Глава одиннадцатая Рецептивный аспект художественного текста 11. 1. Психолингвистика о восприятии текста

Проблема восприятия речи — одна из ключевых для современной психолингвистики. Находясь на стыке психологии и лингвистики, с одной стороны, психолингвистика основывается на данных психологии речи, с другой стороны, — на результатах, полученных в рамках общего языкознания и лингвистики текста. Соответственно исследования развиваются по двум направлениям: во-первых, описывается психологическая модель восприятия, уровневый характер этого процесса; во-вторых, описывается обусловленность характера и результата восприятия внешними (объективными) и внутренними (субъективными) факторами.

Недостаточным для понимания текста является представление о составляющих его предложениях как минимальных единицах речи. Будучи интегральным единством предложений и сверхфразовых единств, текст обладает множеством значений как собственно текстовых, так подтекстовых и затекстовых. Тем самым, являясь процессом посинтагменного второсигнального отражения действительности, в психологическом плане восприятие текста представляет собой процесс раскрытия опосредованных словами связей и отношений, которое результируется в их осмыслении (Зимняя 1976, 5) и приводит к пониманию всего текста.

Художественный текст обладает рядом особенностей, требующих умения ориентироваться в его композиции (как авторской организации последовательности описываемых событий), авторских отступлений, вторых планов, аллюзий, прецедентности и т.п. В комплексе это составляет текстовую компетенцию как умение ориентироваться в текстовом пространстве. (В отношении простых текстовых структур она формируется у ребенка уже к трем годам — Stein, Albro 1996, 83).

Существенна для читателя художественного текста и способность к эмпатии —

эмоциональному переживанию характеров и настроения, приписываемых персонажам. Результатом этого должно быть постижение авторской концепции в целом. Адекватность восприятия, а также принятия текста определяется тем, насколько велика та часть общих смыслов, которая имеется в оречевленном (термин Е.Ф.Тарасова) сознании автора и читателя. Однако, что речь идет не только о речевом сознании. Для более глубокого понимания художественного текста все его содержание должно быть соотнесено (и действительно соотносится) с жизненным опытом читателя как личности. Читатель реагирует интеллектуально (размышляет над описанными в тексте проблемами) или эмоционально. Происходит проникновение в авторский замысел, общение с писателем. Текст находит своего читателя (то, что можно назвать обращенностью текста — Брудный 1998, 145).

Во многих исследованиях проблема субъективности восприятия знакового продукта связывается прежде всего с именем В.Гумбольдта, особое внимание уделявшим процессу понимания речи. Общеизвестно положение Гумбольдта о том, что говорящий и слушающий воспринимают один и тот же предмет с разных сторон и вкладывают различное, индивидуальное содержание в одно и то же слово. "Никто не принимает слов совершенно в одном и том же смысле, — писал он. —... Поэтому взаимное разумение между разговаривающими в то время есть недоразумение, и согласие в мыслях и чувствах — в то же время и разногласие" (Гумбольдт 1859,62).

О том, что нельзя найти двух одинаковых людей, которые вкладывали бы одинаковое содержание в слова, обозначающие предметы или явления объективного мира, писал и А.А.Потебня (Потебня 1989). Он очень близок Гумбольдту в своем высказывании о том, что "никто не понимает слова именно так, как другой. Всякое понимание есть вместе непонимание, всякое согласие в мыслях — вместе с тем разногласие".

Об этом же говорят и многие современные исследователи. Так, согласно Р.Ингардену, всякий текст принципиально неполон, и процесс чтения и понимания есть одновременно процесс реконструкции, восполнения недостающего (Ингарден 1962). "Художественный текст, — пишет Ю.М.Лотман, давая достаточно однозначное толкование текстов, — создает вокруг себя поле возможных интерпретаций, порой очень широкое" (Лотман 1972).

При том, что структура текста задает характер восприятия, а результат понимания программируется автором текста с достаточ ной степенью жесткости, характер понимания и особенно интерпретации смысла художественного текста находится также в зависимости от ряда внутренних, субъективных факторов. К их числу обычно относят следующие: социальное положение читателя, знание языка текста (принадлежность к определенной семиотической группе — Дридзе 1976), личную восприимчивость, прежний опыт, включенность в культуру (Марковина 1982) и др.

