На пути к берегу Стаи четвероруких – Новое течение воды – Почему не чувствуется прилив? – Лес вместо берега – Мыс Пресмыкающегося – Харберт завидует Гедеону Спилету – Стрельба. 1 страница

Было шесть часов утра, когда колонисты после первого завтрака снова двинулись в путь, намереваясь выйти к западному берегу острова по кратчайшей дороге Через сколько времени будут они у цели? Сайрес Смит сказал: через два часа, но это, видимо, зависело от характера препятствий, которые им придется преодолеть.

Лес Дальнего Запада в этой части казался очень густым и представлял собой чащу самых разнообразных деревьев Исследователям, вероятно, предстояло прокладывать себе дорогу сквозь кустарник, траву и лианы и идти, не выпуская из рук топора и ружья, так как ночью они слышали рев диких зверей. Точное местонахождение лагеря оказалось возможным определить по положению горы Франклина Вулкан возвышался на севере менее чем в трех милях расстояния, и, чтобы достигнуть западного берега, нужно было держаться прямого направления на юго-запад.

Тщательно привязав пирогу, колонисты двинулись в путь. Пенкроф с Набом несли припасы, которых должно было хватить маленькому отряду не меньше чем на два дня Об охоте не было больше разговора, и инженер даже посоветовал своим товарищам воздерживаться от ненужных выстрелов, чтобы не выдать своего присутствия возле берега.

Первые удары топора врезались в кустарник, в гущу зарослей мастикового дерева, и Сайрес Смит с компасом в руках указывал нужное направление.

Лес в этих местах состоял из пород, отмеченных в большинстве в окрестностях озера и плато Дальнего Вида гималайских кедров, елей, казуарин, камедных деревьев, эвкалиптов, драцен, гибисков и других деревьев, не достигавших большой высоты, – количество мешало им развиваться Колонисты могли лишь медленно продвигаться по дороге, которую они прокладывали на ходу; мысленно инженер уже соединил ее с дорогой Красного ручья.

С самого выхода колонисты все время спускались с невысоких откосов, образующих горную систему острова; почва под ногами была очень сухая, но буйная растительность указывала на наличие сети подземных потоков или близость какого-нибудь ручья. Однако Сайрес Смит, сколько ему помнилось, не видел во время своей экскурсии к кратеру никаких скоплений воды, кроме Красного ручья и реки Благодарности. В первые часы пути колонисты снова видели стаи обезьян, с величайшим удивлением рассматривавших людей, еще не известных им по облику. Гедеон Спилет высказал шутливое предположение, что ловкие, сильные четверорукие сочтут его и остальных колонистов за своих выродившихся сородичей. И действительно, пешеходы, которые ежеминутно застревали в кустах, путались в лианах и натыкались на поваленные деревья, не блистали ловкостью, как обезьяны, легко прыгавшие с ветки на ветку. Не было препятствия, которое могло их остановить на пути. Обезьян было много, но они, к счастью, не проявляли никаких враждебных намерений.

Несколько раз попадались также кабаны, агути, кенгуру и куланы, которых Пенкроф охотно угостил бы зарядом дроби.

– Но нет, – говорил он, – охотничий сезон еще не открылся. Скачите, прыгайте, летайте с миром, друзья мои! Мы вам скажем еще кое-что на обратном пути.

В половине десятого утра дорогу, лежавшую прямо на юго-запад, неожиданно преградил неизвестный ручей шириной от тридцати до сорока футов. Его быстрые волны с шумом неслись по покатому руслу, разбиваясь о многочисленные подводные камни. Ручей был прозрачен и глубок, но совершенно несудоходен.

– Мы отрезаны! – вскричал Наб.

– Нет, – сказал Харберт. – Это маленький ручей, и мы легко его переплывем.

– К чему? – возразил Сайрес Смит. – Этот ручей, несомненно, течет в море. Останемся на левой стороне, пойдем по берегу, и я буду очень удивлен, если ручей не выведет нас к морскому побережью. Вперед!

