Состояние катехизации к VIIIв

В своей истории Церкви Н. Д. Тальберг констатирует, что со второй половины V-го и на протяжении всего VI-го века катехизация или обобщенно говоря духовное просвещение, находилось в весьма плачевном и запущенном состоянии[134]. В общем и целом, отсутствовал интерес к разработке догматических вопросов, христианского понимания проблем развивающегося общества. Актуальные вопросы триадологии и христологии уже были разрешены в период предыдущих Вселенских соборов. Догматическая база Церкви в основе своей была сформирована. Кроме факта устоявшегося корпуса вероучения, основанного на святоотеческом наследии, среди богословов имел место страх отступить от православия, если их богословские идеи начнут идти вразрез со святоотеческой мыслью. Духовное просвещение, катехизация неразрывно связаны с литературно-богословской деятельностью. По большому счету, литературное наследие богословов и церковных философов – это активная форма катехизации, когда живое слово веры звучит не с амвона, а со страниц рукописей и книг. В свете сложившейся ситуации, к началу VII века эта деятельность постепенно утихла. Богословские изыскания стеснялись также посредством влияния извне, главным образом из-за прямого вмешательства Византийских императоров в духовную сферу жизни Церкви[135]. Кроме того, в числе факторов торможения катехизации следует отметить исламскую экспансию и нашествие на Византию варваров (главным образом готов и вандалов). В условиях, когда христианство на завоеванных территориях предавалось огню и мечу, продвигать духовное просвещение вперед было почти невозможно. Кажущаяся стабильность догматической системы того времени, нежелание со стороны большинства церковных писателей и богословов давать православно-догматическую оценку многим актуальным вопросам того времени и сложная политическая ситуация в Византии стали препятствиями к активному развитию катехизации.

4.3. «Точное изложение православной веры» прп. Иоанна Дамаскина (VIII в.)

Постепенно к концу тысячелетия, катехизация переходит из катехизации языческой в катехизацию (или увещание) монашескую. Такие катехизисы находим в VIII, IX, X-XI вв. К наиболее ярким их образцам следует отнести «Точное изложение православной веры» прп. Иоанна Дамаскина (ок. 675 - ок.753(780)), «Большое и Малое оглашение» прп. Феодора Студита (759-826) и «Огласительные слова» прп. Симеона Нового Богослова (949—1022).

Относительно того, что катехизация становится увещанием находим в комментарии Гроссу к малому оглашению Феодора Студита: «Катехизисами преп. Феодор Ст. называл те многочисленные огласительные поучения, которые он неизменно предлагал братии…»[136]

Первым из этих катехизисов было написано «Точное изложение православной веры» прп. Иоанна Дамаскина. Этот катехизис входит в фундаментальный труд святого «Источник знания», состоящего из философской («Диалектика»), обличительной («О ересях») и догматической («Точное изложение православной веры») частей.

«Точное изложение» состоит из сотни догматических глав, которые в более позднее время были разделены на четыре книги: главы 1-14; 15-44; 45-73; и 74-100. Такое деление было, видимо, выполнено на западе по образцу «Сентенций» Петра Ломбардского (1100-1160)[137].

Книга 1 "Точного изложения" разъясняет Бога как Единицу и Троицу. Вторая повествует о Божием создании, как видимом, так и не видимом, с особым вниманием к человеку и его способностям. Большая часть этой книги всего лишь представление естественно научных знаний того времени и по этой причине в настоящий момент не представляет собой практического интереса. А вот части, посвященные ангелам, провидению, предвидению, предопределению имеют непреходящее догматическое значение. Книга 3 посвящена исключительно Христологии. Деление на книги 3 и 4 абсолютно произвольно, т.к. главы 1-8 книги 4 являются продолжением Христологии третьей книги. Оставшаяся часть книги 4 повествует о вере, Крещении, Евхаристии, родословии Иисуса Христа и Богородицы, чествовании святых и их мощей, о святых образах и ряде других предметов. Заканчивается эта книга Воскресением.

Уже из общего порядка видно, что «Точное изложение» имеет порядок Никео-Цареградского Символа Веры. Два важных члена Символа из этого порядка, однако, опущены: о Святом Духе и о Церкви. И если о Духе все-таки говорится в главах 7-8 книги 1, то учение о Церкви опущено Дамаскиным совершенно. Тем не менее «Точное изложение» представляет собой чрезвычайно успешный синтез учения святых отцов Церкви и Вселенских соборов.

