Королева‑мать/старуха

В этой сказке в роли королевы‑матери/старухи выступает мать короля. Этот образ олицетворяет многое, в том числе плодородие, сильно развитую способность распознавать проделки хищника и способность смягчать проклятия. Слово "плодородие" означает не только плодовитость, но и способность оплодотворяться, принимать семя, как принимает его земля. Этот образ и есть черная земля, поблескивающая слюдой, вмещающая мохнатые корешки и все то живое, что ушло и превратилось в пахучий жирный перегной. Слово "плодовитость" рождает ассоциации с семенами, яйцами, живыми существами, идеями. Плодородие – основа, в которую закладывают семена – подготовленные, согретые, выдержанные, сбереженные. Вот почему эту старую мать часто называют ее более древним именем – Мать Земля; ведь она – тот перегной, который способствует созреванию идей.

 

Дьявол

В этой сказке двойная природа женской души, которая и третирует ее, и исцеляет, заменена одним образом – дьявола. Как мы уже отмечали раньше, образ дьявола олицетворяет естественного хищника, обитающего в женской душе, contra naturam, враждебный природе аспект, который препятствует развитию души и пытается истребить всю душу. Это сила, которая отделена от своего животворящего аспекта. Это сила, которую необходимо преодолеть и укротить. Образ дьявола отличается от другого естественного источника травли и третирования, который тоже есть в женской душе: я называю эту силу второй душой. Вторая душа противодействует и утверждает. Она часто появляется в женских снах, сказках и мифах в образе старухи‑оборотня, которая заманивает женщину, вынуждая ее совершить спуск в нижний мир, который в идеале заканчивается единением с глубочайшими душевными ресурсами.

 

Итак, здесь, в подземном саду, нас ожидает собрание этих мощных элементов души, женских и мужских. Они образуют conjunctio. Это слово происходит из алхимии и означает высшее преобразующее соединение непохожих веществ. Если эти противоположности приходят в соприкосновение, результатом становится активизация некоторых душевных процессов. Их действие можно сравнить с высекающим искру ударом кремня о камень. Именно соединение и давление непохожих элементов, населяющих одно и то же душевное пространство, рождает эмоциональную энергию, проницательность и знание.

Наличие такого conjunctio, как в этой сказке, является знаком активизации нового цикла Жизни‑Смерти‑Жизни. Видя это редкостное и драгоценое собрание, мы знаем, что грядет духовная смерть, что неминуем духовный брак и что должна родиться новая жизнь. Эти факторы предсказывают, что должно произойти. Conjunctio не является чем‑то таким, что можно достать где угодно. Это соединение происходит благодаря тому, что была проделана неимоверно трудная работа.

И вот мы в пропыленной одежде идем по дороге, которой никогда раньше не видели, а изнутри нас все сильнее просвечивает знак дикой природы. Будет правильно сказать, что это conjunctio настаивает на коренном пересмотре вашей старой самости. Если вы здесь, в саду, и с вами эти узнаваемые аспекты души, пути назад нет – мы идем вперед.

Что еще можно сказать об этих грушах? Они предназначены тем, кто проголодался в долгом странствии по подземному миру. Есть плоды, которые традиционно используются как символы женской матки, – чаще всего это груши, яблоки, фиги и персики, – хотя, в сущности, это свойство женского начала содержать в себе жизнь может выражать любой предмет, имеющий внутри семя, которое может породить новую жизнь, – например, яйцо. Здесь груши в архетипическом смысле символизируют возникновение новой жизни, зачаток новой личности.

Во многих мифах и сказках деревья находятся под покровительством Великой Матери, старой Дикой Матери, а король и его подданные являются ее помощниками. Груши в саду пересчитаны, потому что в этом процессе преобразования все должно быть на учете. Здесь ничего не делается наудачу, все записано и сочтено. Старая Дикая Мать знает, сколько у нее каждого рода преобразующей субстанции. Король приходит пересчитывать груши не потому, что он ревностный собственник, он хочет выяснить, не пришел ли в подземный мир кто‑то новый, чтобы начать тайное посвящение. Мир души всегда ожидает новичков и скитальцев.

Груша, опустившаяся, чтобы накормить девицу, – словно колокол, звон которого разносится по подземному саду, созывая источники и силы: короля, чародея, садовника, а вскоре и старую мать, и все они бросаются к гостье, желая ее приветствовать, поддержать, оказать помощь.

На протяжении веков святые не устают повторять, что нам уже уготовано место на пути, ведущем к преображению. Именно к этому месту нас влечет нюх или интуиция, именно к нему ведет нас судьба. Раньше или позже все мы приходим в королевский сад. Это правильная, достойная цель.

В этом эпизоде три мужских элемента женской души – садовник, король и чародей – охраняют, расспрашивают и оберегают ее в потустороннем мире, где все не такое, каким кажется на первый взгляд. Когда царственный аспект потусторонней женской души узнает, что в саду что‑то произошло, он приходит вместе с чародеем души, который умеет разбираться в мире людей и в мире духов, который сведущ в различиях между теми или иными душевными аспектами бессознательного.

Они следят, как призрак осушает ров. Как уже было упомянуто, этот ров является символом, который по смыслу близок к Стиксу, ядовитой реке, через которую переправлялись души умерших на пути из царства живых в царство мертвых. Она ядовита только для живых, а для мертвых безопасна. Это значит, что следует беречься ощущения покоя и свершения: они несут с собой заблуждение; окончание духовного подвига или духовного цикла – не повод для того, чтобы остановиться и почить на лаврах на веки вечные. Ров – это место отдохновения мертвых, свершение в конце жизни, но живая женщина не может задерживаться у него слишком долго, иначе ее охватит летаргический сон и она проспит циклы созидания души [27].

Ров, символ реки, текущей по кругу, предупреждает нас: эта вода не обычная, а особая. Это пограничная вода: она весьма сродни кругу, который девушка начертила вокруг себя, чтобы не подпустить дьявола. Входя в круг или пересекая его, мы входим или переходим в другое состояние бытия, другое состояние сознательности или в состояние его отсутствия.

Здесь девушка проходит через состояние бессознательности, отведенное для мертвых. Ей не следует пить эту воду или идти по ней, и она перебирается через сухое русло. Поскольку, совершая спуск, женщина должна миновать царство мертвых, это иногда сбивает ее с толку и она думает, что должна умереть навеки. Но это не так. Ее задача – пройти через царство мертвых и остаться живой; именно так рождается сознание.

Поэтому ров – очень важный символ, а то, что призрак его осушает, помогает понять, как мы должны поступать в своем странствии. Нельзя ложиться спать – так можно беззаботно проспать все то, чего мы успели достичь. Нельзя также прыгать в ров, опрометчиво стремясь ускорить события. Есть смерть с маленькой буквы, и есть Смерть с большой. Та, которую душа ищет в этом чередовании циклов Жизни‑Смерти‑Жизни, – это la muerte рог ип instante, смерть на миг, а не La Muerte Eterna, Смерть Вечная.

Чародей подходит к призраку и девице поближе, но не слишком близко. Он спрашивает: "Из сего ты мира или из иного?" И женщина, облаченная в неряшливое и дикое одеяние существа, лишившегося эго, стоя рядом с сияющим белым призраком, отвечает чародею, что находится в стране мертвых, хотя и жива: "Некогда я была из мира сего, а теперь не из мира сего". Когда король спрашивает чародея: "Кто она, женщина или дух?", тот отвечает, что она и женщина, и дух.