– Одну минуту! – сказал Гедеон Спилет. – Как же мы назовем этот ручей? Не следует оставлять пробелов в нашей географической номенклатуре.

– Правильно! – поддержал его Пенкроф.

– Окрести его ты, мой мальчик, – сказал инженер, обращаясь к Харберту.

– Не лучше ли подождать, пока мы обследуем этот ручей вплоть до устья? – заметил Харберт.

– Хорошо, – сказал инженер. – Пойдем-ка вперед, не останавливаясь.

– Еще минутку, – сказал Пенкроф.

– Что такое? – спросил Гедеон Спилет.

– Если охотиться запрещено, то рыбу ловить, надеюсь, можно? – спросил моряк.

– Нам нельзя терять время, – отозвался инженер.

Только пять минут, настаивал Пенкроф. Я прошу всего пять минут, в интересах нашего завтрака!

Сказав это, Пенкроф лег на землю, погрузил руки в быстрые воды ручья и постепенно вытащил несколько дюжин прекрасных раков, во множестве кишевших среди камней.

– Вот-то вкусно будет! – вскричал Наб, спеша на помощь моряку.

– Я же говорю, что, кроме табаку, на этом острове есть все что угодно, – со вздохом сказал Пенкроф.

Улов был превосходный – ручей прямо кишел раками. Колонисты наполнили мешок ракообразными с синей, как кобальт, скорлупой, снабженными шпорой с маленьким зубчиком, и двинулись дальше. С тех пор как они вышли на берег нового ручья, идти стало легче, и движение ускорилось. Как и раньше, на берегах не было никаких следов человека. Время от времени попадались отпечатки ног каких-то крупных животных, которые обычно приходили к ручью на водопой, но и только; очевидно, не в этой части леса Дальнего Запада угодила в пеккари дробинка, стоившая Пенкрофу зуба.

Наблюдая быстрый ручей, стремившийся к морю, Сайрес Смит начал думать, что его отряд находится гораздо дальше от западного берега, чем предполагалось. В это время начался прилив, который бы, несомненно, изменил течение ручья, будь его устье всего в нескольких милях. Этого не было, и вода текла по естественному наклону русла. Инженер, очень удивленный, часто посматривал на компас, чтобы проверить, не уводит ли его какой-нибудь изгиб ручья снова в глубь леса Дальнего Запада. Между тем ручей понемногу расширялся, и воды его становились спокойнее. Правый берег был покрыт лесом столь же густо, как левый, и взгляд не мог проникнуть сквозь чащу. Но заросли были, несомненно, необитаемы: ведь Топ не лаял, а умная собака не замедлила бы отметить присутствие человека вблизи ручья.

В половине десятого, к большому удивлению Сайреса Смита, Харберт, который немного ушел вперед, внезапно остановился и закричал:

– Море!

И несколько мгновений спустя колонисты, стоя у опушки леса, увидели перед собой западный берег острова. Как мало походил этот берег на восточное побережье, куда прихоть судьбы забросила их! Ни следа гранитной стены, ни одного рифа: даже песчаной косы, и той не было. Берег порос лесом, и ближайшие к нему деревья, омываемые волнами, склонялись над водой. Это не был обыкновенный берег, представляющий собой песчаный ковер или нагромождения скал; это была красивая лесная опушка из лучших в мире деревьев. Края берега были приподняты и возвышались над уровнем самых высоких приливов; великолепные деревья столь же прочно утвердились на плодородной почве, покрывавшей гранитный фундамент, как и их родичи в глубине острова. Колонисты стояли у входа в небольшую бухту, где не могло бы уместиться даже два-три рыбачьих судна; она служила как бы горлом нового ручья. Но – странное обстоятельство! – его воды, вместо того чтобы вливаться в море через отлогое устье, падали с высоты более сорока футов. Поэтому-то, когда начался прилив, это не чувствовалось в верхнем течении ручья. Действительно, прилив в Тихом океане даже при наибольшей высоте никогда не мог бы достигнуть уровня реки, русло которой представляло собой как бы верхний бьеф шлюза. Миллионы лет пройдут, пока воды источат гранитное днище и пробьют удобопроходимое устье.

