Трудно определить, является ли данная небрежность стиля преднамеренной, – но таким именно способом можно имитировать разговорную речь.
Сравни:
Карманами руки зацепив –
А! пропадай вся гниль с конца,
Глаза – что кольца на цепи
Звенят по Кронверкским торцам.
(Н. Тихонов.)
Здесь придаточное «карманами руки зацепив» согласовано с неосуществленным главным предложением (типа «он говорит»), замененным прямой речью: «А! пропадай вся гниль с конца».
Часто к анаколуфам прибегают для характеристики расстройства речи. См., напр., в «Бесах» Достоевского конструкцию речей Кириллова.
Сущность анаколуфа в согласовании не по грамматическим формам, а по смыслу. Слова согласуются не с тем, что заключается в предложении, а с той формой, какой могла бы быть выражена та же мысль.
Характерным приемом согласования по смыслу является силлепс, конструкция, в которой собирательные существительные единственного числа согласуются с множественным числом глагола, так как включают в себя представление множественности. Например:
Что делают меж тем герои наши?
Стоят у Кром, где кучка казаков
Смеются им из-за гнилой ограды.
(Пушкин.)
Синий лен сплести хотят
Стрекоз реющее стадо.
(X л е б н и к о в.)
От таких приемов ненормального согласования следует отличать варваризм синтаксиса, т.е. применение в русском языке синтаксиса иных языков.
Таковы, например, типичные для русской литературы синтаксические галлицизмы. Например, в первом издании «Евгения Онегина» XXX строфа первой главы оканчивалась:
«Две ножки!.. Грустный, охладелый,
И нынче иногда во сне
Они смущают сердце мне».
Стихи эти сопровождались примечанием: «Непростительный галлицизм». Введение его в свои стихи Пушкин мотивировал приверженностью к галлицизмам:
Раскаяться во мне нет силы,
Мне галлицизмы будут милы,
Как прошлой юности грехи,
Как Богдановича стихи.
Впрочем, Пушкин отказался от этого галлицизма в позднейших изданиях романа и соответственно изменил стихи:
«Две ножки!.. Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне».
Таким образом определения «грустный, охладелый» оказались согласованными с именительным падежом («я все их помню»).*
* Не следует, однако, полагать, что аналогичные конструкции (именительный самостоятельный) исключительно французского происхождения. Эта форма, запрещенная школьной грамматикой, изредка встречается, напр.:
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердцестрах...
(Пушкин.)
Точно так же грамматикой запрещен почитаемый галлицизмом оборот сокращенного в деепричастной форме придаточного предложения при разных подлежащих в главном и придаточном предложениях (вроде – «войдя в комнату стол стоял направо»). Однако оборот этот часто встречается у писателей, при этом в условиях, не допускающих предположения о галлицизме. Например:
«Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась в нем невеки».
(Достоевский.)
Как в случае именительного самостоятельного, так и в последнем случае обыкновенно соблюдается общность психологического подлежащего.
Поскольку каждая лексическая среда обладает своими специфическими синтаксическими оборотами, наблюдаются также и синтаксические диалектизмы, архаизмы, прозаизмы и т.п.
Стилизованная речь одинаково прибегает как к лексике, так и к синтаксису стилизуемой языковой среды (примеры см. выше).
Возвращаясь к необычным согласованиям, не мотивированным заимствованием из чужой лексической среды, отмечу также конструкции, в которых не хватает для законченной структуры некоторых членов предложения, дополняемых психологически из остального контекста. Такие конструкции именуются эллипсисом.
Например:
Мы села – в пепел, грады – в прах,
В мечи – серпы и плуги.
Обыкновенно при эллипсисе опускается глагол. В данной конструкции глагол обнаруживается благодаря наличию предлога «в» (предполагается глагол «обратим», «переделаем», «переработаем» и т.п.)*.
* Противоположное явление – присутствие слов излишних, т.е. не дополняющих значения фразы, называется плеоназмом (например: «я видел своими собственными глазами»), но плеоназм не нарушает синтаксиса, и функция его – в усугублении значения слов. (В данном случае подчеркнуто слово «видел».)
Безглагольные, или вернее бессказуемостные конструкции типичны в лирике*. Так построено, например, известное стихотворение Фета:
Шопот. Робкое дыханье,
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной. Ночныетени, –
Тени без конца.
Ряд волшебных изменений
Милого лица.
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы, –
И заря, заря!..
* Об отмеченной здесь особенности поэзии А. Фета см.: Гаспаров М.Л. Фет безглагольный (композиция пространства, чувства и слова)//Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995. В целом вопрос о соотношении «именного» и «глагольного» стилей рассмотрен в кн.: Wells R. Nominal and Verbal Style//Style in language. Cambrige, Mass., 1960. См. также: Лотман М.Ю. От составителя//Учебный материал по анализу поэтических текстов. Таллин, 1982. С. 25-31.
Сравним с этим современное стихотворение С. Обрадовича («Узловая»), где аналогичные безглагольные конструкции дают сгущенный, убыстренный сценарий:
Степь. Ночь. Муть. Снега.
Вьюжные в мути – стога.
…………………………….
Асфальт. Слякоть. Мешки. Узлы.
Лохмотья. В лохмотьях из полумглы –
Птицы бескрылые – не взлететь впростор,
Угли тлеющие – глаза;
Копошились, вязли, бились в упор,
Задыхаясь, хрипя и грозя.*
…………………………………
* От бессказуемостных конструкций следует отличать сказуемостные предложения без глагола, с так называемой отрицательной или нулевой связкой, например «дом высок», «в печали невская столица», «за морем телушка – полушка» и т.п.
Эллиптические конструкции дают сжатость и энергию выражению. Они являются довольно обычным приемом разговорной речи, где привычные словесные формулы и обороты заменяются одним словом, напр. «пока» (при прощании), «всего» (вместо «желаю вам всего наилучшего») и т.п.
Сравни:
Не то чтоб, а так иногда вообразишь, и станет нехорошо.
(Достоевский.)
Здесь слово чтоб заменяет собой целое придаточное предложение.
НЕОБЫЧНЫЙ ПОРЯДОК СЛОВ
Нарушение обычного порядка слов именуется инверсией. Следует различать два случая инверсии:
1) Два смежных слова меняются местами. Например, определяемое ставится впереди прилагательного – определения.*
* Что касается этого рода инверсии, то следует учитывать, что в церковнославянском языке определение обычно следует за определяемым: «Самъ же Iоаннъ имяше ризу свою оть власъ велблюджь и поясъ усмень о чреслƀхъ своихь: снƀдь же его бƀ пружiе и медъ дивiй». Пользование этом инверсией в «высоком стиле» поэзии отчасти объясняется архаической традицией и должно быть отнесено к области синтаксического церковнославянизма.
Все думу тайную в душе моей питает:
Леса пустынные, где сумрак обитает,
И грот таинственный, откуда струйка вод
Меж камней падает, звенит и брызги бьет...
(Майков.)
Постановка родительного определительного перед определением:
Азартной ночи сыновья,
Кронштадтских дней наводчики
Держали поле по краям
И, штурма свежестью легки,
Их балагурили штыки.
(Н. Тихонов.)
Постановка прямого дополнения перед глаголом: «сад я разбил» и т.п. конструкции.
В инверсированных конструкциях совершается перераспределение логического ударения и интонационное обособление слов, вообще в произношении примыкающих к главным словам синтаксической группы.
В сочетании «тайная дума» эпитет слабо обособлен от существительного, и «дума» несет на себе логическое ударение. В сочетании «дума тайная» логическое ударение передвигается на слово «тайная», и оба слова менее тесно связаны. Таким образом, в инверсированных конструкциях слова звучат более выразительно, более веско.
2) Слово переставляется так, что разбивает смежность согласованных между собою слов, например:
Богини мира, вновь явились музымне.
В свое погибельное счастье
Ты дерзкой веровал душой...
Я стихов вызваниваю сеть... и т.п.
Приложение «богини мира» отделено от слова «музы».
В этих конструкциях обособление слов еще сильнее. Кроме того, при таком разделении получается неожиданное сближение слов, дающее новые связи значений: «ты дерзкой веровал душой». Столкновение «дерзкой» и «веровал» заставляет видеть связь между дерзостью души и «верованием»: «веровал, потому что душа была дерзкая».
К инверсиям же следует отнести и случаи постановки членов предложения в необычном месте предложения, например:
«Соня с криком из комнаты выбежала... Кондратий покосился на мягкий пух и осторожно обошел его. Большой, громоздкий, а двигался легко. В излюбленном своем углу в крепком кресле успокоился».
(С е й ф у л л и н а.)
Здесь постановка сказуемого-глагола в конце предложения нарушает обычную норму расположения слов в предложении.
Если инверсированная конструкция сопоставлена с прямой так, что аналогичные слова располагаются симметрично (АБ + БА), то такое расположение именуется хиазмом. Например:
Пестреют шапки. Копья блещут.
(Сказуемое – подлежащее, подлежащее – сказуемое.)
Она свежа, как вешний цвет,
Взлелеянный в тени дубравной,
Как тополь киевских высот
Она стройна...
Хиазм есть результат одновременного применения двух синтаксических приемов – инверсии и параллелизма. Эффект хиазма – в сопоставлении двух аналогичных и в то же время различно расположенных предложений. Здесь функция инверсии – вносить разнообразие в параллельную синтаксическую конструкцию и тем сообщать построению движение на основе неполного параллелизма.
