Уровень притязаний и уровень ожи­дания

Образ самого себя и идеальный образ должны проявляться в поведении в плане требований, предъявляемых индивидом к самому себе. Основываясь на концепциях Левина, его ученик Хоппе (1930) экспериментально изучал реакции испытуемого на успех и неудачи.

Чтобы оценивать эти реакции, он ввел новое понятие — «уровень притязаний», связывающее реальность с теми аспектами Я, о ко­торых мы только что говорили. Франк (1938) и сам Левин с со­трудниками (1944) продемонстрировали значение этой переменной. Работы Нюттена (1953) и Робайе (1956) являются обзорами боль­шого числа исследований, посвященных этой проблеме, особенно в США. В результате своих экспериментов Робайе пришел к выво­ду, что нужно различать уровень притязаний и уровень ожиданий. Последний определяется целью, на достижение которой рассчиты­вает индивид, и именно этот уровень, а не уровень.притязаний измеряется в тех экспериментах, когда испытуемый должен указать степень ожидаемого им успеха. Уровень ожиданий зависит от веры индивида в свои способности в соответствующей области, а также и от общей веры в себя. Он, таким образом, очевидно, связан с теми мерами самооценки, о которых мы уже говорили. Напротив, уровень притязаний, согласно Робайе, относится к той деятельно­сти, в которой индивид чувствует личную заинтересованность; мож­но сказать, пользуясь терминологией Джемса, что уровень притя­заний относится к объектам, составляющим часть МОЕ. В ином плане можно сказать, что уровень притязаний относится к идеалу Я, поскольку он связан с целями, достичь которые стремится ин­дивид, чтобы испытать чувство удовлетворения самим собой.

Данные Робайе относительно зависимости уровней притязаний и ожиданий от положения в семье также проливают некоторый свет на генезис оценки самого себя и идеального Я. Робайе спе­циально изучил в этих целях 30 девушек в возрасте 18—20 лет, учениц школы молодых хозяек. Он разбил их на две группы в со­ответствии с их уровнями притязаний и ожиданий и не обнаружил (как это можно увидеть на табл. 2) никакой корреляции между этими уровнями.

В результате анализа биографий и применения прожективных тестов автор пришел к следующим выводам.

«Ребенок, не испытывающий фрустраций, любимый, воспитыва­ющийся в атмосфере терпимости и равномерно развивающийся, должен иметь высокий уровень ожиданий и умеренный уровень притязаний».

«Излишне опекаемый ребенок, любимый, но лишенный ощущения независимости, будет иметь низкий уровень ожиданий и уме­ренный уровень притязаний».

«Ребенок вырастающий в строгости, недостаточно любимый, воспитываемый по методу наказаний и вознаграждений, может переориентировать свои побуждения на замещающие объекты и будет иметь высокие уровни ожиданий и притязаний».

«Ребенок рано испытавший фрустрацию и капризный, будет иметь низкий уровень ожиданий и высокий, чаще всего нереализу­емый уровень притязаний».

Мы видим, таким образом, что влияние семьи может не только способствовать гармоничному формированию этих двух уровней, но и вызывать их диссоциацию, повышая один и понижая другой. В своей работе автор почти не учитывал возможности влияния конституциональных переменных, которые, вероятно, тоже играют известную роль. Хотя выводы Робайе нельзя считать окончатель­ными, они являются тем не менее наиболее последовательной точ­кой зрения, касающейся связи между двумя уровнями — и, стало быть, между образом самого себя и идеалом Я — и характером их зависимости от предшествующих влияний.

ИДЕАЛЬНЫЙ ОБРАЗ И «СВЕРХ-Я»

В психоаналитической теории «сверх-Я» - это инстанция, «не­осознаваемое действие которой побуждает Я избегать виновности, защищаться от инстинктивных импульсов, исходящих от ОНО» (Pieron 1958) Поскольку очень трудно дать операциональное оп­ределение «сверх-Я», оно почти не было объектом эксперименталь­ных исследований. В качестве более или менее приемлемого заме­нителя его выступает идеальный образ, поскольку последний, оче­видно легче выявить, и он, как и «сверх-Я», считается инстанцией, осуществляющей регулирующую функцию, ответственной за отбор поступков Согласно психоаналитикам, в основе генезиса идеаль­ного образа лежит отождествление с родителями; однако, как мы уже видели выше, эта гипотеза была подтверждена лишь частич­но Однако было бы ошибочным, конечно, смешивать два понятия и забывать о том, что между ними есть важные различия. Зтот столь дорогой каждому и более или менее нереальный идеальный образ слишком далек от того тирана, которым порой является «сверх-Я». «Сверх-Я» выполняет репрессивные функции, и оно ле­жит в основе чувства вины, тогда как посредством идеального ob-раза осуществляется относительная оценка различных действии; возможно, что идеальный образ влияет на намерения, а не на дей­ствия, а, как известно, добрыми намерениями вымощена дорога в ад Можно соотнести это понятие идеального образа с тем, что Адлер называет целью или планом жизни. В настоящее время еще невозможно рассмотреть все эти проблемы на экспериментальной основе и те несколько замечаний, которые мы предлагаем здесь читателю, должны лишь предостеречь его от слишком поспешного отождествления этих двух понятий.