Поэтому новый ручей единогласно назвали ручьем Водопада. Далее к северу опушка леса простиралась приблизительно на две мили; затем деревья редели, и за ними вырисовывались весьма живописные высоты, тянувшиеся почти прямой линией к северу и к югу.

Вся полоса берега между ручьем Водопада и мысом Пресмыкающегося представляла, наоборот, сплошной лес. Длинные волны моря омывали корни великолепных деревьев, прямых или склонившихся над водой. Экспедиция должна была направиться именно в ту сторону, то есть на Змеиный полуостров Потерпевшие крушение, кто бы они ни были, могли обрести в этой части берега приют, которого не нашли бы на другом берегу, диком и пустынном Стояла прекрасная, ясная погода С верхушки скалы, на которой Пенкроф и Наб приготовили завтрак, открывался широкий вид Горизонт был совершенно чист ни единого паруса На всем берегу, насколько хватал глаз, – ни одного строения или хотя бы обломка, выброшенного морем Но инженер не мог считать этот вопрос выясненным, пока берег не будет исследован до конца Змеиного полуострова С завтраком покончили быстро, и в половине двенадцатого Сайрес Смит подал знак к выступлению. Вместо того чтобы идти по скалам или по песчаному берегу, колонистам приходилось пробираться лесом.

От устья ручья Водопада до мыса Пресмыкающегося было почти двенадцать миль По удобопроходимому берегу исследователи могли бы, не торопясь, пройти это расстояние за четыре часа. Теперь же им требовалось вдвое больше времени, чтобы достигнуть своей цели: необходимость обходить деревья, рубить кусты, рвать лианы заставляла постоянно останавливаться; многочисленные повороты значительно удлиняли дорогу. Впрочем, ничто на берегу не указывало на недавнее кораблекрушение. Правда, как заметил Гедеон Спилет, волны могли все смыть в море, и отсутствие следов не позволяло сделать вывод, что какой-либо корабль был выброшен на берег в этой части острова Линкольна Рассуждение журналиста было правильно, и к тому же случай с дробинкой неопровержимо доказывал, что не больше трех месяцев назад на острове выстрелили из ружья.

Было уже пять часов, но до оконечности Змеиного полуострова оставалось еще две мили. Казалось несомненным, что Сайрес Смит и его товарищи, достигнув мыса Пресмыкающегося, не успеют вернуться засветло к лагерю, разбитому у истоков реки Благодарности Отсюда возникла необходимость заночевать на самом мысу. Съестных припасов было еще много, и это оказалось очень кстати, так как пушной зверь не показывался на опушке, которая, в сущности, была морским берегом. Зато птиц там было полно: якамары, трегоны, трагопаны, тетерева, попугаи, какаду, фазаны, голуби и сотни других видов. На каждом дереве было гнездо, в каждом гнезде слышалось хлопанье крыльев.

Часов около семи вечера изнуренные колонисты достигли мыса Пресмыкающегося. Он напоминал завиток, прихотливо вырисовывающийся на фоне моря. Здесь кончался прибрежный лес полуострова, и побережье всей южной части снова превращалось в обычный берег со скалами, рифами и песчаными косами. Вполне возможно, что какой-нибудь корабль, разбитый бурей, был выброшен на сушу в этой части острова. Но наступала ночь, и пришлось отложить разведку до утра.

Пенкроф и Харберт тотчас же принялись искать удобное место для ночевки Лес Дальнего Запада кончался в этом месте; там, где кончались последние деревья, Харберт увидел густые заросли бамбука.

– Прекрасно! воскликнул он. – Вот драгоценное открытие.

– Драгоценное? – спросил Пенкроф.

