Протокол учительской конференции

 

Состоялась в понедельник, 28 сентября,

в 15.06 в школьной библиотеке.

Присутствовали – 100%.

 

Д-р Кларк – послеканикулярное приветствие: засучить рукава и браться за дело.

Беа Шехтер: серьезные проблемы, не решенные в прошлом семестре, – чрезмерная учебная и канцелярская нагрузка, неудовлетворительные условия.

Рассмотрение временно отложить.

Два конфликтующих кочевника из одной классной комнаты:

1-й: застает в классе исписанную доску с надписью – НЕ СТИРАТЬ, – нерациональное использование доски.

2-й: словарь найден на задней парте – дело рук ученика.

Место словаря только на учительском столе.

1-й: в левом ящике стола не оставлено места.

2-й: левый ящик стола принадлежит не первому, а второму.

В комитете по распределению учебной площади создать подкомитет по рассмотрению жалоб, которому поручить урегулировать вышеупомянутый конфликт.

Беа Шехтер: об отсеве учеников.

Макхаби: необходимо придерживаться отпечатанной повестки дня.

Главный вопрос обсуждения: записывать ли УХ справа или слева от синей черты на УКУ.

Высказывания ЗА и ПРОТИВ. Как лучше экономить время?

Создан комитет для рассмотрения.

Барринджер: отменить послеобеденный классный час.

Макхаби: отклонить. О курении в уборных. Всем перечитать циркуляр.

Мангейм: не хватает лабораторного оборудования.

Макхаби: провести по инстанциям.

Мисс Игэн (школьная медсестра): о важности горячих завтраков – без топлива печь не греет. Влияние на отметки.

Д-р Кларк: в здоровом теле – здоровый дух.

Учитель? (серый костюм, усы): закрыть конференцию.

Макхаби: рано.

Беа Шехтер: проблемы интеграции.

Д-р Кларк: закономерность развития. Терпение и выдержка. Профессиональное достоинство. Конституция.

Мэри Льюис: с потолка падает штукатурка. От Грэйсона нет помощи.

Макхаби: провести по инстанциям. Бороться с эпидемией опозданий. Выполнять циркуляры. Предупредить родителей формой № 3.

Мисс Финч (школьный секретарь): учителя должны выполнять инструкции. Это значит – все рапортички сдавать вовремя.

Мисс Фриденберг (советник по воспитанию): нужны более точные УХ и УКУ. Достаточно одной фразы, лишь бы она отражала глубину. Пример: «Потенциальный руководитель», «Нуждается в поощрении». Изучить предыдущие ПУП.

Барринджер: отменить утренний классный час.

Макхаби: отклонить.

Мэри Льюис: теперь, когда чтение Библии в дни собраний объявлено неконституционным, будут ли возражения против минутной молитвы про себя?

Макхаби: нет, не будут, если не упоминать слово «молитва» и не шевелить губами.

Учитель? (серый костюм, усы): предложил закончить обсуждение.

Макхаби: еще не время.

Перемещенные учителя: в связи с тем, что отдел пожарной охраны нашел, что кабинет биологии на 5-м этаже пожароопасен, кабинет перевели в комнату математической книги, оттуда книги перенесли на время в кладовую, а учебные пособия – в главную кладовую на втором этаже, содержимое которой временно находится в канцелярии. В связи с этими перемещениями учителя социологии, которые пользовались кабинетом на 5-м этаже для оформления записей, оказались без места. Куда им идти?

Создан комитет для рассмотрения.

Вывод д-ра Кларка: просвещение – фактор развития демократии. Вопросы учебной нагрузки, канцелярской работы и неудовлетворительного состояния школы отложены из-за недостатка времени.

Учитель? (серый костюм, усы): закрыть конференцию.

Учительская конференция закрывается в 16.06.

(Переписать, отпечатать в трех экземплярах, сдать.)

 

Ученическая нагрузка

 

2 октября

Дорогая Эллен!