Крайним случаем выражения субъективизма является такое утверждение: "Смыслы, которые индивид приписывает объектам понимания, он черпает из своего внутреннего мира — мира индивидуального сознания, образующего основу понимания" (Никифоров 1982, 51).

В целом в работах многих исследователей (Борев 1985, 34-44; Вайну 1977; Каракозов 1988; Леонтьев Д. 1991; Нишанов 1985) отмечается, что при обращении к художественной литературе читателе выступает не только как носитель знания, но и как личность со своей структурой ценностей и динамических смысловых систем.

11.2. БИБЛИОПСИХОЛОГИЯ О ВОСПРИЯТИИ ТЕКСТА

Не останавливаясь особо на библиопсихологической концепции Н.А.Рубакина (см. Белянин 1992, 1996), отметим, что этот замечательный отечественный исследователь чтения считал возможным выявление "сложнейших психических... интимных переживаний — характера, темперамента, типа, склада ума и мышления, преобладающих эмоций, наклонности и активности или пассивности" (Рубакин 1977, 204). При этом, по его мнению, восприятие элементов текста связано с возникновением у реципиента таких реакций, как понятие, образ,

ощущение, эмоция, органическое чувство, стремление, действие и инстинкт (там же, 142).

На основании этого Рубакин предлагал разработки "библиопсихо логического психоанализа личности" субъектов текстовой деятельности и личных уравнений читателя (там же, 205) и писателя (там же, 87-88).

Говоря об изучении читателя, Рубакин указывал на необходимость сбора сведений о том, какие книги и общественные идеи находят наиболее "благоприятный отклик" в тех или иных общественных группах. Он призывал исследовать взаимодействие книги и читателя с учетом конкретных условий — экономических, политических, психологических (Сорокин 1991).

Тем самым Рубакин ставил задачу поиска факторов, влияющих на обращение читателя к той или иной книге, рассматривая характер связей не только в системе "книга — читатель"„но и в системе: "идея — читатель". Конечной целью при этом, по замыслу Рубакина, должно было стать создание теории научно обоснованной пропаганды чтения и библиопсихологии как науки о восприятии и распространении книг (Рубакин 1977, 16).

Главным в этой концепции была, наряду с признанием важности выявления индивидуальных и групповых особенностей читателей, попытка рассматривать содержание текста не только как совокупность семантических образований, но и как стимул для формирования тех или иных проекций у воспринимающих текст читателей (или типов читателей). При этом под проекцией Рубакин понимал результат восприятия текста некоторым реципиентом (там же, 55-59). А под типом читателя он понимал группу личностей, одинаковым образом воспринимающих текст, реагирующих на него, полагая, что "классифицировать людей по их психическим типам — это значит выяснить, какие именно переживания повторяются у них относительно часто" (там же, 163).

Н.А.Рубакин полностью разделял гипотезу Э.Геннекена о психическом сходстве читателя и писателя, вступающих в общение посредством текста. Автор гипотезы дал ей следующую формулировку:

"Почитатели произведения обладают душевной организацией, аналогичной организации художника, и если последняя благодаря анализу уже известна, то будет законно приписать почитателям произведения те самые способности, те недостатки, крайности и вообще все те выдающиеся черты, которые входят в состав организации художника" (Геннекен 1892, 76). Иными словами, он утверждал, что читатель по своим психологическим характеристикам похож на писателя, книги которого ему нравятся.

И здесь возникает ряд интересных проблем, связанных, в частности, не только с предпочтением определенных авторов, но и с их неприятием.

"Как мог Толстой не ценить по достоинству Шекспира? — спрашивает Н.Дмитриева. — Почему Бунин не признавал поэзию Блока? Отчего Цветаева не любила Чехова, а любила Ростана? Не странно ли, что Сезанн пренебрежительно отзывался о живописи Ван Гога?" (Дмитриева 1995, 10). Такого рода психологическая совместимость (там же) или несовместимость может стать предметом отдельного исследования.

В 80-е гг. мы провели серию экспериментов с поврежденными научно-фантастическими текстами (в них были пропуцены 10% слов). Оказалось, что успешное восстановление такого текста зависит от ряда обстоятельств — от непосредственного и предшествующего языкового контекста, названия текста, его тематики и жанра (Белянин 1985). Восстанавливая научно-фантастический текст, испытуемые по сути дела разделились на две группы — тех, кто был знаком с фантастикой и тех, кто не был. Любители подобной литературы (это проверялось с помощью специального теста интереса к научной фантастике) предлагали на место пропусков не только термины, но и квазитермины, и квазиреалии, и неологизмы, возможные там и характерные для нее. Незнакомые с фантастикой — более общие слова, местоимения и пустые по семантике элементы (типа определенный, соответствующие).

Тестирование испытуемых с помощью психодиагностического опросника Л.Т.Ямпольского (Ямпольскмй 1982) показало, что любители научной фантастики обладают

рядом личностных особенностей, отличающих их от нелюбителей. В частности, у них повышенные оценки по факторам депрессия, интрапсихическая неупорядоченность, фобии, шизоидность, и сниженные по общей активности, ответственности. Тем самым, любители фантастики отличались от не-читателей фантастики, но были близки писателям научной фантастики, для которых был характерен высокий уровень тревожности, нестандартность и неупорядоченность поведения (Drevdahl, Cattel 1958). Существенным оказались лишь различия по фактору доми-нантности — писатели были значительно стеничнее читателей в целом, которые оказались ипохондричны.

В результате наших экспериментов гипотеза Геннекена была уточнена и переформулирована в виде двум гипотез:

а) Писатели и читатели определенного литературного жанра обладают некоторыми
сходными чертами психики, отличающими от писателей и читателей другого литературного
жанра;

б) Существуют особенности психики, отличающие писателей вообще от читателей в
целом. Используя термины Геннекена, можно сказать, что "творческая способность" имеет
качественное отличие от "воспринимающей способности".

Нами также был проведен эксперимент с применением "Проективного литературного теста" (описание см. Белянин 1988, 89-106). Поскольку в настоящее время идет работа по переложению "Проективного литературного теста" в компьютерную версию (в рамках экспертной системы VAAL, созданной В.И.Шалаком), мы отметим самое главное: эксперимент показал, что читатели оценивают художественный текст как в зависимости от эмоционально-смысловой доминанты текста, так и от своих личностных характеристик.

Поскольку рассмотрение рецептивного аспекта художественного текста уже осуществлено в ряде наших работ (Белянин 1992, 1996) и этому будет посвящена следующая наша монография, приведем лишь фрагменты из описаний личностей читателей, полученных нами экспериментально.

11.3 ПРОЕКТИВНЫЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ТЕСТ

Проективный литературный тест (ПЛТ) создан в парадигме типологии личности, существующей в традициях российской и германской психотерапевтической школы, под руководством Л.Т.Ям-польского в 1983 г. Первая компьютерная версия осуществлена В.И.Шалаком в 1997 г. Ключи к ПЛТ никогда не публиковались в открытой печати.

Этот тест представляет собой набор небольших текстов, созданных на основе реальных произведений художественной литературы. В частности, в ПЛТ представлены как основные типы текстов: "веселые", "светлые", "красивые", "темные", "сложные", "печальные", так и дополнительные, выделенные на основе факторизации результатов пилотажного эксперимента: "необычные" (истероидность и шизоидность), "интенсивные" (антисоциальность), "усталые" (неврастения), "трудные" (психастения), "бессмысленные" (депрессив-ность и эпилептоидность).

Из отобранных первоначально 250 текстов было оставлено 80, наиболее ярко представлявших 8 разных типов текста. По условиям эксперимента произведения не должны были быть известны испытуемым. Это вызвало привлечение и малоизвестных текстов. Затем содержание отобранных текстов было сжато в соответствии с их доминантой до размеров высказываний-микротекстов.

