Рационалистические устои культуры Просвещения

Французское название данной фазы истории европейской культуры — le siècle des lumières,

то есть «век света», но у нас оно было переведено как «просвещение» — калька с немецкого

die Aufklärung. Эта смысловая модификация может быть в обоих случаях объяснена тем, что

слово «свет», употребленное французами, даже во множественном числе, носило

полемический по отношению к религиозной символике характер: в христианской теологии

метафорический смысл этого, казалось бы, простого оптического термина закрепил

унаследованное от древних мифологий обожествление солнца как природного источника

света, поскольку свет есть основное условие человеческой жизни. В свое время уже

говорилось об экзистенциально-ценностном смысле антитезы «свет — мрак», которая

символизировала оппозиции «верх — низ», «небесное — подземное», «божественное —

дьявольское» (эстетические производные — «возвышенное — низменное»), «жизнь —

смерть»: так жизнь тянет растение из земли вверх в небу, к теплу и свету, а смерть влечет его

вниз, в землю, во тьму и холод; говорилось, далее, и о том, что в христианской мифологии и,

соответственно, в иконографии живописи Бог светоносен, а Дьявол и черти черны и царствуют

в подземелье, где помещается ад, по контрасту с вознесенным на небеса раем; оттого и Святой

дух воплотился в облике птицы, и ангелы приняли облик крылатых, небесных существ, тогда

как темные силы ада символизированы змеей, неспособной оторваться от земли. Религиозное

искусство всесторонне воплощало семантику света: и в золотых фонах византийских мозаик, и

в светоносных нимбах вокруг голов небожителей, и в эволюции храмовой архитектуры от

романского стиля к

готическому, суть которого состояла в дематериализации камня максимально возможным

заполнением плоскостей стен цветными витражами •— источниками мистически

воспринимавшегося в интерьере собора света. Дж. Мильтон в поэме «Потерянный рай» писал:

«Господь есть Свет», — а несколько веков спустя классик русской религиозной эстетики В. С.

Соловьев именно в свете увидел одно из основных проявлений красоты, потому что

имматериальность света позволяет символически связывать его с духовной субстанцией: по

унаследованной же христианством от языческого сознания семантике, Дух отождествлялся с

Богом.

Между тем, рассматриваемая нами эпоха противопоставила «Божественному свету» «Свет

Разума» то есть способность человека мыслить, а не верить! Совсем недавно основоположник

философского рационализма Р. Декарт с гордостью провозгласил условие человеческого

существования: «Мыслю, следовательно существую», — а в XVIII веке К. Линней положил

именно эту способность человека (а не веру\) в основу определения его отличия от животных:

«Человек разумный». Придет время, и в начале следующего века другой великий мыслитель

попытается преодолеть просветительскую конфронтацию «разумного» и «божественного»,

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 257

объявив Бога «Абсолютным Разумом»; это будет, однако, порождением иной эпохи, ответом

на иные потребности культуры. А для века Просвещения типичен смелый ответ астронома П.-

С. Лапласа на вопрос Наполеона о месте Бога в его концепции мироздания: «Сир, у меня не

было необходимости в этой гипотезе».

Вполне закономерно, что широко распространившейся формой религиозного сознания стал

деизм, который М. А. Барг счел «типичной религиозной философией Просвещения», более

последовательной, чем все разновидности протестантства, «попыткой противопоставить

традиционному христианству религию, очищенную от всего сверхъестественного и

мистического, основанную на "универсальных принципах разума"».

Именно классическая для данного типа культуры страна — Франция — понятие «Свет»

узурпировала у теологии и перенесла на мыслительную способность человека. Эта светоносная

мощь Разума была не только провозглашена, но доказана прежде всего, концентрированным

воплощением плодов его деятельности в великом, небывалом по масштабу и содержательности

труде философов и ученых — 35-томной Французской энциклопедии (ее полное название

«Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел»). Не могу не процитировать в

этой связи прекрасную характеристику французского Просвещения, данную в одной из работ

Ф. Энгельса: «Религия, понимание природы, общество, государственный

строй — все было подвергнуто самой беспощадной критике; все должно было предстать

перед судом разума и либо оправдать свое существование, либо отказаться от него. Мыслящий

рассудок стал единственным мерилом всего существующего».

