Мая (воскресенье), День Конституции

Мая (воскресенье) 07:12

Я проснулся. Совсем не такое чувство, как при переключении, – нормальное чувство пробуждения.

Я лежал на полу в комнате Миядзаки с наручниками на руках и ногах.

Миядзаки-кун сидел на кровати. Под глазами у него виднелись мешки. Должно быть, последние несколько дней он не высыпался.

Заметив, что я проснулся, он достал влажное полотенце и обтер мне лицо. Ментол на полотенце согнал остатки сонливости.

– Сейчас я скажу тебе, что делать, – без всякого приветствия заявил он, закончив вытирать мне лицо. – Ты закуешь Отонаси в наручники по рукам и ногам и тем самым покажешь свое намерение ее предать. Больше ничего от тебя не потребуется. Все просто, да?

– …Правда?

– А?

– Вы правда поверите, что я сдался, если я так сделаю?

[Он] ведь может думать как угодно. Он может и не принять это как «сдачу» и потребовать чего-то еще более абсурдного.

– Он сказал, что ему будет достаточно, если он украдет у тебя Марию Отонаси.

– Украдет?..

Вдруг вспомнился мэйл несколькодневной давности.

«Я смог воплотить мое сокровенное желание. Теперь я могу с тобой встречаться»

Наконец-то я понял, что означает этот текст.

Похоже, [он] ошибочно принимает нас за любовников. И поэтому думает, что если полностью выполнит «Неделю в трясине», то сможет встречаться с Отонаси-сан.

Но это нонсенс. Невозможно заполучить все мое, лишь захватив мое тело.

– Ты не можешь украсть ее у меня!

«Могу».

Я чуть не подпрыгнул на месте. На мой шепот ответил голос, которого тут не должно было быть.

«Я Кадзуки Хосино и никто другой! А значит, я смогу ее таким способом заполучить».

Голос шел из колонок возле компьютера, за которым сидел Миядзаки-кун.

«Ты считаешь, это абсурд? Ты думаешь, я не могу стать Кадзуки Хосино, потому что он – это ты?»

Ну конечно. Только [я] – Кадзуки Хосино, никто другой им быть не может.

«Тогда скажи мне, что создает Кадзуки Хосино? Уж как минимум, нельзя сказать, что это характер. Ведь ты же всегда узнаешь кого-то, кого сто лет не видел, поймешь, что это тот же человек, даже если его характер, его аура полностью другие, верно?»

Слушая [его], я вдруг вспомнил слова, сказанные кое-кем другим.

«Ну скажи тогда: вот ты видишь, как кто-то ведет себя не совсем обычно; ты что, сразу думаешь “Это кто-то другой. Кто-то в него вселился”?»

– …Угг!

И правда. Дайя, Коконе, Харуаки – все приняли [его] за Кадзуки Хосино. Даже Отонаси-сан, вместе с которой я провел больше времени, чем с кем-либо еще…

«Даже Мария Отонаси не может отличить [Кадзуки Хосино] от [Юхэя Исихары], ведь так?»

– …Мда.

«Да, но, поскольку она знает о «шкатулках», она может принять исчезновение [Кадзуки Хосино] за полное исчезновение Кадзуки Хосино как человека. Поэтому я объясню ей, что Кадзуки Хосино не исчезнет, когда я стану им. Когда я это сделаю, Кадзуки Хосино продолжит существовать для нее».

Из колонок донесся смешок.

«И тогда она станет моей».

Пока внешне он похож на Кадзуки Хосино, его будут узнавать как Кадзуки Хосино, даже если внутри все поменяется. Это правда. Так что не думаю, что он несет полную чушь.

…Но все же это явное преувеличение, что он может стать Кадзуки Хосино.

– Ты не находишь, что эта логика совершенна?

Я закрыл рот при этих словах Миядзаки-куна; он видел меня насквозь.

– Хосино, что бы ты делал, если бы узнал, что у дорогого тебе человека раздвоение личности?

– Э?

Я нахмурился, пытаясь осмыслить неожиданный пример, которым он в меня кинул.

– Этот дорогой тебе человек – только одна из тех личностей? Ты различал бы четко эти две личности, ты мог бы сказать: «эта важна для меня», «эта мне не нужна», «эта – ладно, пусть будет»? Ведь не мог бы, правда? Независимо от личностей, дорог в итоге целый человек.

– …Возможно.

– Так что не имеет значения, кто внутри – [Кадзуки Хосино] или [Юхэй Исихара]. Если Мария Отонаси признает, что это – Кадзуки Хосино, ее чувства не изменятся. Вовсе не [твоя] личность важна для нее. Несомненно, дорого ей…

И Миядзаки-кун завершил фразу, ни на йоту не изменясь в лице.

– …само существование Кадзуки Хосино.

Какая-то убежденность была в этих словах.

Он их произнес не только чтобы загнать меня в угол.

– …Только, боюсь, я не так уж и дорог ей.

Он криво улыбнулся.

– Ты, думаю, просто не замечаешь, поскольку сам в этом участвуешь. Но я-то знаю. Ты нужен Отонаси! Так что ей будет очень трудно перенести твою потерю, когда твоя личность исчезнет. Она попытается эту потерю чем-то компенсировать. И очевидно же, что послужит ей компенсацией, да?

– …Думаешь, [Юхэй Исихара]?

– Не совсем. Это будет Кадзуки Хосино, который, несомненно, по-прежнему жив, только чуть-чуть изменился.

– Вот так [он] в конце концов ее заполучит?.. Но это только твоя догадка. Почему ты так уверен?

– Потому что она такая же, как я.

Ну очень раздражающим голосом Миядзаки-кун это произнес.

– Э?

– Потому что я опираюсь на кого-то другого, совсем как Мария Отонаси. Поэтому мне легко угадать, что она будет делать.

Лишь теперь я понял, откуда эта убежденность в его словах.

