Декабря 1825 года. Восстание декабристов на Сенатской площади.

 

Очень ярко и почти с документальной точностью картина событий 14 декабря 1825 года дана в поэме Николая Некрасова «Русские женщины». Картина эта предстаёт пред нами во сне княгини Волконской и выражает её личное представление об этом событии, представление рядового очевидца.

«Уснула…Башня снится ей…

Она вверху стоит;

Знакомый город перед ней

Волнуется, шумит;

К Сенатской площади бегут

Несметные толпы:

Чиновный люд, торговый люд,

Разносчики, попы;

Пестреют шляпки, бархат, шёлк,

Тулупы, армяки…

Стоял уж там Московский полк,

Пришли ещё полки,

Побольше тысячи солдат

Сошлось. Они «ура!» кричат,

Они чего-то ждут…

 

Народ галдел, народ зевал,

Едва ли сотый понимал,

Что делается тут…

Зато посмеивался в ус,

Лукаво щуря взор,

Знакомый с бурями француз,

Столичный куафёр…

Приспели новые полки:

«Сдавайтесь!» тем кричат.

Ответ им – пули и штыки,

Сдаваться не хотят.

Какой-то бравый генерал,

Влетев в каре, грозиться стал –

С коня снесли его.

Другой приблизился к рядам:

«Прощенье царь дарует вам!»

Убили и того.

 

Явился сам митрополит

С хоругвями, с крестом:

«Покайтесь, братия! – гласит, −

Падите пред царём!»

Солдаты слушали, крестясь,

Но дружен был ответ:

«Уйди, старик! Молись за нас!

Тебе здесь дела нет…»

 

Тогда-то пушки навели,

Сам царь скомандовал: «па-ли!..»

(Н.А. Некрасов. Избранные произведения в 2-х т. – Л., 1962. – С. 141 – 142.)

 

(В. Тимм. Восстание 14 декабря 1825 года. 1853)

 

Дальнейшее хорошо известно и по историческим сочинениям и по сатирическим эпиграммам, выразившим отношение мыслящих людей России к расправе над декабристами и к политике нового императора Николая I, ещё более консервативной, чем в предшествующую эпоху.

«Едва царём он стал,

То разом начудесил:

Сто двадцать человек тотчас в Сибирь послал,

Да пятерых повесил».

 

«Встарь Голицин мудрость весил,

Гурьев грабил весь народ,

Аракчеев куролесил,

А царь ездил на развод.

Ныне Ливен мудрость весит,

Царь же вешает народ,

Рыжий Мишка куролесит,

И по-прежнему – развод.»

 

(Русская эпиграмма XVIII – XIX веков. – М.: Советская Россия, 1988. – С. 198 – 199.)

 

Пятеро повешенных – это вожди восстания, чья участь оказалась ужасной и после их казни, как об этом написал поэт Михаил Михайлов, предрекая, что отечество их всё равно не забудет.

«Над вашими телами надругавшись,

В безвестную могилу их зарыли,

И над могилой выровняли землю,

Чтоб не было ни знака, ни отметы,

Где тлеют ваши кости без гробов, −

Чтоб самый след прекрасной жизни вашей

Изгладился, чтоб ваши имена

На смену вам идущим поколеньям

С могильного креста не говорили,

Как вы любили правду и свободу,

Как из-за них боролись и страдали,

Как шли на смерть с лицом спокойно-ясным

И с упованьем, что пора придёт –

И вами смело начатое дело

Великою победой завершится…

 

Не хрупкие гробницы сохранят

Святую вашу память, а сердца

Грядущих просветленных поколений, −

И в тех сердцах народная любовь

Из рода в род вам будет неизменно

Гореть неугасимою лампадой.»

(М.Л. Михайлов. Пятеро // Соч. в 3-х т. – М.: Художественная литература, 1958. – Т. 1. – С. 88 – 89.)

 

Поэт оказался прав. Память о казнённых декабристах не ослабевала во времена существования императорской России:

«Над вашей памятью кровавой

Теперь лежит молвы позор;

На ней поэт, венчанный славой,

Остановить не смеет взор.

