Постъюнгианские взгляды на развитие в раннем возрасте

Читатели, вероятно, отметили, что существует противопос­тавление теорий Фордхама и Нойманна. Например, мы видели в главе 3, насколько различны их взгляды на эго-сознание. В гла­ве 4 стало ясно, что оба теоретика имеют различные концепции самости. В некоторой степени их теоретическое противопостав­ление происходит из того парадоксального факта, что они оба решили восполнить пробел, который они усматривали в аналити­ческой психологии, связанный с нежеланием Юнга систематизи­ровать свои идеи относительно развития в раннем возрасте. Тем не менее, mutatis mutandis Фордхам и Нойманн противостоят друг другу как представители Школы Развития и Классической Школы соответственно.

Поскольку интеллектуальной основой различий между этими двумя авторами является их разный подход к младенчеству и детству, я хочу представить их идеи параллельно для сравнения. В целом я опирался на собственное понимание работы их обоих, но основными источниками были "Ребенок" Нойманна (1973, опубликовано посмертно в Германии в 1963 г., а написано, как сообщила мне г-жа Нойманн, в 1959-60 гг.), "Возникновение анализа детей" Фордхама (1980а) и четкое изложение идей Фордхама Ламбертом в книге "Анализ, восстановление и инди-видуация" (1981а). Я должен подчеркнуть, что и Фордхам, и Нойманн написали гораздо больше, чем может показать этот концентрат, посвященный раннему развитию.

Я выбрал четыре раздела для облегчения сравнения: (1) са­мые ранние состояния; (2) отношения матери и ребенка; (3) процессы взросления и (4) психопатология.

(1) САМЫЕ РАННИЕ СОСТОЯНИЯ (сравнения)

Фордхам (1)

Ф. подчеркивает, что его взгляды на развитие в раннем возрасте основываются на объективных наблюдениях за поведением матери и ребенка; таким образом, в дихотомии эмпиризм-эмпатия Ф., види­мо, стоит на стороне эмпи­ризма. Но взгляды Ф. со­держат также и значительный субъективный элемент, по­скольку опираются на анали­тический материал, получен­ный в работе со взрослыми и детьми.

Ф. постулирует первич­ную самость, существующую в некотором смысле до рож­дения и содержащую все пси­хофизиологические потенции, которые принимают форму архетипических ожиданий от окружения и предрас-положенностей к определен­ным способам восприятия, воздействия и реакции на ок­ружение. Первичная самость также содержит потенцию эго-сознания, но во фрагмен­тарной форме. Самое главное — первичная самость несет в себе то, что можно охаракте­ризовать как врожденные способности к индивидуации. Они включают стремление к росту, телеологический фактор, гомеостатическую спо­собность и различные функ­ции самозащиты. Стремление к росту заключено в способ­ности первичной самости де-интегрировать, а затем реин-тегрировать ритмически (см. ниже в разделе о процессах взросления). Деинтеграция предполагает нечто большее, чем развитие соотнесенности со средой; мы должны пом­нить, что дифференцирован­ные части самости обладают собственным набором внутри-психических отношений.

Уже с момента зачатия ребенок рассматривается от­дельно от матери, и он всегда остается отдельным челове­ком. Его задача состоит в ус­тановлении отношений с ма­терью, и это остается спра­ведливым даже тогда, когда самые ранние отношения но­сят характер слияния или мистического соучастия. Ребенок обладает хорошо развитыми способностями к восприятию (ср. с. 126—127 выше) и Ф. понимает его как активного ребенка, поскольку он способен привлекать чув­ства матери и привязывать ее к себе.

Ребенок рожден со спо­собностью к адаптации; адап­тацию следует понимать не как подчинение, но как спо­собность влиять и управлять внешним миром, так что по­степенно ребенок и мать уз­нают друг друга как целое. Несмотря на то, что полные объектные отношения еще не действуют, картина совер­шенно человеческая; даже частично объектное функцио­нирование является личност­ным.

Нойманн (1)

Концепция Н. относи­тельно развития в раннем возрасте происходит главным образом из субъективных ис­точников, а именно, из эмпа-тической экстраполяции взрослого материала, и он особо указывает, что пытает­ся рассматривать развитие в раннем детстве изнутри так, как его воспринимает сам ре­бенок. В то же время, как и уФ., мы видим, что это не вся картина. Н. также заяв­ляет, что использует объек­тивную точку зрения, которая опирается на использование в качестве метафор психологи­ческих явлений мифологиче­ского материала, не связан­ного ни с каким конкретным человеком.

Н. говорит о втором, психологическом рождении младенца, которое имеет ме­сто к концу первого года. (Он также говорит о третьем рождении, когда ребенок вступает в преобладающую культуру). Он называет эти первые стадии внеутробными эмбрионными фазами, имея в виду, что ребенок еще не вполне сформировался как че­ловек, и самость лучше всего рассматривать как нечто заключенное в материнском водном окружении. Н. счита­ет, что различные стадии раз­вития архетипически обуслов­лены, и в целом делается не­большой акцент на окружении как на рецепторе архетипиче­ских элементов. Исходная стадия развития далее харак­теризуется как не-эго или пре-эго, и Н. использует об­раз уроборуса для определе­ния характеристик этого эта­па. Следует помнить, что уроборус служил образом младенческого всемогущества, отрицания матери и отсутст­вия ощущения границ. Будучи самой ранней стадией, уробо­рус вызывает особую форму регрессии, сходную со стрем­лением к бессознательному с одной стороны, и с другой стороны, с желанием слиться с творческой матерью. Не­смотря на то, что эго совер­шенно не активно у уробору­са, оно существует в пассив­ной форме, как еще не про­будившееся ядро эго. Как мы видели в предыдущей главе, Н. рассматривает мать как "носителя" самости ребенка или иногда "как" самость ре­бенка. Развитие личности