Миядзаки-кун знает. Он знает это чувство, когда дорогой тебе человек исчезает и превращается во что-то другое.

– Ладно, не тяни резину. От тебя требуется всего лишь предать Марию Отонаси. Если ты это сделаешь, она начнет путать [Кадзуки Хосино] и [Юхэя Исихару].

– …Это почему?

– Отонаси и во сне не приснится, что [Кадзуки Хосино] может ее предать. Даже если это ты наденешь на нее наручники, она будет думать, что это [Юхэй Исихара]. Но на самом-то деле это сделал [Кадзуки Хосино]. В конце концов она не сможет различать вас с уверенностью. Грань между [Кадзуки Хосино] и [Юхэем Исихарой] сотрется.

И тогда для нее [я] и [он] станем одним и тем же.

Если к 6 мая так будет, Отонаси-сан примет это без сопротивления, даже если [он] заберет у меня все. Вот что хочет сказать Миядзаки-кун.

– Все понял? Ладно, тогда вот что ты должен делать.

– …Погоди минуту, – перебил я.

– Что?

– Что ты собираешься делать, если [он] не будет полностью уверен, что отобрал у меня Отонаси-сан полностью?

По-моему, так и получится.

Мы ведь с ней не встречаемся. А значит, и отобрать ее у меня невозможно. [Его] план не удастся.

– Разве это не причинит ей боль? Разве вы не будете снова использовать меня?

Какую-то секунду Миядзаки-кун молчал, потом согласился:

– Наверно, так.

И тут же без раздумий:

– …И что с того?

– «И что с того»?.. Да ни за что я… так не сделаю. Да, я решился ее предать. Но это не значит, что я желаю ей таких…

– Тебе еще раз врезать?

– …Если и врежешь, все равно я не смогу!

Неважно, если мне придется страдать. Мне всего лишь надо будет вытерпеть боль.

Но я совершенно не желаю, чтобы кто-то другой страдал из-за меня. Это никак не связано с тем, на моей она стороне или нет, я просто не хочу.

Несколько секунд он молча на меня смотрел, потом почему-то огорченно вздохнул.

– Тебя это устроит?

– …Что именно?

– Если насилие бессмысленно, значит, нам придется применить другую угрозу, понял?

– …Что ты имеешь в виду?

Миядзаки-кун на мой вопрос не ответил и дальше лишь молчал.

 

Мая (воскресенье) 08:45

Я стоял перед домом Кадзуки Хосино.

– Однако твоя идея весьма злая, хех.

– Почему это? Если ради тебя, то она вполне естественна. И в любом случае, это ведь ты будешь ее осуществлять, верно?

Он так спокоен.

– Думаешь, та девчонка-в-белье меня послушается без проблем? Если нет, мне ее жалко.

– Ну, буду молиться, чтобы все прошло нормально!

Рюу Миядзаки вернул мне пустые слова, почти как если бы ему было совершенно неинтересно, что сейчас произойдет.

Нет… Возможно, ему действительно неинтересно.

Он ничего не смог сделать, чтобы предотвратить то, так что теперь ему все безразлично. Такая мысль совершенно безосновательна, но вот, подумалось почему-то.

– Ладно, я пошел.

– Давай.

Ясное дело, дверь я открыл, не потревожив колокольчик.

– Я дома.

Теперь на второй этаж.

Рюка Хосино, как обычно, спала в одном белье.

 

Мая (воскресенье) 10:06

Миядзаки-кун прижал к моему уху мобильник.

«НЕЕЕЕТ!!»

Из телефона донесся вопль. Этот голос я узнал мгновенно. Ведь я слышу этот голос чуть ли не каждый день.

– Рю-тян!!.

«Почему ты так делаешь?! Не надо, Кадзу-тян!!»

– А…

Что… что он сделал?! Что он сделал с Рю-тян, воспользовавшись моим телом?!

– Вот что случилось из-за того, что ты не стал слушаться нас, как хороший мальчик!

– Но Рю-тян-то тут совершенно ни при чем! Зачем же вы так сделали!!.

– Поскольку она ни при чем, ты страдаешь. Ровно поэтому мы так и делаем!

После этих слов я, ни о чем не думая, попытался броситься на него – но ничего не вышло, и я шмякнулся на пол. Я забыл, что на ногах у меня тоже браслеты. Миядзаки-кун наступил на мое извивающееся тело и прижал мобильник мне к уху.

– Ууу…

Поскольку я даже не мог заткнуть уши, я рефлекторно зажмурил глаза. Хотя проку от этого никакого.

Вот что донеслось из телефона:

«Шутишь!..»

– Э?..

«Кадзу-тян, почему ты хочешь, чтобы я это сказала? Сестрице становится тревожно за твое будущее».

Я в полном обалдении поднял голову и взглянул на Миядзаки-куна.

Что вообще… шутка?..

Миядзаки-кун убрал ногу с моего туловища. Я сел, не сводя с него взгляда; его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

– А почему ты успокоился, Хосино?

– Э?

– Это были звуковые файлы, записанные с помощью функции «Мой голос». Это не в реальном времени. Что если я прокрутил файлы в обратном порядке? Может, тот файл, который ты услышал только что, был раньше, чем предыдущий?

– Т-ты не мог!..

– Шутка!

– Угг…

Совершенно паршиво стало на душе из-за того, что меня так легко обмануть.

– О боже… что ж ты все так скачешь с восторга на уныние и обратно. Проблема не в том, пострадала она на самом деле или нет, понимаешь? Проблема в том, что Рюка Хосино абсолютно беззащитна против [Юхэя Исихары].

С этими словами Рюу Миядзаки снова поставил на меня ногу и повернул.

