Какова продолжительность процесса консультирования?

Большинство ориентированных на практику читателей прежде всего зададут вопрос: “Как долго продолжается консультирование?” Конечно, не существует точного от­вета на этот вопрос. Продолжительность процесса кон­сультирования зависит от степени неприспособленности пациента, мастерства консультанта, готовности клиента принять помощь и, вероятно, в некоторой степени от интеллектуалыюго развития клиента. Тем не менее не стоит оставлять этот вопрос без внимания.

Есть все основания полагать, что продолжительность консультирования напрямую связана с тем, насколько искусно и тщательно работает консультант. Если свобод­ному выходу эмоций клиента не препятствует небрежная работа консультанта, если эмоциональные отношения воспринимаются консультантом адекватно, если инсайт возрастает благодаря умело подобранным интерпретаци­ям, клиент скорее всего будет способен самостоятельно разбираться со своими проблемами после шести-пятнад­цати сеансов, а не после пятидесяти.

Эти цифры достаточно условны, но, видимо, все же существует определенный темп терапевтического процес­са, и достижение прогресса в течение трех месяцев еже­недельных контактов более вероятно, чем в течение года.

Если исключить те случаи, когда индивид демонстри­рует крайнюю степень неприспособленности или пред­ставляет собой глубокого невротика, то иногда двух, че­тырех или шести сеансов бывает достаточно, чтобы кли­ент получил необходимый объем помощи, хотя в таких случаях ряд терапевтических шагов может иметь место только в очень сжатой форме.

Автор убежден, что в большинстве случаев значитель­ного превышения указанного количества сеансов, тера­пия приводит к успеху большей частью вопреки, а не бла­годаря терапевтическому подходу консультанта. В таких случаях движение индивида к зрелости и росту настолько сильно, что консультирование проходит успешно, несмот­ря на множество ошибок в самом процессе. Это убежде­ние зародилось в ходе тщательного анализа записанных бесед, в которых каждый мог бы обнаружить множество примеров торможения лечебного процесса. Это происхо­дит из-за различного рода ошибок консультанта, о кото­рых мы говорили ранее. Такие ошибки могут отсрочить выражение значимых установок, несмотря на готовность к этому со стороны клиента, и они не проявятся до следу­ющей беседы, потому что были ошибочно заблокирова­ны консультантом. Ряд таких грубых ошибок может про­длить терапию. У читателя может возникнуть совсем не­желательная установка, будто бы количество сеансов напрямую связано с глубиной терапевтических контактов. Вовсе не обязательно. Здесь есть другая сторона: желание найти кратчайший путь, пытаясь повысить темп работы клиента, почти всегда увеличивает количество бесед, не­обходимых для его прогресса. Краткосрочная успешная терапия требует величайшего мастерства и предельной концентрации на клиенте.

В ходе этих комментариев автоматически всплывают вопросы, связанные с психоанализом, особенно с орто­доксальным, предмет гордости которого — длящиеся го­дами ежедневные сеансы, необходимые для какой-то ре­альной психологической переориентации. Автор воздер­живался по ходу книги от любых попыток оспаривания заслуг той или иной психологической школы и не хотел бы и сейчас прибегать к этому. Однако определенные воп­росы, видимо, могли бы стать основой для поиска весьма полезных ответов. Какова цель фрейдовского психоана­лиза? Заключается ли она в том, чтобы дать индивиду воз­можность двигаться дальше независимой единицей или просто получить законченную топографическую карту его личности? Заключается ли эта цель в здоровой, самонап­равляющей активности или в полном осмыслении при­чин всего его поведения? Не правда ли, что фрейдовский психоанализ, в отличие от клиент-центрированной тера­пии, которая здесь описывается, предпринимает попыт­ку навязать предвзятую интерпретацию, которая всегда затягивает, нежели ускоряет процесс терапии? Можем ли мы предположить, что психоанализ Фрейда можно до не­которой степени ускорить за счет тщательного анализа техники? Такие вопросы не означают критику, но просто ставят под сомнение фетиш, связанный с большой про должительностью сеансов как с неким значимым инди­катором оценки эффективности процесса консультиро­вания.

Результат неудачной терапии. Несмотря на сделанный из обсуждения этого вопроса вывод, что промахов в кон­сультировании можно избежать с помощью адекватной ориентации на основные принципы, направляющие кон­сультирование как терапевтический подход, а также с по­мощью адекватного управления самим терапевтическим процессом, тем не менее мы должны признать, что консультант — это все же человек, и ему свойственно оши­баться. Неудачи в консультировании могут нанести реаль­ный вред, но их можно проанализировать для того, чтобы по крайней мере в будущем попытаться исправить свои ошибки. На эту проблему стоит обратить больше внима­ние.

Существует несколько причин; из-за которых процесс оказания терапевтической помощи может оказаться не­удачным. Несомненно, самая распространенная причи­на подобных неудач — небрежность в отношениях со сто­роны консультанта. В суматохе повседневной работы мо­жет легко показаться, что благие намерения могут заме­нить усердие или старательность. Проходит время, и кон­сультант получает горький урок от этой ошибки. Однако существуют другие причины неудач, большинство из ко­торых можно объяснить тем, что в первую очередь сам клиент не подходит для консультирования. Либо серьезную помеху для его роста оказывают факторы внешнего окружения, либо индивид плохо контролирует свою жиз­ненную ситуацию, чтобы быть способным на позитивные изменения. Может быть допущена ошибка при оценке ситуации. К примеру, подросток был отобран для консуль­тирования в надежде (которая на деле не оправдалась) на то, что он достаточно независим от родителей. Поэтому ему вместе с родителями потребуется время, чтобы дос­тичь прогресса в ходе терапии. Несомненно, что болыиинсгво неудач в консультировании происходят по одной из этих двух причин — либо клиенты в принципе не готовы для консультационной работы, либо консультант допус­тил существенный промах в своей работе.

Иногда опытный консультант может проследить неко­торые характерные черты развития подобных неудач. В некоторых случаях, когда продолжающиеся сеансы не при­водят клиента ни к какому улучшению, он начинает раз­дражаться, его сопротивление растет, он становится все более враждебным по отношению к консультанту, терапев­тической ситуации в целом. Консультант, чувствуя, что процесс выходит из-под его контроля, собрав все силы, оказывает все более настойчивое давление, начинает напрямую атаковать проблему. Клиенту не удается достичь какого-то результата. Дело закрывается “ввиду неспособ­ности к сотрудничеству”. В других случаях клиент добива­ется определенных обнадеживающих результатов, но по­степенно становится все более и более зависимым от кон­сультанта. Несчастный консультант, встревоженный тем, что взял на себя слишком большую ответственность за управление судьбой человека, пытается оттолкнуть его от себя. Ему становится тяжело видеть клиента, контакты приобретают все более редкий характер, в конце концов консультант настаивает на том, что клиент должен сам кон­тролировать свою жизнь, и отношения разрываются, ос­тавляя консультанта с чувством вины — единственным до­казательством того, что была проделана какая-то работа.