 

Ваш враг могучий торжествует,

Щадит его судьбы закон,

Лишь власти страсть его волнует,

И кажется незыблем трон.

 

Но вы погибли не напрасно:

Всё, что посеяли, взойдёт;

Чего желали вы так страстно,

Всё, всё исполнится, придёт!

 

Иной восстанет грозный мститель,

Иной восстанет мощный род:

Страны своей освободитель,

Проснётся дремлющий народ.

 

В победный день, в день славной тризны,

Свершиться роковая месть, −

И снова пред лицом отчизны

Заблещет ярко ваша честь».

(Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л.: Советский писатель, 1988, − Т. 1. – С. 525 − 526.)

 

14 декабря 1825 – 18 февраля 1955 годы. Эпоха Николая I.

Высшим идеалом для Николая I, который правит, опираясь на «потомков древних рыцарей», и отечески заботится о благе своих покорных подданных. А главными орудиями осуществления императорской власти, по его мнению, должны были служить армия, вышколенная палочной дисциплиной; и бюрократия, скованная осознанием служебного долга. По сути говоря, это был идеал патриархально-феодального абсолютизма, давно прекратившего своё существование в Европе, но нашедшего своё последнее пристанище в России.

Николаевским сановникам, исходящим в своих действиях из такой идеологической конструкции, Россия представлялась мощной скалой, о которую разбиваются все революционные волны из Европы, именно по причине особого уклада её жизни – самодержавному образу правления и крепостному праву.

Только передовые люди России не были склонны к подобному самообману и, хотя бы в подцензурной печати, стремились показать, что под блеском и мишурой официальной идеологии скрывается весьма печальная картина неприглядного состояния страны. О наличии таких настроений в образованном российском обществе можно судить на основании сатирического стихотворения княгини Екатерины Ростопчиной.

«Пуская в России нет дворян,

Пускай все русские вельможи –

Из чухон, ляхов и армян,

На русских вовсе не похожи;

Страшилище врагов и внутренних и внешних;

Вся наша гвардия осталася верна

Названью прежнему «потешных».

А слава древняя дружин,

Сословие детей боярских,

На место тёплое иль заряся на чин,

Погрязло в дрязгах канцелярских

И, саблю заменив пером,

Кольчугу бранную позорным виц-мундиром,

Ярыжкам сделалось подобное во всём

И стало мерзостным вампиром,

Который день и ночь сосёт

Все соки лучшие из русского народа

И даже ухом не ведёт,

Что есть уж два изданья «Свода».

Пускай и самый наш народ,

Враг ненавистный иноземцев,

По праздникам мертвецки пьёт,

А буднями работает на немцев.

Пускай казна истощена

И нам по-прежнему пристала

Пусть фраза та, что «Русь обильна и сильна,

Да только в ней порядка мало».

(Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л.: Советский писатель, 1988. − Т. 1. – С. 414 – 415.)

(М. Добужинский. Провинция в 1839-е годы.1909)

 

29 ноября 1830 – 21октября 1831 годы. Польское восстание.

 

Не следует пренебрегать, особенно применительно к современной ситуации в России, и определением страною своего места в геополитическом пространстве, что в годы правления Николая I были завязаны столь тугие узлы межэтнических противоречий, которые трудно развязать и сейчас. Имеются в виду, конечно, Польский и Кавказский вопросы, связанные, естественно, с Польским восстанием 1830 года и Кавказской войной 1817 − 1864 годов. Оставим эти вопросы на рассмотрение историков и политиков, отметим то, что на них уже пытались дать ответы лучшие поэты России.

Далеко не одобряя действия русских войск во время подавления польского восстания, всё же отметим, что и польские повстанцы отличались далеко не рыцарским поведением, начав выступление с вырезания спящих в казарме русских солдат и с попытки убийства наместника императора в Царстве Польском Великого князя Константина. Также мы склонны думать, что не столько независимость и новая конституция были нужны предводителям восстания, а восстановление Речи Посполитой в границах 1772 года, то есть присоединение значительных территорий Украины и Белоруссии. Жаль, что подобные химерические идеи ещё сидят в головах некоторых современных польских политиков.