Загадочный ответ девушки означает, что она принадлежит к миру живых, и все же ступает в ритме Жизни‑Смерти‑Жизни, а потому она человек в процессе спуска, а также тень прежней самости. Днем она может жить в верхнем мире, но преобразующая работа происходит в нижнем, и она может жить в обоих, как La Que Sabe, Та, Что Знает. А цель всего этого – найти и расчистить путь к своей подлинной дикой самости.

А теперь несколько вопросов, которые помогут постичь смысл сказки о безрукой девице, помогут женщинам осознать свое странствие в нижнем мире. Эти вопросы поставлены так, что на них можно отвечать и индивидуально, и коллективно. Вопрос создает светящуюся сеть, которая возникает, когда женщины разговаривают между собой, и эту сеть они забрасывают в свое коллективное сознание, а потом вытягивают, полную сверкающих, бьющихся, неподвижных, дышащих и бездыханных образов своей внутренней жизни, чтобы вместе рассматривать их и работать с ними.

Когда мы отвечаем на один вопрос, возникают другие, и, чтобы больше знать, мы отвечаем на них тоже. Вот некоторые из этих вопросов:

Можно ли постоянно жить в верхнем мире и одновременно в нижнем?

Что нужно сделать, чтобы самостоятельно спуститься в нижний мир?

Какие обстоятельства жизни помогают женщине осуществить спуск?

Есть ли у нас выбор: идти или остаться?

Какую спонтанную помощь вы получаете в это время от инстинктивной природы?

Пребывая в таком состоянии двойного гражданства, женщина (или мужчина) может по ошибке подумать, что это блестящая идея – уйти от мира, оставить мирскую жизнь с ее заботами и обязанностями, которые не только не привлекают, но и безмерно раздражают. Но это не лучший выход, поскольку в такие времена внешний мир – это единственная привязь, удерживающая женщину, которая странствует, работает, висит головой вниз в нижнем мире. Это неимоверно важное время, когда мирское должно сыграть свою роль, помогая вынести притяжение иного мира и сохранить равновесие, чтобы довести дело до благополучного завершения.

И вот мы идем по пути, спрашивая себя: "А если истина уже познана?", бормоча себе под нос: "Из сего я мира или из иного?" и отвечая: "Из обоих". И, продолжая путь, мы напоминаем себе об этом. На этой стадии женщина должна жить в обоих мирах. Именно такое странствие помогает избавиться от последней капли упрямства, от последних остатков высокомерия, убрать последние возражения, которые мы можем выдумать, ибо это странствие утомляет. Но эта особая усталость заставляет нас окончательно пожертвовать страхами и притязаниями эго и просто следовать тому, что происходит. В итоге мы сможем глубоко и полно осмыслить время, проведенное в подземных лесах.

В сказке вторая груша опускается, чтобы накормить девушку, и поскольку король – сын старой Дикой Матери, и поскольку этот сад принадлежит ей, то девушка, в сущности, узнает вкус плода, в котором заключены тайны жизни и смерти. Поскольку плод – главный образ циклов цветения, роста, созревания и убыли, то, когда при посвящении человек его съедает, в душе у него начинают идти часы, которые знают ритм Жизни‑Смерти‑Жизни и впредь боем сообщают, когда пора дать умереть одному и приступить к рождению другого.

Каким способом мы находим эту грушу? Мы погружаемся в тайны женственности, в циклы земли, насекомых, зверей, птиц, трав, цветов, времен года, течения рек и уровня воды в них, в тайну того, как в зависимости от времени года одеяние животных то редеет, то снова становится пышнее, в тайну циклов тусклости и прозрачности наших собственных процессов индивидуации, циклов обострения и ослабления потребности в сексе, религии, подъеме и спуске.

Есть груши – значит утолять свой острый творческий голод, потребность писать, рисовать, ваять, ткать, высказывать свое мнение, становиться на защиту, выдвигать идеи и творческие планы, каких мир еще не видывал. Это отлично насыщает, когда мы вносим в современную жизнь те женские модели и принципы врожденной чуткости и те циклы, которые обогащают нашу жизнь сейчас.

Истинная природа дерева души такова: оно растет, плодоносит, его используют, оно оставляет после себя семена новой жизни, оно нас любит. Такова загадка Жизни‑Смерти‑Жизни. Это схема, причем древняя – старше воды, старше света, – и притом безошибочная. Усвоив эти циклы и их символические обозначения, будь то груша, дерево, сад или этапы и возрасты женской жизни, мы сможем полагаться на них, повторяя их снова и снова, проходя тот же цикл точно таким же образом. А схема эта такова: во всем, что умирает, есть бесполезное, но оно становится полезным по мере того, как мы прокладываем через него путь. Какое бы знание нам ни встретилось, оно раскрывается перед нами, когда мы проходим мимо. Во всей живой природе утрата окупается сторицей. Наша задача – истолковать этот цикл Жизни‑Смерти‑Жизни, прожить его как можно красивее, рычать, как бешеная собака, если не получается, и идти вперед, ибо впереди нас ждет любящая подземная семья души, которая раскроет навстречу нам объятия и поможет нам.

Король помогает девушке жить более умело в подземном мире ее трудов. И это хорошо, ведь при спуске женщина иногда чувствует себя не посвященной, а несчастным чудовищем, которое случайно удрало из лаборатории ученого безумца. Однако со своего наблюдательного пункта обитатели нижнего мира видят в нас благословенную жизнь, которая борется с преградами. В их глазах мы – буйное пламя, бьющееся о темное стекло, чтобы разнести его вдребезги и освободиться. И все силы‑помощницы бросаются из нижней обители, чтобы нас поддержать.

В древние времена в историях о женщинах, спустившихся в преисподнюю, говорилось, что они делали это ради того, чтобы получить в мужья короля (в некоторых ритуалах короля не было, и посвященная, вероятно, сочеталась браком с существовавшим в то время воплощением Дикой Женщины из подземного мира). В сказке мы видим рудимент этой истории, когда король, едва увидев девушку, без сомнений и колебаний тотчас полюбил ее как родную. Он узнает в ней родную душу не вопреки отсутствию рук, дикости, облику странницы, а именно благодаря им. Это продолжение темы обездоленности и вместе с тем полноты. Несмотря на то что мы скитаемся неумытые, одинокие, полуслепые и безрукие, великая сила Самости способна нас полюбить и прижать к своему сердцу.

В этом состоянии женщина обычно испытывает сильное волнение – сродни тому, что она ощущает при встрече с мужчиной своей мечты. Это странная пора, парадоксальная пора, поскольку мы находимся на земле и в то же время под землей. Мы скитаемся и в то же время любимы. Мы небогаты и в то же время сыты. У Юнга это состояние называется "напряженность между противоположностями" – что‑то одновременно притягивается с каждого полюса души, образуя новую основу. В психологии Фрейда это называется бифуркацией, или раздвоением, при этом важнейший настрой или установка души разделяется на два полюса: белое и черное, хорошее и плохое. У сказителей, принадлежащих к моей культуре, это состояние называется nacio dos vesas, двойное рождение. Это пора, когда по волшебству происходит второе рождение, после чего душа заявляет права на две родословные, одна из которых идет из материального мира, а другая – из незримого.

Король говорит, что будет любить и защищать девушку. Теперь душа больше осознаёт себя, и состоится бракосочетание, причем весьма интересное, – живого короля страны мертвых и безрукой женщины из страны живых. Брак двух таких разных натур должен стать испытанием даже для самой исключительной любви, не так ли? Однако этот союз перекликается со всеми причудливыми сказочными союзами, которые соединяют две сильные, но непохожие жизни. Принцесса и трубочист, женщина и медведь, девушка и месяц, женщина‑тюлениха и рыбак, пустынница и койот. Душа перенимает знание обеих сторон. Это и имеется в виду под двойным рождением.

