Сказка про тайных воинов гор

Многие годы империю терзали гражданские войны. Как обычно, больше всех достается самым бедным и невинным. Гроза императорского гнева обрушилась на бродячих монахов обширно­го ордена, название которого уже вряд ли восстановимо. Вряд ли даже мы знаем наверняка, чему они поклонялись; известно толь­ко, что они развили много практически ценных приемов совер­шенствования человеческого тела и духа. Вряд ли и сам импера­тор тогдашней только что объединенной империи знал, чему там посвящены все их практики. Он видел перед собою кучу потенци­ально опасных для власти бездельников и одним решительным движением решил от них избавиться. Императорский указ пове­лел всем бродячим монахам отправиться в ссылку в соседнюю страну либо явиться в правительственные места для получения документов и работы. За неповиновение, естественно, полагалась смерть, в те времена очень реальная и быстрая.

Огромной армией, объединенной некой неизвестной нам структурой, монахи отправились в изгнание. С виду это совсем не походило ни на какой орден или организацию - так, брели знако­мые друг с другом люди поодиночке или небольшими группами.

В чужой стране их никто, конечно, особо не приветствовал, но возможность жить вроде бы дали. В той стране было много ме­стностей, где люди почти не жили, особенно в болотах и в горах. В этих местах новоприбывшим разрешили селиться свободно. Монахи осели на месте и несколько десятилетий, а то и пару сто­летий, о них ничего особо не было слышно. Они жили довольно

обособленной жизнью в очень глухих горных местах. Вряд ли они поддерживали жизнь своего религиозного ордена в прежней фор­ме - хотя бы потому, что стали оседлыми семьянинами. Но мно­гие из практик сохранились и передавались по наследству; им обу­чали также местных жителей, которые бежали от своих правите­лей в глухие горы и потихоньку примыкали к бывшим монахам.

Так продолжалось до того, пока в стране не началась долгая и жестокая гражданская война. Страна была разделена на множе­ство удельных княжеств; в пламени гражданской войны все кня­жества разделились и вели нескончаемую борьбу друг против дру­га. В этой войне постепенно исчезли правые и виноватые, а оста­лись только сильные и слабые, союзники, противники и предате­ли. Горных жителей, не подчиненных никакому княжеству, били все армии всех князей, кому приходила охота или необходимость вести военные действия в диких краях.

Гражданская война затянулась на годы, и у «горных» возник­ла необходимость защищаться. Они по-прежнему не могли или не хотели примкнуть (то есть отдаться во власть какого-нибудь пра­вителя); сформировать собственное государство с регулярной ар­мией они тоже не могли: для этого их было слишком мало. Они изобрели собственный способ ведения войны, оказавшийся очень эффективным.

Идея была проста: эгоизму и страхам окружающих правите­лей они могли противопоставить свое братство, со спокойной воз­можностью жертвовать жизнью каждого из них (которой, может быть, из-за своих древних религиозных воззрений, они не так уж и дорожили). А регулярным армиям они могли противопоставить тайный террор. Они стали высылать одиночек-убийц к князьям и начальникам армий. Эти одиночки были готовы к смерти, но ста­рались всё же остаться в живых. Применяя древние практики, они развили способы тайных ночных нападений, каждый раз разраба­тывая новые неожиданные комбинации. Важно было и то, что они использовали абсолютно любые методы подготовки убийства и самого убийства; они не могли позволить себе «правила чести», которыми хвастались воины регулярных армий. В ход шли любые способы обмана, яды, подкупы, поджоги и так далее; они могли совершить «операцию» в разгар всеобщего религиозного праздни­ка или в первую брачную ночь (о таком я, впрочем, никогда не слышал; но не сомневаюсь, что так вполне могло бы быть). Важ­ным искусством для них было разыгрывание каких-то социальных

ролей; они проникали во дворцы, прикидываясь актерами, солда­тами, монахами, проститутками, посланцами союзников.

Удачно совершив какое-то количество убийств важных пер­сон, они нагнали страху на окрестных князей и военачальников. Тем очень трудно было бороться с невидимым врагом с помощью регулярных армий. К тому же все они боялись лично за себя, а это для них было куда важнее любого понятия о справедливости. На­чались тайные переговоры, в результате которых таинственные горцы получили множество обещаний о неприкосновенности, ко­торым, конечно, можно было верить, только пока сила террора была реальной.

Интересным поворотом событий стало то, что князья быстро сообразили использовать эту грозную силу ночных убийц в своих обычных войнах друг против друга. «Горцы» стали получать зака­зы на ночные убийства, которые очень хорошо оплачивались. Они не были против - хотя бы потому, что раз раскрученную машину трудно остановить, а гораздо легче использовать. Дела эти были очень рискованными, но «тайные воины» были готовы к этому. Возможно, для них было важным и то, что все эти заказы давали большую возможность для практик. Тайный террор стал делом целых кланов, которые совместно разрабатывали операции и де­лили риски и доходы.

Гражданская война в той стране шла больше ста лет... «Тай­ные воины» превратились в отдельную касту, поскольку дела и умения передавались, как правило, по наследству и уж во всяком случае внутри рода. Друг с другом эти кланы практически никог­да не враждовали; вероятно, их объединяла приверженность ка­ким-то более важным принципам, чем деньги или влияние в стра­не. Впрочем, их влияние на жизнь страны никогда не было таким уж значительным. Всё-таки их «операции» были очень отдельны­ми и точечными, и никакой князь или политик не мог подчинить их настолько, чтобы превратить в постоянную военную силу. Не­зависимость оставалась их важнейшим правилом.

Их богатая событиями и развитием жизнь продолжалась не­многим более полутораста лет. Когда гражданская война закон­чилась объединением страны под властью одного государя, поло­жение их дел стало быстро меняться. Обычные пружины доходов и давления, которые они использовали, стали неприменимы. Го­сударь начал вести против них долгую и жестокую войну, ис-

пользуя множество средств, для «горцев» непривычных. Он при­менял сжигание лесов, заселение их поселений крестьянами, за­казы на убийства членов «братских» кланов и так далее. Глав­ным же было то, что в стране быстро стали насаждаться бюро­кратические порядки, униформа и единообразие. В таком мире «тайным воинам» стало гораздо труднее выживать. Конечно, по­бедить их разом было практически невозможно, но сила и поряд­ки их были сильно подорваны. Множество раз они пытались организовать убийство монарха, но ни одна попытка не увенча­лась успехом, наверное, потому, что порядки в столице стали сильно отличаться от привычных для «горцев» порядков уезд­ных замков. Те из них, которые перебрались жить в города, быс­тро теряли связь с остальными, а главное - с основополагающи­ми принципами братства. Может быть, сыграло роль то, что но­вые поколения «тайных воинов» сильно развратились за време­на гражданских войн. Как бы то ни было, «горцы» сошли с исторической сцены. Их практики в сильно упрощенном и иска­женном виде продолжали будоражить умы свободолюбцев, анар­хистов и всяких воинов-борцов, но слава и мощь братства уже никогда не возродились.

