Истина в самой последней инстанции

– Ну что ты все прыгаешь туда-сюда? – недовольно поморщился демиург Мазукта. – Сядь, успокойся.

– Погоди, я еще раз попробую.

Демиург Шамбамбукли зажмурился, сосредоточился – и исчез. Не прошло и тридцати лет, как он снова появился – сконфуженный, с торчащим из груди кинжалом.

– Горе ты мое, – вздохнул Мазукта, выдернул кинжал и залечил рану. – И что тебе неймется? На кол сажали, камнями забрасывали… А вспомни, как тебя скормили пираньям! Я еле сумел потом собрать по кусочкам! Хоть объясни толком, зачем это все?

– Некогда объяснять, там такое!..

– Чай остынет, – начал Мазукта, но Шамбамбукли уже опять исчез.

Мазукта покачал головой и отпил из своей чашки. Вскоре появилась голова Шамбамбукли, а затем и весь он, по частям – руки, ноги, туловище. Мазукта со вздохом отставил чашку и подошел к расчлененному другу.

– Четвертовали?

– Ага. Сложи меня обратно!

– Нет, – отрезал Мазукта. – Сперва объясни мне, к чему такая спешка. Зачем тебе обязательно надо рождаться в этом дурацком мире и погибать дурацкой смертью?

– Там ужас и беззаконие, – всхлипнул Шамбамбукли, и по его щеке скатилась слеза, тут же услужливо вытертая Мазуктой. – Горят костры из книг, а на них сжигают живых людей, представляешь?

– Представляю, – кивнул Мазукта. – И что?

– Что значит «и что»?! Надо что-то делать!

– Допустим. И что именно ты делаешь?

– Я говорю людям, что это нехорошо. А они… вот.

– Каким людям ты это говоришь? – уточнил Мазукта.

– Ну, всяким… От кого что-нибудь зависит. Первосвященникам, вождям, разным советникам…

– Ну и получаешь, что заслужил! – подытожил Мазукта. – Ты не с той стороны взялся за дело.

Мазукта приделал руки и ноги товарища обратно к телу, поднял его голову и поднес к своему лицу.

– Если ты опять скажешь «бедный Шамбамбукли», я укушу тебя за нос! – мрачно пообещал Шамбамбукли.

– Ладно, не буду, – согласился Мазукта и посадил голову обратно на плечи. Шамбамбукли сел и осторожно повертел шеей.

– Больно, – пожаловался он. – Так что же я делаю неправильно?

Мазукта не торопясь взял свою чашку, отпил и задумчиво прищурился.

– У меня когда-то была такая же проблема, – признался он. – Ну, почти такая же. Люди собирались на холме и… неважно. А я, молодой тогда еще, спускался к ним и вразумлял. Шрамы до сих пор ноют… А потом…

Мазукта снова отпил, уставился в круговорот чаинок и замолк.

– Ну? – не выдержал Шамбамбукли. – Что ты придумал?

– Дрова, – односложно отозвался Мазукта.

– При чем здесь дрова?!

– А при том. Я сделал это удовольствие платным. Не понимаешь?

– Нет.

– Ну как же! Если бы я пришел к пророку и сказал ему все, что думаю, меня бы тут же дубиной по голове – и на корм свиньям. А я сделал иначе, я всего-навсего внушил главному казначею одну простую идею. Дрова ведь денег стоят?

– Ну…

– Правильно. Чтобы сжечь ребенка – нужны дрова. А на всех не напасешься. Значит, каждый, приносящий в жертву сына, должен заплатить за казенные дрова.

– Я не улавливаю…

– Да все просто, – махнул рукой Мазукта. – Одно дело – бросить в огонь своего ребенка, это каждый может. Даже гордится потом – вот, мол, смотрите, не пожалел! А вот отдавать деньги… это совсем другое! На такое не каждый решится. Тем более, если надо заранее составить заявку для отчетности, подписать четыре разных бланка, несколько месяцев ждать очереди… В общем, за пару десятков лет такое развлечение полностью сошло на нет.

Мазукта похлопал по плечу сконфуженного Шамбамбукли и ободряюще улыбнулся.

– Да не переживай ты, с кем не бывает! Просто впредь не слишком полагайся на нравственность и здравый смысл. Миром управляют товарно-денежные отношения.

Всемогущество

– Привет, – сказал демиург Мазукта, придя в гости к демиургу Шамбамбукли. – Как дела?

– Да что мне сделается, – пожал плечами демиург Шамбамбукли.

– Вид у тебя усталый.

– Это потому что я устал, – объяснил Шамбамбукли.

– Хм? – Мазукта изобразил на лице заинтересованность.

– Люди построили храм. И молятся там три раза в день. А я тут должен сидеть как дурак и слушать.

– Это необязательно, – заметил Мазукта. – Ты можешь сидеть как умный.

– Все равно тяжело это. Ладно бы еще что-нибудь интересное рассказывали – так ведь нет. Каждый день одно и то же, одними и теми же словами. Уже и сами не понимают, что говорят, затвердили и бормочут автоматически, а думают о чем-то своем.

– Хоть об интересном чем-то думают?

– Да когда как…

Мазукта уселся в кресло поудобнее, закинул ногу на ногу и, сотворив себе сигару, с удовольствием закурил.

– Ну и когда оно как? – спросил он, выпуская колечки дыма из ушей.

– Да вот сегодня, например, – сказал Шамбамбукли, присаживаясь на табуретку. – Один человек полдня думал: «Если Шамбамбукли всемогущ, то может ли он сотворить камень, который сам не сможет поднять?»

– Ну и в чем тут проблема?

– То есть как в чем? Мне уже самому интересно – могу я создать такой камень или не могу?

– А попробовать не пробовал?

– Нет. Это же теоретический вопрос, а не практический.

– Значит, не можешь, – пожал плечами Мазукта.

– Почему не могу? – обиделся Шамбамбукли. – Если допустить, что я действительно всемогущий…

– А ты всемогущий?

Шамбамбукли поперхнулся и задумался.

– Не знаю, – признался он наконец. – Если я не могу поднять камень, который сам же и сотворил…

– Брось ты этот камень, – отмахнулся Мазукта. – Ну-ка, давай вспомни определение всемогущества!

– Ну-у… это когда…

– Определения не начинаются со слов «ну, это когда», – строго заметил Мазукта.

– Хорошо. Всемогущество – это способность творить все, что угодно. Так?

– Вот именно, – кивнул Мазукта. – Ключевое слово – «угодно». Угодно тебе сотворить камень – творишь камень. Не угодно его поднимать – не поднимаешь. Это и есть настоящее всемогущество.

Само собой

Демиург Мазукта пришел к демиургу Шамбамбукли.

– Привет. Ну, показывай, что там у тебя с твоим новым миром?

– Он уже не очень новый, – проворчал Шамбамбукли. – Я тебя звал посмотреть еще шесть миллионов лет назад!

– Да ну, брось, что такое шесть миллионов лет для целого мира! А я раньше не мог прийти, был занят. Ну, давай показывай.

Демиург Шамбамбукли провел друга в новый мир и указал носком ботинка: «Вот!»

– Ну и что это такое?

– Плесень.

– Сам вижу, что плесень. А что с ней не в порядке?

– Ее тут не должно быть.

– Это почему же?

– Потому что я ее не сотворял!

– А-а… – протянул Мазукта и, присев на корточки, ковырнул зеленую пленку пальцем. Понюхал, попробовал на язык и сплюнул.

– Шесть миллионов лет назад ее еще не было, – уточнил на всякий случай Шамбамбукли. – Тогда только в воде по явились какие-то комочки, а теперь, видишь, уже на сушу выползли…

– Вижу, – кивнул Мазукта.

– Я ничего не трогал, все сохранил как было, тебя ждал.

– И правильно сделал. Сейчас я тебя научу, что делать. Садись и пиши жалобу на поставщика.

– На кого?!

– Ну, кто тебе продал эту твердь? На него и жалуйся, что товар был не стерильный. А может, вообще пользованный. Прошлый владелец за собой не убрался, а у тебя плесень от этого расползлась.

– Да какой еще прошлый владелец? Я сам этот мир сотворил!

– А, ну да… Ты же у нас максималист, либо все, либо ничего… Значит, точно говоришь, ты тут жизнь не насаждал?

– Нет.

– Ну, может, случайно, по ошибке?

– Да не делал я ничего такого! Землю – сотворил, воду – тоже, светила зажег, а оно вдруг само как поперло!

