Упражнение для телепортации

— Да, прав, Владимир, ты — при нынешнем сознании у большинства людей, творимое Анастасией невероятным кажется.

Меж тем, когда осознанность и состояние постигнут, присущее людям первоистоков, им станет и самим смешно теперешнее удивленье.

Я расскажу тебе сейчас об одном лишь упражнении, с помощью которого ты сможешь с лёгкостью телепортировать своё второе «Я». Перенести самого себя в соседний город, иль страну иную, или эпоху. Так сможет каждый, коль не поленится.

Однажды видел ты, как, твою просьбу выполняя, Анастасия тело своё перенесла в одно мгновение с одного берега озера на другой. Потом обратно его переместила. И не скрывала, как подобного достичь способен человек.

Необходимо мысленно представить клеточки все тела, мельчайшие такие, что и под микроскопом их не видно, и распылить их в пространстве своей мыслью, и волей мысли все в единое собрать, но в новом месте. Эффект от зрелища такого воображенье поражает.

Подобное способен совершить человек, скорость мысли которого позволяет в одно мгновенье представлять в деталях своё тело. Достаточно микроскопической ошибки, и тогда ты, распылившись, можешь не собраться вновь.

Я делал так за жизнь свою всего три раза, при этом, каждый раз готовился не меньше года. Теперь подобного содеять не смогу. Чуть постарел или ленцою обзавёлся.

Но даже внучка, с лёгкостью тебе продемонстрировав своё передвиженье, сказала: «Делать так без острейшей необходимости не следует». И пояснила почему.

Меж тем, она не раз тебя переносила в эпохи разные и города. Картины видел ты и ощущал себя присутствующим в тех событиях. Я правильно сказал?

— Да, правильно. Когда я описал, как она перенесла меня и себя на другую планету, без тел. Тела остались на Земле, многие не поверили в возможность подобного действия.

— Поверят, когда сами смогут совершать подобное. Сейчас я научу. Только внимательнее слушай и осознать попробуй, что скажу.

Человек состоит из множества составляющих его сущность энергий. Чувства, мысль, воображение — это тоже человек. Но эти энергии не видны. Не будем говорить, материальны эти части тела или нет.

В данном случае, не так важны понятия их степени материальности. Важней другое — они есть и это тоже ты — человек.

Материальное человеческое тело — одно из множества составляющих человека. Человек может жить и без материального тела, но тогда его нужно будет называть как-то иначе. Материальное тело даёт видимую возможность определять степень гармоничности баланса всех иных энергий.

Теперь представь, что ты или какой-то человек своею волей все свои энергии, весь комплекс их взял да и отделил от тела, и переместил в иное пространство.

— А разве такое может каждый?

— Может. Частично с каждым происходит так во сне. Но ты не отвлекайся, слушай дальше. Сказал я: волею своей весь комплекс чувств перемещать способен человек.

Для этого необходима лишь тренировка небольшая. Вот упражнение для тренировки.

Для тренировки нужно выбрать место, где тебя никто не потревожит. Это может быть и комната обычная, кровать. И в эту комнату звуки, отвлекающие тебя от занятий, проникать не должны. Ты ложишься на постель и расслабляешь своё тело.

Проконтролируй, чтоб руки, ноги, голова свободно и удобно лежали сами по себе. Потом не шевелясь, лишь только волей попробуй в кисть одной руки поток крови направить больше, чем в другие части тела.

Получится не сразу, повтори, пока покалывания слабые не ощутишь в кончиках пальцев той руки, куда направил больше крови, энергии свои.

Не более тридцати минут в день подобные попытки нужно делать, но делать до тех пор, пока не сможешь ты свободно направлять по своему желанью поток энергии, крови в одну, вторую кисть руки, в ступни ног. Когда достигнешь результата желаемого, то сможешь направлять энергию и в мозг.

Тот, кто подобным умением обладает, немалую получит пользу для здоровья своего. К примеру, прыщик или язвочку с руки, или ноги, или иной части тела убрать, и выпадающие волосы подпитать.

А главное — он сможет дать дополнительную энергию своему мозгу. Ещё сказать необходимо, чтобы подобного достичь, за несколько дней до того, как начинаешь упражнение ты делать, нельзя мясного есть.

Должна быть пища разнообразной, легкоусваиваемой и свежей, с эфирами. В условиях, в которых ты живёшь, добыть такую пищу сложно.

Но многое недостающее тебе дадут продукты вот какие: с утра грамм десять масла кедра выпивай, потом грамм двадцать мёду и грамм пять пыльцы цветочной. Такое же за три часа до сна необходимо повторить.

Когда освоишь первую часть упражнения, можно перейти и ко второй. Для этого, скажи, какие наиболее частые действия совершает человек у себя дома ежедневно?

— Наверное, чаще всего готовит человек пищу. Конечно, каждый день большинство готовит пищу. Картошку, например, чистят.

— Вот ты и выбери какое-то действие, наиболее часто повторяющееся. Не важно какое, главное, чтобы оно тебе было очень хорошо знакомо. Ты назвал чистку картошки, пусть для кого-то оно наиболее знакомо, другой выберет иное.

Вот ты возьми часы и, приступая к действию, засеки время. При совершении действия старайся ни о чем другом не думать, запоминай детали и ощущения свои, при этом.

К примеру, если ты картошку чистишь, запомни, как нож держал, куда очистки падали, как мыл ее, и ощущенья от воды запомни. Запомни, как картошку в сосуд для варки погружал и на огонь поставил, запомни, как после содеянного мусор убирал.

Когда решишь, что действия твои завершены, на время посмотри, запомни или запиши, сколько минут потратил ты на свои действия. К примеру, всего двадцать минут ушло. Возьми будильник, сделай так, чтоб зазвонил он ровно через двадцать минут.

Уйди в другую комнату, где, лежа на постели, ты первую часть упражнения освоил. Ложись в постель, расслабься, глаза закрой и представляй себя в той комнате, где ты картошку чистил.

В деталях мельчайших необходимо всё представить. Если правильно, последовательно и в деталях всё представишь, будильник зазвонит, когда закончатся твои представления.

Если ты поленишься, многое из деталей упустишь, то ты в мыслях представления закончишь, а будильник не зазвонит. Или, если ты будешь вял, медлителен в мыслях и представлениях своих, будильник раньше зазвонит.

Тренироваться так кому-то нужно будет год, кому-то два, а кто-то и за месяц может научиться. Тот, кто научится так делать, чьё время в представлениях с реальным будет совпадать, почти приблизится к телепортации. Он может к третьей части упражнения приступить.

В третьей части упражнения необходимо мысленно перейти в другую комнату своего дома и совершить действия, которые ты производишь очень редко. Теперь ты засекаешь время своих действий в представлении.

Например, входишь в комнату, наливаешь в какой-то сосуд воду и поливаешь цветы. Когда ты мысленно польёшь цветы и встанешь, на циферблат часов посмотри, запомни или запиши, сколько минут тебе на представления потребовалось.

Войди в комнату, в которую недавно входил, и повтори полив цветов. Время должно совпасть вплоть до минуты. Несовпаденье снова говорит о том, что тебе необходимы тренировки.

Когда же время будет совпадать, ты сможешь многое совершать своим вторым «я», побывать не только в комнате своей квартиры, но и в соседнем доме и стране. Для этого тебе потребуются лишь детали достоверные. Анализу подвергнув их, ты сможешь всю обстановку в деталях создавать и там бывать.

Не каждому подобное будет дано, но с точностью тебе могу сказать, если побыл однажды ты в каком-то городе страны заморской, второй раз, третий можешь там бывать, своё второе «я» перемещая.

Тот, кто достигнет этого, запомнить должен об опасности одной — нельзя своё второе «я» от тела удалять надолго… Здесь, сделав отступление, я расскажу подробнее об опасности.

Ради интереса проделав эти упражнения и достигнув результатов, о которых говорил дедушка Анастасии, я попробовал переместиться, или телепортировать своё второе «Я» на Кипр, в городок Пафос, где мне доводилось бывать.

Лёг на диван в своём кабинете, расслабился, представил, как собираюсь, потом еду в аэропорт, сажусь в самолёт, прилетаю в аэропорт «Ларнака», поселяюсь в знакомый мне отель. Потом, приняв душ, иду гулять к морю.

