Больше сдерживаться нет сил. 1 страница

Я люблю тебя.

 

Ответ я набрал на клавиатуре телефона практически не задумываясь:

 

Я чужой в этом мире.

Держись от меня подальше.

 

Роберт наконец-то нашел подходящее место и стал помогать Лорене перебираться через стену. Я машинально положил телефон в карман и, все еще потрясенный тем, что случилось, инстинктивно взял Алексию за руку и притянул ее к себе.

Ее реакция повергла меня в изумление.

— Не прикасайся ко мне, — по-змеиному прошипела она.

Я подумал, что Алексия увидела сообщение, которое прислала мне Альба и, наверное, решила, что я веду двойную игру. Я торопливо и сбивчиво объяснил ей, в чем дело, но она меня, похоже, не слушала. Ее взгляд устремился на кладбищенскую стену. При этом было видно, что Алексия чего-то боится, словно там, по ту сторону кладбищенской ограды, нас ждало что-то ужасное, о чем я не догадывался, а она имела лишь самое общее представление.

 

* * *

 

Роберт понятия не имел о том, что творится со мной и с Алексией, зато с готовностью продемонстрировал нам, чтоне зря проштудировал путеводитель по Хайгейту. Ориентируясь лишь по памяти, парень вел нас по этому лабиринту склепов и памятников не хуже, чем по самой подробной карте. Мы прошли по Египетской аллее и пересекли Ливанскую площадь — участки, на которых были сосредоточены самые экстравагантные и пышные гробницы.

Роберт включил фонарик, и яркий луч вырвал из темноты могилу Карла Маркса, но около нее мы, впрочем, задержались совсем ненадолго. Гораздо больше времени мы провели у склепа, где покоился Майкл Фарадей, биографию которого Роберт, похоже, также выучил наизусть.

— Этот великий физик девятнадцатого века был подлинным безумцем. Стремясь доказать, что электричество проходит не внутри твердых тел, а по их поверхности, он ставил опасные эксперименты прямо на себе. В ходе работы Фарадей сконструировал металлическую клетку, через которую пропускал сильнейшие электрические разряды, находясь внутри нее. Это устройство в несколько измененном виде существует и по сей день и, разумеется, носит имя Фарадея. Впрочем, до сих пор непонятно, как он выбрался живым из своего изобретения после столь сильных ударов током.

Так мы и бродили по заброшенному кладбищу, продираясь через заросли сорняков, плюща и дикого винограда, обвивавшие кресты и стены. Время от времени мы были вынуждены обходить массивные склепы и пантеоны и перешагивать через вскрытые могилы.

Этот кошмарный пейзаж напомнил мне историю про Хайгейтского вампира и про облаву на него, устроенную Дэвидом Джаррантом. Впрочем, вовсе не этот сюжет страшил меня в ту воскресную ночь сильнее всего. Куда больше, чем малоправдоподобные сказки про современных вампиров, меня пугала Алексия, а вернее, то выражение ужаса и растерянности, которое не сходило с ее лица с тех пор, как мы приблизились к стенам этого кладбища. Она опасливо поглядывала то в одну сторону, то в другую, время от времени оборачивалась и вздрагивала. Такое поведение моей подруги, обычно бесстрашной, внушало мне больше опасений, чем целый легион вампиров.

В какой-то момент я приблизился к Алексии вплотную, взял ее за руку и спросил:

— Что с тобой? Что случилось?

Взгляд Алексии был устремлен на какую-то обезглавленную статую, венчавшую руины одного из мавзолеев. У меня было ощущение, что я пытаюсь говорить с человеком, на которого наложили не то какое-то заклятие, не то заговор.

Наконец до меня донесся ее голос, глухой и слабый, звучавший словно издалека:

— Не нравится мне это место.

— Слушай, это ведь всего лишь кладбище. Что может быть более привычным для нашей компании? Чем именно это место так перед тобой провинилось? Чем оно тебе не нравится?

Сам того не зная, ответ на мой вопрос дал Роберт. Вскарабкавшись на основание какой-то полуразрушенной колонны, он огляделся и прошептал:

— Ребята, не хотел бы вас зря пугать, но у меня такое ощущение, что за нами следят.

 

Туман

 

Тот, кто раз за разом стучит в одну и ту же дверь, рано или поздно войдет в нее.