Обращаясь же к событиям 1830 года, от себя добавим, что Польша до восстания обладала широкой автономией и конституцией с таким набором прав и привилегий, о которых и мечтать тогда не могли исконно русские территории. Но всегда хочется чего-то большего и лучшего, а доброе к себе отношение часто принимаешь за слабость, податливость партнёра. Может, это чисто житейское правило, и служит простейшим ключом к решению затянувшегося Польского вопроса. Здесь же опять обращаешь внимание на обоюдоострое оружие – историческое знание, которое в одинаковой мере поражает и противника, и того, кто его обнажает. Эту логику хорошо проследил Александр Пушкин в двух стихотворениях, попутно дав отповедь западному общественному мнению, стремящемуся осудить любые действия России, что обнаруживает их к ней неприязненное отношение, а также очень короткую память о той роли, которую сыграла наша страна в спасении Европы от порабощения великими диктаторами и завоевателями. Тоже очень знакомая нам всем сегодня картина.

(М. Залеский. Взятие варщавского арсенала.)

 

Одно из его стихотворений названо очень примечательно − «Клеветникам России», где великий поэт, касаясь событий Польского восстания 1830 года, высказывает в адрес зарубежных радетелей польских национальных интересов следующие суждения.

«О чём шумите вы, народные витии?

Зачем анафемой грозите вы России?

Что возмутило вас? Волнение Литвы?

Оставьте: это спор славян между собою,

Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,

Вопрос, которого не разрешите вы.

 

Уже давно между собою

Враждуют эти племена;

Не раз клонилась под грозою

То их, то наша сторона.

Кто устоит в неравном споре:

Кичливый лях иль верный росс?

Славянские ль ручьи сольются в русском море?

Оно ль иссякнет? Вот вопрос.

 

Оставьте нас: вы не читали

Сии кровавые скрижали;

Вам непонятна, вам чужда

Сия семейная вражда;

Для вас безмолвны Кремль и Прага;

Бессмысленно прельщает вас

Борьбы отчаянной отвага –

И ненавидите вы нас…

За что ж? Ответствуйте: за то ли,

Что на развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, под кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили

Мы тяготеющий над царствами кумир

И нашей кровью искупили

Европы вольность, честь и мир?..»

(А.С. Пушкин. Сочинения в трёх томах. Том первый. – М.: Художественная литература, 1985. – С. 499 − 500.)

 

В следующем стихотворении, тоже названном весьма символично (почему – поймём дальше), Александр Пушкин, давая по-прежнему отповедь «клеветникам России», больше обращает внимания на печальную участь Польши и её революционеров, вступивших в безнадёжную борьбу, излишне понадеявшись на помощь западных держав. Здесь классик русской литературы проводит извечную мысль, что никакие: ни внутренние, ни внешние напасти не смогут поколебать основ русского государства, и выражает твёрдую уверенность в грядущем величии России.

(К. Маланкевич. Сражение под Отсроленкой. 26 мая 1831 года.)

 

«…Ступайте ж к нам: вас Русь зовёт!

Но знайте прошеные гости!

Уж Польша вас не поведёт:

Через её шагнёте кости!..»

Сбылось – и в день Бородина

Вновь наши вторглись знамена

В проломы падшей вновь Варшавы;

И Польша, как бегущий полк,

Во прах бросает стяг кровавый –

И бунт раздавленный умолк.

 

В боренье падший невредим;

Врагов мы в прахе не топтали;

Мы не напомним ныне им

Того, что старые скрижали

Хранят в преданиях немых;

Мы не сожжём Варшавы их;

Они народной Немезиды

Не узрят гневного лица

И не услышат песнь обиды

От лиры русского певца.

 

Но вы, мутители палат,

Легкоязычные витии,

Вы, черни бедственный набат,

Клеветники, враги России!