В большинстве случаев неудачного течения консуль­тирования и консультант, и клиент чувствуют, что про­цесс, видимо, протекает не должным образом. Оказыва­ясь неспособными проанализировать ситуацию и найти причину, они оба начинают защищаться и мстить, кон­такты прекращаются с вероятностью того, что обеим сто­ронам был причинен вред. Однако даже в тех случаях, когда консультант не способен к анализу причины неуда­чи, такой негативный исход вовсе не обязателен.

Когда кажется, что процесс консультирования начи­нает развиваться в неверном направлении, когда консуль­танту приходится задуматься, почему он наталкивается на сопротивление, почему клиент не прогрессирует, почему ситуация кажется хуже, чем она была в начале терапии, первый шаг — это, естественно, проанализировать воз­можные причины. Для консультанта наступает момент, когда нужно тщательно взвесить, не была ли допущена ошибка в процессе консультирования. На этом этапе ему следует подробно изучить запись сеансов, с целью обна­ружения ошибки. Не был ли он слишком директивен? Не стремился ли он к слишком скорому решению? Не была ли интерпретация использована не очень рационально? Пытался ли он решить проблему по-своему, не следуя за клиентом? Не помешал ли он каким-то образом выраже­нию чувств и эмоций? Эти и другие вопросы, которые рассматривались нами выше, должны быть тщательно проанализированы. Часто причину можно найти и испра­вить. Во многом обнадеживает то, что люди настолько страстно стремятся к росту и поиску путей выхода из труд­ных ситуаций, что, даже несмотря на множество возмож­ных ошибок и во многом неудачное консультирование, конструктивные результаты могут быть достигнуты в ходе исправления этих ошибок. Никогда не поздно скрупулез­но проанализировать причины неудач.

Однако, если мы будем смотреть на вещи реально, мы признаем, что в некоторых случаях консультант чрезмер­но вовлечен в свою работу, слишком уязвим в этом отно­шении, чтобы признать свои ошибки. Он не всегда имеет возможность получить помощь более опытного специа­листа или просто коллеги (супервизора), чтобы вскрыть не замеченные им промахи. Другими словами, есть такие случаи, когда неудачи в консультировании неизбежны, несмотря на все благие намерения консультанта обнаружить их причину. Что может быть предложено в таких слу­чаях?

Искреннее признание неудачи как консультантом, так и клиентом обладает реальной силой, помогающей пре­дотвратить защитные реакции с обеих сторон. Здесь мож­но привести примерное высказывание консультанта в свя­зи с таким случаем: “По-моему, мы вообще не продвига­емся. Возможно, это происходит из-за недостатка моего мастерства. Возможно, вследствие некоторого нежелания с вашей стороны. Но в любом случае, если оставить в сто­роне какие бы то ни было обвинения, ясно, что мы не достигаем необходимого результата. Не следует ли нам сделать перерыв в сеансах, или вы хотите продолжить их еще некоторое время с надеждой, что мы все-таки можем добиться какого-то удовлетворения?” Такое четкое опре­деление ситуации — наиболее продуктивный вариант. Оно освобождает клиента от необходимости атаковать консультанта. Кроме того, оно открывает для него ряд новых перспектив.

Это может привести к завершению терапевтических сеансов по взаимной договоренности сторон. Если подоб­ное происходит, разрыв отношений вполне понятен и протекает без всякого антагонизма и чувства вины. Кли­ент будет чувствовать, что у него есть возможность вер­нуться через некоторое время или обратиться к любому другому консультанту, если он посчитает, что кто-нибудь другой сможет ему помочь. В то же время это может при­вести к осмыслению препятствий на пути прогресса в ле­чении и, соответственно, к новому развитию терапии. Автору вспоминается серия встреч с одной женщиной, когда, как это стало понятно сейчас, консультирование было проведено неудачно. Поскольку в ее отношении к сыну не было достигнуто никакого прогресса, консуль­тант просто констатировал, что, по-видимому, сеансы не принесли пользы и что, наверно, их не стоит продолжать. Казалось, что женщина согласилась с этим, и было оче­видно, что встречи завершились, но, уходя, она спроси­ла: “Вы когда-нибудь работали со взрослыми?” Получив утвердительный ответ, она снова села и начала рассказы­вать о всех своих семейных несчастьях, ставших причи­ной ее неудачного обращения с сыном, но которое она не желала признавать до тех пор, пока мальчик не продемон­стрировал совершенно очевидную необходимость в тера­пии. То есть если сложившееся тупиковое положение, в котором оказались и клиент, и консультант, четко констатируется и признается обеими сторонами, то обе сторо­ны способны принять это без негативизма, и не исклю­чено, что смогут найти способ преодоления этой ситуа­ции. Если нет, то по крайней мере сеансы прекратятся без вражды и чувства вины.

Стоит, однако, сделать одно предостережение. Кон­сультирование нельзя слишком затягивать, если не наблю­дается никакого прогресса. Если тщательный анализ бе­сед показывает, что на протяжении нескольких сеансов существенного улучшения нет и никакого продвижения в терапии не зафиксировано, консультант должен заду­маться, не лучше ли прекратить лечение. В противовес мнению неопытного консультанта необходимо отметить, что неудачные беседы чаще выходят за рамки временных ограничений, нежели успешные. Точно так же сеансы, которые все продолжаются и продолжаются без какого бы то ни было изменения, свидетельствуют в целом о прова­ле в работе. Лучше всего в таких случаях постараться об­наружить причины сложившейся тупиковой ситуации, а если и это не удается сделать, подвести консультирова­ние к завершению. Несмотря на то, что такой финал под­разумевает отсутствие всяческого успеха, он не повлечет за собой дальнейшего конфликта, а также не осложнит клиенту поиск помощи в будущем.

 

 

Заключение

 

Когда клиент достигает инсайта и приходит к самоос­мыслению, выбирая новые цели, которые переориенти­руют его жизнь, консультирование входит в свою завершающую фазу, имеющую определенные отличительные признаки. Клиент обретает уверенность в себе, когда пе­реживает новый инсайт, и предпринимает все больше по­зитивных действий, направленных на достижение своей цели. Ощущая эту уверенность, он стремится закончить терапию, хотя в то же время боится потерять поддержку. Признание консультантом этой амбивалентности позво­ляет клиенту ясно увидеть выбор, стоящий перед ним, и достичь убежденности в том, что он способен самостоя­тельно разрешать свои проблемы. Консультант способ­ствует этому, помогая индивиду ощутить полную свободу выбора, — прекратить взаимоотношения, как только он будет готов к этому. Обычно завершение консультирова­ния сопровождается чувством потери для обеих сторон, но вместе с тем взаимным признанием того, что незави­симость — еще одна позитивная ступень к зрелости. Даже если в ходе консультирования не было достигнуто успеха, как правило, можно завершить работу достаточно конст­руктивным способом.