«Мудрец» чаще всего, конечно, асоциален или во всяком слу­чае имеет многие свои богатства от социума в стороне и вдали. Если же социум не дает «мудрецу» спокойной жизни, он может обратить свои силы против этой мощнейшей и вроде бы непобе­димой гидры.

Есть такая история, которую можно считать сказкой, но, на­сколько я знаю, это быль. Когда Мухаммед основывал арабское государство, оно было достаточно вольным и демократичным, и это было одной из черт новой веры, поскольку все равны перед Аллахом. Но его потомки очень скоро провели обычную среди людей работу по разделению на очень богатых и очень бедных, построили дворцы для халифов и поддерживавшей их духовной знати. Революционные движения, стремившиеся вернуть законы

и обычаи времен Мухаммеда, были жестоко подавлены. Но не все.

Жил некий Хасан, который, кстати, студентом учился вме­сте с Омаром Хайямом. Он (я пропускаю всю его бурную моло­дость) однажды объявил войну всему арабскому развращенному миру. Хасан захватил некий небольшой замок на скале, куда вела только одна узкая тропинка, и более не спускался с этой горы до своей смерти - более тридцати лет. В этом замке он основал сек­ту «гашишинов», основной деятельностью которой был полити­ческий терроризм, то есть индивидуальные убийства высшей знати жертвенниками-самоубийцами, «гашишинами». При чем здесь гашиш, не совсем ясно, - существуют разные истории, вро­де того, что старик Хасан накачивал новообращаемых гашишем, после чего их будили «в раю», в саду наверху той горы, где к их услугам были безумные красоты и удовольствия, а потом стави­ли перед жестким выбором - или вступление в секту, или «из­гнание из рая». Не думаю, что всё было так примитивно, но, так или иначе, старик Хасан со своей сектой очень и очень преуспел и ни разу не оказался побежденным. В определенном смысле он-таки победил арабский мир, хотя, конечно, не смог уравнять бед­ных и богатых, если это вообще было его целью. Его секта стала очень реальной политической силой. И только когда арабский мир пал под набегами турок-османов, уже после смерти Хасана, эта секта сошла на нет.

Но идея терроризма не исчезла, и страх перед ним не унял­ся. Это - одна из последних возможностей угнетенных защитить свою свободу. «Сильные мира сего» чрезвычайно сильны, и стано­вятся всё сильнее, и нет предела их хищнической власти. Но вот находится предел - в лице жутких головорезов, которые по-пре­жнему тренируются в основном в горах. («Гора» и «огонь» состав­ляют данную гексаграмму, можно сказать, «огонь с гор».) Горы тем и отличаются от прочих ландшафтов, что чрезвычайно труд­но поддаются наступлению цивилизации. Я видел, как в безлюд­ные горы уходят от «белых» индейцы Тарахумара, чтобы там стра­дать от голода, но не страдать от порабощения на более удобных равнинах, которые давно уже захватила «цивилизация». «Цивили­зованное общество», то есть в определенном смысле стадо бара­нов, ненавидит террористов, это понятно. Террористы выполняют темную, грязную работу. И вряд ли попадают в райский сад как при жизни, так и после.

* * *

Соответствующая гексаграмма И Цзин, которая называется «Странствие», снабжена очень энергичными и довольно грустны­ми предсказаниями. Вначале «в странствии установишь порядок», потом «в странствии потеряешь порядок». Потом «найдешь свои средства на странствие, но в собственной душе нет успокоения». Потом «выстрелишь в фазана, и одна стрела погибнет». И конча­ется комментарий так: «Птицам спалили гнезда. Странник снача­ла смеется, а потом издает крики и вопли. Потеряешь быка на пло­щади. Несчастье». Что ж: за грязные дела и вправду ангелы не уносят в рай. Любая мафия обречена, потому что не вписывается в гармоничный биоценоз. Сколько бы ни было у нее сил и ума, таков сюжет.

Иероглиф, обозначающий гексаграмму, рисует группу людей в чужой стране, собравшихся около своего флага. Плохо жить в чужой стране, не надо там жить.,

57. Проникновение

ПРОДОЛЖЕНИЕ СКАЗКИ «ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ»

Когда принц и принцесса поженились, они продолжали спать на той же постели и на той же горошине, где провела свою первую ночь принцесса.

От тепла и любовного пота горошина проросла.

Она росла долго-долго, медленно-медленно, через ватные пе­рины и накрахмаленные простыни.

И наконец, зеленая рука, гороховый усик, высунулась на свет и схватилась за первое попавшееся тело, чтобы подтянуться.

Это была ножка принцессы.

Ночью горох стал говорить ей:

- Это я - настоящий твой жених. Мы с тобою проснулись навстречу друг другу. Ты почувствовала меня раньше, чем принца.

А принца за запястье руки обвил другой усик, и через него горох стал нашептывать и ему:

- Ты - король нижнего мира, нежного мира. Ты - король зе­
лени и запахов земли. Я принес тебе первый браслет. Не снимай
его...

На следующее утро принцесса сказала принцу:

- Милый, ты же знаешь, какая я нежная. Наверное, я пере­
трудила ноги на всех этих балах. Они просто приросли к постели.
Я не хочу сегодня вставать.

А он сказал ей:

- А я не могу оторваться от тебя.

И наутро, сказавшись больными, они остались в постели и продолжали нежиться в объятьях гороха. Он же продолжал наки­дывать петли, шепча им самые соблазнительные рассказы.

На третий день принцесса сказала принцу:

- Нас связывает нечто большее, чем любовь. А он ответил ей:

- О, моя родная...

И вот спустя месяц горох, обвивший всю огромную постель зеленым балдахином, зацвел.

И принцесса спросила принца:

- Это ты распорядился украсить всю спальню цветами?
А он ответил:

- Вот и нет. Просто мне приснилось, что я стал лугом. На
мне выросли цветы, а ты попала в мой сон.

И она спросила:

- Так я теперь - королева зеленого царства?
И горох, и принц ей ответили:

-Да.

А еще через месяц выросли и окрепли стручки. Они стали лопаться, и из них выпрыгивали горошины - мальчики и девочки с золотыми коронами.

Этого горох никак не ожидал.

- Эй! - сказал он и неожиданно ослабил хватку. - Это что же
получается: вы через меня наразмножались?

Но принцесса и принц, не слушая, уже выскочили из посте­ли и принялись обнимать и причесывать пятьсот двадцать восемь своих детей.

Ну, дела...

Гексаграмма «Проникновение» состоит из двух одинаковых триграмм «Сунь», означающих проникновение, то есть это каче­ство здесь выражено максимально сильно. Образом этой триграм­мы служит ветер или дерево - оба они исключительно сильны в «проникновении». Энергия здесь движется снизу вверх, символи­зируя проникновение мягкого Иня (нижней черты триграммы) в пару жестких Яней (две верхние сплошные черты). Это проникно­вение происходит очень мягко и незаметно, очень ненасильствен­но, нежно и вместе с тем очень упорно и энергично. Так прораста­ет дерево, мягкими листочками разрывая асфальт.

Так прорастает наш горох в сказке, начав свое движение из совершенно незаметного места, из-под постели. И Цзин дважды говорит в комментариях: «Проникновение находится ниже ложа». Это настолько «низкое» место, что оно как бы и не считается, его как бы и нет в «комнатной географии», туда почти никогда не за­глядывают. Но именно оттуда начинается «проникновение».

Сущность этого сюжета выражена в главном комментарии И Цзин, где говорится: «Малому развитие». Здесь «малому» горит зеленый свет, для того чтобы «выступить» и развиться в чем-то большом. «Проникая» в какой-то другой, более жесткий мир, «ма­лое» получает возможность «свидания с великим человеком» и постепенного, но неуклонного совершенствования. Если в начале, согласно комментариям И Цзин, происходит «наступление и от­ступление» (потому что «малое» поначалу не обладает значитель­ными силами, но только «стойкостью»), то потом «на охоте добу­дешь троякое». Прекрасные образы растущего дерева, зарождаю­щейся любви; это так же похоже на действие священных грибов, таких маленьких телом и таких огромных по влиянию на психику.

* * *

Стоит отметить, как и в ситуации «наивности», что когда одна сущность проникает в другую, она так же неизбежно откры-

вает себя для проникновения той, другой. В результате «про­никновения» две отдельные до того сущности настолько смеши­ваются, что возникает что-то третье (в комментариях И Цзин к этой гексаграмме слово «три» повторяется трижды). И это тре­тье может быть так же непохоже на первоначальное «малое», как и на то «большое», куда оно проникло. Так в сказке из стручков гороха появляются не горошины, а человеческие мальчики и де­вочки.

* * *

Название триграммы «Сунь», удвоенной в данной гексаграм­ме, переводится на русский как «утончение». Действие, которое соответствует данной ситуации, очень тонко по своей природе. Таким действием, например, может быть мышление, включающее поиск неочевидных связей, постижение тайных смыслов, скрытых от «грубого» взгляда законов. То есть проникновение в суть, в природу вещей. По существу, это именно та деятельность, кото­рую призвана пробудить данная книга.

* * *

По-китайски эта гексаграмма называется почти как по-рус­ски: «Сунь». В этом же стиле следующая гексаграмма называется «Дуй». Сунь да дуй - сам по себе прекрасный сюжет.

58. Радость

ПРОКАЗЫ ЖЕЛТОЙ ОБЕЗЬЯНЫ (Из «Приключений принца Эно»)

- Ура! - заорала Желтая Обезьяна. - Утро!!

Она спрыгнула вниз, перекувырнулась и посмотрела на вет­ку, на которой спала, но никого там не обнаружила.

- Ка-ра-ул! - ужаснулась она. - Я только что там спала, и вот
меня нет.

Она залезла на верхушку дерева и разбудила спящую там со­року.

- Эй, горлопаня! - тормошила она ее. - Все новости про­спишь! Там, под тобой внизу, всю ночь спала Желтая Обезьяна.

- Ну, - кивнула сорока.

- А теперь? Исчезла! Целиком!
-Ах!

-Ну!

-Лечу!

И сорока полетела над лесом, вереща:

- Пропала Желтая Обезьяна! Пропала спящая Желтая Обезь­
яна!!

А Желтая Обезьяна опять спрыгнула вниз и сделала зарядку.

- Пропала спящая Желтая Обезьяна! - сказала она сама
себе. - Ну и черт с ней!

И она отправилась в окружающий лес слегка пошалить.

- Куда бежишь, обезьяна? - раздался вдруг рядом с ней трубный глас бегемота.

- Ищу приключения, ваше лентяйство! Пойдемте со мной, хватит дрыхнуть!

- Ты слишком суетлива, обезьяна, - протрубил бегемот. -Истинные приключения происходят в нас самих. А чтобы заме­чать их, нужно иметь истинное спокойствие.

- Где ж вы его столько заимели?

- Спокойствие нельзя поймать в окрестном лесу. Оно выра­батывается изнутри. Оно крепнет и устанавливается. Истинному спокойствию надо долго учиться. Но потом его уже никто не мо­жет потревожить...

- Даже лесные мышки?

- Тьфу ты, какие мышки? О чем ты думаешь, обезьяна, бед­ное суетливое существо?

Обезьяна знала, о чем она думала.

- Эй, бегемот! Спорим, твое великое спокойствие прогонят пять лесных мышек через пятнадцать минут?

- Спорь сама с собой, мне не до этих глупостей, - проворчал бегемот и погрузился во что он там погружался.

- Ага, - сказала обезьяна. Она залезла на дерево и сбросила на бегемота разные листья и ветки, совсем закрыв его шкуру. Он не шевелился. Тогда она смоталась куда-то и, вернувшись, набро­сала поверх листьев на его огромную спину гроздья лесных оре­хов. Опять никакого эффекта. Желтая Обезьяна поскакала по де­ревьям, пока не заметила на поляне лесную мышку.

- Эй, мышенция! - закричала она. - Чисто из дружеских со­ображений! Хочешь орехов?

- Мням-мням, хочу! - сказала мышка, не переставая грызть (она никогда не переставала). - Мням-мням, где?

- Айда, покажу! Не будь жадиной! Захвати друзей!

Мышка взяла своего друга-мужа и своих друзей-деток и по­спешила за обезьяной, а та привела ее к орехам, рассыпанным по спине бегемота.

- Без обмана! - заорала Желтая Обезьяна с дерева. - Чисто
из дружеских соображений! Мышенция! Ты знаешь, что такое
дружеские соображения?

Но мышь не отвечала, вовсю занятая разгрызанием орехов. Желтая Обезьяна еще посмотрела на это пару минут, а потом за­метила:

- Это неумно! Даже я в таких случаях делаю кой-какие за­
пасы.

И мышка, и ее друзья, приняв обезьяний совет, дружно при­нялись рыть норки для запасов. Прямо под собой. Обезьяна кину­лась прочь. А через минуту она, как и весь окрестный лес, услы­шала рев бегемота и треск падающих деревьев. Эти звуки потом долго не прекращались.

- Бегемот ищет свое спокойствие, - заметила обезьяна. - За­чем только ломать для этого деревья?

- Ведь истинное спокойствие, - сказала она вечно обалдев­шему дятлу, - нельзя поймать в окрестном лесу.

- Внутрях, - сказал дятел и, примериваясь, постучал по ство­лу дерева. - Чем глубже, тем они вкуснее.

- Рубишь, - подмигнула ему обезьяна.

- А то, - согласился дятел. - В день, когда я не рубал, я не жил.

И застучал, углубляясь «внутрях».

 

«Радость» является главным качеством триграмм «водоема», из которых составлена эта гексаграмма. Радость - одна из базовых

Часть 4

позиций просветленного бытия. Я вспоминаю рассказ про дзэн­ского учителя Ринзая, который по утрам так громко хохотал в сво­ей постели, что его слышал весь монастырь. Он не говорил поче­му, но перед смертью ученики просто пристали к нему, и он объяснил: «Я просыпался утром и понимал, какие мы все дураки, и хохотал». Конечно, можно было бы плакать по тому же поводу, как скорее бы стал делать славянин.

