Из письма к Ф. Д. Остроградскому 4 страница

Итак, до скорого свидания либо в Баденвейлере, либо в Москве. Желал бы, чтоб было первое.

Обнимаю. Все шлют Вам дружеский привет.

 

218*. Вл. И. Немировичу-Данченко

8 августа 1930

Дорогой Владимир Иванович.

Я получил Ваше письмо (посланное с Леонидом Мироновичем) и благодарю Вас как за его присылку, так и за сведения об истекшем сезоне, которые Вы в нем даете¹.

Задержка ответа на это письмо произошла по разным причинам. Во-первых, я не знал Вашего адреса, полагал, что Вы сами еще не решили, где будете жить в Женеве. Названия гостиницы, в которой Вы останавливались в прошлом году, я не мог припомнить и думал, что Вы меня известите по приезде на место. Не получая ответа, я сделал запрос в Берлин и недавно получил от Бермана письмо, в котором он извещает, что Вы остановились в гостинице Бристоль, куда я и направлю письмо. Но я пишу его не сразу, а частями. Так мне легче, хотя и долже. Вот причина задержки ответа, за которую прошу простить меня.

Вы спрашиваете, какие у меня планы; что позволит мне здоровье; какие месяцы в году разрешают мне провести в Москве? На все эти вопросы ни доктора, ни я сам ответить пока не можем.

Знаю только, что -- больные или здоровые -- мы с Марусей возвращаемся в Москву. Когда? Это зависит от моего доктора. Пока мне известно, что он будет в Берлине в первых числах октября.

Что будет далее, по приезде в Москву, сказать трудно. Все зависит от того, как подействуют на меня холод, дорога, волнение, все новости, в какой мере я окажусь трудоспособным.

"Радостно работать Вы можете, с волнением -- нет", -- говорит Швёрер, который не считает меня оправившимся и надеется на это лишь через год.

Самые страшные враги мои: холод, простуда и волнения. Как их избежать? На случай, если я не смогу перенести климата, готовлюсь к тому, чтоб просидеть зиму в четырех стенах в Леонтьевском переулке и там репетировать в одной из комнат студии или моей квартиры. Вот почему на этот год я не переезжаю еще в Брюсовский переулок, до весны.

Как я себя чувствую здесь?

Когда не утомляюсь (особенно физически и нервами), когда нет волнующих неприятностей, когда погода не холодная -- я чувствую себя весьма прилично, могу немного ходить (до 1500 шагов в день). Когда одно из указанных условий исключается -- болезнь возвращается назад.

Утомляюсь легко. Работаю довольно много над книгой и ее английским переводом (конечно, последнее -- в качестве помощника Хэпгуд).

Недавно я устроил себе экзамен, чтоб проверить, могу ли я заниматься с актерами. Ко мне приехала артистка театра Гилд в Нью-Йорке, и я с ней работал по полтора часа ежедневно в течение двух недель. Первое время уставал очень сильно, а потом привык ².

Большой успех еще в том, что я живу сейчас почти без лекарств. Вот все, что я пока могу сказать о себе.

Далее, в своем письме Вы говорите о Гейтце, о новых организациях и форме управления.

Пока мне трудно сказать свое мнение. Ведь скоро уже два года, как я выброшен из театральной жизни. Нужно увидеть и подышать воздухом, чтоб сказать что-нибудь дельное. Как и Вы, я был бы чрезвычайно счастлив уйти от директорства и администрации. Да и хватит ли у меня на это сил и нервов? Это пусть решат доктора. Кроме того, есть некоторые условия, которые мешают мне вернуть свое прежнее положение. Но об этом поговорим лично, при свидании.

Переходя к самому острому и трудному вопросу: о недавнем прошлом, -- мне хочется посвятить Вас в то, что мне пришлось пережить за тяжелое время моей болезни, после моего сердечного припадка. Дни и ночи я думаю о будущем, о моей семье, которую я оставляю нищими, в которой нет ни одного здорового, работоспособного человека, могущего прокормить себя. Мысль об этом давит меня и заслоняет все другие заботы. Другая моя забота в том, чтоб как-нибудь записать то, что я знаю и что дал мне опыт в театре. Больше чем когда-нибудь я верю в неиспользованную силу подлинного театра, сознаю непонимание его общественной роли. Этому вопросу я также отдаю много сил и времени.

