Алексей. Картина четвертая 3 страница

Чтобы уберечь свою подопечную от падения и позора, я помог ей выйти замуж за состоятельного вдовца. Поставщик провизии для королевской армии увидел в харчевне юную красотку и буквально потерял покой и сон. Естественно, родители были рады-радешеньки такой выгодной партии для дочки, а уж подружки Эльзы – те и вовсе еще долго после свадьбы ходили зелеными от зависти. И моя семнадцатилетняя подопечная с охотой отправилась под венец, даже несмотря на то, что ей гораздо более по сердцу был молодой оружейник с соседней улицы, а вовсе не краснолицый обрюзгший ревнивый жених с бородавкой на носу, старше ее на двадцать шесть лет.

Сначала я только радовался за Эльзу – она казалась весьма довольной своей судьбой. Ее супруг обеспечивал снедью не только королевскую армию, но и, конечно, родной дом, и его молодая женушка с утра до ночи могла теперь только и делать, что поглощать разные яства. А поесть она любила пуще всего на свете. Ей это доставляло такое огромное удовольствие, что я, признаюсь, не переставал удивляться. Уже тогда, впервые прибыв на Землю, я знал, что редкий человек отказывает себе в телесных радостях, но никогда не думал, что можно поглощать еду столь часто и в таких безумных количествах. И, конечно, от такого обилия трапез Эльза очень быстро стала поправляться. Первое время это шло ей только на пользу, она наливалась и хорошела. Но вскоре молодая женщина начала скучать – жизнь в замужестве оказалась не такой уж счастливой. Дети мужа от первого брака, особенно дочери, невзлюбили новую супругу отца и при всяком удобном случае старались ей досадить. Экономка, ведавшая в доме хозяйством, была вредной и прижимистой, Эльзе приходилось препираться с ней целыми днями. Но более всего моя девочка страдала от своего супруга, его безумной ревности, скверного характера и грубых однообразных ласк. Ее растущее прямо на глазах тело жаждало чего-то совсем другого. Бесстыдные образы, в которых присутствовали статный оружейник и другие красивые молодые мужчины, все чаще стали посещать Эльзу в ночных и дневных видениях. Но, опасаясь гнева мужа, молодая женщина не решалась воплотить свои грезы в жизнь – и оттого только ела, ела и ела. Казалось, еда – единственное, что радует ее в этом мире. Сначала я просто жалел ее, затем почувствовал досаду. А потом стало невообразимо скучно. От одной мысли, что мне предстоит наблюдать подобную картину еще долгие годы (на тот момент Эльзе было всего девятнадцать лет), на меня накатывала зеленая тоска…

И я начал фантазировать, пытаясь представить себе, как иначе могла бы сложиться ее судьба, что любопытного могло бы в ней произойти, что дало бы Эльзе прожить насыщенную интересную жизнь, которая не сводилась бы только к завтракам, обедам, ужинам и перекусам между ними. В те времена сосредоточением всех главных событий были королевские дворцы – именно там бурлили страсти, плелись интриги и вообще происходило все, достойное внимания. Как бы сделать так, чтоб Эльза оказалась во дворце? Устроить ее туда прислугой – кухаркой, посудомойкой, камеристкой? Исключено. Супруга поставщика провизии для королевских солдат не станет заниматься такой неблагодарной работой. Но и во фрейлины Эльза точно не годилась, так как не отличалась благородным происхождением. Оставался один путь – стать фавориткой. И лучше всего, конечно, фавориткой короля. А почему бы и нет? При ее-то сочной, чувственной и одновременно какой-то уютной красоте… И даже то, что она дочь рыбака, не должно помешать.

Я навел справки через знакомых ангелов и выяснил, что чаще всего в королевскую опочивальню красотки попадают из спальни его ближайшего советника, славящегося своей неутолимой страстью к прекрасному полу. Такой вариант меня очень устраивал. Оставалось только свести Эльзу и советника – и роль королевской фаворитки у нас в кармане. Уж не пройдет моя красавица, не замеченная самим, не пройдет! Очень уж она привлекательна… А что, если сразу, напрямую?.. Нет, пожалуй, через советника будет все-таки надежнее.