— Арабская пословица —

 

Мы даже не заметили, как плотная пелена туч закрыла от нас луну и звезды. В качестве источника света мы теперь располагали лишь фонариком Роберта. С его помощью нам предстояло найти обратный путь к выходу с кладбища. Мы просто предположили, что являемся здесь не единственными живыми душами, а потому сразу же отбросили мысль о том, чтобы переночевать среди этих могил и встретить рассвет на Хайгейтском кладбище. Единственной нашей целью на данный момент было найти выход. Мы старались идти обратно той же дорогой, но туман, сгустившийся над Хайгейтом, совсем запутал нас, и в какой-то момент мы поняли, что заблудились. В тумане от фонарика толку было мало, и пробираться приходилось практически на ощупь.

— Слушай, а ты уверен, что за нами действительно кто-то следит? — шепотом спросил я Роберта, стараясь ступать за ним след в след и не спотыкаться о могильные плиты.

— Я видел, как какая-то тень промелькнула в кустах, но не уверен, что это человек, — ответил он.

— Может быть, какое-нибудь животное? — предположил я.

— Мне кажется, что нет. Это что-то иное. Подожди, тихо!

Мы замерли как вкопанные, поняв при этом, что стоим на берегу маленького заболоченного пруда с дурно пахнущей гнилой водой. Похоже, Роберт оказался прав. С той стороны, откуда мы с ним пришли, до моего слуха донесся звук торопливых шагов. Между прочим, Лорена и Алексия двигались впереди нас, на расстоянии, наверное, нескольких метров.

— Пойдем. Сейчас самое важное — держаться вместе, — сказал я Роберту и потянул его за собой, — Рано или поздно мы отсюда выберемся, главное, чтобы никто не потерялся.

Мы ускорили шаг, но не прошло и минуты, как нам обоим стало понятно, что девчонок мы потеряли. Мы попробовали окликнуть их, но, судя по всему, тот самый туман, который скрывал от нас путь к выходу, глушил и звуковые волны. В этом густом влажном воздухе мой крик звучал как приглушенный гул голосов за толстой стеной.

Я достал из кармана мобильный телефон, но выяснилось, что здесь, на территории кладбища, нет связи.

Изо всех сил стараясь не поддаться накатывающей волне паники, мы с Робертом зачем-то пригнулись и одним броском добежали до какой-то высокой стены. Судя по всему, она ограничивала кладбище, в темноте и тумане мы вышли к ней.

Роберт запрокинул голову и внимательно оглядел стену. Мне сразу показалось, что перебраться через нее у нас не получится, и его выводы лишь подтвердили мои интуитивные подозрения.

— Невозможно, — сказал Роберт, — Слишком высоко, и зацепиться совершенно не за что.

— Лично я не собираюсь уходить отсюда, — гордо заявил я, — Лезь один, если хочешь. Я без девчонок никуда не пойду.

— Я, в общем-то, тоже не собирался, — перебил меня Роберт. — Просто пытался понять, могли ли они уже перелезть через ограду и ждать нас там, снаружи. Я заметил, что Алексия явно чего-то очень боится. Никогда ее такой не видел. Теперь мы хотя бы уверены в том, что девчонки где-то здесь. Через стену в этом месте они не смогли бы перебраться.

Совершенно сбитые с толку, мы замолчали и стали прислушиваться, надеясь на то, что нам удастся услышать звук шагов или голоса наших подруг. Все напрасно. Над кладбищем висела тишина, густая и плотная, как окутавший его туман.

— Нельзя здесь больше оставаться, — сказал Роберт, вытирая пот со лба. — Особенно учитывая тот факт, что где-нибудь за ближайшей могилой может прятаться какой-нибудь псих. Выбраться с кладбища сейчас можно только одним способом. Нужно идти вдоль стены и смотреть, нет ли места, где через нее можно перелезть. Предлагаю разделиться и пойти в разные стороны. По ходу дела будем звать девчонок. Тот, кто найдет их, бегом возвращается обратно и зовет второго. Соберемся вместе, тогда и будем думать, что делать дальше.

Задумка Роберта не была образцом гениального тактического решения, но предложить что-нибудь лучшее я не мог. Мы пожали друг другу руки, пожелали удачи, сделали буквально по два шага в разные стороны — и пропали в тумане.

