Ненасилие — достоинство сильных

 

Невреждение — для непогрешимых.

М. Ганди

 

Наверное, у многих сразу упало настроение, а иные приготовились стать героической жертвой, ибо за идеей насилия стоят армии, полиции, преступники, производители и торговцы оружием, эгоизм большинства людей, кармическая инерция человечества, а противостоять ему приходится слабой пока мыслью.

И всё же есть надежда. Так ли уж беспросветно кровожаден животный мир? В катастрофических условиях начинают действовать другие механизмы. Помните у Киплинга в « Маугли » перемирие животных во время засухи? Да и самому мне приводилось видеть подобные примеры: в лютый мороз на трубе теплоцентрали бок о бок грелись голуби и кошка ... Хотя, казалось бы, стоит кошке махнуть лапой — и удовлетворён инстинкт и аппетит.

И только ли во время катастроф перестаёт действовать инстинкт насилия? Большинство хищников, если не голодны, напрасно не убивают пасущихся рядом животных, коими питаются, — хотя могли бы. На людей нападают, как правило, только пострадавшие от них хищники. Австрийский учёный Конрад Лоренц, занимавшийся изучением поведения животных, установил, что при схватке двух животных одного вида победитель, вместо того чтобы нанести последний удар побеждённому, останавливается. Поэтому сильные хищники не убивают один другого, змеи при конфликтах с сородичами не пускают в ход яд, а птицы не выклевывают глаза (прямо по поговорке « ворон ворону ...»). И даже такие неприятные твари, как крысы, оказалось, имеют нечто вроде сострадания. В опытах, где навязанное крысе действие вызывало удар током другой крысы, первая пыталась избежать этого действия.

Правда, кажется более верным и глубоким предположение, что при таких опытах человеческое сознание, направленное на то, чтобы увидеть в животном мире ненасилие и взаимопомощь, частично привносит их в мир. « В присутствии утвердившегося в непричинении вреда прекращается всякая вражда (в других) » (Йога сутра, 2. 35), а Вачаспати Мишра поясняет, что при нём даже свирепые животные делаются смирными (вспомним святых Иеронима со львом и Сергия Радонежского с медведем). И опять же не всё в прошлом. Живший в 40-50-х годах в Индии европеец замечал, что « если в Европе дикие животные при приближении человека обычно спасаются бегством или прячутся, то в Индии они не придают присутствию своего человеческого собрата особого значения » (Л. Кренек).

Тем более « ахимса — закон человеческого рода » (М. Ганди), раз мир ещё существует и большая часть людей, хотя и подчиняются, но внутренне осуждают насилие. И также видно, что до сих пор всякий тиран-насильник и его режим неизбежно терпел крах, ибо зло таит в самом себе механизм собственного разрушения. Как говорит русская загадка: « Зло ползло, зло схватилось, у зла жизнь прекратилась ». И по древнеиндийским сказаниям, отражающим Действительность, всякий демон, даже достигший господства над тремя мирами, неизбежно терпит поражение. И есть исторический пример — сатьяграха, движение за освобождение Индии от британского владычества ненасильственными средствами, одержавшее победу, несмотря на бурление революций, террора, войн первой половины XX века.

Это — относительно общества. Теперь — о личности. Известно, что человека, даже находящегося в глубоком гипнозе, нельзя заставить совершить то, что противоречит его глубинным нравственным убеждениям. Такой человек скорее умрёт, нежели убьёт другого. А может быть, насилие обойдёт его стороной.

На Западе психологи, изучающие проблемы преступности, обратили внимание, что одни и те же люди слишком часто становятся жертвой нападения хулиганов, воровства, грабежа и т. д. Это назвали « синдромом жертвы ». Предположили, что такие люди как бы притягивают к себе преступников своим поведением, выражением страха или, напротив, агрессивности.

Поэтому чем меньше в нас будут появляться и изливаться вовне агрессивные чувства или чувство страха перед возможным нападением, тем меньше возможностей у насилия « зацепить » нас и сделать или насильником, или жертвой насилия.