Вечерний кофе, местная музыка, утром пляж, купание в море…

Вернулся или очнулся я, не знаю, как здесь точнее сказать, — через три дня. И едва смог подняться с постели, тело, мягко говоря, давно хотело в туалет, но его туда никто не водил. Ещё оно хотело есть, но его никто не кормил. Я с трудом встал, взглянул на себя в зеркало.

Отражение в зеркале мне не понравилось. На лице выросла трехдневная щетина, и выражение лица было обиженным, нерадостным. И очень жалко стало своё тело, которое брошенным оказалось на три дня.

Из всего случившегося я сделал вывод, что тело человека — абсолютно беспомощная плоть без энергий второго или может быть первого человеческого «я».

Оно хоть и беспомощное, всё же, самое родное и не следует его оставлять даже ради путешествий на заморский курорт. И ещё, когда путешествуешь без тела, ощущение вроде бы и полное, и воду морскую чувствовал, и тепло солнечных лучей, а тело не загорело.

Сначала мне было жалко потраченного на тренировки времени. А потом мне удалось использовать с пользой для дела возможность видеть с помощью своего второго «Я» некоторые еще не произошедшие события. Я написал таким способом несколько сюжетов, которые и представлю здесь.

Дайте детям Родину

На Украине есть город Харьков. В этом городе есть детский дом. Хороший детский дом: уютные помещения, красивый аквариум, большой бассейн. Постарались местные власти, и предприниматели помогли.

Заведующий городским отделом народного образования показывал помещения и рассказывал о том, что дети из этого детского дома ходят в обычную школу. Я смотрел в окно. Группками возвращались из школы дети. Лишь одна маленькая девочка шла в стороне от всех.

— Это Соня. Она учится в первом классе, — рассказывал мне директор. Она всегда ходит одна. Она считает, что её скоро удочерит еврейская семья.

— Почему еврейская, она не похожа на еврейского ребёнка, волосы белые, скорей, она украинка.

— Кто-то в школе сказал ей, что Соня — еврейское имя, значит, она — еврейка. Соня согласилась с такой национальностью и тут же решила, что её удочерит непременно еврейская семья. А одна всё время ходит потому, что считает, если будет ходить в группе, то будущие родители её могут не заметить.

Хороший детский дом есть в Харькове. И в других городах на Украине, Белоруссии, России есть детские дома. В них живут дети. И независимо от того, насколько уютны помещения этих детских домов, мечтают дети, чтобы у них были родители, семья.

И шла деловой походкой по асфальтовому двору, в сереньких туфельках, отдельно от группы сверстников, маленькая худенькая первоклассница Соня. И мечтала детдомовка Соня…

Проходил один день, второй, потом месяцы. Соня ещё не знала, что детские приюты существуют давно и в разных странах, и не всех детей усыновляют и удочеряют. Что большинство из них обречены жить без родителей. Не удочерили и Соню.

Однако, жизнь её сложилась нестандартно. В то время группа людей, жителей города Харькова, решили недалеко от города построить посёлок. Им удалось получить сто пятьдесят гектаров земли, и 120 семей, взяв каждая по гектару, решили заложить свои родовые поместья.

Один надел на краю оставался бесхозным, решили отдать его какому-нибудь детдомовцу. Так уж случилось, выбор выпал на маленькую Соню. Девочку привезли на машине вместе с воспитательницей на её участок. Воспитательница и стала объяснять ребенку:

— Видишь, Соня, вот вбиты колышки и натянута верёвочка между ними. За этой верёвочкой находится твоя земля, целый гектар. Её тебе подарили люди, которые рядом тоже взяли себе по гектару земли и будут на них сажать сады и строить дома.

Ты, когда подрастёшь, тоже можешь построить дом и посадить сад. Твоя земля будет ждать тебя. Девочка подошла к верёвочке, потрогала её и переспросила воспитательницу:

— Значит, за этой верёвочкой моя земля и я за верёвочкой могу делать всё, что сама решу?

— Да, Сонечка, это твоя земля, и только ты одна можешь распоряжаться всем, что на ней вырастет.

— А что на ней вырастет?

— Ну пока, как видишь, травка разная растёт. Но, на соседних участках, посмотри, люди уже посадили яблоньки, груши, и многие другие плодовые деревья, у них скоро зацветут сады. И ты, когда подрастёшь, решишь, что и где посадить на своей земле, чтобы, как у других, красиво было.

Соня наклонилась и полезла под верёвочку на свой гектар земли, прошла несколько шагов вдоль верёвочки, внимательно разглядывая траву, и всё, что в ней сновало и стрекотало.

Она дошла до растущей на отведённом ей участке маленькой берёзки, потрогала ещё тоненький ствол деревца. Повернулась к воспитательнице и почему-то немножко взволнованно спросила:

— А деревце? Берёзка? Тоже только моя?

— Да, Сонечка, и берёзка теперь только твоя, раз на твоей земле растёт. Когда повзрослеешь, ты сможешь ещё другие деревья здесь посадить, а сейчас нам пора ехать, скоро обед и я должна быть в группе.

Девочка повернулась лицом к своему участку и стала молча смотреть на него.

* * *

Те, у кого есть дети, знают, что, играя, дети часто выгораживают себе из разных вещей импровизированные комнаты или в деревне строят шалашики и играют в них.

Почему-то у каждого ребенка есть потребность отгородить от большого мира свой маленький, сотворить своё пространство. У детдомовских детей — общее пространство; это общее пространство, даже если оно хорошо обустроено, действует на них угнетающе.

У Сони, как и у других детдомовских детей, никогда не было своего, даже крохотного уголка.

И вот она стоит за верёвочкой, где всё только её. И трава, и живые кузнечики в траве, и маленькая берёзка. Худенькая девочка повернулась к воспитательнице. Она заговорила. В голосе её соединились интонации мольбы и решимости:

— Прошу вас, очень-очень, пожалуйста, разрешите мне остаться. Вы уезжайте, я приду сама.

— Как же ты придёшь за тридцать километров?

— Приду, — твёрдо ответила Соня. — Буду идти и приду. Может, на автобусе поеду. Пожалуйста, разрешите мне побыть на своей земле одной.

Водитель «Жигулей», он же владелец соседнего с Соней участка земли, — услышал разговор и предложил:

— Пусть девочка побудет здесь до вечера. Я вас отвезу, а вечером и её доставлю.

Подумав, воспитательница согласилась. Она не смогла бы не согласиться, потому что взглянула на лицо стоящей за верёвочкой девочки, ждущей её решения:

— Хорошо, Соня, побудь здесь до вечера, обед я тебе пришлю с водителем.

— Да зачем присылать. Мы с соседкой поделимся обедом, — серьезно сказал водитель «Жигулей», уважительно произнося слово «соседка».

— Слышь, Клава, крикнул он жене, хлопотавшей над обедом на веранде строящегося дома, — ты на четверых обед готовь, сегодня соседка с нами будет.

— Хорошо, — ответила женщина, — на всех хватит и добавила: — Ты, Соня, обращайся, если что надо.

— Спасибо, — ответила совершенно счастливая Соня.

Когда уехали «Жигули», Соня пошла вдоль натянутой между колышками верёвочки. Шла она медленно, иногда останавливалась, приседала к траве, что-то трогала в ней ручками, снова шла. Так она обошла по периметру весь свой участок земли.

Потом встала посредине гектара и осмотрела все стороны границы. И вдруг раскинув ручки, побежала, подпрыгивая и кружась.

После обеда Клава, увидев, как устала набегавшаяся по своему участку девочка, предложила ей поспать на раскладушке. Но уставшая Соня ответила:

— Если можно, дайте мне что-нибудь из старой одежды подстелить. Я на своей земле посплю, у берёзки.

Николай поставил раскладушку с матрацем и одеялом у берёзки на участке Сони. Девочка легла и тут же уснула крепким сном. Это был её первый сон на своей родовой земле.

В детском доме возникла, как поначалу всем казалось, неразрешимая проблема. Соня каждый день просила воспитателей разрешить съездить на её гектар земли.