– Конечно, – продолжал Харберт. – Ты, верно, сам знаешь, Пенкроф, что из бамбуковой коры, разрезанной на гибкие дранки, плетут корзины и короба; что эта кора, размоченная и превращенная в тесто, служит для изготовления китайской бумаги; что из стеблей, смотря по их толщине, изготовляют трости, чубуки и водопроводные трубы; что высокий бамбук представляет собой превосходный строительный материал, легкий, крепкий и не боящийся атак насекомых. Я мог бы добавить, что если распилить междоузлия бамбука и оставить для дна поперечную перегородку образующую узел, получатся крепкие и удобные сосуды, употребляемые у китайцев. Правда, все это тебя не удовлетворит Но…

– Но что?…

– Но узнай, если ты еще не знаешь, что в Индии бамбук едят вместо спаржи.

– Спаржа высотой в тридцать футов! – сказал моряк. – Это вкусно?

– Очень вкусно. Только едят не стебли в тридцать футов, а молодые побеги бамбука.

– Прекрасно, мой мальчик, прекрасно! – сказал Пенкроф.

– Добавлю еще, что сердцевина молодых побегов, маринованная в уксусе, считается хорошей приправой.

– Чем дальше, тем лучше, Харберт!

– И, наконец, бамбук дает сладкую жидкость, из которой изготовляют вкусный напиток. Это все? – спросил Пенкроф.

– Все.

– А его, часом, не курят?

– Нет, бедняга Пенкроф, не курят.

Юноше и моряку недолго пришлось искать удобного места для ночевки. В редких прибрежных скалах, сильно побитых волнами, нагоняемыми юго-западным ветром, имелось много впадин, где можно было спать защищенным от непогоды. Но в ту минуту, когда Пенкроф и Харберт собирались проникнуть в эти углубления, оттуда раздалось страшное рычание.

– Назад! – закричал Пенкроф. С нами только мелкая дробь, а для животных, которые так ревут, она не страшнее крупинки соли! И моряк, схватив Харберта за руку, оттащил его под прикрытие скал. В эту минуту из пещеры показалось великолепное животное.

Это был ягуар, не уступавший по величине своим азиатским сородичам: от макушки до корня хвоста в нем было больше пяти футов. Рыжеватую шкуру покрывали черные пятна в форме правильных кружков, резко выделявшиеся рядом с белой шерстью на брюхе. Харберт узнал в нем жестокого соперника тигра – куда более страшного, чем кугуар, соперник льва.

Ягуар сделал несколько шагов, оглянулся; он весь ощетинился, его глаза горели. Казалось, он видит человека не в первый раз.

В это время из-за высоких скал показался Гедеон Спилет. Харберт решил, что журналист не видит ягуара, и хотел броситься навстречу Спилету, но тот сделал ему знак рукой и продолжал идти. Он не впервые встречался с тигром. Подойдя к животному на десять шагов, журналист остановился, приложил ружье к плечу; на лице его не дрогнул ни один мускул Ягуар подобрался и ринулся на охотника В ту минуту, когда он взвился в воздух, пуля поразила его в лоб, и ягуар упал мертвый Харберт и Пенкроф бросились к животному. Сайрес Смит с Набом подбежали с другой стороны Несколько мгновений они стояли, любуясь хищником, распростертым на земле, шкура которого должна была украсить большой зал Гранитного Дворца.

– О мистер Спилет, как я вам завидую! Я преклоняюсь перед вами! – воскликнул Харберт в порыве вполне естественного восторга – Пустяки, мой мальчик, ты поступил бы так же Я"? С таким хладнокровием?

– Вообрази, что ягуар – это заяц, и ты застрелишь его самым спокойным образом.

– Вот и все! – сказал Пенкроф – Это не хитро!

– А теперь, продолжал Гедеон Спилет, – раз ягуар покинул свою берлогу, я не вижу, друзья, почему бы нам не поместиться там на ночь – Но могут прийти другие ягуары, – заметил Пенкроф.

– Достаточно развести костер у входа в пещеру, и хищники не осмелятся войти в нее, – сказал журналист.

– В таком случае, вперед, в дом ягуара! – сказал моряк и потащил за собой труп животного.

