Казнь на костре в Петербурге жида Боруха Лейбовича

Борухом Лейбовичем (Борухом Лейбой) «органы» занялись еще в 1722, при Петре Великом. Двое русских из Смоленской губернии написали в Синод жалобу, в которой сообщили, что при попустительстве смоленского губернатора жиды глумятся над православной верой и православными, хвалят свою жидовскую веру, возвышают её над верой православной и пытаются обратить православных «в жидовство». Жиды заставляют русских работать в христианские праздники и отмечать «жидовскую субботу». А жиду-мяснику Боруху Лейбовичу «православные» начальники разрешили даже построить в селе Зверовичи синагогу, и не где-нибудь в отдалении, а рядом с церковью Николая Чудотворца. А когда местный священник Авраам стал высказываться против такого глумливого отношения жидов к православным жителям села Зверовичи, «обнаглевший жид избил его, проломил голову, «и, оковав, держал в железах». «От жидовского мучения» священник заболел и умер.

Святейший Синод приказал тогда разрушить до основания жидовскую синагогу, а жидовские книги, которые в ней находились, - сжечь «без остатку». В село Зверовичи прибыл капрал Степан Кочкин и всё исполнил, что приказали. Было также принято решение о вице-губернаторе Гагарине, покровителе жидов, и о жиде Борухе Лейбовиче доложить в Сенат, чтобы Сенат наказал преступника-жида и «учинил» изгнание смоленских жидов за «границы российские». А также, чтобы сенат кабацкие и прочие сборы от жидов отнял и вручил бы православным людям[65].

В ходе следствия, которое проводил Синод под наблюдением смоленского архиерея Филофея, выявилось и участие Боруха Лейбовича в ритуальном добывании Христианской крови. Один раз Борух Лейбович со своей женой накануне праздника Богоявления Господня подвесили за брус служащую у них деревенскую девушку Матрёну Емельянову, держали её так вечер и ночь и «булавками и иглами испускали из неё руду (кровь)». Только тогда, когда на её крики пришёл мещанин Никифор Петров, жиды прекратили истязание христианки.

Следствие подтвердило также, что мясник Борух Лейбович, действительно, продавал христианам всякую мертвечину, мясо издохших коров под видом доброкачественного мяса.

Расследование продолжалось… 16 лет. Дико то, что Боруха Лейбовича выгнали с другими жидами из Смоленской губернии, но потом он снова там появился, а потом появился даже в Петербурге. Все свои проблемы этот наглый жид мясник решал взятками. Некоторые чиновники запродавались жиду, а некоторые уже и боялись его. Если бы в селе Зверовичи жили не трусливые рабы, а нормальные люди, всё бы решилось быстро и просто. Боруха Лейбовича просто повесили бы на дереве или зарубили. Но народишко боялся Лейбовича, ибо этому жиду покровительствовали продажные губернские начальники и даже некоторые сановники в Петербурге. Уже тогда у многих русских в душах был страх даже перед редкими жидами.

А во время правления Анны Ивановны выяснилось, что жид Борух Лейбович «в добавлении к прежним мерзостям своим» сманил ещё в жидовскую веру отставного флотского капитан-лейтенанта Александра Возницына. Тогда этим делом занялся сам начальник Тайной канцелярии генерал Ушаков. Заинтересовало это дело и Анну Ивановну. Тогда занялись этим делом также Сенат и Юстиц - Коллегия.

На допросе Александр Возницын признался, что действительно поменял православную веру на жидовскую по внушению Боруха Лейбовича. Признался и в том, что ездил в Польшу, и там один жид сделал ему обрезание в доме сына Боруха. Борух Лейбович всё подтвердил, добавив, что Возницын заплатил могелю за обрезание 10 рублей. Признался Возницын и в том, что после «обрезания» он начал ретиво «поносить имя Христа и его учение». И многие православные помалкивали об этом, а были и такие православные, которые интересовались жидовским учением.