Объяснения, что она ещё маленькая, чтобы самостоятельно ездить на автобусах, а возить её воспитатели не могут, так как нельзя оставлять других детей, не помогали.

Соня стала говорить с директором детского дома. Она объясняла директору, что она обязательно должна приезжать к своей земле. Обязательно, потому что на соседних участках люди уже сажают деревья, и у них скоро зацветут сады. А её земля получается брошенная. На ней не зацветёт ничего.

В конце концов, директор детского дома нашёл приемлемое для Сони решение, сказав:

— Сейчас, Соня, возить тебя на твой участок невозможно, так как, помимо всего прочего, тебе ещё полмесяца учиться нужно.

Через полмесяца начинаются каникулы, я поговорю с соседями по твоему участку, и если они согласятся за тобой присмотреть, то, во время каникул мы отправим тебя на некоторое время на твой участок.

На недельку или, может, больше. Кстати, эти полмесяца ты могла бы и с пользой для своей земли провести. Вот возьми две брошюрки, почитай.

В одной говорится, как грядки делать, в другой — какие есть лекарственные растения. Если будешь хорошо себя вести, я тебе ещё и семян разных к каникулам подготовлю.

Соня вела себя хорошо. Старательно делала уроки, а всё, абсолютно всё свободное время читала две подаренные директором брошюрки. Когда ложилась спать, мечтала, представляла, как у неё на участке будут красиво расти разные растения.

Ночная нянечка однажды заметила, когда все дети спали, как рисовала Соня при лунном свете, проникающем сквозь окно, деревья и цветы.

Соседи согласились присмотреть за девочкой, и когда настали летние каникулы, сам директор помогал загружать в багажник «Жигулей» сухой паёк на две недели, лопатку, грабельки, пакет с семенами…

Николай не хотел брать сухой паёк из детского дома, но директор ему сказал, что Соня девочка независимая, никогда не хочет кому-то быть обузой и лучше, если она будет видеть, что у неё есть и свои продукты.

И ещё ей дали новый спальный мешок. Несмотря на то, что семья соседа Николая приготовила для детдомовской девочки небольшую комнату на уже отстроенном первом этаже своего дома и постель.

Когда Соня садилась в машину, провожать её вышли не только работавшие в тот день сотрудники детского дома, но и многие люди, которые специально пришли, посмотреть на сияющее счастьем лицо девочки.

Первые три ночи Соня спала в отведённой ей в соседском доме комнате, целый день проводила на своём родном гектаре земли.

На третий день у Николая был день рождения, и к нему приехало много гостей. Одна молодая пара приехала со своей палаткой. На следующий день гости разъехались, но палатка осталась.

—Это тебе подарок,— сказали молодые Николаю.

И Соня подошла к Николаю с просьбой поспать в палатке. Николай разрешил:

— Конечно, поспи, коль так хочется. А что в комнате тебе душно?

— В комнате хорошо, — ответила девочка, — но все люди спят на своей земле, а моя ночью одинокой остаётся. На многих участках огоньки горят, а на моём темно.

— Так ты что ж, хочешь, чтобы я палатку на твой участок переставил?

— Очень хочу, дядя Коля, чтобы рядом с берёзкой. Если будет у вас время, если нетрудно…

Все последующие ночи Соня спала в палатке, поставленной у берёзки на её гектаре.

Просыпаясь рано утром, она сразу шла к ведру с водой, стоящему у палатки, кружкой зачерпывала воду и, набрав в рот, пускала тонкую струйку воды в подставленные ладошки, умывалась.

Потом брала альбом, на страницах которого были сделаны её рукой рисунки планировки участка, рассматривала их. А далее шла делать клумбы и грядки.

Небольшая сапёрная лопатка, подаренная директором детского дома, хоть и была острой, но Соне никак не удавалось воткнуть её в землю на полный штык, она осиливала только до половины. Однако, грядки у неё всё равно получались.

Сосед Николай предложил Соне вскопать места, которые она укажет на своём гектаре, мотоблоком, но Соня категорически отказалась. Вообще, она ревностно относилась к любому вторжению на территорию своего гектара.

Люди это чувствовали и старались, без ведома девочки, не переступать границу, обусловленную колышками и натянутой между ними верёвочкой. Даже сосед Николай, проснувшись утром, чтобы позвать Соню к завтраку, доходил только до верёвочки и оттуда обращался к Соне.

Какое-то прямо необычное стремление маленькой девочки к самостоятельности или боязнь быть кому-то в тягость, не позволяли ей ничего просить и даже, когда ей кто-нибудь из жителей посёлка стремился предложить то одежду, то конфеты, то какой-нибудь инвентарь она вежливо благодарила, но брать категорически отказывалась.

За две недели пребывания на своей земле Соня вскопала и посадила три грядки и сделала посредине большую цветочную клумбу.

Утром последнего дня двухнедельного пребывания Сони на своей земле Николай, как обычно, пришёл к границе её участка, чтобы позвать на завтрак.

Девочка стояла у своей клумбы, на которой ещё ничего не взошло, смотрела на неё и, не поворачиваясь, ответила Николаю:

— Дядя Коля, не нужно меня звать сегодня кушать, я не хочу сегодня.

Николай рассказывал, что почувствовал в голосе девочки какой-то надрыв и еле сдерживаемые рыдания. Он не стал выяснять, что произошло. Вернулся к себе и стал наблюдать за Соней в бинокль.

Девочка ходила по участку, трогала рукой растения, поправляла что-то на грядках. Потом подошла к своей берёзке, взялась за неё ручками, а плечики её вздрагивали.

К обеду приехал за Соней старенький детдомовский микроавтобус. Водитель остановился у въезда в усадьбу Николая и посигналил. Николай рассказывал:

— Когда я посмотрел в бинокль, как она собирала свои нехитрые вещички, лопатку да грабельки, и понуро направилась в нашу сторону, когда я увидел в бинокль её лицо, не выдержал, схватил мобильный телефон.

Хорошо, что сразу удалось соединиться с директором детского дома. Я сказал ему, что подпишу любые бумаги, взяв на себя ответственность за ребёнка, возьму отпуск, буду неотрывно на участке, только чтобы девочка могла находиться на своём гектаре до конца каникул.

Директор сначала стал объяснять, что все дети их детского дома должны выехать на лечение и отдых в летний лагерь на море. Что они такой возможности давно добивались и вот теперь едут, благодаря спонсорам.

Я что-то сказал директору по-мужски, но он не обиделся, ответил мне тоже резко. И тут же добавил: «дайте телефон шофёру, а завтра я сам приеду». Я выбежал, дал телефон шофёру, а сам говорю ему:

— Давай, друг, быстренько уезжай.

Водитель уехал. А подошедшая Соня спрашивает:

— Дядя Коля, это за мной наш автобус приезжал? Но почему он уехал?

А я чего-то сильно разволновался от переговоров с директором, закуриваю, руки дрожат, говорю ей:

— Ну прямо так и за тобой. Приезжал так просто, спросить, не нужны ли тебе продукты или ещё чего, а я ему сказал, что обойдёмся.

Она внимательно посмотрела на меня, казалось, она что-то поняла, тихо сказала:

— Спасибо, дядя Коля, — и сначала пошла, а потом быстро побежала на свою землю.

Директор детского дома приехал утром, но я уже поджидал его. Только он не ко мне, а сразу к палатке направился. Не успел я ему сказать, чтобы не переступал без приглашения через верёвочку.

Но он, молодец, сам догадался и ещё молодец он, явно, чтоб не травмировать ребёнка, сразу сказал, как девочка к нему навстречу вышла:

— Добрый день, Соня, я заехал только чтоб спросить, мы к морю выезжаем, ты как: здесь останешься или с нами на море?

— Здесь, — не сказала, а выкрикнула Соня.

— Я так и думал, — ответил директор, — потому и привез тебе в качестве сухого пайка…

— Не надо беспокоиться, время тратить. Мне ничего не надо.

— Не надо? А как мне быть прикажешь? Государство на каждого воспитанника деньги отпускает. А ты тут сама воспитываться будешь, сама питаться.

Как мне прикажешь в такой ситуации за государственные деньги отчитываться? Нет, ты уж прими, будь добра. Давай, Алексеич, выгружай. Разреши нам войти, Соня. Может, ты покажешь своё хозяйство?