Колонисты направились к покинутой берлоге Войдя туда, Наб принялся сдирать с ягуара шкуру, а товарищи сложили у входа в пещеру кучу хвороста, которого в лесу было много. Сайрес Смит увидел заросли бамбука и, срезав несколько стеблей, смешал их с хворостом. После этого колонисты расположились в пещере, кого рая была усыпана костями. На случай неожиданного нападения они зарядили ружья, затем поужинали. Когда пришло время сна, исследователи подожгли кучу хвороста, сложенную у входа в пещеру.

Сейчас же послышалась отчаянная пальба в воздухе. Стебли бамбука, охваченные пламенем, стреляли, как фейерверк. Одного шума было бы достаточно, чтобы перепугать самых смелых животных Этот

способ защиты придумал не инженер. По словам Марко Поло

В 1271 году вместе с отцом, купцом, отправился в Китай. Путешествие Поло из Венеции в Китай через Армению, Персию, Памир, Самарканд, Кашгар продолжалось три с половиной года. При дворе хана Хубилая Поло прожил семнадцать лет. Исполняя его поручения, Поло посетил Индию, Индокитай и Японию – тогда еще неизвестные европейцам. В 1292 году Поло получил наконец возможность вернуться домой и через Яву, Цейлон, Индию, Индийский океан, Персию и Константинополь в 1295 году прибыл в Венецию, воевавшую в это время с Генуей. Отправившись на войну. Поло после поражения венецианцев попал в плен и пробыл в нем три года. В плену он написал воспоминания о своих путешествиях.», татары уже сотни лет с успехом пользуются им, чтобы отгонять от своих лагерей страшных хищников Центральной Азии.

 

ГЛАВА 5

 

 

Предложение вернуться обратно по южному берегу. – Очертания побережья. – В тисках следов кораблекрушения. – Остатки шара в воздухе. – Открытие естественной гавани. – В полночь на берегу реки. – Лодка на волнах.

Сайрес Смит и его товарищи спали, как сурки, в пещере, которую ягуар так любезно предоставил в их распоряжение.

С восходом солнца все были на берегу, у самой оконечности мыса. Взоры их снова обратились к горизонту, видимому на две трети окружности. В последний раз инженер мог убедиться, что на море не было ни паруса, ни корабля. Даже в подзорную трубу нельзя было обнаружить ни одной подозрительной точки.

На побережье – также ничего, по крайней мере, на прямой линии южного берега, тянувшейся на три мили. Остальная часть берега была скрыта выемкой земли, и даже с конца Змеиного полуострова нельзя было увидеть мыс Когтя, скрытый за высокими скалами.

Оставалось обследовать южное побережье острова. Предпринимать ли эту экспедицию немедленно, посвятив ей день 2 ноября?

Это не входило в первоначальный план. Когда пирогу оставили у истока реки Благодарности, было решено вернуться к ней после обследования южного берега и возвратиться в Гранитный Дворец водой. Сайрес Смит все же полагал, что на западном побережье могло найти убежище какое-нибудь потерпевшее аварию судно или корабль, совершающий нормальное плавание. Но на этом побережье не оказалось ни одного места, могущего служить гаванью, и то, чего не нашли на западном берегу, приходилось искать на южном.

Автором предложения продолжить экспедицию и раз навсегда разрешить вопрос о предполагаемом кораблекрушении был Гедеон Спилет. Он спросил, каково расстояние от оконечности полуострова до мыса Когтя.

– Около тридцати миль, – продолжал Гедеон Спилет, – это значит добрый день пути. Тем не менее, я думаю, нам следует вернуться в Гранитный Дворец по южному берегу.

– Но ведь от мыса Когтя до Гранитного Дворца придется пройти не меньше десяти миль, – заметил Харберт.

– Будем считать всего сорок миль и проделаем этот путь, не задумываясь. По крайней мере, мы осмотрим незнакомый берег, и экспедицию не придется повторять.

– Совершенно правильно, – сказал Пенкроф. – Но как быть с пирогой?