Конечно, отсутствие стандартизированных процедур компрессии художественных текста делает необходимой использование такого "объективного критерия" компрессии, как интуиция. Так, теоретически трудноосуществимое сжатие художественного текста с легкостью, однако, совершается нами каждый раз, когда мы пересказываем содержание прочитанного произведения человеку, его не читавшему. При этом мы почти всегда имеем возможность убедиться в справедливости утверждения Н.И.Жинкина, который писал: "В конечном счете во всяком тексте, если он относительно закончен и последователен, высказана одна мысль, один тезис,

одно положение. Все остальное подводит к этой мысли, развивает ее, аргументирует, разрабатывает" (Жинкин 1956, 250).

При создании микротекстов основным способом компрессии было упоминание о действующих лицах и основных событиях, и которых участвует главный герой (так называемый метод сюжетных схем — Вейзе 1985, 114-115). Например, содержание "активного" политического романа Р.Кондона "Зима убивает" было представлено следующим образом: "Пытаясь выяснить, кто убил его брата-президента, герой романа узнает, что в этом был замешан не только его отец, но и огромный механизм секретных служб".

В микротекстах, как правило, указывалось время действия, имена и социальный статус основных действующих лиц: "Испанская танцовщица Каролина Карассон — подруга и любовница Наполеона III

— завоевывает всемирную известность благодаря светским, политическим и финансовым
успехам" ("Прекрасная Отера" — "красивый" текст).

Иногда возможно было ограничиться указанием на тематику произведения: "Роман о веселой и шумной жизни цыганского табора" ("Цыгане" — "веселый" текст). В некоторые аннотации было включено указание на жанр произведения, например: "Герой романа — корреспондент — осмеливается вступить в борьбу с кровавым режимом и трагически гибнет" ("Ярмарочный столб" — "активный" текст).

Особое внимание придавалось тому, чтобы микротекст представлял собой целостное законченное высказывание. Эдгар По, описывая процесс создания поэмы "Ворон", отмечал, что начало поэмы было определено им после того, как был найден эмоциональный тон (тоска и меланхолия) и конец стихотворения (цит. по Арнаудов 1970, 407-408). Поэтому предложенные испытуемым аннотации содержали в себе и описание развязки произведения, например:

"Юноша убежал из дому. Вернувшись через два месяца, он без всякой видимой причины убивает мать, брата, любимую девушку и бросается под колеса автомобиля" ("Душа мальчика" — "темный" текст).

Возникавшее противоречие — зачем читать роман, если известно, чем он кончится? — испытуемые не замечали и микротексты все равно вызывали у них интерес. Создавая вместе с психиатром Л.Т.Ямпольским микротексты, мы стремились сохранить оценочные прилагательные и эмоционально нагруженные слова, которые присутствовали в авторском тексте: "Сын игрока, обаятельный Дарси Дансер, стремился выйти победителем из всех жизненных трудностей, очаровать всех женщин, выиграть на всех скачках" (микротекст "Деяния Дарси Дансера, джентльмена" — "веселый"); "Главная мысль романа — столкновение естественного и ясного мироощущения людей пустыни с обманом и несправедливостью современного цивилизованного общества" (микротекст "Пустыня" — "светлый").

Иногда для этого приходилось прибегать к прямой цитате: "Я не знаю, как я должна жить. И как должны жить другие... Я знаю только, как живу я. Как улитка без раковины. А так не проживешь",

— говорит главная героиня, умеющая хорошо работать, но неудачливая и беспомощная в
личной жизни" ("Перед человеком" — "усталый"). При этом важно было избегать любой оценки
содержавшихся в оригинале эмоциональных структур. Они включались только в том случае,
если непосредственно в нем присутствовали: "Парикмахерша мечтает о роскошной жизни, но не
может вырваться из круга безрадостных обязанностей" ("Скучный вечер"). К сожалению, это не
всегда удавалось: "Этот поэтический цикл пронизывает холодное отчаяние от ощущения
уходящей жизни: надо от всего отказаться, ибо уже измерен срок и сосчитаны шаги и удары
сердца" ("Ночь сознания" — "печальный" текст).