Соня некоторое время смотрела на директора, до конца осмысливая ситуацию. Потом увидела, как водитель микроавтобуса выгружает какие-то тяжёлые сумки, и окончательно поняв, что она остаётся на своей земле до конца каникул, радостно воскликнула:

— Ой, что ж это я… Входите, вот же калиточка, здесь верёвочки нет. Заходите в гости. Я покажу вам своё хозяйство. И вы, дядя Коля, входите.

Она подвела нас к своей палатке и сразу предложила попить воды из стоящего у палатки ведёрка:

— Вот вода, я её из родника беру, она вкусная, лучше, чем из крана. Попейте, пожалуйста.

— Не откажусь, — ответил директор, и, зачерпнув полкружки, с удовольствием выпил, — хороша.

И я попил, и водитель, и хвалили мы воду Сони к великому её удовольствию. Наверное, впервые в своей жизни Соня обладала чем-то своим. Пусть просто водой, но своей и это своё она впервые могла давать взрослым. Соня начинала чувствовать свою причастность к миру.

Потом мы часа полтора, а то и два слушали увлечённый рассказ Сони о том, что она уже посадила, что собирается посадить. И показывала рисунки будущего своего родового поместья. Только домика в её планах-рисунках не было.

— Нам пора, — сказал директор Соне, — ты тут уж сама вещи распакуй. Там я и фонарь тебе на аккумуляторах привёз. Им вдаль светить можно, а если переключить на лампу дневного света, то и читать можно. А читать тебе теперь будет что. Я тебе и по дизайну участка журналы привёз, и книги по выращиванию всего, и по народной медицине.

— Ой, что же это я опять забыла, — всплеснула ручками Соня. — Я сейчас.

Она отогнула полог палатки, и мы увидели пучки разных трав, висящих на натянутой в палатке верёвочке. Она сняла несколько пучков и протянула их директору:

— Это чистотел. Травка такая. Это для Кати из нашей группы, ей надо заварить и пить. Она болеет часто. Я прочитала в брошюрке, которую вы мне давали… Насушила.

— Спасибо…

В общем, хороший человек этот директор и детей любит. Потом я с ним разговаривал, он меня о поведении Сони расспрашивал, кое-что дельное советовал.

А Соня так всё лето и прожила в палатке на гектаре своей земли. Расцвела в центре прекрасными цветами её клумба. Взошли на грядках лук, и редиска, и другое.

Вечерами, когда дни стали короче, часто можно было наблюдать, как мерцает в палатке под берёзкой свет фонаря. Каждый вечер читала Соня книжки по народной медицине да всё рисовала в своём альбоме будущее своей земли.

Когда в конце лета приехал за ней старенький детдомовский микроавтобус, я грузить помогал Сонины припасы. И грузить было чего. Одних трав она насушила пучков двести. Мешок картошки, три тыквы, в общем, загрузили микроавтобус. Я спросил у Сони:

— Ну, ты как, на следующий год? Палатку твою сохранять?

— Я обязательно приеду на следующие каникулы. В первый же день приеду на свою землю. Вы хороший сосед, дядя Коля. Спасибо вам за хорошее соседство!

И руку мне подала по-взрослому, окрепшая это была рука. Да и сама Соня за лето не только загорела, но и окрепла, увереннее в себе стала.

Она приехала на следующий год с саженцами плодовых деревьев, какой-то рассадой и сразу же взялась за дело. Люди нашего посёлка на собрании решили построить Соне маленький домик.

А Зина, жена предпринимателя, что самый большой коттедж строил, стала настаивать, чтобы не маленький.

— Стыдно людям в глаза смотреть. Все в посёлке дома закладывают, как дворцы, а один единственный ребёнок в палатке живет. Гости приезжают, думают про нас невесть что.

Зная нрав девочки, её болезненное отношение ко всякого рода подношениям, переговоры с ней по поводу строительства дома поручено было мне провести.

Я пришёл к ней и говорю: Соня, люди в посёлке на собрании решили построить тебе небольшой домик, ты только место укажи, где его поставить. А она меня как-то насторожённо спрашивает:

— Дядя Коля, а сколько будет стоить небольшой домик?

Ничего не подозревая, я и ответил:

— Тысяч двести, ну, в общем, по две тысячи с каждой семьи.

— По две тысячи? Но это же очень много денег. Значит, люди для своих детей чего-то меньше купят. На меня потратятся. Дядя Коля, очень прошу вас: скажите людям, что не нужен мне пока домик. Я и место для него ещё не придумала. Прошу вас, дядя Коля, объясните, пожалуйста, людям…

Она волновалась, и я понял, почему. Соня, получив свой гектар, впервые в жизни почувствовала себя независимой. Он заменил ей родителей, он нуждался в ней, а она в нём. Каким-то внутренним чутьем девочка ощущала или представляла себе, что её земля не хочет, чтобы к ней кто-нибудь чужой прикасался.

И, не дай Бог, если кто-нибудь после постройки домика упрекнёт, пусть даже молчаливым упрёком Соню. Ей дороже собственного дома собственная независимость.

Я стал убеждать не делать насильно девочке никаких подарков. А вскоре произошло неожиданное. Бегут с озера ребятишки мимо Сониного участка, впереди всех на крутом велосипеде сын предпринимателя Эдик. Он всё время подтрунивал над Соней, малявкой её звал, хоть и сам всего на три года старше её был.

— Эй, малявка, — кричит Соне Эдик, — всё ландшафтным дизайном занимаешься, и не надоедает тебе? Пойдём лучше с нами на зрелище смотреть.

— Какое зрелище? — спрашивает Соня.

— Мой папка сейчас строительную бытовку поджигать будет. Вон видишь. К нам уже и пожарная машина пришла на всякий случай.

— Зачем же её сжигать?

— Затем, что вид портит.

— Но после того, как она сгорит, на земле долго расти ничего не будет.

— Почему это не будет?

— Потому что все червячки полезные, все букашечки сгорят. Вот я костёр у палатки жгла и смотри: в этом месте теперь ничего не выросло.

— Надо же, какая ты, малявка, наблюдательная. Так спаси наших червячков. Забери старый вагончик, а то папка не знает, куда его сбагрить.

— Как же я его заберу, он же тяжёлый?

— Как, как? Краном, конечно. К нам послезавтра кран придёт. Ветряк ставить. В общем, забирай или костёр сейчас будет грандиозный.

— Хорошо, Эдик, я согласна забрать ваш вагончик.

— Тогда пойдем.

Взрослые соседи и множество ребятни собрались у усадьбы родителей Эдика. Пожарный расчёт в готовности. И тут Эдик подходит к идущему к строительной бытовке с канистрой бензина своему отцу и говорит к неудовольствию детворы и изумлению радостному взрослых:

— Пап, не надо сжигать этот вагон.

— Что значит не надо? Это почему?

— Потому что я его подарил.

— Кому?

— Малявке.

— Какой малявке?

— Ну Соне с крайнего участка.

— И что же? Она согласилась? Согласилась принять от тебя?

— Пап, ты что ж, мне не веришь, так сам тогда её спроси.

Эдик взял стоящую в толпе ребятишек Соню за руку, подвел её к отцу:

— Скажи, что согласна забрать эту будку. Говори.

— Я согласна, — тихо ответила Соня.

Ох, и не смог предприниматель скрыть распиравшую его гордость за сына. Это ж надо, ни от кого ничего не берёт и только от его Эдика решилась принять подарок своенравная Соня.

Когда детвора разошлась, позвал предприниматель всю бригаду, работавшую на отделке его коттеджа, и говорит бригадиру:

— Так, мужики. Берите любые материалы, работайте сутками, плачу по двойному тарифу, но чтоб через два дня внутри этой бытовки евроквартира была. Внешне пусть так и будет обшарпана. Но внутри…

Через два дня на Сонином участке рядом с берёзкой, на месте, где стояла её палатка, был поставлен на кирпичный фундамент обшарпанный строительный вагончик-бытовка. Обшарпанный, но подготовленный строителями к покраске, а финская краска и кисти находились внутри.

