Удовольствие (расширение) и страх (сжатие) - исконные противоречия вегетативной жизни

В 1933 г. мое представление о единстве функционирования телесного и душевного прояснилось и еще в одном отношении.

Принципиально важные биологические функции расширения и сжатия сочетались с телесным так же, как и с душевным. Выявились два ряда эффектов, противоположных друг другу. Их элементы представляли различную глубину биологического функционирования.

Размышление позволяет сделать вывод о том, что импульсы и ощущения не порождаются нервами, а только передаются ими. Импульсы и ощущения являются проявлением биологического функционирования всего организма. Они имеют место во всех живых системах еще задолго до формирования сколько-нибудь организованной нервной системы. Простейшие демонстрируют, в принципе, те же действия и импульсы, что и многоклеточные, хотя и не имеют организованной субстанции нервных клеток[17]. Большая заслуга Крауса и Цондека заключалась в доказательстве того, что функционирование автономной нервной системы может быть не только возбуждено или уменьшено химическими веществами, но и заменено ими.

На основании своих экспериментов Краус пришел к выводу, в соответствии с которым при воздействии нервных импульсов и электролитов на биологическую систему происходит взаимообмен с точки зрения гидратации и дегидратации, являющихся главной функцией всего живого.

Теперь из изложенного выше мы знаем, что все биологические функции и ощущения органов объясняются расширением (растяжением, удлинением) и сжатием (округлением, сужением).

Каковы же отношения этих основных функций с автономной нервной системой? Исследовав сложные процессы вегетативного возбуждения органов, можно сказать о том, что действие вагуса (парасимпатикуса) всегда проявляется там, где имеют место растяжение, удлинение, кровенаполнение, расширение и удовольствие. Напротив, симпатические нервы повсюду функционируют в тех случаях, когда организм сжимается и сокращается, когда кровенаполнение уменьшается, когда проявляются бледность, страх и боль. Сделав еще один шаг, мы понимаем, что вагус соответствует направлению расширения «из себя к миру», удовольствию и радости, симпатикус же — сжатия «от мира назад в себя», печали и неудовольствию. Жизненный процесс проходит в постоянной смене расширения и сжатия.

Дальнейшие рассуждения позволяют сделать вывод о том, что вагическая и сексуальная функция, с одной стороны, и симпатическая функция, то есть функция неприятного ощущения или страха, с другой, идентичны по своему механизму. Мы видим, что в момент переживания удовольствия сосуды расширяются к периферии, кожа краснеет, а ощущаемое удовольствие доходит до состояния высшего сексуального экстаза и, напротив, в момент страха одновременно проявляются бледность, сжатие сосудов и неприятное ощущение. В состоянии удовольствия «сердце расширяется» (вагическое расширение), пульс бьется спокойно и полно. В состоянии страха «сердце судорожно сжимается», бьется быстро и напряженно. В первом случае оно должно наполнять кровью расширенные, а во втором суженные сосуды, поэтому в первом случае должно выполнять легкую работу, во втором — тяжелую. В первом случае кровь легко распределяется по преимущественно расширенным сосудам, во втором сжавшиеся сосуды затрудняют движение крови. Так мы непосредственно понимаем, вследствие чего возникают сжатия сердца. Картина этого состояния наблюдается при так называемой сердечно-сосудистой гипертонии, серьезно занимающей медиков. Эта гипертония соответствует общему симпатикотоническому состоянию сжатия организма.

На уровне целостного организма синдромы страха и удовольствия проявляются следующим образом:

На психическом уровне биологическое расширение воспринимается как удовольствие, сжатие — как неприятное чувство. В сфере влечений расширение и сжатие функционируют как половое возбуждение и страх. В глубоком психологическом слое расширение и сжатие вызываются деятельностью соответственно вагуса и симпатикуса. Согласно данным Крауса и Цондека, функция вагуса может быть заменена воздействием группы ионов калия, а функция симпатикуса — группы ионов кальция. Так создается убедительная и впечатляющая картина единого функционирования — от высочайшего психического ощущения до глубочайшего биологического реагирования, которая может быть наглядно представлена следующими рядами:

На основе понятой таким образом — в единстве и одновременной противоположности — функции телесного и душевного прояснились некоторые непонятные до сих пор противоречия автономной иннервации. До сих пор автономная иннервация организма казалась внутренне расщепленным и неупорядоченным явлением. Так, сокращение одних мышц вызывается парасимпатической нервной системой, других — симпатикусом. Функции желез возбуждаются в одном случае парасимпатикусом (половые железы), в другом — симпатикусом (потовые железы). Сопоставление симпатической и парасимпатической иннервации автономно функционирующих органов еще сильнее выражает кажущееся отсутствие закономерности.

В процесс поиска доказательств существования двух направлений биоэлектрической энергии незамеченной вкралась констатация, которой мы до сих пор уделяли мало внимания. Теперь, когда однозначно описана вегетативная периферия, не определено только место, где концентрируется биоэлектрическая энергия, когда наступает состояние страха. Должен существовать вегетативный центр, от которого исходят и к которому возвращаются потоки биоэлектрической энергии. Поставив этот вопрос, мы рассмотрели известные факты физиологии. В области живота, известном вместилище эмоций, располагаются генераторы биопсихической энергии. Это большие центры автономной нервной системы — прежде всего солнечное сплетение, поджелудочное сплетение и Франкенхаузерово генитальное сплетение. Взгляд на таблицу анатомического атласа с изображением вегетативной нервной системы убеждает в том, что наиболее плотные вегетативные сплетения расположены в надчревной области живота и области гениталий.