– Пирога простояла одна в устье реки целый день, она простоит и два! – ответил Гедеон Спилет. – До сих пор у нас не было как будто основания сказать, что наш остров кишит ворами. – Однако после истории с черепахой я не слишком в этом уверен, – возразил моряк.

– Черепаха, черепаха! – сказал Гедеон Спилет. – Разве вы не знаете, что море ее перевернуло?

– Почем знать… – задумчиво проговорил инженер.

– Но… – начал Наб.

Негру явно хотелось что-то сказать. Он то и дело раскрывал рот, но ничего не говорил.

– Что ты хочешь сказать, Наб? – спросил инженер.

– Если мы вернемся по берегу мыса Когтя, – ответил Наб, то, когда мы обогнем его, нам преградит путь…

– Река Благодарности! воскликнул Харберт. – А у нас нет ни моста, ни лодки, чтобы скорее переправиться!

– Ладно, мистер Сайрес, сказал Пенкроф. – С помощью нескольких древесных стволов мы легко переплывем эту реку.

– А все-таки, если мы хотим иметь доступ в лес Дальнего Запада, то мост полезно построить, – заметил Гедеон Спилет. – Мост! – вскричал Пенкроф. – Ну что же, разве мистер Сайрес не инженер по специальности? Когда мы захотим иметь мост, он его для нас построит. Что же касается того, чтобы переправить вас вечером на другой берег, не замочив даже нитки вашей одежды, – это мое дело. Припасов нам хватит на целый день, а больше и не потребуется, да и дичь, быть может, попадется сегодня. В дорогу!

Предложение журналиста, энергично поддержанное Пенкрофом, получило общее одобрение. Всем хотелось разрешить мучительные сомнения, а при возвращении через мыс Когтя остров был бы обследован до конца. Но нельзя было терять ни одного часа: переход в сорок миль требовал времени. Нечего было рассчитывать вернуться в Гранитный Дворец до ночи.

Итак, в шесть часов утра маленький отряд выступил в путь. Предвидя возможность неприятных встреч с двуногими или четвероногими животными, ружья зарядили пулями, и Топ, шедший впереди, получил приказ обследовать опушку леса.

Начиная с оконечности мыса, составлявшего как бы хвост полуострова, берег изгибался дугой протяжением в пять миль. Это расстояние было быстро пройдено, причем самое тщательное обследование не обнаружило признаков высадки: обломков крушения, следов лагеря, потухшего костра или отпечатков ног. Дойдя до конца изгиба, после которого берег тянулся к северо-востоку, образуя бухту Вашингтона, колонисты могли обозреть южное побережье острова на всем его протяжении. В двадцати пяти милях берег заканчивался мысом Когтя, который едва вырисовывался в утреннем тумане и казался благодаря оптической иллюзии приподнятым; он как будто висел между землей и водой Между местом, занятым колонистами, и дальним концом огромной бухты берег сначала представлял собой широкую, плоскую и гладкую косу, окаймленную на заднем плане деревьями; дальше он становился неровным и выступал в море острыми стрелками; наконец, группы черноватых скал, разбросанных в живописном беспорядке, заканчивались на мысе Когтя.

Таковы были очертания этой части острова, которую колонисты видели в первый раз. Остановившись на несколько минут, они окинули ее взглядом – Корабль, который здесь пристал бы, ждет неминуемая гибель, – сказал Пенкроф – Песчаные отмели, вы ступающие в море, а дальше – рифы! Нехорошие места!

Но хоть что-нибудь да осталось бы от этого корабля, – заметил журналист.

Куски дерева на скалах, а на песке ничего, ответил моряк.

– Почему?

– Потому что эти пески, еще более страшные, чем скалы, засасывают все. Достаточно немногих дней, чтобы они поглотили остов корабля в несколько сот тонн водоизмещением.