Что касается ближайшего прошлого, я о нем не думаю, если не считать некоторых моментов жизни, которые лежат тяжестью на душе. Одна из таких больших тяжестей -- та же, которая давит и Вас. Но я еще недостаточно поправился, чтоб решиться вновь теребить старые раны. Поэтому я вношу такое предложение.

Во исполнение Вашей клятвы над могилой друга³ давайте с благодарностью и любовью утвердим в своей душе и памяти воспоминания о хорошем и далеком прошлом. Пусть они станут залогом и для будущего. Давайте приложим все усилия, чтобы устроить наше будущее на более мудрых основаниях, чем это было в последние годы. Пусть это новое будущее вытеснит из наших сердец и памяти воспоминания о ближайшем прошлом. Будем больше и чаще говорить о первом и постараемся забыть второе. Бывают в жизни обстоятельства и недоразумения, которые нельзя ни выяснить, ни исправить. Наш случай -- таков. Запутавшийся гордиев узел надо разрубить! Чем? Забвением и мечтой о будущем.

Вы пишете о клятве наших секретарш. Я искренно люблю обеих и верю в их хорошие помыслы. Но думаю, что было бы лучше, чтоб между нами не было никаких посредников, особенно женского рода.

Вы хотите приехать сюда. Очень был бы рад Вас видеть, но не на несколько часов. Это не даст нам ничего и утомит Вас. Если б Вы захотели отдохнуть здесь от городской женевской сутолоки и пожить в полной тишине, рекомендую Вам приехать в нашу лесную глушь. Но об этом надо списаться, так как Баденвейлер переполнен и нелегко найти квартиру.

Шлю Вам и Екатерине Николаевне мой самый сердечный привет. Поздравляю Вас обоих с прошедшим днем Вашего ангела, а Екатерину Николаевну с именинником. От всего сердца желаю хорошего отдыха, здоровья Вам обоим, а себе с Вами -- установления прежних дружеских отношений, о которых я скорблю теперь всем сердцем.

Любящий Вас

К. Станиславский

1930 --8 --VIII

Баденвейлер.

Villa Schönblick

(Haus Hodurek)

Friedrichstr. 2.

 

M. С. Гейтцу

2 --IX --930

Баденвейлер

2 сентября 1930

Глубокоуважаемый и дорогой

Михаил Сергеевич!

Прежде всего простите за то, что не ответил на Вашу телеграмму из Харькова. Писать Вам туда я не мог, так как по окончании гастролей, вероятно, Вы тотчас же оттуда выехали. Потом мне говорили, что у Вас призыв и что Вы отбываете свой срок по военной службе. После этого слух прошел, что Вы больны и уехали.

Благодарю Вас за Ваше милое письмо, которое передала мне Рипсимэ Карповна. Она и Владимир Иванович (письменно) с Леонидовым (устно) рассказали мне о том, что происходит у нас в театре. Так что до некоторой степени я теперь в курсе. При скором свидании -- поговорим.

Для театра наступают тяжелые годы. У него вырос опасный соперник -- говорящее кино. Для меня несомненно, что все плохие и средние театры в самом скором времени погибнут. Останутся только великолепные театры, основанные не на постановках и изощренности, а на хорошей игре актеров. Только и только это ценно в нашем искусстве. Остальное все картон и клей. Я самого низкого мнения о скудных внешних возможностях существующих театров, особенно по сравнению с широкими возможностями в этой внешней области -- кино.

Но благодаря тому, что театр свихнулся и не идет теперь по верной дороге, благодаря тому, что все свои расчеты он строит на внешней постановке, -- нет больше роста актеров, нет и режиссеров, особенно для нашего театра. То, что хорошо и сходит в другом театре, у нас не примется. Нам самим нужно создавать актеров и режиссеров. Другие театры нам ничего не дадут, и на них расчет плохой.

