Ожидание и привлекательность как детерминанты мотивации

Эта глава также посвящена мотивирующим деятельность ситуационным детерми­нантам. Общим для обсуждаемых здесь теорий является то, что они наделяют жи­вое существо предвидением, способностью руководствоваться в своем поведении предвосхищаемой целью. Понятие «цель» играет центральную роль в объяснении поведения. Согласно этим теориям, наличная ситуация должна быть преобразова­на в некоторое будущее целевое состояние. В бихевиористских теориях научения и влечения целевые состояния называются подкреплением. Оно означает событие, которое определяет характер предшествующего поведения, например, в состоянии голода прием пищи сообщает предшествующему поведению характер действия, приводящего к еде.

Мотивация есть стремление к целевому состоянию, к подкреплению. Для воз­никновения стремления необходимы две предпосылки. Во-первых, должна суще­ствовать возможность предвосхищения наступления целевого состояния в соот­ветствующем ожидании. Таким может быть ожидание целевого состояния, когда собственное поведение не принимается в расчет и не играет никакой роли (как, скажем, при классическом обусловливании, когда сигнал предвещает пищу), или ожидание собственных действий, приводящих к достижению целевого состояния. Первый случай есть ожидание по типу «ситуации и их следствия» (5—5*; см.: Bolles, 1972), второй — ожидание по типу «действия и их следствия» (R— 5*). Ожи­дания можно различать также по тому, какие временные отрезки или какой объем последовательности действий они охватывают. Ожидания недоступны непосред­ственному внешнему наблюдению, их необходимо выявлять опосредованно, иными словами, они представляют собой гипотетический конструкт. Теории психологии мотивации различаются в зависимости от того, в какой степени в них учитывается роль ожиданий как гипотетических процессов и как эти ожидания контролируются в качестве результатов предыдущего научения.

Во-вторых, целевое состояние, поскольку оно служит подкреплением, должно обладать определенной ценностью для живого существа. Конкретные объекты или сооытия могут составлять цель действия, быть связанными с ней, способствовать или мешать ее достижению. В этих случаях они имеют позитивное или негативное отношение к целевому состоянию. Эти объекты или события (5*) обладают соот­ветствующей позитивной или негативной привлекательностью: они привлекают живое существо или отталкивают его. Привлекательность приписывается всему, что обладает значением подкрепления, т. е. можно доказать зависимость предше-

ствующего поведения от этих событий. Как и ожидание, привлекательность — ги­потетический конструкт, и теоретики мотивации в разной мере пользуются им, прежде всего по-разному рассматривая условия его возникновения. Привлекатель­ность объектов или событий может быть выученной или врожденной (не связанном с опытом), может зависеть или не зависеть от сиюминутного состояния потреб­ности. Для обозначения привлекательности того или иного объекта используют­ся и другие понятия. Так, Левин говорит о валентности, или побудительности (Aufforderungscharakter, требовательном характере), вещей, Толмен — о «нужности цели» (demand for the goal).

В психологии мотивации исследователи с помощью теорий привлекательности стремятся как можно более непосредственно объяснить целенаправленность дейст­вий. Привлекательность воспринимаемых (или ожидаемых) объектов или собы­тий — это то, что запускает действие и одновременно придает ему направленность. Привлекательность выполняет как функцию энергетизации действия, так и функ­цию управления, при этом она мотивирует деятельность, несмотря на промежутки во времени и пространстве. Согласно этим теориям, поведение является проак-тивным, поскольку оно вовлекается в борьбу за достижение ожидаемых целей бла­гоприятными или неблагоприятными возможностями наличной ситуации. Управ­ление деятельностью в таком случае обращено вперед, как если бы живое существо постоянно спрашивало себя, к чему приведут те или иные действия. Напротив, при объяснении, не учитывающем ни ожиданий, ни привлекательности, как, например, в случае теории подкрепления Халла (Hull, 1943), поведение, скорее, является ре­активным. Неспецифическое влечение энергетизирует поведение, а управляется оно уже сложившимся фиксированным сочетанием «раздражитель—реакции-привычки». Привычки образуются ретроактивно, через обращенное в прошлое воздействие подкрепления, поскольку сила привычки зависит от частоты, размера и временной отдаленности подкрепления.