Радость, просто радость. Комментарии И Цзин твердят: «Ра­дость от согласия... Радость от правоты... Радость от прихода... Ра­дость от договоренности... Влекущая радость».

* * •

Есть такая любимая мной медитация Ошо «Мистическая роза», первая часть которой представляет собой час (или больше) группового хохота. Как-то, помню, собрались на эту медитацию незнакомые мне люди, плохо себе представлявшие, что же будет происходить. Когда все начали смеяться, один из них уселся в кресло (а все остальные сидели на полу) и погрузился в серьезную задумчивость. Вот я вам скажу - это было смешно! Глядеть на его торжественно-серьезное лицо (а серьезность очень редко бывает по делу, обычно она является частью ритуала, а потому напыщен­но-торжественна) было просто прекрасным вдохновением!

Это, конечно, хамская способность «Радости» - радоваться чему угодно, в том числе неприятностям своим и ближних своих. Желтая Обезьяна в сказке этим отличилась, издеваясь над бегемо­том. Один из комментариев И Цзин говорит: «Если оправдаешь разорителей, то это будет ужасно». Увы, радостный легко может быть разорителем печальных и серьезных. Трикстеры (койот, Локи, ворон и прочие) доводят эту функцию до предела, вернее, до беспредела. У меня есть любимая простенькая африканская сказка на эту тему:

Однажды Заяц пришел к Слону и говорит: «Слон, я тут пере­езжаю, ты не мог бы помочь мне перевезти мебель, тебе ведь это пара пустяков?» Слон говорит: «Конечно, пара пустяков, но не буду же я ради этого куда-то переться». Заяц говорит: «Нет проблем, Слон, я просто привяжу веревку к мебели, дру­гой конец дам тебе, ты здесь потянешь, а мебель там переедет». Слон говорит: «Ну ладно, так - пожалуйста». Потом Заяц по­шел к Бегемоту и говорит: «Бегемот, я тут переезжаю, ты не

мог бы помочь мне перевезти мебель, для меня тяжелую, а для тебя такую легкую?» Бегемот говорит: «Стану я ради этого из болота вылезать». Заяц говорит: «Да нет, Бегемот, ты сиди, конечно, в болоте, я тебе притащу веревку, к которой привяжу мебель...» Ну вот, Бегемот согласился, после чего Заяц взял крепкую веревку и отнес один ее конец Слону... правильно, а другой оттащил Бегемоту, после чего крикнул: «Тяни!» Слон с Бегемотом начали тянуть, а мебель не двигается, они, напря­гаясь, стали сходиться... И наконец, аж красные от натуги, встретились посередине, подрались, прокляли Зайца и разош­лись.

Похоже, смех никак биологически не прописан человекам, и в определенном смысле он всегда «лишний» для серьезных биоло­гически оправданных дел добывания пищи или поддержания со­циального равновесия. Что делать! Возможно, смех и радость, со­зданы для просветления и являются одновременно его позывны­ми, триггерами, результатами и оформлением.

* * *

Один из вариантов сказки про «Радость» выглядит так: в не­большом театре, даже скорее уличном, ставится пьеса. Из-за зана­веса выходит ведущий и хохочет. Он хочет что-то сказать, но его раздирает смех. Он машет руками и смеется. За занавесом ему вторит хохот прочих актеров. Несколько раз ведущий пытается перестать смеяться и что-то сказать, но у него так и не получает­ся. Он ржет и хохочет. Постепенно зрители начинают смеяться вместе с ним. Больше никакого спектакля нет. Все смеются.

Раздробление или Возгонка

ДОБРЫЙ СТАРЫЙ ИНДЕЕЦ

Старый индеец курил у костра свою длинную трубку, когда в дверь его дома без стука зашел белый европеец.

- Собирайся, - сказал европеец, - теперь эта земля моя. Ты должен уйти. Я уже убил всех индейцев по ту сторону реки, кото­рые не хотели уходить. Уходи быстрее, потому что я очень тороп­люсь. Я должен построить рай на земле через сорок пять лет, что­бы доказать, что я лучше всех понимаю Христа. Впрочем, тебе это­го не понять, ты примитивная недоразвитая чурка. Собирайся бы­стрее!

- Ну что ж, - сказал индеец, - так тому и быть, я ухожу. Я рад уйти к духам моих предков. Теперь ты будешь работать на этой земле и поддерживать жизнь в этих краях. Мне кажется, ты будешь жестоким и грубым хозяином нашей матери земли, и мне жаль ее. Я хочу оставить тебе подарки, которые ты будешь разво­дить на этой земле и таким образом ухаживать за ней.

И сказав это, старый добрый индеец вытащил из груди свое сердце и превратил его в помидор. Потом вытащил свой желудок и превратил его в тыкву. Потом отрезал свои яйца, которые стали картошкой. Из своего пениса он сделал перец, из почек - фасоль, из пальцев на руках - огурцы, из волос на голове - подсолнечник, а из самой головы - царицу-кукурузу. Индеец весь распался на кусочки, которые стали самыми вкусными и распространенными овощами в новом мире, который построил белый человек. И по сей день мы едим в основном то, что подарил нам старый добрый индеец.

Прекрасный сюжет, который носит в Книге Перемен не со­всем приятное название «Раздробление». Но стоит почитать ос­новной комментарий, и благоприятное величие этого сюжета ста­новится очевидным: «Свершение. Царь приближается к обладате­лям храма (к духам предков). Благоприятен брод через великую реку. Благоприятна стойкость».

Эта ситуация, как одна из последних в И Цзин, относится к «старческим» сюжетам, когда развитие близко к окончанию, гармония почти достигнута, и потому близка смерть. Старый добрый индеец воспринимает смерть спокойно, как вообще это делали и делают множество представителей индейских культур.

Это спокойствие и доверие к будущему дают ему возможность не просто исчезнуть, но «раздробить» свое тело на полезные ку­сочки.

Подобный сюжет очень распространен во множестве мифо­логий (и индейских в том числе), существует куча сказок о том, что ямс, батат, кукуруза, кокосы - это всё различные части тел богов, которые решили таким образом облагодетельствовать лю­дей. Если бы Христос появился в немного более «доисторическое» время, то ритуал мессы легко мог бы перетечь в миф о том, что хлеб - это его тело, а вино - его кровь.

* * *

Вот что говорят комментарии И Цзин к этой гексаграмме: «При раздроблении беги к своему престолу. Раскаяние исчезнет. // Раздробишь свое тело. Раскаяния не будет. // Раздробишь свое стадо. Изначальное счастье...» И так далее, вплоть до последних: «При раздроблении живи как царь. Хулы не будет. // При раз­дроблении твоя кровь уйдет. Удались. Выйди. И хулы не будет». Всё это достаточно убедительно говорит о том, что в данном сю­жете происходит распад тела, раздробление бывшей целостности с самыми благоприятными последствиями.