Что взяли вы?.. Ещё ли росс

Больной, расслабленный колосс?

Ещё ли северная слава

Пустая притча, лживый сон?

Скажите: скоро ль нам Варшава

Предпишет гордый свой закон?

 

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Признав мятежные права,

От нас отторгнется ль Литва?

Наш Киев дряхлый, златоглавый,

Сей пращур русских городов,

Сроднит ли с буйною Варшавой

Святыню всех своих гробов?

 

Ваш бурный шум и хриплый крик

Смутили ль русского владыку?

Скажите, кто главой поник?

Кому венец: мечу иль крику?

Сильна ли Русь? Война, и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Её, беснуясь, потрясали –

Смотрите ж: всё стоит она!

А вкруг её волненья пали –

И Польши участь решена…»

(А.С. Пушкин. Сочинения в 3-х т. – М.: Художественная литература, 1985. − Т. 1. – С. 501 – 502.)

 

Годы. Кавказская война.

 

Другой сложной проблемой, доставшейся современной России от николаевской эпохи, является правильная интерпретация событий Кавказской войны (1817 − 1864 гг.). У каждой стороны была своя правда. По-своему была права Россия, стремясь распространить своё влияние на стратегически важные территории и защитить христианские народы от порабощения и уничтожения со стороны отсталых деспотических государств Турции и Ирана. Решение этой задачи было немыслимо без подчинения свободных горцев Кавказа. Правы были и народы Кавказа, ведшие под предводительством Шамиля многолетнюю борьбу против царских войск, защищая своё право на самобытный уклад жизни. Но, пытаясь дать более взвешенную оценку событиям Кавказской войны, не следует забывать слова Льва Толстого, что наблюдался «…крайне любопытный параллелизм двух главных противников той эпохи – Шамиля и Николая, представляющих вместе как бы два полюса властного абсолютизма – азиатского и европейского». Развивая эти мысли великого писателя, следует отметить, что жестокий характер боевых действий со стороны горцев вызывал ответное ожесточение русских солдат, а жестокие действие русских войск по подавлению сопротивления приводило ещё к большей жестокости со стороны местного населения, и так по нарастающей.

Это говорится к тому, что нет более сомнительного занятия для современных историков и публицистов, чем муссирование прежних обид и потерь, что никак не способствует установлению отношений согласия и взаимного уважения среди всех, населяющих Россию народов. Поэтому при рассмотрении событий Кавказской войны лучше сосредоточить внимание на корни дружеских взаимоотношений кавказских народов с русским народом. При этом надо делать особый упор на то, что передовые люди России проявляли высокое уважение к горцам Кавказа, проявляли сочувствие к их борьбе, осуждали чрезмерную жестокость со стороны царских войск. «Кавказа – гордые сыны» − называл их Александр Пушкин. Не без иронии говорит великий поэт в эпилоге своей поэмы «Кавказский пленник» о стремлении описать «подвиги» царских генералов, но сам тон его вступления свидетельствует, что подобная поэма вряд ли когда будет написана:

«…И воспою тот славный час,

Когда, почуя бой кровавый,

На негодующий Кавказ

Поднялся наш орёл двухлавый;

Когда на Тереке седом

Впервые грянул битвы гром

И грохот русских барабанов,

И в сече, с дерзостным челом,

Явился пылкий Цицианов;

Тебя я воспою, герой,

О Котляревский, бич Кавказа!

Куда ни мчался ты герой –

Твой ход, как чёрная зараза,

Губил, ничтожил племена…

Ты днесь покинул саблю мести,

Тебя не радует война;

Скучая миром, в язвах чести,

Вкушаешь праздный ты покой

И тишину домашних долов…

Но се Восток подъемлет вой!

Смирись Кавказ: идёт Ермолов!..»

(А.С. Пушкин. Поэмы. – М.: Художественная литература, 1982. – С. 139 − 140.)