Это упрощенное описание должно лишь подчеркнуть особенность, в той или иной форме присущую всем теориям так называемой мотивации привлекательностью, независимо от того, опираются они, скорее, на ожидания типа S—S* или R—S*. Положения теории привлекательности весьма близки представлениям психологии здравого смысла. В той или иной форме эти положения присутствовапи уже в тео­риях пионеров изучения мотивации, таких как Джеймс, Фрейд и Мак-Дауголл. Пер­вой теорией мотивации, в которой идея привлекательности заняла центральное ме­сто и была систематически разработана, стала теория поля Левина. Ниже мы более подробно рассмотрим его взгляды. Эквивалентом понятия привлекательности у Ле­вина является побудительность, или валентность. Влияние валентности на поведе­ние Левин обосновал с помощью своей модели окружения, в которой валентность стала исходным пунктом сил психологического поля наличной ситуации, силой, определяющей интенсивность и направленность действий субъекта. В первую оче­редь Левин пытался уточнить условия различных проявлений валентности.

Толмен, как и Левин, разработал в качестве гипотетических конструктов своего «психологического бихевиоризма» объяснительные понятия ожидания (expectancy) и привлекательности (demand for the goal). Его представления оказали более замет­ное влияние на современников, поскольку они лучше вписывались в типичные для

того периода экспериментальные схемы исследований. В качестве одного из видов когнитивных промежуточных переменных гипотетические конструкты Толмена играют роль посредников между особенностями ситуации и вытекающим из них

поведен нем. Толмен считал, что постулируемое теорией научен ня образование жест­ки х и pi i вычск не позволяет объяснить гибкость целенаправленного поведения. Как мы увидим, Толмепу вопреки господствовавшим взглядам удалось (в особенно­сти па основе данных по так называемому латентному научению) по-новому раз­граничить области научения и мотивации (исполнения). Подкрепление Толмен относил к явлениям мотивации. Оно влияет не на научение как таковое, а на нс-1 юл йен не выученного, поскольку ожидание результата придает ему определенную

привлекательность.

Данные Толмена были восприняты представителями теории подкрепления — Халлом и его учениками — как вызов, что привело к иостепенному'преобразова-нию теории подкрепления в теорию мотивации привлекательностью. Прежде все­го преобразования затронули работы Спенса (Spence, 1956), но еще более очевид­ными они стали в трудах Маурера (Mowrer, 1960), который объяснял с помощью привлекательности все то, что до тех пор толковалось с помощью понятия влече­ния. В этих изменениях в пользу представлений теории прив.искательности значи­тельную роль сыграл гипотетический механизм, который Халл использовал еще в начале 30-х гг. (т. е. до построения своей теории подкрепления, описанной в вы­шедших в 1943 г. «Принципах поведения»). Стремясь найти место процессам, по­добным ожиданию, в схемах «раздражитель—реакция», он постулировал существо­вание частичных антиципирующих целевых реакций.

С пересмотром основ объяснения поведения в пользу положений теории при­влекательности все чаще вставал следующий вопрос: не является ли подкрепление реакций ненужным или совершенно недостаточным объяснением оперантного научения? Не следует ли понимать проявляющееся в поведении влияние подкреп­ления как мотивациопнын эффект привлекательности, вместо того чтобы рассмат­ривать его как ассоциативный процесс, связывающий раздражитель и реакцию? Последняя позиция была принята такими известными теоретиками научения и мотивации, как Уолкер (Walker, 1969), Боллс (Bolles, 1972) и Биндра (Bindra, 1974). Толмен в ходе дальнейшего развития своей теории говорил, что выучиваются не сочетания «раздражитель-реакция», а ожидания смежности. Согласно Боллсу, существует два основных типа ожиданий смежности: ситуация-следствия (5—5*) и реакция—следствия (R— 5*). Отсюда вытекает простая когнитивная модель мо­тивации: вероятность реакции возрастает с увеличением силы S—S* и R— 5*, а так­же с увеличением ценности S*.

С 1940-1950-х гг. теоретические модели ожидания и привлекательности уже разрабатываются вне психологической теории научения. Имеются в виду так на­зываемые теории «ожидаемой ценности». Они были призваны объяснить поведе­ние при принятии решения в ситуации выбора, будь то ставки в азартных играх, покупка (von Neumann, Morgenstern, 1944; Edwards, 1954) или формирование уров­ня притязаний в заданиях разной степени сложности (Escalona, 1940; Festinger, 1942b; Atkinson, 1957.). Основная идея теорий «ожидаемой ценности» состоит в том, что при необходимости выбора между несколькими альтернативами действия

предпочтение отдается той, у которой оказывается максимальным произведение величины ценности достигаемого результата (привлекательность) на вероятность его достижения (ожидание). Иными словами, при учете ее достижимости преоб­ладает цель с наибольшей привлекательностью. Теории «ожидаемой ценности» составляют важную основу современных исследований мотивации. В первую оче­редь это относится к модели выбора риска, сформулированной в русле исследова­ний мотивации достижения. Она связывает переменные индивида и ситуации и является в силу этого моделью объяснения поведения с третьего взгляда. Вари­антом теорий «ожидаемой ценности» является теория пнетрументальности Вру-ма (Vroom, 1964). Она учитывает инструментальность результата действия отно­сительно его последствий независимо от того, действительно ли субъект'стремил­ся к ним или же он вынужден лишь мириться с ними.