Можно сказать, что данный труд прп.Иоанна Дамаскина – это попытка изложить полное догматическое учение Церкви. Однако она не была чем-то принципиально новым. Нам известны подобные работы и других авторов: «О началах» Оригена (185-254), «Огласительные беседы» свт. Григория Нисского (335-394), «Огласительные слова» свт. Кирилла Иерусалимского (315-386). Подобно прп.Иоанну Дамаскину, попытку полностью изложить все догматическое учение Церкви предпринял и блж.Феодорит Кирский (393-457) в своей пятой книге «Еретичесих басней» - «Сокращенное изложение Божественных догматов». Эта работа блж.Феодорита излагает практически те же догматы что и "Точное изложение веры" и почти в том же порядке. Видимо именно «Еретические басни», представляющие собой четыре книги исторического плана и описывающие собственно ереси, а также пятую книгу с изложением догматики, послужили образцом Дамаскину для написания «Источника знаний»[138]. Однако все эти работы предшественников прп.Иоанна Дамаскина ограничивались уровнем развития богословия своего времени, и посему ни одна не может претендовать на «Точное изложение» православной догматики. Да и сами выше приведенные авторы не претендовали в своих произведениях на полноту изложения догматов веры. Способность Дамаскина к синтезу, понимание православной христологии и широкое знание святоотеческой литературы сделало его способным как никого другого к написанию "Точного изложения православной веры".

Дамаскин наиболее часто цитирует свт.Григория Богослова (329—390), в частности в изложении доктрины Бога и Троицы, хотя в раскрытии вопроса о божественной природе видно влияние Псевдо-Дионисия. Книга 1 почти вся написана под влиянием свт.Василия Великого (330-379), свт.Кирилла Александрийского (378-444) и прп.Анастасия Синаита (640-700). В книге 2 в вопросе о творении Дамаскин опирается на отцов-Каппадакийцев; в вопросе о природе человека на труд «О природе человека» еп.Немесия Эмесского (IV-Vвв). В написании Христологии (книга 3 и первой части книги 4), Дамаскин помимо свт.Григория Назианзина (329-390) широко пользуется работами Леонтия Византийского (485-543), Максима Исповедника (580-662), прп.Анастасия Синайского (640-700), а также свт.Василия Великого (330-379), Григория Нисского (329-390), Кирилла Александрийского (378-444), свт.Иоанна Златоуста (347-407) и других. В освещении остальных вопросов книги 4 его основным источниками являлись три каппадокийца и свт.Кирилл Иерусалимский (313-386). Удивительно, но в «Точном изложении православной веры» отсутствуют заимствования из доникейских отцов. Упоминается только Ориген и то в порядке критики, при том, что Дамаскин очевидно был очень хорошо с ними знаком и широко цитирует их в своих «Священных параллелях».

Не смотря на внушительный список отцов, трудами которых прп.Иоанн пользовался при написании «Точного изложения», а также многих других не упомянутых, этот труд нельзя назвать простой компиляцией. Как уже было упомянуто выше это – синтез святоотеческого богословия, изложенный понятным языком в наиболее совершенной форме. Так, например, главы о психологии, провидении, предопределении, о Евхаристии, о почитании святых и святых образов представляют собой новое, доступное и всем понятное изложение этих вопросов. Так же учение о Воплощении изложено удобовразумительно и чрезвычайно полно.

Однако, справедливости ради, стоит отметить, что в этой работе есть и слабые места, такие как: доказательства существования Бога, о Святом Духе и лакуны (учение о Церкви, милости, эсхатологии).

Несмотря на это «Точное изложение» является очень важной работой с точки зрения углубленной катехизации уже крещенных, желающих глубоко разобраться в православной восточной вере. По этой причине данный труд, в составе «Источника знаний», был переведен на славянский язык для новокрещенного болгарского народа еще в начале Xв. при царе Симеоне экзархом Болгарии свт.Иоанном. Дальнейшие переводы на славянский язык были сделаны: князем Андреем Курбским (1525-1583), киевским иеромонахом Епифанием Славинецким (1600-1675), архиепископом Московским Амвросием (Зертис-Каменским) (1708-1771). На русском «Точное изложение» впервые было издано в Москве Московской духовной академией в 1840г. В 1894г., опять же в Москве, был опубликован перевод свщ.Александра Бронзова[139].