Р. Мейли ЧЕРТЫ ЛИЧНОСТИ'

ВАЖНОСТЬ ПОНЯТИЯ «ЧЕРТА»

¹ Экспериментальная психология. Под ред. П. Фресса и Ж. Пиаже. Вып. V М., 1975.

Непосредственно наблюдаемая черта выступала вплоть до наших дней в качестве первичного материала психологии личности. На непосредственное выявление черт личности рассчитаны нее вопрос­ники и анкеты, предназначенные для изучения личности; к опреде­лению черт неизменно приходит исследователь, наблюдая поведе­ние испытуемого или анализируя результаты выполнения какого-то теста.

Язык предоставляет в наше распоряжение обилие слов, с по­мощью которых можно охарактеризовать личность или поведение. Олпорт и Одберт (1936) обнаружили в английском языке около 17 000 таких слов, из которых 4505 являются названиями черт как таковых; Клагес насчитал 4000 таких слов в немецком языке, а Баумгартен, выбравший более строгие критерии, — 1093. Этому множеству слов соответствует, очевидно, еще большее разнооб­разие различных проявлений человека. Однако большинство этих терминов используется в самых разных смыслах и относится, как правило, то к одному аспекту личности, то к другому, причем ав­тор нередко не отдает себе в этом отчета. Робость, например, мо­жет обозначать манеру поведения по отношению к другим лицам; это же самое.может относиться к черте (свойству) личности, объ­ясняющей, почему человек ведет себя так робко. В этом случае можно на основании ряда наблюдений прийти к выводу, что чело­век должен обладать такой чертой. Можно еще более отдалиться от первоначального значения этого термина, превратив эту черту в некоторое измерение личности, что означает; что каждый инди­вид занимает определенное место на шкале, охватывающей все степени робости от минимальной до максимальной, и что этим по­ложением определяется значительное число поступков или черт менее общего характера, которые как будто бы вообще не имеют никакой связи с робостью в первоначальном смысле этого слова. Наконец, черта может служить указателем типа, примером этого является употребление слова «экстраверсия». В самом общем виде следует признать, что один и тот же термин может употребляться на самых различных уровнях обобщения.

ПЕРВИЧНАЯ ЧЕРТА

Под первичной чертой следует понимать результат непосред­ственного восприятия того или иного аспекта личности. Мерфи (1947) рассказывает, что Вертгеймер любил проигрывать на фор­тепиано небольшие музыкальные пьесы, характеризующие присут­ствующих людей, а затем просил своих помощников определить их.

Число угадываний значительно превышало уровень случайности. Вот пример глобального восприятия личности, тогда как при восприятии черт выделяется только один ее частный аспект.

В своем первоначальном смысле черты — это гештальты выс­шего порядка, предшествующие рефлексии и психологическому ана­лизу и представляющие собой материал научной работы. Этот не­посредственный опыт тем не менее не всегда имеет чистую перцеп­тивную природу, и необходимо различать разные степени его сложности в зависимости от того, является ли черта выражением того, что воспринимается в данный момент, или же в основе ее лежитпродолжительный опыт. Так, у нас может сложиться непосредственное впечатление об отношении к нам какого-либо человека сразу же, как только мы с ним встретимся, или мы можем заметить, что человек боится, сконфужен, печален, весел, колеблется и т. д. Во всех этих случаях мы схватываем одномоментные черты поведения. Когда же в других случаях мы говорим, что некто робок, боязлив, нерешителен, недоверчив, эмоционален и т. д., мы выражаем резуль­тат совокупности наблюдений, конденсирующихся в одно целост­ное впечатление.

Мы, безусловно, не можем обойтись беа первичных черт, не­смотря на всю их субъективность. Очень часто они незаметно для нас проникают в наши рассуждения. В целях анализа структуры личности часто прибегают к помощи объективных тестов, как это делали Кэттел и Айзенк, или же пользуются так называемыми про-жективными тестами. Чтобы интерпретировать результаты этих тестов, создаются новые понятия, не связанные с непосредственно наблюдаемыми чертами. Так, например, в случае теста Роршаха таворят об «интимном резонансе> или «типе апперцепции». В дру­гих случаях из общей психологии заимствуются такие понятия, как персеверация, фрустрация, уровень притязаний и т. д.