Сама символика гексаграммы - внизу вода, вверху ветер -как бы предлагает образ превращающейся в ветер воды, то есть испарения, возгонки. При этом, как мы знаем из физики, вода дро­бится на очень мелкие частицы, но не исчезает, а трансформиру­ется. В сущности, это алхимический процесс превращения «плот­ного» тела в тело летучее, «духовное». Конечно, это великое дело («брод через великую реку»), и он приближает нас к духам пред­ков, как обещано к основном комментарии.

* * *

Еще один способ понимания этой гексаграммы представлен Ю.К. Щуцким в его классическом переводе И Цзин на русский язык. Образы триграмм ветра и воды представляются как раздроб­ление изначальной водной глади налетевшим ветром, при котором образуется множество волн, одновременно единых и различных; а сама гексаграмма трактуется как ситуация индивидуализации, обособления множества индивидуальностей (людей) из первично-

го целого коллективного бессознательного. Как волны одной лужи, наши индивидуальные сознания отдельны, хотя составлены из одного и того же материала, легко перетекающего друг в друга и сливающегося.

60. Ограничение

ПОЧЕМУ ЕНОТЫ НОЧЬЮ СКУЛИЛИ (Сказка Алеши Пустовойтова)

Всё было не так. Мир был всегда, только в нём ничего и ни­кого не было - один одинокий Старый Енот. Он смастерил себе горы и реки, леса и звёзды, везде, скитался и всё узнал, а однажды вскарабкался на самое небо. Глянул оттуда на всё, что он смасте­рил, - и это ему понравилось. Тогда сделал он себе из хвоста жену, и они, резвясь, натворили много маленьких енотов, целое племя, и отнесли их на землю. Когда маленьким енотам надоедает бро­дить по земле, они взбираются на небо к родителям, а Старый Енот порой спускается их проведать, посидеть у костра, покурить табаку и послушать сказки - например, эту. Еноты думают: что это за добрый старый енот сидит с краешка у огня и смеётся в усы? Ну и пусть сидит, нам не жалко.

Раньше никакой Луны не было. Днём Старый Енот вешал на небо солнце, а потом забирал, чтобы маленькие еноты могли от­дохнуть и не видеть тайн Ночи. Но еноты приучились спать днём, а Ночь им хотелось разведывать. Но ночью не было видно даже своих усов. Тогда послали еноты своего шамана к Большому Ено­ту, чтобы тот сделал и ночью светло. Большой Енот ответил ша­ману:

- Если ночью будет светло, то никакой Ночи и никаких тайн не будет, и енотам будет неинтересно. Пусть еноты поразмыслят над этим! - и отправил шамана домой, дав ему орехов и сыра.

Еноты скушали орехи и сыр, поразмыслили и снова собрали шамана в дорогу: пусть Старый Енот даст им увидеть Ночь хоть краешком глаза. Но тот опять отказался. И третий раз послали шамана еноты. Пришёл в третий раз шаман к Большой Енотной

Жене. Енотский шаман и Большая Жена сидели, курили табак и думали, как бы помочь енотам. Большая Жена говорит Старому Еноту под вечер:

- Маленькие еноты глупые. Каждую ночь они скулят, пото­
му что думают, что день уже никогда не настанет. Хотя каждое
утро приходит день, каждую ночь еноты боятся, что свет пропал
навсегда. Давай дадим им Луну, чтобы енотам казалось, что уже
вот-вот утро, и не печалились.

Фыркнул Старый Енот в усы:

- Хитрые еноты! Хотят меня провести! Ладно, неси им Луну.
Большая Енотная Жена приготовила яркую лампу, но, соби­
рая её в дорогу, Старый Енот почти совсем убавил огонь:

- Нечего им видеть много! Много будут знать - скоро зазна­
ются.

И каждый вечер Старый Енот проверяет огонь в Луне, то уменьшая его понемногу, то добавляя. Так что в полнолуние мож­но увидеть больше, а в новолуние тайны самые тайные. А теперь догадайтесь, почему у лемуров большие глаза. Может, они стара­ются разглядеть, что спрятал Старый Енот?

 

Уже несколько позиций описывают для нас различные виды мудрости, то есть гармоничных действий, основанных на опыте и следовании дао. Ограничение - безусловно, одна из них. Ограничение есть сознательное принятие законов мироздания, неполноценности и прочего, особенно включая собственную смерть, одиночество и всеобщую глупость. Иероглиф, изобража­ющий эту гексаграмму в И Цзин, означает правила, церемонии, ритуалы, а также ритм, раздел, интервал, единицу времени, ме­сяцы года. Его начертание изображает узлы или сочленения на бамбуковом стебле - очень подходящий образ для медитации над этим сюжетом.

Старый Енот из сказки, например, знает о необходимости тайн для своих юных детей, и потому устраивает ночь, и даже пой­дя им навстречу, ставит ограничения на яркость ночного светила.

Часть 4

«Что ж это за тайны такие?» - спрашивает у меня читатель. «А вот такие тайные тайны», - отвечаю я и ухмыляюсь в усы.

* * *

В психотерапии ограничение ценится чрезвычайно. Времен­ные ограничения (ровно 45 минут сессии, например); ограничения на встречи вне рабочего пространства, на разглашение происходя­щего третьим лицам, на секс, на наркотики, бывает даже на само­убийство. Серьезно: заранее заключается договор, что во время работы никто из участников не покончит с собой.

Ограничение склонно пробуждать «взрослые» черты характе­ра, ибо взрослый от ребенка отличается как раз пониманием и принятием ограничений.

* * *

Один молодой человек, любивший соблазнять девственниц (или вообще «трудных на подъем»), имел в запасе приемов такой: он предлагал девице заранее договориться, что сегодня у них ни­какого секса не будет. Всё, что угодно, - но не секс. Такое ограни­чение. Обоюдный договор. Очень хороший прием, всех расслаб­лявший и даривший обычно сладкие плоды близости - хоть бы и в то самое «сегодня», но скорее просто на следующий раз. Надо подчеркнуть, что молодой человек договаривался честно, будучи полностью готовым соблюдать сей договор.

Внутренняя правда

САМАЯ СЛАДКАЯ ВОДА В МИРЕ

(Суфийская притча)

Жил-был в пустыне один бедуин, славный и честный малый (а бедуины вообще такие). Он жил в самой настоящей пустыне, где никогда не шли дожди и на много дней пути во все стороны были только пески и камни. Воду бедуин добывал из источников

в камнях, и была та вода солоноватая и горькая. Конечно, ему она казалась совершенно нормальной, ведь он никогда не пил никакой другой.

Но однажды он следил за ползущей змеей, и она привела его к расщелине в камнях, из которой сочилась вода поразительной чистоты. Бедуин громко закричал и запел, отведав эту поразитель­ную воду, упал на колени, восславил Аллаха, поцеловал след змеи и набрал сладкую воду во все бурдюки, которые у него были. Он дал отведать волшебную воду своей жене, и та восхитилась так же, как и он. А затем он забрался на своего самого быстрого верблю­да и сказал жене, что должен немедленно отвезти воду самому ха­лифу, потому что только он достоин пить воду такой необыкно­венной сладости.