Соня потом сама его покрасила — свой первый в жизни собственный домик, стоящий на родной земле. Этот домик на следующий год превратился в сказочный теремок. Увитый плющом и диким виноградом и окруженный цветочными клумбами.

* * *

Прошло десять лет. Соня закончила школу и уже год жила в своём поместье. В посёлке, утопая в зелени и цветущих садах, возвышались коттеджи. Но самая лучшая, самая красивая усадьба была у Сони.

Когда её одногодки покидали детдом, уходя в неизвестность, пытаясь поступить хоть в какие-то училища, лишь бы было общежитие; найти хоть какую-то работу, лишь бы хватило на пропитание, — Соня была уже состоятельным человеком.

Жители посёлка сдавали менеджеру излишки фруктов и овощей. Скупалось выращенное в поместьях по довольно высокой цене. Экспортировалось в страны Евросоюза, в специальные магазины, продающие экологически чистую продукцию.

Сдавала менеджеру выращенное в своём поместье и Соня. Хотя, большую часть её продукции скупали приезжающие прямо к ней люди из города, услышавшие о необычной девочке и её чудесном поместье. И ещё Соня собирала лечебные травы и помогала многим людям избавиться от болезней.

Однажды в гости к своим родителям, теперь постоянно живущим в своём поместье, приехал Эдик. Он уже три года учился в престижном американском университете. Ему предстояла сложная медицинская операция.

Наверное, от заморской воды и питания произошли неполадки с печенью и почками. Перед операцией Эдик и решил недельку погостить у родителей. Зинаида, мать Эдика, предложила ему:

— Сынок, может, сходим к нашей местной целительнице. Вдруг поможет.

— Да ты что, мама, в каком веке живём? Там, на западе, медицина давно на высочайшем уровне. Что надо вырежут и заменят. Не беспокойся. Не пойду я к разным бабкам-знахаркам. Это ж позапрошлый век.

— Так я тебе и не предлагаю к бабкам. Давай сходим, ты помнишь, девочка маленькая из детского дома на краю нашего посёлка на удивление всем сама подаренный ей гектар земли обустраивала?

— А, эта малявка-то? Помню немножко.

— Теперь она не малявка, сынок, а очень уважаемый человек. За выращенное её руками две цены менеджеры платить готовы. А за её сборами травными из отдалённых мест приезжают. Хоть и рекламы она никакой не даёт.

— Откуда ж у малявки знания?

— Так она же с первого класса каждое лето на своём участке проводила, а каждую зиму ежедневно книжки разные по садоводству и народной медицине читала.

Детский ум острый, всё хорошо воспринимает. Из книжек она многое, конечно, почерпнула. Только люди говорят, больше она сама понимала. Ещё говорят, растения её понимают. Она с ними разговаривает.

— Ну и малявка! Сколько же она денег за лечение берёт?

— Иногда берёт, но бывает и бесплатно подлечит. Я вот прошлой осенью около пруда её встретила. Так она мне в глаза посмотрела и говорит: «Тетя Зина, у вас белки глаз не такие, возьмите вот травку, отвар сделайте и пейте, пройдёт». И прошло.

А белки действительно у меня были не такие, потому что печень болела. Теперь не болит. Пойдем, сынок, сходим, может, и твоей печени поможет.

— Так у меня, мама, не только печень. Уже диагноз поставлен — мне почку удалять будут. И тут никакие отварчики не помогут. Впрочем, пойдём сходим, интересно на поместье малявки посмотреть. Говорят, будто на рай оно похоже.

* * *

— Да! Здорово она обустроилась, — не сдерживая восхищения, сказал Эдик, когда они с матерью подошли к поместью Сони. Пока в посёлке люди все силы строительству коттеджей да заборов каменных отдавали, она действительно рай создавала. Ты смотри, мама, какой забор из зелени вырастила!

— Ты бы сад её видел, ещё не так бы восхитился. Только очень немногих в свой сад она пускает, — заметила Зинаида.

Приоткрыла калитку и позвала громко:

— Соня, если ты дома, выйди. Соня, ты дома?

Дверь из домика — бывшей строительной бытовки — растворилась, и на крыльцо вышла девушка. Плавным жестом она убрала за плечи тугую русую косу. Увидела Зинаиду в сопровождении сына, и на щеках её вспыхнул румянец.

Она застегнула верхнюю пуговку кофточки, обтягивавшей упругую грудь, мягкой, лёгкой и в то же время грациозной походкой молодая красавица спустилась с крыльца и направилась по дорожке к калитке, где стояли Зинаида и Эдик.

— Здравствуйте, тетя Зина. С приездом вас, Эдуард. Если хотите, войдите в мой дом или сад.

— Спасибо за приглашение, с удовольствием войдём, — ответила Зинаида.

А Эдик ничего не сказал и даже не поздоровался.

— Ты знаешь, Соня, — продолжала говорить Зинаида по дороге к саду, — проблема у сына моего, операция ему предстоит. Хоть и в Америке оперировать будут, а всё ж, беспокойно мне, матери, как-то.

Соня остановилась, повернулась и спросила у Эдика:

— Что же болит у вас, Эдуард?

— Сердце, — сдавленно ответил Эдик.

— Как сердце? — воскликнула Зинаида. — Ты же говорил печень, почка. Врал, значит, успокаивал?

— Не врал. Но теперь сердце, мама, бьётся, вот потрогай, как бьётся, — и, взяв руку матери, прижал её к своей груди, — слышишь, сейчас вырвется и взорвётся, если ты не уговоришь эту красну-девицу замуж за меня немедленно выйти.

— Ну и шутник, — засмеялась Зинаида, — чуть мать не напугал до смерти.

— А я не шучу, мама, — серьёзно ответил Эдик.

— Ну если не шутишь, — весело продолжила Зинаида, — так знай, к Соне уже половина посёлка сватов для своих сыновей засылала. Да всё безрезультатно: не хочет она выходить замуж. Вот и спроси, почему не хочет, а мать не подставляй.

Эдик подошёл к Соне и тихо спросил:

— Соня, почему вы не вышли ни за кого замуж?

— Потому, — тихо ответила Соня, — потому что я тебя ждала, Эдик.

— Вот шутники, вы чего над матерью насмехаетесь?

— Благословляй нас мама, немедленно, я не шучу, — твёрдо сказал Эдик и взял Соню за руку.

— И я не шучу, тётя Зина, — серьёзно сказала Соня.

— Не шутите… Значит и ты, Соня… Не шутишь… Так, если не шутишь, чего ж тётей зовёшь, а не мамой называешь?

— Хорошо. Буду называть мамой, — дрогнувшим голосом ответила Соня и, сделав шаг к Зинаиде, остановилась в нерешительности.

Зинаида была не в силах осознать сразу, что произошло — розыгрыш, шутка? Она серьёзно переводила взгляд с лица Сони на лицо сына и снова… В какой-то момент она поняла серьёзность намерений молодых людей и, поняв, метнулась к Соне, обняла её и заплакала:

— Соня, Сонечка, доченька, я поняла, вы серьёзно.

Вздрагивали и плечи Сони, прижавшейся к Зинаиде, и она повторяла:

— Да, мама, серьёзно. Да, очень серьёзно.

Потом молодые, взявшись за руки, медленно и никого не замечая вокруг, пошли по улице посёлка к поместью семьи Эдика. А впереди шла Зинаида. Она смеялась и плакала одновременно и непрерывно тараторила, подбегая к каждому встречному:

— Мы пришли… А они: раз — и влюбились друг в друга… А я: раз — и благословила… А сначала думала — шутка. А они: раз — и влюбились. А я им говорю... А они мне — свадьбу, мама, сегодня. Люди добрые, как же так можно? Надо ж готовиться, надо ж официально. Так же невозможно.

Когда, примерно, такой же сбивчивый рассказ услышал от нее вышедший навстречу муж, предприниматель, отец Эдика, он посмотрел на молодых и сказал:

— Ну, ты как всегда, Зинаида, тараторишь. И что это значит, свадьбу сделать сегодня невозможно? Да ты посмотри на этих молодых. Не сегодня надо делать свадьбу, а сейчас.

Эдик подошел к отцу и обнял его:

— Спасибо, папа.

— А что там… Спасибо. А что там обниматься. Горько кричать надо!