Мои мечты были слишком хороши, чтобы оставаться мечтами. Я и сам не заметил, как перешел от фантазий к вполне конкретному построению планов. Меня немного смущала их дерзость, и иногда я задумывался, что Наверху, пожалуй, могут и не одобрить моего поведения… Но я утешал себя тем, что, во-первых, желаю своей подопечной только добра. А во-вторых, как часто повторяли нам в школе ангелов, обмануть Судьбу еще никогда никому не удавалось. Так что если Эльзе предназначено стать любовницей советника или фавориткой короля – она станет ею с моей помощью. А коли ей уготовлена другая участь, то мои действия просто ни к чему не приведут, вот и все.

Успокоив себя подобным образом, я приступил к осуществлению своих планов. Сколько же сил и времени положил я на сближение дорог короля и дочери рыбака! Один раз даже отвел от советника бешеную лисицу, рискуя получить выговор от архангела. Уж как тогда был мне благодарен зазевавшийся хранитель советника, такой же молодой и неопытный, как я. Но все оказалось напрасно. Через несколько месяцев королевский советник был убит во время народного восстания каким-то озлобленным крестьянином. Будь то просто несчастный случай, можно было бы как-то спасти его еще раз, но в так называемые исторические события нам вмешиваться категорически запрещено. Правда, мне так и неизвестно, оставил ли этот человек какой-нибудь след в истории…

После гибели советника я впал в отчаяние. И к чему теперь была та дорога, которую я выстилал для моей девочки? Так и не узнала она, как страстны и горячи ласки советника, как мягка и сладка постель короля. Не успели сойтись их пути, не успели! Меня этот неожиданный поворот, как говорят люди, выбил из колеи тогда. Все стало сразу неинтересно: и притягивающая красота жены поставщика армии Их Королевского Величия, и ее бесстыдные сны, и тот хрупкий мостик, который я буквально ткал из слов, поступков, маленьких незначительных случаев, сводя воедино пути ее и короля… Там были такие тончайшие нити!.. Мой труд был непрост и так не похож на обычную рутинную работу. Я испытывал такие взлеты души, такое вдохновение! Я парил над своей задумкой, ощущая себя творцом. И когда все рухнуло, надо признаться, потерял к опекаемой мною дочке рыбака всякий интерес: молодость и красота – быстро проходящие ценности, тем более если обедать и ужинать по десять раз в день, как моя Эльза. На новый виток интриги у меня просто не хватило бы ни времени, ни сил.

Тогда-то я и понял, почему обжорство считается одним из смертных грехов, от которых нужно оберегать человеческую душу. Но было уже поздно. И не только потому, что Эльза совсем располнела. К тому времени чревоугодие уже было не единственным грехом, лежащим на ее душе: уже две недели, как моя подопечная преодолела свой страх перед мужем и вовсю миловалась с лупоглазым здоровяком-офицером. Как я уже говорил, Эльза была женщиной простодушной, и ни хитростью, ни особым умом похвастаться не могла. Стоит ли удивляться, что вскоре она допустила оплошность, которая стала для нее роковой?

Как-то вечером ревнивый поставщик, вернувшийся домой в неурочное время, застал свою пышнотелую жену за примеркой жемчужного ожерелья, которого никогда ей не дарил. Неверная красавица была задушена так быстро, что новоявленный душегуб сначала даже подумал, что она притворяется, и стал в приступе гнева пинать ее ногами, призывая встать. На тонком холсте сорочки отпечатались следы его грубых башмаков… Но душа ее была уже далеко. Я проводил ее на Небеса, где Эльзу ждал Высший суд, а меня – не менее строгий разбор моего собственного поведения.