– Ну все ясно, – подытожил Мазукта, поднялся и отряхнул ладони. – Один случай на миллиард, так бывает. Жизнь зародилась сама.

– И что мне теперь с ней делать?

– Ну, уничтожь, если хочешь.

– Жалко. Она ведь живая!

Мазукта посмотрел на кромку воды, где кишели в мертвых водорослях гнилостные бактерии.

– Ну, тогда оставь, если жалко. Даже интересно, что тут может получиться. Чем Деструктор не шутит, может, еще через шесть миллионов лет и разум появится. Люди там или гоблины…

– Ой, а как же тогда… Как я им объясню, что это не я их сотворил, а они сами?

– А ты не объясняй. Когда дойдет до этого момента, главное – появись во всем блеске славы и объяви себя их богом и повелителем. И прибирай к рукам все готовое, тебе же меньше работы.

– Но разве так можно? Нечестно получается…

– Ха! – хмыкнул Мазукта и сплюнул на зеленую поросль. – А какого еще отношения заслуживает жизнь, появившаяся из плесени?

Научный подход

– Что это ты тут делаешь? – спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.

– Варю первичный бульон, – ответил демиург Шамбамбукли, сосредоточенно помешивая ложкой в кастрюльке.

– Первичный… погоди, а зачем?

– Хочу, чтобы все было по науке.

– По науке. Угу, – Мазукта двумя пальцами приподнял со стола потрепанный учебник биологии для шестого класса и понимающе хмыкнул. – Тебе что, делать нечего?

– Очень даже есть чего! – возразил Шамбамбукли. – Я творю жизнь! По науке… – добавил он после короткой паузы.

– Да? Ну-ну.

Мазукта сел в сторонке и закинул ногу на ногу. Удобно уместив учебник на коленке, он принялся громко с выражением читать:

– «Семь триллионов тонн аминокислот, биополимеров и метана нагрейте до кондиции, добавьте серы и фосфора по вкусу и поместите под жесткое излучение до появления накипи». У тебя уже появилась накипь?

– Нет еще.

– А в этом случае рекомендуется шандарахнуть молнией. Тебе помочь, или ты сам?

– Я сам.

– Ага. А когда появится накипь, дай ей настояться три миллиона лет.

– Знаю. Я так уже несколько раз делал.

Шамбамбукли снял кастрюльку с огня, привязал к ручке полотенце и принялся крутить над головой, считая вслух обороты: «Один, два, три… сто пятьдесят… сто восемьдесят… миллион двести тысяч… три миллиона!»

Он поставил кастрюльку на стол и заглянул под крышку.

– Ну? – спросил Мазукта.

– Ничего, – разочарованно протянул Шамбамбукли и выплеснул первичный бульон в мойку. – Но почему? Я же все делал по рецепту! А там прямым текстом написано, что все должно получиться!

– Здесь немного не так написано, – возразил Мазукта, водя пальцем по тексту. – Здесь написано, что если вы будете настойчивы и старательны, нигде не ошибетесь ни на йоту и в точности будете следовать инструкциям, то с высокой степенью вероятности жизнь зародится сама собой… минутку, тут сноска. Ага, «высокая степень вероятности» – это примерно одна двухсотмиллионная. Сколько ты уже попыток предпринял?

– Восемь тысяч, – убитым голосом произнес Шамбамбукли. – Приблизительно.

– Осталось еще сто миллионов девятьсот девяносто две тысячи! – ободрил его Мазукта. – Продолжай в том же духе. И жизнь возникнет сама собой.

Эксперимент

Демиург Мазукта вошел в комнату и небрежно сбросил мокрый плащ на пол.

– Привет, – сказал он.

– Привет… – ответил демиург Шамбамбукли. – Ну, садись, раз пришел.

Демиург Мазукта подтащил кресло и сел напротив Шамбамбукли.

– А ты знаешь, что пока ты тут предаешься депрессии, в твоем мире дожди, туман и унылая погода? Ты о людях по думал?

– А я и не знал, что тебя волнуют люди, – вяло удивился Шамбамбукли.

– Нет. Люди волнуют тебя, – объяснил Мазукта. – А меня волнует твое состояние! Так что давай взбодрись, займись чем-нибудь.

– Чем?

– Тебе что, нечего делать? Тогда пойдем, мне поможешь.

Шамбамбукли неохотно поднялся на ноги и покорно уставился на Мазукту.

– Бр-р! Ненавижу этот твой обреченный взгляд! – передернулся Мазукта. – Но в покое я тебя не оставлю, и не надейся. Одевайся и пошли.

Он сорвал с крючка сухой плащ, решительно запаковал в него Шамбамбукли и подхватил с пола свой собственный, с которого уже натекла лужа.

– Пойдем, тебе понравится.

Мир, в который демиург Мазукта привел демиурга Шамбамбукли, оказался сер и неприветлив. Под ногами хлюпала жидкая грязь, с неба лились потоки воды, ветер то и дело швырял капли под капюшоны демиургов.

– А здесь кто в депрессии? – удивился Шамбамбукли и плотнее затянул ворот.

– Никто. Это называется «тропический ливень». Пошли.

Демиурги поднялись по скользкому склону, обошли гряду камней и уткнулись носом в высокую деревянную стену.

– Ага, пришли! – Мазукта довольно улыбнулся. – Где-то здесь была дверца…

– А что это такое? – спросил Шамбамбукли.

– Корабль, не видишь?

– Здесь, в горах?

– А ты предпочел бы лезть за ним в болото?

– Нет, но…

Шамбамбукли оглядел сооружение. На корабль оно было мало похоже. Если честно, то больше всего оно напоминало деревянный гроб с орудийной башней, и от этой ассоциации Шамбамбукли опять помрачнел.

Мазукта тем временем нашел в стене корабля плотно закрытую ставню, распахнул ее и крикнул внутрь:

– Ау! Вы там как, готовы?

Из окошка резко пахнуло зверинцем, и раздался многоголосый рев – курлыканье, рычанье, мычание, ржание и даже чавканье.

– Отлично! – Мазукта снова задраил окошко и окликнул Шамбамбукли. – Эй! Хватайся, понесли.

– Куда? – опешил Шамбамбукли.

– В другой мир, – пояснил Мазукта и, крякнув от натуги, приподнял свою сторону корабля. – Ну, чего стоишь, хватайся!

Шамбамбукли послушно ухватил корабль с другой стороны, и демиурги, кряхтя и отдуваясь, поволокли его на новое место.

– А зачем мы это делаем? – поинтересовался Шамбамбукли на первом же привале, едва переведя дух.

– Так надо, – ответил Мазукта, утираясь платочком. – В том мире, понимаешь, извратилась всякая плоть. Ну вот я и собрал генетически чистые экземпляры, по паре от каждого сохранившегося вида.

– А там устроишь Потоп?

– Ты что, рехнулся? Знаешь, какой мне потом счет за воду придет? Нет, никого я уничтожать не собирался. Зачем? Пускай извращаются, даже интересно, что получится.

– А зачем тогда этих изолируешь в отдельный мир?

– Ну как – зачем? Контрольная группа. Для чистоты эксперимента.

Игра

– Правила простые, – сказал демиург Мазукта. – Берешь вот эту штуку, – он поднял в ладонях большую сверкающую каплю, – и бросаешь что есть силы!

Капля ухнула вниз, грянула о дно ящика и разлетелась миллионом крошечных капелек.

– А что теперь? – спросил демиург Шамбамбукли.

– А теперь надо заставить их снова собраться вместе. Всего-то делов.

– А, ну это запросто… – демиург Шамбамбукли протянул руку к каплям, но Мазукта его остановил.

– Они сами должны собраться. Понимаешь? По своей воле.

– А у них и воля есть?

– Есть… что-то вроде того. Это же игра. Каждая капля – модель человеческой души. И действует примерно по тому же алгоритму. Ну, начинай.

– Заставить их объединиться?

– Ага. Побудить к этому.

– Ну, а чего тут сложного? Я дам им язык, общий для всех. Они начнут общаться – и сольются в один народ.

– Дерзай.

Шамбамбукли тут же наделил капли языком. Как только они обрели способность высказывать свое мнение друг о друге, а главное, понимать сказанное – тут же переругались и разошлись в разные стороны. Мазукта хихикнул.

– Теперь моя очередь. Раз один общий язык не годится – я попробую наоборот, дам им великое множество самых разных языков.

Получив несколько десятков разных языков, капли тут же разбились на группы и воинственно уставились на соседей.