– [Юхэй Исихара] станет Кадзуки Хосино. Можешь себе представить, сколько геморроя принесет наличие сестры? Блин, вы же в одной комнате живете! Конечно же, она заметит, что Кадзуки Хосино изменился, а прекратить общаться не получится, вы же родственники. Она может стать самым большим препятствием. Это, по-моему, и есть причина его нерешительности. Что ему с ней делать?

Рюу Миядзаки дважды кликнул на телефоне и открыл еще один звуковой файл.

«Ты предашь Марию Отонаси ради нас, правда, [Кадзуки Хосино]?»

Это была угроза.

Простая угроза: он убьет Рюку Хосино, если я не подчинюсь.

– Итак, твои действия, Хосино?

Если я надену наручники на Отонаси-сан, она, возможно, будет страдать. Но если я откажусь, Рю-тян может погибнуть.

Ну не могу я выбрать что-то одно! …Однако Отонаси-сан не убьют. Кроме того, уж она-то, с ее талантами, может и выпутаться из этой ситуации. Да нет – наверняка выпутается.

…Она одолеет нас.

 

Мая (воскресенье) 21:04

– Отонаси нужно так много времени, чтобы сюда добраться?.. Удивительно. Я-то был уверен, что она сразу поймет, куда ей надо, – произнес Миядзаки-кун. – Правда, она, может, и не поняла, что тебя сцапали. Ведь [Юхэй Исихара] заходил домой один раз. Но должна же она почувствовать, что что-то не так, ведь все ее звонки блокируются… Слушай, Хосино, может, у вас с ней была ссора, после которой ты мог бы поставить ее звонки на блокировку?

Ответить я не мог. Потому что не знал, как именно я с ней расстался, когда от отчаяния у меня все потемнело перед глазами.

– Ну да не важно, хех. Все равно приступим.

С этими словами он взял в руки мой мобильник.

Он бездействовал до сих пор, потому что непонятно было, какое время сегодня [мое], пока у меня не был украден блок с 19:00. А теперь все ясно. Сегодня все оставшееся время до 23:00 [мое].

– …Аа, кстати, вспомнил.

Миядзаки-кун достал клейкую ленту и заклеил мне рот в два слоя. Поскольку на мне уже были наручники, снять ее я, естественно, не мог.

Он набрал номер. Чей… можно даже не спрашивать.

– Алло?

«…Кто это?»

В комнате висела тишина. Я тоже слышал голос Отонаси-сан совершенно отчетливо.

– Рюу Миядзаки!

«…Миядзаки, почему ты звонишь с телефона Кадзуки? Что случилось с Кадзуки? Я знала, что ты партнер [Юхэя Исихары], но…»

– Партнер? Можно подумать, я стал бы помогать этому засранцу! Просто он нашел мое уязвимое место и угрожал мне.

Что он такое несет?..

«Твое уязвимое место?»

– Угу. Я не партнер его, он воспользовался моим уязвимым местом. Но у меня это уже вот где! К счастью, я нашел простое и хорошее решение.

«Хорошее решение?..»

– Уж ты-то должна легко сообразить. Оно действительно простое.

«…Только не говори мне, что…»

– Именно. Мне надо всего лишь убить Кадзуки Хосино.

Миядзаки-кун говорил безразличным тоном, никаких нормальных эмоций в его голосе слышно не было. Только тут до меня дошло, что он все высосал из пальца. Но играет он так естественно. Даже я, зная правду, подумал на секунду, что он не врет.

Так что вряд ли Отонаси-сан сможет раскусить эту его состряпанную историю.

«…О чем ты? Не знаю, какое он у тебя нашел уязвимое место, но риск слишком велик. Не думала, что ты настолько глуп, чтобы сделать такой выбор».

– Тебя легко раскусить. Похоже, тебе на удивление плохо удается обманывать других.

«…»

– Конечно, убийство – дело рискованное. Связываться не стоит. Но именно сейчас и именно к Кадзуки Хосино этот риск отношения не имеет. Ты должна знать почему; знаешь?

«…Понятия не имею».

– Ха-ха, не валяй дурака! Ладно, тогда я тебе скажу. Вот ключ к убийству без риска: поймать момент переключения.

Думаю, Отонаси-сан тоже заметила. Ведь она же говорила мне вчера утром, что, если бы я переключился, когда она вела мотоцикл, это было бы опасно. Если следовать этой логике в некоем конкретном направлении, изобразить несчастный случай или самоубийство будет чертовски просто.

Вот что он подразумевал под убийством без риска.

– Если таким путем я смогу положить конец его угрозам, я это сделаю.

«…Почему ты мне об этом сообщаешь?»

– Всегда найдется кто-то, кого бы ты пристрелил, если у тебя есть пуля, которую точно не найдут, верно? Но от этой пули погибнет и тот, против кого я лично ничего не имею. Поскольку мне его так жалко, думаю, дай-ка я позволю ему поговорить со своей любовью в последний раз перед смертью.

«Что же ты за эгоистичная тварь?!.»

– О? У Хосино всего несколько часов осталось, ты в курсе? Он уже все равно что труп! Но будь спокойна: я убью его, когда он будет [Юхэем Исихарой]. Это для него будет почти что эвтаназия. По-моему, это везение, что он сможет умереть прежде, чем этот говнюк захватит его полностью?

«Кадзуки вернет себе свое тело!»

– Это ведь только ты так думаешь, правда? Никто не смог бы смотреть с таким оптимизмом в подобной ситуации!

«Гг…»

– Так, ну ладно. Хорошо. Я дам тебе услышать его последние слова.

Разумеется, он и не подумал убрать клейкую ленту у меня со рта.

Он шевельнул мышью и сделал двойной клик. Из динамиков раздался мой голос.

«Пожалуйста, спаси меня…»

Я подумал, что это дешевый трюк. Если бы только…

«… Ая!»

…он не назвал это имя.

Откуда он его знает?.. Они ведь ничего не знают про «Комнату отмены», так что и имя это им должно быть незнакомо.