4.4. «Великое» и «Малое» «Оглашения» прп. Феодора Студита (759—826)

Наиболее популярными творениями за всю историю святоотеческой письменности являются нравственно-поучительные произведения прп. Феодора Студита. Говоря об этой категории произведений в своей магистерской диссертации о святом, свящ. Николай Гроссу констатирует, что эти произведения составляют «самый обширный и наиболее популярный в истории святоотеческой письменности отдел его творений»[140]. К ним относятся «Великое оглашение» (другое название – «Большой катехизис»), «Малое оглашение» (или «Малый катехизис») и «Книги похвальных слов». Во многом этими своими литературными трудами, так же как исповедничеством и подвижничеством, Феодор Студит «возвратил восточно-христианское монашество к первоначальным принципам общежития».[141] Будучи продолжительное время игуменом и считая одной из первейших обязанностей этого звания поучение братии, преподобный, как указывает это составитель его жития, стремился проповедовать вверенной ему братии не реже трех раз в неделю: «…эту духовную пищу слова он, как благоразумный попечитель, трижды в неделю предлагал сослужителям своим, со страхом и любовию к общему Владыке и Спасителю всех Христу».[142] Кроме того, сам святой сообщает, что он проводил также временами и ежедневные беседы с братией об аскетической жизни: «…наш враг ведет войну вечно. Поэтому нет ничего странного и неразумного в том, что мы трижды в неделю собираемся вместе и, кроме того, еще ежедневно вечером и здесь, на оглашении, советуемся, упражняемся и обороняемся, - напротив, это, с нашей стороны, очень разумно, совершенно правильно и весьма для нас полезно»[143].

Как явствует из наименований оглашений 52-75 «Великого оглашения», часть II[144], одно время преп. Феодор Студит был игуменом многих монастырей: Саккудионского, Трипилианского, св. Христофора, обителей «Трехвратной» и «Чистых» и др. Общая численность монахов только в одной Студийской обители превышала тысячу человек. Не имея возможности преподавать всем насельникам устные наставления, и имея привычку все делать самостоятельно, преп. Феодор, по-видимому, сам и записал свои «Оглашения» (за исключением последних, продиктованных им на одре смертельной болезни).

Однажды преподанные братии поучения навсегда вошли в святоотеческую сокровищницу и стали самым читаемым произведением патристического периода. Во многом это произошло благодаря простоте и «невысокопаримости» мысли святого, писавшего с вполне практической целью излечения конкретных духовных недугов вверенной ему братии, а также благодаря той школе переписчиков, которая усилиями преподобного была организована в Студийской обители. Трудами и заботами Феодора этот монастырь на долгие годы – вплоть до разорения Константинополя крестоносцами, стал образцовым центром православного просвещения.

Своему непосредственному преемнику Феодор завещал: «Ты должен всецело соблюдать то, чтобы трижды в неделю и вечером предлагать огласительное слово, делая это или сам, или через другого из чад. Так это отцепреданно и спасительно»[145]. А так как далеко не все игумены когда-то возглавляемых Феодором обителей были подобно ему самому искусными риторами, то и водворился обычай зачитывать записанные в сборники и составленные, практически на все случаи жизни, поучения святого. Из Студийской обители, ставшей образцово-показательным общежительным монастырем Византии, обычай читать поучения преподобного распространился вместе с ее уставом по всему православному Востоку: «…поучения преп. Феодора читаются в афонских монастырях и до сего дня», сообщает издание Оптиной пустыни Огласительных поучений и завещаний Феодора Студита. [146]

Итак, было составлено два сборника огласительных поучений: «Малый катехизис» («Μικρα Κατήχησις») и «Большой катехизис» – («Μεγάλη Κατήχησις»). Разница между ними заключается не в характере поучений, а в их целевой аудитории. ««Малый катехизис» предназначен для церковного употребления, а «Большой катехизис» — для монастырских потребностей вообще»[147]. Соответственно именно ввиду своего предназначения «Малый катехизис» изначально пользовался гораздо большей популярностью чем «Большой». Сохранилось очень большое число списков «Малого катехизиса» от самого IX столетия. Он неоднократно переводился на латинский, новогреческий, славянский и русский языки. «Великий катехизис» напротив, получил гораздо меньшее распространение и в полном виде на русском языке был издан уже в XXI в. в т. 5 Полного Собраний творений святых отцов Церкви и церковных писателей в русском переводе.[148]