Я шел, прижимаясь к кладбищенской ограде, и то и дело выкрикивал во весь голос имена Алексии и Лорены. Если Роберт был прав и здесь, на Хайгейтском кладбище, действительно спрятался какой-нибудь безумец, то эти крики непременно должны были привлечь его внимание ко мне. Впрочем, я готов был идти на любой риск, лишь бы поскорее найти свою напуганную возлюбленную.

Пробираясь вдоль ограды практически на ощупь, я постепенно стал понимать, что периметр кладбища представляет собой не отрезки прямых, а причудливо извивающиеся, весьма замысловатые линии. Очередной изгиб стены вывел меня на круговую аллею, на которой располагались подземные гробницы-катакомбы. Входы в них были построены в форме стилизованных древнегреческих храмов.

Я вконец запутался и заблудился, к тому же вспомнил, что гробы с покойниками взрывались в основном именно в усыпальницах такого типа. Разумеется, бодрости духа эти воспоминания мне не прибавили. Затем я услышал звук куда более страшный, чем любой взрыв. У меня волосы встали дыбом, когда я услышал этот протяжный девичий крик.

Он раздавался где-то совсем рядом.

Почти обезумев, я бросился бежать в том направлении, откуда доносился голос, поочередно выкрикивая имя то одной, то другой пропавшей девчонки. Ответа не было. Именно в это время легкий дождь понемногу стал рассеивать висевший над кладбищем туман.

В какой-то момент сизая пелена как-то разом спала.

Вот тут-то я ее и увидел. Алексия, явно перепуганная, неподвижно сидела на какой-то могиле, чуть поодаль от меня. Я бросился бежать к ней, не понимая, почему она не хочет сделать хотя бы шаг мне навстречу. В чуть рассеявшейся темноте ее бледное лицо звало меня к себе, помогало ориентироваться во мгле не хуже маяка.

Я уже чувствовал себя на седьмом небе от счастья, думал, что наконец-то нашел ее и теперь нам ничего не страшно. Я подбежал к Алексии, крепко обнял ее и вдруг почувствовал, как внезапно потяжелевшее стройное тело моей возлюбленной выскальзывает у меня из рук и падает на землю. В следующую секунду я с ужасом увидел рукоять ножа, торчавшую у нее между лопаток.

— Господи, да что же это творится! — простонал я, опускаясь перед Алексией на колени.

У нее изо рта забил фонтан горячей крови.

Алексия была мертва.

 

Самое мрачное пробуждение

 

Наказание можно выдержать, преступление же остается с человеком навечно.

— Овидий —

 

О том, что происходило в следующие несколько часов, у меня остались лишь смутные обрывочные воспоминания.

В какой-то момент я потерял сознание. Последнее, что мне запомнилось перед этим, — вкус крови Алексии на моих губах, который я почувствовал, целуя ее остывающее тело.

Следующая картина, сохранившаяся в моей памяти, возвращает меня в машину «скорой помощи», где я лежу на носилках весь в крови, пролитой не мною, а человеком гораздо более дорогим для меня, чем я сам. Я помню, как закричал и продолжал стонать и вопить до тех пор, пока укол успокоительного не вернул меня в ту пустоту и мглу, откуда я не хотел бы вновь возвращаться в этот мир.

Я стал свидетелем смерти возлюбленной, осознал это в полубреду, очнувшись в машине, но не это оказалось для меня самым страшным. Оно ждало меня впереди. Чудовищным, непереносимым кошмаром обернулось для меня пробуждение спустя несколько часов, уже при свете дня.

Очнулся я в больничной палате, и сидевшая рядом медсестра тотчас же протянула мне стакан с апельсиновым соком. Все как в той песне, которую я слушал целую зиму. Вот только когда это было, в каком году? Мне казалось, что очень давно. Медсестра спросила, хорошо ли я спал, но я не смог ей ничего ответить.

Мой разум был просто раздавлен осознанием того, что мир без Алексии станет для меня теперь не пустым серым пространством, а настоящим адом.

Появление в палате строгого мужчины в костюме на время вырвало меня из этого мрачного полубеспамятства. Несмотря на то что формы на посетителе не было, я сразу понял, что он из полиции, пришел, естественно, для того, чтобы допросить меня. Этого следователя явно назначили вести именно наше дело по той простой причине, что он отлично говорил по-испански. У меня в тот момент не было ни малейшего желания проявлять по отношению к нему вежливость и любезность.

