V. Девочка и ее возрастная группа

До шести-семи лет как минимум девочка очень мало общается со сверстницами. Конечно, братья, сестры, кузены, живущие в одном доме, резвятся и играют вместе, но вне дома каждый ребенок льнет к своей юной няньке и вступает в контакт с другими детьми только тогда, когда их няньки дружны между собой. Но около семи лет начинают образовываться большие группы, своего рода добровольные товарищества, впоследствии распадающиеся. В эти группы входят и дети родственников, и соседские дети. Они строго разделены по половому признаку, и вражда между маленькими девочками и мальчиками — одна из самых заметных черт жизни этих групп. Маленькие девочки в это время уже начинают “смущаться” своих старших братьев, и для них входит в силу запрет появляться когда бы то ни было в обществе группы мальчиков. Различие между половыми группами создается и тем, что мальчики в отличие от девочек, загруженных заботами о своих маленьких подопечных, меньше заняты по дому и могут дальше удаляться от него в поисках приключений. Группы маленьких детей, из которых состоит толпа зевак, наблюдающих какую-нибудь работу взрослых, нередко включают как мальчиков, так и девочек, но здесь основой объединения оказываются возрастные ограничения, устанавливаемые взрослыми, а не добровольные объединения самих детей.

Эти детские компании обычно состоят из детей восьми или десяти соседних домов. Все это — текучие, случайные сообщества, настроенные явно враждебно к своим сверстникам из других деревень или даже к таким же группам в своей собственной. Кровные связи нарушают границы этих образований, построенных по принципу соседства, так что ребенок может быть в хороших отношениях с членами двух или трех различных групп. Чужая девочка из другой группы, нрибывшая в новую для нее компанию в своей деревне, всегда может рассчитывать на помощь своей родственницы. Но маленькие девочки из Сиуфанги поглядывают искоса на маленьких девочек из Лумы, ближайшей соседней деревни, и уж совсем подозрительно — на маленьких девочек из Фалеасао, деревни в двадцати минутах ходьбы от их собственной. <...>

Сильные дружеские привязанности никогда не завязываются в этом возрасте. В структуре группы явно доминируют родственные или соседские отношения, личность стоит на втором плане. Наиболее сильные привязанности всегда возникают между близкими родственниками, и пара маленьких сестричек занимает на Самоа место наших закадычных подружек. Когда говорят о глубокой привязанности, то западное: “Да, Мэри и Джулия так хорошо дружат, совсем как сестры” — заменяется на Самоа простым объяснением: “Но ведь она родственница”. Старшие девочки защищают младших, балуют их, сплетают для них ожерелья из цветов, дарят им свои самые дорогие раковины. Эти родственные связи — единственный устойчивый элемент в группе, но даже они ставятся под угрозу, если меняется местожительство. Эмоциональный тон в отношении жителей другой деревни приводит к тому, что даже две кузины из разных деревень поглядывают друг на друга искоса. <...>

Дети этого возраста, собираясь в группы, только играют, у них нет никаких других занятий. И в этом отношении пребывание в группе диаметрально противоположно домашней жизни самоанской девочки, где она только работает: нянчится с детьми, выполняет бесчисленное множество простейших хозяйственных

дел, постоянно бегает с какими-то поручениями. Девочки собираются в группки рано вечером, еще до позднего самоанского ужина, а иногда и во время всеобщей послеполуденной сиесты. Лунными ночами они бегают по деревне, то нападая, то спасаясь бегством от ватаг мальчишек, подглядывают, что делается в домах за занавесями-циновками, ловят прибрежных крабов, устраивают засады на неосторожных любовников или же подкрадываются к какому-нибудь отдаленному дому, чтобы посмотреть на роды, а может быть, и на выкидыш. Одержимые страхом перед старейшинами деревни, перед маленькими мальчишками, собственными родственниками, ночными призраками, они не рискнут отправиться в свои ночные похождения, если их не набралось четверо или пятеро. Это группки настоящих маленьких бунтарок, сбежавших от домашней скуки. Из-за сильного родственного чувства, из-за привязанности к дому, осознания того, что они пользуются украденным временем, из-за необходимости незамедлительного осуществления намеченных группой планов, а также из-за опасности наказания, нависшей над головами детей, если они зашли слишком далеко, самоанский ребенок столь же зависим от своего непосредственного взрослого окружения, как и ребенок на нашем сельском Западе. В действительности круг, в котором девочка замкнута, здесь не превышает в диаметре одной восьмой мили. Но палящее солнце, обжигающие пески, вдобавок к количеству родственников, от которых нужно сбежать днем, сонмы призраков, от которых необходимо скрыться по ночам, увеличивают это расстояние, превращая его в барьер для дружбы, равнозначный трем-четырем милям в сельской Америке. Так возникает феномен изолированного ребенка в деревне, полной сверстников. <...>

Но эти прихотливо возникающие сообщества девочек были возможны только в возрасте от восьми до двенадцати лет. По мере приближения периода полового созревания и но мере того как девочка набирает физическую силу и приобретает новые навыки, ее снова поглощают заботы по дому. Она должна разжигать очаг, идти работать на огород, ловить рыбу. Ее дни заполнены долгим трудом и новыми обязанностями.