— Горько! Горько! — закричали собравшиеся вокруг люди.

Эдик и Соня на виду у жителей посёлка первый раз поцеловались. На свадьбу собрались все оказавшиеся дома на тот момент жители посёлка. Импровизированный стол на свежем воздухе накрывали тоже все вместе. Не «гудела», как это бывает на русских пьянках, а пела свадьба до глубокой ночи.

Несмотря на уговоры родителей, поселились молодожены не в коттедже, похожем на дворец, а в небольшом домике Сони.

— Пойми, отец, — говорил Эдик, — построили мы тут дворец с разными пристройками на полгектара. А красоты такой, как в Сонином поместье, и воздуха нет у нас. Снести половину надо.

Предприниматель потом пил неделю. Но на удивление всем стал сносить пристройки. Приговаривая:

— Понастроили тут сдуру, внуки не захотят селиться в таких катакомбах.

Счастливая жизнь Сони и Эдика…

Стоп! Это я уже начал рассказывать о будущем. И оно обязательно будет прекрасным. А в настоящем? В настоящем в городе Харькове есть хороший детский дом. И девочка Соня в нём.

Пошла Соня уже в третий класс, но гектара собственной земли у неё нет, так же, как и у Тани, Сережи, Кати… и у других сотен тысяч детей из детских домов.

Украинская Рада ещё и вопроса на повестку дня не поставила: давать ли в пожизненное пользование жителям своей страны, включая детей-сирот, по гектару земли для обустройства на нём родового поместья.

И Белорусская Дума не поставила, и Российская… Простят ли их дети? Смогут ли простить сегодняшние депутаты сами себя?

Зона будущего

Николай Иванович — начальник исправительной колонии особого режима, а в просторечии — тюрьмы, уже пятый вечер не уходил из своего кабинета вовремя. Когда заканчивался рабочий день, он отключал телефоны и ходил по кабинету в размышлении взад-вперёд. Иногда, он садился за стол, брал в руки зелёную папку и уже в который раз перечитывал её содержимое.

От имени группы осуждённых граждан, заключённых двадцать шестой камеры, отбывающий срок наказания по статье 931 Уголовного кодекса Российской Федерации, обращался к нему с немыслимым, на первый взгляд, предложением.

Осужденный по фамилии Ходаков предлагал взять для колонии сто гектаров заброшенных или неиспользуемых пахотных земель. Эту землю обнести колючей проволокой, установить вышки по углам, в общем, сделать всё положенное для предотвращения побега.

На этих ста огороженных гектарах будут работать, занимаясь сельским хозяйством, девяносто заключённых. Заявления желающих находились в этой же папке.

Так вот, эти заключенные своими заявлениями обязались кормить всю колонию овощами, отдавая на нужды колонии половину выращенного ими урожая. Вторую половину они просили передавать их семьям. В этом не было ещё ничего невозможного. В разных колониях заключённые работают на производствах.

В одних мастерят что-нибудь несложное в деревообрабатывающих цехах, в других — организованы швейные производства, и заключённые шьют простые вещи, телогрейки, трусы, получают за свой труд небольшую оплату. Оплата небольшая ещё и потому, что их труд малопроизводителен.

Здесь в папке лежало предложение: заключённые хотели заняться сельским хозяйством. Ну что ж, тоже можно. Оплата половиной урожая — возможна, не надо будет сбытом заниматься, отдавать продукцию под реализацию, потом месяцами ждать перечисления денег. Но вот дальнейшее…

Заключенный Ходаков от имени других заключённых просил, чтобы сто гектаров разделили на участки по одному гектару и закрепили каждый участок за конкретным заключённым. Далее, предлагалось дать возможность каждому заключённому построить на выделенном ему участке одиночную камеру.

Далее, по истечении срока отбывания наказания, тем, кто хотел бы остаться на своём участке, просили предоставить такую возможность. Не взимать, а уже покупать у него избытки урожая и предоставить возможность отбывшим срок наказания расширить свои камеры.

Зеленая папка с данным предложением или просьбой была передана Николаю Ивановичу ещё полгода назад. Помимо девяноста заявлений и текста предложения в папке лежала планировка будущих участков, красиво сделанная цветными карандашами.

На рисунках были изображены и сторожевые вышки, и колючая проволока, и контрольно-пропускной пункт.

После первоначального прочтения Николай Иванович отложил папку в нижний ящик стола, время от времени мысленно возвращаясь к сути её содержимого, но ответа никакого заключённым не давал.

Однако, случилось обстоятельство, заставившее начальника колонии ежедневно вот уже на протяжении пяти вечеров интенсивно размышлять над предложением заключённых.

Обстоятельство заключалось в следующем. Из управления пришёл приказ со следующего года приступить к расширению колонии, построить дополнительные камеры и быть готовым до конца следующего года к принятию ещё ста пятидесяти осуждённых граждан.

Вместе с приказом пришёл проект пристроек к существующим зданиям, сообщалось о сроках финансирования. Предлагалось на строительстве использовать труд заключённых.

Николай Иванович рассуждал так: «Финансирование, как всегда, будут задерживать, с материалами дешёвыми проблема. Смету делают на одни цены стройматериалов, а к строительству приступишь — они уже другие. Труд заключённых малопроизводителен.

Приказ заведомо невыполним. Но и не выполнять его нельзя. До конца службы осталось пять лет. Дослужился до звания полковника. Двадцать лет он начальник колонии, и ни одного взыскания. И вот тебе, приказ.

Но не эти обстоятельства были главными в рассуждениях полковника. Зелёная папка! Заключённый Ходаков в своей записке утверждал, что при содержании заключённых, согласно его проекту, будет выполнена главная задача подобных заведений — перевоспитание преступников.

То, что в современных исправительных учреждениях преступники не перевоспитываются, а скорее наоборот — делаются более опытными, Николаю Ивановичу было хорошо известно.

Иначе, не получали бы они срок второй и третий раз. Именно это обстоятельство сильно угнетало Николая Ивановича, отдававшего службе много сил и времени. Жизнь проходит, служба заканчивается, а что сделал? Получается, преступников растил.

Зелёная папка! Вот зараза. Ну, хоть бы прийти к твёрдой уверенности, что неприемлемое в ней предложение изложено, так нет же, не даёт что-то внутри отвергнуть его. И утвердиться в нём не в силах. Необычное предложение, нестандартное.

Утром следующего дня полковник первым делом приказал доставить к нему в кабинет заключённого двадцать шестой камеры Ходакова:

— Можете присесть, гражданин Ходаков, — указал Николай Иванович на стул вошедшему в сопровождении конвойного заключённому.

— Я тут перелистал содержимое вашей папочки. Вопрос конкретный к вам возник.

— Слушаю вас, гражданин начальник, — быстро проговорил заключённый, вставая со стула.

— Сидеть! — скомандовал конвойный.

— Да ты сиди, чего вскакиваешь, как на суде, — спокойно произнёс начальник колонии и обращаясь к конвойному, добавил:

— Ты подожди пока за дверью.

— Значит вы, Ходаков Сергей Юрьевич, вносите вот такое странное предложение?

— Оно, только на первый взгляд, выглядит странным. На самом деле, предложение весьма рационально.

— Тогда скажите сразу, напрямик, какую хитрость задумали? Условия для массового побега создать хотите? Среди ваших девяноста заявлений сроки отсидки у каждого от пяти до девяти лет. Значит, волю приблизить хотите?

— Если и есть хитрость в данном предложении, то не с побегом она связана, гражданин начальник, — заключённый снова встал и заволновался, — вы меня не так поняли…

— Да сиди ты спокойно. И давай без «гражданин начальник». Меня Николаем Ивановичем зовут. Тебя, из дела знаю, — Сергеем Юрьевичем. Психологом ты был. Диссертацию защитил, потом в бизнес подался. Срок за хищения в особо крупных размерах получил. Так?

— Срок получил… Николай Иванович, в начале перестройки ведь как было… Не успеешь к одним законам привыкнуть, как другие выходят…

— Ну, ладно, речь сейчас не об этом. Поясни задумку свою с этой сельхоззоной за колючей проволокой, или как там её ещё назвать можно?

— Я постараюсь пояснить, Николай Иванович. Только, трудно мне сделать это будет из-за одного обстоятельства.