– Итак, если какой-нибудь корабль и выбросило на эту отмель, нет ничего удивительного, что он исчез без следа? – спросил инженер – Нет, мистер Сайрес, этому помогли бы и время и непогода Но даже в этом случае поразительно, что на берегу, далеко от моря, не осталось обломков мачт или досок Будем же искать дальше, – сказал Сайрес Смит В час дня колонисты достигли бухты Вашингтона К этому времени они прошли двадцать миль Было решено сделать привал и позавтракать.

Начиная отсюда берег был неровен, причудливо изрезан и покрыт длинной полосой скал, сменивших песчаные отмели Море, теперь спокойное, вскоре должно было обнажить их. Легкие волны разбивались о верхушки скал, покрываясь пенистой кромкой С этого места до мыса Когтя берег, стиснутый между опушкой леса и скалами, был не особенно широк.

Продвижение вперед должно было все более затрудняться – берег был завален обломками скал. Гранитная стена становилась все выше; от деревьев, покрывавших ее, были видны только зеленые макушки, неподвижные в тихом воздухе.

Отдохнув с полчаса, колонисты снова двинулись в путь, пристально всматриваясь в каждую скалу, в каждый участок берега. Пенкроф и Наб даже лазили на скалы всякий раз, когда им казалось, что они видят какой-нибудь предмет. Но это был не обломок корабля: причудливая форма утесов вводила в заблуждение моряка и негра. Они убедились, что на этом берегу много съедобных ракушек, но эти ракушки могли быть полезны только в том случае, если будет установлено сообщение между берегами реки Благодарности и если улучшатся средства транспорта.

Итак, ничто на берегу не указывало на предполагаемое крушение. А между тем сколько-нибудь значительный по объему предмет, например, остов корабля, несомненно, был бы заметен или остатки его прибило бы к берегу, как ящик, который нашли почти в двадцати милях отсюда. Но ничего не было.

Часов около трех Сайрес Смит и его товарищи достигли узкой, совершенно замкнутой бухты, в которую не проникала ни одна струя воды. Это была настоящая природная гавань, невидимая с моря и заканчивающаяся узким проливом, проложившим себе дорогу между скалами.

В глубине этой бухты сильное сжатие земли разорвало кромку скал и образовало отлогий проход к верхнему плато; оно находилось менее чем в десяти милях от мыса Когтя и в четырех милях по прямой линии от плато Дальнего Вида.

Гедеон Спилет предложил товарищам сделать привал в этом месте. Все согласились, так как движение возбудило аппетит, и, хотя обедать было еще рано, никто не отказался подкрепить силы куском мяса. Завтрак должен был помочь дождаться ужина в Гранитном Дворце.

Несколько минут спустя колонисты, усевшись под великолепными соснами, с жадностью поглощали припасы, которые Наб извлек из походного мешка.

Место, где они находились, возвышалось на пятьдесят-шестьдесят футов над уровнем моря. Поле зрения было довольно обширно, и взор, минуя последние скалы мыса, достигал бухты Союза. Но островок и плато Дальнего Вида были скрыты от глаз, да их и нельзя было увидеть: рельеф местности и высокая завеса деревьев закрывали северный горизонт. Нечего и говорить, что, хотя исследователи могли обозреть значительный участок моря и подзорная труба инженера охватила от края до края всю линию, где небо сливалось с землей, никто не заметил никакого корабля.

Не менее тщательно Сайрес Смит осмотрел в трубу всю часть берега, которую предстояло еще исследовать, от побережья до рифов, но стекла прибора также не уловили очертаний какого-либо судна.

– Ну что же, – сказал Гедеон Спилет, – приходится смириться и утешиться мыслью, что никто не станет оспаривать наших прав на остров Линкольна.

– Но дробинка? – сказал Харберт. – Не во сне же мы ее видели?

– Тысяча чертей, нет! воскликнул Пенкроф, вспоминая свой утраченный зуб.

– Так что же из этого следует? – спросил журналист.

– А вот что, – ответил инженер, – что не больше трех месяцев назад какой-то корабль, вольно или невольно, пристал…

– Как, неужели вы допускаете, Сайрес, что он погрузился в воду и пропал без следа?