Теория поля Левина

Теория поля Левина стала новым серьезным шагом в объяснении поведения. Соглас­но этой теории, протекание действий целиком сводится к конкретной совокупности условий существующего в данный момент поля. Понятие поля охватывает факторы как внешней (окружение), так и внутренней (субъект) ситуации. Даже при поверх­ностном рассмотрении этот подход резко отличается от всех теорий, сводящих по­ведение к личностным диспозициям и индивидуальным различиям в них. Теория поля — один из ярких примеров объяснения поведения со второго взгляда. Кроме того, с ее помощью исследователи пытаются не только выявить все условия, значи­мые для определения поведения и характеризующие как наличную ситуацию, так и состояние субъекта, но и описать их динамические взаимоотношения.

Л евиновская теория поля отличается от уже рассматривавшихся теорий науче­ния и влечения по трем пунктам, которые совпадают с тремя из шести характери­стик, данных Левином своей теории (Lewin, 1942). Согласно первой из них, при ана­лизе поведения нужно исходить из целостной ситуации. Таким образом, в объяснение включается более широкий круг явлений, чем объединения отдельных элементов типа раздражителей и реакций. Совокупную ситуацию следует реконструировать так, как она представляется субъекту. Это означает (вторая характеристика), что объяснение должно быть психологичным. Детерминанты поведения независимо от локализации в окружении или субъекте должны пониматься психологически, а не физикалистски. Поэтому к основным объектам причинно-следственного анализа относятся, например, не раздражители, как их пытается определить бихевнорист, а воспринимаемые субъектом особенности окружения, которые предоставляют ему различные возможности для действия. При этом психологическому анализу под­лежит не только феноменально данное действующему субъекту в нем самом и окружении, но нечто и не представленное в переживании, но тем не менее, влияю­щее на поведение. Третья характеристика теории Левина состоит в следующем: простых связей в смысле ассоциации «стимул-реакция» для объяснения поведения недостаточно. Согласно Левину, в основе всякого поведения лежат определенные силы. Этот динамический аспект объяснения поведения выходит за рамки допуще­ния об общих и специфических влечениях.

Три оставшиеся характеристики теории поля в основном совпадают с современ­ными ей подходами к экспериментальному анализу поведения — теориями науче­ния и влечения. Четвертая характеристика связана с конструктивным методом. Про­стая классификация наблюдаемых феноменов не идет дальше уровня описания и может стать причиной неверного объяснения, поскольку внешне одинаковое по­ведение не обязательно связано с одними и теми же причинами. Необходимо вы­работать общие понятия и использовать их как конструктивные элементы, сочета­ние которых позволяло бы объяснить каждый конкретный случай.

В рамках пятой характеристики поведение рассматривается как функция су­ществующего в данный момент поля. На поведение влияет только то, что действу­ет здесь и теперь: будущие и прошлые события сами по себе не могут определять поведение, они действенны лишь как нечто актуально припоминаемое или пред­восхищаемое. Такие прошлые события, как научение, могут внести свой вклад в структуру существующего в данный момент поля (в той мере, в какой они влияют на актуальные состояния субъекта и его окружения). Но, подчеркивает Левин, нельзя без проверки (как это, например, часто делается в психоанализе) выводить наличное поведение из более ранних событий. Левин скептически относился к та­ким диспозипиональным переменным, как интеллект или инстинкт, видя в них лишь отражение традиционного исторического (т. е. основанного на сведении к прошлым событиям) приема объяснения.

Наконец, в-шестых, психологические ситуации должны по возможности пред­ставляться в математической форме, которая облегчает их «научную обработку» и позволяет «использовать логически неопровержимый и одновременно соответ­ствующий конструктивным методам язык» (Lewin, 1942). Математическое пред­ставление данных не обязательно носит количественный характер, оно может иметь и качественную природу, как в геометрии. В своей теории поля Левин широко пользуется понятиями топологии, одного из разделов геометрии, рассматривающе­го соседство областей, а не расстояния и направления. В число основных понятий его теории входит, кроме того, понятие вектора, задаваемого тремя переменными: величиной, направлением и исходной точкой.