В целом микротексты были составлены на основе описанной выше типологии, что позволяло сочетать интуитивную оценку эмоциональных структур текста с реальными языковыми фактами, имевшимися в самом произведении. Аннотации достаточно полно отражали основное содержание текста и тем самым давали верное представление о нем. Тот

факт, что у испытуемых форма презентации материала не вызывала возражения и была им понятна, позволяет утверждать, что аннотации достаточно адекватно замещали содержание текстов. Более того, результаты проведенного эксперимента позволяют утверждать, что в обыденном сознании содержание книг именно так и представлено — в компрессированном виде по основной эмоционально-смысловой доминанте.

Таким образом, в тесте испытуемым предъявлялось 80 микротекстов.

Результаты проведенных экспериментов (опрошено более 800 испытуемых — см. Белянин 1992, 1996) подтвердили гипотезу Ген-некена—Рубакина, в соответствии с которой читатель выбирает для чтения те книги, которые отражают имеющиеся у него и понятные ему психические состояния и мироотношение в целом. Те же тексты, которые читатель оценивает отрицательно, описывают мироощущение, которое для него не характерно.

Математический подсчет баллов позволяет сделать выводы как о читательских предпочтениях, так и об акцентуации личности читателя с 78% вероятностью.

Особенностью ПЛТ является также то, что он учитывает и сочетания личностных особенностей, которые проявляются при выборе текстов разных типов (в частности, при одинаково высокой оценке "печальных" и "веселых"). При подсчете баллов учитывается также дельта как разница между модулем максимальной и модулем минимальной оценки. Максимум дельты может составлять 60 баллов. Минимум дельты равен нулю.

При подсчете баллов 25% оценок, находящихся по обе стороны от средней оценки данного читателя в данной версии ПЛТ, учету не подлежат. В том случае, если дельта ответов очень мала, ответы также не подлежат интерпретации. В том случае, если испытуемый проставил ряду типов текстов одинаковые оценки, эти ответы также не интерпретируются.

В ПЛТ предпочтение текстов определенной акцентуации может свидетельствовать о некоторой склонности к данному типу реагирования. Задачей ПЛТ является не постановка диагноза, а лишь выявление когнитивных структур личности.

Приведем пример того, как может описываться личность, предпочитающая для чтения определенный тип текста.

Наши многочисленные эксперименты с применением ПЛТ показали, что "темные" тексты предпочитали преимущественно лица мужского пола, что в общем представляется вполне закономерным. Вместе с тем были и лица женского пола, высоко оценивавшие их.

В связи с ограниченностью места приведем здесь характеристику, которая была дана женщине, поставившей максимальное число баллов по "Проективному литературному тесту" именно этого рода произведениям:

"В предложенном Вам тесте Вы выбрали тексты, достаточно простые но содержанию и связанные с несколько жесткими событиями. Как правило, девушки и женщины предпочитают такие тексты редко. В данном же случае это, по-видимому, связано с Вашей реалистичностью и направленностью сознания на конкретику жизни. Это вовсе не плохо, особенно, если учесть, что Вы по характеру человек трудолюбивый и старательным. По-видимому, о многом из того, чего Вы достигли, можно сказать, что оно сделано Вами от начала и до конца. Целеустремленность и конкретность в достижениях — это то, что отличает Вас.

Умение действовать в ситуации помогает Вам находить общий язык со многими людьми, но, скорее всего, не с теми, которые больше любят работать языком, чем руками. Возможно, Вам не очень интересны всевозможные концепции и теории, так как Вы предпочитаете быть проще и естественней. Судя по всему. Вы достаточно энергичны и Ваша энергичность постоянно требует какого-то выхода/в практику: даже если по роду своей деятельности Вы должны заниматься абстрактными проблемами, Вы умеете найти во всем конкретику и с удовольствием занимаетесь организационно-практической (в том числе хозяйственной) работой. Кроме того, Вам, видимо, доставляет удовольствие делать что-либо собственными руками (чинить, шить, вязать, печатать на компьютере, вести делопроизводство и т.н.). В общении с другими людьми Вы можете быть достаточно твердой и не терпите по отношению к себе пренебрежения, а тем более унижения.