Нет… могут и знать. Я произнес это имя в классе 2-3. Наверняка Миядзаки-кун понял, что это какой-то код, и рассказал [Юхэю Исихаре].

Но она не знает, что эти слова говорит [он], она не может этого заметить. Значит…

«Я приду и спасу тебя сейчас же, Кадзуки».

…она верит, что это мой голос.

«Ты совершил ошибку, – заявила она следом. – Ты должен был позвонить мне перед тем, как он переключится на [Юхэя Исихару]. Сейчас 21:12. Ты сможешь действовать самое раннее в 22:00. Осталось 48 минут. За это время я сделаю тебя и заберу Кадзуки».

Заявление, абсолютно не достигшее своей цели.

Она не знала, что ее слова не встревожат Миядзаки-куна, а, напротив, успокоят.

 

Мая (воскресенье) 21:32

Вот и она. Даже двадцати минут с ее звонка не прошло.

Окно разбилось вдребезги, осколки разлетелись по всей комнате. Разбив стекло подошвами кед, она приземлилась в центре комнаты; на ней была ее обычная одежда.

– …Ты быстро добралась; стало быть, знала, где я нахожусь?

Миядзаки-кун глядел на нее, стоя в коридоре напротив входа в комнату и приставив ко мне кухонный нож.

– Ты правда думаешь, что так трудно было догадаться? Ты бы не стал делать такой звонок в людном месте. Значит, скорей всего, ты дома, как считаешь? Никакие другие места на ум не идут.

– Но даже с учетом этого, не слишком ли быстро у тебя получилось?

– Я уже знала, где ты живешь, когда ты открыл, что помогаешь [Юхэю Исихаре]. …Послушай, может, хватит уже? Убери руки от Кадзуки. Ты ведь сам сказал, что не хочешь брать на себя риск убийства. Если ты ударишь, это уже будет не риск. Тебя гарантированно осудят за причинение вреда здоровью или что-нибудь хуже.

– Заткнись.

– И не надо истерить всего лишь из-за того, что все пошло не так, как ты планировал. Ты ведь не хочешь, чтобы тебе угрожал [Юхэй Исихара], верно? Отдай мне Кадзуки, и я обещаю, что этих угроз больше не будет!

– Это ведь не более чем пустой треп, правда?

Он делал вид, что раздражен и не слушает ее слова.

Зачем это Миядзаки-куну?

…Он натягивает пружину.

Миядзаки-кун играет роль этакого типичного врага; он подготавливает сцену, на которой мое предательство будет выглядеть особенно впечатляюще.

Отонаси-сан победит врага, Миядзаки-куна, и освободит меня. Конечно, она будет довольна, ей будет радостно.

И тут я ее предам.

Вот ради этой «сюжетной пружины» Миядзаки-кун меня и не отпускает.

– Давай вали отсюда! По-моему, достаточно уже вашего последнего свидания!

– Не мели ерунды!

Но почему Отонаси-сан не нападает?

Разумеется, его нож сейчас приставлен к моему горлу. Но это пустое. Миядзаки-кун не зарежет меня, поскольку (в этом сценарии) собирается совершить убийство без риска, чтобы избавиться от угроз.

– Ты знаешь, я считала тебя человеком с сильной волей и хорошей логикой мышления.

Эти слова Отонаси-сан означают, что она знает: он не собирается меня резать.

И все же она стоит на месте.

– Успокойся, Миядзаки.

Ну разумеется, она не может исключить возможности того, что меня все-таки прирежут. Миядзаки-кун может выйти из себя и нечаянно полоснуть меня по горлу.

…Это и есть причина?

Она бездействует потому, что не уверена на 100%, что он не причинит мне вреда?

– …

Не может такого быть, хех.

Незачем ей так меня оберегать.

Не знаю сейчас, почему именно, но Отонаси-сан продолжает стоять неподвижно. Тупик.

Миядзаки-кун левой рукой пихнул меня в бок, так чтобы Отонаси-сан не заметила.

…Да знаю я!

На тот случай, если мы окажемся в патовой ситуации, я тоже получил указания. Я не хочу предпринимать каких-то активных действий, но, похоже, у меня нет выбора.

Он сказал, чтобы я не сдерживался, иначе она сразу просечет, что это всего лишь шоу. Я сглотнул слюну и начал действовать.

Я – впился зубами в руку Миядзаки изо всех сил.

– …Уааа!!

Этот вопль не был наигранным – естественная реакция на боль. Миядзаки-кун выронил нож, это тоже было совершенно естественно – как мы и договорились заранее.

В его обороне появилась брешь.

И Отонаси-сан не упустила своего шанса.

Все произошло за долю секунды.

Комната в шесть татами. Мгновение – и Отонаси-сан уже рядом. Метнувшись к Миядзаки-куну, она боднула его головой в нос. Заняв позицию между мной и им, она отбросила его назад ударом в челюсть, пока он хватался руками за нос. Затем подобрала нож и отшвырнула подальше, чтобы Миядзаки-кун не мог до него дотянуться.

– Назад, Кадзуки.

Я кивнул и сделал как было велено.

Отонаси-сан тоже отступила от него на шаг и сказала:

– Передай мне ключи от обоих наручников, Миядзаки. Тогда ты отделаешься только этим.

– …Ты добрей, чем я думал, – проворчал Миядзаки-кун, пытаясь руками остановить льющуюся из носа кровь. – Ты могла меня просто придушить. Тогда мне просто пришлось бы отдать ключи.

– …Так далеко заходить не требуется.

После этих слов я вспомнил. Да. Отонаси-сан не любит прибегать к насилию. Сейчас она смогла потому лишь, что у нее не было иного выхода, иначе она бы не «спасла меня». Но она в жизни не смогла бы кого-либо придушить лишь для того, чтобы тот отдал ей какие-то ключи.

Миядзаки-кун чуть шевельнулся.