Мы не будем подробно рассматривать взгляды Левина на принципы построе­ния научного знания — об их важности и в то же время противоречивости свиде­тельствуют разбираемые ниже модели. Левин (Lewin, 1931a, Ь, 1935) стремился в психологическом объяснении поведения преодолеть аристотелевский тип мышле­ния, т. е. отказаться от классификации внешних наблюдаемых характеристик, и утвердить галилеевский метод, т. е. осуществить анализ условий протекания явлений и свести их к основным объяснительным конструктам. Такими конструк­тами должны были стать понятия общей динамики, которые использовались в по-слегалилеевской физике, например: напряжение, сила, поле (по аналогии с элект­ромагнитным и гравитационным полями).

Еще более значительным для исследования мотивации было требование Леви­на анализировать ситуацию в целом. Результатом этого требования стало знаме­нитое уравнение поведения (Lewin, 1946a), согласно которому поведение (V) есть Функция личностных факторов (Р) и факторов окружения (II): V = f(P,U). Это

программное требование характеризует теорию Левина как объяснение поведения с третьего взгляда. По сути дела, оно открывает путь для учета двустороннего вли­яния личностных и ситуационных факторов. Правда, в теории поля это требова­ние последовательно не проводится, поскольку в ней диспозпциональные, лично­стные факторы растворялись в возникающих здесь и теперь функциональных пере­менных. Пренебрежение индивидуальными различиями мотивационных переменных связано с уже упоминавшимся скептическим отношением к «историческому» спосо­бу рассмотрения, хотя Левин в принципе не отрицал его возможности. Подкрепле­ние событиями истории жизни индивида не противоречит представлению о пове­дении как функции существующего в данный момент и предструктурированного соответственно личностным характеристикам поля.

Для объяснения поведения Левин разработал две отчасти дополняющие друг друга модели: личности и окружения. Эти модели имеют дело с различными про­блемами и совпадают лишь в том, что обе оставляют без внимания проблему моти­вов. Модель окружения связана с проблемой мотивации, модель личности — с про­блемой воли, хотя, как мы увидим в следующей главе, Левин и пытался свести проблему воли к проблеме мотивации. Структурными компонентами этих моде­лей являются соседствующие, отграниченные друг от друга области. Несмотря на это сходство, структурные области, как это станет ясно впоследствии, в каждой из моделей имеют разное значение, которое определяется прежде всего динамичес­кими компонентами обеих моделей. Модель личности оперирует энергиями и напря­жениями, т. е. скалярными величинами. Модель окружения имеет дело с силами и целенаправленным поведением (в сфере действия соответствует локомоцням), т. е. векторными величинами. В конечном счете обе теоретические схемы базируются на представлении гомеостатнческой регуляции: создавшаяся ситуация стремится к состоянию равновесия между различными областями пространственного распре­деления напряжений, или сил. При этом регулирующим принципом является не уменьшение напряжения, а его уравновешивание по отношению к более общей системе или полю в целом (см.: Lewin, 1926a, S. 323 и далее).

Модель личности

Исходным моментом при создании Левином психологической теории мотивации стал его спор с Ахом. Левин (Lewin, 1922) пытался показать, что детерминирую­щая тенденция не просто объясняет частную группу феноменов, отличающихся от образования ассоциаций, как полагал Ах (Ach, 1919), но и служит динамической предпосылкой любого поведения. Чтобы выученное проявилось в поведении, не­достаточно образования в результате научения устойчивого сочетания «раздражи­тель-реакция». За поведением всегда должны стоять какие-то актуально действу­ющие силы. На первом плане для Левина стоял вопрос энергетизации. В данном случае подразумевалась не проблема энергетического обеспечения текущих когни­тивных и моторных действий, а, скорее, проблема центрального управления пове­дением, точнее, того, какая из возможных в данной ситуации тенденций действия возобладает и начнет определять поведение. Таким образом, перед нами стояла проблема не мотива и не мотивации, а воли.

Эту проблему Левин (Lewin, 1936) пытался если не решить, то представить с помощью модели меняющихся состояний напряжения в различных областях струк­туры личности. Как видно из рис. 5.1, личность представляет собой систему, состо­ящую из многочисленных не пересекающихся друг с другом областей. Каждая об­ласть соответствует определенной цели действия, будь то устойчивое стремление, которое можно обозначить как потребность (мотив), или же сиюминутное жела­ние. Отдельные области в зависимости от степени близости имеют разную степень сходства. Две области являются максимально похожими, если они имеют общую границу.