«Малое оглашение» состоит из 134 огласительных поучений, написанных по самым разнообразным поводам и в связи с разнообразными событиями, привлекавшими внимание братии: Праздники Пасхи, Вознесения Господня, Пятидесятницы и другие, смена времен года, церковные волнения, уклонения иноков от монастырского устава, болезнь и смерть братьев, и прочее вплоть до свирепствования в окрестностях Константинополя гепардов-людоедов – все служило поводом для беседы о монашеской жизни, ее задачах и требованиях, о совершенствовании в добродетелях, о путях и средствах духовного делания.

Аналогичное по содержанию «Малому», «Великое оглашение» преп. Феодора, состоит из трех частей, первая из которых содержит 87 огласительных поучений, вторая – 124 и третья – 46 поучений. Оно раскрывает основы нравственно-аскетической жизни, дает характеристику добродетельного пути, предлагает пастырско-учительное руководство в области морального совершенства.

Хотя поводы к написанию оглашений были весьма разнообразны, внутреннее содержание оглашений составляют практически исключительно вопросы нравственного характера. Даже в самый разгар иконоборческих споров, Феодор не обращался к братии с догматически-полемическими речами. У него нет ни одного оглашения, которое было бы посвящено исключительно разъяснению теоретических вопросов веры. Причину этому нужно искать в единодушии, существовавшем между ним и его монастырской братией прежде всего в исповедовании догматов православной веры. Как заботливому пастырю ему оставалось только с ревностью заботиться о разных подробностях монастырской жизни. И святой пользовался всяким предлогом, чтобы направлять свою речь к какому-нибудь нравоучению. Вот как это объясняет сам святой в Оглашении 113 «Малого катехизиса»: «Если бы я видел, что вы колеблетесь относительно веры, то о ней и начал бы свою речь, стараясь восстановлять вас в правильном образе мыслей. … Так как благодатию Христовой ваша вера здрава, …, то мы, опустивши речь о вере, побеседуем кратко о деятельной жизни»[149].

Мотивы, которые побуждали прп.Феодора к проведению огласительных бесед были следующие:

1) доминирующий мотив – призывание иноков к монастырским подвигам и к нравственному совершенствованию, сообразно званию, в котором они призваны:

«Ведь мы совлекли с себя ветхого человека … Вы пострижены, просвещены, освобождены от уз греха, облеклись в нового человека, созданного по Богу в святости и праведности. Так зачем же вы идете назад? Зачем возвращаетесь на свое извержение?»[150];

«Это ваши обеты пред свидетелем Богом и в присутствии Его святых Ангелов? Это вот ножницы, которые вы мне подали собственными руками как бы от руки Господней? … Эх, чада, как вы все перезабыли, как далеко забрели вы!»[151];

«… именно для Бога вы все пришли сюда из мира… не принимайтесь вновь за мирское»[152].

2) мотив близости смертного часа и важности того душевного состояния, в каком встречает человека смерть, как повод к усилению аскетических подвигов:

«Дни наши проходят мимо, как часы, недели — как дни, месяцы — как недели, годы — как месяцы. Так бежит время и с собою гонит всех к последнему дню явления Господа»[153];

«…где размышление о смерти, там совестливость, сокрушение, слезы, услаждение, просвещение, желание лучшего, и того что выше мира»[154];

«Наклонимся к гробам, посмотрим, чем кончается устройство нашей жизни. Что же мы так ухаживаем за этим бедным телом, которое спустя немного предадим земле и червю? Зачем увлекаемся страстями, с которыми встретимся на исходе?»[155].

Таковы и оглашения «Малого катехизиса»: 130-е «О памятовании смерти и о девстве»; 132-е «О кончине брата Григория и о том что бы мы были всегда готовы к исходу»; 126, 31, 121-е «О памятовании смерти и об одном скончавшемся старце»; 82, 102, 107-е «О памятовании смерти и о том, чтобы не относится беспечно к причащению Святых Таин»; 109-е «О кончине брата Феососта и о том как проводить жизнь благочестивую и святую»; 112-е «О последнем дне и о явлении великого Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа».