Вот случай с Фиту. В сентябре она была одной из руководительниц маленькой ватажки — немного выше других, немного худощавее, более шумная и предприимчивая, но всего лишь легкомысленная маленькая девчонка среди других девочек и постоянно с крупным младенцем на коленях. Однако в апреле она передала этого младенца младшей сестре девяти лет. Еще меньший ребенок был передан на попечение пятилетней сестренке, и Фиту стала работать с матерью на огороде. Ее стали брать в длительные походы за корой гибискуса и на рыбную ловлю у рифоз. Она стала стирать белье у моря, а в дни приготовления пищи помогать на кухне. Время от времени она по вечерам убегала поиграть на лужайке со своими прежними подружками, но тяжелый и непривычный дневной труд, как правило, слишком утомлял ее, да к тому же в ней выросла какая-то легкая отчужденность. Она чувствовала, что ее более взрослые занятия отделяют ее от остальной группы, с которой она была так близка прошлой осенью. Несколько раз она пыталась сблизиться со старшими девочками, живущими по соседству. Мать посылала ее ночевать в дом пастора, где много старших девочек, но через три дня она вернулась домой. Эти девочки были слишком взрослыми для нее. “La'itiiti a'u” (“Я еще маленькая”), — сказала она, вернувшись. И все же она была потеряна для своей прежней группы. В трех деревнях было четырнадцать таких девочек, вплотную приблизившихся к возрасту полового созревания, выполнявших непривычную для них работу, девочек, вступивших в новые и более тесные отношения со взрослыми в своих семействах. У них еще не проснулся интерес к мальчикам, поэтому среди них не возникали новые компании, основанные на сексуальных интересах. Они спокойно выполняли свои работы по хозяйству, выбирали наставницей одну из пожилых женщин своего семейства и постепенно привыкали к тому, что эпитет “маленькая” уже больше не применялся к ним. И никогда более они не сольются в те свободные, подвижные группки, как в возрасте до десяти лет. В шестнадцать-семнадцать лет соседские связи все еще господствуют в жизни девушки, и потому в этом возрасте их компании состоят из двух-трех человек, не более. Но чувство соседской солидарности полностью исчезает у девушек после семнадцати лет, и они не обращают ни малейшего внимания на сверстницу, живущую рядом, и ходят в гости к родственнице на другом конце деревни. Решающим фактором складывающейся дружбы теперь оказываются родство и сходные сексуальные интересы. Девушки в это время уже реагируют, хотя и пассивно, на возрастающий интерес к ним юношей. Если милый ее сердцу имеет закадычного друга, неравнодушного к ее кузине, то между этими родственницами возникает пылкая, хотя и преходящая дружба. Иногда дружеские связи такого рода выходят за рамки чисто родственной группы.

Хотя девушки в это время могут довериться только одной или двум своим юным родственницам, их изменившийся сексуальный статус ощущается и другими женщинами в деревне. Он же приводит к тому, что дружеские привязанности постоянно смещаются и меняются: девушка превращается из пугливого подростка, боящегося всех девиц старше себя, в девушку, для которой ее первая или вторая любовная связь все еще представляется очень важным событием, в девушку, начинающую сосредоточивать все свое внимание на одном юноше и строящую брачные планы. Кроме того, незамужние матери выбирают ей друзей женского пола, по возможности находящихся в том же положении, либо же женщин с неопределенным брачным статусом — брошенных или опозоренных молодых жен.

Очень немногие из привязанностей младших девочек к старшим переживают пубертатный период. Двенадцатилетняя девочка может сильно привязаться к своей шестнадцатилетней кузине, быть в восторге от нее, хотя это поклонение не более чем бледная тень школьного “обожания”, характерного для пашей цивилизации. Но когда ей будет пятнадцать, а кузине — девятнадцать, картина изменится. Ведь весь мир взрослых или почти взрослых враждебен ей, он шпионит за ее любовными похождениями, проявляя при этом самую изощренную утонченность. Ему нельзя верить ни в коем случае. Можно доверять лишь тем, кто именно сейчас занят столь же рискованными похождениями.

Можно с уверенностью сказать, что, исключая те искусственные условия, которые создаются, когда девушки живут в семье местного пастора или же в большом миссионерском пансионате, они заводят дружбу только среди родственников. (Наряду с большими женскими школами-пансионатами, сеть которых охватывает все Американское Самоа, пастор каждой общины содержит небольшой неофициальный пансионат для девочек и мальчиков. В эти школы посылают девочек, родители которых желают, чтобы вспоследствии они поступили в большие государственные пансионаты, а также тех, чьи родители хотят, чтобы их дочери после трех-четырех лет пребывания в пасторском доме приобрели преимущества лучшего образования и воспитания.) Но если учесть, что одна из решающих характеристик семейных связей на Самоа — совместное проживание, то дружба, возникающая между девочками, живущими в пасторском доме, психологически не очень отличается от дружбы кузин или дружбы родственниц, в одной семье. Единственный вид дружбы, где совместное проживание и членство в одной и той же родственной группе не является основой дружеских связей,— это институционализованные взаимоотношения между женами вождей и женами ораторов. Но эти дружеские отношения могут быть поняты только по аналогии с дружбой мальчиков и мужчин.