Однако в конечном счете оказывается необходимым обращение к чертам в первичном значении этого слова. Невозможно удер­жаться от того, чтобы не попытаться узнать, чему же в реальном поведении человека соответствуют результаты, полученные в тесте, как соотносятся они с личностью в том виде, в каком она пред­стает перед нами и какую мы описываем с помощью черт. Важность, которая придается обнаружению таких корреляций, настолько ве­лика, что ценность теста определяется тем, в какой мере с его помощью удается их выявить. Действительно, валидность теста обычно определяется тем, насколько полученные благодаря ему результаты согласуются с нашими знаниями об этой личности.

Пониманию черты как явления восприятия противостоит по­нимание черты как переменной.

 

ЧЕРТЫ КАК ПЕРЕМЕННЫЕ

Как только исследование личности приобретает научный харак­тер, сразу же появляется потребность в том, чтобы заменить субъ­ективное восприятие объективными данными. В результате черта начинает определяться посредством реакций или поступков, на­блюдаемых в определенных ситуациях. В вопросниках перечисляют­ся ситуации, в которых должна проявиться эта черта.

В вопроснике Нигневитского, о котором сообщает Бренгельман (1960), мы находим, например, следующие утверждения, соответ­ствующие черте, называемой ригидностью:

Вы никогда не позволяете Вашим друзьям беспокоить Вас во время работы.

Перед тем как отправиться в путешествие, Вы всегда заранее составляете план и точный маршрут, отклонения от которого всегда для Вас болезненны.

Вы всегда предпочитаете знакомые и безопасные ситуации новым и неиз­веданным возможностям.

Вас всегда чрезвычайно раздражает, если непрошеные посетители прони­кают в Вашу частную жизнь.

В других случаях можно оценить степень выраженности ка­кой-нибудь черты (пунктуальности, например, или стремления к порядку) с помощью оценочных шкал, в которых определенным степеням выраженности черты соответствуют конкретные поступки. В случае пунктуальности на одном полюсе шкалы находится педан­тичность или чрезмерная скрупулезность, а на другом — небреж­ность или бесцеремонность.

В этих примерах, число которых можно при желании умножить, выделяются два факта: 1) понимание черты в первичном и субъ­ективном смысле этого слова и стремление отыскать посредством интуиции или собственного опыта такие поступки, с помощью ко­торых можно было бы проиллюстрировать ее; 2) для того чтобы не приписывать черте слишком специфическое значение, обычно подбираются различные ее проявления.

Такая методика приводит к тому, что подлежащая определению черта превращается в переменную личности (или свойство), кото­рая проявляется в той или иной степени в некоторых поступках или детерминирует их.

Измерить переменную — это значит не только констатировать ее присутствие, но и определить ее количественно. В случае перемен­ных поведения, которые нас в данном случае интересуют, обычно прибегают к следующим двум способам: либо в вопросниках ко­личество ответов, указывающих на присутствие соответствующего качества, рассматривается как показатель его интенсивности, либо степень выраженности переменной определяется непосредственно с помощью шкалы оценок. Однако эти два метода искажают весь­ма характерным образом ту черту, для выявления степени прояв­ления которой они созданы. В вопроснике число значимых ответов указывает скорее на количество случаев, в которых проявилась искомая черта у индивида, чем на ее «интенсивность». Система­тическое изучение того, согласуются ли между собой результаты измерения черты, полученные с помощью этих двух методов, не проводилось, однако из практики известно, что человек может быть очень смелым (или ригидным) в одних ситуациях и совсем несмелым — в других. Мы еще будем говорить ниже об этой весь­ма противоречивой проблеме генерализованности черт; здесь же достаточно сказать, что с помощью вопросников можно непосред­ственно измерить только вероятность проявления черты, что совер­шенно необязательно связано с ее «интенсивностью».

Измерение по шкале оценок влечет за собой другую трансфор­мацию черты. Часто оказывается очень трудным определить на вербальном уровне различные степени таких черт, как храбрость, робость, мягкость и т. д. В этом случае мы также имеем дело с вероятностью проявления черты или же с указанием различных по­ступков или ситуаций, характерных для каждой ее степени, не имея, однако, никаких доказательств того, что они обусловлива­ются одной и той же переменной.

Учитывая все сказанное, не приходится удивляться, что очень часто «измеренная» черта мало соответствует черте, полученной на основании глобальной оценки. Можно считать все это резуль­татом субъективности и, стало быть, недостоверности оценок, но, очевидно, более правильным было бы сделать вывод, что перемен­ная и черта являются просто различными реальностями. Черта — это воспринятый гештальт, а переменная — это измеримый аспект поведения. Исследователь, учитывающий это различие, может из­бавить себя от излишней работы.

Специальным методом, позволяющим объективно выявлять фун­даментальные переменные личности, является факторный анализ, речь о котором пойдет в следующем разделе. Чтобы отличить эти переменные от других, выявляемых с помощью иных методов ана­лиза, их принято называть факторами. По Кэттелу, как мы позд­нее увидим, факторы — это «глубинные черты», лежащие в осно­ве «поверхностных черт». Таким образом, мы снова приходим к различению понятий «первичная черта» и «переменная».