Признаюсь, я был почти уверен, что мне никогда больше не поручат кого-то охранять, ведь за недолгую жизнь Эльзы я успел многократно проштрафиться. Иволга подбадривала меня, уверяя, что все только к лучшему, но я никак не хотел мириться с этой мыслью. Мне слишком понравилось пребывание на Земле, а особенно те моменты, когда я фантазировал о дальнейшей участи подопечной и пытался претворить свои планы в жизнь. Я всей душой жаждал еще раз пережить тот восторг, то ощущение душевного полета, которое испытывал, придумывая судьбу Эльзы. Служба в Канцелярии, которая обычно ждала не оправдавших доверие ангелов, совсем не привлекала меня, так как, конечно, не позволила бы переживать нечто похожее…

Поэтому на Совете я оправдывался изо всех сил, приводя все возможные доводы и всем своим видом показывая, как глубоко и горячо раскаиваюсь. И мне повезло! Наказание, конечно, последовало, но не такое суровое, каким могло бы быть. Меня не отлучили от работы на Земле навсегда, а пообещали со временем дать еще один шанс, хоть и не сразу, а через несколько человеческих веков.

Глава 4

Алексей. Картина вторая

Годы 1982–1992-й

Старенький ковер-гобелен с оленями над продавленным диваном, обеденный стол-книжка с уродливой черной лампой на нем, в углу не то комод, не то шкаф – сверху стеклянные, снизу деревянные дверцы. Там, за стеклом, хрустальные рюмки вперемешку с книгами, которые, похоже, не так уж часто берут в руки. Рядом обшарпанный монстр, гордо именуемый в доме гардеробом, в соседнем углу грубая тумба с большим мутным зеркалом да пара потертых неудобных кресел с деревянными подлокотниками.

Именно так выглядело помещение, в котором Алексей Ранцов провел первые двадцать с небольшим лет своей жизни. В те времена такая обстановка была самой что ни на есть обычной. Мало кто из его одноклассников был счастливым обладателем собственной комнаты, большинство, как и он, ютились с родителями, братьями-сестрами и бабушками-дедушками в одно-двухкомнатных квартирах. Соответственно выглядели и комнаты, где у детей подчас вообще не было своего угла, только кровать. И вообще, все во всех домах было примерно одинаковым: и планировка квартиры, и обои, и сама мебель, и ее расположение. Перефразируя классика, можно сказать, что все комнаты семидесятых-восьмидесятых годов похожи друг на друга, в то время как каждая нынешняя комната смотрится по-своему. Каламбур, конечно, сомнительный, но так и просится на язык.

А как жалки и наивны были попытки внести в это типовое убожество нотку уюта: на настольную лампу Алеша повесил вымпел с олимпийским мишкой, с боковой стенки гардероба улыбалась стюардесса, вырезанная из прошлогоднего календаря, на трюмо стояла ваза с засушенными цветами – ярко-оранжевыми китайскими фонариками, больше похожими на бутон, чем на цветок. Странно, но Алексей, похоже, ни разу не видел эти цветы живыми.

Сейчас ему казалось, что жить в такой комнате просто невозможно, а ведь тогда он был почти счастлив. Во всяком случае, более или менее доволен своей жизнью.

Родители Алеши познакомились и поженились по меркам тех времен довольно поздно. Ко дню свадьбы папе уже минуло сорок лет. В молодости, вернувшись из армии, он почти сразу женился, но непродолжительный брак оказался столь неудачным, что после развода отец зарекся когда-либо еще раз надеть на палец обручальное кольцо. Долгое время он оставался верен своему обету безбрачия – но годы шли, а Григорий Ранцов не молодел. Здоровье начало ухудшаться, и все чаще, вернувшись с завода (он был мастером в слесарном цеху), Григорий подумывал о том, что хорошо бы возвращаться не в пустую, холодную и темную квартиру, а в теплый уютный дом, где его ждут, где вкусно пахнет из кухни и где дети радуются приходу отца. Он стал оглядываться вокруг и вскоре заметил в заводской бухгалтерии симпатичную женщину в том возрасте, в котором представительницы прекрасного пола уже обычно расстаются с мечтами о принцах на белых конях. Валя охотно согласилась стать женой непьющего и работящего Григория. Не прошло и года, как в семье Ранцовых случилось прибавление. Сына назвали Алексеем, в честь покойного отца Валентины.