В сказочных браках, как и в браках земных, великая любовь и союз столь непохожих существ может длиться вечно или лишь до тех пор, пока не будет усвоен урок. В алхимии союз противоположностей означает скорые рождение и смерть, и мы увидим это в сказке.

Король заказывает для девушки‑калеки пару духовных рук, которые будут действовать ей на благо в нижнем мире. Именно на этом этапе женщина становится опытной странницей, она полностью посвятила себя этому путешествию, нашла точку опоры для ног, а теперь и для рук. Такая опора в нижнем мире приобретается через умение вызывать, направлять, успокаивать и просить обитающие в этом мире силы, а также прогонять его нежеланные аспекты – сонливость и т.п. Если в верхнем мире рука – это радар, чуткий к состоянию окружающих, то в нижнем мире она может видеть в темноте, а также прозревать прошлое и будущее.

Идея замены утраченных конечностей серебряными, золотыми или деревянными имеет за собой многовековую историю. В сказках народов Европы и приполярных районов обработка серебра – ремесло гомункулов, троллей, двергаров, кобольдов, гремлинов и эльфов, которым соответствуют стихийные аспекты духа, обитающие в глубинах души и раскапывающие там ценные идеи. Эти существа – маленькие психопомпы, то есть гонцы‑посредники между душевной энергией и человеческими существами. С незапамятных времен предметы из драгоценных металлов связывают с этими трудолюбивыми, но часто весьма своенравными добытчиками. Это еще один пример того, как душа трудится нам на благо, хотя мы не в состоянии одновременно присутствовать на всех рабочих местах.

Как и все, что связано с духом, серебряные руки несут в себе историю и тайну. Есть много мифов и сказок, в которых говорится, где впервые возникли волшебные протезы, кто их вылепил, отлил, принес, вынул из печи, охладил, отшлифовал и приладил. В классической Греции серебро было одним из драгоценных металлов Гефестовой кузницы. Как и девушка, бог Гефест был искалечен в результате драматических событий, связанных с его родителями. Вполне может быть, что Гефест и король из сказки – взаимозаменяемые персонажи.

С точки зрения архетипа, Гефест и безрукая девица – брат и сестра: у обоих родители не осознают ценности своих детей. Когда родился Гефест, его отец Зевс потребовал его удалить, и мать Гера уступила, по крайней мере до тех пор, пока ребенок вырастет. Впоследствии она вернула Гефеста на Олимп. Он стал замечательным серебряных и золотых дел мастером. Как‑то между Зевсом и Герой разгорелась ссора, поскольку Зевс был ревнив. Гефест принял сторону матери, и тогда Зевс сбросил его вниз на скалы. Тогда‑то Гефест и покалечил ноги.

Он стал калекой, но отказался сдаваться и умирать. Он раскалил горн докрасна и выковал себе из серебра и золота пару ног – от колен и ниже. Потом он изготовил еще много волшебных вещей и стал богом любви и мистического возрождения. Его можно назвать покровителем тех вещей и людей, которые оказались искалеченными, сломанными, расщепленными, треснувшими, увечными. Особо любит он тех, кто родился калекой, и тех, у кого разбито сердце или мечта.

Всем им он оказывает помощь, используя средства, которые выковал в своей удивительной кузнице: скрепляет сердца тончайшими золотыми скобками, укрепляет искалеченные конечности накладками из золота и серебра, наделяет волшебными силами, которые искупают ущерб.

Не случайно во все времена считалось, что одноглазые, хромые, обезножевшие обладают особым знанием. Увечье или непохожесть на других рано вынуждает их исследовать те части души, которые обычно предназначены для глубоких стариков. За ними присматривает Гефест, этот любящий кузнец души. Как‑то он сделал двенадцать девушек с руками и ногами из серебра и золота, и все они умели ходить и говорить. Легенда рассказывает, что он влюбился в одну из них и стал просить богов, чтобы те превратили ее в человека. Но это совсем другая история.

Получить серебряные руки – значит обрести умения рук духовных: исцелять прикосновением, видеть в темноте, получать глубокое знание благодаря физическому чутью. Они несут с собой целую науку душевного врачевания, помогающую питать, исправлять и поддерживать. На этом этапе девушка обретает прикосновение раненой целительницы. Эти душевные руки помогут ей лучше понимать тайны подземного мира, но они останутся с ней как дары, когда она завершит свою работу и снова поднимется наверх.

Для этого этапа спуска характерно, что сверхъестественные, странные и целительные события происходят помимо воли эго, – это результат того, что девушка получает духовные руки, то есть энергию мистического целительства. В старину эти мистические способности принадлежали старшим женщинам деревни. Но они получали их не с первыми седыми волосами, а накапливали за долгие годы тяжелого труда, воспитания выносливости. Именно этим мы и занимаемся.

Можно сказать, что серебряные руки знаменуют коронацию девицы, в результате которой она получает новую роль. Она увенчана не короной на голове, а серебряными руками. Она становится королевой подземного мира. Давайте слегка углубимся в палеомифологию и вспомним, что в греческой мифологии Персефона была не только дочерью своей матери, но и владычицей подземного царства.

Есть и менее известные истории о Персефоне, в которых она выносит разные муки: висит три дня на Древе Мира, чтобы спасти души тех, кто сам недостаточно страдал и потому не сумел углубить свой дух. В сказке "Безрукая девица" можно услышать отголоски этой женской ипостаси Христа. Параллель становится еще более явной, если учесть, что Элизиум, место, где Персефона жила в царстве мертвых, означает "страна яблок": alisier – догалльское слово, обозначавшее ягоду, яблоко, – и Артуровский Аваллон означает то же самое. Безрукая девица напрямую связана с цветущей яблоней.

Таков древний шифр. Когда мы научимся его разгадывать, то увидим, что Персефона – из страны яблок; безрукая девица и цветущая яблоня – это одна и та же временная обитательница дикой страны. Из всего этого следует, что сказки и мифы оставили нам четкую карту знаний и практик прошлого и путь, которым нужно следовать в настоящем.

На этом заканчивается четвертое испытание безрукой девицы – можно было бы сказать, что девичья часть спуска завершена, поскольку она стала королевой жизни и смерти. Теперь она лунная женщина, которая знает, что происходит ночью; даже само Солнце должно прокатиться мимо ее подземных владений, чтобы обновиться для следующего дня. Но это еще не lysis, не конец. Мы лишь на середине превращения – это место, где нас задерживает любовь и откуда мы медленно ныряем в следующую бездну. Итак, вперед!

 

 

Этап пятый: терзания души

 

Король отправляется на войну в дальние страны и просит мать позаботиться о молодой королеве, а также наказывает ей послать ему весть, когда супруга родит дитя. Молодая королева производит на свет здорового младенца, и радостная весть уже в пути. Но гонец засыпает у реки, и тут снова появляется дьявол и подменяет письмо, которое теперь гласит: "Королева родила полуребенка‑полусобаку".

Король приходит в ужас, но шлет ответное письмо, в котором просит любить королеву и заботиться о ней в это страшное время. Гонец снова засыпает у реки, снова появляется дьявол и подменяет послание, в котором теперь говорится: "Убейте королеву вместе с ребенком". Старая мать, потрясенная этой просьбой, посылает гонца за подтверждением. Гонцы скачут взад и вперед и каждый раз засыпают у реки. Подметные письма дьявола становятся все ужаснее, и наконец последнее гласит: "Сохраните язык и глаза королевы как доказательство того, что она убита".

Королева‑мать отказывается убивать кроткую молодую королеву. Взамен она жертвует ланью, оставляет язык и глаза и прячет их. Она помогает молодой королеве привязать ребенка к груди, закрывает ей лицо накидкой и велит бежать, спасая жизнь. Женщины плачут и расстаются.

