Исследование взаимоотношений ренессансного свободомыслия и идеологии Реформации Н.
В. Ревуненкова завершила таким общим выводом: «В идейных конфликтах Реформации
наметились контуры будущих битв просветителей с церковью. От либертинского лозунга
«Христианство подрезает крылья добродетели!» до антиклерикального призыва «Раздавите
гадину!», провозглашенного лишь в XVIII веке, общественному сознанию предстояло
Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+
(2)320 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 200
пройти дистанцию почти в два века». Если же учесть, что итальянские гуманисты XV века
были предшественниками либертинов, то ее придется увеличить почти вдвое. Этому сроку не
приходится удивляться — ведь религиозное сознание по сей день сохраняет свою власть над
многими умами и будет ее сохранять до тех пор, пока существуют социокультурные условия,
питающие иллюзорное и мистическое восприятие мира. Такой вывод проистекает из
понимания зависимости сознания человечества от его материально-практического бытия:
религиозным ведь человек не рождается, а обретает — или не обретает — ту или иную
конкретную веру в результате воспитания, а оно непосредственно обусловлено характером
общественного бытия и связанной с ним культуры, о чем свидетельствует вся мировая история
религии, как и история взаимоотношений религии и атеизма.
В данном пункте анализа истории европейской культуры мы можем с предельной
отчетливостью увидеть логику этого процесса: закономерность демистификации
христианства в ходе развития научного понимания мира, которая происходила разными
способами, нелинейно. В ренессансной культуре Италии пантеизм и деизм были формами
«снятия» католицизма — К. Маркс однажды метко определил деизм как «удобный и легкий
способ отделаться от религии», а В. Дильтей видел в ренессансном возрождении античного
пантеизма радикальное рационалистическое преображение христианства. Лютеранство,
кальвинизм и другие варианты открытого Реформацией права и необходимости приводить
религиозное сознание в соответствие с меняющейся практикой общественного бытия были
опасными для самого существования религии формами «ревизии» имманентных ей
спиритуализма и мистицизма, ибо выражали прогрессирующее ограничение власти над
человеком потусторонних сил благодаря развитию мощи его познающего мир Разума — Дж.
Бруно и пытался теоретически обосновать необходимость, как формулирует его позицию В.
Дильтей, «устранения» всех конфессиональных модификаций религии и их «замены верой
разума» (неудивительно, что инквизиторы сожгли его на костре). Логическим завершением
такого нелинейно протекавшего процесса и должен был стать просветительский атеизм
Понятно, что в русском Просвещении этот процесс протекал иначе, чем в западном. Не
знавшая своего Возрождения и его противоречивого продолжения в XVII столетии,
осуществившая фантастический «скачок» из Средневековья в Просвещение, Россия проделала
за сто лет инициированную в начале XVIII века реформами Петра Великого работу, которая на
За-
паде заняла четыре века; в результате русская культура уже в начале
XIX столетия в поэтическом Романтизме В. А. Жуковского и А. С. Пушкина, в
философском Романтизме П. Я. Чаадаева и А. С. Хомякова, в политическом Романтизме
декабристов сумела достичь того историко-типологического уровня, на каком в это время
находился Запад, и далее, в XIX и
XX веках идти с Западом одним курсом, несмотря на все попытки повернуть ее движение
вспять. Поэтому в русском Просвещении, гораздо менее радикальном, чем западное,—
достаточно учесть, что к демократической и атеистической революции оно привело не в конце
XVIII века, как во Франции, а только в начале XX столетия, — деистическая редукция
православия и, тем более, перерастание деизма в атеизм, имели несравненно более узкий
характер, чем во Франции; и предпринимавшиеся масонами попытки связать Просвещение с
мистикой оказывались в России столь же закономерными, сколь безрезультатными, поскольку
здесь, по заключению Л. И. Семенниковой, «рационализм соединялся с религиозностью,
религиозность — с просветительскими идеями». Подобное соединение и не могло стать
результативным, ибо наивным, утопичным было стремление масонов заменить традиционную
религию некоей «новой религией, где бог — это человечество». О том же говорят и
зародившиеся в масонстве «идея народовластия, теория разделения властей», то есть «те идеи,
— подчеркивает исследовательница, — которые были начертаны на знаменах европейских
революций, в том числе Великой Французской революции».
История российского свободомыслия, основанного на понимании антагонизма веры и
разума, идет, по-видимому, от Сильвестра Медведева, которого А. Ф. Замалеев называет
«апостолом московских западников» и «московским просветителем», ибо он еще в конце XVII
века провозгласил разум «единственным мерилом человеческой духовности... и само
существование веры связывал с просвещением, образованием», за что был в конце концов
казнен как «чернокнижник», до Александра Радищева, сто лет спустя произнесшего в
чеканных строках поразительный даже в масштабе общеевропейского Просвещения приговор
религии:
Власть царску вера охраняет, Власть царску вера утверждает; Союзно общество
гнетут; Одно сковать рассудок тщится, Другое волю стерть стремится...
Наряду с масонством движение в том же направлении десакрализации религиозного
сознания порождало в России становившуюся весьма
влиятельной идеологию деизма; один из проповедников этого учения в конце XVIII века И.
Каган М. С.. ВВЕДЕНИЕ В ИСТОРИЮ МИРОВОЙ КУЛЬТУРЫ. Книги 1-2. СПб., 2003. (1) 383 с.+
(2)320 с.
Янко Слава (Библиотека Fort/Da) || http://yanko.lib.ru 201
П. Пнин так отвечал на вопрос о том, что есть Бог:
Сего нам существа определить не можно!
Но будем почитать его в молчаньи мы:
Проникнуть таинство бессильны все умы
И чтоб сказать — что он? — самим быть богом должно.
Показательно, что исследователь философских идей русского Просвещения 3. А.
Каменский вынес понятие «деизм» в подзаголовок своей монографии и целую главу посвятил
анализу воззрений русских деистов, подтверждая вышеприведенную его марксову
характеристику как типичный для Просвещения способ освобождения научного мышления от
религиозной мифологии.
При всех особенностях развития в России процесса перехода от традиционалистсткого типа
культуры к персоналистскому он захватывал и светский, и религиозный уровень сознания. Но
так же закономерно в России, как и на Западе, — достаточно сослаться хотя бы на только что
приведенное суждение А. Н. Радищева — третьей гранью этого процесса была политическая
сфера.