Иная ситуация сложилась в то время в Германии и в России. Их экономическое и

политическое развитие было несравненно более низким, чем в стране, которая не только

смогла стать родиной Энциклопедии, но неотвратимо шла к революционному ниспровержению

монархии и формированию республиканского строя. Даже Англия, со свойственным ей по сей

день консервативным традиционализмом, не подымалась в рассматриваемом нами отношении

на уровень Франции, поэтому представляется закономерным, что английское название

Просвещения — enlightenment — однотипно с немецким и русским, а не с французским

lumières: приобщение этих стран к рационалистическому и демократическому типам культуры

требовало поставить акцент не на уже обретенном ею состоянии, а на самой деятельности,

имеющей целью формирование «просвещенного» человека; поэтому здесь оказались

уместными деятельностные формы данного понятия, производные от существительного

«свет» и приобретающие тем самым двойной смысл: «Aufklärung», «просвещение» обозначают

не только качество культуры, создаваемой освещающим мир Разумом, но и процесс

педагогической деятельности, делающей человека разумным существом. И. Кант четко

выразил такое понимание смысла данного термина: «Просвещение — это выход человека из

состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине.

Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со

стороны кого-то другого.... Sapere aude! — имей мужество пользоваться собственным умом! —

таков, следовательно, девиз Просвещения». Понятно, что «собственный ум» мог действовать

на том этапе истории лишь в исторически доступной ему парадигме; ее представляет наиболее

полно, точно и ярко уже упомянутая грандиозная Французская энциклопедия.

Историческое значение Просвещения и состоит в том, что оно завершило переход от

феодального общества и его мифологизированно-традиционалистской культуры к культуре

светской, гуманистической, персоналистской и рационалистической по сути.

Хотя философская мысль этой эпохи, от Г. В. Лейбница до И. Канта, искала способы

противопоставления «суммативности» средневековой философии системных реконструкций

бытия, способных создавать теоретически обоснованную целостную картину мироздания,

опирающуюся на

накопленные со времен Возрождения научные знания о мире, обществе, человеке,

реализовать это стремление было невозможно — механицизм еще не был преодолен тем

последовательно диалектическим способом мышления, который сформируется только в

следующем столетии. Здесь же были сделаны лишь первые шаги в направлении системного

постижения исторического бытия человечества — Дж. Вико, И. Г. Гердером, французскими

энциклопедистами, поэтому Просвещение и в данном отношении не смогло выйти за пределы

переходной стадии истории европейской культуры. Примечательно, что один из ярких

представителей этой культуры Э. Б. Кондильяк в «Трактате о системах» подверг жесткой

критике «абстрактные», чисто умозрительные системы, характерные для рационалистического

философствования, и заключил, что их «лишь в неточном смысле можно называть

системами», ибо «заслуживают названия систем» только такие мыслительные конструкции,

которые составлены «на основании принципов, установленных опытом». Обобщением этого

опыта и стала уже упом!инавшаяся Энциклопедия, создававшаяся на протяжении тридцати лет

под руководством Д. Дидро и Ж. Л. Д'Аламбера при участии всего цвета французской научной

и философской мысли.

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 258

Ж. Л. Д'Аламбер превратил открывавший первый том «Проспект» в апологию самого

принципа энциклопедизма: «Велика, — писал он, — нужда в подобной книге, могущей дать

совет по любому вопросу и послужить руководством для того, кто отважится поучать других,

равно как и просветит того, кто занимается самообразованием», «сколько преимуществ было

бы у наших отцов и у нас, если бы труды древних народов — египтян, халдеев, греков, римлян

и т. д. — были вложены в какой-нибудь энциклопедический труд!». Современная

Энциклопедия должна быть «святилищем, где человеческие знания найдут убежище от времен

и революций», представив достигнутый цивилизацией уровень знаний и умений во всех

областях науки, искусства и философии; она «будет раскрывать истинные первоначала вещей..,

покажет отношения между ними, будет способствовать достоверности и прогрессу

человеческих знаний и, умножая число истинных ученых, выдающихся мастеров и

просвещенных любителей,...окажет на общество полезное действие». Удивительно ли, что

этот труд вызвал столь ожесточенную критику реакционных публицистов и церковников?