Как Синяя Борода, Ясон из мифа о золотом руне, идальго из "La Llorona" и другие сказочные и мифологические мужья и возлюбленные, король женится, а потом уезжает. Почему все эти мужья исчезают так быстро, вскоре после брачной ночи? В каждой сказке причина своя, но главный душевный факт везде одинаков: царственная энергия души отступает и исчезает, чтобы женщина смогла перейти к следующему этапу процесса – испытанию только что обретенного душевного состояния. Что до короля, то он не покинул супругу, ведь в его отсутствие за ней присматривает его мать.

Следующий шаг – образование связи между девушкой, старой Дикой Матерью и рождением. Происходит испытание любовной связи между девушкой и королем и между девушкой и старой матерью. Первая – это связь между противоположностями, вторая имеет отношение к любви, исходящей из глубинной женской Самости.

Отъезд короля – распространенный сказочный мотив. Если мы ощущаем не исчезновение опоры, а уменьшение близости этой опоры, то можем быть уверены, что скоро начнется пора испытаний: нам придется питаться лишь памятью души, пока не вернется любимый. В это время нашей единственной любовью станут сновидения, особенно самые яркие, самые пронзительные.

Вот типичные сны, которые, по рассказам женщин, очень поддерживали их во время следующего этапа.

Одной нежной и пылкой женщине средних лет приснилось, что она видит в глине очертания губ. Она ложится на землю, и губы шепчут ей какие‑то слова, а потом неожиданно целуют в щеку.

Другая женщина, которая очень много работала, увидела, казалось бы простой сон: что всю ночь она спала беспробудным сном. Она рассказывала, что проснувшись, почувствовала себя замечательно отдохнувшей: во всем организме не было ни единой мышцы, ни единого нерва, ни единой клетки, которая бы не была в полном порядке.

Еще одной женщине приснилось, что ей делают операцию на сердце. При этом над операционной не было кровли, так что вместо хирургической лампы было солнце. Женщина почувствовала, как лучи солнца коснулись ее обнаженного сердца, и услышала, как хирург сказал, что больше ничего делать не нужно.

Сны, подобные этим, являются переживаниями дикой женской природы и Того, Кто нас просветляет. Эмоционально, а часто и физически яркие, они несут в себе душевные состояния, которые можно сравнить с запасом продовольствия. Мы можем черпать из них, когда наша духовная пища оскудеет.

Когда король отбывает навстречу опасности, его душевное участие в спуске сохраняется благодаря любви и памяти. Девица понимает, что царственный принцип подземного мира предан ей и не покинет ее, как и было обещано перед их бракосочетанием. В эту пору женщина часто бывает "полна собой". Она беременна, то есть полна зарождающейся идеей о том, какой может стать ее жизнь, если она продолжит свой труд. Как мы увидим, это волшебное и мучительное время, потому что это лишь один цикл спуска, и за поворотом нас ожидает следующий.

Именно по причине зарождения новой жизни жизнь женщины снова спотыкается на краю обрыва и снова летит в бездну. Но на этот раз любовь внутреннего мужского начала и старой Дикой Самости будут служить для нее особенно надежной поддержкой.

От союза короля и королевы нижнего мира рождается дитя. Дитя, рожденное в нижнем мире, – волшебное дитя, обладающее всеми возможностями, связанными с нижним миром, к примеру, острым слухом и врожденным чутьем, но пока все это находится в зачаточном состоянии. Именно в эту пору странствия у женщины возникают ошеломляющие идеи – можно называть их грандиозными, – которые являют собой результат новых, юношеских взглядов и надежд. У очень молодых это может принять такое простое выражение, как обретение новых интересов и друзей. Для женщин постарше это может означать всю трагикомическую историю, связанную с разводом, новым браком и предполагаемым счастьем без конца.

Духовное дитя заставляет сорокапятилетнюю женщину‑домоседку лазать по горам. Духовное дитя заставляет женщину забросить свою жизнь, главной целью которой была забота о блеске полов, и поступить в университет. Это духовное дитя заставляет женщину, которая всю жизнь занималась невинными пустяками, выйти на дорогу, сгибаясь под тяжестью рюкзака.

В духовном смысле родить – значит стать собой, то есть нераздельной душой. До того, как в нижнем мире родится эта новая жизнь, женщина чаще всего думает, что все присутствующие в душе элементы и личности – это что‑то вроде шайки бродяг, которые то забредают в ее жизнь, то покидают ее. Рождение в подземном мире учит женщину: все, что ее касается, составляет ее часть. Иногда бывает трудно различить все аспекты души, особенно те склонности и потребности, которые мы считаем неприемлемыми. Задача полюбить свои непривлекательные стороны – это тоже своеобразный подвиг, ничуть не меньше тех, какие совершали героини сказок и мифов.

Порой мы боимся, что обнаружение в душе нескольких личностей может быть показателем душевного расстройства. Действительно, психически больные люди тоже ощущают в себе много личностей, отчетливо отождествляя себя с ними или ополчаясь против них, тогда как психически здоровый человек подходит ко всем своим внутренним личностям спокойно и разумно. Если использовать их с толком, это способствует росту и процветанию человека. Для большинства женщин опека и воспитание внутренних личностей – это творческая работа, способ познания, а не повод для беспокойства.

Итак, безрукая девица ждет ребенка, новую маленькую дикую личность. Беременный организм делает то, что хочет делать, то, что умеет. Новая жизнь завязывается, делится, набухает. На этом этапе душевного процесса женщина может пережить еще одну энантиодромию – психическое состояние, при котором все то, что некогда считалось ценным, теперь уже не так ценно, а кроме того, на смену ему могут прийти новые, непреодолимые устремления к странным и необычным зрелищам, переживаниям, занятиям.

Так, для многих женщин брак раньше был всем на свете. Теперь, в состоянии энантиодромии, они хотят вырваться на свободу: брак – это зло, брак – это чушь, брак – полное дерьмо. Поставьте вместо слова "брак" слова "любовник", "работа", "тело", "искусство", "жизнь" и "выбор" – и перед вами душевный настрой женщины в эту пору.

Но есть еще и страстные желания. Да! Женщине может страстно захотеться побыть у воды или лечь ничком, уткнуться носом в землю и вдыхать ее дикий аромат. Она может испытывать непреодолимое желание ехать навстречу ветру, желание что‑то посеять, что‑то прополоть, выдернуть что‑то из земли или посадить в землю, желание месить тесто и печь пироги, извозившись по локти в муке.

Ей может взбрести в голову бродить по холмам, перепрыгивая с камня на камень и пробуя голос у горных склонов. Ее может притягивать звездное ночное небо, когда звезды похожи на пудру, рассыпанную на черном мраморном полу. У нее может возникнуть ощущение, что она умрет, если не потанцует голой в грозу, не посидит в полной тишине, не вернется домой вся в чернилах, в краске, в слезах, в бликах лунного света.

Новая личность на подходе. Наша внутренняя жизнь, наша привычная жизнь вот‑вот изменится. Хотя это не значит, что необходимо затеять сумасшедшую уборку и выбросить приемлемые и в особенности – полезные аспекты своей жизни; это значит, что во время спуска верхний мир и его идеалы бледнеют, и нас ожидают временные беспокойство и неудовлетворенность, – ведь удовлетворенность, исполнение желаний переживают процесс рождения во внутренней реальности.