Попытка внести смысл в кажущееся отсутствие закономерности удалась потому, что я исследовал вегетативную иннервацию соответствующего органа каждый раз с учетом биологического расширения (открытие, растяжение) или сужения (блокирование) всего организма. Другими словами, я ставил перед собой вопрос о том, каково было бы естественное поведение соответствующего органа в состоянии страха или удовольствия и каким образом должна была бы при этом поступить автономная иннервация. Соотнесенная с общей функцией организма иннервация, казавшаяся противоречивой, предстала явлением вполне закономерным и понятным.

Это можно наиболее четким образом показать на примере противоположности иннервации сердца — «центра» и сосудов и мышц — «периферии». Вагус способствует движению крови на периферии в результате расширения сосудов и тормозит функцию сердца. Симпатикус же, сужая периферические сосуды, затрудняет движение крови на периферии, а активность сердца стимулирует. При взгляде на организм в целом кажущееся противоречие в иннервации сердца и сосудов становится вполне понятным, ведь в момент страха сердцу приходится преодолевать торможение на периферии, а если переживается удовольствие, то сердце может работать спокойно и медленно. Между центром и периферией существует функциональная противоположность.

Симпатическая функция при чувстве страха едина и рациональна, если тот же нерв, который тормозит действие слюнных желез, способствует и выбросу адреналина, то есть мобилизации для преодоления страха. То же наблюдается и при функционировании мочевого пузыря, при страхе: нервная система возбуждает мышцу, препятствующую мочеиспусканию, расслабляет или препятствует функционированию мышцы, обусловливающей мочеиспускание. Вагус действует противоположным образом. Следовательно, при взгляде на весь организм становится осмысленным ваготоническое сужение зрачка и радужной оболочки при ощущении приятного. Острота зрения в этом случае усиливается и, напротив, снижается при расширении, параличе зрачка, вызванном страхом.

Объяснение автономной иннервации основными биологическими функциями расширения и сужения всего организма было, конечно, важным шагом вперед и одновременно хорошо выдержанным экзаменом на пригодность моей биологической гипотезы. В соответствии с ней вагус всегда иннервирует органы, если весь организм находится в состоянии приятного расширения или открытия. При этом безразлично, вызывает он напряжение или снимает его. Напротив, симпатикус возбуждает соответствующий орган биологически целесообразно в том случае, если весь организм находится в состоянии сжатия или закрытия Жизненный процесс, в особенности дыхание, осмысливается, следовательно, как состояние колебания организма между вагусным расширением (экспирацией) и симпатическим сжатием (инспирацией). Делая эти теоретические выводы, я представлял себе ритмику движения амебы, медузы или сердца животного. Функция дыхания слишком сложна, чтобы ее можно было вкратце изложить здесь в соответствии с новой информацией.

Если биологическое состояние колебания в том и другом направлении нарушается, если преобладает функция расширения или сжатия, то должно проявиться нарушение общего биологического равновесия. Длительное сохранение расширения равнозначно общей ваготонии. Напротив, длительное сохранение сжатия, вызванного страхом, дает картину симпатикотонии. Так все физические состояния, известные клиницистам в качестве сердечно-сосудистой гипертонии, становятся понятными как состояние хронически зафиксированного симпатикотонического страха. В центре общей симпатикотонии действует страх оргазма, то есть страх перед расширением и непроизвольным сокращением.

В физиологической литературе было очень много исследований о разнообразных фактах иннервации. Опубликованы также их результаты. Заслуга сексуально-экономической теории заключалась не в открытии новых фактов в данной сфере, а в том, что всем известные способы иннервации удалось объяснить универсальной биологической формулой. Теория оргазма могла гордиться существенным вкладом, внесенным ею в понимание физиологии организма. Осуществленная ею унификация привела к открытию новых фактов.

Я написал небольшую монографию «Исконные противоречия вегетативной жизни» и опубликовал ее в издававшемся после разрыва с Международным психоаналитическим объединением «Журнале сексуальной экономики и политической психологии». Это было в Дании в 1934 г. Лишь через много лет она нашла признание в кругах биологов и психиатров.

О тяжелых событиях, разыгравшихся на XIII психоаналитическом конгрессе в августе 1934 г. в Люцерне, подробно сообщал «Журнал сексуальной экономики», так что я здесь могу позволить себе быть кратким, дав только общее представление. Приехав в Люцерн, я узнал от секретаря Немецкого общества психоаналитиков, в котором я тогда состоял, о своем исключении, последовавшем уже в 1933 г., после моего переселения в Вену. Меня не известили о происшедшем, и никто не счел необходимым сообщить мне мотивы такого решения. Я узнал в конце концов, что моя работа по массовой психологии, направленная против фашистского иррационализма («Массовая психология фашизма», 1933 ), поставила меня в слишком уязвимое положение, так что я оказался не ко двору в Обществе психоаналитиков. Четыре года спустя Фрейду пришлось бежать из Вены в Лондон, а психоаналитические группы были уничтожены фашистами. Ради сохранения независимости я отказался позже вступить в норвежскую группу, что позволило бы снова стать членом международной организации. В условиях всеобщего замешательства только один психоаналитик дошел до остроумной идеи о том, что я болен шизофренией. Он с воодушевлением оповещал весь мир о поставленном им диагнозе.

Впоследствии я избегал контакта с прежними коллегами, поведение которых было не лучше и не хуже, чем обычно в таких случаях. Оно было обычным и не вызывало интереса. Замалчивание больше не обходится без изрядной дозы банальностей. Так как я знал, что у меня в руках был ключ к биологической функции невроза, непорядочность не могла меня смутить.