Снова пятница, прошла еще неделя. Время сжимается и растягивается, как испорченный аккордеон, и только твои письма напоминают о нашем милом прошлом, вносят порядок и смысл в мою сумбурную жизнь. Завидую твоему досугу, прогулкам всей семьей, играм с дочуркой в твоем тихом пригороде. А у меня, а у меня…

Холодная война между Адмиралом и мной становится все горячее; напряженность между Фероне и мной – все напряженнее; школьный секретарь мисс Финч засыпает меня бумагами из гигантской утробы своего мимеографа. И я совсем не уверена, что удержусь в школьной системе.

Во время классного часа радуюсь, если мне удается дойти по журналу до буквы Д. Адмирал Осел шныряет по коридору, готовый ворваться при первом же сигнале. Или, может быть, он следит за нами в перископ из своего кабинета?

В моих предметных классах мы все еще жонглируем книгами. «Сказания старые и новые» неизвестными силами заменены на «Одиссею» и «Мифы и их значение». У меня остается только две недели для того, чтобы рассказать моему классу «ОО» о мифологии Греции и великом гомеровском эпосе, потому что другие учителя уже ждут эти книги, так как вопросы по ним войдут в контрольные за полугодие. А контрольные эти должны быть проведены до Дня благодарения, чтобы учителя могли проверить их во время каникул.

Ответы на свои вопросы я ищу в том, что говорят или пишут ученики. Я установила в своей аудитории ящик для пожеланий в надежде на то, что они начнут делиться своими чувствами и в конце концов научатся доверять мне.

Пока же все они для меня – просто море лиц, и только при сильных порывах ветра возникает то одна, то другая мордашка…

Лу Мартин – первый комедиант класса, его конек – строить рожицы. То он ужасно расстроен из-за невыполненного задания – ладони сжимают лоб, колени трясутся, плечи поникли от стыда; то он просто умирает от жажды, выпрашивая пропуск на выход, – язык вываливается наружу, глаза закатываются… словом, просто не в силах дойти до питьевого фонтанчика. То он потрясен неверным ответом, предательски сорвавшимся с языка, то покорен, то поражен, то негодует… Знаю, что нельзя, но не могу удержаться от смеха.

Начинаю запоминать их имена и разбираться в том, что их волнует. Мне даже кажется, что я могу помочь им, если только они мне это позволят. Но я все еще Чужая и Враг; я еще не прошла испытание. Враг Эдди Уильямса – потому что у меня белая кожа; Джо Фероне – потому что я учительница; Вивиан Пейн – потому что я худая.

Из-за цвета своей кожи Эдди зол на весь мир.

Джо Фероне заваливает все предметы, хотя очень способный. Он стал камнем преткновения между мной и Макхаби, потому что я считала его невиновным в краже бумажника. Я доверяю ему, а он – он пристально наблюдает за мной, готовый к прыжку при первом моем неверном движении.

Кэрри (подписывается «Вивиан») болезненно-некрасивая девушка, всегда мрачная, таящая ненависть под толстым слоем жира.

Гарри Каган – политикан и подхалим. Он баллотируется в президенты Всеобщей организации учеников, и, боюсь, будет избран.

Линда Розен страшно отстает в учебе, но преуспевает у мальчиков.

А хорошенькая Алиса Блэйк, всегда бледная, в трепетном ожидании большой любви, так уязвима и так легкоранима, как бывает только в шестнадцать лет. Я уверена в ее подлинно глубоких чувствах, но выражать их она умеет только дешевыми трафаретными фразами – большему она не научена.

Еще есть Рэсти – женоненавистник.

А потом еще есть тихий, запуганный пуэрториканский мальчик, имя которого я даже запомнить не могу.

Это дети, вскормленные на жалких отбросах, и у них никого нет – ни в школе, ни дома.

Ты знаешь, я только что поняла, что для них нет даже точного слова. «Подростки», «юноши», «ученики», «ребята», «подрастающее поколение», «дети» – все эти определения оскорбительны, снисходительны, ходульны или же просто неточны. В документах мы называем их «ученической нагрузкой», с кафедры – «юноши и девушки», а как следует их называть?

Больше всего меня пугает их бездумное восприятие всего, чему их учат. Они не протестуют против авторитетов, хотя вечно протестуют, и притом бурно, а против чего, сами не знают! И им не приходит в голову подумать.