Того, чего мы так жаждем, никогда не смогут дать нам ни партнер, ни работа, ни деньги, ни новые приобретения. Мы жаждем иного мира, мира, который бы насытил нашу женскую жизнь. И это дитя, эту новую Самость, которую мы ожидаем, можно обрести только одним способом: терпением. Срок нашей жизни и работы в подземном мире идет своим чередом, а тем временем дитя зреет и скоро родится. В большинстве случаев его рождение предвещают женские сны: буквальные сны о новом ребенке, о новом доме, о новой жизни.

Теперь королева‑мать и молодая королева остаются вдвоем. Угадайте, кто она, королева‑мать? Все та же старая La Que Sabe. В женском бессознательном [28] королева‑мать олицетворяет и заботу, качество Деметры, и старость, качество Гекаты [29].

Во взаимоотношениях безрукой девицы и королевы‑матери мы слышим отзвук алхимического превращения женщины: девушка – мать – la curandera, старуха‑целительница. Обе представляют собой одно и то же психологическое уравнение. Хотя в этой сказке образ королевы‑матери получился несколько схематичным, как и образ девушки в начале истории, когда та, облачившись в белую рубашку и чертя мелом круг, выполняет ритуал, но она тоже знает древние ритуалы, и мы в этом еще убедимся.

Когда рождается дитя‑Самость, старая королева‑мать посылает к королю гонца с вестью о том, что молодая королева родила сына. Гонец кажется совершенно нормальным, но, приближаясь к речному потоку, он ощущает все большую сонливость и засыпает – и тут появляется дьявол. Это ключ, подсказывающий нам, что впереди душу ждет новое испытание – следующая задача, которую придется выполнить в подземном мире.

В греческих мифах в подземном мире протекает река Лета – выпив ее воды, человек забывает все, что он говорил и делал. С психологической точки зрения это означает стать равнодушным к реальной жизни. Гонец, который должен обеспечивать связь между этими двумя компонентами новой души, еще не способен одолеть гнездящиеся в психике гибельно‑искусительные силы. Связующая функция души ощущает сонливость, ложится, засыпает и все забывает.

А теперь угадайте, кто всегда тут как тут? Конечно же, старый охотник за девушками, голодный дьявол. Само слово "дьявол" дает основание утверждать, что эту сказку покрывают более поздние религиозные наслоения. В ней гонец, река и погружающий в забытье сон дают нам понять, что под строками, прямо под верхним слоем, таится древняя религия.

Такова была архетипическая модель спуска с начала времен, и мы тоже следуем этой извечной схеме. И у нас позади череда устрашающих задач. Мы видели дымное дыхание смерти. Мы одолели цепкие леса, ходячие деревья, ползучие корни, застилающий глаза туман. Мы – героини души, наши чемоданы наполнены медалями. Кто теперь может нас винить? Нам хочется отдохнуть. Мы многое вынесли и заслужили отдых. И вот мы ложимся. Рядом с живописной рекой. Священный процесс не забыт, а просто… просто… просто нам хочется устроить передышку, совсем ненадолго, только на минуточку закрыть глаза…

И не успеваем мы опомниться, как дьявол уже тут как тут, подменяет послание, предназначенное возбудить любовь и радость, на другое, способное вызвать только отвращение. Дьявол олицетворяет душевную напасть, которая с ухмылкой изводит нас, вопрошая: "Неужто теперь, когда тебя любят, ты вернулась к былой невинности и наивности? Теперь, когда ты родила? Неужели, дурочка, ты полагаешь, что твои испытания закончились?"

Но мы продолжаем мирно похрапывать, потому что находимся на берегу Леты. Это ошибка, которую совершают все женщины, и не однажды, а много раз. Мы забываем про дьявола. Письмо подменяют, и вместо победного "Королева родила прелестное дитя" в нем написано: "Королева родила полуребенка‑полусобаку". В другой версии этой же сказки подметное письмо еще более красноречиво: "Королева родила полуребенка‑полусобаку, так как в лесу совокуплялась со зверями".

Этот образ получеловека‑полусобаки не случаен. На самом деле это удивительный фрагмент древних религий, которые были распространены во всей Европе и Азии и основывались на поклонении Богине – в те времена обычно трехголовой. В разных системах эта богиня представлена в образах Гекаты, Бабы Яги, фрау Холле, Берхты, Артемиды и других. Каждая из них могла принимать облик собаки или была тесно связана с ней.

В древних религиях эти и другие величавые женские божества были хранительницами женских традиций посвящения и обучали женщин на всех стадиях жизни – девушки, матери, старухи. Рождение получеловека‑полусобаки – искаженное представление древних диких богинь, чья инстинктивная природа почиталась священной. Новая религия постаралась опорочить священный смысл тройственной Богини, утверждая, что богини спаривались с животными и поощряли к этому своих последовательниц.

Именно в это время архетип Дикой Женщины был свергнут с пьедестала и погребен глубоко под землей, а дикое женское начало стало приходить в упадок. Мало того, говорить о нем теперь можно было только шепотом и тайком. Нередко женщинам, которые продолжали любить старую Дикую Мать, приходилось опасаться за свою жизнь. И в конце концов знание о ней стало доходить до нас только в виде сказок и фольклора, в трансовых состояниях да в сновидениях. Спасибо Богу и за это.

Если в "Синей Бороде" мы узнали естественного хищника как существо, отсекающее женские идеалы, чувства и поступки, то здесь, в "Безрукой девице", мы знакомимся с гораздо более тонким, но чрезвычайно сильным аспектом хищника, с которым мы должны встречаться в собственной душе, а кроме того, все чаще и чаще – в своем внешнем окружении.

Из "Безрукой девицы" мы узнаем, что у хищника есть способность искажать человеческие впечатления и жизненно важные представления, необходимые нам для того, чтобы развить во внешней и внутренней жизни нравственную силу, широту видения и способность к ответственным поступкам. В "Синей Бороде" хищник никому не дает жить. В "Безрукой девице" дьявол позволяет жить, но пытается помешать женщине восстановить связь с глубоким знанием инстинктивной природы, которое содержит в себе автоматическую правильность восприятия и действия.

Поэтому, когда в сказке дьявол подменяет письмо, это в каком‑то смысле можно считать подлинным описанием некоего исторического события, которое имеет особую актуальность для современных женщин, выполняющих душевный труд – спуск и осознание. Удивительно, но многие аспекты общества (я имею в виду коллектив и господствующую систему убеждений группы людей, живущих достаточно близко для того, чтобы оказывать друг на друга влияние) до сих пор поступают по отношению к внутренней работе, личной жизни и душевным процессам женщины так же, как это делает дьявол. Изымая одно, препятствуя другому, тут подрезая корень, там затыкая отверстие, "дьявол" в обществе и хищник в женской душе вынуждают многие поколения женщин трепетать от страха и все же скитаться наугад, не имея ни малейшего представления о причинах этого или о том, что они утратили дикую природу, которая могла бы им все открыть.

Это правда, что хищник любит свою добычу, то есть жаждет души, тоскует по ней или имеет какую‑то другую слабость, но сказки показывают нам, что хищника также привлекает сознание, обновление, спасение и вновь обретенная свобода. Стоит ему учуять все это, и он тут как тут.

Хищника изобличает бесчисленное множество сказочных текстов – есть они и в этой сказке, и в других, а также в мифах: греческом об Андромеде и ацтекском о Малинче. Его извечные уловки – опорочить цель противника, использовать пренебрежительные слова для описания жертвы, а также туманные суждения, предписания и незаконные кары. Все эти способы хищник использует для того, чтобы заменить животворящие вести, которыми обмениваются душа и дух, на умерщвляющие, которые ранят наше сердце, пятнают стыдом и, что еще плачевнее, мешают нам совершать правильные поступки.