И вдруг прыгнул на нее, пытаясь схватить. Но едва он до нее дотронулся, как отлетел в сторону.

– Че за!!.

Это была не игра, но абсолютно искренний возглас изумления.

Все произошло так быстро, что он даже не успел понять, что проиграл. Великолепнейший бросок через плечо.

– Если ты еще раз ко мне сунешься, я тебя вырублю.

– …Твою мать, не знал, что у тебя черный пояс по дзюдо!

– Ничего удивительного. Ведь у меня всего лишь белый пояс. …Ну, правда, нескольких черных поясов я уже одолела.

С этими словами она взяла его в кеса-гатаме[6].

– Кхх…

– Когда ты падал, я слышала металлический звук.

Она обшарила карманы Миядзаки свободной левой рукой. Искомое она нашла мгновенно и сразу бросила мне. На пол с металлическим звяканьем упали ключи от обоих наручников.

– Кадзуки, сколько времени? Пожалуйста, скажи точно.

– …21:39.

– Значит, никаких проблем. Кадзуки, сейчас же бери свой мобильник и беги через веранду. Я тебя догоню через пять минут. Пока что обеспечу, чтобы он не смог двигаться.

Миядзаки-кун метнул на меня быстрый взгляд. Не бойся, я не послушаю ее указаний.

Но из-за кеса-гатаме я не могу надеть на нее наручники. Что же делать? Так мне не удастся ее связать.

Я опустил голову.

И кое-что увидел. После чего – я придумал.

Я придумал худший, но именно из-за этого самый разумный способ ее предать.

Ааа, если я это сделаю, я стану абсолютным врагом Аи Отонаси. Я уже принял решение, я уже был готов к тому, что так может произойти. Но все же – какая жалость.

Эти ключи не подходят. Правильные ключи были у меня с самого начала.

Я снял наручники.

Освободив руки, я подобрал этот предмет – кухонный нож, который мне кинула Отонаси-сан.

– Ая.

Я наставил нож на Отонаси-сан.

Конечно, она сразу поймет, что у меня кишка тонка ударить. Но это неважно. Это не меняет того, что я ее предал.

– Отпусти Миядзаки-куна, без резких движений.

Отонаси-сан увидела острие ножа.

И –

– Э?..

Не у Отонаси-сан – это у меня невольно вырвался возглас.

Ее глаза округлились, она перестала дышать – оттого лишь, что я наставил на нее нож. Никогда еще я не видел ее такой беззащитной.

Миядзаки-кун воспользовался ситуацией и самостоятельно выбрался из захвата. Но она осталась сидеть на месте, словно окаменев.

Я подошел к ней, не отводя ножа, присел на корточки и надел наручники. Лишь когда она, не сопротивляясь, позволила сковать себе руки, она наконец раскрыла рот.

– Что… это значит, Кадзуки? – запинаясь, выговорила она. – Что это… не понимаю. Зачем ты наставил на меня нож?..

– Он предал тебя! – разъяснил вместо меня Миядзаки-кун.

– Предал?.. В этом нет необходимости. Кадзуки ничего не сможет сделать против «Недели в трясине» без моей помощи. Он мог предать меня только если он сдался вам и отказался от борьбы. Но такого просто не может быть. А значит, он никогда…

– Ну, значит, Хосино сдался нам и отказался от борьбы, не так ли?

– Он… сдался?

Я отвел глаза, когда она повернулась ко мне.

– Хе…

Смешок сорвался с губ Миядзаки-куна.

– Хе-хе, аха-ха-ха-ха-ха! Что за грустный вид, Отонаси? Прекрати уже! Знаешь, у меня было о тебе довольно высокое мнение как о враге. Но какая же ты неженка, что впадаешь в такой ступор всего лишь от того, что твой любовник тебя предал! Ты меня просто разочаровала!

– Кадзуки.

Отонаси-сан даже взглядом не удостоила смеющегося взахлеб Миядзаки-куна. Все это время она не отводила глаз от меня.

– Это правда? Ты на самом деле сдался [Юхэю Исихаре], как он говорит?

– …Да! – выжал я из себя.

Отонаси-сан опустила голову, пряча лицо, и начала дрожать.

– Уаа, секундочку! Чего ты дрожишь? Только не говори мне, что ты плачешь! Эй, эй, зачем такая бурная реакция? Честно, кончай уже, это слишком уж круто!!

Миядзаки-кун смеялся все громче при виде этого зрелища – это явно было куда больше, чем он рассчитывал.

– Ладно, Отонаси. Я тебе скажу кое-что хорошее! Этот тип – вне всяких сомнений, [Кадзуки Хосино]. Это не [Юхэй Исихара]. Этот тип, который предал тебя и надел на тебя наручники, – именно [Кадзуки Хосино]!

– …Я знаю, – ответила она, не поднимая головы.

– Что?

– Я отлично знаю, что это [Кадзуки Хосино] и никто другой.

Отонаси-сан по-прежнему смотрела в пол, но поднялась наконец на ноги. Я все еще не мог разглядеть ее лица. Она двинулась ко мне на заплетающихся ногах. Я с ножом в руке импульсивно шагнул назад – очень уж странно она себя вела. Она шла ко мне, несмотря на то, что я держал нож, а ее руки были в наручниках. Я еще шагнул назад. И уперся в стену.

Она ударила своими скованными руками в стену прямо над моей головой; я рефлекторно отвернулся.

– Кадзуки, ты правда сдался такой шайке?

Голос ее звучал низко, совершенно без интонации. Я пожал плечами и осторожно покосился на нее.

Она медленно подняла голову.

А, вот оно что… оказывается, дрожала она от ярости.

– Ты, единственный, кто одолел меня с тех пор, как я стала «шкатулкой», сдался этой кислой, никчемной шайке, говоришь? Ты хочешь меня оскорбить?.. Ты хочешь сказать, что я ниже, чем эта жалкая кучка неудачников, да?!.