Послушание и молчание – вот что у нас особенно ценится. А вот энтузиазм не вызывает энтузиазма. Он таит в себе опасность излишних треволнений. Как-то Адмирал поймал несколько учеников, пришедших в школу до занятий, чтобы попрактиковаться в машинописи. И тотчас же издал манифест, запрещающий пребывание учащихся в школе до 8.20 и после 15.00. Без учителя им не разрешают оставаться в классах. Им не разрешают задерживаться в коридорах. Им не разрешают говорить, не подняв предварительно руку. Им не разрешают переживать слишком остро или смеяться слишком громко.

Вчера, например, мы обсуждали вот эти слова из «Юлия Цезаря»:

 

НЕ ЖРЕБИЙ НАШ – МЫ САМИ ВИНОВАТЫ В СВОЕМ ПОРАБОЩЕНЬЕ.

 

Я попыталась связать шекспировскую хронику с жизненным опытом моих учеников. «Правда ли это? – спросила я. – Хозяева ли мы своей судьбы? Бывает ли везение?» Мальчишка в первом ряду так яростно замахал рукой: «Вызовите меня, пожалуйста, вызовите меня!» – что свалился с парты. Ребята рассмеялись. Входит Макхаби. И в тот же день в своем ящике для писем я обнаруживаю: ДО ЕГО СВЕДЕНИЯ ДОШЛО, ЧТО В МОЕМ КОНТРОЛЕ НАД КЛАССОМ ОТСУТСТВОВАЛ КОНТРОЛЬ.

Но я заставила мальчика думать, я вложила в него что-то, родившее мысль. Я взволновала его новой формулой. А это уже кое-что.

Случаются, конечно, и курьезы, когда я совсем неправильно оцениваю их рвение. Есть у меня девочка, которая не сводит с меня глаз. Нынче утром, когда я вела опрос по «Юлию Цезарю», она прямо-таки выбрасывала вперед руку, умоляя, чтобы ее заметили. А когда я ее вызвала, она спросила: «Вы носите контактные линзы?»

Хорошо, что не было Бестера. Все-таки в этом человеке есть что-то, не заметное с первого взгляда. На меня производит огромное впечатление то, как он мастерски решает так называемую здесь «проблему дисциплины». Как-то он зашел в раннюю продленку (не спрашивай меня, что это такое и как я ее проводила) и попросил одного из учеников показать свою программную карточку. «Катись ты подальше», – ответил тот. Класс затаил дыхание. С ледяной вежливостью Бестер попросил ученика повторить то, что он сказал. Мальчик повторил. «Пожалуйста, первые два слова», – попросил Бестер с утонченной вежливостью. «Катись ты». – «Будьте любезны, повторите снова». – «Катись ты». – «Еще раз, пожалуйста». – «Катись ты». – «Будьте любезны повторить следующее слово». – «Подальше». – «Еще раз». – «Подальше». – «Еще раз». Представь себе, как абсурдно может звучать это «подальше», повторенное со всей серьезностью мальчиком, стоящим среди своих сверстников! Парня высекли, и он это знал; знал это и усмехающийся класс; знал это и Бестер. Уходя, он сказал безупречно вежливо: «Вам, молодой человек, следует заняться исправлением речи». Как бы я хотела научиться у него уверенности в себе. Во время классных часов я чувствую себя такой неумелой. Ученики все еще относятся ко мне с подозрением, все еще испытывают меня…

В понедельник ко мне подошла девушка, застенчивая и чем-то взволнованная. Она хотела бы поговорить со мной после уроков. По-видимому, она боялась идти домой. К сожалению, было это в день учительской конференции, которая священна: явка на нее обязательна. Возможно, я могла бы как-нибудь помочь девушке – с тех пор она не появлялась в школе. Мне сообщили, что она убежала из дому…

На учительской конференции (нам положено отсиживать на ней каждый месяц по часу) я наблюдала за моими братьями и сестрами, на лицах их – равнодушие и покорность. Лишь немногие беспокойные души будоражили стоячее болото. Я сразу же поняла, что новичку выступать не положено. Но зато меня попросили вести протокол. Я записала все выступления и подсчитала время: 60 минут, секунда в секунду.