— Какого?

— Понимаете, книжку мы прочитали, «Анастасия» называется. Потом ещё книжку, продолжение. В общем, в книжке говорится о предназначении человека.

О том, что если каждый живущий на земле человек возьмёт по гектару земли и сотворит на нём райский уголок, то вся земля в рай превратиться. Просто и убедительно в книжке об этом сказано.

— Куда уж проще. Если каждый возьмет и сотворит, то конечно, вся земля превратится… Только вы здесь при чём?

— Так, я же говорю: убедительно всё в этих книжках изложено. Кто-то бегло их, быть может, прочитал, не всё понял. У нас время есть: мы читали, обсуждали и поняли.

— Ну, и что из этого?

— Многие люди после прочтения этих книг захотят землю взять и создать на своей родовой земле райский оазис. Они на свободе, им это доступно. Вот и решили мы: пусть за колючей проволокой, но тоже взять по гектару, работать на нём, благоустраивать…

В качестве наказания — половину или даже большую часть продукции на нужды колонии или общества отдавать. Но просьба у нас: чтобы не забирали у нас участок, когда отбудем свой срок, у тех, кто захочет на нём остаться.

— Это что же, так и будете за колючей проволокой, под дулами конвойных свою жизнь доживать?

— Когда у всех срок кончится, вы можете снять заграждения из колючей проволоки и перенести их вместе с вышками на другое место. На новом месте новых заключённых из числа желающих своё поместье обустроить поселить. А мы — в своих останемся.

— Ага. А потом у тех срок выйдет, проволоку с вышкой на новое место, а они в свободных поместьях останутся. Так?

— Да, так.

— Фантасмагория какая-то. Это, что же, я, начальник колонии, буду для заключённых оазисы райские создавать? И вы верите, что такое может произойти?

— Я абсолютно убеждён в успехе. Как психолог убеждён. И сердцем чувствую. Вы сами посудите, Николай Иванович. Отсидит свои девять лет человек, выйдет на свободу. Друзей нет. Друзья его на зоне да в камерах. Семье он не нужен. Обществу тоже.

Кто захочет на работу хорошую бывшего зека брать? Безработных и так полно, с разными профессиями, в очередь стоят на биржах и с биографиями приличными… Никакого дела для бывшего зека в обществе не предусмотрено. Одна дорога: за старое взяться. И берутся, и вновь к вам попадают.

— Да знаю я про эту ситуацию… Что ты мне очевидное излагаешь. Ты скажи, как психолог: почему зеки, прочитав эти книжки, вдруг изменились, за землю даже за колючей проволокой решили взяться?

— Так перспектива вечности у каждого открылась. Так вроде считается, живет ещё человек, хоть и в камере. На самом деле, нет его. Умер. Потому, что нет у него жизненной перспективы.

— Что ещё за перспектива вечности?

— Я же говорю, трудно мне всё сразу изложить, что в книжках…

— Ладно, прочитаю я эти книжки, разберусь: что вас на такую лирику подвигло. Потом поговорим. Конвойный, уведи.

Заключённый Ходаков встал, заложил руки за спину и попросил:

— Разрешите задать ещё один вопрос?

— Говори, — согласился полковник.

— Когда мы разрабатывали проект этой зоны, то учли существующие инструкции о содержании заключенных. Никаких нарушений инструкций в проекте нет.

— Надо же, учли… Инструкции… Нарушений нет… Я проверю.

— Уведите,— приказал Николай Иванович конвойному.

Потом вызвал юриста, передал ему папку со словами:

— Вот возьми. Ознакомься и определи: в чём здесь нарушения инструкции содержания, доложишь через два дня.

Через два дня юрист сидел в кабинете начальника колонии. Свой доклад он начал с необычных для юриста обтекаемых формулировок:

— Дело в том, Николай Иванович, что, с точки зрения закона и инструкций, регламентирующих содержание граждан, в так называемых, местах лишения свободы, данный проект нельзя трактовать однозначно.

— Ты что это крутишь тут передо мной, Василий, как адвокат на суде? Мы с тобой пятнадцать лет друг друга знаем, — Николай Иванович встал из-за стола. Он почему-то слегка волновался. Он прошёлся по кабинету, снова сел:

— Говори конкретно, в чём здесь нарушается закон и инструкции.

— Конкретно… Ну если конкретно, надо всё по порядку.

— Давай по порядку.

— Мы строим зону. В проекте предусматривается изоляция территории от внешнего мира. Два ряда колючей проволоки огораживают сто гектаров зоны. Так же в проекте предусматриваются сторожевые вышки. В общем, ограждения территории зоны полностью соответствуют инструкциям.

Далее, в проекте предлагается разбить зону на отдельные участки, размером в один гектар и закрепить за каждым участком по одному заключённому. Ну, что ж тут сказать?

Согласно инструкции, мы и должны приучать несознательных граждан к труду, строить цеха по производству простейшей продукции, а также, устраивать подсобные хозяйства и частично переходить на самофинансирование.

Ведь, по закону разрешается создавать учреждения, подобные нашему, с особыми условиями хозяйственной деятельности и многоцелевым использованием лесного фонда[1]. В нашем случае, проектом предусматривается подсобное хозяйство, которое будет обеспечивать наших подопечных овощами, а возможно, ещё и на продажу останется. Пока, мы в рамках закона.

— Ты не тяни, давай дальше. Где мы за рамки выходим?

— А дальше предлагается на каждом участке построить отдельную камеру, в которой будет жить заключённый, за которым закреплено его рабочее место — гектар земли.

— Вот именно, каждому отдельную камеру на его гектаре. На нормальные кровати средств не хватает. А они отдельную камеру со всеми удобствами и меблировкой хотят. Утопия.

— Ты, наверное, невнимательно с проектом ознакомился, Николай.

— Что значит «невнимательно»? Да я его наизусть помню.

— Не знаю, не знаю… Но здесь прилагается чертёж и описание, так сказать, внутреннего интерьера этой отдельной камеры. Всё строго по инструкции. Кровать, клозет, стол, стул, полка для книг, тумбочка.

Металлическая дверь с глазком и внешним запором, решётки на окнах. А что касается финансирования, так тут чётко сказано: каждый заключённый сам финансирует изготовление своей одиночной камеры.

— Такого в проекте не было, когда я его просматривал.

— Не знаю… Не знаю… Вот смотри, есть. И рисунок, и рабочие чертежи для изготовителей, и описание.

— Что значит «есть»? Но когда я тебе передавал папку для ознакомления, этого там не было. Я точно помню, что не было. Я эту папку раз десять от корки до корки просматривал. И значит ты… За два дня…

— Я, Коля. Я. Только не за два дня. Они мне такую же папку ещё три месяца назад передали. Недавно я внёс свои коррективы, дополнения, они с ними согласились.

— Почему ты мне об этом ничего не рассказывал?

— Но ты же тоже только два дня назад попросил меня высказать своё мнение.

— Ну, ладно, давай говори, что ты про всё это думаешь?

— А то и думаю, Николай. Если этот проект осуществлён будет, то тюрем и лагерей в стране поубавится, а преступность сократится. И войдёшь ты, Николай Иванович, в мировую историю, как гениальнейший реформатор.

— Да брось ты про историю. Давай по существу. О законности. — Николай Иванович снова встал из-за стола и заходил по кабинету.

Юрист повернулся к прохаживающемуся в задумчивости начальнику колонии и произнёс:

— А отчего это ты, Николай, так волнуешься?

— Я волнуюсь? Да с чего мне волноваться? Впрочем… Прав ты, Василий. Волнуюсь. От того и волнуюсь, что не знаю, как мне в коротком рапорте об этом проекте генералу доложить.

— Вот оно что. Так ты, всё же, решил его продвинуть? Раз к генералу собрался?

— Собрался. Думал, ты проект раскритикуешь и убедишь меня не ходить к генералу. У меня и гора с плеч. А ты вот, похоже, поддерживаешь его?

— Поддерживаю.

— Значит, придётся идти, — как-то радостно подытожил Николай Иванович, словно боялся, что раскритикует его друг содержимое зелёной папки. Начальник колонии подошёл к шкафу, достал бутылку коньяка, лимон, две рюмки:

— Давай выпьем, Василий, за удачу. А ты, когда к этой зелёной папке так расположился участливо?