Большие надежды возлагаем на Булгакова. Вот из него может выйти режиссер. Он не только литератор, но он и актер. Сужу по тому, как он показывал актерам на репетициях "Турбиных". Собственно -- он поставил их, по крайней мере дал те блестки, которые сверкали и создавали успех спектаклю. Алексей Попов? -- Не знаю. Помню его у нас в самом начале его карьеры. Помню, что в нем было больше ума, чем чувства. Что он сделал в последнее время, не знаю. Кроме того, требования Третьей студии и МХТ -- разница. Но, может быть, в нем и есть задатки. Но едва ли он пойдет и едва ли можно отрывать его от Третьей студии Вахтангова ¹.

Все это темы для нашего разговора при скорой встрече.

Мое возвращение находится в зависимости от д-ра Бергмана, берлинской знаменитости, который меня лечит. Перед возвращением мне необходимо ему показаться и получить его наставления на дальнейшее. Моя болезнь почти целиком зависит от режима. Я могу работать, но, стоит мне переутомиться, и я на две недели -- труп. При возвращении пугают меня 1) гриппы, 2) холода. Пока тепло, я чувствую себя хорошо, а как наступают холода -- совсем иное самочувствие. Может случиться, что на время больших холодов меня запрут в четырех стенах. На этот случай я решил первое время или год остаться в своей старой квартире, в Леонтьевском, так как там есть хорошее репетиционное помещение, в котором я мог бы работать, не выходя из дома.

Будем надеяться, что все будет хорошо, и я протягиваю Вам руку и говорю -- до скорого свидания (вероятно, в середине октября).

Уважающий и преданный

К. Станиславский

 

М. А. Булгакову

4 сентября 1930

Дорогой и милый

Михаил Афанасьевич!

Вы не представляете себе, до какой степени я рад Вашему вступлению в наш театр!¹

Мне пришлось поработать с Вами лишь на нескольких репетициях "Турбиных", и я тогда почувствовал в Вас -- режиссера (а может быть, и артиста?!).

Мольер и многие другие совмещали эти профессии с литературой!

От всей души приветствую Вас, искренно верю в успех иочень бы хотел поскорее поработать вместе с Вами.

До скорого и приятного свидания.

Думаю вернуться в середине октября.

Искренно Вас любящий

К. Станиславский

1930. 4/IX. Баденвейлер

 

С. Л. Собиновой

Октябрь 1930

Милая Светланочка!

Когда мама скажет тебе, что ты была умницей, -- напиши записочку дедушке Станиславскому, и он пришлет тебе билеты в театр, где играют "Синюю птицу" и "Трех толстяков".

Дедушка Станиславский

1930. Октябрь

Берлин

 

Л. Я. Гуревич

 

23--24 декабря 1930

Москва

Дорогая, милая и любимая

Любовь Яковлевна!

Простите, что пишу на бумаге с дырочками. Другой нет под рукой, а вопрос для меня настолько животрепещущий, что я тороплюсь высказаться и ответить Вам поскорее.

Случилось то, чего я больше всего боялся. Не то что я отстал от современной жизни. Иначе и не могло быть, я не выходил из репетиций или из постели в течение пяти лет. Прибавьте к этому два года Америки -- получится семь лет. А жизнь шла вперед галопом! Все страницы, вроде указанной Вами 212-й "д" и "е", можно вычеркнуть и изменить¹. Но... Я не умею расположить своего огромного материала и утопаю в нем. Еще важнее то, что я не могу поставить вопрос сразу на рельсы и дать понять читателю следующее.

Каждый человек готовит себе, известным для всех обязательным способом, свою пищу, жует, глотает ее, переваривает и т. д. Это обязательно для людей, живших до Р. X., и тех, которые будут жить через несколько сот лет. Это вопрос физиологический.

То же и в нашем деле; каждый человек берет пьесу, особым образом ее анализирует, глотает, переживает и т. д. Это тоже вопрос психофизиологический, обязательный для прошлых и будущих поколений.

В моей книге я хотел бы говорить только об этом, не входя в то, кто и что и когда будет исполняться или твориться актером. Это есть психофизиология, психо- и физикотехника творчества, и только.