Все наши часы и минуты подсчитаны и заранее распределены. Уже вовсю идет подготовка ко Дню открытой школы и к рождественскому спектаклю. На доске объявлений появляются таинственные сообщения, которые совсем невозможно понять. Так вчера я прочла:

«Усиленный курс алгебры будет изучаться в следующем семестре до дальнейших указаний». Не знаю, что это значит или что значит «минимальный уровень и максимальные цели», – все это проблемы взаимопонимания.

Взаимопонимание! Если бы я знала, как подобраться к моим ребятам, я, наверно, смогла бы их учить. Как-то я попросила их написать, что они изучали по языку и литературе, что надеялись узнать на моих уроках. Их сочинения оказались открытием для меня: я поняла, насколько пусты были проведенные ими в школе годы, поняла, как необходима им я или кто-нибудь вроде меня. Нас так не хватает! И в то же время при всем моем старании обучить их чему-то – это практически невозможно в школе Калвина Кулиджа.

Конечно, посторонним наша работа кажется просто находкой: с девяти до трех, пятидневная неделя, двухмесячный оплаченный отпуск летом, все праздники по календарю, почет и уважение. Моя мама, например, очень радужно представляет себе мой рабочий день: ей видится день, заполненный грациозными поклонами под хор почтительных голосов, желающих мне доброго утра.

Как хорошо, что есть ты!

С любовью, Сил.

P. S. Знаешь ли ты, что в Нью-Йорке более 800 неполных средних школ, свыше 86 средних школ и около миллиона учащихся? И что из ста детей, начавших учиться, только пятнадцать поступают в колледж? Большинству же удается получить лишь неполное среднее образование – вот и все.

С.

 

Порция языка

 

В ответ на ваш вопрос, что я получил от изучения языка и литературы, отвечаю, что пока я от них ничего не получил. Учителя были ехидные злюки или нервные психопаты. Половина – временные, преподаватели других предметов. В один семестр у нас было 9 временных по языку и литературе. Однажды доктор Бестер взял наш класс на себя, и тогда я наконец начал немного соображать, что к чему, но, поскольку он главный, ему преподавать не разрешается.

И места нет, где учиться. В прошлое полугодие мы писали на мокрых столах, потому что язык был в физическом кабинете, а раньше у нас не было стульев и нам приходилось сидеть на корточках.

Даже постоянная миссис Льюис разводила такую скуку, что я весь извелся от зевоты, а мистер Лумис (математика) ненавидит и учение, и нас. Учителя стараются дать нам почувствовать, что мы ниже их. Может быть, это потому, что они чувствуют себя ниже других людей.

Один учитель велел мне выйти из класса и больше не возвращаться. Что я и сделал.

Прогульщик.

 

* * *

 

Я получила литературу и книги. Стихийные тоже. А перед самой контрольной – порцию языка. Много мальчиков в классе сильно отвлекли меня. Может повезет потом.

Линда Розен.

 

* * *

 

В классе мисс Пасторфелдс мне очень нравилось. У нас были такие современные методы, как Любительский час и разгадательные игры, кто наберет больше очков, и рисование разных героев из разных книг, и расстановка пунктуации по маршрутам, и бейсбол из грамматических предложений с призами. Вот как надо учить язык.

Верный ученик.

 

* * *

 

Я выучил только одно – «кавычки». Я знаю «кавычки» снизу доверху, и это всё, чему меня учительница научила. Одна – не буду называть имен – была помешана на «грамматических» ошибках, мисс Льюис обожала мучить меня. С мисс Пасторфилд мы «драматизировали» всё подряд, и мой последний провал был про «демократичность». Мы тратили все время на голосование чем заниматься, а на занятия уже не оставалось времени.

Только один раз мне попалась учительница получше. Но она «заболела» и ушла. Я думаю, что этот семестр с вами будет хорошим, потому что вы на вид «живая», хотя еще рано говорить.

Чарльз Роббинс.