Продолжительность терапевтического процесса также зависит от умения консультанта поддерживать клиент-центрированный контакт в ходе терапии в той же мере, как и от степени неприспособленности клиента или от любого другого фактора.

На последних сеансах довольно часто становится ясно, что клиент принял необычную структуру терапевтичес­кой ситуации и осознает, как он использовал ее для свое­го собственного роста. Спонтанные высказывания кли­ентов еще раз подтверждают один из тезисов данной кни­ги, что клиент-центрированное терапевтическое взаимо­отношение высвобождает движущие силы так, как это невозможно ни при каком другом типе взаимодействия.

 

Глава 9

Ряд практических вопросов

 

В предыдущих главах была предпринята попытка довес­ти до читателя смысл конкретного и понятного процесса, при помощи которого консультирование достигает своей цели. Была поставлена задача добиться понимания того факта, что этот процесс характеризуется единством и последовательностью, что он развивается по предсказуемой и упорядоченной схеме, что его различные аспекты могут быть подвержены объективной оценке. При такой кон­центрации внимания на сущностных принципах консуль­тирования многие другие вопросы, которые весьма закон­но могли возникнуть, несколько игнорировались. Мы избегали тех из них, которые могли бы заставить нас обратить все внимание скорее на какие-то несущественные, чем на значимые детали консультирования, вопросов, основанных на совершенно иных концепциях консуль­тирования и ведущих лишь к предположениям. Однако, закончив обзор процесса терапии, мы можем теперь об­ратиться к некоторым более насущным практическим вопросам, часто возникающим по поводу консультирова­ния в целом или в отношении клиент-центрированного подхода к терапии, в частности. Мы не будем пытаться ответить на все имеющиеся вопросы, но определенные комментарии могут оказаться весьма полезными для формирования более адекватного представления. При рас­смотрении вопросов не будет соблюдаться никакого оп­ределенного порядка, за исключением того, что самые важные и значимые моменты будут помещены в самом конце. Для того чтобы читатель мог легко выбрать то, что интересует его в большей степени, каждая тема выделена в форме специального вопроса.

 

Какой должна быть продолжительность терапевтических бесед? У нас нет необходимых экспериментальных дан­ных, чтобы ответить на этот вопрос. Вполне очевидно, что известный участникам беседы предел, будь то предел, ог­раниченный пятнадцатью, тридцатью или сорока пятью минутами, — более важный фактор, чем фактическая про­должительность беседы. Автор считает, что уделять боль­ше одного часа для одной беседы неразумно, хотя кон­сультанты Вестерн Электрик Компани, чья цель — поощ­рение полного свободного выражения установок и эмо­ций, отмечают, что их беседы в среднем продолжаются по восемьдесят минут.

Некоторые беседы продолжительностью в один час, особенно в начале консультирования, от начала до конца заполнены очень важным материалом. Когда эмоции уже выражены и беседа в большей мере направлена на дости­жение инсайта и на выполнение тех решений, в основе которых лежат новые шаги, клиент может предпочесть какой-то отрезок часа посвятить беседе, где будет избе­гать своих актуальных проблем, с которыми он борется. В таких случаях только приближающееся окончание се­анса может заставить его выражать мысли или принять решение, в отношении которого он испытывает амбива­лентные чувства. В ряде случаев такого рода весьма веро­ятно, что как за короткое время, так и за более продолжи­тельное можно добиться одинакового по силе и глубине прогресса. Чтобы окончательно решить этот вопрос, ви­димо, необходимо экспериментальное консультирование, включающее запись бесед.

Каким должен быть интервал между беседами? Этот воп­рос также требует экспериментального изучения. Каза­лось бы, ясно, что встречи не должны назначаться через слишком короткие промежутки времени. Возможно, нет какого-то решительного оправдания ежедневных сеансов, которыми прославился классический психоанализ. Такие ежедневные сеансы необходимы только тогда, когда про­цесс фокусируется в значительной степени на терапевте, нежели на клиенте. Интервью с промежутком в несколь­ко дней или еженедельные встречи представляются наи­более эффективными, дающими клиенту возможность ассимилировать свои приобретения, достичь в определен­ной степени нового инсайта и предпринять действия, ко­торые будут способствовать его росту.

 

Что необходимо предпринять консультанту, когда после­довательность сеансов прерывается? Во многих организа­циях, где практикуется директивный тип консультирова­ния, случаи прерывания сеансов составляют значитель­ную долю всей терапевтической работы. Автор не особен­но надеется, что его утверждение о том, что в практике клиент-центрированной терапии, о которой речь шла выше, срыв сеансов почти не встречается, будет принято на веру. Несмотря ни на что, это утверждение истинно. Человек может заболеть, может сломаться транспорт, но, если эти неприятности возникают внезапно, клиент со­общает об этом консультанту. Назначенный сеанс не от­меняется без уведомления, при условии, что не было до­пущено какого-то ошибочного действия в процессе кон­сультирования.

В случае сорвавшейся встречи консультанту следует предпринять два необходимых шага. Первый — это изу­чение записей, в частности относящихся к последней бе­седе. Имело ли место некоторое давление с его стороны, способное вызвать сопротивление? Не была ли интерпре­тация слишком поспешной? Не оказался ли клиент ли­цом к лицу перед выбором, к которому еще не был готов? Не показал ли он своим состоянием, что готов к заверше­нию сеансов, и не было ли проигнорировано или не при­нято консультантом это его новое чувство независимости? Вероятно, что один из этих факторов будет обнару­жен в качестве причины либо срыва назначенной встре­чи, либо нежелания клиента предупредить консультанта.

Второй шаг заключается в том, чтобы постараться, насколько это возможно, сделать так, чтобы клиенту было легко вернуться, одновременно дав ему понять, что, если он предпочтет не возвращаться, этот результат также при­емлем для консультанта. Чаще всего наиболее подходя­щим средством для этого служит письмо. Такое сообще­ние можно сформулировать следующим образом: “После того, как Вы в среду не пришли на сеанс, я подумал, что это может означать, что Вы больше не хотите продолжать наши встречи. Я знаю, что иногда люди достигают того момента, когда они не хотят больше участвовать в подоб­ных беседах.Тем не менее если у Вас появится желание прийти еще раз, я с радостью организую это. Пожалуй­ста, не стесняйтесь и звоните мне в любое время, сооб­щите, когда Вы сможете встретиться со мной, и я назначу удобное нам обоим время встречи”. Это не образец, но в нем отражены определенные важные моменты. Консуль­тант не выражает никакого разочарования, поскольку это может создать ложное впечатление, будто клиенту не уда­лось каким-то образом помочь консультанту или что он приходит только потому, что консультант желает этого. В письме не назначается новая встреча, а право выбора ос­тается за клиентом. Он сам должен решить, хочет он по­лучить помощь или нет. Сообщение составлено таким образом, что, если клиент никогда не ответит, чувство вины по поводу прерывания сеансов будет сведено к ми­нимуму. Это важно, поскольку означает, что клиент по­лучает возможность вернуться в любое время, если ему потребуется помощь.