И бедуин отправился в путь. Он гнал своего верблюда без устали много дней и наконец достиг Багдада. В те времена хали­фом там был знаменитый Гарун аль Рашид, одной из особеннос­тей которого была его доступность для простого народа. Бедуин, не глядя по сторонам на великий город Багдад, сразу же направил своего верблюда во дворец и попросил аудиенции у халифа. Его пустили, потому что Гарун аль Рашид легко допускал к себе са­мых простых и странных людей. Как только бедуин оказался пе­ред халифом, он упал ниц и рассказал, что нашел источник самой сладкой в мире воды, достойной великого халифа. Халиф попро­сил попробовать необыкновенную воду, бедуин развязал свой бур­дюк и дал правителю пригубить.

Гарун аль Рашид попробовал воду, которая была довольно вкусной, хотя и отдавала солью и горечью, как обычно вода в пу­стыне. Халиф хорошо знал жизнь своего народа и сразу понял, что произошло. Он кивнул бедуину, велел ему подняться с колен и проследовать в комнату для гостей, откуда тот не должен был вы­ходить, пока халиф не пришлет за ним. Счастливый бедуин уда­лился, а Гарун аль Рашид вызвал начальника стражи и сказал ему вот что:

- Ты должен от моего имени дать этому человеку шестьдесят одну золотую монету, поблагодарить его и назначить единствен­ным хранителем открытого им источника сладостной воды. Он должен будет жить близ этого источника и от моего имени поить проходящие караваны. Но это не всё. Ты должен будешь сегодня вечером, дождавшись темноты, вывести его из города, да так, что-

бы он не глядел по сторонам, а в особенности не увидел нашей за­мечательной реки.

Великий и мудрый халиф имел в виду реку Тигр, протекав­шую под стенами дворца и несшую невообразимое для пустынно­го жителя количество совершенно пресной и свежей воды.

Так и было сделано. Бедуин прожил долгую и счастливую жизнь у источника самой сладкой в мире воды. Именем великого халифа Гаруна аль Рашида он поил драгоценной водой проходя­щих людей и животных. Первый же караван, которому он вынес чудесной воды, подарил его жене красивый платок из Багдада, точно такой, как сам бедуин хотел привезти ей, да позабыл в спешке.

В этом сюжете проявляется одна из основных и основопо­лагающих ценностей философии и миропонимания И Цзин. «Внутренняя правда» упоминается в совершенно разных ком­ментариях ко множеству гексаграмм и везде несет благоприят­ный смысл. Понятие это наверняка многозначное, и можно было бы много говорить о нем в морально-нравственном смысле; но я бы скорее задумался о нем как психолог. «Внутренняя правда» может обозначать верность человека «воле неба», судьбе или - в простом ежедневном смысле - собственному сердцу. «Правда» -это то, что есть, в отличие от «лжи» - того, чего нет и чего, как правило, по разным причинам хочется. Когда ленивый человек лежит и ленится - это внутренняя правда, верность самому себе. Когда сексуально горячий человек ведет страстную игру с оче­редным партнером - это та же внутренняя правда. Нормальной, социально приветствуемой альтернативой было бы, например, для первого изображать работу (и делать ее при этом очень пло­хо), а для второго - жениться и горячо ревновать супруга или супругу, забравшись на пьедестал моральной и телесной чисто­ты. Быть тем, кто ты есть, - величайшее искусство, как это ни странно, в нашем сильно извращенном мире. Судя по всему, и тысячу лет назад в совершенно других человеческих культурах было то же самое, раз тогда, например, в Китае, стала популяр-

ной притча о том, как ученик одного мастера хвастается друго­му, что его учитель может ходить по воде и двигать предметы на расстоянии, а второй ученик (дзэн-буддизма, вероятно) на это отвечает: «А мой мастер ест, когда хочет есть, и спит, когда хо­чет спать».

* * *

Данную гексаграмму полезно «разложить» для анализа не на две триграммы, как мы это обычно делаем, а на три кусочка по паре черт, где нижняя означает землю, средняя - человека, а вер­хняя - небо (так рассматривают и другие гексаграммы, но мы этот анализ для простоты нигде не упоминали). И тогда мы увидим в этих шести линиях волю земли как янские, активные черты, волю неба - как такие же мощные и диктующие силы, и волю человека посередине - как иньское принятие, как «прозрачного проводни­ка». То есть «внутреннюю правду» можно понять как внутреннюю верность силам земли и неба, то есть силам внутренней природы (нижние) и вселенской гармонии (верхние). Лень ленивого чело­века - это верность «силам земли»; а готовность Христа к распя­тию - верность силам вышним. Но в любом случае сами они пус­ты. «Совершенный человек подобен пустой лодке» (Чжуан-Цзы).

* * *

Интересный момент в сказке - это «внешняя ложь», которая вовсе не мешает «внутренней правде». В буквальном смысле Га-рун аль Рашид обманывает бедуина, но этот обман только способ­ствует реализации прекрасного сюжета. Здесь можно вспомнить широко распространенный сюжет вроде сказки про Морозко, где мерзнущая девочка отвечает: «Тепло, дедушка» - и это как раз и является «правильным» поведением, вознаграждаемым в сказке. Вероятно, речь идет о том, что существует важная правда и она как раз внутренняя, а есть буквальная внешняя правда, и она не очень важна. Есть такая чудесная фраза, очень соответствующая духу И Цзин: «Когда правдивый (И Цзин назвала бы «благород­ный») человек говорит ложь, то она становится правдой. Когда лживый человек (по И Цзин, «низменный») говорит правду, она становится ложью».

Переразвитие малого

ФАНТАЗИИ СО СЛАБЫМ БОЧКОМ

(Сказка Гриши Акишева)

Как-то на заводе сделали целый ящик воздушных шариков. Они долго лежали в этом ящике и мечтали о том, как их надуют гелием и они будут летать под самое небо. Кто-то мечтал о пара­дах, кто-то о детских утренниках. Все они были очень новенькие, симпатичные и крепенькие, и только один был как бы немного бракованный. В одном месте его резиновый бочок был явно сла­бым. Может быть, его даже не пустят в магазин или выбросят по­том, а даже если надуют, то он, скорее всего, сразу же лопнет. Этот шарик не принимал участия во всеобщих горячих мечтах и обсуж­дениях, как они будут летать и восхищать людей.

Потом шарики перевезли на оптовый склад, где они продол­жали лежать в ящике и мечтать о полетах. Все оживленно болта­ли, кроме того единственного со слабым бочком.

И вот наконец их перевезли в магазин и разложили на вит­рине. Это было как раз накануне дня святого Валентина. И дей­ствительно их все очень быстро купили и почти сразу же исполь­зовали. Они оказались презервативами. И тот бракованный, един­ственный из всех, дал жизнь.