 

* * *

 

Мне противно вспоминать все мои годы языка и литературы, кроме одной учительницы. Ее я никогда не забуду. Потому что, когда у меня случилась неаккуратная тетрадка, больше исписанная карандашом, она не велела все переписать чернилами, а только нажать покрепче там, где трудно разобрать. И всё. На следующий день она спросила, сделал ли я так. Когда я сказал, что да, она даже не стала проверять и сказала, что верит мне на слово. Мне от этого сразу стало тепло на душе потому, что в первый раз учительница поверила слову ученика и не стала проверять, правду ли он сказал. Большей частью они даже фамилию твою не знают.

Я.

 

* * *

 

За два года языка и литературы в этой школе я выучил:

1. Как читать газету.

А. Заголовки.

2. Как подчеркивать.

3. Сравнение авторов (Готорн).

4. И. С. Марнер.

Марнера лучше было не выпускать. Нам больше нравятся подростковые книги, как «Лолита».

Подросток.

 

* * *

 

За многолетнее посещение школы я вполне удовлетворен своим просвещением. Я считаю, что язык и литература крайне важные для меня предметы, и постараюсь в ближайшем будущем увеличить свои знания. У меня уже хорошие отметки, потому что я прилежный и понимаю, что все, что учитель говорит, для меня полезно. Устный разговор, в чем я особенно отличаюсь, сочинения, тоже привлекающие мое внимание, написание отличных предложений с пунктуацией по всем правилам и многое другое, крайне важное, преподаны мне с отличными результатами. Я надеюсь достигнуть новых успехов в избранной программе обучения с такой отличной преподавательницей, как вы.

Гарри С. Каган,

избранник учеников.

 

* * *

 

Как новенькая, знайте, что я сторговался со всеми учителями: я их не трогаю, а они меня. Так что с сегодняшнего дня я для вас больше писать не буду.

 

 

Ястреб.

 

* * *

 

За 16 лет жизни мне достался почти каждый тип учителя, но я никогда не забуду одну из шестого класса начальной школы. И с ней мне пришлось следить за каждой своей буквой. Она была такой деловой, что задавала нам на дом каждый вечер и старалась все вбить нам в голову. Но вбивала совсем не так, как другие учителя. У нее был интерес к нам, и она умела выявить наши хорошие и плохие стороны. Она ежедневно задерживалась в школе, и мы могли всегда подойти и задавать ей вопросы по домашнему заданию. Она муштровала нас, и иногда нам здорово попадало, но, несмотря на ее такой характер, странная вещь произошла в конце семестра: мы все окружили и целовали ее.

А в нашей школе хуже – речи, речи, речи. Это все, что мы слышим.

Убывающий.

 

* * *

 

Язык и литература – мура. Я надеваю темные очки, чтобы спать во время этой муры.

 

 

Мура-Вей.

 

* * *

 

Я не смотрю на учителя как на вещь, а как на человека, какой я сам. Я вытерпел много учителей с их недостатками, но сосредоточивался на их доктор-джекильских сторонах[9]. Но некоторые просто не скроены, чтобы быть учителями. Слишком старые и нервные. У одной просто нельзя было понять то, чему она учила. Говорила только она. И если она не говорила о своих сестрах или соседках по площадке, то говорила о нынешнем поколении. А толку в этом не было никакого. Она была из тех, что вначале составляют большие планы, но никогда до них не доходят. Они ведут себя так, как будто делают нам большое одолжение и не жалеют саркастических замечаний, вроде «ну и нахальные сейчас пошли дети». В результате она наводила такой страх, что мы не могли отвечать, даже когда знали урок. А если кто хорошо ответит, она не похвалит, а скажет «давно пора вам хоть что-нибудь усвоить». А если рассмеешься или случайно, извините, икнешь, она выгонит в самый дальний угол школы.

Застенчивый Никто.

 

 

* * *

 

Когда наша постоянная учительница болела, у меня целую неделю был д-р Бестер, и он нам нравился, хотя и притворялся не таким, какой он есть. У него было строгое-строгое лицо, и он делал нам много замечаний. Но все видели, что на самом деле он просто очень хороший учитель. Он пробудил у нас интерес к языку, и мы все выкладывались для него.

Кэрол Бланка.