Рис. 5.1. Модель личности. М - сенсомоторная пограничная зона, выполняющая роль посредника

между окружающим миром {U] и внутриличностными областями [IP). Внутриличностные области

подразделяются на центральные (Z) и периферические {£) (Lewin, 1936, S. 177)

По своему местоположению области делятся на центральные и периферичес­кие. Первые граничат с большим количеством областей, чем вторые. Числом по­граничных областей определяется «близость к Я», личностная значимость целей действия или представленных этими областями активностей, а также их влияние на другие цели и активности. Области также различаются своим внутренним и внешним положением, определяемым степенью соседства (т. е. возможностью до­ступа) с пограничной зоной, окружающей все области структуры личности. Сама пограничная зона выполняет функции восприятия и исполнения, т. е. выступает посредником между индивидом и окружением: с одной стороны, восприятие несет информацию об окружающем мире, а с другой — моторное исполнение обеспечива­ет воздействие личности на окружение (сюда относится не только такая сравни­тельно грубая моторика, как локомоции, но и речь, а также мимика).

Напряженные системы в модели личности

В целом модель личности представляет собой чистую структуру областей с отно­шениями соседства и функциями опосредования внутреннего и внешнего. Следу­ет упомянуть еще одну структурную особенность — состояние границы. Она мо­жет обладать различной прочностью и, будучи проницаемой, обеспечивать связь между соседними областями. С этой структурной особенностью границ областей связан динамический компонент модели личности. Для его обозначения Левин ввел понятие напряжения. Отдельные области структуры личности могут разли­чаться по состоянию напряжения. Напряжение областей можно представить себе

на примере сосудов, наполненных находящейся под различным давлением жидко­стью. Область с повышенным по сравнению с другими областями напряжением Левин обозначает как «напряженную систему». Для такой системы характерна тенденция к уравновешиванию напряжения с соседними областями. Последнее может осуществиться двумя путями. Во-первых, напряженная система, представ­ляющая производимое действие, разряжается, если находит доступ к пограничной зоне сенсомоторной активности, т. е. она начинает определять поведение, продол­жающееся до тех пор, пока не достигается цель действия. Во-вторых, если система не находит такого доступа, то ее силы воздействуют на собственные границы. В та­ком случае уравновешивание напряжения достигается путем диффузии, которая зависит от прочности границ с соседними областями и от временного фактора.

Оба вида уравновешивания напряжения представляют собой физикалистскую метафору. Они сыграли большую эвристическую роль при анализе ряда феноменов поведения, который предприняли ученики Левина в ставших классическими экс­периментах по «психологии действий и аффектов». Первый вид уравновешивания напряжения через исполнение позволяет объяснить, какое действие начнется после окончания предшествующего или какое будет возобновлено после прерывания. Классическим в этом отношении является так называемый эффект Зейгарник. Уче­ница Левина Блюма Зейгарник (Zeigarnik, 1927) установила, что прерванные дей­ствия удерживаются в памяти лучше завершенных. Второй вид уравновешивания напряжения через диффузию позволяет объяснить столь различные феномены, как удовлетворение потребности замещающей деятельностью (Lewin, 1932; bissner, 1933; Mahler, 1933; Henle, 1944), а также роль утомления, эмоций гнева (Dembo, 1931) и выхода в ирреальный план действий (Brown, 1933) при разрядке напряженной си­стемы. Состояния утомления, эмоционального возбуждения и ирреальность дей­ствия понимаются при этом как условия, уменьшающие прочность границ областей, а следовательно, увеличивающие их проницаемость.

Структура виутриличностных областей не задается раз и навсегда. По мере ин­дивидуального развития и накопления опыта она дифференцируется и может пе­реструктурироваться. Каждая актуальная цель действия представлена в этой струк­туре собственной областью. Как отмечает Левин в своем основополагающем труде «Намерение, воля и потребность» (Lewin, 1926b), цели действия очень часто пред­ставляют собой «квазипотребности», т. е. производные потребности. Квазипотреб­ности имеют преходящий характер. Они часто возникают из намерения, например, опустить в почтовый ящик письмо другу. Намерение образует напряженную систе­му, которая разряжается и исчезает только после достижения цели действия.