Ее вроде бы сдавленный голос звучал все громче.

– Не изображай тут идиота, честное слово, не изображай идиота! Не неси такой бред! Не может твои убеждения развалить такая жалкая шайка!!.

Она вновь ударила скованными руками. Я рефлекторно зажмурился. Что-то звякнуло об стену. Громкий звук прямо у меня над головой. Медленно открыв глаза, я обнаружил ее оскаленное, красное от ярости лицо прямо перед моим.

– Э-эй! Что не так, Отонаси! Ты слетела с катушек из-за шока от его предательства?

– А ты вообще молчи, – огрызнулась она, не отрывая от меня глаз.

– …Я чувствовала, что что-то не так, еще с того звонка. Но я была уверена, что ты никогда не будешь с ними заодно. Вот почему я поверила словам Миядзаки. А ты вот как… Ммать! Вот дерьмо!

Отонаси-сан перевела взгляд на нож, будто только что его заметила, и ее лицо перекосилось в изумленной усмешке.

– …И зачем тебе этот кухонный нож? Может, ты ударишь меня, если я не буду слушаться? Ха-ха, очень смешно. Ну давай, ударь меня! Я не защищаюсь. Давай! Давай-давай! Как будто ты можешь!

– Ууух…

Я машинально опустил нож.

– Говори. Почему ты это сделал – говори!

Я повесил голову и произнес, скрипя зубами из-за собственной убогости:

– Рю-тя-… мою сестру взяли в заложники. У меня нет выбора, кроме как подчиниться.

– И из-за такой ерунды…

– Это не ерунда! Рю-тян – моя единственная…

– Ты тот, кто был готов позволить своей любимой девушке погибнуть под колесами грузовика.

У меня перехватило дыхание.

– Погоди-ка, Отонаси!

Отонаси-сан с неохотой обернулась к Миядзаки-куну.

– Ну чего? Не видишь, мы заняты!

– Не, послушай, ты ведь должна не верить, что перед тобой [Кадзуки Хосино], раз он так с тобой поступил, разве нет? Так почему ты так уверена, то этот парень – именно [Кадзуки Хосино]?

Да, Миядзаки-кун никак не мог пройти мимо этого. В конце концов, его изначальная цель была – смешать в ее сознании [Кадзуки Хосино] и [Юхэя Исихару].

– Странные вещи ты говоришь, тебе не кажется? Кадзуки – это Кадзуки, разумеется. И это никак не изменить.

– Да как, блин, ты их можешь различать?! …А, я понял. Ты просто уговариваешь себя. Поскольку ты поверила, что голос, который умолял о помощи, принадлежал [Кадзуки Хосино], то эту ошибку ты и повторяешь, потому ты в нем и не сомневаешься.

– Я знала, что тот голос принадлежал [Юхэю Исихаре].

Миядзаки-кун нахмурился.

– Врешь! Или ты хочешь сказать, что поняла, что это была запись?

– Нет.

– Тогда как вообще ты могла заметить, что это не [Кадзуки Хосино]?

– Ну разумеется, я заметила.

Она говорила таким тоном, словно это было нечто совершенно очевидное.

 

– Кадзуки никогда не назвал бы меня Аей, прося о помощи.

 

– …Ах.

Я вспомнил.

Я вспомнил, какое имя произнес, когда на мне сидел и избивал меня Дайя, когда я был совсем один в музыкальном классе.

Точно, она права! Я ни за что не сказал бы «Ая», серьезно прося о помощи. В смысле – так ведь звали ту, с кем я когда-то боролся.

– …Объясни тогда, почему ты пришла его спасать?

– Если все было, как ты объяснял, спасти [Юхэя Исихару] – то же самое, что спасти Кадзуки.

– …Погоди-ка. Разве это не значит, что сейчас ты принимаешь Кадзуки Хосино за [Юхэя Исихару]?

– Угу, сперва я действительно так подумала. Но я поняла, что это [Кадзуки Хосино], после первого же взгляда.

– …Эй, эй! Вот теперь ты точно врешь. По правде, их невозможно различить в один момент!

– Это относится только к моменту переключения. Мне достаточно три секунды наблюдать за движением его лицевых мышц, и я увижу разницу. Сейчас я четко определяю Кадзуки как Кадзуки.

Она может узнать, что я – это я?

Хотя никто другой не может?

– …Это просто невозможно! Кончай нести хрень!

– Наверно, так. Если бы это был не Кадзуки, я, наверно, не могла бы их различать. Но в случае Кадзуки это возможно.

– Но почему?!

И тогда она заявила…

– Потому что я была вместе с Кадзуки дольше, чем кто-либо в мире.

Эти слова я уже слышал… где-то, когда-то…

– А…

Мой голос прервался. Я положил руку ей на плечо. Она удивленно обернулась.

Увидев это, Миядзаки-кун нахмурился и спросил:

– В чем дело, Хосино? Надеюсь, ты не собираешься снять с нее наручники всего лишь из-за такой банальщины и фигни? Ты ведь знаешь, что будет с твоей сестрой, если ты это сделаешь, правда?

Эта угроза на меня больше не действовала, сам не знаю почему.

– Эмм, Отонаси-сан.

Если я это произнесу, пути назад уже не будет. Но я уже решился, хоть и не без колебаний.

– Дай мне прикоснуться к твоей «шкатулке».

Изумление с ее лица пропало.

– Ты можешь даже и не спрашивать. Я бы не смогла тебе помешать, даже если б хотела – из-за наручников.

Так она сказала, несмотря на то, что только что, не боясь ножа, колотила кулаками в стенку.

Затем, улыбнувшись чуть смущенно, продолжила:

– …Можешь прикоснуться, когда пожелаешь.

С этими прямыми словами – разрешение было получено.

Я чуть кивнул и прижал открытую ладонь к ее груди.

– …Ах.