— По-моему, нет смысла желать тебе «доброго дня», — сказал следователь, — Мы с тобой прекрасно понимаем, что ничего доброго он нам не принес. Нам известно, что погибла шестнадцатилетняя девушка, разбита жизнь целой семьи — ее родителей и других родственников. В мои обязанности входит выяснение всех обстоятельств случившегося. Я должен прояснить степень ответственности каждого из вас за то, что случилось, степень участия в этом преступлении.

Я с изумлением посмотрел на следователя. То есть как? Я не только потерял единственного близкого человека, последнее звено, связывавшее меня с этой жизнью, но еще и оказался в роли подозреваемого?

— Любой из вас троих мог совершить убийство, но все улики свидетельствуют о том, что именно ты оказался рядом с трупом, более того, твои отпечатки пальцев обнаружены на рукоятке ножа. Так что помимо чистосердечного признания я хотел бы получить информацию о том, какова была роль твоих приятелей в этом чудовищном ритуальном убийстве.

Услышанное настолько потрясло меня, что на какое-то мгновение я даже обрел способность рассуждать и логично формулировать свои мысли:

— Отпечатки моих пальцев на рукоятке ножа остались после того, как я в ужасе пытался вытащить его из спины Алексии. Что же касается остальных, то это ее лучшие друзья. У них не было никаких причин желать ей смерти.

Едва я договорил эту фразу, как у меня на глаза навернулись слезы. Я замолчал, чтобы не разрыдаться при этом неприятном человеке. Следователь молча, не изменившись в лице, протянул мне бумажный носовой платок. Я понял, что он воспринимает мою реакцию на происходящее как спектакль, разыгрываемый убийцей, считает делом профессиональной чести разобраться в хитросплетениях моей драматургии и, разумеется, собирается вывести меня на чистую воду.

Для того чтобы сбить с него спесь и заставить по-новому посмотреть на случившееся, я сказал:

— Там, на кладбище, был кто-то еще. Почувствовав, что за нами кто-то крадется, мы испугались и побежали прочь. Ничего удивительного в том, что в темноте мы заблудились и отстали друг от друга. Это была самая страшная наша ошибка. Не разделились бы мы, не разбежались бы в разные стороны — ничего бы не произошло. А так мы потеряли друг друга из виду в темноте и тумане. Потом…

— Что потом?

Я замолчал. Зато следователь, как оказалось, заготовил по мою душу целый список вопросов.

— Ладно, все, что ты рассказываешь, — это, конечно, замечательно, — так же бесстрастно сказал он. — Есть только одна маленькая деталь, о которой ты почему-то не стал упоминать. Так вот, давай расставим все по своим местам: Хайгейтское кладбище закрывается в четыре часа дня. Теперь скажи мне, ради чего вы пришли туда глухой ночью, что вам там было нужно? Я прекрасно понимаю, что ты сейчас плохо себя чувствуешь, поэтому сам расскажу, как все было. Тебе останется только сказать, прав я или нет. Результатов анализов у меня пока на руках нет, но что-то мне подсказывает, что вы принимали что-нибудь крепкое или сильнодействующее для того, чтобы было веселее играть в фильм ужасов наяву. Хайгейт — место известное, но при этом опасное, заслуженно пользующееся дурной славой. Я не говорю о реальных преступлениях, совершавшихся здесь, но всяких историй про вампиров и оборотней, действие которых разворачивается именно за этой кладбищенской оградой, написано и снято столько, что не сосчитаешь. Опасаясь за свои шкуры, вы и взяли с собой нож. Просто так, на всякий случай. Вот только игра пошла не по тому сравнительно безобидному сценарию, который вы для себя наметили, сюжет вышел из-под контроля, в результате бедная девочка получила удар ножом в спину. Что скажешь?.. Я прав?

Отвечать ему я не стал.

 

Великий хаос

 

Не так трудно узнать правду, гораздо сложнее не испугаться и не убежать от нее, когда она станет тебе известна.

— Неизвестный автор —

 

Допросы продолжались весь понедельник до позднего вечера. В конце концов, устав отвечать на одни и те же вопросы, я решил, что больше не пророню ни слова.

Во вторник врачи сказали, что в дальнейшем пребывании в больнице я не нуждаюсь. К моему удивлению, меня посадили в полицейский фургон, где уже находились мои товарищи. Лорена, вся в слезах, бросилась ко мне навстречу, Роберт не шевелился, погруженный в свои мысли.