Квазипотребности могут, однако, образовываться и без акта намерения, как под­лежащие исполнению виды деятельности, служащие необходимыми промежуточны­ми ступенями к достижению целей действия и связанные с «истинными», т. е. более общими и устойчивыми, потребностями. Например, указания экспериментатора, как правило, воспринимаются и осуществляются без наличия предварительного наме­рения. Возникает квазнпотребность выполнить заданную деятельность, которая по сути не отличается от действия, предпринимаемого по собственной инициативе. В обоих случаях можно видеть, что деятельность после ее прерывания вновь спон-

тайно возобновляется (см.: Ovsiankina, 1928). Определяющим моментом для силы квазипотребности (или соответствующей ей напряженной системы) является не на­личие или интенсивность намерения, а степень связи квазипотребности с истинны­ми потребностями (которые в нашей системе понятий имеют статус мотивов), так сказать, степень «насыщенности» ими. Левин пишет по этому поводу:

«Намерение опустить в почтовый ящик письмо, посетить приятеля или в качество испытуемого заучить ряд бессмысленных слогов возникает, когда соответствующие действию события представляют собой относительно замкнутое целое, стоящие за ним силы не определяются чем-то посторонним, а вытекают из более общих потреб­ностей: из желания выполнить свои профессиональные обязанности, продвинуться вперед в обучении или продемонстрировать свои дружеские чувства знакомому. Действенность намерения в основном зависит не от интенсивности акта намерения, а (отвлекаясь от других факторов) от силы и жизненной важности (или, точнее, глу­бины укорененности) истинной потребности/которая лежит в основе квазипотреб­ности* (Lewin, 1926b, S. 369-370).

Как мы увидим при рассмотрении модели окружения, наличие напряженной системы, будь то потребность или квазипотребность, сопровождается специфиче­скими изменениями восприятия окружения. Объекты, которые могут служить для разрядки или удовлетворения потребностей, приобретают так называемую побу­дительность, валентность, что и выделяет их из окружения, приводит в движение целенаправленное поисковое поведение. Если, например, человек собирается опу­стить письмо в ящик, то в незнакомом месте почтовый ящик, казалось бы, сам бро­сается ему в глаза, хотя человек и не ищет его осознанно. Сила валентности зави­сит от степени напряжения системы. Эта зависимость выступает как единственная связь между двумя — как мы увидим — разными по своей сути моделями.

Рис. 5.2. Модели трех состояний одного и того же индивида:

а) при отсутствии побуждения периферические зоны р внутриличностных областей IP легко доступны

воздействию окружающего мира U, а центральные зоны Z, напротив, доступны в значительно меньшей

степени, на что указывает разная прочность границ центральных и периферических областей Gz, с одной

стороны, и внутриличностных областей и сенсомоторной пограничной зоны Gp - с другой; внутриличностные

области IP относительно свободно воздействуют на сенсомоторную пограничную зону Ы, б] под давлением,

которому противостоит самообладание, периферийные зоны Р внутриличностных областей не столь

доступны, как в случае (а), внешним воздействиям, периферийные {Р) и центральные (Z) зоны связаны

теснее, коммуникации между /Ри Мзатруднены; в) при крайне высоком напряжении возможна унификация

(примитивизация, «регресс») внутриличностных областей /P(Lewin, 1936, S. 181)

Рис. 5.3. Разные фазы развития нормального и слабоумного индивидов. По сравнению со слабоумными

у нормальных по мере развития сильнее дифференцируются (растет число) внутриличностные области

и становятся менее выраженными границы между ними (Lewin, 1935, S. 210)

Гибкость и широта применения модели личности в значительной мере опреде­ляются ее структурными компонентами. Модель оперирует вариантами взаимно­го расположения внутриличностных областей, прочностью их границ и, наконец, положением границ повышенной прочности. Рисунок 5.2 поясняет сказанное. На нем представлены три различных динамических состояния одного и того же инди­вида, а именно: а) при отсутствии побуждения, б) под давлением, которому проти­востоит самообладание, и в) при крайне высоком напряжении. Для каждого состо­яния можно вывести различные способы поведения, например недифференциро­ванный аффективный прорыв в случае состояния в,

В теории поля недостаточно учитываются индивидуальные различия, чтобы с ее помощью можно было перейти на уровень объяснения поведения с третьего взгля­да, т. е. специально проследить взаимодействие-индивидуальных различий диспози­ций и ситуационных факторов. Тем не менее попытки описать с помощью модели личности индивидуальные различия через разное «состояние материала» все же предпринимались. Имеются в виду разные уровни развития личности, представ­ленные, с одной стороны, степенью дифференцированности (числом) внутрилич­ностных областей, а с другой — разной степенью их отграпичешюсти (прочностью границ). Сам Левин (Lewin, 1935, глава 7) описал в этой модели с помощью обеих особенностей «состояния материала» различие между нормальными и слабоумны­ми индивидами. У слабоумных границы между внутриличностными областями являются более четкими, и этих областей у них меньше, чем у нормальных инди­видов. На рис. 5.3 представлены модели, отражающие различия в интеллекте и раз­витии нормальных и слабоумных индивидов.