Несмотря на то что мальчик был поздним, долгожданным и очень желанным для обоих родителей, сына Ранцовы не баловали. Но всей душой любили – а это самое главное. Психологи утверждают, что шансы стать счастливыми людьми для нелюбимых детей не слишком велики; чтобы достичь этой цели, им приходится потратить массу усилий. В то время как те, кто с рождения ощущал тепло и заботу, могут быть счастливы изначально, просто потому, что появились на свет. Так было и с Алешей. Конечно, и его наказывали за проступки, конечно, бывало, что и он ссорился с родителями и обижался на них – но никогда, даже в самые трудные моменты, у него не возникало и тени сомнения в том, что и для матери, и для отца он всегда был, есть и будет самым родным, самым дорогим на свете человеком.

Так и проходило детство Алексея, ничем особенным не отличавшееся от детства миллионов его сверстников. Игры во дворе, учеба в школе, летний отдых на даче да книги. Читать Алексею всегда нравилось, он запоем глотал Жюля Верна, Фенимора Купера, Майна Рида, Александра Дюма и Луи Буссенара – а потом, подобно многим своим сверстникам, сочинял сам для себя похожие на прочитанные книги истории, героем которых был он сам, лично. Иногда он рассказывал эти истории приятелям по дачной компании, и тем они нравились.

В шестнадцать лет Алеша, как и многие люди в этом возрасте, считал себя очень мудрым и опытным. Он не сомневался, что знает о жизни абсолютно все, и готов был с вдохновением оратора и подходом философа часами обсуждать мироустройство, тем более что подходящий собеседник всегда был под рукой. С Борей Звягинцевым они дружили с первого школьного дня и за десять лет поссорились один-единственный раз, в шестом, кажется, классе. Что они тогда не поделили, никто из них не помнил, но после примирения дружба окрепла, и стало ясно – это навсегда.

В школе Борис заслуженно считался творческой личностью. Еще в младших классах он начал сочинять наивные и часто нескладные стихи и сказки, в которых, однако, как выразилась на родительском собрании учительница литературы, «уже чувствовалась индивидуальность и творческая одаренность». Естественно, такие способности сразу же принялись эксплуатировать. До самого выпускного вечера Борька был бессменным редактором общешкольной стенгазеты, и ни один праздник, будь то День учителя, 8 Марта или 9 Мая, не обходился без написанных им приветствий и «монтажей» – этим техническим словом в то время почему-то называли выступление нескольких участников, по очереди читавших торжественные стихи. Творить на заказ Боре не нравилось, но даже это не отбило в парне охоту к писательскому делу. Он продолжал сочинять и к старшим классам уже успел попробовать себя во всех жанрах – от эпиграммы до саги.

Однажды зимним вечером друзья сидели по-турецки на потертых красных креслах в квартире Алексея. В плохую погоду они часто проводили время именно здесь. У Бори дома была бабушка, обладавшая удивительно чутким для ее лет слухом и чрезвычайно интересовавшаяся жизнью внука, особенно его секретами – а родители Алеши целыми днями пропадали на работе, и потому у Ранцовых ребятам никто не мешал. В тот вечер друзья говорили о будущем. Тема была весьма актуальной – до выпускных экзаменов уже рукой подать, а «хорошист» Ранцов так и не определился, в какой вуз он будет поступать. Интересовало и привлекало многое, но выбрать из этого что-то одно и конкретное представлялось невозможным.

– Тебе-то хорошо, – заявил хозяин гостю, – у тебя с выбором профессии давно все ясно. Литинститут имени Горького или в крайнем случае филфак МГУ. А вот что делать мне?..