 

Следует ли консультанту делать записи во время бесе­ды? По некоторым причинам этот вопрос, наверное, вы­зовет большое возмущение у большинства консультантов. Можно сказать с уверенностью, что успех терапии напрямую зависит от точности записи. В ходе терапевтическо­го взаимодействия мы имеем дело с тончайшими и неуло­вимыми факторами. Чем достовернее мы зафиксируем процесс, тем точнее мы сможем определить, что же на самом деле происходит и какие были допущены ошибки. Истинность этого положения полностью подтверждает­ся тем, что записанные на фонограмму беседы обладают огромной ценностью с точки зрения обучения, о чем до­вольно подробно говорилось ранее. Консультанты едино­гласно отмечают, что прослушивание собственных бесед, даже без критических замечаний, а особенно если это со­провождается некоторой конструктивной критикой, было одним из самых полезных, с точки зрения практических навыков, инструментов в их учебной терапевтической подготовке.

Развивая эту мысль, нужно отметить, что достаточно подробные записи, содержащие как высказывания кон­сультанта, так и слова клиента, следует, если это возмож­но, делать во время беседы. В этом смысле весьма полез­на форма диалога с краткими высказываниями.

Однако мы еще не затронули основную причину, ко­торая порождает некоторую нерешительность по поводу целесообразности ведения записей. Консультант боится, что клиент подумает, будто он пытается что-то скрыть от него. Эта тревога возникает у него из-за собственного чув­ства вины. Если он не пытается что-то скрыть, если сеан­сы первоначально задумывались как мероприятие, при участии в котором клиент может научиться помогать са­мому себе, то тогда клиент не будет обеспокоен ведением записей, при условии, что ему объясняется цель. Консуль­тант может сказать что-нибудь, вроде: “Я надеюсь, вы не будете возражать, если я буду записывать то, что вы гово­рите. Мне бы хотелось изучить ваши слова после сеанса, чтобы понять, чего мы достигли”. Или консультант пред­лагал клиенту самому посмотреть эти записи, когда он того пожелает. Иногда такая просьба высказывается по завершении терапевтического процесса, по результатам того, как у клиента созревает инсаит.

В какой форме должны вестись такие записи — долж­ны ли они надиктовываться, стенографироваться или быть частью текущей фонографической записи — это бо­лее сложный вопрос. Каждый консультант должен все за­писывать от начала до конца и очень тщательно изучать каждое высказывание. Однако во многих агентствах с це­лью непрерывного ведения записей в ходе беседы дела­ются пометки, которые служат рабочим материалом, а в конце концов представляется только краткий отчет по проблемам, с которыми пришлось столкнуться, о достиг­нутом инсайте, первых позитивных действиях. Но когда двое консультантов работают с одной и той же ситуаци­ей, например, один — с родителем, другой — с ребенком, важно, чтобы каждый из них имел полное представление о работе другого. Часто полная запись беседы является для этого лучшим средством. В целом такие вопросы должны определяться задачей и функцией организации: учебная, исследовательская или в чистом виде психологическая услуга. Более полная запись необходима скорее в первых двух, чем в третьем случае.

 

Что делать, если клиент говорит неправду? В дискус­сиях по поводу практики консультирования этому воп­росу никогда не удавалось “поднять свою седую голову”. При диагностике неприспособленных индивидов иног­да необходимо знать, является их утверждение объектив­ной истиной или ложью. При расследовании преступ­ления, возможно, есть некоторое различие в формули­ровке проблемы, связанной с тем, совершил ли человек правонарушение и сейчас отрицает это, или он говорит правду, отрицая свое участие. При терапевтическом ле­чении, однако, такие объективные факты абсолютно не­существенны. Единственное, что имеет значение для те­рапии, — это чувства, которые клиент способен привне­сти в ситуацию.

Соответственно, нам нет нужды волноваться по пово­ду того, истинны или ложны высказывания клиента. Его эмоциональное отношение — вот элемент, который зна­чим. Таким образом, говорит ли студент правду, утверж­дая, что он получил низкую оценку по предмету, потому что у профессора было предвзятое отношение к нему, ме­нее важно для консультирования, чем его чувство, что он подвергается гонению. Когда ему позволяют выговорить­ся, он обязательно придет к более реалистичной оценке фактов, и со временем консультант скорее всего узнает правду, но для консультирования это вовсе не обязатель­но.

Конечно, можно расспросить клиента, чтобы попы­таться выяснить, что же на самом деле произошло. Это законная цель, тем более если речь идет о правовой рабо­те, например. Но консультирование, или терапия, — это совсем другая сфера. В большинстве случаев успешного консультирования полная запись бесед вскрывает ряд от­кровенных противоречий клиента как в его установках или фактах, так и в том и в другом одновременно. Это большей частью примеры внутренних противоречивых отношений самого индивида, которые еще не были им интегрированы. Они представляют две подвижные сто­роны его амбивалентного желания. Если консультант ос­паривает это противоречие на интеллектуальном уровне, он скорее всего не сможет помочь индивиду достичь той интеграции, которая приведет к согласию установок и отношений.

Влияет ли установление гонорара на консультирование? Существует множество примеров терапевтических ситу­аций, в которых оплата не соответствует затратам. При работе с учащимися средней школы, например, ученик не в состоянии сам платить за себя, и оплата консульти­рования его родителями может наложить отпечаток на зависимость, против которой он борется, чтобы обрести свободу. В то же время, когда клиент взрослый или когда за помощью обращаются родитель и ребенок, гонорар может соответствовать реальным затратам в терапии. Оп­лата вознаграждения, установленная на первоначальном этапе, может служить средством, с помощью которого клиент может продемонстрировать всю серьезность сво­их намерений при посещении сеансов, а также средством подкрепления его самоуважения во время принятия по­мощи от другого.

Существует несколько вопросов, связанных с эффек­тивностью терапии, которые возникают при установле­нии вознаграждения. Во-первых, вопрос оплаты, который нужно откровенно проговорить на первой встрече, если, конечно, вообще подразумевается какая-то оплата, обес­печивает определенную степень ответственности, кото­рую клиент решает, принять или отвергнуть. Это его пер­вая ступень в новом направлении развития, начальное представление об усилиях, необходимых, чтобы работать с ситуацией. Во-вторых, оплата обеспечивает мотивацию для более ускоренного продвижения вперед. Гонорар за каждый сеанс побуждает индивида говорить настолько свободно, насколько возможно работать, чтобы добиться своего усовершенствования в наиболее кратчайшие сро­ки. Оплата также отбрасывает всякую необходимость в чувстве зависимости или благодарности, когда терапев­тическая цель достигнута. Услуги оплачены. Обе стороны чем-то пожертвовали в ходе работы.