 

* * *

 

Одна учительница в другой школе обращалась со мной не только как с учеником, а как с родным сыном. Она отдавала мне одежду, из которой вырос ее сын. И эта одежда была еще вполне приличной.

Фрэнк Аллен.

 

* * *

 

В одной школе у нас был начинающий учитель. Он был такой молодой, что не умел держать класс, и мы не слушали ни одного его слова, даже когда он кричал. Однажды у него получилась драка с учеником из-за мела, и мы все, один за другим, выбежали из класса. Вместо того чтобы выйти в коридор и проверить здесь ли мы, он надел пальто, схватил свой зонтик и вышел из класса, посвистывая. Вы догадываетесь, что его заменили другим учителем.

Вот единственные язык и литература, застрявшие у меня в голове.

 

 

* * *

 

Только одна учительница не унижала нас. Это миссис Шехтер. Она была простой с нами, и все нам казалось легко, хотя и не было. Она даже любила нас. С тех пор я буквально молилась, чтобы она опять была у нас, но напрасно. Мне бы хотелось учиться в школе с большими солнечными окнами, с видными в них деревьями и чтобы никто не говорил за твоей спиной. Где учитель был бы другом для всех и не имел любимчиков потому, что кто-то всегда лучше.

Вивиан Пейн.

 

* * *

 

Раз вы спрашиваете, вот мой список:

Мисс Пасторфилд – пройдем мимо.

Мисс Льюис – пора на пенсию.

М-р Барринджер – большой артист.

Миссис Шехтер – о'кей.

Мисс Баррет – ей место в кинозвездах.

Мистер Лумис – пустое место.

Можете со мной не соглашаться, но это мое мнение.

Мистер Икс.

 

* * *

 

В начальной школе я встретил учителя довольного, а не огорченного тем, что ему приходится работать в школе. Он преподавал просто, с достоинством и понимал учеников, даже если они не умели высказаться. Он не был диктаторским учителем, но каким-то волшебным образом мы вели себя хорошо. Все, что я знаю по английскому языку и литературе, я получил от этого благородного человека. Он нас воодушевлял, хотя высоких отметок не ставил. Я часто заходил к нему во время завтрака. Мы играли в дартс и ели то, что он принес для нас. И он помогал нам, чем мог, даже по другим предметам. Летом мы с ним ходили в парк, и он играл с нами в бейсбол. Мы с этим учителем и сейчас общаемся, посылая друг другу письма.

Благодарный ученик.

 

* * *

 

Язык – личный предмет, и преподавать его должен мужчина. Слишком много баб в школе, и все они никуда не годятся.

Рэсти.

 

* * *

 

В моей другой школе я был скорее в большинстве – белых было только несколько ребят. Но образование они там выдавали не слишком хорошее. Здесь меня пытались интегрировать, но у них из этого ничего не вышло.

Я не то, что вы называете «первый» ученик, но я не против учения, хотя бы для того, чтобы уйти из дому. Но учителя слишком предубеждены, они большей частью белые и ни разу не поставили мне справедливой отметки.

Я не то чтобы любитель читать книги, но относился к чтению терпимо, пока учителя не вызвали у меня отвращение к книгам. Что хорошего от диаграмм и диктантов, а переписывать по десять раз – только изводить хорошую бумагу. И непонятно, зачем писать сразу и точку и запятую. И несправедливо, что меня все время вызывают.

Эдуард Уильямс.

 

* * *

 

Что я выучил. Чего я надеюсь добиться.

Пока я получил слова со смыслом, слова без смысла, устные слова, письменные слова и контрольную каждую пятницу.

Второклассник.

 

* * *

 

Калейдоскоп. Бешеный вихрь, вертящаяся стихия. Наброски и тени приходят и уходят, не оставляя за собой эха и никаких кругов на воде, куда не был брошен ни один камень. Таково мое воспоминание об утраченных и канувших годах изучения языка и литературы, из которых я восхожу удрученная, но, как Феникс, – с возрожденными надеждами на каждый новый семестр. Будет ли в этот раз по-иному? Этот вопрос, водруженный на копье времени, еще не знает ответа. Предполагалось, что я буду в числе «способных старшеклассников» у миссис Шехтер, но из-за конфликта с физикой 2 этого не получилось.