– Не помогло, – сказал Шамбамбукли.

– Вижу. Пробуй дальше.

– Я объединю их единой верой! – решил Шамбамбукли.

Единая вера не прижилась. Каждая группа капель тут же начала трактовать постулаты по-своему, и все только хуже перегрызлись.

– Нет-нет! – замахал руками Мазукта. – Не так. Я дам им множество верований, на любой вкус, и каждый найдет веру по себе!

Теперь, разделенные разными религиями, капли разошлись еще дальше друг от друга, некоторые налились рубиново-кровавым цветом и повели крестовые походы на иноверцев, захватывая их и испаряя на кострах.

– Нет, и так не пойдет, – вздохнул Шамбамбукли, когда убитые капли опять вернулись с дождем. – Дать им общую культуру?

– Ну, дай.

С культурой произошло то же, что и с религией. Каждый взял лишь то, что понравилось ему, отринув остальное.

– Может, повести их по разным путям развития? – предложил Мазукта. – Противоположности притягиваются, они начнут приглядываться друг к другу, заинтересуются, найдут полезное для себя, смешают культуры…

Две основные культуры столкнулись и тысячу лет провели в затяжной бесполезной войне.

– Дать им общего врага?

Но и общий враг не объединил капли: хотя многие сплотились, всегда находились маленькие пронырливые группки, нападавшие на своих с тыла – норовя урвать самой легкой добычи. Когда же общих врагов стало много – целые группы капель стали метаться туда-сюда, заключая и нарушая договора то с той, то с другой стороной, объединяясь и распадаясь, ловя сиюминутную выгоду.

– Да как их, Деструктор побери, собрать вместе?! – не выдержал наконец Шамбамбукли.

– Понятия не имею, – пожал плечами Мазукта и захлопнул ящик. – В эту игру, кажется, еще никто никогда не выигрывал.

Другая игра

Демиург Мазукта расстелил на столе игровое поле, расставил фигурки и взял в руки кубик.

– Ну, начинаем?

– Начинаем! – охотно согласился демиург Шамбамбукли. – Бросай.

Мазукта бросил кубик и довольно хмыкнул.

– Ага! Я играю белыми, а ты черными.

– Ну вот, – расстроился Шамбамбукли. – Я тоже хочу белыми.

– Да ты что? – рассмеялся Мазукта. – Добро должно быть с кулаками. Во! – он сжал пальцы. – А у тебя разве кулаки? Нет уж, жребий есть жребий, играй за Мировое Зло.

– Ну ладно, – согласился Шамбамбукли. – Значит, мои фигуры – эти? Воры, убийцы, насильники и прочие?

– Да. А мои – священники, судьи, учителя, врачи и исполнительная власть. Начали!

Демиурги одновременно склонились над столом и принялись деловито передвигать фигурки.

– Стоп! – сказал через некоторое время Мазукта. – Ты как играешь?

– А что?

– Вон тот твой ублюдок – что он делает со старушкой?

– Переводит через дорогу.

– Ты с ума сошел? Он же насильник! Отрицательный тип.

– А отрицательным типам нельзя переводить старушек через дорогу?

– Нельзя!

– Почему?

Мазукта задумался.

– Нельзя – и все. Это доброе дело. А ты играешь за Зло.

– Минутку, – Шамбамбукли поднял руку. – Если мои фигуры станут совершать только плохие дела – их же никто любить не будет?

– Разумеется! Их должны бояться, а не любить.

– Нет, – Шамбамбукли решительно помотал головой, – я так не согласен. Если с ними никто не захочет водиться, то все же переметнутся на сторону белых, и я тогда проиграл.

– Почему у меня Мировое Зло никогда не проигрывает? – парировал Мазукта.

– Не знаю. А что я делаю не так?

– Ты все делаешь не так! Шпионы у тебя предотвращают войну, бандиты грабят богатых и раздают деньги бедным, насильники… ну, эти вообще действуют только по любви и по взаимному согласию! Я, конечно, понимаю, что цель оправдывает средства, – но не любые же средства!

– Ну давай поменяемся, – предложил Шамбамбукли, – раз ты так все хорошо знаешь, возьми себе черных, а я продолжу за белых.

– Ладно уж, продолжай… Давай я тебе растолкую, что уже успел сделать. Смотри, вот это – Инквизиция, она предотвращает уклонение фигур в сторону Зла. Это – святое воинство, которому поручено обращать черных в белую веру. Это – образовательная система, которая уничтожает в зародыше любые крамольные идеи, чтобы даже мысли такой, переметнуться, не было. Это – лагеря, куда изолируются неисправимые элементы. Всех ведь не сожжешь, правда? Ну ладно, ты пока занимайся белыми, а я буду исправлять то, что ты уже натворил.

– Да… – сглотнул Шамбамбукли. – Тут, безусловно, нужно многое исправлять…

Хаос

Демиург Мазукта сидел в гостях у своего друга демиурга Шамбамбукли и пил кофе со сливками. Сам Шамбамбукли пил какао.

– Слушай, чего расскажу, – начал Мазукта.

– Ну?

– Замесил я недавно Хаос. А сам отлучился ненадолго. Ну, ты помнишь, мы с тобой вместе отлучались.

– Помню. И что?

– Я рассчитывал, что к моему возвращению Хаос как раз подойдет. А он прокис.

– Мои соболезнования, – Шамбамбукли состроил сочувственную гримасу и долил себе сливок в какао. – А что тут интересного? Такое со всеми случается.

– Хаос прокис, – продолжал Мазукта. – И расслоился. Твердь створожилась и осела вниз, а небо всплыло наверх. А поскольку меня не было, то они под шумок поженились.

– Кто?

– Земля и небо. И нарожали кучу детей самого уродского вида. Самый старший пожрал всех своих братьев, а с сестрами стал сожительствовать. И тоже нарожал кучу уродов…

– А об этом обязательно рассказывать во время еды? – поинтересовался Шамбамбукли.

– Да ты слушай! Его дети собрались, пришили папашу и расчленили его. Из волос сделали деревья и траву, из костей – горы, из крови – моря, из кишок – болота, из ногтей…

Шамбамбукли поперхнулся, отодвинул от себя чашку и утер рот.

– Мазукта! То, что ты рассказываешь, очень интересно, но…

– А потом они собрали божественное семя своего убитого отца, смешали с дерьмом и сделали первого человека…

– Мазукта! Эта космогония очень длинная или нет? Меня сейчас стошнит.

Мазукта посмотрел на друга с обидой.

– Ну, ладно. Тогда я вкратце. Были долгие темные века, когда на земле проходу не было от разнообразных больших и малых богов, титанов, природных духов и иже с ними. Они, само собой, дрались друг с другом, одних поубивали, другие сами подевались куда-то. Люди выступали то за одну, то за другую сторону, строили и разрушали храмы – ну, ты представляешь.

– Представляю.

– В конце концов боги почти перебили друг друга. Трупы поверженных врагов они проглотили, а затем отрыгнули в небо и получились созвездия…

– Мазукта!

– А чего? Я что, виноват, что так получилось? Меня там вообще не было! Короче, последние оставшиеся из богов отошли от дел и удалились на облака от греха подальше.

– Это всё?

– Нет. Люди в их отсутствие напридумывали себе уйму разных дурацких верований и здорово передрались между собой. Но в конце концов восторжествовала одна догма, у которой нашлись самые сильные защитники. Сейчас там почти все верят, что у мира изначально, еще до Хаоса, был один-единственный творец.

– Ну вот и хорошо, – кивнул демиург Шамбамбукли и расслабился. – Я очень рад, что твоя история наконец закончилась, и можно спокойно попить какао. Люди вернулись к истокам и уверовали в тебя. Поздравляю.

– Да было бы с чем… – невесело усмехнулся демиург Мазукта. – Как, по-твоему, они называют своего творца?

Скрижали

– Чем занимаешься? – спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.

– Заповеди пишу, – ответил Шамбамбукли. – Помнишь, как ты мне советовал.

– Я советовал? – искренне удивился Мазукта.

– Ну да, – подтвердил Шамбамбукли. – Ты сам говорил, что людям надо давать ясные и недвусмысленные установки. Чтобы не было разночтений.

– А, да, да, припоминаю, – кивнул Мазукта. – Было такое, действительно. И что?

– Вот, – Шамбамбукли указал на стопку готовых скрижалей. – Составляю подробный алгоритм. Половину уже написал, скоро закончу.