Не будет ошибкой предположить, что на Вас можно положиться: Вы не любите бросать слова на ветер. В свою очередь, Вы стремитесь иметь друзей, на которых можно положиться в нужный момент. Иногда, возможно, у Вас бывают периоды плохого настроения — на Вас наваливается ощущение тоски. Вы ощущаете себя так, словно падаете в темный колодец и все вокруг приобретает зловещий оттенок, становится чужим и враждебным. В такие моменты Вы можете рассердиться на кого-либо и замкнуться.

Если говорить об отношении к мужчинам или к семейной жизни, то можло предположить, что в семье Вы готовы выполнять большую долю хозяйствен ной нагрузки. Вам, судя по всему, легко дается ведение хозяйства, приготовление еды, уход за квартирой, ведение расходов. Стремление к порядку и чистоте словно заложено в Вас. В свою очередь Вы предъявляете определенные требования и к мужчине. Он не должен быть расхлябанным, болтливым, должен уметь работать не только головой, но и руками Видимо, не будет ошибочным предположить, что в Вашей жизни большое место занимает секс. В целом Вы скорее всего считаете, что биологическое начало в человеке естественно и, следовательно, все, что с ним связано, должно заслуживать внимания".

Желающих ознакомиться с более подробными характеристиками читателей отошлем к книге 1996 г. (Белянин 1996) и к новой рукописи о восприятии текста, которая, надо надеяться, рано или поздно выйдет в свет.

11.4. ЭКСПЕРТНАЯ СИСТЕМА ВААЛ

Вовсе не каждое теоретическое исследование должно иметь прямой выход в практику. Тем не менее, разработанные нами положения легли в основу экспертной компьютерной психолингвистической системы "Психиатрический анализ текста" (ПАТ), целью которой является психологический контент-анализ текстов как художественных, так и публицистических или рекламных.

Данная подсистема встроена в систему ВААЛ, главным разработчиком которой является В.И.Шалак.

Система ВААЛ предназначена оценивать воздействие слов и русскоязычных текстов на подсознание.

Научная часть программы опирается на положение о том, что естественный язык — одно из сильнейших средств воздействия на человека. Психологические теории новой волны рассматривают его как средство программирования поведения людей. Для эффективного воздействия на большие массы людей важны не только и не столько логичность и аргументированность в употреблении языка, а скорее эмоциональное воздействие на слушателя или читателя. Ибо через формирование эмоционального отношения к сказанному можно быстрее всего добиться его приятия или неприятия. При этом наиболее важны неявные каналы воздействия, которые неконтролируемы сознанием. Вся информация, поступающая по ним, воспринимается без критической оценки. Это и послужило основным мотивом для создания системы ВААЛ.

Области возможного применения программы ВААЛ:

• составление текстов выступлений с заранее заданными характеристиками воздействия
на потенциальную аудиторию,

• составление текстов статей с заранее заданными характеристиками,

• создание эмоционального имиджа политического деятеля,

• составление рекламных статей;

• поиск названий для новых товаров,

• психиатрический анализ текстов с целью идентификации личности автора,

• психо-и гипнотерапия:

• журналистика, политика.

В системе используются:

• метод семантического дифференциала в применении к звукам русского языка,

• методы нейро-лингвистического программирования для определения на грузки
на основные сенсорные каналы восприятия человека,

• методы контент-анализа для анализа особенностей употребления лексики в
текстах,

• методы математической лингвистики.
Система позволяет:

• оценивать эмоциональное воздействие фонетической структуры текстов на
подсознание человека;

• оценивать эмоциональное воздействие фонетической структуры отдельных слов
на подсознание человека;

• оценивать звуко-цветовую окраску текстов;

• оценивать ритмические характеристики;

• задавать характеристики желаемого воздействия и целенаправленно редак
тировать тексты для достижения указанных характеристик.