Этого, по-видимому, я не умею твердо установить. Мой материал не умещается ни в одну, ни в две книги. Я считаю, что он займет не меньше пяти томов -- восьми томов. Может быть, в этих размерах и скрыта моя неопытность.

Мой план всего большого труда таков:

1) Первый том -- изданная книга "Моя жизнь в искусстве", предисловие, введение, тот же дилетантизм, приводящий к системе.

2) "Работа над собой". Распадается на Переживание и Воплощение. Сначала я думал их соединить в один том. Потом, за границей, подсчитав страницы, у меня вышло, что текст займет 1200 печатных страниц. Я было испугался и решил сделать две книги (Переживание и Воплощение). Теперь, после огромных сокращений, как будто становится возможным опять сделать второй том -- "Работу над собой", из Переживания и Воплощения -- вместе ².

3) Третья книга, или том, -- "Работа над ролью" ³. Кое-что из этого материала Вы знаете (надо его переработать), так как его переписывала в свое время Елена Николаевна⁴, и у нее осталась копия. В этой книге подробнейшим образом будет говориться и о кусках, и [о] задаче, и о сквозном действии. Говорить об этом можно на целой пьесе. На маленьком же этюде этого никак не скажешь. Сколько я мучился по поводу этого вопроса! Сколько исписал и разорвал бумаги! Не сказать о задаче среди элементов самочувствия -- нельзя. Лишь только начинаешь говорить одно слово -- все остальное, т. е. вся система партитуры и сквозного действия роли, тянет и нет возможности остановиться. Если заговорить об этом подробно, то потребуется не меньше 30--50 печатных страниц. Это совершенно отведет от линии второй книги, посвященной сценическому самочувствию и его элементам, и только ("Работа над собой").

4) Четвертая книга (а может быть, это тоже уместится в третью, т. е. в "Работу над ролью") будет говорить о самом творчестве готовой роли, приводящей [к] Творческому самочувствию (сценическое самочувствие, проходя через пьесу, вырастает в творческое) с большой буквы, за границами которого находится творческое подсознание. Здесь только откроется последний анонимный флаг, на котором (третий из китов) напишут: Подсознательное через сознательное. (На рисунке-чертеже это яснее ⁵.)

5) Пятая книга -- "Три направления в искусстве". Об искусстве переживания уже все сказано. Поэтому книга посвящена искусству представления и ремеслу (в значительно расширенном виде). (Переживание будет изложено в виде грамматики⁶.) Беда в том, что об искусстве представления нельзя начинать говорить, пока не сказано всего о переживании. В пятой книге я и начну с того: все то, что сказано про искусство переживания, относится целиком и к искусству представления плюс еще -- пережитое надо исправить в своем стиле и научиться производить механически. Если то, что представляется, еще не пережито -- значит, это ремесло. О последнем можно сказать только после того, как будут знать о двух первых направлениях ⁷.

6) Шестой том посвящается режиссерскому искусству, окотором можно начать говорить только после того, как будет сказано о трех направлениях, с которыми все время имеет дело режиссер, которые он и призван направлять и соединять в один общий ансамбль.

7) Седьмая книга посвящается опере ⁸.

 

 

Вот мои планы, очевидно, обличающие всю мою неопытность и непрактичность в области литературы. Теперь, после того как я объяснил Вам генеральный план, мне легче будет отвечать по отдельным пунктам.

Должен сказать еще в виде предисловия, что я читал многое из написанного (в несокращенном виде) некоторым актерам. Леонидову (который мне сказал комплименты, а на стороне сказал, что книга загружена так, что сама себя давит). Я читал ее еще Марусе⁹. Она не выносит никаких теорий, но в этой книге цепляется за каждую строчку, уверяя, что для актера она очень нужна и говорит чрезвычайно много.

Кроме того, одна американская артистка приезжала ко мне в Баденвейлер брать уроки. Она тоже критиковала растянутость книги, но теперь пишет восторженные письма об успехах, которые имела, когда работала там по "системе" (могу себе представить, что она почерпнула в 10--15 уроков?!).