С нами в машине ехал знакомый следователь. Как ни странно, на этот раз он мне показался человеком не злым и даже в чем-то симпатичным. Полицейский даже представился нам — звали его не то Моррис, не то как-то похоже.

Некоторое время он просто загадочно улыбался, а затем вдруг огорошил нас действительно неожиданной новостью, хорошей для всех нас, может быть, даже спасительной для моих друзей, но не способной выцарапать меня из бездны отчаяния:

— Ребята, спешу вас обрадовать, что с сегодняшнего дня вы больше не подозреваемые. Я, конечно, не должен был этого говорить, потому что на данный момент процессуальное решение передано для ознакомления только нам, сотрудникам полиции. Но я почему-то думаю, что вам от этого будет легче, учитывая, что обвиняли вас в убийстве подруги. Подозрения же с вас снимаются в силу того, что в деле появились новые улики. Мы нашли на кладбище следы еще одного человека. Так что той ночью в Хайгейте вас действительно было не четверо, а пятеро. Более того, отпечатки этого неизвестного были обнаружены на ноже вместе с пальчиками вот этого парня, который схватился за рукоятку уже после того, как преступление было совершено.

С этими словами он по-отечески положил мне руку на плечо.

Слабый, едва заметный огонек жизни вновь затеплился внутри меня. Нет, я по-прежнему был готов умереть в любую секунду и даже обрадовался бы, случись это со мной прямо сейчас. С другой стороны, в моем существовании в этом мире появился какой-то смысл. Каждую секунду жизни я был намерен потратить на то, чтобы разыскать убийцу Алексии где угодно, хоть на другом конце света.

Лорена вытерла слезы и спросила:

— Если нас больше не подозревают в убийстве, то зачем и куда вы нас везете?

— Мы едем в Хайгейт. Я понимаю, что вам это будет тяжело, но вынужден привлечь вас к расследованию как главных свидетелей случившегося. Я хочу, чтобы вы во всех подробностях воспроизвели передо мной каждый шаг, любое ваше движение, все, что делали там, на кладбище, в ночь с воскресенья на понедельник. Это позволит нам проследить перемещения убийцы и, быть может, понять логику его поступков. Вполне возможно, что именно ваши показания станут самой важной информацией, которая поможет нам задержать преступника.

От одной мысли о том, что мне придется вернуться к могиле, на которой я в последний раз обнял умирающую Алексию, мне стало дурно. Меня тошнило, руки и лицо покрылись холодным потом, я чуть не упал в обморок.

— А что потом? — спросила Лорена, продолжая всхлипывать и шмыгать носом.

— Сегодня днем приезжают ваши родители. Сами понимаете, то, что произошло, заставило их изрядно переволноваться. Домой вы поедете вместе с ними. Только учтите, что при необходимости вас могут снова вызвать в полицию для дачи показаний. Более того, при крайней необходимости мы будем вынуждены даже обратиться с запросом о возможности вашего приезда сюда для участия в каких-то следственных действиях.

Роберт не вмешивался в разговор и вообще сидел с таким видом, словно не слушал, о чем мы говорим. Я подумал, что он по-прежнему находится в состоянии, близком к ступору, либо думает о чем-то важном и старается отвлечься от того, что происходит вокруг, чтобы не сбиться с мысли.

Неожиданно машина резко затормозила, и через приоткрытые окна до нас донеслись какие-то крики. Я непроизвольно посмотрел вперед и увидел, что улица, по которой мы ехали, перекрыта толпой людей с плакатами в руках.

— Какого хрена?.. — недовольно произнес водитель, но и эта фраза осталась незаконченной.

Из задних рядов толпы в лобовое стекло нашей машины швырнули какой-то тяжелый предмет. Стекло тотчас покрылось сетью мелких трещин.

Следователь поправил висевшую на поясе кобуру и приказным тоном сказал нам:

— От меня не отходить. Похоже, что мы напоролись на какую-то демонстрацию, к тому же не самую мирную.

В следующую секунду он резким движением распахнул боковую дверь и жестом показал, чтобы мы шли за ним.

Я увидел, что узкая улица от одного тротуара до другого перекрыта группой людей в рабочих комбинезонах. Их было человек пятьдесят, не меньше. Демонстранты что-то синхронно выкрикивали и грозно размахивали плакатами, которые держали в руках. Мне, в общем-то, было не до того, чтобы разбираться в деталях происходящего, но, по-моему, они протестовали по поводу закрытия своего предприятия или значительного сокращения числа рабочих мест.

Я увидел, как в нескольких шагах перед нами кто-то из водителей, точно так же, как и мы, вынужденный остановиться перед манифестантами, с угрожающим видом взял на изготовку толстый железный прут — по-моему, кусок арматуры — и подошел к ним.

С этой секунды события начали развиваться очень быстро. К тому месту, где было перекрыто движение, сверкая проблесковыми маячками, подъехали два полицейских фургона. Это вызвало у манифестантов настоящий взрыв возмущения. В представителей власти полетели бутылки и камни.

Напряжение достигло высшей точки. Двери фургонов резко распахнулись, и на проезжей части шеренгой выстроились полицейские из спецподразделения по подавлению массовых беспорядков.

Их натиск заставил нарушителей общественного порядка податься назад, прямо к нам. Буквально в считанные секунды толпа разметала нас по всей улице, и мы потеряли из виду следователя. Поток людей несся вместе с нами по улице под аккомпанемент автомобильных клаксонов.

Когда прямо на наших глазах какой-то водитель выскочил из машины и изо всех сил ударил одного из манифестантов кулаком по лицу, Роберт словно очнулся, схватил Лорену и меня за руки и потащил в какой-то не то переулок, не то просто проход между домами. По всей видимости, он решил вытащить друзей из этой заварухи во что бы то ни стало.

— Здесь нас тоже в покое не оставят, — попыталась протестовать Лорена, — Давайте лучше попробуем прорваться обратно к фургону.

— Судя по тому, что здесь творится, у полицейских и своих забот хватит, — возразил Роберт. — Следователю сейчас тоже не до нас. Пускай разбирается с демонстрацией, а через пару часов мы сами явимся в комиссариат и объясним, что были вынуждены спрятаться где-то в тихом месте и ждать, пока на улице все не успокоится.

— Какие два часа, о чем ты? — переспросил я, — Что ты собираешься делать здесь столько времени?

Роберт сунул мне под нос свой мобильный телефон и сказал:

— Мне тут эсэмэс прислали с одним адресочком. Номер отправителя, естественно, не определился.

Мы с Лореной одновременно нагнулись к маленькому экранчику и увидели адрес — улицу и дом, по которому располагалось нечто, называвшееся по-английски IsleofDogs, то есть Собачий квартал.

— Это в районе порта и доков. Насколько мне известно, территория если не заброшенная, то уж точно малолюдная. Похоже, кто-то пытается с нами связаться.

— Думаешь, нам хотят что-то рассказать?.. — Я замолк.

— Вполне вероятно. Может быть, кто-то хочет навести нас на след. Похоже, эта демонстрация нам пришлась как нельзя кстати. Не зря говорят, что в любом хаосе есть какой-то скрытый порядок и смысл. Ладно, посмотрим, куда нас все это заведет и чем закончится.

 

Собачий квартал

 

Земля круглая — хотя бы потому, что любое место, которое кажется концом, с таким же успехом может оказаться началом.

— Айви Бейкер —

 

Основную часть пути мы проехали на метро, затем поймали такси, заплатить за которое вызвался Роберт. Шофер довольно быстро доставил нас на то место, адрес которого был указан в анонимном сообщении.

Мы действительно оказались в портовом квартале, почти полностью застроенном новыми жилыми многоэтажными домами и высоченными офисными центрами, почти небоскребами. Тем не менее, поплутав по району, таксист остановил машину перед каким-то старым и на первый взгляд давно заброшенным ангаром. Дверь в это странное и, я бы даже сказал, подозрительное сооружение была открыта.

Мы осторожно вошли в помещение, оказавшееся огромным, абсолютно пустым складом. В воздухе пахло пылью и кошачьей мочой. Все указывало на то, что здание давно никем по-настоящему не использовалось.

— Что теперь? — спросил я, из последних сил борясь с убийственной головной болью.

Лорена махнула рукой в сторону винтовой лестницы, расположенной в одном из углов склада и ведущей на второй этаж.

Мы поднялись по ступенькам и оказались в небольшом кабинете, окно которого выходило прямо на Темзу. За ним обнаружился небольшой решетчатый балкончик, через который проходила металлическая пожарная лестница.

— Похоже, здесь кто-то живет, — сказал Роберт, прикрывая оконную раму.

Рядом с балконом мы увидели довольно приличный матрас, а на нем — одеяло и нераспечатанную бутылку с водой.

— Наверное, какой-нибудь бродяга, — предположила Лорена, — Думаешь, это он отправил тебе сообщение?

— Нет, это, наверное, какая-то ошибка.

Пока они говорили, я понял, что просто не в состоянии терпеть дикую мигрень.

С трудом шевеля языком, я произнес:

— Ребята, что-то мне совсем нехорошо. Ощущение такое, что голова сейчас расколется. Я должен немного полежать.

— Хорошо, побудь здесь, — предложил Роберт. — Отдохни, постарайся прийти в себя. Мы пока сделаем кружок здесь по округе и примерно через час зайдем за тобой.

Они пошли вниз по лестнице, и я услышал, как Лорена спросила Роберта:

— Как думаешь, полиция нас уже ищет?

— Само собой, — ответил он.

Мне было так плохо, что я не раздумывая опустился на матрас, принадлежавший какому-то незнакомому мне бродяге. Более того, не слишком понимая, что делаю, я открыл бутылку с водой и пару раз отхлебнул из нее. Затем мои глаза сами собой закрылись, но, прежде чем отключиться, я воспользовался тем, что рядом никого нет, и расплакался в полный голос.

 

* * *

 

Проснулся я оттого, что по крыше склада забарабанили первые капли вновь начавшегося дождя. Бросив взгляд на телефон, я понял, что прошло уже больше полутора часов, а моих друзей все не было. Не вставая с матраса, я посмотрел на окно, покрывшееся снаружи слоем влаги, поднимавшейся с Темзы. Небольшой навес над балконом не позволял каплям дождя бить в стекло.

В этот момент произошло то, от чего у меня внутри все похолодело от ужаса.

Прямо на моих глазах кто-то, оставшийся для меня невидимым, пальцем вывел на влажном стекле одно слово:

 

Retrum.

 

Затем тот же палец плавно, но решительно зачеркнул букву «t» и приписал чуть ниже другую — «d». Теперь так хорошо знакомое мне слово читалось иначе:

 

Redrum.

 

Я уже собрался было обрушить поток проклятий на Роберта и Лорену. Мне показалось, что именно они в припадке не то безумия, не то какой-то душевной черствости, внезапно открывшейся у них, решили так жестоко и страшно подшутить надо мной. Впрочем, в следующую секунду выяснилось, что все происходящее еще кошмарнее, чем я думал.

Прямо под словом «Redrum» кто-то протер рукой стекло, чтобы посмотреть, что делается внутри помещения. В образовавшейся прозрачной форточке вдруг появилось лицо Алексии. Она печально улыбнулась мне и, как в поцелуе, приложилась губами к стеклу. Затем видение исчезло.

Я вскочил на ноги, не зная, что делать дальше. В глазах у меня стояли слезы, сердце едва билось. Я с радостью списал бы это видение на свое полубредовое состояние, если бы не одно обстоятельство. Несмотря на исчезновение образа Алексии, надпись по-прежнему оставалась на стекле, как, впрочем, и след от ее прекрасных губ.

В этот момент в кабинет вбежали Лорена и Роберт. Они подхватили меня под руки и стали спрашивать, что со мной случилось и как я себя чувствую. Я взмолился о том, чтобы они замолчали, и показал рукой на стекло, надпись на котором начинала постепенно запотевать.

— Господи, да кто же это сделал? — спросил Роберт.

Я не осмелился рассказывать ему о том, что сейчас видел.

— Подождите!.. Кажется, кто-то поет, — сказала Лорена. — Послушайте!

Тот самый хрустально-чистый голос, который был знаком мне слишком хорошо, раздавался, по-моему, прямо где-то под балконом. Из нас троих я единственный рискнул подойти к окну, открыть раму и высунуться наружу под дождь.

На причале не было никого, но пение продолжало звучать, хотя теперь мне казалось, что оно доносится откуда-то издалека. В этой песне рассказывалось о великой любви, силы которой оказывалось достаточно для того, чтобы поднять мертвеца из могилы.

Я закрыл глаза и стал слушать. В это мгновение я жаждал только одного — обнять ту девушку, которая, как я теперь был абсолютно уверен, не совсем покинула наш мир.