• подбирать синонимы с использованием словаря на 5 тыс синонимических рядов
из 25 тыс. слов;

• оценивать нагрузку на сенсорные каналы восприятия путем анализа исполь зуемой
лексики;

• оценивать уровень агрессивности текстов путем анализа используемой лексики,

• оценивать уровень архетипичности текстов,

• оценивать сексуальную окраску текста,

• осуществлять психиатрический анализ текстов

Последний из названных аспектов проблемы как раз и представлен в данной монографии. Именно наши разработки легли в основу психиатрического компьютерного анализа текста и диагностики автора.

В целом с помощью ВААЛ можно усилить воздействие любых рекламных, учебных, пропагандистских и публицистических материалов, а также строить психологические портреты авторов текстов и прогнозируемых читателей.

Успешное применение экспертной системы ВААЛ с 1993 года показало, что она может быть использована для анализа и корректировки бессознательного воздействия текстов в самых разных областях — от политической риторики и рекламы до образования и художественного творчества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью проделанной работы было описание моделей мира, существующих в литературе и кино.

Основа таких моделей усматривается нами в содержании индивидуального сознания автора. Анализ научной литературы также подтверждает, что существует возможность построения такой типологии текстов, которая основана на типологии личности авторов текста. Причем в ее основе может лежать концепция об акцентуации творческой личности. В результате настоящего исследования нами построена психолингвистическая типология текстов, основанная именно на этом допущении.

В художественной литературе выявлены следующие типы текстов:

"светлые", "веселые", "красивые", "темные" ("простые"), "печальные", "сложные". Допускается возможность существования текстов "активных", "усталых", "интенсивных", а также предполагается наличие текстов "смешанных", в основе которых лежит несколько эмоционально-смысловых доминант.

Мы стремились показать, что эмоционально-смысловая доминанта, лежащая в основе модели порождения текста, определяет речевую системность текста на всех уровнях —

лексическом, стилистическом, синтаксическом, структурном (морфологическом), определяет систему образных средств текста. По нашему убеждению, эмоционально-смысловая доминанта текста, отражая когнитивную и эмотивную (в том числе оценочную) структуризацию мира, является квинтэссенцией авторского смысла текста.

Игнорируя проблему лингвистической относительности (различий между языками и их влияние на мышление), предлагаемая концепция позволяет уточнить принцип лингвистического детерминизма (Slobin 1998, 1) — влияния когнитивных и дискурсивных процедур на различия в текстах, написанных на разных языках. Мы полагаем, что различия между текстами, написанными на разных языках, могут быть не столь велики, как различия между текстами, в основе которых лежат разные доминанты. Когнитивная основа художественного текста, семантика порождающих текст символов обусловлена не столько национальным языком, сколько языковым сознанием личности автора. Выбор синтаксических структур и языковых единиц осуществляется только отчасти под влиянием нацо-нального языка и требовании поэтики. Все же первичны тут когнитивные структуры, присущие акцентуированному сознанию автора. Тем самым, определение типа, к которому принадлежит текст (по нашей типологии), может быть проведено не только путем "герменевтического" проникновения в авторский замысел, но и с помощью формализованной процедуры соотнесения элементов текста с описанными в модели текста компонентами, связанными с соответствующими личностными смыслами. Тем самым постулируется возможность построения формально-семантической модели текста, отражающей авторский смысл.

В лингвистике существует понятие фонемы (как единицы звукового строя) и аллофона (как единицы ее реализации), морфемы и алломорфа, лексемы и лексико-семантического варианта, а также синтагмы (как минимальной интонационной единицы). Понятия же тексты нет и по мнению, например, А.А.Леонтьева, быть не может. Мы же полагаем, что тип текста может быть рассмотрена именно как текстема, а конкретные тексты — как ее варианты.

За текстом тут является не реальная действительность, а реальные психические процессы, которые протекают в сознании акцентуированной личности. Конечно, построение модели порождения текста на этой основе — дело будущего, но нами заложена основа создания такой модели путем выявления закономерностей перехода от образов сознания к языковым образам.