Все это я говорю не для того, чтоб выгораживать себя или хвастаться, а для того, чтоб Вы поняли мое беспомощное и запутанное состояние. Первую помощь мне оказал Хэпгуд (муж) своим красным карандашом. По его примеру и я стал черкать дальше, и книга получила тот вид, в котором находится теперь.

По Вашему первому параграфу я, кажется, все ответил. Теперь две части "Работы над собой" -- Переживание и Воплощение -- соединяются. Шлю сегодня Рипси Общение, скоро вышлю Приспособление, а также и Сценическое самочувствие, в котором говорится, как все элементы соединяются вместе и как из них образуется сценическое самочувствие.

По поводу Вашего второго пункта, мне кажется, я тоже на многое ответил. Да!.. забыл сказать одно самое важное. Есть еще восьмая книга, в которой я хотел говорить о революционном искусстве. Пусть Вас не удивляет моя смелость. Но я, просидевший в своем заключении, знаю многое о новом актере (об их технике, конечно). Они все приходят ко мне со своим отчаянием и просят посоветовать, что им делать и где искать истину. Когда я мейерхольдовским или таировским актерам говорил в самых общих чертах о принципах "системы", они хватались за нее. То же скажу о молодежи, которую я сейчас через сестру наблюдаю в Оперной студии¹⁰. Как никогда раньше, "система" имеет успех. Все это я говорю совсем не для того, чтоб убеждать Вас, что я прав и не отстал от века. Да, конечно, Вы правы, я страшно отстал и сознаю это. Я говорю для того, чтоб показать, что лишь только вопрос ставится не в плоскость нового или старого искусства и его задач, а в плоскость психотехники, мы отлично друг друга понимаем.

Теперь возвращаюсь к Вашему параграфу второму.

Могу ли я перед выпуском книги переродить себя и догнать то, что пропущено. Думаю, что в свои 67 лет я могу только наблюдать и кое-что сознавать. Многое, что я ухватил, мне нравится, многое -- мне непонятно. В психотехнике искусства так называемое новое пошло очень назад. Общественность, передаваемая в форме очень примитивного ремесла! Приноравливаться к нему, т. е. толкать себя назад от того, что я постигнул, я бы не смог. Но, повторяю, я бы и не хотел залетать в эту область, а желал бы оставаться в плоскости психотехники, обязательной для всех времен.

Меняйте, указывайте, вычеркивайте все, что я написал. Даю Вам carte blanche {свободу действий (франц.). }. Верю вполне в Ваше знание. Так, например, страница 212 "д" и "е". Вот ее история. (Не забудьте, что я намерен писать о революционном искусстве.) В книге, о которой идет речь, говорится о старом искусстве, которое создавалось не при большевиках. Вот почему и примеры буржуазны. Если это ошибка, придется ее исправлять. Ведь многие главы были написаны 20 лет тому назад (психотехника не знает времени). Научите: переводить ли на примеры современные? Какие? (Вот что меня путает. Книга "Моя жизнь в искусстве", насколько я знаю, пользуется успехом у молодежи и теперь. Она ее отлично понимает. Я получаю от нее письма, говорящие об этом.)

Как Вам быть со страницами, которые сделают книгу чуждой подавляющему большинству? -- спрашиваете Вы. -- Разорвать, вычеркнуть.

Вы боитесь изменить мое лицо. Но беда в том, что я сам не знаю своего лица.

Есть ли страница 212 "д" результат продуманного убеждения? -- спрашиваете Вы. Нет. Я брал пример из прошлого. Но вот что меня смущает. Никогда еще актер, с тех пор как я его знаю, не находился в такой мещанской обстановке, как теперь. Загнанный непосильной работой, очередями, топкой печей и своими быстрыми успехами, верхоглядством и самомнением, без всякого воспитания, он вполне и с избытком оправдывает мой пример на стр. 212 "д". Но об этом теперь писать бестактно. Согласен, и потому -- вычеркнуть или изменить по Вашим указаниям.

Что, этот пример -- продуман или недодуман? Не могу ответить. Пример старый, но новый актер (которыми я, по крайней мере, окружен в трех театрах) не толкает меня на то, чтоб додумывать. Напротив. Мне кажется, что они многое недодумали из того, что я все эти годы ищу в себе и других и изучаю.