Маленькие мальчики следуют тому же самому образцу, что и маленькие девочки, образуя ватажки, основанные на двойных узах — соседства и родства. Чувство возрастного превосходства здесь всегда сильнее, чем у девочек, потому что старшие мальчики не поглощены домашней жизнью, как девочки. Мальчики двенадцати лет пользуются той же самой свободой, что и мальчики пятнадцати-шестнадцати лет. Граница между мальчиками младшего и старшего возраста здесь постоянно смещается: подросток то верховодит младшими, то послушно плетется за старшими. Между мальчиками существуют две институционализованные формы отношений, обозначаемые одним и тем же словом, которое, возможно, в свое время определяло одно и то же отношение.

Это соа — товарищ по обрезанию и посланник по любовным делам ²³. Мальчиков обрезают парами, причем они сами организуют этот обряд, находя старика, славящегося искусством в этом деле. Здесь, по-видимому, мы сталкиваемся с простой логической взаимозависимостью причины и следствия: мальчик выбирает друга (а это обычно его родственник) как товарища по обряду, а опыт, приобретенный ими при этом, теснее привязывает их друг к другу. В деревне, где я жила, имелось несколько пар таких мальчиков, совместно подвергшихся обрезанию; они все еще оставались неразлучными друзьями и часто спали вместе в доме одного из них. Такие связи иногда приводили к гомосексуальным отношениям. Однако когда я проанализировала дружбу между юношами в деревне, то я не смогла обнаружить ее тесной зависимости с подростковыми союзами: мальчики старшего возраста столь же часто образовывали группы из трех-четырех членов, как и парные.

Выбор товарища мальчиком, у которого период полового созревания наступил уже два или три года назад, определяется и обычаем: молодой человек очень редко сам говорит о своей любви и никогда сам не предлагает девушке выйти за него замуж. Соответственно он нуждается в друге приблизительно своего возраста, которому он может доверить пропеть свои мадригалы и продвинуть дело с требуемым пылом и осторожностью. Для этих дел прибегают к помощи родственника, а если предприятие кажется достаточно безнадежным — то и нескольких родственников. Выбор друга молодым человеком определяется тем, что ему нужен посланник не только верный и преданный, но и вкрадчивый, умеющий внушить доверие сводник. Эта дружба, соа, часто, но не обязательно основана и на взаимных услугах. Эксперт по любовным вопросам, когда приходит время, освобождается от услуг посредника, желая в полной мере насладиться сладкими плодами всех стадий ухаживания. В то же самое время на его услуги большой спрос и у других, при условии, конечно, что ему доверяют и надеются на его добропорядочность.

У мальчиков есть и другие дела помимо любовных, где требуется кооперация. Каноэ для ловли бонито нуждается в команде из трех человек; для ловли угрей петлей на рифах нужны два человека; работа на общинных плантациях таро требует усилий всех юношей деревни. Поэтому, хотя мальчики тоже выбирают своих лучших друзей среди родственников, чувство общественной солидарности у них всегда более развито, чем у девочек. Ауалума — организация молодых девушек и жен нетитулованных — чрезвычайно неспаянное товарищество, собирающееся для весьма редких общинных работ и для еще более редких празднеств. В деревнях, теряющих из-за ненадобности старую усложненную социальную организацию, именно ауалума исчезает первой. В то же самое время ауманга — организация молодых людей — занимает слишком большое место в деревенской экономике, чтобы от нее можно было избавиться с такой же легкостью. И действительно, аумаига — наиболее устойчивое социальное образование деревни. Собрания матаи — более формальная организация, так как большую часть времени они проводят в своих семействах. Молодые же люди работают вместе целыми днями, трапезничают до и после работы, прислуживают на всех сборищах матаи, а когда дневные работы окончены, вместе отправляются танцевать и ухаживать за девушками. Многие из этих молодых людей ночуют в домах друзей — привилегия,. с большой неохотой даваемая девушкам, которые, вообще говоря, находятся под большим присмотром. <...>

Можно сказать, что как организационный принцип дружеские связи, основанные на возрасте, кончаются для девушек перед наступлением полового созревания, их домашние обязанности очень индивидуальны и им нужно скрывать свои любовные похождения. У мальчиков дело обстоит наоборот: их большая свобода, более обязательный характер организации их групп, постоянное участие в общественном труде порождают возрастные группы, сохраняющиеся в течение всей жизни. На организацию таких групп определенное, но не решающее влияние оказывает родство. На солидарности же этих группировок отрицательно сказываются различия в рангах их членов, различные притязания молодых людей на будущее положение в обществе, разный возраст людей равного ранга.