– Ну, допустим, насчет меня ты ошибаешься, – отвечал друг. – Я не пойду в Литературный, а буду поступать в МАМИ.

– Ты? В МАМИ? – Алексей был изумлен. – С чего это вдруг?

– Ну, мы с родителями так решили, – пожал плечами Борька. – У отца там приятель преподает. Предки правильно говорят: писатель – это не профессия. То ли дело инженер! Да и ездить не так далеко – на метро с одной пересадкой меньше сорока минут получается.

– Но ты же чистый гуманитарий! – недоумевал Алеша. – Зачем тебе в Автомеханический, что там делать? Там же сплошные математика и физика, как ты их сдашь?

– Так я же говорю – папин друг поможет. Мне уже репетиторов наняли…

Боря отвечал как-то неохотно и при этом не смотрел на приятеля, а не отрывал взгляда от незашторенного окна, за которым сыпалась мелкая снежная крупа. И Алеше, давно и хорошо знавшему друга, несложно было догадаться: тут что-то не так. Похоже, Борька совсем не в восторге от подобного варианта развития событий. Почему же он смирился? Может, родители надавили?

– Все равно не успеешь подготовиться, – стал прощупывать почву Алексей. – Всего несколько месяцев осталось. Завалишь экзамены.

– Ну, положим, в Литературный я бы тоже экзамены завалил… – вяло парировал Боря.

– Почему? У тебя всегда одни пятерки за сочинения!

– За сочинения у меня всегда пять/три, не забывай. В лучшем случае – пять/четыре. Грамотность хромает… А в гуманитарных вузах русский язык надо знать о-го-го как!

Но Алешу все эти аргументы не убеждали.

– Все равно надо попробовать! Пошли что-нибудь из своих произведений на творческий конкурс в Литературный.

Друг снова пожал плечами. Помолчал и нехотя пробормотал:

– Да я уже.

– Что – уже? – не сразу понял Алеша.

– Уже послал. Три рассказа и повесть. Ту, фантастическую, помнишь, про путешествие в будущее на машине времени?

– Помню, конечно. Классная! И что же?

– Что-что… Позавчера прислали отзыв, что, мол, есть интересные моменты и свежие эпитеты, но в целом рассказы сырые и требованиям не удовлетворяют, композиция хромает, все такое… А повесть вообще никуда не годится, потому что вторична.

– Что значит – вторична?

– Ну как бы это тебе объяснить… Неоригинальная, что ли. Они считают, что я просто подражаю нашим и зарубежным фантастам, не внося ничего своего. Эх, Лешка! Не быть мне писателем никогда…

От сочувствия другу, который так глубоко и сильно переживает, у Леши даже заболело сердце. С ним такое бывало от сильных эмоций: понервничаешь, например, на уроке – и вдруг как кольнет в груди. Мама даже врачу его показывала, но врач объяснил все это подростковым возрастом. Мол, бывает такое, еще несколько лет – и все пройдет.

– Ну прям уж и никогда! – кинулся утешать друга Алексей. – Нельзя так легко сдаваться, Борька! Не получилось в Литературном – попробуй другие варианты.

– Ну уж нет! Еще раз получить по морде? Увольте! Хватит с меня. Я знаешь как позавчера психовал? Даже были мысли руки на себя наложить.

Алексей внимательно посмотрел на приятеля, и тут его словно осенило: «Вот в чем дело! Он просто боится. Боится еще одной неудачи. Надо бы поддержать его, но как?»

– Слушай, Борька, а давай поступать вместе? – Он сам не знал, как слетела с его языка эта фраза.

– Куда это? В МАМИ? – не понял тот.