 

Передовые люди России были единодушны во мнении, что «огонь и меч не принесут пользы, да и кто дал нам право таким образом вносить образование к людям». Так рассуждал декабрист Николай Лорер. Но их мнение было проигнорировано царской администрацией. Боевые действия на Кавказе продолжались. Вот как обыденно рисует их непосредственный участник событий, другой великий русский поэт Михаил Лермонтов в стихотворении «Валерик».

«…Едва лишь выбрался обоз

В поляну, дело началось;

Чу, в арьергард орудья просят;

Вот ружья из кустов выносят,

Вот тащат за ноги людей

И кличут громко лекарей;

А вот и слева, из опушки,

Вдруг с гиком кинулись на пушки;

И градом пуль с вершин дерев

Отряд осыпан. Впереди же

Всё тихо – там между кустов

Бежал поток. Подходим ближе.

Пустили несколько гранат;

Ещё продвинулись; молчат;

Но вот над брёвнами завала

Ружьё как будто заблистало;

Потом мелькнули шапки две;

И вновь всё спряталось в траве.

То было грозное молчанье,

Недолго длилося оно,

Но в этом странном ожиданье

Забилось сердце не одно

Вдруг залп…глядим: лежат рядами,

Что нужды? Здешние полки

Народ испытанный… «В штыки,

Дружнее!» − раздалось за ними.

Кровь загорелася в груди!

Все офицеры впереди…

Верхом помчались на завалы,

Кто не успел спрыгнуть с коня…

«Ура!» − и смолкло. «Вон кинжалы,

В приклады!» − и пошла резня.

И два часа в струях потока

Бой длился. Резались жестоко,

Как звери, молча, с грудью грудь,

Ручей телами запрудили.

Хотел воды я зачерпнуть…

(И зной и битва утомили

Меня), но мутная волна

Была тепла, была красна…»

(М.Ю. Лермонтов. Стихотворения, поэмы, драмы, проза. – М.: Московский рабочий, 1969. – С. 160 − 161.)

 

Мысли Михаила Лермонтова созвучны мнению передовых людей России. Его выразил Николай Раевский, заявивший: «Одна миролюбивая политика с горцами может вести к прочному их покорению, всякая другая, основанная на разорении, кровопролитиях, вредна… торговля сближает горцев с нами, доставляя огромные выгоды…». И поэт полон недоумения от представшей его взору картины резни.

«…Я думал: «Жалкий человек,

Чего он хочет!.. небо ясно,

Под небом места хватит всем,

Но беспрестанно и напрасно

Один враждует он – зачем?..»

(М.Ю. Лермонтов. Стихотворения, поэмы, драма, проза. – М.: Московский рабочий, 1969. – С. 162.)

 

Возобладала, конечно, линия на насильственное присоединение Кавказа. Ценой больших жертв с обеих сторон Кавказская война завершилась. Итоги её в художественно-поэтической форме подведены опять же в поэме Александра Пушкина «Кавказский пленник».

«…И смолкнул ярый крик войны:

Всё русскому мечу подвластно.

Кавказа гордые сыны,

Сражались, гибли вы ужасно;

Но не спасла вас ваша кровь,

Ни очарованные брони,

Ни горы, ни лихие кони,

Ни дикой вольности любовь!

Подобно племенам Батыя,

Изменит прадедам Кавказ,

Забудет алчной брани глас,

Оставит стрелы боевые.

К ущельям, где гнездились вы,

Подъедет путник без боязни,

И возвестят о вашей казни

Преданья тёмные молвы».

(А.С. Пушкин. Поэмы. – М.: Художественная литература, 1982. – С. 140.)

(Ф. Рубо. Штурм аула Ахульпо. 1839 год.)

 

Обратившись вновь к характеристике николаевской эпохи, следует отметить, что революционные потрясения в Европе 1848 − 1849 годов окончательно укрепили Николая I в его консервативной позиции и наложили печать на все робкие проекты реформ, разрабатываемые в секретных комитетах. В своём выступлении перед представителями дворянских обществ император торжественно их заверил, что «никакая земная сила нас больше не потревожит», то есть, что никаких изменений во взаимоотношениях помещиков и крестьян не предвидится. Один из немногих реформаторов в николаевском правительстве Петр Киселёв с горечью заметил, что «крестьянский вопрос лопнул».