Нужно подчеркнуть, что данные преимущества име­ют место, если вознаграждение изначально устанавлива­ется в соответствии с финансовыми возможностями ин­дивида. Цена, которую клиент не может заплатить, не сво­дя при этом к минимуму свой бюджет, безусловно, может помешать лечению, став реальной преградой для продол­жения сеансов. В Центре содействия, директором кото­рого был автор, вошло в практику обсуждать размер оп­латы отдельно с каждым родителем, который приводил своего ребенка к консультанту. В руках опытного специалиста это предоставляло возможность дать понять клиенту, что он сделает все, что от него можно ожидать, даже несмотря на то, что цена за сеанс десять центов или опла­ты вообще нет.

В некоторых консультационных центрах для студен­тов и учащихся установленные правила сводились к тому, что прямая оплата определялась для каждого студента за отдельную консультацию и непосредственно за курс ле­чения и что студент мог последовательно использовать эти ресурсы так, как ему удобно. Это, без всякого сомнения, хороший метод оказания услуг, он имеет некоторые пре­имущества в том, чтобы дать понять студенту, что он — уважающий себя человек, который платит за полученную помощь. Однако других преимуществ, которые уже были упомянуты, он не имеет.

В заключение этого краткого обсуждения проблемы гонорара нужно четко обозначить, что недирективное кон­сультирование может осуществляться весьма и весьма ус­пешно, вне зависимости от того, назначено или нет какое бы то ни было вознаграждение. В этом смысле оно отлича­ется от ортодоксального психоанализа, в котором оплата — почти обязательная часть лечения. Метод консультирова­ния, рассматриваемый нами здесь, предполагает, что кли­ент затрачивает много усилий в самом процессе. Терапев­тическая процедура в целом во всех отношениях делает акцент на его базовую автономию, которая является осно­вой самоуважения. Таким образом, он может использовать такую благоприятную атмосферу конструктивно, без ощу­щения того, что он должен затрачиваться еще и в финан­совом смысле. Автор не видит особого различия в процес­се или в результате между теми случаями, когда клиенты платили за услуги и когда оплаты не было.

Требуется ли от консультанта меньше усилий в отношении концентрации, анализа, ведения записи и т. д. при использо­вании клиент-центрированной терапии? Этот вопрос со всей справедливостью возникает у тех индивидов, которые привыкли к директивному стилю консультирования. Лучше всего ответить на него, поговорив с практикующими кон­сультантами, осваивающими технику недирективной бе­седы. По их мнению, клиент-центрированная терапия тре­бует значительно больших усилий от консультанта. Тот факт, что в рамках данного подхода консультант говорит гораздо меньше, обязывает его при этом больше думать. Оставаться постоянно восприимчивым к чувствам клиен­та, использовать слова не в качестве дубинки, а в качестве хирургического инструмента, чтобы высвободить развива­ющие силы, — все это создает большое напряжение для консультанта. Клиент-центрированная терапия, по сути, пытается перевести исцеляющую беседу из донаучной ста­дии, где “что-то происходит”, так как исходит из добрых намерений, в то состояние, где каждая реакция со сторо­ны консультанта или консультируемого признается как нечто имеющее свое значение и свой эффект, либо тормо­зящее, либо стимулирующее психологическое развитие клиента. Соответственно, записи, отчеты должны быть более полными и'должны активно использоваться, а не просто выполнять роль попутной работы. В перерывах меж­ду беседами такие пометки и записи должны быть тщатель­но изучены. Какие чувства выражал клиент? Какие ошиб­ки в осознании были допущены? Каков подлинный смысл утверждений, которые при непрерывном темпе беседы были лишь смутно обозначены как нечто важное? Каковы установки, которые скорее всего проявятся у клиента на следующей беседе? Консультант будет с гораздо большим вниманием относится к реальным чувствам, если подроб­но изучит материалы предыдущего сеанса и предугадает напряжение, которое, вероятно, будет иметь место на сле­дующем сеансе.

Тщательный разбор фонографических записей под­тверждает очевидность того факта, что большей частью консультирование и так называемая психотерапия срав­нимы с расчленением комара ножом мясника или с обрабатыванием мельчайших растительных культур при по­мощи огромного трактора. Жизненно важно признать, что процесс, который протекает во время беседы, настолько тонок, что те возможности роста, которые он содержит, могут быть полностью уничтожены “силовым” методом, свойственным большинству наших взаимоотношений. Чтобы понять действие незаметных на первый взгляд фак­торов, чтобы использовать их и взаимодействовать с ними, требуется предельная концентрация и тщательный ана­лиз, а также максимальная полнота записей, которые ото­бражают процесс во всех его мельчайших подробностях.

 

Может ли быть проведено консультирование, если воз­можен только очень непродолжительный контакт? Этот воп­рос уже поднимался нами в главе 6. Мы только повторим, что такие отношения в процессе консультирования, ко­торые здесь описаны, особенно важны, если контакт сво­дится к одному короткому сеансу. Кажущиеся преимуще­ства директивного подхода в условиях кратковременного сеанса совершенно не соответствуют действительному положению вещей. Если мы будем четко представлять себе всю сложность человеческой жизни, мы поймем, что за один час или менее маловероятно, что мы сможем реор­ганизовать жизненную структуру индивида. Если мы осоз­наем это ограничение и откажемся от роли самоудовлет­воренного Яхве, то можно предложить весьма конкрет­ный вид помощи, реальной даже за короткое время. Мы можем побудить клиента к свободному выражению своих проблем и чувств, с которыми ему пришлось столкнуть­ся, и добиться более четкого осознания. Если мы потра­тим время на то, чтобы попытаться управлять им, появ­ление удовлетворения будет связано только с тем, что мы не увидим замешательства, зависимости и сопротивления, которые последуют за нашим неоправданным вмешательством в его жизнь.

Можно ли консультировать друзей и родственников? Довольно часто, особенно у менее опытных консультантов, возникает вопрос о том, можно ли эффективно по­мочь другу, у которого есть проблема, или соседу по ком­нате в общежитии, или даже мужу или жене. В таких слу­чаях желание помочь другому человеку естественно. Од­нако требуется четко продумать формы, в которых наше участие может оказаться полезным другим людям.

Как мы говорили в предыдущей главе, консультиро­вание эффективно в основном потому, что консультант, не будучи эмоционально глубоко вовлеченным в ситуа­цию, способен распознать чувства клиента, вынести их на сознательное рассмотрение и дать клиенту возмож­ность выбрать в процессе этого осмысления свое соб­ственное направление поведения. Нужно усвоить, что глу­бокие эмоции консультанта не эффективны для осуще­ствления задач консультирования. Муж не сможет быть хорошим консультантом для своей жены. Близкий друг не будет способен одновременно исполнять роли хоро­шего друга и консультанта. Муж в первую очередь дол­жен быть понимающим супругом, разрешая искреннос­тью и участием взаимные супружеские проблемы. Друг может лучше проявить свою дружбу, разделяя взгляды, являясь внимательным, понимающим слушателем и в некотором роде источником эмоциональной поддержки. В таких случаях консультирование может быть успешным лишь при условии, что участники процесса ясно осозна­ют, что в этой ситуации имеет место их эмоциональная вовлеченность.