На миг – всего лишь на миг! – Алеша задумался. Вообще-то Автомеханический – это чертовски интересно, тут Борька прав. Как здорово было бы самому делать красивые современные машины, такие, как показывают в зарубежном кино!.. Автомобили всегда очень привлекали обоих друзей, они могли часами говорить об этом, особенно в последнее время, когда уже выучили на УПК основы автомеханики и вождения и отец Алексея стал иногда разрешать им поездить на его «Жигулях». Но в тот момент, решил Алеша, машины были не главным. Самым важным казалось спасти друга, не дать пропасть его таланту.

– Нет, не в МАМИ, – возразил он, – а… Где там еще, кроме Литературного, учат на писателей? На журфак МГУ, к примеру.

Борис только присвистнул:

– Скажешь тоже… Туда без блата ни за что не попасть. И потом, я узнавал, чтобы на журфак поступить, обязательно надо печатные работы иметь.

– Какие еще печатные работы?

– Ну, публикации. Статьи какие-нибудь в газетах, в журналах… А кто меня печатать будет, кому я нужен?

– Придумаем что-нибудь. Другие абитуриенты ведь откуда-то берут их, эти печатные работы? Значит, и мы с тобой можем.

Боря вперил в него удивленный взгляд:

– Лешка, но тебе-то зачем это надо? Ты ведь к сочинительству ни сном ни духом…

– А просто так. За компанию. Я ведь так и не решил, куда буду поступать, а вдвоем намного веселее.

– Ну-у… Я не знаю… – заколебался Борис, но Алеша, хорошо знавший друга, уже понял по его глазам, что тот согласен. Более того, очень рад такому предложению.

Вопрос с публикациями решился на удивление легко. Не прошло и нескольких дней, как друзей вызвала к себе завуч по учебно-воспитательной работе. Выяснилось, что ей позвонили из редакции многотиражки завода, который шефствовал над школой, и попросили прислать кого-нибудь из толковых ребят, кто может быстро сделать репортаж о новогодних елках в заводском клубе.

– Справишься, Звягинцев? – строго спросила завуч. – Ну а ты, Ранцов, поможешь товарищу?

Друзья молча и абсолютно синхронно, точно слаженный дуэт мимов, кивнули головами. Ходить на елки, наблюдая за веселящейся малышней, и с самым серьезным видом, как настоящие корреспонденты, брать интервью у их родителей и артистов, развлекающих детвору, ребятам очень понравилось. Сначала они немного смущались, было неловко подойти и заговорить с незнакомыми людьми, но потом ничего – вошли во вкус. И даже получили от исполнителя роли Деда Мороза по подарку – красной пластмассовой коробке в виде кремлевской башни, полной конфет. Ребята для приличия поотнекивались, но потом все-таки подарки взяли.

А в первые же дни после каникул Алексей увидел свою и Борькину фамилии на листе пахнущей свежей типографской краской настоящей газеты. И ошалел от счастья.

– Молодцы, ребята! – Высоченный и тощий, как жердь, редактор многотиражки пожал приятелям руки. – С почином вас, так сказать! Знаете, для первого раза очень неплохо! Слушайте, а может, вы мне и спортивный репортаж сделаете? У нас в следующие выходные лыжная гонка намечается.

После лыжной гонки был День Советской Армии, потом Международный женский день, потом Всесоюзный коммунистический субботник, потом 9 Мая… Таким образом, к концу учебного года у ребят уже собралась целая подборка – три совместных статьи и по четыре самостоятельных на каждого. Более чем достаточно для творческого конкурса на факультете журналистики.

Во втором полугодии друзья приналегли, как тогда говорилось, на учебу – и результаты превзошли все ожидания. У Борьки средний балл аттестата вышел четыре с половиной, Алексей и вовсе окончил школу практически с одними пятерками, еще чуть-чуть – и была бы медаль.

Борис воспрял духом и, похоже, уже не сомневался в успехе. Алеша, напротив, был практически уверен, что у него ничего не получится. Куда уж ему, сыну простого рабочего и бухгалтерши, тягаться с этими нагловатыми мальчиками и девочками в заграничных фирменных шмотках, заполнявшими коридоры старого здания университета на проспекте Маркса! У него ведь нет ни блата, ни таланта, как у Борьки. Конечно, он не поступит, тут и надеяться нечего.