— Не сразу.

— И я не сразу.

— Дочь у меня на юридическом в институте учится. Диплом сейчас пишет. Тема её дипломной работы: «Влияние содержания граждан в местах лишения свободы на искоренение преступных деяний». Она мне почитать дала свою работу.

Прочитал, а там у неё написано: «Девяносто процентов граждан, отбывших свой срок в местах лишения свободы, совершают преступные деяния повторно. Основными причинами удручающей статистики правонарушений является следующее:

— воспитание человека, приведшее его к совершению правонарушения;

— сложность адаптации в обществе, после пребывания человека в месте лишения свободы;

— формирование преступного мировоззрения во время нахождения человека в преступной среде!»

Ты представляешь, что она написала, Николай? Это, что же получается, мы с тобой, честно неся свою службу, формируем преступное мировоззрение?

— Мы ничего не формируем. Мы действуем по уставу, закону и инструкциям. Хотя, ты знаешь, и у меня какая-то неудовлетворённость присутствует. Гнал её от себя. Думал, не моего ума это дело.

А когда эта зелёная папка появилась… Полгода раздумывал. Теперь решил — пойду к генералу. Только вот несколько раз садился, чтобы рапорт потолковее составить, да не получается.

— Давай вместе попробуем. Я думаю, тут главное не испугать начальство оригинальностью, необычностью проекта. Надо как-то попроще.

— Согласен, надо проще. А как? Если они просят за каждым заключённым, отработавшим свой срок на вверенном ему гектаре земли, оставить эту землю после освобождения в пожизненное пользование.

— Да. Этот пункт пока невыполним. Нет у нас пока в государстве закона о выделении земли в пожизненное пользование. Я думал об этом пункте. Надо честно им сказать.

По окончании срока, будет рассматриваться вопрос о закреплении участка земли за освобождающимся в рамках существующего к моменту освобождения земельного законодательства. Думаю, они поймут.

Всем ясно: выше закона не прыгнешь. Не мы законы сочиняем. Но о тенденции тоже надо сказать. Всё сейчас к тому идёт, что будет закон, позволяющий иметь землю.

— Дай-то Бог, — Николай Иванович снова наполнил рюмки коньяком. — Давай ещё по маленькой за удачу.

Чокнулись, и вдруг Николай Иванович поставил свою рюмку на стол и снова заходил по кабинету.

— Ты что, опять разволновался? — спросил его юрист.

— Понимаешь, Василий, не останавливаясь, с тревогой говорил Николай Иванович, — мы тут с тобой размечтались, как мальчишки, о высоких материях… Размечтались, а забыли, что имеем дело с преступниками.

Есть, конечно, среди них и просто оступившиеся. Они, может, и хотят наладить свою жизнь, в рамках закона. Но основной контингент — отморозки. Они совсем о другом помышляют, и здесь какая хитрость у них имеется?

— Я тоже об этом думал, Николай. А давай-ка мы их проверим, а уже потом ты и решишь, идти тебе к генералу с рапортом или нет.

— Как мы их проверим?

— А вот как. Ты скажи, тебе когда эту папку зелёную передали?

— Примерно полгода назад.

— Значит, они больше полгода назад обсуждали этот проект, рисунки делали, чертежи. Потом, всё красиво в папочку оформили и девяносто заявлений приложили. А давай-ка мы этих, кто заявления написал, неожиданно без предупреждения в актовом зале соберём.

Пригласим специалистов, ну, агрономов, овощеводов, и пусть они их проэкзаменуют. Вопросы о том, как, что и когда в почву высаживать надо, зададут, а мы посмотрим, сколько будет желающих ответ дать.

Понимаешь, если они всё это серьёзно, и у них эта идея без подвоха, если это мечта такая у них, то не могли они просто сидеть и ждать полгода ответа на своё предложение. Обязательно изучать должны были агротехнологии.

— Ну, ты даешь, Василий. Да чтоб отморозки полгода изучали, как цветочки, огурчики сажать… Не верится. Может, кто из деревни и ответит. А чтоб эти…

— Так я же и говорю, проверим давай, прежде чем решать, идти к генералу или нет.

В актовом зале сидело не девяносто заключённых, а двести. К тому времени, как начальник колонии пригласил специалистов в области агротехнологий — двух преподавателей сельхозинститута и одного из техникума, — количество желающих поселиться в новой зоне возросло до двухсот человек.

Заключённые рассаживались в зале, не предполагая, что им сейчас будет устроен экзамен. Они видели, что за стоящим на сцене столом сидят три человека, но не представляли, кто они. Начальник колонии вышел на сцену и сообщил:

— В связи с тем, что мы предполагаем организовать подсобное хозяйство, нам понадобились люди, знакомые с сельским хозяйством. В общем, я представляю вам преподавателей профильных учебных заведений, они зададут вам вопросы, после чего мы решим, кому можно доверить участок земли…

Николай Иванович по очереди представил преподавателей и предложил им задавать вопросы собравшимся. Первым задал свой вопрос сидевший справа пожилой преподаватель сельхозтехникума:

— Кто из вас, уважаемые, сможет доложить мне: в какой срок необходимо высаживать семена помидоров для выращивания рассады? В какой срок высаживать рассаду в грунт? И если вам известно такое выражение, как пикирование, то сообщите, пожалуйста, какие признаки говорят о его необходимости?

«Эко, загнул, — подумал Николай Иванович, — в одном вопросе сразу несколько, на такое, пожалуй, и моя жена, заядлая дачница, по памяти не ответит. Она всегда в книжки заглядывает, прежде чем посадить чего-нибудь. Вот и зал сидит молча, не шелохнётся».

Молчание в зале расстроило Николая Ивановича. Втайне ему хотелось, чтобы был осуществлён проект, представленный заключёнными в зелёной папке. Он так придирчиво и относился к проекту не потому, что отвергал его, а хотелось Николаю Ивановичу заранее устранить все изъяны и недочёты.

Молчание зала говорило о несерьёзности отношения к проекту самых главных его участников, а это означало невозможность осуществления изложенного в зелёной папке.

«Надо же, молчат, неужели нет ни одного деревенского мужика? Хотя и в деревне не мужики, а женщины занимаются грядками».

Чтобы как-то разрядить затянувшуюся паузу, Николай Иванович встал из-за стола и строго сказал:

— Вы что, вопроса не поняли?

— Поняли, — ответил ему сидящий в первом ряду молодой заключённый.

— А если поняли, так отвечайте на вопрос.

— Кому отвечать? Вы же никого к доске не вызвали.

— Как «кому»? Какая доска? Кто знает, как ответить, пусть руку поднимет.

В одно мгновение высоко подняли руки все двести заключённых, сидящих в зале.

Тут же замерли переговаривающиеся между собой преподаватели-экзаменаторы. Смешанные чувства нахлынули на Николая Ивановича.

Здесь была и гордость за своих подопечных, и возвращенная надежда на осуществление проекта, и тревога: сможет ли кто-нибудь из поднявших руку достаточно правильно ответить на вопрос.

— Давай ты отвечай, — указал он рукой на говорливого молодого заключённого, сидящего в первом ряду.

Молодой человек встал. Погладил исколотой татуировкой рукой свою лысую голову и начал без запинки быстро говорить:

— Срок высадки семян помидоров для взращивания рассады не может быть ежегодно одинаковым. Он зависит от сроков наступления устойчивой, без заморозков, погоды. А она, эта погода, разнится год от года.

Учитывая необходимость высадки в грунт рассады до цветения растения и зная вегетативный период, мы можем рассчитать срок высадки семечка для взращивания рассады в тепличных условиях или на подоконнике.

— Достаточно, молодой человек, — прервал выступление заключённого преподаватель техникума. — Поднимите руки, кто может продолжить?

Снова двести рук подняли сидящие в зале. Преподаватель указал на пожилого заключённого, по внешнему виду — матёрого преступника с золотой фиксой во рту. Пожилой заключённый быстро встал и степенно заговорил:

— Почва для них нормальной должна быть, а не какая-то там халабуда. Надо гумуса, переработанного червями, взя