Мазукта пересчитал каменные листы и задумчиво присвистнул.

– Многовато что-то.

– Ну, я старался, – скромно потупился Шамбамбукли.

Мазукта взял из стопки верхнюю скрижаль и начал читать вслух:

– «Человек не должен причинять вреда другому человеку или своим бездействием допустить, чтобы другому человеку был нанесен вред, за исключением тех случаев…» – он фыркнул и положил скрижаль на место. – Шамбамбукли!

– А?

– Мне жаль тебя расстраивать, но ты занимаешься ерундой.

– Почему? – огорчился Шамбамбукли.

– Ну не знаю, почему. Вероятно, по природе своей. Таким уродился. Но вот это все, – он постучал ногтем по заповедям, – чушь собачья и напрасный перевод камней.

– Но ты же сам говорил!..

– Да, говорил, – согласился Мазукта. – Действительно, я тоже когда-то баловался составлением поведенческих алгоритмов. Потому и могу теперь с полной ответственностью заявить: это была пустая трата времени. Уж поверь моему опыту.

Шамбамбукли с грустью оглядел свою работу.

– А как же тогда надо?

– Надо? Ну, например, как я. – Мазукта сел в кресло и вальяжно закинул ногу на ногу. – Я не размениваюсь на копание в деталях. Я даю сразу общие установки. Ведь люди – они же как? Им можно хоть до посинения что-то втолковывать, все равно не поверят, пока сами не попробуют. Сущие дети, честное слово. Ребенку, чтобы уяснить, почему нельзя трогать кастрюлю, сначала нужно обжечься. А с чужих слов никто не поймет, что такое «горячо».

– Да, пожалуй, – согласился Шамбамбукли. – А что это за «общие установки», которые ты даешь? Какой-то универсальный свод правил?

– Нет, – замотал головой Мазукта. – Никаких правил вообще. Опыт и только опыт. Что такое хорошо и что такое плохо, люди узнают сами. И передадут знания дальше, своим детям.

– То есть ты им всего лишь говоришь «делайте хорошо и не делайте плохо»?!

– Да нет же! – отмахнулся Мазукта с досадой. – Это тоже была бы заповедь. Люди сами должны понять, что поступать плохо – это плохо. Из собственного опыта. Ну, как хвататься за кастрюлю. Один раз ошпарятся, другой раз – глядишь, и уже сообразили.

– Тогда я не понимаю. А что же ты им в таком случае говоришь?

– Да так, всего лишь маленькую подсказку, не оставлять же людей совсем без помощи. Я даю им универсальный критерий, как можно отличить дурное от доброго.

– И как же? – заинтересовался Шамбамбукли. – Совесть, да?

– Шамбамбукли, ты меня разочаровываешь! Совесть – это же понятие субъективное! Как ее можно принимать в расчет?

– Ну-у… тогда не знаю.

– Очень просто. Если что-то легче получить, чем потом избавиться – значит, оно плохое. Если же приобрести что-то тяжело, а лишиться – просто, значит, оно хорошее.

– И все?

– Да.

– И это правило применимо к чему угодно?

– Абсолютно.

Шамбамбукли задумался. Мазукта сотворил себе чашку кофе, отхлебнул и насмешливо фыркнул.

– О чем думаешь?

– Пытаюсь понять…

– Хочешь пример?

– Хочу.

– Ну смотри сам. В разные времена, у разных народов… да что там, даже для разных людей – понятия добра и зла постоянно меняются. Взять даже обычный лишний вес – вот скажи мне, быть толстым – это хорошо или плохо?

– Ну, смотря где и когда.

– Правильно. Когда растолстеть легко, а сбросить вес – трудно, модно быть стройным. Зато когда возникают проблемы с питанием – сразу решающим критерием красоты становится полнота.

– Да, понимаю, – Шамбамбукли задумчиво кивнул. – Кажется, это правило почти не имеет исключений.

– Практически не имеет, – подтвердил Мазукта.

– За редким исключением, – уточнил Шамбамбукли. – Вот, например, любовь с первого взгляда…

– Нет, – решительно возразил Мазукта. – Уж что-что, а она совершенно точно не является исключением.

Работа над ошибками

– Привет, – сказал демиург Шамбамбукли демиургу Мазукте, который ожесточенно ковырялся отверткой в мироздании. – Чем занимаешься?

– Сам не видишь? – ответил Мазукта. – Работаю.

– А-а, понимаю, – Шамбамбукли подошел поближе и с интересом стал наблюдать за работой. – А что ты тут творишь?

– Я ничего не творю, – огрызнулся Мазукта. – Я вообще уже давно ничего не творил, у меня творческий кризис.

– Как такое может быть? – удивился Шамбамбукли. – У творца не бывает кризиса!

– Вот именно у творцов и бывает творческий кризис. По определению. На то они и творцы.

– А что же ты, в таком случае, делаешь?

– Исправляю ошибки.

– Ошибки?!

– Ну да. Баги, лаги, называй как хочешь.

Шамбамбукли удивленно потряс головой.

– А я не знал, что у тебя бывают ошибки.

– Я тоже не знал, – проворчал Мазукта.

Он ковырнул отверткой последний раз, отложил ее в сторонку и приладил крышку мироздания на место.

– Ну вот, вроде готово, – произнес он немного неуверенно. – Думаю, что исправил все, что было.

– А что было? – поинтересовался Шамбамбукли.

– Ерунда всякая, – вздохнул Мазукта. – Понимаешь, есть у людей такое неприятное свойство: они вечно ищут, как бы обойти законы природы или, на худой конец, использовать их не по назначению. Да и не только законы! Решительно всё, только дай людям волю, они непременно придумают для чего угодно новое применение! Вот, например… – он задумался, вспоминая, – дал я людям такой полезный злак, как ячмень. И даже лично научил варить из него барбат. И что же? Почти сразу нашелся какой-то экспериментатор, напутал что-то в рецепте, и вышло у него вместо чудесного барбата гнусное пойло, только цвет и похож. И вот прошло всего каких-то двести лет, никто уже и названия такого – «барбат» – не помнит, зато пиво продолжают производить, пить, и оно даже распространилось по другим мирам!

– Зря ты так. Пиво – штука хорошая…

– Лучше, чем мой барбат?!

– Ну-у… – замялся Шамбамбукли.

– Или вот, – продолжил Мазукта. – Скажи-ка мне, отчего бывает дождь?

– Ну, это просто! – фыркнул Шамбамбукли. – Когда насыщенные массы воздуха поднимаются в верхние холодные слои атмосферы, в них конденсируются…

– Достаточно! – прервал Мазукта. – Вижу, что знаешь. Теплые воздушные течения, холодные потоки, циклоны, антициклоны, перепады давления – ну, механика стандартная, проверена временем. Всё работает, не без перебоев, конечно, но это уже мелочи. Идеальных систем не бывает. Работает и производит дождь. Так?

– Так…

– Ну и кто бы мог подумать, что танцы с бубном вокруг костра приводят к такому же результату?!

– А они приводят? – удивился Шамбамбукли.

– Уже нет. Я это только что исправил. Хочешь поглядеть?

– Хочу.

Мазукта пододвинул к Шамбамбукли мироздание и показал пальцем: смотри сюда.

 

На утоптанной площадке уже второй час танцевал шаман, под неодобрительными взглядами соплеменников. Дождь и не думал начинаться.

– Ха, – довольно фыркнул Мазукта, – что, съел? Ничего не получится, и не старайся, эту дырку я уже заделал.

Шаман, конечно, не мог слышать голоса демиурга, но начал подозревать недоброе. Он остановился, отложил бубен и уставился на безоблачное небо. Соплеменники хмурились и нетерпеливо переступали с ноги на ногу.

– Сейчас они его убьют, – сообщил Мазукта. – Как не справляющегося с обязанностями.

Тем временем несколько вооруженных мужчин подошли к шаману, столпились вокруг и стали что-то оживленно обсуждать, темпераментно размахивая руками. Кто-то подозвал стоявших поодаль женщин и отдал краткие распоряжения, после чего женщины быстро умчались в поселок.

Шаман сел на корточки и начал что-то чертить на песке, воины разбрелись по площадке, меряя ее шагами и поминутно перекликаясь. Вождь достал откуда-то восковую табличку и теперь записывал данные.