Сила — в какой-то мере часть справедливости. Не в том смысле, что « кто силён — тот и прав » (английская пословица), а в том, что сила является некоторой заслугой, накопленной в этой или, если угодно, прошлых жизнях. Слабость не является добродетелью, даже если прикрыта хорошими словами.

Ненасилие — высшая сила и даётся лишь последовательным усилием.

Интересно, что единственной завершившейся победой сознательной борьбой целого народа средствами ненасилия была индийская сатьяграха. Другие такие кампании — например, против английского господства в Ирландии в начале XX века или движение Мартина Лютера Кинга в Америке — или потерпели поражение, или сошли на нет. Возможны несколько причин неповторимости до сих пор индийского опыта. В Индии было особое исконное мировоззрение и мироустройство, где ахимса была важнейшей составляющей. Сатьяграха также стала своеобразной религиозной верой.

Именно в установлениях дхармы, признававшей насилие как законную часть жизни, имелась также и величайшая возможность для ненасилия.

Видимо, варна-ашрамовая (сословно-возрастная) организация общества более точно позволяет совместить способности и интересы личности с интересами общества в общем стремлении к Высшему. Поэтому, следуя ахимсе, нужно учитывать свой нрав и профессию. Могучий и бесстрашный воин Арджуна на поле Курукшетра, « сознанием должного не различая », видит лишь страшные последствия братоубийственной битвы, но Господь Кришна усматривает в отказе от сражения его слабость и скрытый эгоизм:

 

Если ты, самомненью предавшись, мыслишь: « не буду сражаться !» —

твоё решение ложно — природа тебя заставит.

Своим характером, о сын Кунти, скованным своей кармой,

что в заблуждении делать не хочешь — сделаешь против воли.

Бхагавадгита, 18 59-60

 

Ведь Арджуна — кшатрий, для которого выполнение своего варнового (сословного) долга — борьба против несправедливости за благополучие людей — является и лучшим способом достижения Истины.

Вьяса в своём объяснении упоминает такие виды невреждения: ограниченное наследственным занятием (джати),то есть насилие, « совершаемое рыбаком только по отношению к рыбам, но не к кому-либо другому; ограниченное местом: « Я не буду убивать в святых местах »; ограниченное временем: « Я не буду убивать ни в 14-й день (лунного месяца), ни в день благого предзнаменования »; ограниченное обстоятельствами — для того, кто воздерживается от трёх (упомянутых): « Я буду убивать в интересах богов и брахманов, но не в иных целях ». Подобным же образом « насилие (совершается) кшатриями только в битве, но не в иных целях » (Вьяса, на Йога сутру, 2. 31).

Если некто не противодействует злодею, мысленно желая « пусть его Господь покарает », это не ахимса, а химса (Сатьянанда). С этой точки зрения совет апостола Павла: « Если враг твой голоден, накорми его; если жаждет — напой его: ибо делая сие, ты соберёшь ему на голову горящие уголья » (Рим., 12. 20) — не добродетелен. Быть же покорной и несопротивляющейся жертвой насилия — это вред по отношению к своей личности, а может быть, даже и к другим — будущим жертвам обнаглевшего насильника. Противодействие злодейству лучше успокаивает ум, чем чувство затаённой ненависти или обиды.

Несправедливое насилие порождает кару в виде неудачи, страдания, расстройства, болезни, распада личности. Справедливое, соответствующее высшей Правде, для блага людей вызывает у них уважение и благодарность и приносит меньше дурных последствий для личности.

Ненасилие можно разделить на два вида — неосознанное, осуществляемое неприязнью к представителям органов насилия, нежеланием участвовать в системе подавления и т. д., и осознанное. Современные социологи подсчитали, что есть почти две сотни способов ненасильственного сопротивления, которые могут парализовать и разрушить систему подавления и угнетения: символические протесты, бойкот, отказ от сотрудничества, от уплаты налогов, неучастие в выборах и органах власти и многое-многое другое. [44]

Невреждение — недвойственное состояние ума. Это понимание единства жизни. Это уважение законов природы и космоса (Свами Кришнананда). Некоторые считают, что идея ненасилия — это противодействие человека на исторически возникающее насилие. На самом деле идея ненасилия присутствует в сознании человека помимо исторических оснований, но оно может проявляться в зависимости от того мировоззрения, которое человек принимает и которому следует.