Если отношения не столь близкие, например, в случае со знакомым, который ищет поддержки в консультиро­вании, оно может быть выполнено успешно, если тера­певтические сеансы проходят со строгим разделением между терапией и какими-то дружескими проявлениями.

Это обсуждение еще раз подчеркивает точку зрения, которая была освещена нами в главе 4. Взаимоотноше­ния во время консультирования отличаются от дружес­ких отношений или любых других близких эмоциональных связей. Ничего хорошего от смешения различных типов взаимоотношений мы не получим. Как родители, мы можем установить хорошие родительско-детские от­ношения, но это не означает, что мы станем наилучшими консультантами для своих детей. Мы можем поддержи­вать глубокую привязанность к своим друзьям, но, если мы попытаемся одновременно выступить в роли и кон­сультанта, и друга, мы, вероятнее всего, плохо справимся и с той, и с другой задачей. Даже врач не оперирует свою жену или своего ребенка. Он знает, что не сможет быть полностью объективным и уверенным в собственной оценке, которая в другой ситуации была бы иной. Эти же причины относятся и к консультированию.

В действительности индивид думает, что он должен вести себя как консультант по отношению к другу или родственнику часто из-за того, что он стремится “переде­лать” другого человека. Одного этого достаточно, чтобы сделать истинную терапию невозможной.

Каковы отношения психометрии и консультирования? Психометрические тесты были задуманы как некоторая составная часть любой программы консультирования, и читатели, придерживающиеся соответствующей точки зрения, могут быть озадачены тем, что эти тесты были едва упомянуты. Использование нами психометрических ме­тодов, так же как и сбора анамнеза (упомянутое в главе 3), нуждается в тщательном пересмотре в свете получе­ния более глубоких знаний, относящихся к терапевтичес­кому процессу. Мы не пытаемся дать полный или окон­чательный ответ на этот вопрос, но наш ответ, основан­ный на предварительных результатах, будет стимулиро­вать более адекватное представление.

Не может быть никаких сомнений в том, что психо­метрические тесты способностей, достижений, склонно­стей, интересов и личностных черт или приспособленно­сти в первую очередь должны использоваться в процессе диагностического исследования неприспособленных индивидов. Диагностическая оценка трудновоспитуемых школьников, несовершеннолетних правонарушителей и взрослых преступников, которые должны предстать пе­ред судом, анализ кандидатов при приеме на работу или для найма на военную службу с целью классификации на основе учета их предпочтений и задатков — вся эта тру­доемкая работа прямо направлена на получение инфор­мации именно при помощи психометрических тестов. В дальнейшем мы не намерены подвергать сомнению зна­чительную ценность тестирования при задачах подобно­го рода.

Какое место занимает тестирование в терапевтическом консультировании, не настолько ясно. Недостатки ис­пользования тестов в начале проведения терапии анало­гичны тем, которые были отмечены нами в отношении использования анамнеза. Если психолог начинает свою работу с целой батареи тестов, то напрашивается вывод, что он может предоставить клиенту решение всех его про­блем. Точка зрения, поддерживаемая нами на протяже­нии всей книги, заключается в том, что такие “решения” не являются подлинными и оказывают весьма поверхно­стную помощь индивиду. Они направлены на то, чтобы сделать его либо слишком зависимым, либо оказывающим сопротивление.

Но нельзя утверждать, что тесты совсем не применя­ются в консультировании. Вероятнее всего, в ряде случа­ев они могут быть эффективными, если используются ближе к окончанию терапии, а главное — по просьбе кли­ента. Например, студент может прийти к осознанию сво­ей проблемы профессионального выбора и быть готовым двигаться дальше. Однако он искренне признает, что у него нет достаточно объективного представления о своих интересах и предпочтениях, необходимых для разумного выбора. Тогда консультант может предложить ему соот­ветствующие тесты, которые могли бы пролить свет на его профессиональные наклонности. Если у него есть желание пройти их, то результаты могут быть весьма конст­руктивными при условии, что они обсуждаются и оцени­ваются в совокупности с процессом его самоосознавания.

Барбара, молодая девушка, из беседы с которой мы уже приводили ряд отрывков в двух предыдущих главах, на­конец решила пройти тест на интеллект. Гораздо раньше, на первых сеансах, когда она говорила о своих “завышен­ных” интеллектуальных амбициях, ею был затронут воп­рос о собственных реальных способностях. Ей была пре­доставлена возможность пройти тест, но она очень боялась этой процедуры. Было ясно, что она думала, тест может разрушить ее амбиции или покажет, что у нее нет способностей. Позже, когда Барбара стала готовой к самопринятию, она говорила о тесте с меньшим страхом и на одном из последних сеансов обратилась с просьбой выполнить этот тест. Когда тест показал, что ее способ­ности выше среднего, но не более того, она уже смогла нормально принять такой результат. Если бы тест был проведен раньше, Барбара была бы или раздавлена резуль­татом, или вынуждена прибегнуть к его рационализации. Если бы ей не сообщили результат, она бы крайне встревожилась.

Именно в тех случаях, когда тесты используются, ис­ходя из потребности самого клиента, нежели просто как информация для консультанта, они оказывают терапев­тический эффект. Студент решил, что его интересы свя­заны с коммерцией, а не с его настоящей деятельностью, но подходит ли он на самом деле для коммерции? Тесты могут предоставить информацию на этот счет. Ученик средней школы, который работал над своей проблемой неприспособленности, захотел узнать, годится ли он для университета. Тесты могут помочь получить нужную ин­формацию для принятия решения.

Последнее утверждение дает ключ к разгадке целесо­образности использования тестов. С точки зрения успеш­ной терапии, тесты ценны, когда они могут конструктивно использоваться клиентом при принятии решений или при осуществлении каких-то позитивных действий. Их использование в качестве инструментов для получения консультантом информации не даст достаточно показа­тельных результатов, за исключением определения в на­чале работы того, подходит ли индивид для терапии ме­тодом консультирования. Здесь, как и при использовании анамнеза, тесты могут быть необходимы на предваритель­ном этапе изучения, чтобы определить, проходит ли ин­дивид по критериям, указанным в главе 3. Такое предва­рительное исследование, возможно, несколько осложня­ет лечение, но является необходимой мерой предосторож­ности в тех случаях, когда есть сомнения относительно того, следует ли делать основной упор на метод консуль­тирования или же на “средовой” подход.

Обобщая все вышесказанное в отношении этого экс­периментального механизма, относящегося к тестирова­нию и консультированию, отметим, что, не считая воз­можностей их применения с целью диагностики, тесты могут широко использоваться, как правило, на заключи­тельном этапе консультирования. К этому времени у кли­ента есть реальная потребность в дальнейшей информа­ции, она будет способствовать развитию инсайта и задаст более четкую направленность предпринимаемым позитивным шагам. Очевидно, что такая позиция радикально отличается от существующей практики, которой придер­живаются многие современные организации.