Скоро вернулись женщины с полными корзинами затребованных вещей: барабанами, погремушками, примитивным барометром, складным метром и прочей полезной дребеденью. Шаман на пробу взял наполненную горохом тыкву и потряс ее. Вождь сверился с барометром и отрицательно покачал головой. Шаман отложил тыкву и взял тростниковую дудочку, потом пищалку, потом губную гармошку и так далее, пока наконец вождь не ухмыльнулся торжествующе и не показал большой палец.

Лишние инструменты убрали, в костер подбросили новых дров, шаман перехватил барабан поудобнее и начал свой танец, отбивая ритм одной рукой, всё быстрее и быстрее.

– Барабан? – моргнул Мазукта. – Ну да, конечно… А что, это может сработать… И как же я сразу… Вот же чертовы хакеры!

А над головой шамана уже начали потихоньку собираться грозовые тучи…

Смысл жизни

– Ха! Ты посмотри, какое я письмо получил!

Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли распечатанный конверт.

– Какой-то придурок спрашивает, в чем смысл жизни!

– А что тут смешного? – удивился Шамбамбукли.

– Ну как же! Ты вслушайся, вопрос-то какой: в чем смысл жизни? Нет, каково?

– А в чем он, смысл-то?

Мазукта поперхнулся.

– Повтори, что ты сказал?

– Я говорю, а в чем он, этот смысл?

Мазукта разочарованно вздохнул.

– Мда… Ты бы еще спросил, с какой скоростью течет время. Или сколько весит масса.

– Не понимаю…

– А тут и понимать нечего! Смысл есть производная от жизни. Только для нее существуют такие понятия, как «польза» или «вред». А соответственно, и «смысл». Потому что смысл равняется сумме пользы и вреда, деленной на жизнь. Ясно теперь?

– Хм… Угу. Конечно. Да. Ты прав. Очень смешная шутка.

Игрушки

– Тебе хорошо, – мрачно изрек демиург Мазукта.

– Мне? – удивился демиург Шамбамбукли.

– Угу. У тебя было счастливое детство.

– А у тебя?

– А у меня вообще никакого не было.

– Так не бывает, – неуверенно возразил Шамбамбукли.

– Я образно выражаюсь, – криво усмехнулся Мазукта. – Ну посуди сам, разве это детство? Никто обо мне не заботился, я прозябал в постоянной духовной нищете и творческом голоде. Это ты у нас отпрыск древнего благородного рода, у тебя, небось, и игрушки были сплошь заграничные, и образование ты получал самое лучшее. А меня образовала улица.

– Бедный, – пожалел друга Шамбамбукли.

– Именно что бедный. Сколько сил было затрачено, чтобы хоть как-то выбраться наверх! Сколько раз приходилось возвращаться назад и начинать все с начала! Ползком, на коленях, по сантиметру, по микрону. Полезную информацию по биту собирал! Но всему научился – сам, без преподавателей. Неслабо, а?

– Ты умный, – согласился Шамбамбукли.

– А кем мне только не приходилось подрабатывать потом, когда выбился в боги! В первой же конторе мне сразу приколотили крылышки к пяткам и сделали мальчиком на побегушках. Тысячу лет носился как угорелый, доставлял почту по назначению. Потом духом вулкана работал, потом… даже вспоминать не хочу. И платили-то крохи, а я их все на книги тратил! И мечтал, что когда-нибудь смогу сам создавать миры – а не только арендовать в них жилплощадь.

– Ну, у тебя сейчас хорошо получается, – заметил Шамбамбукли.

– Сейчас-то да, – усмехнулся Мазукта. – А знаешь, как я создавал свой первый мир? По крохам собирал! Буквально по песчинке. Купить-то не на что было. В каждую черную дыру заглядывал – вдруг да завалилось что-нибудь хоть мало-мальски пригодное? Все детальки вручную подгонял, многие сам вытачивал, о свою кожу полировал. Все боялся, дурак, что плохо выйдет, никто не купит. Наивный… Это я уже потом сообразил, что бездомные боги любой мир с руками оторвут, будь там хоть какие дефекты. Их ведь, иждивенцев, тьма тьмущая, редко в каком мире меньше сотни тусуется. Что ни мир – то коммуналка. Чтобы целая вселенная кому-то одному принадлежала, без остатка – почти небывалый случай, я таких знаю всего миллиона два. Но тогда был еще глуп, по молодости лет, вот и старался изо всех сил. Столько любви и заботы, сколько я вложил в свое первое творение, никуда больше не вкладывал. Все, что построил потом, – сплошная халтура. Ведь так, да?

– Ну, я бы не говорил столь категорично…

– А я бы говорил! Кому и знать, если не мне. Но тот, первый мир, я создавал по-настоящему старательно. Душу вкладывал. В каждую травинку, в каждый камешек, чтобы не был похож на остальные, чтобы… А, чего тебе говорить, разве ты поймешь? Первый мир – он же как первая любовь. Их потом сколько ни создавай, все равно… не то.

– Я понимаю, – кивнул Шамбамбукли.

– Ха, понимает он! Да я первых людей на собственной крови замешивал! Не было другого материала. А у тебя когда-нибудь чего-нибудь не хватало? Ты же, небось, свой первый мир из конструктора собрал? Еще во младенчестве?

– Да где там… – Шамбамбукли виновато улыбнулся и по жал плечами. – Первый мир мне вообще подарили. Но второй – да, собрал из конструктора. А людей к нему мне купили в магазине. Очень красивая была пара, ее звали Барби, его – Кен.

– Ну вот, а я – собственную кровь… И продал потом. Первому же покупателю. За бесценок, как теперь понимаю. Думал, ерунда, еще миров понаделаю, даже лучше прежнего. Благо есть теперь на что, начального капитала хватит. Не вышло… Сколько я их с тех пор ни создавал – уже не то. Добротно, качественно – а не радует. Вот ты – это да, у тебя что ни мир – то конфетка, а у меня…

– Да ну, брось. Я же не профессионал, это так, баловство одно. Вот помню, тот мир, что я получил в подарок еще ребенком, – это да, это был мир! А я пока только пытаюсь приблизиться к такой степени совершенства. Может, со временем будет получаться лучше.

– До сих пор не могу себе простить, – покачал головой Мазукта. – Как я мог продать это чудо? Какие в этом мире были деревья! А травы! А цветы!

– А я так и не смог узнать, что за мастер изготовил тот игрушечный мир. – Вздохнул Шамбамбукли. – Ты не представляешь себе, какие там были горы! А моря? А птицы?

– А какие прекрасные холмы! И быстрые ручьи с серебряными рыбками…

– И красивые мужественные люди…

– И величественные северные сияния…

Демиурги запнулись и ошалело уставились друг на друга.

– У-упс… – одновременно пробормотали они.

Голая правда

Голая неприглядная Правда лежала на операционном столе, вся опутанная трубками и проводами.

Мазукта пошевелил пальцами в хирургических перчатках и приблизился к столу.

– Так, что у нас тут?..

Шамбамбукли прочитал данные с таблички.

– Фамилия и имя больного: Истина Правда. Избита. Зверски. Кроме того, над ней надругались.

– Вижу.

Мазукта склонился над избитой Истиной, осторожно прощупал ее живот и помрачнел.

– Живота не пощадили! Придется резать Правде матку.

Правда застонала.

– Ребенок… мой…

– Она что, в сознании? – испугался Шамбамбукли.

– Нет. Бредит, – успокоил его Мазукта. – Ишь, ребенка пожалела! Сама, между прочим, виновата!

– То есть как? – не понял Шамбамбукли.

– Связалась с дурной компанией. Ну и как обычно: сначала там просто вольно обращались с Истиной, потом стали над ней издеваться, дергать и вертеть как попало, а потом… всем скопом познали Истину. А она, между тем, была тяжелая!

– Кем тяжелая?

– Уже неважно.

– Меня никто не любит, – сквозь сон пожаловалась Истина. – На голую… Правду… глаза закрывают.

Мазукта без комментариев вколол Правде полный шприц чего-то розового, и она снова обмякла. После этого сама операция не представляла трудностей – тем более, была уже привычна и отработана до мелочей.

– Идея, – сказал наконец Мазукта, покачивая на ладони плод. – Мертворожденная. Вот что бывает, когда насилуют Истину. Всегда.

Он прицепил на ручку младенцу дохлый номер и отправил в анатомичку.

– Посмотрим, вдруг из нее еще удастся что-нибудь полезное извлечь. Сейчас рождается столько нежизнеспособных идей! Возможно, отдельные части из этой смогут их спасти.

– А куда нам теперь? – спросил Шамбамбукли.

