Агрессия, нарциссическая зависть и стыд

 

Нарциссические проблемы часто маскируются запросами эдипальной природы или выступают в сочетании с триадными конфликтами. Поэтому уже в момент заключения контракта директору-психодраматисту важно пытаться прояснить, с чем он будет иметь дело. В наибольшей степени это касается конфликтов зависти и ревности, которые часто угадываются в запросах, внешне связанных с проблемой конкуренции. Ранняя «диагностика» позволяет психодраматисту выстроить адекватную стратегию работы, выполнить сопутствующие аналитические задачи и реализовать психодраматический принцип спонтанности.

 

В запросах, связанных с конкуренцией, очень важно распознать, какой мотив лежит в ее основе. Весьма часто в этих случаях доводится сталкиваться с чувствами ревности и зависти. Если ревность – это сложная эмоция, связанная с чувством любви и необходимо включающая в себя трех участников (субъекта, объекта его страсти и некого третьего, соперника), то зависть подразумевает участие только двоих, один из которых сравнивает себя с другим, завидует его успехам и удачам или тому, чем он обладает.

 

Ревность является частью эдипова комплекса, поэтому объект ревности нередко характеризуется интегрированными объект-реппрезентациями, где всегда наличествуют «хорошие» и «плохие» образы. В отношениях, окрашенных ревностью, есть место для идеализации, агрессии, тревоги, вины и, главное, любви, а не только желания удовлетворения своих потребностей или обиды на недостаток внимания к собственной персоне.

 

Что касается зависти, то, следуя точке зрения Н. МакДугалл, это чувство представляет собой «двойственное соединение отрицательного самоощущения и гнева» (цит. по: Райнкрофт, 1995). Объект зависти, как правило, либо обесценивается, либо идеализируется, но, часто, вкупе с тем же обесцениванием. Конфликт зависти решается либо отказом от желаний и принятием реальности, либо, как уже отмечалось выше, путем уничтожения объекта зависти или его «орального присвоения».

 

В литературных источниках, посвященных проблеме зависти и работе с этим чувством в психодраме, выделяются следующие психотерапевтические задачи:

 

отделение качеств, свойств и ресурсов, которыми обладает объект зависти, от него самого как личности вцелом;

проработка феномена обесценивания объекта зависти, вывод «наружу» чувства ненависти и агрессии;

определение истоков этих чувств и адекватное их отреагирование;

трансформация зависти в восхищение и/или уважение к объекту зависти (Власова, Щербаков, 2005).

В работе с пациентами, которых отличают нарциссические нарушения, не раз доводилось замечать, что объекты зависти могут представать для них в виде отдельных качеств, которые приобретают в их глазах особую значимость в виду того, что они либо социально одобряемы и легко становятся предметом идеализации, либо символизируют статус и силу. Будучи представленными на психодраматической сцене, эти персонажи мало напоминают живых людей. Работая с данной тематикой, психодраматисту не следует прибегать к традиционному приему обмена ролями, где протагонист должен выступать в образах персонажей-качеств, поскольку тем самым примитивные фантазия обладания, которые ему свойственны, могут получить лишнюю поддержку (Власова, Щербаков, там же). Главная задача психотерапевта состоит в том, чтобы помочь протагонисту достроить объект зависти до интегрированного образа, используя в качестве прототипа либо знакомого человека, либо виртуального героя, известного по кино- и литературным сюжетам, а затем с помощью обмена ролями попытаться «оживить» его. И лишь после этого можно приступать к выполнению 2-4 задач, которые указывались выше.