Вот, кажется, ответил на все вопросы. Простите, что пространно, но не было времени писать коротко.

Остается от всего сердца благодарить Вас за правдивые слова и приложить чертеж (на обороте), который Вам поможет. Дайте мне обещание, что Вы поверите мне в том, что у меня нет абсолютно никакой литературной амбиции. Мне можно говорить все, с моими писаниями можно делать все. Я знаю, что я не писатель. Что же мне делать, когда я считаю [себя] обязанным изложить то, с чем справиться не могу. За всякое указание благодарен, на всякие изменения -- согласен. Сам я ничего больше не понимаю. Ведь эта книга¹¹ написана, лежа в кровати, с температурой не ниже 37,3.

Обнимаю Вас, благодарю, вполне верю и надеюсь.

Поклон дочери.

Ваш К. Станиславский

 

24/ХII

Пишу на следующий день. Надо дать краткое объяснение чертежу.

Итак.

Первый том говорит о том, как создается сценическое самочувствие, внутреннее и внешнее, а из обоих составляется общее, т. е. просто -- сценическое самочувствие. Таким образом, оглавление этой книги: Переживание.

1) Дилетантизм.

2) Подумаю, как вкратце сказать о трех направлениях, не предвосхищая содержания будущей книги о них.

3) Действие.

4) Воображение.

5) Куски и задачи (не знаю, как их дополнить, не предвосхищая третьей книги о работе над ролью).

6) Аффективная память.

7) Внимание.

8) Ослабление мышц.

9) Чувство правды.

8) Общение (лучеиспускание и лучевосприятие).

9) Приспособления.

10) Несколько слов [о] темпо-ритме, о котором будет подробно говориться в Воплощении.

11) Выдергивание штампов (уже было сказано). Еще какие-то элементы самочувствия, о которых скажу мельком.

Вот все элементы, необходимые для переживания. На этом Переживание кончается.

Воплощение.

1) Разработка внешних данных: пение, фехтование, пластика, темпо-ритм (внутренний и внешний), дикция, декламация, законы речи, постановка голоса для речи, походка и т. д.

Все это не в самой подробной разработке, а лишь то, что нужно принять во внимание при выработке аппарата для искусства переживания. Эту часть, во многом еще не написанную, я пришлю в самую последнюю очередь.

На этом Воплощение кончится.

2) Триумвират двигателей психической жизни.

Материал для главы есть, но требует больших изменений и исправлений. Тем не менее для Вашего общего руководства пришлю Вам в ближайшее время и эту главу в том виде, в каком она находится, без разработки.

Смысл ее, что внутренни[ми] и внешни[ми] элемент[ами], как органисты на органе, управляют ум, воля и чувства с малой буквы.

3) Глава (общее, т. е. внутреннее и внешнее) Сценическое самочувствие.

В заключение этой главы несколько слов о том, как "система" воспринимается по частям (чтоб не пугать начинающих).

На этом книга Второй том кончается.

Третий том -- Работа над собой.

Четвертый том.

Творчество роли. Вот объяснения главы. Со сценическим самочувствием (рабочее самочувствие) надо приступать к работе над ролью. Когда с таким самочувствием пройдешь сквозь всю пьесу и роль (вроде Гамлета), все элементы самочувствия насыщаются содержанием самой роли. Получится сгущенное творческое самочувствие, в котором все элементы те же, но увеличены в десять раз. Эти элементы, как и самое название Творческое самочувствие, мы будем писать с большой буквы.

Творческое самочувствие, точно приморский город, лежит у самой границы беспредельного океана подсознания. Каждую минуту творчество может уплыть в это море и потом опять вернуться к Возвышенному Творческому Сознанию.

Резюме системы: Подсознательное через сознательное.

На этом четвертый том кончается.

Теперь, я думаю, чертеж будет понятен.

Забыл сказать, а Вы об этом не написали. По-моему, главная опасность книги в "создании жизни человеческого духа" (о духе говорить нельзя).

Другая опасность: подсознание, излучение, влучение, слово душа.

Не могут ли за это запретить книгу.