Педер фон Хавен, датчанин, магистр философии, два раза побывал в России во время правления Анны Ивановны и написал даже книжку «Путешествие в Россию». В этой книжке он отметил, что в России свобода религий «была всеобщей и распространялась на все конфессии, за исключением лишь евреев и иезуитов». «Как теперь в России нельзя быть иезуитом, так же там не терпят евреев». Но он же отмечал факт тайного распространения жидовского учения. Он отметил, что власти ещё в 1726 обнаружили, что некоторые русские собирались в подвалы на тайные сходки, дабы отмечать там субботний праздник и присутствовать на жидовских «богослужениях»[66]. «Жидовская зараза» распространялась в Москве и Петербурге и при Анне Ивановне.

Казалось всё ясно, «жидовскую заразу» надо было беспощадно выжигать в православной империи, но дело кем-то всё ещё тормозилось. И вот тогда Анна Ивановна (скажем ей спасибо) решительно начертала свою резолюцию на докладе Сената:

«…богохульника Возницына и совратителя его в ЖИДОВСТВО ЖИДА Боруха обоих казнить смертию, сжечь, чтобы другие, смотря на это, невежды и богопротивники от христианского закона отстать не могли». Анна Ивановна приказала: казнить преступников публично, «чтобы все видели » (Полное собрание законов. 1738. Июль 3. № 7612. Голицын Н. Н. История русского законодательства о евреях. СПб., 1886. С. 294).

Сожгли преступника жида-мигранта Боруха Лейбовича и бывшего православного русского капитана Александра Возницына 2-го августа 1738 г. в 8 часов утра в Петербурге, на Адмиралтейском острове, близ нового Гостиного Двора.

Ни рисунков, ни описаний этой казни не сохранилось. Хотя событие это - сжигание жида на костре - было исключительное, сенсационное в истории Петербурга, но по причине трусости наших русских художников, такой картины нет в Русском музее до сих пор. Надеюсь, что после этой моей книжки всё же найдётся смелый художник и сделает хотя бы приличную гравюру об этом. Но мы можем представить, как сжигали жида–мясника Боруха Лейбовича и поганого отставного капитана Возницына по описанию казней других преступников. Так Джон Кук, шотландец, который работал в России врачом с 1736 по 1750, лично наблюдал казнь через сожжение двух поджигателей (в 1736 или 1737) и описал их казнь в своей книге «Путешествия и странствия по Российской империи, Татарии и части Персидского царства»:

«Через несколько дней я видел, как их казнили» на руинах дома на Морской улице, который они сожгли. «Каждый мужчина прикован цепью к вершине большой, вкопанной в землю, мачты; они стояли на маленьких эшафотах, а на земле вокруг каждой мачты было сложено в форме пирамиды много тысяч маленьких поленьев… Мужчины стояли в нижних рубашках и подштанниках. Они были осуждены на сожжение таким образом в прах… Как только скатилась голова женщины (соучастницы преступления), к пирамиде дров был поднесён факел, и поскольку древесина была очень сухой, пирамиды мгновенно обратились в ужасный костёр… Мужчины умерли бы быстро, если бы ветер часто не отдувал от них пламя; оба они в жестоких муках испустили дух меньше чем через три четверти часа»[67].

В вопросе о жидах Анна Ивановна не слушалась даже своего любимого Бирона. В 1739 вышло постановление: все жиды до 1 юля 1840 года должны покинуть Курляндию! Курляндские кредиторы слезно попросили дать отсрочку, пока жиды не выплатят им все долги. И сами жиды тоже говорили: как же нас выгонять, если мы ещё не возвратили долги. Здесь Бирон уже уговорил императрицу пойти на уступку. Но, понятно, время шло, а возвращать долги жиды не спешили. И лишь после смерти Анны Ивановны (при Елизавете Петровне) в самой Курляндии было принято постановление местной власти: ни один жид не должен остаться в Курляндии после июля 1747 года. На этот раз часть жидов-мигрантов всё же удалось выгнать.

Но Курляндия всё же в стороне. Главное безобразие был в том, полагала Анна Иоанновна, что в православной Малороссии продолжали накапливаться жиды-мигранты. И тогда, в июле 1740 года, Анна Ивановна не побоялась осуждения «просвещённого Запада», не побоялась своих, полагающих себя «просвещёнными» вельмож, не побоялась жидовских воплей и издала Указ: