахнущие полынью и розовым маслом. Жаль, что в таком виде не покажешься окружающим.

 

Когда я уже приготовилась ко сну, мне позвонила Подруга.

— Завтра я к тебе приду, - сообщила она.

— Ага, - сказала я. – Приходи, я буду готова.

 

Я вытащила из шкафов пару-тройку платьев и разбросала их, где попало, потом пошла на кухню и поставила на огонь молоко с тем расчетом, чтобы оно выкипело и залило всю плиту; потом вернулась в комнату, достала из специального пакетика немножко пыли и рассыпала её по различным поверхностям, стараясь распределять равномерно. У моей Подруги в квартире всегда бардак, и поэтому она расстраивается, когда приходит в квартиры, где не-бардак. Я не хочу, чтобы её мучили комплексы, и всегда тщательно готовлюсь к её визитам.

 

Когда я опять приготовилась ко сну, мне позвонила Подруга-Акунистка.

— Фандорин кончился, - хриплым от слёз голосом сообщила она.

— Что, его всё-таки убили в каком-нибудь романе, да? – посочувствовала я.

— Типун тебе на язык! – возмутилась она. – Скажешь тоже – «убили»! Просто я последний роман вчера опять дочитала! Что мне теперь делать, а?

— Да, да, это правда ужасно, - смутилась я и долго утешала её нежными, бесполезными словами, слушая, как она вздыхает и горестно сморкается на том конце провода.

 

А когда я всё-таки легла спать, соседи справа включили Вечернюю Дрель, соседи слева стали хором петь «Боже, царя храни», звенеть бокалами и целоваться, а соседи наверху принялись укачивать ребёнка. Судя по звукам, доносившимся сверху, они садились в разных углах комнаты и со всей силы гоняли туда-сюда шестипудовую кроватку с колёсами. Я очень жду, когда вырастет этот ребёнок, потому что он обещает стать интересной личностью.

 

Спала я сладко и безмятежно. Засыпая, я успела представить себе, как встану в пять утра и включу на полную громкость шестнадцатиминутный марш «Ведёт нас Кэмпбелл в бой, ура, ура!», исполняемый, если верить обложке пластинки, на двенадцати волынках и десяти барабанах. Отличные ребята эти Кэмпбеллы. Я ни минуты не сомневаюсь в том, что они победят в любом бою.