В этом отношении две культуры — индийская и китайская, которые Сварнкар называет культурами ОМ и Дао, — отличаются от ближневосточных и основанной на них современной тем, что в основе их лежит не борьба (точнее, война) противоположностей — Бога и дьявола, добра и зла, прогресса и дикости, — а взаимосогласованность и взаимодополняемость троичности: Дао-Инь-Ян у китайцев и трёх гун Природы, трёх главных богов индуизма у индийцев. Двойственность (двандва)понимается как один из важнейших признаков неведения и обманчивости мира. Но если смотреть на происходящее как на игру внешних форм Безусловного, Неколебимого, Чистого Сознания, становится ясным, что в начале начал и в конце концов лежит Безусловное невреждение.

Сравним два случая. Один из сподвижников Свами Вивекананды рассказывал, что как-то они были заняты созерцанием. Рассказчик совершенно не мог сосредоточиться: мешали москиты. Когда он взглянул на неподвижно сидевшего Вивекананду, он увидел, что его лицо было сплошь облеплено москитами, как маской. Когда потом он его спросил, как он мог вытерпеть это, Вивекананда ответил: « Я их не заметил ».

Лев Толстой беседовал с одним из своих знакомых, в частности, и о непротивлении злу. В это время Толстого ужалил комар. Он его тут же и прихлопнул, а его гость занедоумевал: а как же, мол, ненасилие? Яснополянский мыслитель ответил: « Нельзя жить подробно ». Над этим случаем много потешались. А зря. Бывший воин поступил честно, а ответил мудрее, чем в своих многочисленных сентиментально-морализирующих работах о непротивлении.

Каждый человек должен стать другом всех, « всех существ благополучию радуясь » (Бхагавадгита, 12. 4). Если же это не удаётся и человек сталкивается с кем-то покушающимся на его жизнь, имущество, достоинство и т. д., лучше ему принять этот факт как следствие неверных поступков в прошлых жизнях и отнестись к нему как к проявлению кармы, дающей возможность самоисправления и самосовершенствования.

Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф., 7.12). Даже к противнику относитесь как к собственному зеркальному отражению и противодействуйте ему, избегая ненависти (вайратьяга), злобы и страха, последовательно: сначала мыслью, потом словом, пытаясь не спровоцировать, успокоить, переубедить, и только потом — действием. И даже защищаясь, старайтесь не примешивать сюда свой эгоизм и свою выгоду, делая противоудар сильнее удара.

Если человеку приходится применять насилие, то он должен отслеживать и всячески избегать личных эгоистических намерений при этом. Только при отсутствии гнева, мстительности, корысти и при желании помочь людям это насилие не принесёт вреда.

Шри Рамакришна как-то поведал притчу о ядовитой змее, которая, послушав святого, решила отныне никого не кусать. И переставшие её бояться мальчишки стали колотить её палками, таскать за хвост и бить о камни. И когда святой снова увидел эту змею, едва живую, израненную, тощую, он отчитал её: « Нужно быть идиотом, чтобы не знать, как помешать своим врагам так обращаться с собою. Я запретил тебе только кусать какую-либо тварь. Но почему же ты не зашипела на тех, кто хотел убить тебя, чтобы испугать их? » «... Итак, выпускайте жало ... Но не кусайтесь! Человек, живущий в обществе, и в особенности гражданин, отец семейства, должен делать вид, что сопротивляется злу для своей защиты, но в то же время он должен быть осторожен, чтобы не платить злом за зло ...»

Пока зло не созрело, его можно остановить словом. « Иногда достаточно обругать человека, чтобы не быть им обманутым !» (Козьма Прутков). Если же упустить эту возможность, потом придётся противодействовать ему физической силой. Но учтите, что слово, воистину, может быть великим оружием, и будьте с ним поосторожней.

Мы должны приближаться к идеалу ахимсы, как бы восходя по ступенькам сознания и осуществления заключённых в этом слове смыслов: от понимания его как « ненасилие » через понимание как « невреждение » к значению « доброта ».