– Нет, дорогой мой Спилет. Но согласитесь: если несомненно, что какое-то человеческое существо ступило ногой на этот остров, то мне кажется столь же несомненным, что оно его теперь покинуло.

– Итак, если я вас правильно понял, мистер Сайрес, корабль мог снова уплыть, – сказал Харберт.

– Именно.

– И мы безвозвратно потеряли возможность вернуться на родину! – воскликнул Наб.

– Боюсь, что безвозвратно.

– Ну, раз возможность потеряна – в дорогу! – сказал Пенкроф, который уже тосковал по Гранитному Дворцу.

Но не успел он подняться на ноги, как послышался громкий лай, и Топ выбежал из лесу, держа во рту лоскут какой-то материи, покрытый грязью.

Наб вырвал этот лоскут из пасти собаки. Это был кусок грубого полотна.

Топ продолжал лаять и бегал взад и вперед, словно приглашая своих хозяев последовать за собой в лес.

– Тут есть кто-то, кто может объяснить происхождение моей дробинки! – вскричал Пенкроф.

– Потерпевший крушение! – воскликнул Харберт.

– Быть может, раненый, – сказал Наб.

– Или мертвый, – добавил Гедеон Спилет.

Все бросились следом за собакой к высоким соснам. На всякий случай Сайрес Смит и его товарищи взяли ружья наизготовку.

Они довольно далеко зашли в лес, но, к большому своему разочарованию, по-прежнему не видели никаких следов человека. Кустарники и лианы были не тронуты, и их приходилось рубить топором, как в самой густой чаще леса. Трудно было поэтому допустить, что в этих местах проходило человеческое существо. А между тем Топ двигался вперед, как собака, которая сознательно преследует определенную цель.

Через семь-восемь минут, когда Топ остановился, колонисты увидели, что находятся у естественной просеки, окаймленной высокими деревьями.

Они всмотрелись, но ничего не увидели ни в кустах, ни между деревьями.

– Но что случилось, Топ? – спросил Сайрес Смит. Топ залаял еще громче, яростно прыгая вокруг огромной сосны.

Вдруг Пенкроф крикнул во весь голос:

– Вот это хорошо! Вот прекрасно!

– Что такое? – спросил Гедеон Спилет.

– Мы искали признаков кораблекрушения в море или на суше…

– Ну?

– …а они, оказывается, в воздухе!

И моряк указал на большую беловатую тряпку, зацепившуюся за макушку сосны. Топ подобрал кусок тряпки, который упал на землю.

– Но это же не признак кораблекрушения, – возразил журналист Прошу прощения, сказал Пенкроф. Как? Разве это?…

– Это все, что осталось от нашего воздушного корабля, от воздушного шара, который сел на верхушку этого дерева.

Пенкроф не ошибся. Он испустил громогласное «ура» и прибавил:

– Вот хорошее полотно! Мы сошьем себе из него белье на многие годы, рубашки, носовые платки… Ну, мистер Спилет, что вы скажете об острове, где рубашки растут прямо на деревьях? Это действительно было большим счастьем для колонистов, что шар после своего последнего прыжка вверх, снова упал на остров и им удалось его найти. Они могли сохранить оболочку в целости для новой попытки спасения по воздуху или с пользой пустить в дело сотни метров полотна прекрасного качества, предварительно сняв с него лак. Все, разумеется, вполне разделяли радость Пенкрофа.

Но оболочку надо было еще снять с дерева, на котором она повисла, чтобы спрятать ее в безопасное место, а это была нелегкая работа Наб, Харберт и Пенкроф взобрались на верхушку сосны и, совершая чудеса ловкости, отцепили громадный лопнувший шар Операция продолжалась часа два По истечении этого времени не только оболочка с клапаном, пружинами и медными частями, но также и сеть – то есть масса канатов и веревок, скрепляющих обруч и якорь шара, были на земле. Оболочка всюду, кроме места разрыва, была в хорошем состоянии; только нижний придаток ее совершенно разорвался.