 

«Достраивание» образа объекта зависти, может происходить в диалоге, организованном путем директорского дублирования или вопросов, когда можно предложить протагонисту поразмышлять над тем, откуда у человека взялись эти качества, как он их приобрел, как они изменили его жизнь, что мешало и что помогало ему достичь успеха, какова цена успеха, каковы его слабые стороны, как наличие данных качеств помогает справляться с трудностями или, напротив, создает проблемы. При этом самой сложной задачей представляется, подчас, – избежать обесценивания желаемых качеств со стороны протагониста или их символического «уничтожения». Предупредить такой нежелательный оборот событий призваны действия, направленные на укрепление Эго протагониста. С этой целью иногда полезно дать ему возможность услышать похвалу со стороны «объекта зависти» или ободряющее утешение: «ты не обладаешь этим, зато...». В любом случае, даже если в исходе работы происходит отказ от желанных качеств, он должен быть результатом не простого их обесценивания, а творческой, компенсаторной, соответствующей реальности и желаниям протагониста, инициативы.

 

Этиологически родственным феномену зависти является нарциссический стыд, находящий свое выражение при нарциссических нарушениях личности в низкой самооценке, нерасположении к принятию другого как «хорошего объекта», бессознательных фантазиях его «уничтожения», а также в неспособности, в виду своей «грандиозности», просить о помощи и принимать ее.

 

Следует отметить, что в тех случаях, когда речь идет не о длительной работе, позволяющей специалисту собрать обширный диагностический материал, а сравнительно краткосрочной, отличить стыд от другого фундаментального чувства – вины – задача, достаточно сложная. Даже, когда вина Эго-синтонна, дифференцировать ее от чувства стыда можно только в процессе работы, когда будут обнаружены соответствующий критикующий интроект(ы) или травматическая потеря, порождающая это чувство. Отказ от чувства вины, как правило, не происходит на первых шагах работы, зачастую требуется классическая психодрама с возрастной регрессией, проигрыванием сцен, в которых либо происходит прощение, либо переосмысление порождающего вину события со взрослой позиции. Работа с виной в большей степени построена на атаках Супер-Эго и соответствующих обвиняющих интроектов.

 

С другой стороны, стыд в отсутствие чувства вины далеко не всегда выступает индикатором нарциссической личности. Протагонист может заявлять опасения и недовольства, связанные с «имиджем», в его работе возникают такие персонажи, как «общественное мнение», «коллеги», «все вокруг» и пр. Но, несмотря на невозможность конкретизировать интроект или определить травматическую ситуацию, мы можем иметь дело с нарциссическими нарушениями второго порядка, т.е. вызванными актуальными ситуациями (сменой среды, изменениями статуса и т.д.), а стыдом, вызванным структурными нарушениями личности.

 

«Убивать ли плохую часть» – переосмысление одной психодраматической техники

 

В начале этой части статьи хотелось бы отметить, что аналитики не пришли к единому мнению о дифференцированности агрессии и либидо, как форм энергий влечений. Даже в том случае, когда деструктивные инстинкты выделись как независимые (в концепциях кляйнеанцев) некоторые аналитики указывали на то, что их нельзя наблюдать в чистом виде (Г. Нюнберг, Г. Розенфельд). Скорее можно наблюдать в каждый момент времени преобладание того или иного импульса над другим. Г. Розенфельд описывал случаи тяжелых расстройств характера, при которых деструктивные импульсы доминируют над всей личностью человека. Он считал, что идеализация нарциссического патологически грандиозного собственного Я может включать, в том числе, идеализацию всемогущих разрушительных частей Я.

 

Феномены слияния деструктивных импульсов с либидинозным инстинктом можно наблюдать не только при тяжелых личностных расстройствах, где эти проявления в каком-то смысле закономерны, но и в условиях активации нарциссических тенденций в личности человека, не страдающего тяжелой патологией.

 

В рамках мастерской «Элементы психологического "альпинизма" в работе с клиентами с нарциссическими нарушениями», которая проводилась в ходе декадника «Швейцарский нож психотерапевта» в Институте групповой и семейной психологии и психотерапии, участникам был дан ряд демонстрационных упражнений. В одном из них предлагалось «рассказать о том, что, по собственному мнению участников, они делают хуже всех и, возможно, стыдятся этого». Упражнение вызвало более заметное оживление и энергетический подъем, чем при выполнении предыдущего задания, когда требовалось «вспомнить то, что было связано с чувством обладания чем-то очень хорошим». Примечательно, что в ходе шеринга многие участники говорили о большем или равном удовольствии, которое они испытали во время выполнения упомянутого первым упражнении, по сравнению со вторым.

Это случай демонстрирует, что при активации нормальных нарциссических тенденций (что в приведенном примере было вызвано вниманием к собственному Я участников и разрешением говорить на «запретные темы») либидинозная энергия направленная на собственное Я «одерживает победу» над деструктивными импульсами, — это позволяет интегрировать плохие Я–репрезентации, что иными словами означает их принятие, которое способствует повышению самооценки и формированию позитивного образа себя.

 

Вопрос о недифференцированности либидо и агрессии заставляет нас вернуться к вопросу о природе агрессии. Среди теоретиков психоанализа до сих пор существуют разногласия по поводу природы агрессии. Одни авторы, главным образом последователи М. Кляйн, придерживаются классической теории З. Фрейда, где агрессия, как известно, рассматривается как следствие инстинктивного влечения к смерти. Другие (М. Балинт, Х. Кохут, Р. Уэлдер, В. Тэкхе и др.) отстаивают реактивную концепцию агрессии, объясняя ее деструктивные импульсы реакцией в ответ на угрозу чувству самосохранения или на фрустрацию (в частности, на фрустрацию либидинозного влечения). Некоторые психоаналитики отмечают неспецифичность агрессии и предлагают исследовать ее причины и проявления в каждом конкретном случае отдельно, рассматривая их континуально, то есть, различая агрессию и деструкцию, соответственно, как нечто удовлетворяющее в одном случае и разрушительное – в другом, а разрушение, в свою очередь, подразделять на уничтожение и собственно разрушение (Д. Винникотт).

 

Отдельные авторы подчеркивают позитивные функции агрессии как средства реализации инстинкта самосохранения, действующего наряду с либидинозной энергией или борьбой Я за свое подтверждение, импульс, побуждающий к действию и активности, характерного в числе прочего, для осуществления задач развития (Р. Шпиц), а в конечном счете – даже один из движущих терапевтических факторов (Ж. Люстен).

 

Та же тенденция прослеживается и в вопросе происхождения нарциссической агрессии. Два виднейших теоретика нарциссизма – Х. Кохут и О. Кернберг – также демонстрируют совершенно разные позиции в этой области и столь же несхожее отношение к агрессивным проявлениям нарциссических личностей. Х. Кохут фрустрацию и порождаемую ею агрессию относит к внешним факторам, исходно не связанным с самостью. Как он полагает, агрессия «возникает из неспособности окружающих объектов самости удовлетворить потребность ребенка в оптимальных — но, следует подчеркнуть, не максимальных – эмпатических ответах» (Кохут, 2002). Дискутируя с Кохутом, О. Кернберг подвергает сомнению его утверждение о вторичности агрессии, считая, что в развитии нормального и патологического нарциссизма всегда участвуют как либидо, так и агрессия; последняя, в случае патологического нарциссизма, является отщепленной в виде диссоциированных, вытесненных или спроецированных («определяемых агрессией) «Я- и объект-репрезентаций» (Кернберг, 2001). Вместе с тем, Кернберг не отрицает адаптивные проявления агрессии, которые могут находить выражение, к примеру, в честолюбивых целях, поставленных человеком перед собой, а также интеграцию агрессии со структурами Супер-Эго, проявляющимися у пациентов в направленности на себя. Соглашаясь с Х. Кохутом по поводу большого значения, которое идеализирующий перенос имеет в терапии, прежде всего, в работе с нарциссическими пациентами, Кернберг интерпретировал его как проекцию патологического грандиозного Я или защиту от агрессии при защитном расщеплении между идеализацией и обесцениванием.