– Ну, на сегодня уже ничего серьезного. Осмотр пятой и седьмой палаты. Слепая Вера и безумная Надежда.

– А шестая палата?..

– А… – Мазукта обреченно махнул рукой. – В шестой уже никакие средства не помогут. Там лежит совсем безнадежная Любовь.

Фиговина

Демиург Мазукта и демиург Шамбамбукли работали. То есть работал один Мазукта, а Шамбамбукли стоял рядом и с любопытством наблюдал.

– А что это мы делаем?

– Привносим дополнительный интерес в жизни людские, – пропыхтел Мазукта, не отрываясь от работы. Он копал яму.

– Интерес? – моргнул Шамбамбукли. – А в чем он заключается?

– Сейчас объясню. Подай мне вон ту фиговину.

Шамбамбукли выбрал из корзинки указанный предмет и повертел в пальцах.

– А это что такое?

– Я же сказал, фиговина. Давай ее сюда.

Шамбамбукли протянул фиговину Мазукте, тот уронил ее на дно ямы, вылез сам и быстро засыпал яму землей.

– Вот так! Теперь пусть люди ее ищут.

– А зачем?

– Так надо.

Мазукта поднял корзинку и махнул свободной рукой.

– Пошли дальше.

– Нет, постой! – уперся Шамбамбукли. – Ты мне ничего не объяснил!

– Я тебе все объяснил.

– А я ничего не понял!

– Это другое дело, – признал Мазукта, поставил корзинку на землю и задумался. – Ну, вот смотри. Мы сейчас находимся на кладбище древнего заброшенного города. Тут когда-то жила могущественная раса рукокрылых обезьян, теперь таких уже нету.

– А раньше были?

– И раньше не было. Не перебивай. Считается, что они тут когда-то жили. Ходят такие слухи. Я сам их, кстати, и распустил.

– А зачем?..

– Не перебивай! Мы с тобой только что спрятали могущественный артефакт. А в разных концах мира великие герои уже изучают карты, по которым этот артефакт можно найти. И со дня на день начнется большая гонка, в которой правил не существует.

– Все равно не понимаю. Мы закопали, ты сам сказал, какую-то фиговину. Зачем она так уж сильно необходима этим героям?

– Ха! – фыркнул Мазукта. – Это мы с тобой знаем, что здесь зарыта фиговина. А они-то думают, что это Какое-нибудь Сердце Света или, чего доброго, Третий Глаз Мазукты. И что от этой фиговины зависит, не больше не меньше, судьба мира.

– А она зависит?

– Да.

Шамбамбукли затряс головой.

– Мазукта! Ты меня совсем запутал. Эта штука, которую мы зарыли, – она…

– Простая никчемная фиговина.

– Но от нее при этом…

– Зависят судьбы мира.

– Да каким же образом?!

– Да обычным. В борьбе за эту фиговину сцепятся все силы Добра и Зла, сколько их есть в мире. И кто-нибудь из них непременно победит. Зло, как легко догадаться, стремится завладеть артефактом, постигнуть его суть и употребить для своих целей. А Добро, как правило, хочет этому помешать самым простым способом – уничтожить артефакт. Поэтому в конце концов побеждает всегда Добро. На некоторое время. Потом понадобится новая фиговина.

– Здорово! – с чувством произнес Шамбамбукли.

– Еще бы не здорово! – хмыкнул Мазукта. – Дело того стоит. Сидишь потом, смотришь на всю эту возню, получаешь удовольствие… Под пиво хорошо идет.

Каникулы

– Шамбамбукли, когда ты последний раз проверял свой почтовый ящик? – спросил демиург Мазукта, удобно развалясь в кресле и обмахиваясь рекламным буклетом.

– Ну, обычно я его проверяю каждые двести-триста лет. А что?

– Из него уже на пол сыплется.

Демиург Шамбамбукли присмотрелся к конверту на коленях у Мазукты и нахмурился.

– Мазукта, а тебе не говорили, что чужие письма читать нехорошо?

– Нелепое суеверие, бытующее среди людей, – отмахнулся Мазукта. – Мы с тобой выше этого.

Он бросил буклет на столик, закинул ногу на ногу и мечтательно уставился в потолок.

– Кстати, раз уж зашел об этом разговор. Шамбамбукли, а ты никогда не хотел опуститься на уровень? Побыть немного человеком?

– То есть? Я же уже был, и не раз.

– Ты притворялся, – пояснил Мазукта. – Это не совсем то.

– И ничего подобного! – возмутился Шамбамбукли. – Я…

– Ты сам себя ограничивал, чтобы казаться человеком, но при этом всегда знал, что эта бодяга – понарошку. Ты же сам сотворил этот мир, сила твоя в нем немеряна. Разве не так?

– Так, – подумав, согласился Шамбамбукли. – Ну и что?

– Таков закон мироздания, – вздохнув, сказал Мазукта. – Любого мироздания причем. Демиург не может жить полноценной жизнью в собственноручно сотворенном мире. Для нас это всегда лишь игра, сон, наваждение… Шамбамбукли?..

– А?

– Ты не хочешь немного пожить по-настоящему?

В голове у Шамбамбукли замигал тревожный сигнал, установленный специально для таких случаев.

– Мазукта, – осторожно произнес он, – мне не нравится, как у тебя горят глаза. Ты наверняка задумал какую-то сомнительную авантюру!

– Да ну, ерунда! Не будь таким подозрительным. Вот, смотри.

Мазукта развернул рекламный буклет.

– Наша проблема в том, что мы ничем не ограничены в собственных мирах, кроме своей же собственной воли. Порочный круг. Значит, нам надо найти чужой мир, где наша сила ничего не будет значить!

– Чужой мир?..

– Ну да. Вот, группа демиургов, опытных дизайнеров, предлагает новый проект. Огромный мир, с густонаселенными городами, с обильной дикой природой и красивыми ландшафтами.

– Ну и что? Мы и сами…

– Вот, слушай. «Если Вы устали от бесконечного акта Творения, отдохните в нашем мире. Проживите полную переживаний и событий жизнь простого человека. Вы можете стать кем угодно – воином, торговцем, ученым, даже преступником…»

– Я не понимаю…

– А тут и понимать нечего. Идешь со мной?

– Мазукта, а тебе не кажется?..

– А, оставь!

Мазукта вскочил на ноги и стал расхаживать взад-вперед.

– Что есть наше существование? Мы закисли в однообразии…

– Я – нет, – тихо возразил Шамбамбукли, но Мазукта его не слушал.

– Наша жизнь размеренна и скучна. Где дух авантюризма, где напряжение, где борьба? А нам предлагают – настоящую, ты понимаешь, – настоящую жизнь! Жизнь, где имеют значение лишь наши личные качества, а не какая-то зыбкая сверхъестественная сила. Все реальное, все взаправду! Короче – ты со мной или нет?

* * *

Мазукта лязгнул зубами и вполголоса выругался. При не верном свете костра никак не удавалось не то что вытащить – даже разглядеть досаждавшую занозу.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил Шамбамбукли.

– О да. Все просто отлично! – процедил Мазукта.

Шамбамбукли успокоился и подбросил в костер еще веток.

Мазукта врал. Ему было паскудно. Сапоги он потерял в болоте, вдобавок промок до нитки и весь перемазался в грязи. В босую пятку коварно вонзился какой-то сучок, а за шиворот заползла пиявка. Теперь же, пока кожаный доспех сох на рогульке перед огнем, Мазукту заживо ели комары.

Шамбамбукли потыкал мечом в жарящийся на вертеле окорок гигантской крысы. Крыса подвернулась очень кстати – друзья уже успели проголодаться, а до ближайшего поселения было еще далеко. Вдобавок с ее трупа Шамбамбукли снял пару клепаных перчаток – он еще долго удивлялся, зачем они были нужны крысе.

– Я очень рад, что тебе здесь нравится, – с чувством произнес Шамбамбукли и протянул Мазукте кусок жареного мяса. – Действительно, свежий воздух, здоровый образ жизни… Кхм, натуральное питание.

Мазукта взял протянутый кусок и принялся мрачно его пережевывать. Крысятина была пережаренной и жесткой как подошва. У Мазукты бурчало в животе, но он твердо решил не выказывать слабости и приберечь зелье Малого Лечения на самый крайний случай. Шамбамбукли грыз свою порцию как ни в чем не бывало и выглядел, на взгляд Мазукты, возмутительно умиротворенным.

– Ты еще не упомянул активные физические упражнения, – ядовито заметил Мазукта.

– Да, верно, – Шамбамбукли мечтательно улыбнулся в темноту над костром. – Упыри, гарпии, курылатые [1] ужасы… Посмотри, как у меня бицепсы окрепли! – он согнул руку, и под кольчугой заиграли литые мышцы. – Даже мозоли уже зажили.

– Поздравляю, – буркнул Мазукта.

– Вот только… – Шамбамбукли задумчиво нахмурился, и его безмятежный лоб пересекла тревожная складка. – Ты уверен, что настоящие простые люди живут именно так?

Уровень сложности

В трактире было дымно и душно, пахло дешевым пивом, тушеной капустой и луком. Хозяин наполнял кружки забредшим в таверну лесорубам да косился иногда в угол, где за столиком обедали два подозрительных типа с полуторными мечами. Старшина лесорубов проследил его взгляд, хмыкнул и бросил презрительное «приключенцы!».

– Ты уверен? – забеспокоился трактирщик. – А они не опасные? Еще начнут тут буянить…

Старшина присмотрелся к парочке и пожал плечами:

– Не начнут.

– Побоятся? – с надеждой спросил трактирщик.

– Нет, – покачал головой лесоруб. – Просто твой трактир им на фиг не нужен.

Это не успокоило трактирщика и он осторожно перебрался к другому концу стойки, откуда можно было услышать разговор за столом.

– Это нечестно! – в голосе говорящего слышалась искренняя горькая обида. – Тебе подыгрывают!

– Кто? – со спокойной ленцой спросил второй.

– Все! – первый стукнул кулаком по столу. – Тебе подыгрывают решительно все! Весь этот чертов мир!

– Хм?

– Да! И не делай такое удивленное лицо, ты прекрасно понимаешь, о чем я.

– Нет, не понимаю, – второй неторопливо отломил кусок лепешки, обмакнул в соус и принялся пережевывать. – Объясни.

– Объяснить? Изволь. Я на примерах. Вот идем мы оба по лесу…

– Ну, идем. И что?

– На нас нападают одни и те же волки.

– Вряд ли одни и те же… ну, допустим.

– Одинаковые, – поправился первый. – Одинаковые волки. Ты ото всех отмахался, даже дыхание не сбилось. И меч не затупился. Плюс десять волчьих шкур, амулеты из зубов и пара кольчужных рукавиц неизвестно откуда. А я из такой драки выхожу весь искусанный, одного волка убил, другому отрубил только кончик хвоста, остальные разбежались. И сумку мою унесли с припасами. Да еще потом сорок уколов от бешенства надо делать.

– Сочувствую.

– А когда ты руку суешь в дупло? Почти наверняка находишь там или кольцо с бриллиантом, или чей-нибудь кинжал, или мешок золота. А мне ничего, кроме осиных гнезд, не попадается. И во всем так.

– Ну и что?

– Как – ну и что? Этого же не должно быть!

– Почему?

– Ну, мы же вместе начинали? Вместе. Оба, с нуля, в один день. Но ты проходишь эту игру с легкостью и без усилий, а мне приходится продираться сквозь трудности, зубами себе дорогу прогрызать, ужом протискиваться… и что в результате?! Ни трофеев, ни славы, ни даже опыта мало-мальского! Файтер третьего класса, извольте видеть! В то время как тебя уже туземцы считают живым воплощением какого-то своего языческого божества.

– Они не так уж далеки от истины, – усмехнулся собеседник.

– Но это же несправедливо! – приключенец едва не взвыл. – У нас же должны быть равные возможности!

– С какой стати? – парировал второй. – Мир-то один, это да. Но уровень сложности – разный.

– А кто его выставлял, этот уровень сложности? Я – нет.

– Я тоже. Ну, кто-то, очевидно, выставил. Исходя из своих идейных соображений.

– Я буду жаловаться! – насупился первый. – Это нечестно! Что еще за дурацкие идеи?

– А по-моему, вовсе не дурацкие. По-моему, они увенчались полным успехом. – Собеседник откинулся на спинку стула и сыто погладил живот. – Мне не хватало уверенности в себе. Я ее получил.

– А я?! Я же ничего не получил, только время потерял. Силы, здоровье, нервы… Это несправедливо, я этого так не оставлю!..

– А ты, – веско обронил второй, – впервые всерьез задумался о несправедливости.

О несправедливости

– Можешь меня поздравить, – сказал демиург Мазукта демиургу Шамбамбукли.

– Да? А с чем?

– Я тут много думал о несправедливости…

– Поздравляю! – с чувством произнес демиург Шамбамбукли.

– Что? А, понимаю… Нет, я другое имел в виду. Так вот, думал я о несправедливости, и пришел к интересным выводам. Ведь правда, в моих мирах имеет место несправедливость?

– Правда.

– Ну вот. Трезво оценив ситуацию, я решил сделать доброе дело. Эй, чего ты так вздрогнул?

– Видишь ли, Мазукта…

– Знаю, знаю, что ты мне хочешь сказать. И про мои методы, и про мое понятие справедливости. Все это я учел. И решил, что мне самому лучше ничего в мироздании не исправлять.

– Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

– Нет! – Мазукта торжествующе ухмыльнулся. – Я придумал выход гораздо лучше. Я наделил один мир способностью к самоусовершенствованию! Каково, а?

– Звучит неплохо, но как?..

– Как я это реализовал? Очень просто. Как все гениальное.

Мазукта вытащил из кармана сложенный листок и помахал им в воздухе.

– Вот! Это – мое изобретение. Договор о сотрудничестве между демиургом и человеком. Кто имеет лучшее представление о несправедливости? По кому она бьет сильнее всего? Кто в точности знает, что надо исправлять? Люди! Но для того, чтобы исправить мировую несправедливость, одних человеческих сил мало, для этого нужно чудо. Чудеса творит демиург, но он по природе своей… ну, ты знаешь мою природу.

– Знаю, – печально вздохнул Шамбамбукли.

– Итак, демиург имеет силы для переустройства мира, но не имеет понятия, что и как изменять. Люди имеют понятие, но не имеют сил. Что делает демиург?

– Что?

– Ха! А вот что. Демиург является к людям и передает им часть своей силы – столько, что ее хватит с лихвой. А дальше только стоит в сторонке и смотрит на результаты.

– Мазукта, я предвижу большие проблемы!

– Да брось ты! Какие могут быть проблемы? Думаешь, будет разброд? Не будет. Я же не всех наделял силой, и даже не кого попало. Только избранных! Тех, кто наверняка употребит полученную силу как надо.

– А по какому критерию ты их… избирал?

– По ряду критериев. Во-первых, я рассудил, что женщины более миролюбивы и не станут обращать силу на разрушение. Во-вторых, я выбирал женщин умных – чтобы не действовали необдуманно, и молодых – то есть склонных переделывать мир к лучшему. Кроме того… а впрочем, неважно. Просто поверь мне на слово – я передал свою силу в самые лучшие руки, какие только мог найти.

– Я верю, но…

– Тысяча мудрых, энергичных и неозлобленных девушек – вот моя армия реформации! Стоило большого труда их найти, между прочим. Зато теперь все в мире будет как надо! – Мазукта любовно разгладил листок договора. – И людей осчастливил, и сам внакладе не остался.

– А что там у тебя написано? – заинтересовался Шамбамбукли.

– О, это и есть самая изюминка моей идеи! – Мазукта довольно хихикнул. – Одна договаривающаяся сторона, то есть я, обязуюсь наделить другую сторону сверхчеловеческими способностями, дабы эта другая сторона могла переделывать реальность по своему усмотрению. А взамен другая сторона переходит под мое безраздельное владение после смерти.

– То есть как?!

– Ну посуди сам. Кем станут эти люди после смерти? Младшими демиургами! Моими подмастерьями. Они же там, считай, практику проходят. Всю жизнь, лет триста-четыреста (маги долго живут!), будут переделывать мир, набивать руку, набираться опыта… А потом вместо того, чтобы удрать на новую инкарнацию, станут помогать мне клепать новые миры. Представляешь, какой я тогда оборот запущу!

– Мазукта, мне эта идея отчего-то не нравится…

– А главное, – перебил Мазукта, – и об этом тебе неплохо бы подумать – это тот факт, что вся эта тысяча подмастерий будет прекрасно знать, что такое несправедливость и как с ней бороться. Мы будем производить идеальные миры, вне всякой конкуренции, и в огромных количествах! Нет, ты представь, какие перспективы!