Однако результаты сочинения оказались более чем неожиданны: Ранцов – «хорошо», Звягинцев – «неудовлетворительно». Именно так, и никак не наоборот. Чтобы разобраться, в чем дело, потрясенным абитуриентам пришлось отстоять немалую очередь из собратьев по несчастью.

– У вас, Звягинцев, неплохое сочинение, – сказала представитель апелляционной комиссии. – Интересный взгляд на проблему, полностью раскрыта тема, приведены сравнения с другими произведениями, используются цитаты из критиков. Но вот русский язык никуда не годится! Три орфографические ошибки и пять синтаксических. А мы, согласно правилам, за одну ошибку снижаем оценку на балл. Чего же вы хотите?

У Алексея, как выяснилось, ни единой ошибки в тексте не было. И содержание сочинения также «соответствовало всем стандартам».

– Почему же тогда «четыре», а не «пять»? – удивился Борька.

– Потому что это Московский университет, – объяснили им. – Да к тому же факультет журналистики. Чтобы получить здесь «пять» за сочинение, нужно представить, по меньшей мере, «Войну и мир».

На обратном пути приятели еще раз зашли взглянуть на вывешенные в фойе оценки за сочинение. Судя по ним, в этом году на журфак поступало как минимум три Льва Толстых.

– Блатные! – махнул рукой Алеша. – Ты не расстраивайся, Борьк, на будущий год…

– Нет! – покачал головой приятель. – Никакого будущего года! Иду забирать документы. Хорошо, что в универе экзамены в июле, а не в августе, как в других вузах. Еще успею в МАМИ.

– Да погоди ты! – Алексей еще раз попытался уговорить друга. – Может, все-таки попробуешь еще раз? Ты ведь родился в сентябре, у тебя есть еще в запасе год до армии…

Но Борис был непреклонен. И в то же лето поступил, хоть и с трудом, в Автомеханический, видимо, помог знакомый отца. А Алексей продолжал сдавать вступительные экзамены, и они давались ему необыкновенно легко. И по русскому, и по английскому, и по истории он получил твердые пятерки. Конечно, он готовился, но успех зависел не только от этого. В тот год Алеша на собственном опыте понял, насколько справедлива поговорка «экзамен – это лотерея». Все три раза ему ну просто поразительно везло с билетами. Все три раза доставалось именно то, что он лучше всего знал, просто чудеса какие-то! В итоге общая сумма баллов – двадцать четыре, включая аттестат, – была стопроцентно проходной даже для МГУ. Никто из знакомых не верил в подобное стечение обстоятельств, подозревали, что родители Алексея дали взятку кому-то в приемной комиссии. Но факт оставался фактом: в 1983 году Алеша Ранцов стал студентом факультета журналистики МГУ.

Учиться было нелегко, ведь по большому счету он никогда не занимался литературой и языками настолько серьезно и глубоко, как этого требовал университет. Читал он, конечно, много, но в основном это была познавательная, развлекательная и приключенческая литература. Алеше всегда казалось, что представления о классиках в рамках школьной программы достаточно. И если ты, не жульничая и не пропуская страницы, прочел «Преступление и наказание» и «Поднятую целину», то ты уже знаешь литературу. Оказалось – ничего подобного. Вдруг выяснилось, что в разные эпохи и в разных странах творило еще несметное количество писателей и поэтов, даже имена которых были ему незнакомы. В придачу к ним существовали критики и литературоведы, чьи труды тоже надо было изучать. И все это сочеталось с теорией журналистики и историей КПСС, иностранными языками и физкультурой, официальной общественной жизнью и веселыми неформальными посиделками.

Словом, университет занимал все время. Но, несмотря на это, Алексей еще целых полтора года поддерживал отношения со школьным другом. Наверное, так продолжалось бы и дальше, если бы жизнь не подкинула банальную проблему – между давними приятелями произошла размолвка из-за девушки.