Правительственный курс стал ещё более жёстким, не терпящим никаких перемен. Строго было указано славянофилам и западникам, чтобы они не будоражили общественное мнение. Разоблачены и осуждены были как опасные государственные преступники участники кружка Петрашевского, что навеяло на образованное общество страх и смятение. Вот как передаёт настроения той поры поэт Николай Некрасов.

«Помню я Петрашевского дело,

Нас оно поразило, как гром,

Даже старцы ходили несмело,

Говорили негромко о нём.

Молодёжь оно сильно пугнуло,

Поседели иные с тех пор,

И декабрьским террором пахнуло

На людей, переживших террор.

Вряд ли были тогда демагоги,

Но сказать я обязан, что всё ж

Приговоры казались нам строги,

Мы жалели тогда молодёжь».

(Н.А. Некрасов. Избранные произведения в 2-х т. – Л., 1962. – Т. 1. – С. 378.)

(Б.М. Кустодиев. В московской гостиной в 1840-е годы. 1913).

 

Данная Николаем Некрасовым картина николаевской эпохи перекликается с горестными раздумьями другого русского поэта – Ивана Аксакова, как бы подводящими итоги всему царствованию Николая I:

«Клеймо домашнего позора

Мы носим, славные извне…

В могучем крае нет отпора,

В пространном царстве нет простора,

В родимой душной стороне…

Ёе в своём безумье яром

Гнетут усердные рабы…

А мы глядим, слабеем жаром

И с каждым днём сдаёмся даром,

В бесплодность веруя борьбы…

И слово правды ослабело,

И реже шёпот смелых дум,

И сердце в нас одебелело,

Порывов нет, в забвеньи дело,

Спугнули мысль, стал празден ум…».

(Д.Н. Кардовский. Бал в Петербургском дворянском собрании. 1913)

 

Почему-то российская власть всегда опасалась умных, образованных людей. Потому, чтобы придать большую устойчивость сословному строю, в стране была изменена система народного образования. Она стала корпоративной. Каждое низшее сословие общества получало ровно тот уровень знаний, который не позволял ему возвыситься до благородного сословия. При этом существовал строгий контроль над учебными программами и книгоиздательским делом, чтобы не допустить проникновение в молодёжную среду революционных или демократических идей. Ещё следует сказать о милитаризации всего процесса обучения, что стало поводом для фантасмагорического стихотворения анонимного автора «На погребение науки».

«Забил барабан пред смутной толпой,

Науку в могилу зарыли,

Печальный остаток свободы святой

Мы в недрах земли схоронили.

И вечную память пробил этот звук

Свободным искусствам и знанью,

И в мирном приюте высоких наук

Фельдфебель нас учит шаганью.

Погибло свободное наше житьё,

Падёт вместе с ним просвещенье:

Дадут всем учёным тесак да ружьё

И всех поведут на ученье.

Теперь же профессоров доблестный шаг

Услышат носящие шпагу,

Не истине светлой учить будут нас,

А скорому, тихому шагу…

Прости же свободное наше житьё!

Погибло с тобой просвещенье:

Студентам всем дали тесак да ружьё

И всех повели на ученье!..»

(Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л.: Советский писатель, 1988. – Т. 1. – С. 544 − 545.)

(М.В. Добужанский. Обучение солдат в николаевские времена. 1813)

А как прикажете понимать введение единообразной формы для гимназистов и студентов, почти армейскую дисциплину во всех учебных заведениях, постоянную угрозу для студентов быть отданными в солдаты. Не говоря уже о том, что гражданские учебные заведения чаще всего возглавляли генералы. Только как милитаризацию системы образования. К тому же в этой системе прослеживалась реакционная, но вполне осуществимая идея – обеспечить устойчивость отсталого политического строя страны за счёт искусственного снижения образовательного и культурного уровня народа и консервации на этой основе отживших форм жизни. Что это неизбежно приводит к технико- экономическому и культурному застою, отставанию России от более развитых индустриальных стран, стало ясно в ходе Крымской войны. Она вынесла свой приговор николаевскому режиму, вскрыв глубину пропасти, отделившую страну от более передовых государств.