3) мотивы эсхатологического свойства: о Страшном Суде и Царстве Небесном верно подвизающимся. «…уже не далеко, ожидаемое близко, Судия идет, Он уже – у дверей: се, сказано, Жених грядет, исходите в сретение Его. … Посему, … те из нас, кто спит, давайте пробудимся от сна лености; кто нерадит, воспрянем от расслабляющего уныния….»[156]. Также 5-е Оглашение «Малого катехизиса» - «О Страшном судилище и о том, чтобы мы осторожно проходили дни настоящей жизни нашей»[157].

4) мотив подражания святым отцам и древним подвижникам:

Оглашение 100 «Великого оглашения», часть II; оглашения 18-ое «О презрении к удовольствиям настоящей жизни и о стремлении к вечным благам»; 30-е «О неизреченном попечении Господа Христа и о нашем постоянстве в жизни богоугодной и непорочной»; 38-е «О подражании житиям отцов и пребывании в том звании, в котором мы призваны Богом»; 55-е «О том, чтобы мы устрояли наше нетленное жилище посредством восприятия добродетелей», 85-е «Наставление о том, что следует избегать гибельного удовольствия.» «Малого катехизиса»[158].

В целом по своей внешней форме «Оглашения» представляют собой классические гомилии – беседы, отличаются необыкновенною простотою плана и безыскусностью изложения. Простота этих бесед, однако, только усиливает силу их воздействия на читателя, так как сочетается с энергичностью, живостью, воодушевлением и, местами высочайшим ораторским искусством, как например в оглашении 30-ом «Большого катехизиса», часть II «О том, чтобы не роптать, когда случится нужда»[159], сказанном по поводу ропота, поднятого против игумена некоторыми иноками за то, что он принимал в обитель всех приходивших к нему, отчего происходило немалое утеснение в материальных средствах.

4.5. «Огласительные слова» прп. Симеона Нового Богослова (949-1022)

«Огласительные слова» и другие творения прп. Симеона Нового Богослова, не столь распространены, как «Оглашения» прп. Феодора Студита. Более того, несмотря на особое, можно даже сказать, выдающееся место этого святого в Православном Предании, он сам почитаем скорее в узком кругу последователей исихазма, чем в широком христианском кругу. В 1980 г. архиепископ Василий (Кривошеин) упоминает что «никогда ни один храм не был посвящен его имени»[160]. Объясняется это, видимо, как высотой мистических переживаний святого, так и требованиями, предъявляемыми этим церковным писателем к своим слушателям. Можно сказать, что прп. Симеон Новый Богослов был воспитанником того самого Студитского монастыря, игуменом которого был прп. Феодор. Однако, прп. Симеон вынужден был оставить Студитскую обитель по настоянию ее игумена, т.к. не захотел лишаться окормления у своего духовного отца – прп. Феодора Благоговейного[161]. Вскоре ему было поручено наставлять братию обители святого Маманта, а после смерти игумена он был избран в игумены этого монастыря. Произнесенные в период игуменства преподобным Симеоном проповеди насельникам обители св. Маманта и представляют собой «Огласительные слова», подобно тому как проповеди прп. Феодора Студита к братии Студитской обители составили его «Большой Катехизис».

Жанр и форма оглашений прп. Симеона так же восходят к прп. Феодору Студиту, но по своему содержанию, оглашения этих святых имеют между собой мало общего. Прп. Феодор «писал в основном на моральные темы, не являющиеся центральными для Симеона, который всегда оставался в первую очередь мистиком и созерцателем»[162]. Архиепископ Василий (Кривошеин) даже противопоставляет духовность прп. Симеона духовности преемников прп. Феодора: «Можно даже сказать, что духовность преподобного Симеона была своего рода реакцией против формалистического общежительного строя, который утвердился в Студийском монастыре при преемниках преподобного Феодора, когда их великого учителя больше не было в живых»[163]. С этим нельзя не согласится, т.к. высота духовного опыта преподобного, которым он не только делился с братией в своих оглашениях, но и считал его совершенно необходимым и обязательным для каждого христианина, однажды вызвали даже мятеж в обители. После очередной проповеди на утрени, монахи «с громкими криками бросились к нему, готовые изгнать его из монастыря, но Симеон, по утверждению Никиты (Стифата, автора жития преподобного – прим. автора), стоял на месте, не поднимая рук и глядя на своих ненавистников с улыбкой и «светлым лицом»[164]. Тогда они, срывая запоры с ворот, выскочили из монастыря и побежали через весь город жаловаться патриарху.