Так выглядит модель личности. Ее динамический компонент — не силы и направ­ления, а состояния напряжения — соответствует «психогидравлическим» моделям Фрейда (Freud, 1895,1915) и Лоренца (Lorenz, 1950). Во всех трех моделях действу­ет одна и та же аналогия: накапливающаяся в емкости жидкость, повышая давление (как в паровом котле), стремится к выравниванию сил, к «оттоку». От теории влече-

ния Халла концепция напряженной системы Левина отличается двумя важными моментами. Во-первых, напряженные системы всегда специфичны относительно цели и, следовательно, не обладают общей функцией влечения; во-вторых, напря­женные системы не просто активируют фиксированное привычное выполнение (со­четание «раздражитель—реакция»), которое в прошлом приводило к достижению соответствующей цели действия. Они направлены на достижение цели и в зависи­мости от ситуации гибко инициируют необходимые для этого действия.

Тем не менее остается неясным, как именно протекают постулированные моде­лью личности процессы, в частности, каким образом напряженная система нахо­дит доступ к сенсомоторнои пограничной зоне и каким образом осуществляется предусмотренное двигательное исполнение. Полевые представления реализованы в теории в той мере, в какой она оперирует отношениями соседства, взаимного рас­положения и новообразованием областей. К этим идеям присоединяется, скорее, техническое представление о прочности границ областей, т. е. их проницаемости для состояний напряжения. Однако окружающий мир (хотя Левин указывает, что этот мир находится по ту сторону пограничной сенсомоторнои зоны) в модели личности никак не представлен. Взаимодействие с ним в модели только предпола­гается. Таким образом, личность оказывается заключенной в оболочку, а создан­ная Левином модель не удовлетворяет его же требованию анализировать совокуп­ную ситуацию. В модели не нашлось места связывающим субъекта с окружающим миром мотивирующим ожиданиям и привлекательности самих объектов (побуди­тельности, валентности). Чтобы ввести эти компоненты в свою теорию, Левин со­здал модель окружения.

Несмотря на свою ограниченность, модель личности инициировала ряд важных экспериментов. Поскольку речь в них идет не о мотивационных проблемах, а о волевых, мы рассмотрим важнейшие из этих экспериментов — прежде всего эф­фект последействия незаконченных действий — в следующей главе.

Модель окружения

Левин давно стремился выявить психологическую структуру окружающей среды как пространства действия. Ему удалось установить примечательные различия между психологической и географической структурой мира, особенно если послед­няя описывается в евклидовой системе координат. Наблюдения такого рода Ле­вин провел еще находясь на фронте, во время Первой мировой войны. Они описа-ныв его первой психологической работе «Военный ландшафт» (Lewin, 1917b). Пред­ставления о протяженности отрезков пути в аналогичных участках ландшафта на фронте по сравнению с тылом полностью меняются. Если требуется достичь близ­лежащего места, то на фронте непреодолимыми препятствиями могут оказаться все легко преодолимые и ведущие непосредственно к цели участки, если они не скры­ты от наблюдения противника. В условиях возможного вмешательства неприяте­ля петляющая и укрытая от посторонних глаз тропинка психологически становит­ся наикратчайшим путем к цели, даже если с географической точки зрения она является окольной дорогой (психологически она так не воспринимается). Позднее Левин часто снимал на пленку поведение детей в свободной ситуации, например на игровой площадке, а потом анализировал психологическое пространство пере-

движения детей среди окружающих объектов (примером тому служит представ­ленная на рис. 4.11 схема передвижения ребенка в конфликтной ситуации: он хо­чет вернуть своего попавшего в воду игрушечного лебедя, но боится волн).

Чтобы учитывать такого рода феномены, направление возможного или реально происходящего действия должно быть представлено в модели окружения в психо­логическом, а не в географическом пространстве. Психологическое пространство, или поле, состоит из различных областей, которые структурируют не пространство в собственном (географическом) смысле слова, а психологически возможные дей­ствия и события. Часть таких областей соответствует возможным позитивным и негативным событиям: целевые регионы с позитивной валентностью и регионы опасности с негативной валентностью. Остальные области представляют инстру­ментальные возможности действия, использование которых приближает к целево­му региону или отдаляет от региона опасности. Они имеют, таким образом, значе­ние средства действия. В одной из областей модели окружения находится сам субъект, представляемый точкой или кружком. Чтобы достичь целевого региона с позитивной валентностью, субъект должен одну за другой «перебрать» все области, лежащие между ним и целевым объектом, преодолеть их в действии. Если, напри­мер, кто-то хочет купить автомобиль и самостоятельно им управлять, он должен получить водительские права, накопить деньги, явиться в место продажи автомо • билей, обратиться к продавцу и т. д.