Применяется ли клиент-центрированный метод консуль­тирования в таких областях, как профессиональная ориен­тация? Для многих специалистов в этой области ориента­ция означает предоставление индивиду информации. Его информируют о различных профессиональных новше­ствах или учебных курсах, уровнях, профпригодности, требованиях к профессиональной степени и т. д. Ему может быть предоставлена информация о нем самом — ре­зультаты тестов на профпригодность, уровень образования или относительно наличия тех или иных предпочте­ний. Нет сомнений в пользе такого просвещения для со­ответствующих групп. Когда индивид нормально приспо­соблен и просто нуждается в детальной информации, пре­доставление такой информации — весьма полезная вещь с точки зрения образования.

Консультирование особенно подходит, как было ука­зано ранее, индивидам с повышенным уровнем конфлик­тности, неприспособленности, которые сражаются сами с собой или с внешней средой. Для человека, находяще­гося в замешательстве либо по поводу того, какую про­фессию или какое образование выбрать, либо чьи личные конфликты — результат профессиональных и образова­тельных неудач, клиент-центрированное консультирова­ние может предложить многое. Кажется вполне логич­ным, что каждая организация или агентство, оказываю­щие общую образовательную помощь в ориентации, так­же должны обеспечить возможность консультирования тех, кто в этом нуждается.

Вероятно, что большая часть нашей работы по ориен­тации базируется на принципах и тактике, при которых не поощряется независимый психологический рост. Ко­нечно, необходимы еще дальнейшие разработки, чтобы адаптировать открытия в области терапии к разного рода смежным областям, которые, однако, имеют свои специ­фические возможности и ограничения.

Кто может осуществлять консультирование? Очевидно, что и личность, и профессиональная квалификация дол­жны учитываться при оценке человека как консультанта. Остановимся на личностных характеристиках, а вопрос профессиональной подготовки будет рассматриваться нами в следующем разделе.

В некоторых рассуждениях по поводу терапии идеаль­ный консультант изображается как своего рода психоло­гический супермен — всезнающий, мудрый, находящий­ся выше мелких реакций обычных людей. Это неверное представление. Существуют определенные личностные качества, которыми должен обладать человек, если он хочет стать хорошим консультантом, но нет основания полагать, что они встречаются реже, чем качества, необ­ходимые для хорошего художника или первоклассного летчика. Это абсолютно справедливо, если мы говорим о клиент-центрированном консультировании и терапии, которые обсуждаются в этой книге. Директивный кон­сультант, безусловно, должен быть более всемогущим. Даже в наших фонографических записях мы видим имен­но таких консультантов — с уверенностью решающих раз­нообразные вопросы, например: как изучать историю, как вести себя с родителями, как решить вопрос расовой дис­криминации и какая жизненная философия является наи­более правильной. Из других записей мы узнаем, что та­кие консультанты решают проблемы адаптации в браке, вопросы профессионального выбора, проблемы дисцип­лины, то есть фактически все непростые личные вопро­сы, с которыми сбитый с толку человек встречается в жиз­ни. Очевидно, что от человека, занимающего всезнающую позицию, требуется сверхъестественная мудрость. Когда цель консультанта более скромна и состоит в том, чтобы помочь человеку освободиться самому настолько, чтобы он мог решать свои вопросы самостоятельно, собствен­ными методами, тогда необходимые атрибуты консультирования сводятся к простым человеческим масштабам.

Возможно, одно из основных качеств консультанта заключается в том, чтобы он был человеком, точно чув­ствующим специфику человеческих взаимоотношений. Это свойство трудно определить, но оно очевидно почти в любой социальной ситуации. Человек, который в неко­торой мере глух к реакциям других и не осознает, что его замечания вызывают у другого удовольствие или боль, который не чувствует враждебности или расположения, создавшегося между ним и окружающими или между дву­мя его знакомыми, скорее всего не станет хорошим консультантом. Нет сомнения в том, что перечисленные качества можно развить, но, если индивид не обладает в до­статочной мере такой социальной восприимчивостью, маловероятно, что в консультировании он сможет добить­ся многообещающих результатов. С другой стороны, ин­дивид, который от природы наблюдателен и чувствите­лен к реакциям других, может выделить в классе неблаго­получных детей, почувствовать личный антагонизм, скрываемый за случайной фразой, чувствительный к неулови­мым различиям в действиях, демонстрирующим, что у одного родителя благоприятные отношения с ребенком, а у другого — напряженные, — такой человек обладает природной предрасположенностью для развития у него навыков консультирования.

Мы рассматриваем социальную восприимчивость как основную характеристику, но, естественно, существуют и другие качества, также важные для хорошего консультан­та. Ниже дается их краткое описание. Хотя эти утвержде­ния справедливы в основном для специалиста, работаю­щего с детьми, они в равной степени относятся и к тем, кто занимается взрослыми.

Объективность. В целом считается, что для того, что­бы быть полезным в качестве терапевта, клиницист дол­жен обладать чувством объективности. В разных случаях это качество определялось как “контролируемая иденти­фикация”, “конструктивное самообладание” и как “эмо­ционально отстраненное отношение”. Определение это­го термина, используемого в клинической практике, от­личается от строго научной формулировки. В это поня­тие включается способность к проявлению симпатии в разумных пределах, естественная восприимчивость и за­интересованное отношение, глубокое понимание, где нет места жестким оценочным суждениям моралистического характера или проявлениям реакций шокированное™ и ужаса. Человеку такого склада чуждо чувство холодной и безличной беспристрастности, с одной стороны, а с друтой — он сильно отличается от чрезмерно сочувствующе­го и сентиментального человека, который настолько по­гружается в детские проблемы, что становится неспособ­ным оказать помощь. Это, если вернуться к первому опи­санию, уровень сочувствующей “идентификации” с ре­бенком, достаточный для развития понимания чувств и проблем, беспокоящих подростка, но это такая иденти­фикация, которая “находится под контролем”, посколь­ку осознается терапевтом (См. Rogers Carl R. “The Clinical Treatment of the Problem Child”, P.281).

Уважение к индивиду. Вторая характеристика хороше­го терапевта — глубокое уважение к ребенку как самодо­статочному существу. Чтобы ребенок мог получить реаль­ную помощь, мог развиваться собственным путем в на­правлении достижения самостоятельно выбранных целей, терапевт должен построить такие взаимоотношения, при которых подобные задачи становятся реально осуществи­мыми. Работник, который полон сознательного стремле­ния реформировать или который неосознанно стремится переделать ребенка, исходя из собственного представле­ния, не в силах добиться этого. Прежде всего должно быть желание принять ребенка таким, какой он есть, на его уровне приспособления, и дать ему некоторую свободу самостоятельно найти решение своих проблем (Там же, р. 282.).