В нашем исследовании мы стремились доказать, что "светлые" и "активные" типы текстов соответствуют мироощущению личности с паранойяльными чертами акцентуации; "веселые" тексты соответствуют мироощущению личности гипоманиакального склада; "красивые" описывают мир личности демонстративной акцентуации; в основе эмоционально-смысловой доминанты "темных" текстов лежит мироощущение, схожее с мироощущением

||_т

эпилептоиднои личности; печальные тексты отражают мироощущение депрессивной личности.

"Проективный литературный тест" позволил уточнить положение о соответствии реальных текстовых предпочтений личностным особенностям реципиентов.

Естественно, что разработка предложенных положений может быть более полной в случае привлечения результатов исследований в смежные с психолингвистикой областях науки. Такими представляются проблемы языковой личности и языковой реализации картины мира; проблемы структурного анализа текста и фреймовый подход; проблема субъектного тезауруса и гипотеза о подобии интеллектов; проблемы библиотековедения и читательских интересов; проблемы психиатрической лингвистики и вопрос о норме и патологии личности: проблемы герменевтики и теории познания, лингвистики измененных состояний сознания и нейро-лингвистического программирования. Без сомнения, все они имеют отношение к рассмотренным нами вопросам и могут быть привлечены для углубления и развития предложенного подхода.

В свое время Анна Вежбицка написала, что, предложив даже не до конца продуманные решения, она "стремилась показать, что разрабатываемая... программа в приципе осуществима"

(Вежбицка 1983, 250). Дальше она пишет: "Мне приходилось в связи с этим вторгаться в целый ряд различных областей, слишком обширных, чтобы быть эффективно обработанным одним человеком" (там же). Аналогичное можно сказать и в отношении данного исследования.

Конечно, выявленные закономерности строения и содержания текстов, их типологизация и экспериментальная проверка реальности их функционирования имеют ряд ограничений на их использование. В частности, считая возможным проводить идентификацию личности по ее речевому продукту с помощью предложенных методик, не считаем морально допустимым ставить диагноз психодиагностического свойства исключительно на основании речевого проявления личности. Это не было целью нашего анализа и, по нашему мнению, не может быть целью психолингвистического анализа в целом.

"Но занимаемся ли мы биографической, психологической или историко-литературной интерпретацией индивидуальных явлений языка, если только, действительно, цель наша состоит в раскрытии известной индивидуальности, — писал Г.О. Винокур, — мы всякий раз неизбежно выходим за границы лингвистики и имеем дело с проблемами, которые не могут считаться принадлежащими собственно языковедению" (Винокур 1990, 127).

И, разумеется, подлинное произведение искусства всегда больше, чем просто проявление сущности его творца.

Именно поэтому наше исследование выявило лишь некоторые особенности строения и функционирования художественных текстов, некоторые особенности их существования в авторском сознании и читательском восприятии. Реальное бытие текста и реальные процессы восприятия текста человеком многократно сложнее и глубже, чем упрощенные в научных целях представления о них:

уточнять и дополнять их предстоит в ходе совместной работы лингвистов, литературоведов, психологов, психиатров, специалистов в разных областях знаний.

ПРИЛОЖЕНИЕ 1

Петер Роже, проработав над своим тезаурусом около 50 лет (с 1805 по 1858 г.), назвал свой труд "Тезаурус английских слов и выражений, расположенный и организованный так, чтобы облегчить выражение идей и помочь в литературном сочинительстве (Roget's 1999). Предложив универсальный общеязыковой тезаурус, П.Роже разнес все слова английского языка по восьми классам: 1) абстрактные отношения, 2) пространство, 3) физика, 4) материя, 5) ощущения, 6) интеллект, 7) желание, 8) эмоции. За каждой из категорий стоят объективные отношения, процессы, предметы.

Предлагаемый нами тезаурус основан на ином принципе. Предметам, явлениям, процессам и отошениям соответствует не реальная действительность, а субъективная в ее крайней форме, в акцентуированном сознании автора художественного текста. Приведенные ниже таблицы лишь обозначают символы художественных текстов и указывают на их психологический генезис. Содержательный же анализ находится в тексте монографии.