Элизабет Эллис.

 

* * *

 

Незачем изучать английский язык и литературу, зачем нам эта мука, раз в общество мы все равно не попадем. Мы проживем и без этого, кому это надо? Гораздо лучше выучить иностранный язык. А то смотришь иностранные фильмы и ни слова не разберешь. Получается чепуха.

(Честно говоря, я считаю, что лучше пусть учитель в лицо скажет, что с языком у меня плохо, чем бросать на меня косые взгляды в коридоре.)

Разочарованный.

 

* * *

 

Винегрет: Мак Бет одну неделю, Моби Дик – другую, кавычки, прямая речь. Устные разговоры: должны ли родители быть строгими? Должны ли девочки носить джинсы? Какие ошибки я делал в начальной школе, такие делаю и сейчас. Надеюсь исправиться.

Присутствующий.

 

* * *

 

По-моему, как только мы научились говорить, так этот предмет надо отменить. Ха-ха! Грамматику объявить вне закона. Выбросить из языка вводные предложения. Для устных ответов нужен хорошо подвешенный язык, а письменные работы приводят к орф. грам. ошибкам. А прочитав книги, трудно ответить на вопросы. (Но я бы занимался, если бы мне не давили на мозги.) Еще неприятная сторона у языка и литературы – то, что некоторые ученики лентяи и бездельники. Я сам отношусь к этой категории – дурачился, ничего не выучил и своим шутковством мешал классу. Но надо воспринимать хорошее вместе с плохим и знать, что вся наша жизнь не будет состоять из одних роз.

Лу Мартин.

 

* * *

 

Грамматика и Шекс. – мура.

Сказания – трепотня.

Айвенго – для птичек.

Джордж Элиот – дрянь, хоть он и женщина.

 

* * *

 

Зачем вы задали этот вопрос? Чтобы показать, что вы лучше других? Все вы – учителя – одинаковы, пичкаете нас всяким дерьмом, а требуете конфетку, да еще в серебряной бумажке. Если хотите знать, вы даже хуже других, строите всякие дамские штучки – благо вам это нетрудно – и делаете вид, что у вас ах как за нас сердце болит. А на самом деле вы на нас плюете, как плюют на вас толстомордые смотрители этой тюрьмы, а на них плюют мошенники и крикуны – начальники над всеми школами.

Во всей этой школе, кроме одного человека, никому нет до меня дела, и то же самое дома и на улице. Может быть, вам не нравится мой язык? Что же, поставьте мне плохую отметку – ваше право.

Я все равно уйду из школы в конце полугодия и присоединюсь к своре псов, перегрызающих друг другу глотки в вашем подлом мире, куда вы нас готовите. Не волнуйтесь, я свое образование уже получил, но вовсе не из ваших учебников. А ваше дело – торчать здесь, и не сомневайтесь, всегда найдутся желающие играть в вашу игру – ай, ай, ай, бедные мои заблудшие овечки, вернитесь в школу. Но шагайте в ногу, в строю по двое. За это вы получите аккуратненькие чистенькие дипломчики на дерьмовом блюде. Какая благодать!

Надеюсь, что я ответил на ваш вопрос.

Джо Фероне.

 

* * *

 

Джо! Хотя у тебя и красочный словарь, некоторыми выражениями надо пользоваться с большой осторожностью. Ты выражаешь мысль живо и хорошо, твои метафоры – от псов и до овечек – образны. Я бы поставила тебе куда более высокую отметку, чем ты поставил бы себе сам. Я имею в виду не только язык и литературу.

В том, что ты говоришь, есть доля правды, но ты слишком умен, чтобы ограничиваться этим. А что касается предъявленного мне обвинения, то у нас человек считается невиновным, пока не доказано обратное. Дай и мне пользоваться правом, предоставляемым каждому подсудимому. Нам необходимо поговорить. Не останешься ли ты сегодня после уроков?

С. Баррет.

 

* * *

 

Я не понимаю этих ваших пышных слов и после уроков занят. Каждый день. Придется вам учить меня только во время занятий.

Джо.

(P. S. Если бы я мог вам верить!)