Модель окружения не столько объясняет, сколько описывает ведущие к дости­жению искомой цели или позволяющие избежать нежелательных событий возмож­ные действия, какими они представляются субъекту в данной жизненной ситуа­ции. Таким образом, эта модель позволяет описать когнитивную репрезентацию соотношений средств и цели, которые субъект структурирует, исходя из своих воз­можных действий и их результатов. Другими словами, речь идет о мотивирующих ожиданиях как структурном компоненте модели окружения.

Рис. 5.4. Модель окружения, представленного в виде поля позитивных и негативных сил. В позитивном

поле (а) все силы направлены на объект цели Z. Действующая на личность сила К соответствует позитивной

побудительности (валентности), если личность находится в области Д а цель - в области Z. Чтобы попасть

в область цели Z, имеются три возможных пути, каждый из которых предполагает прохождение разного числа

промежуточных областей (действий): A-D-Z; A-C-G-l-Z; A-B-F-H-J-Z. В негативном поле [6] асе силы

направлены от области Z. Действующая на личность в области А сила /(^соответствует негативной

побудительности Z

Динамическим компонентом модели окружения является поле сил, центр ко­торого может лежать, как это изображено на рис. 5.4, в областях с позитивной или негативной валентностью. На субъекта воздействуют силы определенной интен­сивности, и их результирующий вектор определяет направление и силу его пси­хических локомоций. Если же в противоположном направлении действуют силы приблизительно такой же интенсивности, возникает конфликт. Направление озна­чает при этом последовательность отдельных целевых действий. Часто действие разными путями ведет к одной и той же цели, психологическое направление в этом случае остается неизменным; имеет место эквифинальность целенаправленного поведения. Очевидно, модель окружения была сконструирована в основном для решения проблем мотивации, описания путей достижения или избегания.

Понятия топологии, первоначально использовавшиеся Левином, не вполне удов­летворяли его, поскольку с их помощью можно было оперировать лишь отношения­ми смежности, но не направлениями. Он попытался усовершенствовать их (Lewin, 1934), обратившись к «годологическим» (от греческого слова «hodos» — «путь») понятиям: пути действий представлялись как связи между областью, в которой в данный момент находится субъект, и областью цели. На рис. 5.4, а показаны три различных пути достижения цели. Левин допускает, что среди возможных вари­антов обычно существует своего рода «лучший» путь, которому отдается предпоч­тение, так как он требует пересечения наименьшего числа областей, т. е. представ­ляется «кратчайшим». Краткость, или минимальность, психологического расстоя­ния зависит не только от числа промежуточных областей. Пример с военным ландшафтом показывает, что независимо от числа областей минимальность может определяться степенью сложности прохождения отдельных областей, мерой необ­ходимых усилий или размером грозящей опасности. В топологии не представлены ни направления, ни расстояния. Несмотря на все усилия Левина (Lewin, 1936,1938, 1946а), вопрос о том, как можно определить и представить психологическое рас­стояние, остался нерешенным. Не разрешен он и до сих пор, хотя ответ на него (мы в этом еще убедимся) является важнейшей предпосылкой для определения ин­тенсивности сил, исходящих от позитивной или негативной валентности и прояв­ляющихся в различных областях поля.

Постдиктивность, а не предиктивность модели окружения

Данная модель, собственно, не объясняет и не предсказывает поведение, а лишь описывает, как оно осуществлялось: она не предиктивна, а постдиктивна. Модель предполагает существование и известность всех мотивирующих поведение пере­менных: с одной стороны, мотивирующих валентностей в форме областей психо­логического поля, с другой — когнитивных структур ожиданий, в качестве содер­жания которых выступают отношения средств и цели в соответствующих путях действия. Эти переменные в модели представлены в виде соседствующих облас­тей и проходящих через них путей. Эвристическая плодотворность модели окру­жения определяется если не объяснением, то анализом условий поведения в от­носительно свободной ситуации. Представленные в модели данные позволяют проследить и вывести важные факторы в совокупном психологическом (т. е. за­действованном в поведении) поле, такие как силы, препятствия, пути действия, близость к области цели. Примерами тому являются анализ ситуации поощрения

И наказания (Lewin, 1931,а) и типология конфликта (Lewin, 1938; см. также главу 4), а также воспроизведенная в табл. 5.1 простая таксономия направленности поведе­ния. Как видно из таблицы, сочетание стремления или избегания (в зависимости от знака валентности) и особенностей локализации личности (в области валент­ности или в одной из соседних областей психологического поля) дает четыре основных типа направленности поведения.