Девушку звали Галина. Она тоже училась на журфаке, только на курс старше Алексея. Он влюбился в нее далеко не сразу, хотя встречал в университетских коридорах почти каждый день и давно уже оценил ее стройную фигурку и хорошенькое личико. Так бывает довольно часто, почему – никто не знает, как говорится, «тайна сия велика есть». Возможно, у него так бы никогда и не возникло желания узнать ее ближе, если бы не тот сон. Однажды Алеше приснилось, как они качаются на больших деревянных качелях в цветущем саду. Вверх – вниз, вверх – вниз. К облакам – к цветам – снова к облакам. А как она смеялась в том сне! Как прижималась к его плечу… И ведь странно, объективно, при оценке на трезвую, бодрствующую голову, в этом сне не было ровным счетом ничего сексуального, ничего даже отдаленно напоминающего чувственные сцены, которые регулярно снятся всем здоровым молодым людям. Но в то же время ощущение от сна было настолько эротичным, волнующим и буквально волшебным, что, проснувшись, Алеша долго не мог унять сердцебиение. Ему казалось просто нереальным, что до этого момента он как-то существовал, не думая о том, что на свете есть она. Любовь, мгновенно переполнившая его, была так велика, так стремительно росла где-то внутри, что вскоре он чувствовал себя слишком ничтожным для хранения такого большого чувства. Хотелось кричать об этом, поведать о своих чувствах всему человечеству. И он начал писать. Это вышло как-то само собой, неожиданно даже для него. Хотя, с другой стороны, кто не марал бумагу, встретив свою первую любовь?

Алексей выплескивал свои чувства на тетрадные листы в клетку и затем наслаждался, перечитывая раз за разом, описаниями ее внешности и одежды, того, как она повернулась, что сказала, что сделала, как улыбнулась, столкнувшись с ним в столовой.

Свою повесть он назвал по-бунински просто и трогательно: «Галя». Выпросил у родителей на день рождения сто рублей, купил в комиссионке старую пишущую машинку «Москва» и кое-как напечатал свое творение в пяти экземплярах через копирку. Последний вышел совсем «слепой». Ни на что особо не надеясь, отнес рукопись в издательство молодежного журнала и даже не расстроился, услышав сухое: «Мы вам позвоним».

Не позвонили. Ни через неделю, ни через месяц, ни через два. Но Алексею это было безразлично. Он наконец решился пригласить Галю в кино и теперь был целиком поглощен развивающимися отношениями со своей избранницей, удивляясь тому, как не похожа получается реальная жизнь на его фантазии. С Галей – героиней его повести – было легко и просто. С настоящей Галиной оказалось невероятно сложно. Она была умна, очень самолюбива и не в меру капризна. Сколько же она нашла у влюбленного Алеши изъянов, сколько предъявила ему обвинений! Все, что он делал, было ненужно, неправильно и нелепо. Зато все, чего он не делал, оказывалось просто необходимым.

Он постоянно путался и сбивался, пытаясь ей угодить. Страшно обижался, когда она его унижала. А когда снисходила до примирения, любил ее еще больше. А Галя вела себя по весьма распространенной схеме, которую девушки называют «пойди сюда – пошел отсюда». Ей, очевидно, не очень-то дорог был Алеша, поэтому она не церемонилась с ним. Но и терять поклонника тоже не хотела: стоило ему немного отдалиться, меняла гнев на милость и снова приближала к себе, чтобы вскоре опять оттолкнуть. Через несколько месяцев такого общения Алексей закомплексовал, стал чувствовать себя скованным, тупым и неуклюжим. Давно было ясно, что ни к чему хорошему подобные отношения не приведут, однако он никак не мог найти в себе силы прервать их. И все тянулось, тянулось… Вплоть до его дня рождения, откуда Галина ушла под руку с его лучшим другом Борькой.