Еще забыл досказать. Присылайте мне, как Вы предлагаете, то, что нужно исправлять (или сами исправляйте), а я буду исправлять, что сумею, и возвращать Вам.

Может быть, о трех направлениях написать короткое вступление перед тем, как Творцов объявляет о назначении показанного спектакля.

"Для того чтоб ученики знали, чему их будут учить, я объясню, что в нашем искусстве три направления: первое -- переживать каждый раз, при каждом повторении творчества; второе -- переживать у себя Дома, а на сцене представлять; третье -- ремесло (как изображают все образы и страсти -- штампы)".

И только. Больше ничего, чтоб не предвещать пятого тома.

На этот раз я Вас утомил своим письмом.

Кончаю, так как посланный ждет. Еще раз обнимаю, и верьте, что я Вам бесконечно верю. Делайте с книгой что хотите.

Ваш любящий

К. Алексеев

 

М. С. Гейтцу

3 января 1931

Москва

Глубокоуважаемый Михаил Сергеевич.

Я прочел пьесу "Страх" ¹ и нахожу, что ее надо включать в репертуар МХТ.

Если ее одобрит Репертком, надо ее немедленно пускать в работу.

С почтением

К. Станиславский

3 --1--1931

 

Е. Г. Лундбергу

10 января 1931 года

Москва

10 января 1931

Дорогой Евгений Германович!

Самым искренним образом хотел бы Вам помочь, но, к стыду своему, должен сознаться, что я не читал "Тиля"¹. Тому виной театр, который захватывает всего человека целиком и все время без изъятия. Так что в этом смысле сейчас я помочь Вам не могу. Буду стараться найти возможность освободиться, чтобы прочесть. Но на это может уйти время, а я не хочу задерживать Вас ответом и потому делаю это признание.

Пока могу сказать только одно: жаль, что на тот же сюжет написана уже опера, которая скоро пойдет в Музыкальном театре Вл. И. Немировича-Данченко. Это несколько ослабит, но не исключит интерес к драматической форме того же произведения².

Что касается идеи о Боккачио³, то она мне кажется интересной, и если удастся, то, кто знает, не заинтересуется ли ею и Большая сцена⁴.

Часто Вас вспоминаю с благодарностью за все Ваши хлопоты и заботы обо мне. Ведь Вы являетесь моим крестным литературным отцом.

Тем более мне было бы приятно оказать Вам посильную услугу.

Чрезвычайно буду рад встретиться с Вами в Москве. К сожалению, пока меня болезнь задерживает в постели и я, приехав в Москву для театра, не мог ни разу заехать в него.

 

М. С. Гейтцу

12 января 1931

Москва

Дорогой Михаил Сергеевич!

Ввиду того что моя болезнь затягивается, а дела театра и подготовка к будущему сезону не ждут, я решил, несмотря на недомогание, попробовать если уж не заниматься делами, то вникнуть поглубже в то, что у вас в театре делается.

Для этого мне очень нужно было бы свидеться, познакомиться и поговорить с Вами, с Москвиным и Леонидовым. Не согласитесь ли Вы вместе с ними приехать как-нибудь ко мне и не позволите ли Вы принять Вас, лежа на кровати или на диване.

Жена больна и уложена в постель, я сам не могу подходить к телефону и сговариваться с Москвиным и Леонидовым. Поэтому я поручил устройство этого свидания Рипсимэ Карповне, чтоб не беспокоить этим делом Вас самих.

Не откажитесь сообщить ей, когда Вы могли бы пожертвовать мне час времени и согласились бы приехать ко мне.

Знаю, что у Вас теперь очень тревожное время, и мне не хотелось бы беспокоить Вас, но к этому побуждают меня два обстоятельства. 1) С пятницы со мной начинают делать пробу какого-то нового лечения, которое задержит наше свидание дней на пять. 2) В Оперной студии положение таково, что мне на этих днях придется и уже пришлось принять кое-кого.

Мне хотелось бы не оставлять МХТ во вторую очередь.

Не откажите сказать Ваше решение Рипсимэ Карповне¹.

С почтением

К. Станиславский

12--1--931

 

М. С. Гейтцу