 

Меня швырнуло на морское дно. Второй раз уже я вижу дно моря. Неменяющаяся сцена, где все счастливы на вид. Однако то, что все здесь могут быть счастливы, – не более чем ложь. Кто-то плачет посреди толпы. Кто-то, кто знает, что это блаженство – лишь иллюзия, и не может присоединиться к остальным. Я уже слышал раньше этот плач.

Это ужасно.

Здесь нет кислорода, так что мне нельзя оставаться тут вечно.

Поэтому мне здесь так плохо?

Или потому, что я знаю – я не могу исцелить ее боль?

Потому, что я знаю – я никак не могу исцелить ее абсолютное одиночество?

 

Я ощутил слезы на своих щеках. Точно так же, как в некоей «шкатулке» когда-то прежде.

– …Прости меня.

Я вспомнил о ней все.

Как я только мог подумать, что она использует меня просто как приманку для «О»? Как я мог только подумать, что ей безразлична моя повседневная жизнь?

Просто не могла она так поступать – она, кто ставит всех других превыше себя.

Она верила, что я даже в одиночку смогу сражаться против «Недели в трясине». Потому и не искала встречи со мной, когда я ее отверг.

Но я не смог поверить в нее и… предал ее.

– Прости меня, – снова произнес я. Она отвела глаза, ей, похоже, было немного неловко.

– …Нет, это я, видимо, недостаточно все продумала. Я слишком надеялась на тебя, не приняв во внимание, что ты забыл все, что произошло в «Комнате отмены»… наверно. …Эммм, я только сейчас это поняла, так что это ты меня прости, пожалуйста.

Она взглянула на меня искоса. Я покачал головой.

– Я должна сказать тебе кое-что, что не сказала раньше – я думала, ты поймешь сам. Кадзуки, твоя прежняя повседневная жизнь не вернется. Однако…

Она снова посмотрела на меня прямо, уголки ее губ чуть расслабились.

– … мы можем построить твою повседневную жизнь заново.

Аах…

После этих лишь слов я никогда больше не ошибусь с определением своего места в жизни.

Я… это я.

Я – Кадзуки Хосино.

Я извлек ключи из кармана. Вставил их в замок наручников.

– …Что ты делаешь, Хосино?! Ты бросаешь жизнь собственной сестры, чтобы тебя приласкала твоя подружка?! Ты правда отвратителен…

– Нет. Я решил твердо. Но это неправда, что я бросил сестрицу.

– И что? Если ты не будешь подчиняться, Рюка Хосино будет убита!

– Не будет.

– С чего такая уверенность?!

– Все просто.

Это вовсе не какой-то блеф – я всего лишь озвучил свое намерение.

– С того, что я этого не допущу.

Мне больше не нужно им подчиняться. Мне больше не нужно ограничивать себя тем выбором, который предлагают они.

Потому что теперь я не могу проиграть – теперь, когда на моей стороне она.

Я принял решение ввериться ей.

Я повернул ключ. Наручники раскрылись и упали на пол. Я схватился за ее освобожденные руки. Она глядела на меня, я глядел на нее.

– Пожалуйста, помоги мне…

Я никогда больше не спутаю.

Я никогда больше не спутаю, каким именем ее надо звать.

 

– … Мария.

 

И как только я это сказал, она – нет, правда, хоть и на долю секунды –

Она улыбнулась, невинно, как нормальная девушка ее возраста.

– При одном условии.

Она вновь заговорила в своей обычной, полной достоинства манере.

– Возможно, мне необязательно говорить об этом. Я верю, что ты в любом случае выполнишь это условие. Однако я тоже тревожусь, и мне было действительно больно. Так что позволь мне все же сказать.

Я чуть кивнул, не понимая ее намерений.

– Я никогда больше не выпущу тебя из виду. Поэтому, пожалуйста. И ты тоже…

Мария отвела взгляд. Потом снова обернулась ко мне и произнесла отчетливо:

– …никогда больше не выпускай меня из виду.

Ааа… понятно.

Я не замечал до сих пор.

Я выбрал одиночество, и совершенно зазря; но страдал из-за этого не я один. Мария тоже осталась одна и страдала.

Начиная с «Комнаты отмены» Мария всегда была [Аей Отонаси]. Она пытается быть «шкатулкой». Настоящей ее, [Марии Отонаси], просто нет нигде.

«Меня зовут Ая Отонаси. Рада с вами познакомиться».

«Но я не сильная».

Я вспомнил ту сцену, когда она жаловалась.

Верно. Я один могу звать ее «Мария», потому что я единственный, кто видел ее первый перевод в нашу школу.

Если я забуду, [Марию Отонаси] позабудут действительно все – возможно, даже она сама, – и она исчезнет.

 

– Кончайте уже!

При звуках этого голоса я выпустил руки Марии.

– Что за чушь? Сговаривайтесь, не сговаривайтесь – это ничего не изменит! Кадзуки Хосино будет захвачен, а его сестра Рюка будет убита. Или вы думаете, что можете просто уйти в свой воображаемый мир?

Миядзаки-кун смотрел на нас со злобной усмешкой.

– Вам не победить! Ведь [Юхэй Исихара] покончил с собой. Вы не можете найти покойника! И, разумеется, уничтожить «шкатулку» тоже не можете. Ну и как вы решите эту проблему? Давайте, поделитесь!

Он… прав.

«Владельца», младшего брата Миядзаки-куна, больше нет. И с этим мы ничего не сделаем.

– …Я уже знаю, кто такой [Юхэй Исихара] на самом деле.

При этих словах Марии Миядзаки-кун широко распахнул глаза, но уже секундой позже заметил ее унылое выражение лица, и уголки его губ поползли вверх.

– И что? Ты нашла его?

– …Нет. Целый день искала, но так и не нашла.

– Хе-хе, ну что ж, это объяснимо. Покойника ведь отыскать невозможно! – триумфально воскликнул Миядзаки-кун.