Можно привести много примеров того, как хищник формирует принятые в обществе мысли и чувства с целью похитить у женщин свет. Один из самых поразительных примеров утраты естественного восприятия – целые поколения женщин, чьи матери нарушили традицию обучения, подготовки своих дочерей и посвящения их в такой важный физический аспект женской жизни, как менструации. [30] В нашем обществе, как и во многих других, дьявол изменяет весть так, чтобы первое кровотечение и все последующие его циклы стали восприниматься не как чудо, а как унижение. В итоге миллионы молодых женщин утратили это наследие – чудесное тело – и стали ощущать себя умирающими, больными или наказанными Богом. Общество и составляющие его люди подхватили это фальсифицированное послание дьявола, не удосужившись его проверить, и принялись передавать друг другу. Последствия оказались самыми серьезными: женскую пору обостренной эмоциональной и сексуальной восприимчивости люди превратили в пору стыда и наказания.

Из этой истории видно: если хищник внедряется в культуру, будь то душа или общество, различные аспекты или члены этой культуры должны призвать на помощь острую проницательность, должны читать между строк, быть начеку, чтобы не стать жертвами возмутительных и одновременно волнующих притязаний хищника.

Там, где ощущается избыток хищника и недостаток дикой души, экономические, социальные, эмоциональные и религиозные структуры общества постепенно вносят искажения в самые сокровенные ресурсы как духовной, так и земной жизни. Естественные циклы, истощаясь, принимают неестественный вид, их терзают неразумным применением или умерщвляют. Ценность дикого и интуитивного принижается, делаются мрачные выводы о мнимой опасности инстинктивной природы. И тогда, избавившись от подлинной святости и подлинного смысла, в качестве высших ценностей провозглашают разрушительные и мучительные методы и средства.

Но как бы дьявол ни лгал, пытаясь подменить прекрасные вести о подлинной жизни женщины вестями коварными, завистливыми и губительными для жизни, мать короля видит, что происходит на самом деле, и отказывается пожертвовать дочерью. Если перевести это на современный язык, она не станет затыкать дочери рот, не станет мешать ей высказывать правду, не станет учить ее преуменьшать свои достоинства ради большей выгоды. Рискуя навлечь на себя кару, эта дикая мать из подземного мира делает то, что считает самым разумным. Она не вступает в сговор с хищником, а побеждает его тем же оружием – хитростью. Она не сдается. Она знает, что такое целостность, знает, что нужно женщине для процветания, знает все повадки хищника, знает, как с ним справиться. Даже под нажимом самых лживых вестей, исходящих от души или общества, даже если хищник в душе или в обществе пользуется полной свободой, мы всегда можем услышать ее подлинные дикие советы и следовать им.

Именно это узнают женщины, когда докапываются до дикой инстинктивной природы, когда завершают труд сокровенного посвящения и развития сознания. Развивая способность безупречно видеть, слышать, жить и действовать, они обретают колоссальные возможности. Они учатся искать хищника – а не отгонять его, игнорировать или быть с ним милой. Они изучают проделки и личины хищника и образ его мышления. Они учатся "читать между строк" во всем, что касается вестей, запретов, ожиданий или обычаев, которые были искажены и из подлинных превратились в средства манипуляции. И тогда, откуда бы нам ни грозил хищник – из собственной души, из окружающего общества или с обеих сторон, – мы бдительны, готовы дать ему отпор и поступить так, как необходимо.

В этой сказке дьявол олицетворяет все то, что искажает понимание сокровенных процессов женской души. Ведь для того, чтобы травить души женщин, не обязательно быть Торквемадой [31]. Их можно травить из лучших побуждений, насаждая новые, неестественные порядки, которые, если позволить им зайти слишком далеко, отнимают у женщины питающую ее дикую природу и способность формировать свою душу. Женщина не должна жить так, будто она родилась в десятом веке, и все же старое знание – это знание на все времена, вечная, бессмертная наука, которая и через пять тысяч лет будет такой же ценной, как сегодня и как пять тысяч лет назад. Это архетипическое знание, а над таким знанием время не властно. Но полезно помнить и о том, что над хищником оно тоже не властно.

Здесь есть еще один, совсем иной смысл: поскольку тот, кто подменяет вести, – это извечная, существующая в душе и в обществе противоборствующая сила, она естественно противостоит новому ребенку‑Самости. При этом происходит нечто парадоксальное: поскольку мы должны реагировать, чтобы эту силу победить или уравновесить, сама борьба придает нам невиданные силы. В ходе личной душевной работы мы постоянно получаем от дьявола подметные письма, в которых вместо "я хорошая" стоит "я посредственная", вместо "я занимаюсь важнейшей работой" – "я занимаюсь никчемной работой", вместо "я становлюсь другой" – "у меня ничего не выходит", вместо "я храбрая" – "я трусиха", вместо "я мудрая" – "мне стыдно за себя". Они нас смущают, если не сказать больше.

Итак, мать короля вместо молодой королевы приносит в жертву лань. В душе, как и в обществе, можно наблюдать странное психическое явление. Дьявол показывается не только в тех случаях, когда люди терпят голод и лишения, но пророй тогда, когда происходит что‑то невероятно прекрасное – в данном случае, рождение прелестного младенца. Хищника всегда притягивает свет, а где он найдет больше света, чем у истоков новой жизни?

Но в душе есть и другие разрушительные силы, которые тоже пытаются унизить или опорочить новое. Когда женщина знакомится с подземным миром, этому сопутствует непреложный душевный факт: как только рождается что‑то прекрасное, сразу же, пусть только на время, возникает что‑то гнусное, завистливое, выражающее непонимание или презрение. Один или несколько настойчивых хулителей назовут новорожденного дауном, назовут уродом и подвергнут осуждению. Рождение нового заставляет комплексы – враждебного отца, враждебную мать и другие враждебные существа – восстать с душевной свалки и попытаться по меньшей мере подвергнуть новый порядок острой критике, а прежде всего – постараться задавить женщину и ее новорожденное потомство, идею, жизнь или мечту.

Это все тот же старый сценарий, которым пользовались в древности такие отцы, как Кронос, Уран и Зевс, вечно пытавшиеся съесть или изгнать своих потомков, движимые каким‑то смутным страхом, что дети одержат над ними верх. Юнг назвал бы эти разрушительные силы комплексом, присутствующей в душе организованной совокупностью чувств и представлений, которая не осознается эго, а потому способна в большей или меньшей степени одержать над нами верх. В психоаналитической среде в качестве противоядия предлагается выявление своих слабых и сильных сторон – тогда комплекс не сможет действовать по инерции – стихийно и непредсказуемо.

Фрейд сказал бы, что источник этой разрушительной силы – Оно: темная, неопределенная и бесконечная страна души, где, разбросанные, как обломки после крушения, ослепшие от недостатка света, живут все забытые, подавленные и отвлекающие идеи, побуждения, желания и действия. В этой психоаналитической среде разрешить проблему можно, если вспомнить исходные мысли и побуждения, привести их в сознание, описать, дать имена и классифицировать, чтобы извлечь их силу.

В некоторых исландских сказках говорится, что иногда этой обитающей в душе волшебной разрушительной силой может быть Брак, ледяной человек. Есть древнее сказание, в котором повествуется о безупречном убийстве. Брак, ледяной человек, убивает женщину, которая не отвечает ему взаимностью. Он убивает ее сосулькой, имеющей форму кинжала. На следующий день выходит солнце, и сосулька тает, как и сам ледяной человек, после чего не остается орудия, которое изобличило бы убийцу. И от убийцы тоже ничего не остается.

 

Зловещий образ ледяного человека из мира мифов имеет ту же сверхъестественную способность исчезать и появляться, что и комплексы человеческой души, и те же повадки, что у дьявола из сказки о безрукой девице. Вот почему появление дьявола так дезориентирует посвящаемую. Как и ледяной человек, он возникает из ниоткуда, выполняет свою смертоносную работу и исчезает, превращается в ничто, не оставляя никакого следа.