В высшей степени знаменателен тот факт, что по замыслу создателей Французской

энциклопедии, оригинальность которого ими в полной мере осознавалась, она включала, как

разъяснено было в уже цитированном «Проспекте» всего издания, «три главных раздела:

науки, свободные искусства и механические искусства» (терминология сохраняла средне-

вековое различение искусств и ремесел), при этом авторы подчеркивали, что во всех

предыдущих работах такого жанра «очень много писалось о науках, недостаточно хорошо

писалось о большинстве свободных искусств, и почти ничего не писалось о механических

искусствах». «Метод, которому мы следовали при описании каждого ремесла», выделял в нем

пять позиций: 1) подробная характеристика используемых материалов; 2) описание «главных

изделий» производства и «способов их фабрикации»; 3) «описания и изображения

инструментов и машин в разобранном и собранном виде, разрезы литейных форм...»; 4)

объяснение и изображение в гравюрах самого процесса работы, «где можно видеть иной раз

одни руки мастерового, иной раз всего мастерового за работой, занятого самой трудной

операцией своего ремесла»; 5) перечни терминов, «свойственных данному ремеслу...». С

полной определенностью можно сказать, что подобное возвышение ремесла и зарождавшейся

промышленности на уровень духовной культуры и художественного творчества — одна из

существеннейших новаций Просвещения, проявление его глубинного демократизма и

понимания культурного значения материального производства. Такой оценки ремесленного

труда история культуры еще не знала.

Однако сам суммативный характер энциклопедизма не позволял создателям этого

гигантского, великого по своему значению, труда подняться до системного обобщения

научной информации и представления целостной картины мира — таково еще одно

проявление принадлежности Просвещения к переходному этапу в истории европейской

культуры. Об этом же говорит и его отношение к античности: подобно своим

предшественникам — Возрождению и XVII веку — век Просвещения сохранял пиетет перед

античностью, тем самым выявляя относительный характер своего антитрадиционализма.

XVIII век довел до конца атеистический разрыв с традицией религиозной веры и религиозной

мысли, но не с традиционалистским мышлением как таковым. В творчестве даже тех

представителей этого состояния культуры, которые видели смысл своей новаторской

деятельности в научном, философском, художественном познании реальности современного

бытия, необходимость подняться над эмпирией единичных фактов к масштабным обобщениям

вела в философии к столкновению сенсуализма и рационализма, а в искусстве — к трактовке

обобщения как идеализации классицистического толка даже в изображении реальности

(например, в картинах Ж. Л. Давида, посвященных событиям и лицам революции, в поэзии М.

Ж. Шенье или же в созданном Э. Фальконе и М. Колло памятнике Петру I в Петербурге).

Наиболее последовательно возрождение античных форм уже не искусства, а повседневного

бытия, произошло в ходе Великой французской революции. Художники словно реализовывали

идеи Д. Дидро, который в одном из «Салонов» теоретически обосновывал необходимость

воссоздания в реалистическом искусстве идеалов, со ссылкой на призывающую к идеализации

действительности эстетику Платона Известны и деятельность И. И. Винкельмана как

пропагандиста античной классики, и компромисс между принципами классицизма и реализма,

теоретически обоснованный Г. Э. Лессингом в «Лаокооне». Классицизм не только сохранял

свои позиции, но даже расширял их. Хотя Д. Д. Обломиевский считает главным отличием

«просветительского» классицизма от его предшественника в XVII веке расширение жанрового

диапазона («решающим для него были попытки создания повести и романа, а также опыты по

созданию новой лирики и поэмы»), главным тут было все же нечто иное, идейно-

содержательное, а не формально-структурное — более тесная, непосредственная связь с

современной политической жизнью (что, впрочем, далее отметил сам литературовед, указав на

«примат социального в мироощущении Просвещения», не свойственный «старому

классицизму»), либо слишком острыми стали коллизии реального предреволюционного, а

Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+

(2)320 с.

Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 259

затем и революционного бытия, чтобы художники могли позволить себе погружаться, подобно

Н. Пуссену, в жизнь Аркадских пастухов, или подчинять свое воображение фантасмагориям,

подобно К. Лоррену, выстраивавшему удивительные по красоте и величию, но совершенно

ирреальные пейзажи. Знаменитый автор «Афоризмов» Г. К. Лихтенберг решительно заявлял:

«Мы пишем для человека-современника, а не для древней Греции». Такая позиция

предвосхищала теоретически обоснованную Ф. Шиллером в статье «О наивной и

сентиментальной поэзии» противоположность ментальных структур его современников и

древних греков, открыв тем самым «зеленую улицу» Романтизму.

Рационалистически-сциентистская ориентация культуры Просвещения — а В. Дильтей

позволял себе даже говорить о «позитивизме Даламбера и Лагранжа, Тюрго и Кондорсе», о

«натуралистически ориентированном позитивизме», обнаруживая его не только во Франции,

но и в Англии, например у Т. Гоббса, который «первым находит позитивистский метод», и у Д.

Юма — проявлялась многообразно: в уже отмеченном создании грандиозной Французской

энциклопедии — концентрате естественно-научной и философско-гносеологической

ориентаций сознания эпохи; в рожденной в Англии новой научной дисциплине —

политической экономии, сыгравшей огромную роль в истории капиталистического общества; в

самоопределившемся в Германии новом разделе философии — эстетике,

которой также суждено было занять видное место в буржуазной культуре XIX-XX

столетий; наконец, в подготовке революционного слома феодализма во Франции — Г. К.

Лихтенберг мог даже назвать Французскую революцию «продуктом философии», заметив при

этом с удивлением: «но что за скачок от cogito ergo sum до первых возгласов в Palais Royal: "à

la Bastille!"». Однако, рассмотренный в исторической перспективе, «скачок» этот не вызывает

удивления — связь Великой Французской революции с рационалистической философией была

естественным, логичным и закономерным следствием завоеванного человеческим разумом

права определять хорошие и дурные, справедливые и несправедливые формы общественного

устройства, поскольку они утратили божественную санкцию и тем самым, подобно природе,

перешли из сферы компетенции веры в сферу компетенции аналитического мышления; мы уже

видели, как это происходило еще в эпоху Р. Декарта, в гоббсовом «Левиафане» и в

рассуждениях Дж. Уинстенли, доходивших до выработки республиканской программы. Ибо

Просвещение продолжило и развило начавшийся уже в XVII веке процесс распространения

научного познания с природы на социальную реальность, на человека, на творимую им

культуру (вспомним антропологические трактаты К. А. Гельвеция, Ж. О. Ламеттри, А. И.

Радищева, первое в истории культурологическое исследование Дж. Вико и, быть может,

наиболее характерное для этого типа культуры явление — рождение двух наук, находящихся

как бы на краях научного спектра, — политической экономии и эстетики).

Нет нужды доказывать огромное значение первой из них — напомню лишь, что она явилась

основным источником марксистского социально-философского учения и что независимо от его

неудачного практического осуществления в XX веке, эта наука остается, в разных

концептуальных вариантах, теоретической основой экономической и политической практики;

нелишним было бы и напоминание о том, как в начале XIX века даже в экономически слабо

развитой России типичный представитель дворянской интеллигенции Евгений Онегин

скептически относился к античной классике:

Зато читал Адама Смита

И был глубокий эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему

Не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет...

Спустя несколько десятилетий в той же стране, только еще освобождавшейся от

крепостного права, Н. Г. Чернышевский внимательно изучал и комментировал труды другого

классика политической экономии Дж. С. Милля.

Противоположный полюс рационалистических позиций Просвещения — эстетика как

философско-теоретическая дисциплина, необходимость которой была обоснована в середине

века А. Баумгартеном, опиравшимся на философскую концепцию Г. В. Лейбница-Х. Вольфа.

Противоположный потому, что предметом научного познания оказалась тут деятельность

человека, выходящая за пределы рациональной активности его духа в сферу его эмоциональной

жизни и воображения.