Образ гексаграммы напоминает летящую птицу (как бы твер­дый остов внутри и по бокам - мягкие крылья), о которой гово­рит комментарий И Цзин. Эта птица залетела высоко - так высо­ко, что «от нее остался только голос», как говорит основной ком­ментарий. У Иосифа Бродского есть стихотворение «Осенний крик ястреба», где описывается птица, поднявшая так высоко, что уже не может спуститься:

Он опять низвергается. Но как стенка - мяч, как падение грешника - снова в веру, его выталкивает назад. Его, который еще горяч! В черт-те что. Все выше. В ионосферу. В астрономически объективный ад

птиц, где отсутствует кислород,

где вместо проса - крупа далеких

звезд. Что для двуногих высь,

то для пернатых наоборот.

Не мозжечком, но в мешочках легких

он догадывается: не спастись.

Переразвитие очевидно. «Не следует подниматься, следует опускаться, тогда будет великое счастье», - говорит основной ком­ментарий. Развитие уже не ведет ни к чему хорошему. Коммента­рии четырежды дают образ прохождения мимо цели, чреватое плохими последствиями: «Пройдешь мимо своего праотца... Если, проходя мимо, не защитишься, то кто-нибудь сзади нападет на тебя... Не встретишь, а пройдешь мимо...»

* * *

В этой ситуации обнажается постоянный принцип мировых перемен: поднимающийся падает, падающий поднимается. В на­шей сказке подниматься мечтают шарики, а в результате вместо возвышенной и воздушной судьбы шариков попадают в низмен­ное положение презервативов. И наоборот, тот бракованный ша­рик, занимавший самое низкое положение, когда доходит до дела, возвышается в своей роли того, кто способствует появлению но­вого человека. Как бы ни сложилась жизнь такого человека, при всех противоречиях и трудностях, он ведь когда-нибудь может поставить памятник тому презервативу «со слабым бочком» хотя бы в своем сердце.

Предсказания по-простому можно выразить так: «Ты зарвал­ся, товарищ. Все попытки стать круче и вознестись обречены на неудачу. Расслабься и падай. Тот сюжет, в котором ты находишь­ся, близится к концу».

Уже конец

СКАЗКА ПРО ПОГАНУЮ МЕТЛУ

(Сказка Галины Рубинштейн)

Жила-была на свете розовая пиявка. Наука давно и уверен­но ответила на вопрос, откуда берутся пиявки, - конечно, из гря­зи. Но эта пиявка, по ее собственным словам, взялась вовсе даже не из грязи, а вовсе даже из солнечных лучиков, розовых лепест­ков и легкого дуновения ночного ветерка. Чем питалась? Ясное дело чем - нектаром и капельками росы. Ну, и еще кровью, но со­всем редко, когда уж невмоготу становилось. Не чаще, чем раз в неделю. Не судите ее строго, кровь - это же не для калорий, это для души. Для калорий ей вполне хватило бы капельки росы, ах, ей ведь так мало надо...

Ну вот, примерно раз в неделю пиявка отправлялась на по­иски какого-нибудь теплокровного, желательно покрупнее - круп­ные звери редко обращают внимание на то, кто там к ним присо­сался. Крови у них много, на всех хватит, пососет и отвалится, так думали звери. Но пиявка не отваливалась, а впивалась все силь­нее и сильнее. «Ой, что это?» - удивлялись звери, а пиявка им на это: «А вы понюхайте, как пахнут розовые лепестки, правда ведь, чудо?» Звери, конечно, недоумевали, потому что совершенно непо­нятно, при чем тут розы, но им как-то сразу становилось неловко прерывать такие возвышенные отношения, да еще на такой роман­тической ноте. Так что они делали вид, что нюхают розы, а недоста­ток гемоглобина восполняли... ну, не важно как, восполняли и всё.

В общем, как вы уже поняли, в основном пиявка заботилась о своей бессмертной розовой душе, а своему бренному розовому тельцу совершенно никакого внимания не уделяла, ну вот бук­вально месяцами ни капли нектара в рот не брала. Так что со вре­менем тельце ее стало совсем уж тщедушным, зато душа разжире­ла так, что хоть завтра же выставляй ее на Выставке Достижений Народного Хозяйства, там есть специальный павильон, в котором собираются хозяева розовых душ и меряются - чья душа толще.

И все, в общем-то, складывалось вполне удачно, но однаж­ды... Однажды утром пиявка, как обычно, почувствовала в душе странное томление, как будто ее нежной душе чего-то не хватало, так что она побрызгалась эликсиром из розовых лепестков и по­шла на охоту. Не успела она выйти на свое привычное место воз-

ле дороги, как тут же мимо нее промчалось что-то большое и шум­ное. Пиявка попыталась разглядеть потенциальную добычу, но добыча не останавливалась, а только рябила в глазах рыжими и черными полосками. Мне вот, например, сразу стало понятно, что это тигренок - такой, знаете, глупый и жизнерадостный, а пиявка так и оставалась в неведении, потому что, скажу тебе по секрету, дружок, большая розовая душа очень сильно портит зрение, почти так же сильно, как диабет, а иногда даже еще сильнее. Короче, пи­явка некоторое время щурилась, а потом решила не перебирать харчами и вцепилась тигренку прямо в шею.

«Ой, что это?» - спросил удивленный тигренок, а пиявка привычно ответила, что, мол, розы, день чудесный, понюхай, ка­кой аромат, но тигренок совершенно неожиданно перебил ее радо­стным воплем: «Ура! Давай играть!» «Но я не умею играть, - рас­терялась пиявка, - я умею только сосать... в смысле, лелеять свою возвышенную душу прекрасными запахами и романтическими мечтами...» Но тигренок ее не слушал, он вообще редко кого слу­шал, то есть он бы с радостью, но терпения обычно хватало толь­ко на слово «привет» и на парочку восклицательных знаков. Так что он, не раздумывая, приступил к игре и легонько прихватил пиявку зубами. Совсем легонько, вот ты, дружок, даже и не почув­ствовал бы, но у тебя ведь нет большой и нежной розовой души. «Ах, - заверещала пиявка, - мою нежную душу - и нечищенны­ми зубами...»

Я уверена, что она могла бы говорить еще очень долго, но тигренок сжал зубы чуть сильнее, и пиявка лопнула. Ну да, лоп­нула, и ее прекрасная нежная розовая душа разлетелась в разные стороны маленькими блестящими черными капельками. Тигренок несколько минут сосредоточенно отплевывался, а потом побежал дальше по своим делам.

Это поразительная гексаграмма. Чтобы понять ее, нужно по­нять саму сущность перемен: полное развитие, достижение макси-

Вы спросите, при чем тут поганая метла? Да черт ее знает, как-то к слову пришлась...

мума немедленно и неминуемо влечет за собой конец, он же смерть. Ни на одной черте из И Цзин нельзя «удержаться»: это -наука о превращениях, сплошная динамика (в противоположность статике нравственных законов или житейских категорий).