 

Идея диссоциированых плохих Я- и объект-репрезентаций заставляет иначе взглянуть на возможность применения в работе с пациентами, с диагностированными нарциссическими нарушениями, одного из методов отреагирования агрессии, относительно часто используемого в психодраме. Речь идет о приеме, получившем название убийство плохой части личности (плохого интроекта). В данном случае фокус внимания будет сосредоточен не на том, как должен быть обставлен этот акт, не на технической стороне отреагирования, а на том, стоит ли осуществлять его вообще.

 

При работе с клиентом ненарциссической патологии, то есть невротического уровня, психодраматист применяет эту технику, желая предоставить протагонисту возможность выразить агрессивные чувства по отношению к значимому другому. При этом главная преследуемая им цель – обеспечить дальнейший контакт с «хорошей» частью, который определяется общим контекстом работы. Поскольку при невротической структуре личности образ объекта в достаточной степени интегрирован, отделение «плохой» части помогает Супер-Эго позволить по отношению к ней агрессивные действия, не затрагивая «условно хорошую» часть. Условность состоит в том, что в норме нельзя отделить «плохую часть» с такой точностью, чтобы оставшаяся содержала только идеализированные объект-репрезентации. «Плохая часть» в этом случае всегда значительно меньше целого, ситуативна в своем определении, ее уничтожение не означает для индивида уничтожения объекта целиком, ассоциируясь, скорее, с частичным преобразованием, перестройкой образа объекта. С помощью этой техники психодраматист решает задачу контакта протагониста со своими агрессивными чувствами, дает возможность их отреагировать, а затем вступить в диалог с «целым», который, как правило, окрашен чувствами любви, жалости, сожаления, вины и т.д.

 

В работе с нарциссически нарушенными личностями даже в случаях не тяжелой патологии, когда еще сохраняются достаточно устойчивые интегрированные объект-репрезентации, возможность применения этой техники кажется сомнительной, поскольку в этиологии нарциссического нарушения всегда присутствует тенденция к разделению агрессивно катектированных и либидинозных объектов. Нарциссически нарушенный пациент бессознательно чувствует «плохую» часть, тяготится ею, отщепляет ее, проецирует и желает ее уничтожения. Понимая это, психодраматист не должен искусственно поддерживать или создавать патогенную ситуацию, провоцируя дезинтеграционные процессы, которые спонтанно утратили или ослабили свою активность.

 

Возникает вопрос, что можно предложить взамен, чтобы сохранить в психодраматической работе возможность канализации агрессии, возникающей в контексте взаимодействия индивида с достаточно интегрированным образом значимого другого. Таким каналом, на наш взгляд, может выступать какой-либо атрибут или отдельное проявление объекта. Другими словами мы предлагаем переформулирование, где категорическое «ты мне не нравишься» трансформируется в более мягкое «мне не нравится в тебе» (то-то) «когда ты поступаешь подобным образом, я злюсь». Широко известный прием, являющийся одним из базовых принципов психологического консультирования, приобретает в этом случае особое значение. Кроме того, психодрама позволяет зримо вывести «раздражитель» в отдельный образ и совершить над ним «расправу».

 

В одной из сцен клиентка Н. выражала агрессивные чувства, которые она испытывает по отношению к своему начальнику: «Он не плохой человек, но когда звонит мне с утра и дает поручения...– свинья!!!» (Далее следовал удар свернутым листом ватмана по стулу.) Очевидно, что здесь объектом агрессии был не начальник, не, даже, его часть, а именно «с утра-звонящий-и-дающий поручения-начальник». Таким образом, в этой сцене происходит действие не по отношению к собственно объекту, а в приложении к объекту, совершающему определенное действие.

В завершении этой темы, хотелось бы заметить, что в независимости специфики нарушений протагониста «процедура уничтожения объекта агрессии» требует предварительного понимания функционального и символического значения данного объекта для него, насколько он интегрирован в структуру его личности, какие защитные и компенсаторные функции он выполняет. В тех случаях, когда объект недостаточно отделен от протагониста или выполняет защитную функцию Эго, применение агрессии к нему не рекомендуется, поскольку это может привести к фрагментации его самости, или иными словами деструктивному вмешательству в его интегральную Я-репрезентацию...