Однако в этой истории есть замечательный ключ: если вам кажется, что вы утратили свое предназначение, свой задор, если ощущаете смятение, легкую растерянность, поищите дьявола, ловца душ, у себя внутри. Если не удается увидеть, услышать, поймать его с поличным, сделайте вывод, что он занят своим делом, и главное – будьте бдительны, как бы вы ни устали, как бы вас ни одолевала сонливость, как бы вам ни хотелось закрыть глаза на свой истинный труд.

На самом деле, когда у женщины есть комплекс дьявола, это происходит именно так. Она живет‑поживает, занимается своим делом, и вдруг – бах! – выскакивает дьявол, и все ее хорошее дело разом теряет энергию, начинает хромать, задыхаться и в конце концов гибнет окончательно. То, что можно назвать комплексом демона, использует голос эго, нападает на наше творческое начало, на наши замыслы и мечты. В сказке он проявляется как нелепая попытка обесценить женское ощущение мира земного и мира подземного посредством раскола естественного conjunctio, соединения, рационального и мистического. Дьявол лжет, утверждая, что итогом пребывания женщины в подземном мире стало животное: в действительности им стало прекрасное дитя.

Когда разные святые писали о том, что для сохранения веры в избранного Бога им пришлось бороться, ночи напролет отражая нападения дьявола, который обжигал их уши словами, призванными ослабить их решимость, сотрясал их глаза зрелищами ужасных призраков, волочил их душу по битому стеклу, – они имели в виду именно это: выскакивающего из засады дьявола. Цель этой душевной засады – подорвать вашу веру не только в самое себя, но и в ту скрупулезную и тонкую работу, которую вы выполняете в бессознательном.

Чтобы в такое время идти дальше, необходимо изрядное количество веры, но мы должны идти – и идем. Король, королева и мать короля – все элементы души тянут в одном направлении, в нашем направлении, и мы должны упорствовать вместе с ними. В этот момент работа вступает в свою завершающую стадию. Бросить ее теперь – неразумно и к тому же мучительно.

Король нашей души обладает стойкостью. Его не собьешь с ног первым же ударом. Он не замкнется, тая ненависть и месть, как хотелось бы дьяволу. Король, который так любит свою жену, потрясен лживой вестью дьявола, однако шлет ответное письмо, в котором призывает заботиться о королеве и младенце в его отсутствие. Это испытание нашей внутренней уверенности: могут ли две силы сохранить связь, даже если одну из них объявляют мерзкой и презренной? Сможет ли другая остаться рядом, несмотря ни на что? Сможет ли союз уцелеть, несмотря на старательно зароненные семена сомнения? До сих пор ответом было "да". Проверка возможности скрепленного вечной любовью брака между диким подземным миром и земной душой завершилась весьма впечатляюще.

Возвращаясь в замок, гонец снова засыпает у реки, и дьявол подменяет письмо на приказ убить королеву. Хищник надеется, что душа разделится на два полюса и сама себя истребит, целиком отвергнув один из своих аспектов, самый важный, только что пробудившийся, – знающую женщину.

Мать короля приходит в ужас от этого послания, и они с сыном вступают в длительную переписку, в которой каждый пытается выяснить смысл полученной вести, пока наконец дьявол не подменяет послание короля на письмо, которое гласит: "Убейте королеву и сохраните глаза и язык в качестве доказательства ее смерти".

Здесь мы видим девушку без мирской хватки, без рук, поскольку дьявол добился, чтобы их отрубили. Теперь он настаивает на дальнейшей ампутации. Он хочет лишить ее способности изрекать и видеть истину. Мы знаем, что имеем дело с дьяволом, и все же его требование заставляет нас затаить дух. Ведь то, что он хочет увидеть, постоянно происходит – именно такое поведение отягощает женщин с незапамятных времен. Он хочет, чтобы женщина подчинилась запретам: "Не смей видеть жизнь такой, как она есть. Не смей понимать циклы жизни и смерти. Не смей следовать своим желаниям. Не смей говорить обо всех этих диких вещах".

Старая Дикая Мать, которую олицетворяет мать короля, разгневана требованиями дьявола. "Слишком много хочет!" – заявляет она. Она просто отказывается выполнять его приказы. Если речь идет о женской работе, душа говорит: "Это слишком. Этого я не могу терпеть и не буду". В результате полученного при этом посвящении духовного опыта, которому сопутствует испытание на выносливость, душа начинает действовать более трезво.

Старая Дикая Мать могла бы подобрать юбки, оседлать пару лошадей и поскакать к сыну, чтобы узнать, что на него нашло, зачем он велел убить прелестную молодую королеву и первенца, но она этого не делает. Взамен, поступая согласно освященному веками обычаю, она отсылает юную женщину, проходящую обряд посвящения, в следующее место посвящения – в леса. В некоторых обрядах таким местом бывала пещера или подножие горы, но в подземном мире, где преобладает символ дерева, это чаще всего лес.

Поймите, что это означает: отсылая девицу на новое место посвящения, королева‑мать следовала бы естественному ходу событий, даже если бы дьявол не выскочил из засады и не подменил письмо. На этапе спуска есть несколько мест посвящения, которые следуют одно за другим, и каждое несет свой урок и свое утешение. Можно сказать, что дьявол практически гарантирует, что мы ощутим потребность встать и поспешить к следующему месту.

Вы помните, после родов наступает естественная пора, когда считается, что женщина принадлежит к подземному миру. Она покрыта его пылью, увлажнена его влагой; во время родов она заглянула в тайны жизни и смерти, боли и радости [32]. Поэтому она временно находится "не здесь", а все еще "там". Чтобы вернуться, ей нужно время.

Девица похожа на только что родившую женщину. Она поднимается с родильного кресла в подземном мире, где дала жизнь новым идеям, новому взгляду на жизнь. Теперь она окутана покрывалом, ее дитя у груди, и она снова отправляется в путь. В версии сказки "Безрукая девица", принадлежащей братьям Гримм, ребенок – мальчик, а зовут его Печальник. Но в религиях Богини духовное дитя, родившееся от союза женщины с королем подземного мира, носит имя Радость.

Здесь мы снова видим след древней религии. После того, как у девицы родилась новая самость, мать короля отправляет молодую королеву в долгое посвящение, которое, как мы увидим, познакомит ее с циклами, характерными для женской жизни.

Старая Дикая Мать дает девице двойное благословение: она привязывает дитя к полным молока грудям матери, – пусть дитя‑Самость получает пищу, что бы ни случилось дальше. Потом, поступая в традиции культов древней Богини, она закутывает девицу в покрывало – первейшее одеяние, которое Богиня надевает, когда отправляется в священное паломничество, желает остаться неузнанной или не хочет, чтобы ее отвлекали от цели. В Греции многочисленные скульптуры и рельефы изображают участниц Элевсинских мистерий, когда они, окутанные покрывалами, ждут следующего этапа посвящения.

Что означает этот символ, покрывало? Он показывает, что спрятаться и замаскироваться – это разные вещи. Он также учит нас секретности, замкнутости, умению не выдавать свою тайную природу. И еще он имеет отношение к сохранению эроса и тайны дикой природы.

 

Иногда нам бывает не по силам долго держать свою новую жизненную энергию в преобразующем тигле, чтобы что‑то приобрести. Мы должны держать ее при себе, не отдавая по первому требованию или по любому случайному поводу, даже если нам внушают, что следует открыть крышку и вылить нашу самую сокровенную душевную энергию в чужие рты или на землю.