Почти со всеми «Огласительными словами» (33-мя из 34-ех) прп. Симеона, русский читатель получил возможность ознакомиться в переводе святителя Феофана Затворника, вышедшем в 1890-1892гг. в двухтомном издании[165]. До настоящего времени это наиболее полное издание всех «Слов» преподобного на русском языке, хотя оно и является, по оценке архиепископа Василия (Кривошеина) скорее «пересказом пересказа»[166], чем качественным научным переводом. Огласительные слова в двухтомнике свт. Феофана находятся вперемешку с богословскими и нравственными словами, благодарениями и посланиями. Согласно с таблицей приведенной митрополитом Иларионом (Алфеевым), составившим соответствия слов этого перевода греческому тексту по коллекции Христианских источников, огласительными, в порядке возрастания от 1 до 34 (без 21-го), являются слова: 53, 19+3, 73, 75, 66, 81, 74, 54, 21, 55, 76, 77, 42, 65, 25, 86, 92, 88, 27, 72, 56, 67, 49, 43, 71, 50, 79, 47, 69, 70, 64, 59 и 89[167]. Ввиду недостатков перевода свт. Феофана дальнейшие цитаты из «Огласительных слов» будут приведены, где это только возможно, из работы митрополита Илариона (Алфеева), приводившего цитаты собственного перевода непосредственно с греческого оригинала.

«Огласительные слова» прп. Симеона, подобно катехизисам преп. Феодора не имеют догматически-полемического характера. Причина этому, очевидно, та же что и у прп. Феодора – братия окормляемых святыми монастырей твердо держалась догматов православия и необходимости направлять их на путь Истины в этом вопросе не было. К тому же догматическое учение Церкви к XI в. уже окончательно устоялось и догматической полемикой в это время занимались только академическая богословская наука. Подобно прп. Феодору Студиту, прп. Симеон призывал братию к монашескому деланию и совершенствованию, но при этом прп. Симеон «призывал стремиться к достижению духовных даров»[168]. При некоторой сходности оглашений этих святых обозначим особенности, которые отличают оглашения прп. Симеона от оглашений преп. Феодора.

Например, оба святых дают наставления касательно богослужения. Там, где касается формы совершения богослужения, святые выдвигают сходные требования, в частности к канонарху. Прп. Симеон призывает возглашать «не небрежно и нерадиво, но внимательно и трезвенно», словно в присутствии Самого Христа[169]. Подобные наставления находим и в Великом Оглашении I, 3.3 преп. Феодора.

Но вот уже степень молитвенного участия в службе у святых отличается. Да, оба преподобных призывают братию внимательно слушать богослужение, но если прп. Феодор говорит о том, что необходимо «внимательно вслушиваться в псалмопение и прилежно следить за чтением», с той целью «чтобы Чистый узрел нас чистыми, дабы нам просветиться, а не помрачиться»[170], то требование прп. Симеона гораздо более высокое. С его точки зрения цель выслушивания – достижение «просвещения и единения с Богом»[171]. Поэтому «...если возможно, пусть никто из вас не проходит последование и чтение без слез…», тогда «возвышается ум твой через произносимое к умопостигаемому, и, сладко плача, так пребываешь в церкви, словно на самом небе с вышними силами»[172]. Как же добиться слез во время службы? Одного внимательного слушания, с точки зрения прп. Симеона, тут недостаточно. Желающего проливать слезы на службе и при причастии преподобный наставляет: «Итак, хочешь ли никогда не причащаться без слез? Исполняй все, что каждый день поешь и читаешь, и тогда сможешь и это непрестанно совершать…»[173].

В вопросе о Причастии оба святых выступают за возрождение древней традиции частого причащения. Прп. Симеон как и прп. Феодор призывали всю братию к частому причащению, с должной подготовкой: «…Если ты достоин и допущен, подходи со страхом и радостью к приобщению неизреченных даров»[174]. И при этом критерием качественности подготовки у прп. Симеона были обязательные слезы: «Святая святым!»…Итак, что же? Кто не свят, тот и недостоин? Отнюдь. Но кто не исповедует ежедневно тайны сердца своего, кто не являет должное покаяние в них...кто не плачет всегда...тот недостоин. А делающий все это и проводящий жизнь свою в стенаниях и слезах вполне достоин не только в праздник, но и каждый день, хотя и дерзко сказать, с самого начала своего покаяния и обращения быть в Причастии этих Божественных Тайн»[175]. Оба преподобных приступали к Причастию ежедневно. Известно, что прп. Симеон делал это всегда со слезами. После принятия священного сана преп. Симеон служил каждый день до тех пор, пока не обессилел на старости и не мог уже подниматься с постели. Но и тогда он продолжал принимать ежедневное причастие до самой своей кончины.