 

Понимание самого себя. Другой важный элемент в на­боре личностных черт терапевта — глубокое осознание самого себя, своих особенных эмоциональных проявле­ний, своих ограничений и недостатков. Пока не будет достигнута эта ощутимая степень осмысления, консуль­тант будет не в состоянии распознать ситуацию, в кото­рой он, вероятно, подвергается влиянию каких-то своих предубеждений и эмоций. Он будет неспособен понять, почему при работе с детьми определенного типа или при сталкивании с некоторыми проблемами он не может достичь успеха. Чтобы досконально понять ребенка и быть объективным по отношению к его проблемам, терапевт должен обладать некоторым осмысленным представлени­ем о собственной личности (Там же, р. 283.).

Возможно, что такая степень самопонимания наиболее эффективно достигается благодаря соответствующей сис­теме супервидения во время подготовки. Когда в процессе обучения консультант разбирает собственные проблемные ситуации, он начинает в большей мере осознавать свои “слепые пятна”, свои эмоциональные потребности и спо­собы их удовлетворения. Супервизор имеет редкую возможность помочь обучающемуся индивиду достичь инсайта во время такого процесса подготовки. Зачастую процесс обучения может включать терапевтический контакт меж­ду учащимся и супервизором, если первый приходит к осоз­нанию потребности в такой помощи.

 

Психологические познания. Наконец, от терапевта едва ли можно ожидать успешной работы без основательных познаний человеческого поведения, а также его физичес­ких, социальных и психологических детерминант. Может показаться, что логичнее было бы поставить это свойство на первое место, но опыт любой клиники подтверждает, что владение всей психиатрической и психологической информацией, наряду с блестящим интеллектом, способ­ны обработать эту информацию, — само по себе не явля­ется гарантией терапевтического мастерства. Наиболее важные качества для психотерапевта, как было отмечено, прямо связаны с областью установок, чувств и осмысле­ния, нежели с интеллектуальной сферой (См. Rogers Carl R. “The Clinical Treatment of the Problem Child”).

 

Какой должна быть подготовка консультанта? Этот воп­рос является предметом обсуждения для целого ряда про­фессиональных групп. Было бы весьма самонадеянно пытаться найти окончательный ответ. Но определенные общие тенденции довольно хорошо уживаются друг с дру­гом, и их можно здесь перечислить. Эффективная про­грамма подготовки должна, по-видимому, включать в себя следующие моменты:

1. Соответствующая программа отбора, рассчитанная на то, чтобы отобрать для подготовки в качестве консуль­тантов тех индивидов, которым интересна область чело­веческих взаимоотношений и которые обладают необхо­димыми личностными характеристиками, перечисленны­ми выше.

2. Основная работа, которая ведет к фундаментально­му пониманию человеческих отношений. Для этого це­лесообразно пройти курсы по социологии, социальной психологии и антропологии. Опыт групповой работы или преподавания также будет весьма полезен.

3. Основные курсы, дающие знания в сфере психоло­гического развития и приспособления индивида. Значи­тельная часть подготовительного периода должна быть посвящена именно такой работе. Изучение биологичес­кого развития человека имеет определенный смысл, но особый упор должен быть сделан на изучение генетичес­кой психологии и психологии развития: детской, подро­стковой и психологии зрелости. Курсы по динамике че­ловеческого приспособления помогут заложить базис для изучения проблем адаптации в таких областях, как семей­ные и брачные отношения, профессиональная адаптация, особенности девиантного поведения, а также психопато­логия, особенности развития правонарушения и т. д.

4. Обучение методам психологического исследования, цель которого — помочь консультанту овладеть адекват­ными техниками оценивания собственной работы и ра­боты коллег, благодаря чему он мог бы получить базу для самосовершенствования.

5. Курсы по методам консультирования, в ходе кото­рых индивид смог бы ознакомиться с различными взгля­дами на консультирование и психотерапию.

6. Практика под профессиональным наблюдением, когда консультирование осуществляется с условием воз­можности для детальной оценки и критики обучающего­ся квалифицированным супервизором.

Если кто-нибудь поинтересуется, где такое обучение доступно, на такой вопрос возможен следующий ответ: в большинстве вузах такая профподготовка в этой сфере возможна только частично. В некоторых областях профес­сионального образования, особенно тех, которые имеют отношение к социальной работе, клинической психоло­гии, клинической психиатрии и профориентации, пыта­ются предоставить такую подготовку к работе, включаю­щую консультирование. Каждая из этих профессиональ­ных групп имеет свои сильные и слабые стороны в про­фессиональной подготовке консультантов. Социальные работники добились особенных успехов в сфере практи­ческой подготовки под руководством супервизоров. Но они слабо подготовлены в отношении базовых знаний и в сфере исследований. Психологи, видимо, получают весьма неплохую подготовку в сфере необходимых теоретических знаний, а также достаточную практику в облас­ти исследований, но до недавнего времени у них был не очень удачный курс по консультированию, и, естествен­но, слабым местом — обеспечение необходимой практи­ки под наблюдением супервизоров. С точки зрения перс­пектив, в этой сфере обучения, видимо, только психолог может посвятить себя изучению исключительно психоло­гических проблем человека, чего нельзя сказать о пред­ставителях других упомянутых нами профессий. Соци­альный работник должен большую часть времени уделять подготовке в области льготного администрирования, пра­вовым аспектам социального обеспечения и т. д. Психи­атр тратит свое учебное время на изучение органических проблем человека. Работник в сфере образовательной службы должен посвящать больше времени постижению вопросов управления образованием. Клинический психолог — единственный, кто может почти полностью скон­центрироваться на изучении законов психологического развития и приспособления индивидов. В отношении психологического развития нормального человека психиатрическая подготовка была чрезвычайно слабой, но си­туация осложняется еще и тем, что такая подготовка на­столько привязана к органическим проблемам индивида, что не хватает времени на собственно психологические проблемы. Однако мы упомянули о психиатрической под­готовке в основном для того, чтобы подчеркнуть, что практический опыт, приобретаемый во врачебной прак­тике, в лучшем случае дает возможность молодому пси­хиатру получить обучение под руководством хорошего супервизора, а в худшем — делает из него приверженца директивного подхода к психотерапии, который весьма малоэффективен. В сфере профориентации много вни­мания уделялось средовому подходу к проблемам адапта­ции и относительно мало — методам консультирования, несмотря на огромное количество консультантов, рабо­тающих в образовательных учреждениях.

Конечно, все вышесказанное не является абсолютной аксиомой. Эти комментарии предназначались лишь для того, чтобы показать, что каждый думающий специалист в этой области должен осознавать: ни один из путей про­фессиональной подготовки не может предложить идеаль­ное обучение консультированию индивидов с проблема­ми адаптации. Что действительно необходимо и что, на­деемся, будет достигнуто когда-нибудь в будущем — это новый подход к профессиональной подготовке специа­листов, занимающихся проблемами дезадаптации чело­века, а также развитие у учащихся профессиональных навыков, необходимых для работы с подобными пробле­мами.