Окутать что‑то покрывалом – значит усилить его действие или ощущение. Женщины знают это как свои пять пальцев. Моя бабушка говорила: "занавесить миску". Это значило накрыть миску с тестом белой салфеткой, чтобы дать ему подняться. Покрывало для теста и покрывало для души выполняют одну и ту же функцию. Во время спуска происходит сильное брожение женской души, мощный подъем. Если накрыть ее покрывалом, это обостряет мистическую интуицию. Сквозь покрывало все люди выглядят призраками, все события и предметы – как на рассвете или во сне.

В шестидесятые годы женщины занавешивали себя волосами. Они отращивали их очень длинными и использовали как занавеску, как способ закрыть лицо – как будто мир был слишком распахнутым, слишком голым, и волосы могли обеспечить их ранимой самости уединение и защиту. На Среднем Востоке есть танец с покрывалами и, конечно, современные женщины‑мусульманки носят покрывала. Платки восточно‑европейских женщин и трахес, [51] которые носят женщины Центральной и Южной Америки – это тоже остатки покрывал. Кстати, индийские женщины тоже носят покрывала, как и африканские.

Обозрев нашу планету, я даже стала слегка жалеть современных женщин, которые не носят покрывал. Ведь быть свободной и носить покрывало, если захочется, – значит хранить в себе силу Загадочной Женщины. Видеть такую женщину под покрывалом – очень яркое ощущение.

Однажды я наблюдала зрелище, которое на всю жизнь сделало меня поклонницей покрывал: моя кузина Ева готовилась к вечернему свадебному торжеству. Я, тогда восьмилетняя, сидела на ее чемодане: венок успел сбиться набок, один носок натянут, другой съехал и спрятался в туфле. Сначала она надела длинное белое атласное платье, которое на спине застегивалось на сорок обтянутых атласом пуговок, потом длинные белые атласные перчатки, на каждой из которых красовалось десять обтянутых атласом пуговок. Потом набросила на прелестное личико и плечи фату – длинное, до полу, покрывало. Тетушка Тереза принялась оправлять фату, бормоча под нос обращенные к Богу молитвы, чтобы все обошлось наилучшим образом. Дядюшка Себастьян застыл в дверях, потому что Ева уже не была смертной. То была Богиня. Сквозь фату ее глаза отливали серебром, волосы мерцали звездами, рот пылал алым бутоном. В ней были внутренняя сосредоточенность, собранность, сила и приличествующая случаю недоступность.

Некоторые называют покрывалом девственную плеву. Другие говорят про покров иллюзии. Но это не все. Как ни парадоксально, хотя покрывало использовали, чтобы скрыть свою красоту от чужой похоти, оно же – предмет из арсенала роковой женщины. При соответствующей внешности надеть соответствующее покрывало в соответствующее время в присутствии соответствующего любовника – значит выпустить такой заряд знойной чувственности, от которого перехватывает дыхание. В женской психологии покрывало символизирует способность принимать любой облик, выражать любую сущность.

В женщине под покрывалом есть какая‑то поразительная нуминозность. Она вызывает такое благоговение, что все встречные замирают на месте, настолько пораженные ее призрачным величием, что даже не смеют к ней обратиться. В сказке девица, перед тем как отправиться в путь, закутана в покрывало, а значит, недосягаема. Никто не осмелится поднять покрывало без ее разрешения. После всех посягательств дьявола она снова под защитой. Женщины тоже проходят такое превращение. Когда они пребывают в подобном состоянии, чуткие люди знают, что в их душевное пространство не следует вторгаться.

Итак, после всех полученных душой лживых вестей, и даже в изгнании, нас защищает некая высшая мудрость, некое великолепное и питательное одиночество, которое возникло благодаря нашей связи со старой Дикой Матерью. Мы снова в пути и при этом в безопасности. Надетое покрывало – знак нашей принадлежности к Дикой Женщине. Мы ее дочери, и, хоть и не являемся недосягаемыми для мира, но она все же удерживает нас от полного погружения в повседневность.

Нас не ослепляют увеселения верхнего мира. Мы скитаемся, чтобы найти в бессознательном свое место, свой родной дом. Поскольку плодовые деревья в цвету сравнивают с девушками в прозрачных покрывалах, мы вместе с девицей становимся теперь цветущими яблонями, которые бродят в поисках родного леса.

Убийство оленя некогда было обрядом возрождения, в котором предводительствовала старая женщина, вроде матери короля, ибо она являлась признанной "провидицей" циклов жизни и смерти. В жертвенном убийстве лани мы снова видим следы старой религии. Жертвоприношение оленя – древний обряд, цель которого – высвободить кроткую и в то же время стремительную энергию животного.

Считалось, что священное животное, как и женщина в процессе спуска, способно пережить самую холодную и суровую зиму, что олени прекрасно могут кормиться, размножатся и жить, следуя врожденным природным циклам. Возможно, участники ритуала принадлежали к одному роду, и смысл жертвоприношения состоял в том, чтобы научить посвящаемых искусству смерти, а также наделить их качествами самого дикого животного.

Перед нами снова жертва, двойное рубедо – в сущности, кровавое жертвоприношение. Сначала приносят в жертву оленя, который в роду Дикой Женщины является священным животным. В древних обрядах убить оленя вне связи с циклом – значило причинить ущерб старой Дикой Матери. Убийство животных – опасное занятие, поскольку облик животных могут принимать разные безобидные и полезные существа. Считалось, что, убив такое существо вне связи с циклом, человек нарушает тонкое равновесие в природе и навлекает на себя поистине ужасную кару силы.

Но еще важнее то, что в жертву принесена лань – одно из животных, принадлежащих Матери, символ совокупности женского знания. Тогда, вкушая плоть этого существа и надевая его шкуру для тепла и чтобы продемонстрировать принадлежность к роду, человек сам становится этим существом. Такой ритуал существовал с незапамятных времен. Сохранить глаза, уши, рога и разные внутренние органы значило обрести способности, символами которых являются их функции: выносливое тело, умение видеть и слышать на большом расстоянии, передвигаться с большой быстротой, привлекать себе подобных и т.д.

Второе рубедо происходит, когда девица разлучается и с доброй старой матерью, и с королем. Это период, когда необходимо хранить память, упорствовать в поисках пищи духовной, даже если мы разлучены с силами, которые поддерживали нас прежде. Мы не можем вечно пребывать в блаженстве совершенного союза. Для большинства из нас такой путь неприемлем. Наше дело – пережив в какой‑то момент разлуку с этими чрезвычайно стимулирующими силами, сохранить сознательную связь с ними и перейти к следующей задаче.

Конечно, мы можем задержаться на каком‑то особо привлекательном аспекте душевного союза и попытаться остаться с ним навеки, присосавшись к священной груди. Это не значит, что питание губительно. Совсем наоборот, в пути питание абсолютно необходимо, причем в изрядном количестве. Если его нет в достаточном количестве, искатель теряет энергию, впадает в уныние и от слабости переходит на шепот. Но если мы останемся в излюбленном месте души, где нас окружает только красота, только блаженство, индивидуация замедлит темп до черепашьего. Суровая правда такова: чтобы перейти на следующий этап процесса, нам придется расстаться – хотя бы на время – с теми священными силами, которые мы находим в собственной душе.

Как и в сказке, где две женщины со слезами прощаются, мы должны попрощаться с драгоценными внутренними силами, которые нам безмерно помогли. Потом, прижимая к сердцу и груди новорожденную Самость, мы выходим на дорогу– Девица снова в пути, она бредет к густым лесам, свято веря, что из этого просторного зеленого зала появится нечто – что‑то необходимое для созидания души.