В самом начале войны известный славянофил Хомяков в своём стихотворении «Россия», одобряя заступничество за братьев-славян, в тоже время призвал императора к покаянию за то, что он сделал со страной.

«Тебя призвал на брань святую,

Тебя Господь наш полюбил…

Но помни: быть орудьем Бога

Земным созданьям тяжело;

Своих рабов Он судит строго –

А на тебя, увы, так много

Грехов ужасных налегло:

В судах черна неправдой чёрной

И игом рабства клеймена;

Безбожной лести, лжи тлетворной

И лени мёртвой и позорной,

И всякой мерзости полна…».

Все великие планы и расчёты на быструю победу были перечёркнуты вступлением в войну Англии и Франции. Карл Маркс по этому поводу справедливо предрёк, что отсталой России предстоит безнадёжная борьба с передовыми и технически оснащёнными нациями. Его прогнозы оправдались. Войска антироссийской коалиции без особых трудов высадились на российском побережье, победили русскую армию в сражении на реке Альте и через некоторое время осадили Севастополь. Поражение русских войск вызвало в российском обществе рост оппозиционных настроений. Часть российского общества даже усомнилась: нужна ли война России ради далёких иерусалимских святынь и имперских амбиций. Разве нет более неотложных дел внутри страны? Эти общественные настроения выразил малоизвестный поэт Михаил Карлин.

«Я слышу грозный клич: война!

Я вижу страшные движенья,

Душа моя тоской полна,

В уме рождается сомненье.

 

Куда? Зачем идут полки?

Какая польза для народа,

Что кровь багрит собой штыки

Вначале нынешнего года?

 

Что извлечём мы из побед?

И ждать ли нам ещё победы?

И так глядят уж много лет

На нас с усмешкой все соседи…

 

− Но Русь сильна? Быть может, да.

Да чем сильна? Извне штыками,

Внутри плетьми ограждена

Да зауральскими горами.

 

Народ и так изнемождён,

Народ страдает от налогов,

Клянёт в тиши людской закон

И явно ропщет уж на бога.

 

Но бог ни в чём не виноват,

А тот, кто здесь во имя бога, −

Он заставляет нас страдать,

Безумно властвуя в чертогах…»

(Вольная русская поэзия XVIII – XIX веков в 2-х т. – Л.: Советский писатель, 1988. – Т. 1. – С. 515 – 516.)

(Д.Н. Кардовский. Оборона Севастополя. 1913)

Затем российское общество на основе свидетельств очевидцев могло составить собственное нелицеприятное представление о войне, принявшей явно неблагоприятный для России оборот.

«А война? До царя не скорее

Доходили известья о ней:

Где урон отзывался сильнее?

Кто победу справлял веселей?

Прискакавшего прямо из боя

Здесь не раз мы видали героя

В дни, как буря кипела в Крыму.

Помню, как мы внимали ему:

Мы к рассказчику густо теснились,

И героев войны имена

В нашу память глубоко ложились,

Впрочем, нам изменила она!

Замечательно странное свойство

В нас суровый наш климат развил –

Забываем являвших геройство,

Помним тех, кто себя посрамил:

Кто нагрел свои гнусные руки,

У солдат убавляя паёк.

Кто, внимая предсмертные муки,

Прятал русскую корпию впрок

И потом продавал англичанам, −

Всех, и мелких, и крупных воров,

Отдыхающих с полным карманом,

Не забудем во веки веков!..»

(Н.А. Некрасов. Избранные соч. в 2-х т. – Л., 1962. – Т. 1. – С. 378 – 379.)

(К. Филиппов. В осаждённом Севастополе. 1913)