…О?

Что это за странное чувство? Я чувствую в восторге Миядзаки-куна что-то ужасающе неправильное. Что же?..

«Слишком поздно; дошло теперь? Я больше не могу защитить человека, которого хочу защищать».

Он так сказал. Он сказал, что помогал осуществить «Неделю в трясине», потому что это единственный способ защитить «себя». Потому что его «младшего брата», который был ему настолько дорог, больше нет.

Вот оно что.

– …Это ложь.

Стоило мне это прошептать, как Миядзаки-кун обернулся в мою сторону мгновенно.

– Ты говорил, что он умер, но это была ложь. Очевидно, если вдуматься. Ты бы никогда не сделал такого и не допустил бы.

– …Чего ты там лепечешь, Хосино? Не пытайся играть словами так, как тебе приятнее!

– Он ведь был важен для тебя, верно?

При этом внезапном вопросе Миядзаки-кун нахмурился, но все же кивнул.

– Да.

– Тогда ты ни за что не стал бы говорить о его смерти со смехом, ведь так?

Конечно, мне это всего лишь показалось неестественным, за прямое доказательство едва ли сойдет. Так что если бы Миядзаки-кун спокойно отмахнулся от моего вопроса, он бы меня снова перехитрил.

Но…

– А значит, он еще не умер, верно?

Но Миядзаки-кун на мой вопрос не возразил ничего, лишь повесил голову.

– Ложь порождает надежду, когда ты осознаешь, что это ложь.

Я произнес эту фразу, которую он сам когда-то мне сказал. Он поднял голову; я продолжил.

– Ты был прав.

Он распахнул глаза и разинул рот. Я молча стоял и смотрел на него; он, сжав кулак и стиснув зубы, вернул мне злой взгляд.

– …Де… рьмо!..

Но в итоге он так ничего и не смог сделать и снова опустил глаза.

Затем двинулся с места заплетающейся походкой. Пройдя мимо нас, он протянул руки к столу и взял лежавший на нем мобильник.

Не произнося ни слова, он понажимал на телефоне кнопки, приложил его к уху и прислушался к чему-то.

– Я не успел.

Его шепот звучал так, словно он обращался к себе самому.

– Я не успел. Я был в ванне во время этого звонка. И когда я заметил голосовой мэйл, было слишком поздно.

Похоже, сейчас он слушает как раз тот самый мэйл.

– Я должен был успеть прежде, чем это произошло. Если бы я заметил эту боль раньше, я бы предотвратил. А я был отравлен моим собственным несчастьем и не заметил, как самый дорогой для меня человек кричит о помощи. И вот что получилось.

Он открыл верхний ящик стола.

– Я знаю, что уже слишком поздно. Я знаю, что уже не успею. Но знаете? Я все еще слышу этот крик! И я не хочу… слышать этот крик и дальше.

Он сунул руку в ящик.

– Я остановлю это. Ради этого я готов на любой грех, на любое наказание. Я пойду на все! Если есть возражения – давайте, выкладывайте!!

– Разумеется, есть, – заявила Мария. – Ты перестал думать. Ты ничего не выбрал. Ты предпочел просто зажать уши, чтобы не слышать криков. Ты просто наслаждаешься болью от бессмысленного сражения с нами.

Она опустила глаза, но тут же выплюнула следующие слова:

– Ты не сможешь вернуть прошлое, сделав это.

– …И что дальше? – прошептал он, повесив голову. – Может, ты сможешь отменить эти трупы, или что? Нет, ты не сможешь. Мне уже нормальное будущее не светит, сколько бы я ни старался. Поэтому я хочу хотя бы [Юхэю Исихаре] дать то, к чему он стремится. И ничего больше. Поэтому…

Он вынул руку из ящика.

– …Лезь уже в наручники!

В руке у него оказался электрошокер. Миядзаки-кун бросился к Марии.

– Мария!!

Мария молниеносно перехватила выставленную руку и выкрутила. Миядзаки-кун негромко вскрикнул и выронил шокер.

– Угг…

Я подобрал шокер. Мария может удержать Миядзаки-куна, но на большее насилие она не способна. Стало быть, сейчас моя очередь.

Я принял его сердитый взгляд, не отводя глаз. Я не отступлю. Если он считает меня врагом, я последую его примеру.

– Прости.

Я прижал включенный шокер к его шее.

Миядзаки-кун со стоном свалился на пол.

– …Кадзуки, идем отсюда.

– Хорошо.

Но когда я уже собрался выйти из комнаты, в мою правую ногу что-то вцепилось.

–!..

Я резко развернулся. Миядзаки-кун, лежа на полу, держал меня за ногу. Правда, настолько слабо, что стряхнуть его должно быть легче легкого.

Он поднял голову.

– Прости.

Что?..

– Прости, что я опоздал. Прости, что не мог спасти тебя вовремя. Я стану сильней… я стану сильней ради нас обоих…. Так что, пожалуйста, дай мне еще хотя бы один шанс!..

Ааа, нет.

Эта истовая мольба адресована не мне.

Я закусил губу и поднял правую ногу. Стряхнуть его руку действительно оказалось просто.

Затем я прижал шокер к спине Миядзаки-куну.

– …Не будет у тебя больше шанса.

Потому что я собираюсь растоптать это желание.

Я включил шокер. Голова Миядзаки-куна упала и больше не шевелилась.

…Прости.

Наверняка Миядзаки-кун это сказал [ему].

Но может, это извинение и [мне] тоже было адресовано… такая мысль меня вдруг посетила.

Я перешагнул через Миядзаки-куна и подобрал его мобильник.

– Кадзуки, что ты делаешь?

Я открыл голосовое письмо.

«…Спаси… меня… Пожалуйста, брат, спаси меня!..»

 

И я понял наконец, кто такой [Юхэй Исихара].

К оглавлению