– Даже не представляю.

– Ха, вот видишь! Пройдет еще лет двести, пока поступят первые ученики, и тогда я начну…

Раздался короткий звонок, и Мазукта осекся.

– Уже?.. – моргнул он.

– А в чем дело? – спросил Шамбамбукли.

– Это сигнал, что для кого-то из учеников договор приведен в исполнение… Но так рано? Может, несчастный слу…

Звонок тренькнул снова. И еще раз. И еще.

– Что-то не так, – всполошился Мазукта. – Пойду посмотрю.

Он поспешил в приемную, Шамбамбукли пошел следом.

– Да что же это такое?! – Мазукта растерянно оглядывался по сторонам. – Как я теперь буду отделять человеческую сущность от сущности сожженых с ними дров? Почему они позволили себя кремировать? И почему так рано? И так много?!

Звонок тарахтел не умолкая.

– Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, – считал Мазукта, – тысяча, тысяча одна, тысяча две… Откуда лишние?! Две тысячи, три тысячи пятьсот, шесть тысяч, семь… восемь… десять… пятнадцать тысяч! Шамбамбукли, что происходит? Я же хотел как лучше! Я же… осчастливить… Доброе дело… Сорок тысяч! Сорок восемь тысяч! Почему?!

А ведьмы все продолжали и продолжали прибывать…

Живое

– Где я? – спросил человек.

– Ну что за дурацкий вопрос! – вздохнула канарейка. – И почему вы все начинаете именно с него?

– А все-таки где я? Это не похоже ни на ад, ни на рай.

– А это и не то, и не другое. Это приемная демиурга Шамбамбукли. Но сейчас шефа нет, я за него.

– А ты кто?

– Сам не видишь? Я канарейка.

Человек пригляделся.

– Тю! Ты же заводная.

– Ну и что?

– А как же ты разговариваешь?

– А я не разговариваю. Просто произношу некоторые фразы из стандартного набора. Правда, набор у меня большой. Ну да вы, люди, редко что-то оригинальное спросите, так что все в порядке.

– Но ты же неживая!

– Могу тебя заверить, я гораздо более живая, чем некоторые.

Человек насупился.

– Не смешно.

– Мне тоже. Но ты меня, если хочешь знать, оскорбил. Я – живое существо и горжусь этим.

– Ерунда. Заводная канарейка не может быть живой!

– Обоснуй.

– Ты не питаешься и не размножаешься. Этого достаточно.

– Как же я, по-твоему, могу размножаться, если я единственный обитатель этого мира, называемого «Приемная»?

– Делением.

– И не подумаю!

– Значит, ты неживая.

– А ты, когда был еще живым человеком, размножался делением?

– Нет, конечно.

– Значит, ты тоже был неживым?

– Эээ…

– Закрыли вопрос.

– Нет, не закрыли. Ты не питаешься.

– Питаюсь.

– Чем?

– Вот! – канарейка кивнула на свой ключик. – Это мой способ питания.

– Какое же это питание, если тебя кто-то заводит? – засмеялся человек.

– Не кто-то, а лично демиург! Вот ты – чем ты питаешься?

– Ну, хлебом, например.

– А откуда берется хлеб?

– Из пшеницы.

– А пшеница?

– Она на поле растет.

– Сама?

– Ну да. Солнышко светит, дождь поливает – вот она и растет.

– А кто, по-твоему, заводит солнышко?

Человек задумался.

– Ну вот, сам видишь, – сказала канарейка. – Вы, люди, не можете без всех этих условностей. Питание получаете через пятые руки. А я – напрямую от демиурга. Так кто же из нас более живой?

Письма

Демиург сидел за своим рабочим столом и читал письма. За время его недолгого отсутствия писем скопилось много. Были они в основном от детей, конечно. Детские письма всегда доходят до демиурга. В отличие от взрослых, которые доходят лишь изредка.

«Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра было солнышко!» «Дорогой демиург! Сделай, чтобы завтра был дождик!»

«Дорогой демиург! Пускай моей сестре ничего не дарят на день рожденья! Она противная».

«Дорогой демиург! Пускай мне подарят на день рожденья другого брата».

«Дорогой демиург! Сделай так, чтоб не было войны».

«Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мы победили!»

«Дорогой демиург! Пускай папа вернется живой, ладно?» «Дорогой демиург! Пускай папа вернется…»

«Дорогой демиург! Пусть бабушка выздоровеет!»

«Господи… Как я устала. Когда же я наконец умру?» – да, взрослые письма тоже иногда доходят.

«Дорогой демиург! Сделай так, что папа разведется со своей женой и женится на маме».

«Дорогой демиург! Сделай так, чтобы мои родители не разводились».

«Дорогой демиург! Не наказывай папу за то, что он со мной сделал. Папа хороший. Только пусть мне в следующий раз не будет больно».

«Дорогой демиург! Пусть я скорее вырасту большой и красивой и буду нравиться мужчинам. Тогда мама возьмет меня с собой на работу».

«Дорогой демиург! Когда я вырасту, я хочу быть больше и сильнее папы. Я его убью».

«Дорогой демиург! Моя мама в тебя не верит. Не убивай ее, пожалуйста».

Демиург опустил голову на руки и заплакал.

Ссора

Демиург Шамбамбукли позвонил демиургу Мазукте.

– Привет, это я.

На том конце повисло долгое, лет на двадцать, молчание.

– Мазукта, да ты что, все еще сердишься?

– Сержусь.

– Да ладно тебе, давай мириться.

– Не хочу. Ты охаял мою работу.

– Но я всего лишь сказал…

– Ты сказал, что я сотворил неудачный мир. Было такое?

– Ну было. И что, из-за этой ерунды мы теперь…

– Это не ерунда!

– Ну хорошо, хочешь, я извинюсь?

– Не хочу.

Шамбамбукли вздохнул.

– Мазукта?..

– Ну?

– Я тут подумал…

– Ну?

– Знаешь, этот твой мир, он… ну… вообще-то ничего себе, нормальный такой. Очень даже.

Мазукта не ответил.

– Вполне так, знаешь… недурственный. Хороший, можно сказать.

Мазукта угрюмо молчал. Шамбамбукли опять вздохнул.

– А если честно, то это плохой мир. Но он всяко лучше доброй ссоры.

Наскальная живопись

– Ой, какая красота! – восхитился демиург Шамбамбукли, оглядывая стены пещеры. – Это ты сам нарисовал?

– Нет, конечно, – фыркнул демиург Мазукта. – Это все люди.

– Умеют ведь, когда хотят, – уважительно произнес Шамбамбукли и провел ладонью по рисунку. – Охота на пещерного медведя. И ведь реалистично как!

– Эээ… кхм, вообще-то нет, – замялся Мазукта.

– Что «нет»?

– Это не сцена охоты. Здесь изображен подвиг их национального героя, не помню фамилию. Он в одиночку отстоял родную пещеру от полутора десятков врагов.

Шамбамбукли озадаченно моргнул и уставился на картину.

– То есть ты хочешь сказать?..

– Ну да.

– А все эти орудия труда, захоронения…

– Скотомогильники, – пожал плечами Мазукта.

– Но ты же сам только что сказал, что эти картины нарисовали люди!

– А, ты об этом, – хмыкнул Мазукта. – Ну, видишь ли, в этом мире пещерные медведи твердо уверены, что люди – это они и есть.

Миллион желаний, раз

Демиург Шамбамбукли пришел в гости к демиургу Мазукте и застал друга за работой. Мазукта сидел с несчастным видом, грыз карандаш и время от времени что-то неуверенно черкал на листочке. Таких листочков, исписанных и смятых, вокруг валялось множество.

– Ой, а что это ты делаешь? – спросил Шамбамбукли.

– Стихи пишу, – мрачно откликнулся Мазукта. – Да ты садись пока, налей себе чаю, я еще не скоро закончу.

– А почитать можно?

– Да на здоровье, – пожал плечами Мазукта.

Демиург Шамбамбукли взял первый попавшийся листочек и прочел:

 

Я жил в довольстве и беспечности,

Нормально ел и крепко спал.

Но ваши нижние конечности

Увидел мельком – и пропал!

Я ваш слуга, ваш верный раб.

Отдайтесь мне разок хотя б!..

– Ой! – вздрогнул Шамбамбукли. – Это ты о чем? Мазукта, ты что, влюбился?

– Да ну, делать мне больше нечего. Я же не для себя пишу.

– А