Расходятся мнения святых и в вопросе мистического опыта богообщения. Прп. Феодор считал, что достойно подвизающиеся делают это ради того, чтобы в будущем веке узреть «неизмеримую красоту, несказанную славу Лика Христова»[176]. При этом даже самые разговоры на эту тему преп. Феодор считал за дерзновение: если достойно потрудимся в сем веке, мы только «надеемся увидеть там даже Самого Владыку всего и нашего Господа, хотя и дерзновенно говорить так»[177]. Прп. Симеон же, из своего личного опыта проповедуют в своих «Огласительных словах», что творящий заповеди удостаивается видеть Бога. Причем такой боговидец таковые видения уже здесь в сем веке ставит за цель своего существования: «Исполняющий ежедневно [заповеди Божии], чем больше творит их, тем больше вновь очищается, озаряется и просвещается, и удостаивается видеть откровения великих таинств, глубину которых никто никогда не видел и совершенно не может видеть... Такой [человек] видит Бога, насколько человеку возможно видеть и насколько это угодно Богу; он старается видеть Его непрестанно здесь и молится о том, чтобы всегда видеть Его, довольствуясь только единым видением Его и не прося ничего другого...»[178].

Кроме того были у прп. Симеона такие «Огласительные слова», подобных которым нет у прп. Феодора. Это слова, касающиеся мистического опыта прп. Симеона, видения Божественного света и переживания молитвенного экстаза с ним связанного. Согласно внутренней логике и последовательности восхождения в области мистических переживаний святого, Божественный свет, должен, конечно стоять до видения Христа. Ибо, как описывает прп. Симеон, сначала смирение, потом плачь о грехах: «Ибо тот, кто явил достойное покаяние о своих прегрешениях и благодаря этому стал смиренным... удостаивается ежедневного плача»[179], затем уже свет: «Будучи всегда увлажняема и напояема слезами...[душа] становится кроткой и неподвижной на какой-либо гнев, желает и вожделеет, с жаждой и алчбой, научиться законам Божиим. Так она становится милостивой и сострадательной, делается благодаря всему этому чистой сердцем и удостаивается сама стать созерцательницей Господа и чисто видеть славу Его...»[180], осознание Христа как Света, и наконец соединение подвижника с этим светом, обожение: «Бог свет есть, и с кем Он соединится, тем уделяет, по мере очищения, от Своего сияния... О чудо! Человек соединяется с Богом духовно и телесно, ибо не отделяется ни душа от ума, ни тело от души, но благодаря сущностному соединению [человек] становится триипостасным по благодати, а по усыновлению — единым богом из тела, души и Божественного Духа, Которому он приобщился. И исполняется тогда сказанное пророком Давидом: Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы (Пс. 81:6). Сыны Всевышнего — т. е. по образу и подобию Всевышнего»[181].

В заключение разбора «Огласительных слов» прп. Симеона Нового Богослова, хотелось бы отметить что эти слова, с нашей точки зрения, в полной мере предназначены для оглашенных в первоначальном смысле этого слова. Как верно заметил в своей работе протоирей Василий Лесняк, с точки зрения святого «без созерцания христианин есть только оглашенный», так как «оглашенным следует называть не только неверного, – пишет прп. Симеон, – но и всякого, кто не зрит славы Господа откровенным лицом ума своего»[182]. Следовательно «не только может быть созерцателем каждый истинный христианин, но он....обязательно должен быть таковым, потому что «если мы не облечемся во Христа Бога нашего» и, получив Духа Святого, Который есть «Семя Христа», не сделаемся сродниками Христа...«если не сделаем душ своих очищенными покаянием и преисполнением света, то никакой не принесут нам пользы все другие дела»[183].

Можно сказать что в «Огласительных словах» преподобного Симеона Нового Богослова мы видим венец тысячелетнего развития Оглашения от церковного института подготовки людей мало и плохо знающий о Христе и Церкви, до монашеского учения об обожении.