Итак, мы попали в состояние, описываемое наиболее гармо­ничным сочетанием линий, возможным в Книге Перемен: все «сильные» черты стоят на нечетных, «своих» местах, а все «сла­бые» черты - опять же на «своих», на четных. Ей-богу, подобный расклад в какой-нибудь европейской системе назывался бы как-нибудь вроде «гармонии» и служил бы примером возвышенной и благородной цели стремлений. И Цзин называет это просто «ко­нец», финиш, черта, подводящая итог, за который ситуация уже не выйдет. Это что-то вроде оргазма - одновременно наивысшее на­слаждение и конец ситуации.

* * *

Глупый тигренок, положивший конец такой высокоразвитой пиявке, подобен тупому Кортесу, обрушившему с горсткой солдат великую империю ацтеков, и многим прочим убийцам Архимедов. Достигнув великого развития, человек или культура умирают. На смену высокоразвитой нации типа древнего Великого Рима или современного Тибета приходят молодые тупые варвары, не отяго­щенные знаниями и культурой, зато агрессивные и целеустрем­ленные. У старой же высокоразвитой культуры этой самой целе­устремленности совершенно не хватает. У нее, как в нашей сказ­ке, со страшной силой развита душа, но тело не того, не этого...

Тело исчезает. Наступает конец.

64. Еще не конец!

КАРДИНАЛЬСКИЕ ШТУЧКИ

Жил-был кардинал, могучий и сильный. Он обладал чрезвы­чайно большой властью в своем королевстве, разве что немного меньшей, чем сам король. На голове он носил красную шапочку -знак своей кардинальской власти. Ни один другой человек в ко­ролевстве не смел надевать такую же шапочку.

И еще одна вещь у него была, совершенно уникальная, и тоже красного цвета. Это был презерватив ручной работы. Опять-таки, можно поклясться, что ни у одного человека в королевстве не было такого же. В те времена вообще почти что не было презер­вативов, а те, что были, очень дорого стоили. Так вот, у кардина­ла был презерватив красного цвета.

Само собой разумеется, свои две любимые уникальные вещи кардинал носил всегда раздельно. Днем, как правило, он красовал­ся в шапочке, и тогда презерватив был спрятан глубоко в карма­не. Ночью, перед тем, как надеть презерватив, кардинал снимал свою красную шапочку.

Так они и жили, весьма довольные друг другом, вот разве что красная шапочка и красный презерватив друг о друге ничего не знали. Кардинал старел. Однажды он так сильно заболел, что не смог встать с постели. Через несколько дней стало ясно, что бо­лезнь очень серьезная и не встанет кардинал еще долго. Он лежал на постели, ему было одиноко и скучно, и тут-то он впервые по­знакомил своих любимцев. Он выложил свою кардинальскую ша­почку и свой кардинальский презерватив на один стул рядом с постелью.

Проходили дни и ночи, и всем вокруг, и самому кардиналу стало ясно, что близка смерть и с кровати ему уже не подняться. Люди стали забывать о нем, и только верные вещи грели его взор, лежа на стуле у изголовья. У кардинала оставалось очень мало сил, но когда он понял, что близка смерть, то все же приподнялся и взял со стула шапочку и презерватив. Презерватив отлично на­дувался воздухом, как воздушный шарик, это кардинал откуда-то помнил. Он принялся дуть в свой презерватив что было сил, и вскоре тот стал большим воздушным шаром. Из шапочки карди­нал смастерил корзинку, подшил ее нитками к шарику и отворил окно. Во дворе кричала детвора.

Кардинал превратился в малюсенького мальчика, сел в кор­зинку, и красный воздушный шар понес его прочь, через двор, на радость детворе.

И Цзин, в определенном смысле, очень навязчивая книга, ко­торая носится со своей парой идей как с писаной торбой и повсю­ду сует свой основной фокус. А фокус заключается в том, что нет никакого постоянства, сплошные перемены. (Я вспоминаю одну буддистскую фразу: нельзя даже сказать, что мир изменяется, так как это подразумевало бы существование некоего мира, такой по­стоянной субстанции, за которую можно было бы ухватиться -нет, можно только сказать что-то вроде: мир - это изменение.) И если бы книга закончилась на ситуации «Конец», эту финальную позицию можно было бы принять за константу (как и склонны делать многие люди, возвеличивающие смерть). Ан нет - еще не конец! Нет в этой истории конца, насколько нам известно. Это же круговорот архетипов, сюжетика, сансара, она вечно длится, пока есть герой и есть наблюдатель.

* * *

Поэтому веселый кардинал сверху улетает вниз, чтобы про­должить круговорот превращений. Он никому не говорит, куда улетает. Но если бы этот разговор состоялся, он был бы похож вот на эту чудесную даосскую историю:

Приносящий Жертвы, Носильщик, Пахарь и Приходящий, беседуя, сказали друг другу:

- Мы подружились бы с тем, кто способен считать не­
бытие - головой, жизнь - позвоночником, а смерть - хвос­
том; с тем, кто понимает, что рождение и смерть, суще­
ствование и гибель составляют единое целое.

Все четверо посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ни у кого из них в сердце не возникло возражений, и они стали друзьями.

Но вдруг заболел Приходящий. Он задыхался перед смер­тью, а жена и дети стояли кругом и его оплакивали.

Придя его навестить, Пахарь на них прикрикнул:

- Прочь с дороги! Не тревожьте того, кто превращает­ся! - И, прислонившись к дверям, сказал умирающему: — Как величественно создание вещей! Что из тебя теперь получит­ся? Куда тебя отправят? Превратишься ли в печень крысы? В плечо насекомого?

- Куда бы ни велели сыну идти отец и мать — на вос­ток или запад, на юг или север, он лишь повинуется прика-

занию, - ответил Приходящий. - Силы, жара и холода чело­веку больше, чем родители. Если они приблизят ко мне смерть, а я ослушаюсь, то окажусь строптивым. Разве их в чем-нибудь упрекнешь? Ведь огромная масса снабдила телом, израсходовала мою жизнь в труде, дала мне отдых в старости, успокоила меня в смерти. То, что сделало хорошей мою жизнь, сделало хорошей и мою смерть. Если ныне вели­кий литейщик станет плавить металл, а металл забурлит и скажет: «Я должен стать мечом Мосе!», то великий ли­тейщик, конечно, сочтет его плохим металлом. Если ныне тот, кто пребывал в форме человека, станет твердить; «Хочу снова быть человеком! Хочу снова быть человеком!», то творящее вещи, конечно, сочтет его плохим человеком. Если ныне примем небо и землю за огромный плавильный ко­тел, а процесс создания за великого литейщика, то куда бы не могли мы отправиться? Завершил и засыпаю, а затем спокойно проснусь.

Благодарности

Соавторам, помощникам и вдохновителям

Я никогда не чувствую себя отдельным самостоятельным ав­тором, а уж этот труд - коллективно-бессознательный по опреде­лению. Здесь я хочу перечислить хотя бы самых основных своих соавторов.

Во-первых, несколько человек участвовали в создании этой книги, сами о том не очень-то ведая, просто по своему влиянию на мои чувства и мысли во времена писаний. Их шестеро: